С того памятного и откровенного разговора прошло почти двое суток. Наступил четверг. Вернее, только его утро.

Зазвенел дверной звонок.

— Значит, кто-то из наших припёрся, — направляясь в прихожую, предположила Инни. — Раз дежурный консьерж предварительно не перезванивал по домофону…

— Наверное, Габов, — попробовал угадать Роберт.

— Гав! — возразил из своего кресла-качалки Рой. — Гав!

— Считаешь, что Танго? Железобетонно уверен? Ну-ну…. А с чего, братишка, ты так решил?

— Гав-в-в.

— Мол, характерная женская манера звонка? Сейчас проверим, хвостатый знаток привычек и особенностей человеческих…. Да, ты прав. Прими мои искренние поздравления…

В столовую-гостиную — в сопровождении Танго — вернулась Инэс.

— Гав? — бесконечно удивлённо выдохнул Рой, мол: — «Что это ещё такое? Удивлён беспредельно. Ошарашен, сбит с толка и поражён. Так его и растак…».

Танго была вся в чёрном: чёрное облегающее платье до колен, чёрная кардиган-накидка, чёрные колготки, чёрные туфли, чёрная бандана — на чёрных же волосах. Это уже не говоря об очках с затемнёнными стёклами на курносом носу.

— Действительно, необычный образ, — согласился с псом Роберт. — Мрачновато слегка. То бишь, демонстративно мрачновато и подчёркнуто-демонично. С откровенным шпионским перебором…. Правда, Инни?

— Не скажи, любимый, — возразила Инэс, которая, естественно, была просвещена во все обстоятельства возникшей ситуации. — Шпионы, они, наоборот, стараются быть неприметными. Их любимый цвет — серый, а совсем и не чёрный.

— Гав! — поддержал Рой, мол: — «Какая из неё — российская шпионка? Вот, если бы к угольно-чёрной бандане была бы пришпилена ярко-красная звезда, тогда-то оно — да. Без сомнений…».

— Сами — дураки, — усаживаясь за стол, беззлобно проворчала Танго. — Юмористы доморощенные и неумелые выискались. Обыкновенная оперативная необходимость. Похороны же сегодня, если подзабыли…. Вы-то, небось, в машине будете сидеть, наблюдая за участниками мероприятия? А мне — совместно с Фредди и прочими «топтунами» — предстоит на пленере работать. То есть, среди народа, желательно не выделяясь из общей «похоронной» массы…. Ну, что у нас сегодня на завтрак? Сосиски с консервированной красной фасолью? Давайте. Как говорится, регулярное и калорийное питание — для солдата — залог будущих славных побед…

— Габова надо подождать.

— Не надо…. Где моя тарелка? Инни, накладывай. Мне — четыре сосиски. Ну, и фасоли, понятное дело, побольше.

— Почему это — не надо? — насторожился Роберт.

— Ну, потому…. Не будет его сегодня.

— Неужели, приболел? — ахнула мнительная Инни.

— Типа того…

— Типа — это как?

— Так, — пытаясь скрыть смущение, Танго увлечённо впилась белоснежными зубами в тёмно-розовый бок сосиски и одобрительно заурчала: — Вкуснотища неземная и отпадная…

— Не темни, соратница, — посоветовал Роберт. — Всё равно, придётся рассказать. В любом раскладе.

— В любом?

— Ага. Железобетонно. Колись.

— Короче говоря, э-э-э…. Иван вчера, отринув в сторону бестолковую нерешительность, решил признаться мне в неземной и страстной любви…

— Продолжай-продолжай.

— Ну, и признался, понятное дело.

— А ты?

— Что — я? — разволновалась Танго и, кипя от возмущения, принялась азартно и зло кусать вторую сосиску. — Ну, что я могла сделать? Сперва попыталась, как и учили, всё свести к шутке, мол: — «Служебные романы, они абсолютно несерьёзны и полностью бесперспективны, так, только маета одна и геморрой душевный…». Но ничего не получилось. Габов только пуще прежнего распалился и давай дальше уверять в серьёзности своих чувств и намерений. А так же, понятное дело, добиваться однозначного ответа…

— И?

— Пришлось, всё же, ответить…. То есть, признаться, что уже давно и плотно являюсь женщиной замужней. Более того, любящей и — до пошлого неприличия — верной…

— А он — кто? — тут же загорелась азартная и без всякой меры любопытная Инэс. — Ну, тот мужчина, которому ты так неприлично верна? Кто же является единоличным королём твоего глупого и горячего сердца?

