— Может, всё ещё обойдётся, а? — чуть подрагивая карминными, изысканно очерченными губами, вопросительно улыбнулась Инни. — Ошибка какая-нибудь? Недоразумение? Или же, например, элементарная квартирная кража?

— Не обойдётся, — скрипнув зубами, отрицательно помотал головой Роберт. — Входная дверь с «двойной опечаткой»? Это очень и очень серьёзно. Наверняка, речь идёт о значимом преступлении. Об убийстве, если выражаться напрямик…. Мы, милая, похоже, опоздали. Беспокойство в голосе деда проявлялось, отнюдь, не на пустом месте.

— Что теперь будем делать?

— Надо срочно посетить районное управление Прокуратуры. Полиция? Пока ни к чему, они, ведь, только фиксируют сам факт совершённого преступления. А непосредственно расследованием в Аргентине занимаются прокурорские работники…

Раздался тихий и задумчивый скрип, приоткрылась дверь, располагавшаяся напротив опечатанной, и в образовавшемся проёме возникло-появилось круглое женское лицо, украшенное глубокими старческими морщинами и многочисленными светлыми папильоткамив крашенных тёмно-рыжих волосах.

«Ей порядка семидесяти трёх-четырёх лет», — машинально отметил Роберт. — «Может, и больше, просто регулярно и старательно следит за своей внешностью…».

Пожилая женщина, грозно сдвинув тоненькие выщипанные брови к переносице, задала — на испанском языке — два коротких вопроса.

«Кто такие будете? И что вам здесь надо?», — любезно подсказал догадливый внутренний голос.

Инни попыталась что-то объяснить, но старушка, невежливо перебив её и пристально всматриваясь в Роберта, спросила — уже на английском:

— Ты, молодчик белобрысый, приходишься мистеру Гансу Моргенштерну внуком?

— Да, прихожусь…. А как вы, многоуважаемая сеньора, узнали об этом?

— Абсолютно ничего хитрого. Во-первых, соседушка мне как-то рассказывал, что к нему в гости из Австралии скоро приедет внук — в компании с молоденькой и смазливой жёнушкой. А, во-вторых, ты — точная копия Ганса. Тридцатилетнего Ганса Моргенштерна, я имею в виду. Мы с ним, почитай, пятьдесят пять лет — без малого — были соседями по лестничной площадке.

— Были? — громко сглотнув слюну, уточнил Роберт.

— Ага, были. Убили вчера, молодчик, твоего дедулю-зазнайку…. А какой был красавец-мужчина. Слов, прямо-таки, не хватает. В молодости, конечно. Даже ухлёстывал за мной, негодник такой…. Или же, наоборот, это я за ним ухлёстывала? Уже не помню, увы, в точности. Старческий склероз, извините…. Но несколько раз мы с ним, тем не менее, переспали. Так, чисто по-соседски, без далеко-идущих планов, задумок и последствий…. К чему это теперь скрывать, когда и скрывать-то, собственно, не от кого? Умерли все давно — ревнивые мужья-жёны…

— Извините, конечно, — вмешалась в разговор Инэс. — Но кто же убил сеньора Ганса? И за что?

— Никогда, пигалица кареглазая, нельзя перебивать старших, — рассердилась пожилая дама. — Ладно, прощаю на первый раз. Так и быть…. А ты — симпатичная и стильная. Вон, какого видного молодчика захомутала. Даже и под венец, судя по кольцам на пальцах, затащила. Одобряю…. Впрочем, и я в твоём возрасте была ничуть не хуже. Ничуть. В том плане, что совсем даже и не промах…

— Простите, пожалуйста, за невежливость…. А как вас зовут, уважаемая донья?

— Элизабета Алварес Ортега-и-Пабло

— Очень приятно, сеньора…. Но что же здесь произошло? Расскажите нам, пожалуйста.

— Значит, молодожёны австралийские, подробностями интересуетесь?

— Интересуемся, — подтвердил Роберт. — И даже очень. Если, конечно, вас не затруднит. Будем благодарны и признательны.

