Роберт проснулся в шесть тридцать утра.

Почему — так рано?

Во-первых, в восемь ноль-ноль должен был подъехать репортёр Морис Мюллер: предстояло принять душ, одеться, собраться, позавтракать, ну, и мысленно наметить сценарий (а также его возможные варианты), будущего разговора с лидером уругвайских фашистов. Во-вторых, мысли всякие и разные, связанные с предстоящим отлётом Инни, бестолково и настойчиво бродили в голове. Всё бродили, сволочи, и бродили…

Итак, он проснулся, натянул шорты и футболку, вышел на кухню, хлебнул из кружки вчерашнего холодного чая и, приоткрыв форточку, закурил первую утреннюю сигарету.

— Гав-в? — появившись на кухне, предположил Рой, мол: — «Терзаешься сомнениями, хозяин? Вдруг, маньяк из Буэнос-Айреса направится прямо в Мендосу? Ну, для того, чтобы убить беззащитного Грегори Благоева? А там, как раз, мы с Инэс и будем? Как бы, мол, чего не приключилось?».

— Ага, терзаюсь, — от души затягиваясь ароматным табачным дымом, подтвердил Роберт. — Не без этого…

«Ну, и дурак», — желчно прокомментировал не выспавшийся и от того мрачный внутренний голос. — «Терзается он, деятель, понимаешь. Тьфу, да и только…. Не сомневайся, абсолютно верное и правильное решение. Нечего сейчас Инни делать в Буэнос-Айресе. В том плане, что здесь теперь откровенно небезопасно. Ну, не полетит сейчас наш маньяк (или же маньячка), в Мендосу, так как фигура ветерана Грегори Благоева — в его воспалённых мозгах — отошла на второй план. Нынче, братец, ты для него (для неё) — мишень за номером «один».… Да, судя по всему, идёт активная, масштабная и целенаправленная «зачистка хвостов». Да, наверняка, планировалось «убрать» тебя и «писателя в футляре» одновременно. Да, получилось только частично. Но маньяки — ребята на редкость упорные и настойчивые. Неудачи, зачастую, их только распаляют и подстёгивают…. Что может заставить маньяка — остановиться и отказаться от задуманного? Только что-нибудь очень и очень важное. И это «очень важное» — для каждого из этой серо-жёлтой братии — насквозь разное и строго-индивидуальное. Попробуй, что называется, угадай…. Хотя, конечно, есть и унифицированное средство. Причём, многократно-проверенное. Пуля в лоб, я имею в виду. Или же в сердце. На выбор…. Как злодей (или же злодейка), узнал о запланированной встрече с автором романа «Неизвестный Эскадрон»? Вариантов, если смотреть правде в глаза, не так уж и много. Первый: чей-то телефон находился «на прослушке» — или твой, братец, или же покойного герра Дитера. Второй: маньячкой является секретарша Лусия Месси, барышня, безусловно, осведомлённая и информированная. Третий: означенная «осведомлённая и информированная барышня» работает — осознанно, или же не подозревая о том, — на искомого маньяка. В последнем случае, кстати, за её жизнь я и ломаного гроша не дам…. Короче говоря, братец. Не терзайся, наплюй и разотри. Ты всё правильно решил-придумал. Пусть наша нежная и трепетная миссис Ремарк — в компании с обожаемым пёсиком — проведёт некое время в провинциальной и спокойной Мендосе. Лишним, честное слово, не будет…».

— Не будет, — решительно затушив в пепельнице окурок, пробормотал Роберт. — По крайней мере, буду в это верить…

Он накормил Роя, посетил туалет, побрился, наскоро принял душ, тщательно растёрся махровым полотенцем и, вернувшись на кухню, занялся приготовлением завтрака.

Вскоре на кухню, грациозно завязывая поясок полупрозрачного пеньюара, вошла Инни — сонная, растрёпанная и ужасно милая.

Вошла, пристав на цыпочки, звонко чмокнула мужа в свежевыбритую щёку, а после этого заинтересованно задёргала носом:

— О, узнаю эти божественные ароматы! Никак, яичница с беконом, помидорами и зелёным лучком? Любимая пища всех авантюристов и авантюристок этого бренного Мира? Отлично. А Рой уже накормлен? За-ме-ча-тель-но. Я — в душ…

Во время завтрака Роберт попытался проинструктировать жену — относительно такого понятия, как «элементарная осторожность», мол, что такое слежка, по каким признакам её определяют, и что надо делать, если таковая выявлена.