— Королём? Бери выше, подруга, Императором.… А раз я — «Кузнецова», значит, и он, как легко догадаться, является — «Кузнецовым». Служит, понятное дело, Родине. Армейское прозвище — «Хантер».

— Поздравляю, — хмыкнул Роберт. — Отличный выбор. Кто бы сомневался…. Но, всё же. Чем дело-то закончилось? С Габовым, я имею в виду?

— Расстроился, конечно. И в серьёзный запой ушёл.

— Откуда знаешь — про запой?

— А Ваня мне звонил — часа три с половиной назад, на рассвете, — вздохнула Танго. — Пьяный в хлам. Стихи читал — о любви: и на русском языке, и на английском. И свои, и чужие…. Ну, а вы, парочка счастливая и влюблённая, что межуетесь? Кушайте. Налегайте на сосиски. Нам уже на похороны пора…

На похороны Сильвио Висконти Роберт и Танго поехали вдвоём — Инэс в самый последний момент отказалась, объяснив это своё решение так:

— Не люблю я, ребята, кладбищ. И смерть не люблю — во всех её проявлениях многогранных. И всех этих официальных процедур похоронных, наполненных — без конца и без края — лицемерием махровым. С Души, извините, воротит…. Лучше я в театр поеду. Репетиции, правда, начинаются только завтра, но ничего: послоняюсь по костюмерным, в кулисах постою, с билетёршами поболтаю. То, да сё. Напитаюсь — внепланово — волшебной атмосферой театральной. Для лучшего, так сказать, мировосприятия…

Они уселись в тёмно-синий «Шевроле Лачетти».

— Чёрт, помню, что похоронная церемония начинается в час дня. Но, вот, на каком кладбище? Внимания не обратил, — признался Роберт. — Что же теперь делать? Вернуться в квартиру и навести справки в Интернете?

— Возвращаться — плохая примета, — нравоучительно известила Танго. — В том глубинном смысле, что не очень хорошая. По крайней мере, так мы, русские, считаем…. Заводи двигатель, Ремарк. Поехали.

— Куда?

— Конечно же, на запад. Как и завещал нам великий и непревзойдённый Джек Лондон, мол: — «Чтобы не случилось, всегда держите курс на запад…». Если, понятное дело, я ничего не путаю.

— Нет, так не пойдёт. Тем более что Лондон говорил, как мне кажется, про север…

— Ха-ха-ха! Я же просто пошутила…. Нас, русских, считают безалаберными раздолбаями и забывчивыми раздолбайками. Так вот, лично ко мне все эти громкие термины не имеют никакого отношения. Ну, ни малейшего. Являюсь, образно выражаясь, редчайшим исключением, так как до тошноты памятливая, дотошная и предусмотрительная…. Заводи, короче говоря, машину и рули на запад. А точнее, к англиканскому кладбищу «Руквуд», где и намечены похороны доктора Сильвио Висконти. Ты рули, а я, дабы с пользой скоротать время в дороге, буду делиться имеющейся информацией, случайно осевшей в моей аналитической голове.… Итак, Руквудское кладбище было основано в далёком 1867-ом году и на сегодняшний момент является крупнейшим некрополисом (то есть, кладбищем), Южного полушария нашей замечательной и прекрасной планеты, так как занимает площадь около трёхсот гектар…. В гектарах тебе, Ремарк, не очень привычно? Хорошо, иду навстречу и уточняю: порядка восьми сотен акров. Так, надеюсь, доходчивей? Тогда продолжаю. На данном кладбище насчитывается более миллиона захоронений, что не может, честно говоря, не впечатлять…

Через двадцать пять минут они подъехали к «Руквуду».

— Вот же, непруха, — нажав на тормоз, расстроился Роберт. — Нам надо — к кладбищенскому входу за номером «пять». А дальше не проехать: к четвёртому входу, практически перегородив всю дорогу, направляется какая-то странная процессия, состоящая из нескольких сотен людей. Почему — странная? А одеты все эти деятели откровенно старомодно. Женщины в длинных юбках и тёмных кофтах, почти все со светлыми платками на головах. Большинство мужчин — в непривычной моему глазу военной форме, с разнообразными бородами на хмурых физиономиях. Передние, и вовсе, несут какие-то золотистые знамёна и деревянные доски с аляповатыми картинками на них. Ничего не понимаю…