— Вежливый и обходительный парнишка. Знать, в покойного дедушку пошёл, — одобрительно усмехнулась старушка. — Только нет, ребятки, никаких подробностей. Извините, но — ни-ка-ких…. Дело-то, как и водится в таких серьёзных случаях, засекретили. Причём, сразу, умело и старательно. Как же, такого важного и заслуженного человека убили-погубили…. Слухи, сплетни и домыслы? Увольте, ради Бога. Брезгую. С ними вы можете ознакомиться практически во всех сегодняшних утренних газетах и газетёнках. Лично от себя рекомендую — «Clarin». Эти, по крайней мере, стараются не врать в открытую и не фантазировать излишне, без повода…. Вы, кажется, спрашивали, за что убили старину Ганса Моргенштерна? Надо думать, что за гордыню безмерную и грешную. Решил — на старости лет — прославиться на всю страну. Ну, и длинный язык распустил, меры не зная. Воспоминаниями, понимаешь, начал публично и бесконтрольно делиться. Вот, и доделился. Чего, впрочем, и следовало ожидать. А я, ведь, предупреждала. Причём, неоднократно…. Ладно, его дела. Проехали. О покойниках — либо хорошо, либо — никак.… Всё, голубки влюблённые, больше ничем не могу помочь. Не обессудьте. Всех благ.

Дверь закрылась, звонко щёлкнула «собачка» замка…

Они, молча спустившись по серой винтовой лестнице, вышли на улицу.

Мимо проходила живописная группа молодых людей: два паренька и две девицы. Юноши были одеты в чёрные узкие джинсы и широченные чёрные рубахи навыпуск. Девицы же — в тот день — предпочли строгую аргентинскую классику: голубые обтягивающие юбки до колен и белые кружевные блузки свободного покроя. На груди у каждой был закреплён большой значок с легкоузнаваемым профилем Эвы Перрон.

Инни обратилась к проходящим с вопросами.

Девицы, презрительно фыркнув и демонстративно глядя в сторону, прошли мимо. А юноши, всё же, остановились и на заданные вопросы ответили. Но так — кратко, сжато и без особого желания. Ответили, сопровождая короткие фразы скупыми жестами, и активно зашагали дальше, догоняя своих горделивых спутниц.

— Что это была за странная компания? — поинтересовался Роберт.

— И в чём же, по твоему мнению, выражалась означенная странность?

— Во-первых, приметная одежда, слегка напоминающая униформу. Во-вторых, эти пафосные значки на белоснежных девичьих блузках…. Они, что же, являются членами какой-то местной молодёжной организации?

— Ты, милый, всё верно понимаешь, — неоднозначно вздохнув, согласилась Инни. — Понимаешь, Аргентина — ужасно-политизированная страна. Так, уж, повелось с незапамятных времён…. Сколько сегодня здесь насчитывается политических партий и иных аналогичных организаций? Думаю, что никак не меньше пятидесяти-шестидесяти. В том плане, что, наверняка, намного больше…. Кем являются эти конкретные представители и представительницы славной аргентинской молодёжи? Судя по отдельным деталям их одежды и характерным повадкам, классическими и убеждёнными перонистами. Хотя, могут оказаться и хустисиалистами, и правыми ультра. Или же, вообще, военизированными католиками. Но точно — не социалистами (всех мастей), и коммунистами. У тех на значках был бы изображён Эрнесто Че Гевара. Или же Лев Троцкий. Или даже сам Иосиф Сталин.

— А почему эти симпатичные девушки отнеслись к тебе так…э-э-э, высокомерно?

— Презрительно они ко мне отнеслись, чего уж там…. Почему? Естественно, из-за моего легкомысленного внешнего облика. Яркий макияж на лице. Ногти на пальцах рук наманикюрены. Юбочка — на их пуританский взгляд — слишком коротковата. Топик — вызывающе-обтягивающий. Короче говоря, не являюсь «правильной и продвинутой» барышней, думающей — в первую очередь — о насущных и глобальных проблемах нашего бренного и многострадального Мира…. О чём, спрашивается, можно говорить с такой бездарно-поверхностной вертихвосткой? Правильно, ни о чем…. Ладно, это их личные и приватные тараканы, нагло оккупировавшие молоденькие и неокрепшие мозги. Не осуждаю. Бывает. Чего уж там…. Зато парни «в чёрном» мне чётко разъяснили — как дойти до ближайшей «прокурорской конторы». Здесь совсем и недалеко, минут семь-десять пешочком…

Районное управление Прокуратуры городского округа «Палермо» располагалось на тихой и зелёной улочке, в приземистом и мрачном пятиэтажном здании с серо-розовыми мраморными колоннами.

На главной «прокурорской» проходной, как и полагается, обнаружилась стандартная пропускная «вертушка», рядом с которой — в просторной стеклянной кабинке — сидел суровый широкоплечий облом с пустыми «оловянными» глазами, облачённый в строгий угольно-чёрный офисный костюм.