— Милый, не трать времени зря, — непонятно улыбнувшись, посоветовала Инэс. — Напоминаю, что среднюю школу я заканчивала на Кубе. И не просто так — школу, а «школу для детей погибших революционеров». Так что, во многих «шпионских» вещах-штучках я разбираюсь ещё с пятого класса…. Кстати, уже тридцать пять минут восьмого. Скоро подъедет столичный репортёр…. А во что ты оденешься? В угольно-чёрный «перонистский прикид»?

— Сегодня нет необходимости — маскироваться под «портеньо», — непринуждённо передёрнул плечами Роберт. — Человек, с которым мы должны встретиться, знает, кто я такой. Так что, нацеплю, пожалуй, светлую футболку и свой любимый джинсовый костюмчик…

«Правильно, братец», — одобрил понятливый внутренний голос. — «Абсолютно верное и насквозь прагматичное решение. В джинсовой курточке имеются три специальных внутренних кармана. В один вмонтированы и намертво закреплены пластиковые ножны, в которые — в свою очередь — помещён дельный стилет. Из второго очень удобно выхватывать (гораздо быстрее, чем из наплечной кобуры), пистолет. А в третий идеально помещаются две запасные пистолетные обоймы…. Понятное дело, что нашей трепетной и впечатлительной миссис Ремарк об этом говорить не стоит. Незачем её беспокоить. Пусть думает, что предстоящая встреча будет насквозь мирной и познавательной…. А ещё не забудь — в обязательном порядке — написать «свежее» заявление о находке огнестрельного оружия и боеприпасов к нему. Типа — ради пущего порядка и спокойствия…».

Без семи минут восемь он подошёл к входной двери и попрощался с Инни и Роем.

— Гав! — бодро завиляв хвостом, откликнулся пёс, мол: — «Не волнуйся, хозяин. Всё будет в лучшем виде. Присмотрю, так и быть, за нежной и хрупкой девушкой. Не переживай…».

— Поцелуй меня, Робби, — попросила Инэс. — Ещё…. Ещё…. Хватит. А ты меня любишь?

— Люблю.

— А как — любишь?

— Как потомственные и надменные пастухи-гаучо — бескрайнюю и бело-голубую аргентинскую пампу.

— Всё, иди. Вечером созвонимся…

Он вышел из «Меблированных комнат Жоржиньо».

Улица Виамонте была тиха, задумчива и пустынна.

— Странная нынче погода, — мельком взглянув на небо, пробормотал Роберт. — Заметно похолодало — по сравнению с вчерашним днём. Жёлто-блёклое солнышко, конечно, светит. Но оно, как будто, совсем другое. Ленивое какое-то. Словно, внезапно зажадничав, отдаёт гораздо меньше тепла и света…. Ещё один приметный природный казус. Небо — тёмно-тёмно-синее и практически безоблачное. Но, не смотря на это, с него падают меленькие капли…. Капли дождя? Вряд ли. Это, скорее всего, лёгкая туманная дымка, парящая где-то в бездонной вышине и практически невидимая для человеческого глаза, конденсируется — на всём подряд: на асфальте тротуара, на стенах домов, на зелёных листьях деревьев и кустарников, на моём лице и ладонях…. С чего — конденсируется? С того, что заметно похолодало. Замкнутый круг…

Глухо загудел автомобильный мотор.

Из-за поворота показался длиннющий светло-голубой «Линкольн», произведённый, судя по характерным линиям автомобильного корпуса, ещё в восьмидесятых-девяностых годах прошлого века.

Появился, неторопливо покатил по улице и, надсадно закашлявшись, остановился. Плавно приоткрылось правое заднее боковое стекло, и в образовавшемся проёме показалась курносая женская мордашка — в обрамлении мелких рыжих кудряшек.