— «Доски с картинками» — старинные иконы. «Золотистые знамёна» — хоругви, — охотно пояснила Танго. — А всё это вместе взятое, включая бородатых мужиков и скромно-одетых тётенек, является-называется — «русским казачеством». То есть, если смотреть в корень вопроса, все эти люди являются потомками переселенцев из России, перебравшихся в Австралию после знаменитой русской революции 1917-го года…. Что эти конкретные «потомки» здесь делают? На территории «Руквуда» имеется так называемый «казачий ряд». Следовательно, они пришли поклониться, соблюдая православные обычаи и традиции, родным могилам…. Сделаем, пожалуй, так. Ты, Ремарк, разворачивайся, уходи по проулку направо и поезжай — по параллельной улице — в объезд. А я выйду из машины и пройдусь пешочком. Встретимся у «пятого» входа.

— Зачем это тебе? — не удержался от вопроса Роберт. — То бишь, «пешочком»? Поехали вместе…

— Значит, надо, — покидая автомобиль, заговорщицки подмигнула соратница. — Мы же завтра поедем в деревню Алексеевку?

— Скорее всего. Если не случится, тьфу-тьфу-тьфу, ничего экстраординарного.

— Вот, и наведу подробные справки — относительно данного населённого пункта — у моих соотечественников. Мол, что, кто, почему и где. Русские, они всегда, проживая за рубежом, не выпускают друг друга из вида. Одно дело информация, полученная с помощью Интернета и всяких информационных баз, и совсем другое — почерпнутая из живого общения. Диалектика сыска…

Совершив задуманный объездной манёвр, он припарковался недалеко от кладбищенских ворот под номером «пять».

До начала прощальной церемонии с доктором Висконти оставалось ещё порядка сорока пяти минут, но народ уже начал съезжаться к Руквудскому кладбищу. Тут и там останавливались шикарные машины (в основном, «бентли», «мерседесы», «аудио» и «кадиллаки»), из которых вылезали солидные мужчины и женщины, одетые, безусловно, дорого, но относительно скромно.

«Скромно — сугубо вследствие скорбного характера предстоящего мероприятия», — мысленно ухмыльнулся Роберт. — «А так-то они развернулись бы — по полной программе. Местные богатеи, как-никак. Таких хлебом не корми, только дай поучаствовать в очередной «ярмарке тщеславия». Напялили, понимаешь, неброскую тёмную одежду, а золотые кольца и перстни, украшенные нехилыми брильянтами и прочими самоцветами, так с пальцев и не сняли. Впрочем, как и аналогичные серьги из дамских ушей…. И все эти люди являлись клиентами и клиентками умершего «психушного» доктора? Похоже, что большие деньги, отнюдь, не способствуют крепкому психическому здоровью…. А ещё здесь, как выясняется, не принято стесняться своей причастности к психическим расстройствам. Более того, эту «причастность» даже модно выставлять на всеобщее обозрение. Мол: — «Я настолько богат (или же богата), что потихоньку схожу от всего этого богатства с ума. Завидуйте, люди…». Чудаки и чудачки, право слово…».

Солидные господа и дамы, покинув не менее солидные автомобили, начали активно «кучковаться» и заинтересованно общаться между собой, переходя — время от времени — от одной «кучки» к другой.

«Круговорот богатых психов в австралийской природе», — подумалось. — «Сплошные потенциальные маньяки и маньячки. А также их близкие родственники, являющиеся, как раз, потенциальными жертвами. Жизненная диалектика, как любит выражаться наша Танго…».

Он достал из внутреннего кармана пиджака профессиональный японский диктофон и, включив его, принялся методично надиктовывать на плёнку всё подряд: номера и марки машин, имена и фамилии знакомых ему мужчин и женщин, а также прочие подмеченные мелочи и странности.

Раздался негромкий щелчок, приоткрылась автомобильная дверка, и на переднее пассажирское сиденье грациозно опустилась Танго.

— Как дела? — не выключая диктофон, поинтересовался Роберт.

— Просто замечательно, — объявила напарница. — А ещё и очень удачно. Переговорила с тутошними казаками и всё-всё узнала — про деревню Алексеевку и, понятное дело, про её жителей-обитателей. Даже разжилась номером мобильного телефона «алексеевского» деревенского старосты. После завершения похорон обязательно созвонюсь с ним и договорюсь — о нашем завтрашнем визите…. Смотри-ка ты, — ткнула указательным пальчиком в лобовое стекло. — Тебе, Ремарк, эта машина — случаем — не знакома?