Инэс — по-испански — поведала о цели их визита.

На человека в чёрном костюме её рассказ не произвёл никакого впечатления: в его глазах по-прежнему плескалась лишь серая безысходная скука, слегка разбавленная безгранично-ленивым равнодушием.

Пришлось повторить. На этот раз — более длинно, эмоционально и развёрнуто.

Облом, пару раз понимающе покивав массивной коротко-стриженной головой, кому-то позвонил по внутренней телефонной связи, после чего попросил немного подождать и сохранять спокойствие.

И минуты не прошло, как возле «вертушки» появился приметный тип: высокий, смуглолицый, черноволосый, худой, поджарый, с тоненькими щегольскими усиками над верхней губой и с ярким цветным платком на жилистой шее.

«Слегка напоминает породистого охотничьего пса, идущего по свежему следу потенциальной добычи», — сообщил наблюдательный и скорый на выводы внутренний голос. — «Наверняка, братец, это по наши Души. Местный азартный сыщик, надо понимать, настроенный «копать» по полной и расширенной программе…. А ещё он, судя по всему (а особенно по этим характерным усишкам и модному шейному платку), является идейным и записным мачо. То бишь, гнусным и беспринципным бабником, если выражаться напрямик…. Ох, смотри, приятель, как бы этот сластолюбивый пижон не положил глаз на нашу симпатичную и неповторимую миссис Ремарк. Если что — сразу же бей по наглой усатой роже. Сразу и не раздумывая. На поражение…».

— Мистер Моргенштерн? Внук покойного сеньора Ганса Моргенштерна? — обратился к Роберту на приличном английском «породистый охотничий пёс». — А это, — заинтересованно «мазнул» взглядом по стройной фигурке Инэс, — ваша супруга?

— Да, всё правильно, — кивнув головой, подтвердил Роберт и, дабы изначально не «уронить марку», попросил: — Представьтесь, милейший.

— Педро Карраско, старший криминальный следователь округа «Палермо», — охотно отрекомендовался «сластолюбивый пижон», после чего ожидаемо предложил: — Может, пройдём в мой служебный кабинет? Выпьем качественного бразильского кофе и поговорим? Согласны, уважаемые зарубежные туристы? — небрежно махнул правой рукой облому с «оловянными» глазами, мол: — «Эти люди — со мной. Незамедлительно пропустить…».

Пройдя через «вертушку», они — следом за местным криминальным инспектором — поднялись на второй этаж здания и вскоре, поплутав несколько минут по извилистым тесным коридорчикам, оказались в его служебном кабинете.

«Кабинет, как кабинет», — подумал Роберт. — «У меня, в сиднейском офисе, почти такой же: высокие стеллажи с документами, старенький одёжный шкаф, пара приземистых тумбочек, металлический сейф, письменный стол с креслом на колёсиках, компьютер, принтер, ксерокс-сканер, стулья для посетителей, кофеварка, маленький холодильник в дальнем правом углу.… Да и пахнет — однозначно знакомо: недавно выкуренной сигаретой и лёгким алкогольным перегаром. Только в моём кабинете стены выкрашены в нейтральный светло-бежевый цвет, а здесь густо завешены журнальными фотографиями голых и полуголых красоток — самых различных комплекций, цветов кожи и колеров волос…. Впрочем, это ещё ни о чём не говорит. Может, эти листы, аккуратно извлечённые из «мужских» журналов, закрывают собой — просто-напросто — гадкие протечки и неаппетитные пятна на стенах? А, что такого? Обычное дело, если вдуматься…».

Хозяин кабинета, заняв кресло на колёсиках и солидно откашлявшись, любезно предложил:

— Присаживайтесь, гости австралийские. Выбирайте подходящие стулья и присаживайтесь…. Надеюсь, паспорта при вас? Отлично. Давайте их сюда, взгляну — сугубо для порядка…. Итак, Роберт Моргенштерн. Паспорт австрийский, но прибыл к нам из далёкой и экзотичной Австралии. Что же, бывает. Абсолютно ничего криминального…. Инэс Ремарк, австралийская подданная. Но, позвольте, вы же сообщили охраннику на пропускном пункте, что являетесь мужем и женой. Почему же фамилии — разные?