— Привет, Ремарк, — непринуждённо поздоровалась «мордашка». — Я — Исидора Мюллер. Ты, говорят, хотел поговорить со мной? Не возражаю, красавчик. Обходи машину, распахивай дверку и присаживайся рядышком. Поболтаем…

«Исида, без сомнений, здорово похожа на своего братца», — устраиваясь на заднем пассажирском сиденье, отметил Роберт. — «Такая же невысокая, плотная, краснолицая и рыжеволосая. Впрочем, ничего странного, близнецы, как-никак…. Чем она отличается от Мориса? Во-первых, на носу имеются очки с толстыми линзами. Во-вторых, волосы не гладкие, а, наоборот, кудрявые. Искусственно-кудрявые, скорее всего. Но, безусловно, так же болтлива, непосредственна и непредсказуема…. А одета — абсолютно безвкусно: бездарно-декольтированная блузка и короткая-короткая пёстрая юбочка, из-под которой выглядывают ярко-розовые ноги-сардельки. Бр-р-р, какая гадость…».

Машина, надсадно запыхтев, тронулась с места.

— Сестрёнка с нами ненадолго, — пояснил Морис. — Только до ближайшей станции метро добросим.

— Ага, совсем ненадолго, — тут же зачастила Исида. — Тут до метро — чуть больше километра. Поэтому сразу же перехожу к делу…. Значит, Ремарк, интересуешься, как часто в Аргентине убивают археологов? Нередко, надо признать. И «настоящих», тех, которые занимаются официальной наукой. И «диких», то есть, банальных охотников за древними сокровищами и всякими ценными артефактами. Десятка полтора-два за год. А ещё примерно столько же пропадает без вести…. Кто убивает и за что? Считается, что испанцы, придя на эти земли несколько веков тому назад, достаточно быстро уничтожили почти всех индейцев — и кечуа, и керанди. Но это, как и всегда, только считается. Кто-то, всё же, выжил, спрятавшись в укромных уголках пампы, сельвы, а также в тайных горных пещерах. Кто-то прибился к гаучо. Кто-то успешно ассимилировался с пришельцами…. Короче говоря, в провинциальных районах Аргентины хватает всякого народа, живущего по старинным укладам-традициям и поклоняющегося — на былых Капищах и развалинах древних-древних поселений — прежним индейским Богам. Теульче, вообще, «оккупировали» большинство западных предгорных льяносов…. А тут приходят — всякие и разные — да и начинают, ни у кого не спрашивая разрешений, заниматься комплексными раскопками. Причём, зачастую, именно в тех местах, которые у местных жителей почитаются как «святые»…. И этих незваных «копателей» — иногда, время от времени — убивают. Ничего странного, на мой частный взгляд…. Что-что? Толкуешь, мол, убийства ребят из «Клуба четырёх» носили ритуальный характер? Ну, и что из того? Практически всех археологов (и «белых», и «чёрных»), убивают, так сказать, «ритуальным» образом. Одним — ещё при жизни — глаза выкалывают. Других сжигают на жарких кострах. Третьим отрубают руки-ноги-языки. С четвёртых снимают скальпы. Вольные дикари, что ты хочешь…. Так что, сердца, пронзённые археологическими скребками, не являются чем-то из ряда вон выходящим. Совсем обычное дело, если вдуматься. Так что, инспектор, не забивай себе голову всякой ерундой…. Ага, метро. Тормозим…. Всё, побежала. Пока, братик. Будь здоров, Ремарк. Держи визитку — на всякий случай…

Исидора Мюллер покинула машину, хлопнула автомобильная дверка, и старенький светло-голубой «Линкольн» неторопливо покатил дальше.

«Что это было?», — недоумённо забормотал сбитый с толка внутренний голос. — «Ничего не понимаю…. Это она нам так зубы заговаривала? Причём, намеренно, хамовато и в наглую? Мол: — «Забудь, Ремарк, про этих убитых археологах. Суета сплошная, бесперспективная и законченная. Их дикари необразованные прикончили. И не более того. Ну, никакого отношения эти «скребковые» смерти не имеют к смертям ветеранов «АнтиФа». Ни малейшего…». А для чего, пардон, заговаривала? И, главное, по чьей просьбе? Может, самостоятельно? То бишь, по собственному почину, так как и является маньячкой? Или же наша рыжая Исидора сказала чистую правду, и на изучение материалов по «Клубу четырёх» времени тратить не стоит? Мол, с ним и без того туго? Очередная коварная и безобразная шарада, так его и растак…».

— О чём задумался, инспектор? — не оборачиваясь, прервал затянувшееся молчание Морис Мюллер.

— Да так, обо всём понемногу.