За ярко-красным «Феррари» уверенно припарковался приземистый чёрный «Мерседес» с затемнёнными стёклами, и из него выбралась тоненькая светловолосая женщина в коротеньком тёмно-тёмно-синем платье и в туфлях того же цвета на высоченных «шпильках». Блондинка, приветственно помахав кому-то правой рукой и элегантно покачивая узкими стройными бёдрами, направилась к ближайшей «кучке» участников похоронного мероприятия.

— Трудно сказать, — пожал плечами Роберт. — Вообще-то, точно такая же служебная машина есть у Питера Модильяни. И царапина на капоте — аналогичная. Только номера другие.

— Номера временно поменяли, не вопрос. Более того, сам Модильяни, наверняка, сейчас и находится, прячась за затемнёнными автомобильными стёклами, на водительском месте. Вруном он отказался, мол: — «Никогда не был знаком с главным врачом психиатрической клиники…». Ага. Ещё как был…

— Я уже догадался об этом.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась Танго. — Исходя из чего, догадался? И когда?

— Во время нашей предпоследней встречи в служебном кабинете господина Прокурора штата. Я тогда подробно доложил — о результатах нашего визита в клинику. Не забыл, конечно же, упомянуть и о месте рождения «психушного» доктора. Вот, после этого Питер Модильяни и заявил, мол: — «Я тоже родом из Триеста, но с Висконти знаком не был, так как родился в бедной семье. А он же, наоборот, является потомственным итальянским аристократом. Вон, даже все стены в кабинете Сильвио завешаны дорогущими антикварными картинами…». Но я-то ничего про картины не говорил! Понимаешь? Значит, господин Прокурор штата ещё до этого нашего разговора лично побывал в кабинете доктора Висконти…. Железная логика?

— Железней не бывает. Молодец, старший инспектор…. Я же пошла другим, насквозь женским путём. То бишь, плотно пообщалась с двумя сотрудницами Прокуратуры «бальзаковского» возраста, обожающими сплетничать и «перемывать косточки» начальству. Выяснилось, что Питер Модильяни (якобы примерный семьянин), уже почти два года состоит в любовной связи с некой Моникой Вермблум — богатой наследницей крупного розничного бизнеса. Только, как выразились мои информированные собеседницы: — «У этой смазливой девицы «крыша слегка съехала». Постоянно лечится, меняя известные психиатрические клиники, от нервных срывов и хронических депрессий…». Из прокурорского «Мерседеса» — полторы минуты назад — Моника, как раз, и вышла. Я с её фотографиями в Интернете ознакомилась.

— Это что же у нас получается? — засомневался Роберт. — Прокурор штата Новый Южный Уэльс настоял на открытии «журавлиного» дела совсем не из-за «соображений высокой политики»?

— Думаю, что всё обстояло следующим образом. Сильвио Висконти узнал о смертях Томаса Смит-Осборна и Эстель Трапп. Узнал и понял, что рискует стать очередной жертвой. А поняв это, решил, что чем больше народа будет ловить жестокого маньяка (или же маньячку), тем лучше. Мол, пусть этим вопросом занимается и австралийское Агентство национальной безопасности, и сотрудники Прокуратуры штата — для пущей перестраховки…. Он обратился за помощью к своей пациентке Монике Вермблум, пообещав, естественно, взамен — супер-эффективное и современное лечение. А та — в свою очередь — «подкатила» к собственному любовнику Питеру Модильяни. Мол: — «Как хочешь, старый перец, но организуй широкомасштабный поиск этого злодея, который угрожает жизни моего лечащего врача. Хоть сам лично лови…. Попробуй только отказать, морда седоусая. И сексуальных утех лишу, и жёнушку твою введу в курс дела….». А потом мы — беспокойные и нестандартные — заявились к Висконти в «Триест». Поболтали немного, тумана напустили, заинтриговали от Души, да и убрались восвояси. Сильвио же, внимательно проанализировав итоги этого разговора, посчитал, что следствие идёт по ложному направлению, и решил нам помочь. То есть, позвонил мне и назначил встречу — дабы продемонстрировать некий важный документ, могущий пролить свет на суть происходящего. Но, к большому сожалению, не успел этого сделать, получив в сердце меткую пулю, выпущенную из пистолета на удивление информированного злодея…. Кстати, Ремарк, поздравляю.

— С чем, на этот раз?