— Либеральные австралийские законы этого не запрещают, — лучезарно улыбнувшись, пояснила Инни. — Более того, дружеское и служебное прозвище моего мужа — «Ремарк». Вот, я и решила — официально, так сказать, закрепить это приметное обстоятельство. Невинный женский каприз, и не более того…. А моя «девичья» фамилия — чисто для справки — «Сервантес».

— Как? Сервантес? Вот же, незадача…

— Что вы имеете в виду?

— Нет-нет, ровным счётом — ничего, милая миссис Ремарк. Извините. Это я о своём. Задумался слегка…. А авиационные билеты, по которым вы прилетели в Буэнос-Айрес? Где они?

— В моей дамской сумочке, конечно же. Вот, держите…

— Премного благодарен, — заинтересованно листая билетные книжечки, плотоядно оскалился Педро Карраско, но уже через полминуты его охотничий азарт куда-то испарился без следа, и он — скучным и тусклым голосом — объявил: — Никаких претензий, дамы и господа, к вам не имею. Можете быть свободны. Забирайте свои билеты и паспорта. Сейчас я вам выпишу пропуска — для охранника внизу…

— Не понял, — опешил Роберт. — Как это — свободны? Мы и так не были арестованными…. Что случилось?

— Да, собственно, ничего.

— А, кажется, понял. Всё дело — в дате и времени нашего прилёта…. То есть, когда мы в аэропорту Буэнос-Айреса спускались по самолётному трапу, мой дед был уже мёртв?

— Да, его убили часов за двенадцать-тринадцать до этого.

— То бишь, мы были вам интересны — только когда являлись потенциальными подозреваемыми по данному делу? А после выявления стопроцентного алиби — от ворот поворот?

— Вы всё правильно понимаете, уважаемый мистер Моргенштерн. Увы, но мне сейчас не до вас. Совсем нет времени. Дела. Начальство рвёт, мечет, нервничает и торопит. Приходите…м-м-м, скажем, послезавтра. Например, в это же время. Тогда и пообщаемся более подробно…

— А как же быть с обещанием — напоить нас качественным бразильским кофе? — Роберт вытащил из кожаного портмоне и небрежно выложил на письменный стол свою визитную карточку.

— Что такое? — заинтересовался Педро Карраско, а ознакомившись с содержанием визитки, поморщился, будто бы только что отведал кислого лимона, после чего неуверенно пробубнил: — Старший инспектор по особому разделу Прокуратуры австралийского штата Новый Южный Уэльс? Только этого мне и не хватало — для полного и однозначного душевного комфорта…. Хотя, это как посмотреть. Может, как раз, благодаря данному обстоятельству, мы с вами и придём к должному взаимопониманию…. Коллега, вам знакомо такое краеугольное понятие, как — «государственная тайна»?

— Знакомо, не буду скрывать. Высокая политика, стратегические интересы, предстоящие парламентские выборы и всё такое прочее.

— Вот-вот, и я о том же самом толкую, — облегчённо вздохнул аргентинский криминальный инспектор. — Расследование всех обстоятельств убийства дона Ганса Моргенштерна засекречено. Причём, по самому высшему и секретному уровню. Ничего не попишешь. А под чьим личным контролем данное расследование находится — даже сказать страшно. Такие громкие и знаковые фамилии (по крайней мере, у нас в Аргентине), не принято поминать всуе, — уважительно покосился в сторону Инэс. — Так что, предлагаю следующее. Ваша визитка с номером мобильного телефона — у меня. Если что — обязательно позвоню.

— Что — если что?

— Если появятся свежие новости — по ходу проводимого расследования. Новости, не относящиеся к разряду секретных, я имею в виду. Или же, к примеру, если потребуются ваши профессиональные навыки, знания и советы…. Договорились? Лады?

— Лады…

— Готова, обаятельный сеньор Педро, дать автограф, — неожиданно заявила Инни. — В обмен на чёткую и дельную информацию, понятное дело.

— Какой, извините, автограф?

— Ни — «какой», а — «куда». Вон, на правой стенке, над железным сейфом, висит мой фотопортрет в ярко-алом откровенном купальнике. Могу — прямо на нём — и расписаться.

— Инэс Сервантес? — прозрел Карраско. — Звезда модного телесериала — «Путь к сердцу героя»? Не узнал сразу. Виноват. Извините. Посыпаю голову пеплом и покорно прошу прощения…

— Ничего страшного. В сериале (да и на этой фотографии), я снималась в парике: длинные гладкие волосы — вместо настоящих, коротких и курчавых. Так что, вполне простительно…. Так как вам — моё предложение?