— Понятное дело. Аналитические размышления — пшеничный хлеб настоящего сыщика. Причём, со сливочным деревенским маслом…. А где же наша симпатичная и обаятельная Инни Ремарк? Почему с тобой не увязалась? Наврал, наверное, что-нибудь — насквозь правдоподобное? Или же она отрабатывает по другому, насквозь перспективному направлению расследования?

— Да какие ещё там направления? — правдоподобно поморщился Роберт. — Просто, приболела немного. Совсем чуть-чуть. Дамская мигрень — это понимать надо…

— Ну да, ну да, мигрень. Нет вопросов…. А к разговору с Барракудой-младшим ты готов? Составил гениальный стратегический план?

— Ну, его в баню турецкую — план этот. Будем, приятель, импровизировать и лицедействовать…. Кстати, а почему этот Барракуда — «младший»? Следовательно, существует и Барракуда-старший?

— Существовал, — язвительно усмехнулся столичный репортёр. — Но его — лет десять тому назад — достали-таки ребята из «Эскадрона смерти». Тогда им ещё руководила легендарная донья Мартина Сервантес, бабушка нынешней Мары…. Дело было так. Ещё в прошлом веке Барракуда-старший (его настоящая фамилия — Шлиппенберг), здорово наследил в Аргентине: похитил и убил несколько крупных профсоюзных деятелей, натравил своих боевиков, вооружённых бейсбольными битами и металлическими прутьями, на мирную демонстрацию последователей Эрнесто Че Гевары, ну, и ещё всякого — по мелочам. А потом, обведя здешнюю полицию вокруг пальца, сбежал в Уругвай. Буэнос-Айрес на протяжении семи-восьми лет упорно и настойчиво добивался у Монтевидео выдачи означенного Шлиппенберга. Но уругвайские власти неизменно отвечали отказом, ссылаясь на недостаточное количество полновесных улик и прямых доказательств…. И тогда «Эскадрон» провёл блестящую операцию: Барракуда-старший был умело спровоцирован на захват мирного пассажирского лайнера, курсировавшего между столицами двух государств. Но на борту корабля фашиствующих молодчиков встретил суровый аргентинский спецназ. Встретил и, понятное дело, покрошил из автоматов и гранатомётов в полную труху. Сам Шлиппенберг-старший был захвачен в плен, но вскоре умер — повесился в тюремной камере…. Детали проведённой операции, конечно, широкой публике не известны. Но мне один знающий человек шепнул, что тут не обошлось без русских.

— Без подчинённых славного генерала «Виталя» Громова? — понимающе улыбнувшись, уточнил Роберт.

— Это точно. Не обошлось — без доблестных сотрудников российской спецслужбы «АнтиМетро». Они, говорят, занимались в нашем Буэнос-Айресе совсем другими делами. Но и в успешном захвате Барракуды-старшего — мимоходом — поучаствовали…

«Чёрт знает что!», — возмутился нервный и вспыльчивый внутренний голос. — «Кругом эти русские спецслужбы. Плюнуть, прямо-таки, некуда…. В нашей мирной и сонной Австралии что-то усердно мутят. Оказывается, что и в легкомысленной Аргентине успели отметиться по полной и расширенной программе…. И этот журналист Мюллер — совсем даже непрост. Любопытный такой, гнида толстощёкая, мол: — «А чем это симпатичнейшая миссис Ремарк у нас занимается? Неужто, активно копает по другому перспективному направлению?». Будь, братец, поаккуратней — с этим рыжим пройдохой. А также и с его сестрёнкой толстомясой…».

Старенький «Линкольн» ловко и непринуждённо припарковался на просторной автостоянке — среди нескольких сотен других машин.

— Бельграно! — торжественно объявил Мюллер. — Приехали, коллега. Прошу любить и жаловать. Вылезаем…. Подожди, только поставлю машину на сигнализацию. Тот ещё райончик, и угнать запросто могут…. Итак, — небрежно махнул рукой, в ладони которой была зажата ручка потёртого тёмно-коричневого портфеля, направо. — Там расположена современная жилая застройка с разнообразными торговыми комплексами и ресторанами, куда и направились водители-пассажиры всех этих авто. — А здесь, — указал налево, — находится так называемый «старый район». То бишь, городские кварталы, построенные лет так сто двадцать-тридцать тому назад. Часть из них скоро должны снести. Даже и проекты имеются.

— И правильно сделают, — одобрил Роберт. — Отсюда видно, что стены у многих домов обшарпаны, а насквозь-ржавые крыши никакого доверия не вызывают…. Ну, и куда нам?