— Ну, как же. Появилась новая, весьма перспективная фигурантка. Это я вышеупомянутую Монику Вермблум имею в виду. Во-первых, она — женщина. Во-вторых, богатая. В-третьих, «с головой не дружит». В-четвёртых, знакома — чёрт знает с кем и со всеми подряд. В-пятых, ты же сам говорил, что некоторые маньяки и маньячки умеют искусно манипулировать окружающими их людьми. В том числе, и с помощью экзотических сексуальных «ловушек»…. Что скажешь?

— Перспективная, конечно, барышня. Не спорю. Надо будет потом плотно заняться её алиби — по всем эпизодам «журавлиного» дела. По всем. Спасибо, конечно, за подозреваемую…

— Всегда — пожалуйста, — обворожительно улыбнулась Танго. — Заходи, старший инспектор, ещё…. Всё, мне пора. Пойду вращаться среди местной бизнес-политической элиты: слушать свежие сплетни и слухи, а также общаться и знакомиться, не выпуская из вида, понятное дело, госпожу Вермблум. Заодно и за нашими «топтунами» присмотрю, чтобы не расслаблялись и не халтурили…. А ты, Ремарк, оставайся в машине. То бишь, на наблюдательном командном пункте, как начальству и положено. Наблюдай и всё фиксируй. Тем более что твоя физиономия здесь многим известна. Только смущать людей будешь. Пока…

Танго, поправив на носу стильные пляжные очки, затерялась среди других участников похоронной церемонии.

Вскоре на дороге показался самоходный катафалк с установленным на нём тёмно-коричневым деревянным гробом, утопавшим в цветах. Показался, подъехал и — через распахнутые «пятые» ворота — проследовал на кладбищенскую территорию. Приехавшие «зрители» дружно устремились вслед за ним.

— Прощальное мероприятие стартовало, — сообщил диктофону Роберт. — Продолжаю наблюдения…. Машины, тем временем, продолжают прибывать. Что же, и всех опоздавших-припозднившихся «возьмём на карандаш». Никого не пропустим. Обещаю…

Через час с небольшим люди потянулись обратно: подходили к своим машинам, прощались со знакомыми, рассаживались и уезжали. Укатил, приняв внутрь стройную длинноногую блондинку, и «Мерседес» Питера Модильяни.

Появилась Танго и, заняв переднее пассажирское сиденье, невозмутимо доложила:

— Отработали по полной и расширенной программе. Всех зафиксировали: одних — на скрытые видеокамеры, других — с помощью фотоаппаратов, вмонтированных в пуговицы. И произнесённые над гробом торжественные речи тщательно записали на диктофоны. Теперь будет — что анализировать. Рабочего материала, слава Богу, хватает…. Хотя, знаешь, м-м-м, ничего подозрительного и необычного лично я не заметила. Похороны, как похороны…. А почему мы стоим на месте и никуда не едем? Ждём кого-то?

— Угадала, соратница. Ждём.

— А кого конкретно?

— Не знаю, — по-честному признался Роберт. — Просто есть люди, которые не любят мелькать на публике. А некоторым из них это, вообще, строго-настрого запрещено…. Вот, и ждём. Вдруг, кто-нибудь из таких скрытных и загадочных персонажей захочет попрощаться с покойным, так сказать, в приватном порядке? Всякое бывает…

— Это, Ремарк, ты специализированных учебников начитался? Или же толстых детективных романов?

— Ни того и ни другого. Просто внутренний голос мне настойчиво советует — подождать немного. В том плане, что, хотя бы, часа полтора. Можно и все два.

— Внутренний голос — это очень серьёзно, — уважительно кивнула головой Танго. — Я, по крайней мере, к своему всегда прислушиваюсь. Всегда, какую бы чепуху и чушь он не нашептывал бы…. Тогда, конечно, подождём. Не вопрос…

Только к концу третьего часа напряжённых ожиданий их терпение было вознаграждено.

В конце правой боковой аллеи солидно и размеренно загудело, и вскоре на дороге показался кортеж, состоявший из трёх автомобилей: из тёмно-серого «Роллс Ройса» (посередине), и двух бордовых внедорожников (скорее всего, японского производства).

— Вот, и он, — усмехнулся Роберт. — Добро пожаловать.

— Он — кто? — уточнила Танго. — Маньяк?

— Нет, конечно же. Скорее всего, это подъезжает самая вожделенная жертва нашего маньяка. Возможно, его «песенка лебединая». То есть, финальная точка, запланированная им…