— Даже и не знаю, как теперь быть, — тут же впал в душевные терзания аргентинский криминальный инспектор. — Что делать? С одной стороны, секретность по высшему уровню. С другой, автограф знаменитой теледивы…. А как вы, уважаемые, относитесь к компромиссам?

— К разумным — сугубо положительно.

— Тогда предлагаю — честную и взаимовыгодную бартерную сделку: автограф в обмен на визитную карточку одного весьма дельного и очень полезного человека.

— Что ещё за человек? — подозрительно прищурился Роберт.

— Морис Мюллер, репортёр известной столичной газеты «Clarin». Или же корреспондент. Кто эту пишущую братию разберёт? Тем не менее, Морис вам, безусловно, пригодится. Он, как раз, и занимается (вернее, освещает их в столичной прессе), делами…э-э-э, аналогичными убийству уважаемого дона Ганса Моргенштерна. И мне иногда кажется, что репортёр Мюллер — по отдельным позициям — обладает даже большей информацией, чем все криминальные следователи и инспектора Буэнос-Айреса, вместе взятые…. А Морис вами непременно заинтересуется. Как же, внук легендарного Ганса Моргенштерна. Тем более, женатый на женщине с такой приметной «девичьей» фамилией…. И здесь вы, дамы и господа, не оплошайте. Трясите ушлого корреспондента — как грушу, щедро увешанную спелыми плодами…. Как вам, деловые партнёры, такие условия сделки?

— Нормальные условия. Принимаются.

— Тогда расписывайтесь, миссис Ремарк. Расписывайтесь, — искренне обрадовался Педро Карраско. — Большое и душевное спасибо. Такая честь для меня. Вы, сеньора Инэс, само совершенство…

— В морду получишь, — состроив зверскую гримасу, пообещал Роберт.

— Понял. Всё понял и не спорю…. Держите визитку репортёра. А это — ваши пропуска на выход…. Приятно было познакомиться, поболтать и всё такое. Не смею, уважаемые австралийские гости, больше вас задерживать. Извините, но уже через пятнадцать минут я должен быть — с кратким промежуточным докладом — на начальственном ковре у господина районного Прокурора…. Ах, да. Похороны дона Ганса. Вопрос об их дате и месте решается на самом Верху. Будет какая-либо однозначная информация — тут же свяжусь с вами…

Покинув районное управление Прокуратуры, они вышли на тихую зелёную улочку.

— А ты, Робби, говорил, что твой дедуля занимал — то ли в аргентинской полиции, то ли в городской Прокуратуре — какую-то «скромную и неприметную должность», — пожурила Инни. — А он, оказывается, «известный» и даже «легендарный». Более того, всем обстоятельствам его безвременной кончины присвоен высокий статус — «государственной тайны»…. Как такое может быть?

— Сам теряюсь в предположениях и догадках.

— Ну-ну…. Ещё что скажешь?

— Запоминай, милая, все странности, неувязки и нестыковки. Все-все-все. Даже самые мельчайшие, безобидные и внешне-неприметные. Вечером обязательно обсудим.

— Предполагаешь, что имеет место быть — «серия»?

— Уверен на девяносто пять процентов из ста, — помолчав секунд пятнадцать-двадцать, подтвердил Роберт. — Помнишь утреннюю бабулю из безымянного ресторанчика? Которая, разволновавшись, случайно разбила чашечку из-под кофе?

— Конечно, помню.

— А её слова? Мол: — «Маньяк это. Точно вам говорю. Не сомневайтесь. Он уже второе лето подряд убивает заслуженных пенсионеров из «Эскадрона смерти»…»?

— Считаешь, что старушка говорила про убийство твоего деда, о котором написали в здешних утренних газетах? — задумалась Инэс. — То есть, получается, что Ганс Моргенштерн — до выхода на пенсию — служил в приснопамятном «Эскадроне»?

— Получается, что так.

— Наши дальнейшие действия, господин старший «маньячный» инспектор?

— Первое. Звоним ушлому репортёру Морису Мюллеру и договариваемся с ним об экстренной встрече. Второе. Покупаем сегодняшнюю утреннюю газету «Clarin» и знакомимся с её содержанием. Ну, а с «третьим» и «четвёртым», пожалуй, мы определимся чуть позже. Что называется, в рабочем и рутинном порядке.

— А всяких странностей-то — предостаточно. И здесь, и там.

— Вот и копи их, кареглазка. Потом обсудим. Вечером…