— Конечно, налево…

Они, лавируя между припаркованными автомобилями, двинулись в нужном направлении.

Неожиданно Морис остановился и, нервно оглядываясь по сторонам, возбуждённо забормотал:

— Это же автомобиль Барракуды…. Вон тот чёрный БМВ последней модели. Я его по номерам узнал. Редкостная удача, редкостная. Давно мечтал…. А сколько сейчас времени? Чёрт, уже без восьми минут девять. Нельзя опаздывать. Нельзя. Иначе эта осторожная уругвайская гадина может насторожиться…. Ремарк, иди один. Поболтай с ним немного. А я подойду чуть позже….

— Что ты задумал?

— Нет времени. Потом объясню.

— Куда идти-то?

— Видишь — торец серого трёхэтажного здания? Это дом за номером «один» по улице Симона Боливара. У тебе нужен — за номером «девять». Вот, туда и направляйся.

— А как я узнаю Барракуду?

— Он возле нужного дома один будет. Не ошибёшься. Шагай уже. Не отсвечивай…

— Как скажешь, приятель, — Роберт, недоумённо пожав плечами, двинулся к серому дому.

«Бред законченный, так его и растак», — недовольно ворчал подозрительный внутренний голос. — «Что, интересно, придумал этот рыжеволосый беспокойный журналюга? Проколоть колёса на машине младшенького Барракуды? Или же исцарапать ржавым гвоздём — в полный хлам — капот, багажник и дверки? Зачем ему это? Непонятно. Хрень какая-то…. А райончик, действительно, тот ещё. Сразу видно, что нежилой — уже долгие-долгие годы. В доброй половине окон стёкла выбиты. Или же полувыбиты. Подъездные двери скособочены. Или же полностью отсутствуют. Бытовой и строительный мусор валяется и здесь, и там. А вон упитанная красно-бурая крыса перебежала через дорогу. Слава Богу, конечно, что не чёрная кошка. Спасибо и на этом…. Вот и «девятый» домик. Ничего необычного, такой же обшарпанный, скучный и мрачный, как и все остальные. И никого рядом с ним нет. Никого…. Стоп, братец, стоп. Это «девятый» дом от соседних ничем не отличается. Чего не скажешь о «двенадцатом», который находится на противоположной стороне улицы. У него же парадные отсутствуют. Вообще. То есть, располагаются, наверняка, с другой стороны. Странно это. Особенно учитывая тот факт, что здешние здания вплотную примыкают торцами друг к другу…. Не нравиться мне здесь, братец. Опасностью пахнет. Будь, пожалуйста, настороже…. Опа! В окне третьего этажа «двенадцатого» дома обозначилось какое-то мимолётное движение…».

Роберт, не раздумывая, бросился в сторону. Прыжок, кувырок, пируэт, прыжок…

Через несколько секунд он оказался за кубическим железным мусорным баком, валявшимся на тротуаре. А ещё, находясь в очередном кувырке-пируэте, рассмотрел — в окне третьего этажа дома напротив — призрачный человеческий силуэт.

«Мужчина, судя по всему», — прокомментировал увиденное хладнокровный внутренний голос. — «В тёмно-коричневой широкополой шляпе и с чёрной магазинной маской на физиономии. Больше ничего определённого, увы, сказать не могу. Ну, кроме того, что он сжимал в ладонях (наверное, и до сих пор сжимает), снайперскую винтовку…. Кстати, наше общее с тобой правое плечо слегка саднит. Следовательно, задел, гнида…. А винтовка у него, получается, оснащена глушителем. Практически бесшумно всё произошло. Ну-ну…. Слышишь, братец, глухие стуки? Это пули, выпущенные из снайперской винтовки, встречаются с корпусом нашего мусорного бака. Хорошо ещё, что он сделан-отлит из толстого металла. Повезло, чего уж там…. А что это ты, притворяясь штатским скромником, здесь разлёгся, а? Ну-ка, покажи этому субчику в маске — почём нынче фунт лиха. Давай-давай…».

— Сейчас покажу, — пообещал Роберт.

Он достал из кармана куртки пистолет, снял его с предохранителя, примерился и, резко выглянув из-за мусорного бака, открыл по нужному окну третьего этажа беглый огонь.

— Бах! Трах! Бах! — загремело сразу практически со всех сторон. — Ба-ба-х-х-х…