С этого года в архиве сохранились и письма БНа, так что теперь есть возможность читать диалог соавторов в почти полном объеме — кое-каких писем всё же недостает.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 3 ЯНВАРЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Долго ждал от тебя письма и наконец дождался — оказалось, что письмо завалялось в гостинице на столе дежурного под большой чернильницей. Ну ладно, могло бы быть и хуже в новый-то год.

Праздники прошли тихо. Читал ребятам (Пулковским) рассказики. В общем им понравилось. Чистяков — профессиональный охотник — сделал ряд замечаний, как-то: 1. Зимние охотники обязательно берут с собой пули, 2. Нынче в деревнях никто не спит на лавках — на кроватях или на полу, 3. Окно локтем в домике лесника не выбить: окна высоки… и еще что-то, у меня записано. Наташка сказала, что в «КВоЦ» не развита нами самая интересная идея: «А если точка останова все-таки сработает? Как и зачем тогда жить?» Наташка полагает, что это есть проблема смысла жизни и что хорошо бы ее как следует развить. Вообще из рассказов более всего понравился «КВоЦ».

Насчет ССП очень интересно. Только я не понимаю, какие рекомендации требуются. По какой форме? Напиши, пожалуйста, подробнее, а то я не знаю, о чем просить Гора. То ли рекомендацию к творчеству Стругацких, то ли рекомендацию Б. Стругацкому, как члену актива Комиссии?

Ленке сообщи, что я тоже ее люблю, но сомневаюсь, чтобы она плакала от смеха, слушая СВД.

Из «Знания» получил поздравления на художественном бланке.

Никого не видел. Звонил Володьке, новостей особых нет. Суд над Б. отложен, потому что подсудимый сошел с ума. Сволочи вонючие!

Занимаюсь в основном математикой и писанием стихов для газеты «Новое Пулково». Словом, отдыхаю и накапливаю заряд. По ночам, когда не спится (а мне всегда не спится), думаю «ХВВ». Пока ничего особенного не придумал, кроме того, что не особенно нравится общее построение повести, как мы ее задумали. Буду думать еще.

Передавай привет Северу, пусть пришлет мне «День гнева». Привет Юре Манину и всем нашим.

Крепко целую, жду писем, твой [подпись]

Р. S. А что если отказаться от реализма ХВВ и объединить ее как-то со старой идеей о планете мещан? Помнишь, ты раскопал у меня старый план и отозвался о нем с похвалой?

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 5 ЯНВАРЯ 1964, [72] М. — Л.

Дорогой Боб.

Вчера вечером получил твое письмо, спешу ответить, бо новостей набралось немало. Прежде всего об ССП. Я уже писал тебе, что по предложению Ариадны написал заявление в СП РСФСР, и она его отнесла куда положено. Дальше события развивались таким образом. В пятницу неожиданно позвонил Томан и сообщил, что приемная комиссия Московского отделения собралась наконец нас рассматривать и что дело на мази, всё будет благополучно, только надо отнести в комиссию книги, вышедшие позже. Я пообещал, хотя сказал, что книг у меня нет. Прошел час, и позвонил Роман Ким, и ликуя и содрогаясь сообщил, что дело наше будет рассматриваться 29 января, что председатель комиссии Аркадий Адамов за нас — хотя и не читал нас — и что всё на мази и будет благополучно, только надо отнести недостающие книги и печатные отзывы. Я кряхтя и стеная поднялся, уложил в портфель два экза «Возвращения», один — «Стажеров», несколько газетных вырезок и поплелся. В ЦДЛ встретил Томана, он меня представил секретарю комиссии — с… там такая — и весело удалился, сообщив, что все на мази… (см. выше). Секретарь указала мне дополнить наши списки книг, что я и сделал, вымазавшись в чернилах по локти, а затем спросила, что же так мало книг. Тут же выяснилось, что все экзы СБТ, ШС и ПнА, которые мы тогда с таким трудом собрали, пропали. Надо принести новые, властно пожелала секретарша. Нету, скромно сказал я. Тогда не знаю, как быть, скучающе сказала она. Вы отвечаете за то, что вам дают, равнодушно сказал я. Выходите из положения как хотите. Видимо, она не привыкла к такому тону и не привыкла, чтобы книги разворовывали, потому что она снизила тон и сказала, что постарается сделать как можно лучше.

Сейчас позвонил Джереми и сообщил, что вчера вечером Кирилл Андреев перерезал себе вены. Он пока жив, но потерял много крови и лежит в больнице Склифосовского.

Коротко: когда я вернулся, позвонили из комиссии РСФСР и сообщили, что заявление наше принято, но мы должны начать всё заново: от тебя и от меня по отдельности характеристики от соответственно Ленинградской и Московской организаций, рекомендации, фотографии, анкеты, книги. Затем я связался с Ариадной. Она, узнав о шевелении в Московской организации, не была так оптимистична и стала наводить справки. Вчера я ездил к ней и узнал следующее. Никаких особых оснований на то, что все на мази и проч. нет. Московская приемная комиссия состоит из дряни и мерзавцев в большинстве, органически ненавидящих наш жанр. За нас там будет только Адамов и, возможно, Нилин. Если даже и обернется всё благополучно, существует опасность, что согласятся передать в Президиум на утверждение только меня, как москвича. Заседают они как тайный совет инквизиции, значит, наши друзья из «Литературки» явиться туда не смогут, и Ариадна тоже. Вызовут только рекомендующих, а их у нас теперь всего двое. С другой стороны, говорит Ариадна, рискованно теперь передавать дело в РСФСР: там могут понять это таким образом, что мы боимся не пройти в центральной организации, и откажутся вообще иметь с нами дело. С третьей стороны, провал 29-го может означать для нас, что ССП для нас надолго закроется.

Вот какое положение. При таком уровне неопределенности, когда даже Ариадна, знающая всё, явно растеряна, принимать решений я никаких не хочу. Пусть всё будет как будет. Наступит 29-е, покоримся судьбе. А там начнем бороться сначала.

Первый номер альманаха всё еще у Этингофа. Статья Травинского все-таки идет-таки во второй номер. Бела на днях принимается за наш сборник. Пока всё.

Целую крепко, твой Арк.

Привет маме и Адке, и всем ребятам.

Р.S. Новые сообщения:

1) Ариадна, чтобы присутствовать 29-го, договорилась с Адамовым и дает нам официальную рекомендацию.

2) Кирилл, оказывается, не делал попытки suicide, просто несчастный случай, скоро выходит.

Примерно с этого года в прессе разворачиваются сперва робкие, а позднее — всё более принципиальные дискуссии о фантастике. Поэтому и в публикациях этого года много как восторженных, так и резко отрицательных мнений о произведениях АБС.

В начале года в журнале «Коммунист» публикуется статья Брандиса и Дмитревского, в которой по поводу творчества АБС сказано по-доброму, а надо заметить, что в партийной прессе положительные отзывы ценились особенно: это было скрытое указание издательству: «Верной дорогой идете, товарищи!» И наоборот, любой отрицательный отзыв в партийной прессе указывал издательству на нежелательного автора.

БРАНДИС Е., ДМИТРЕВСКИЙ В. БУДУЩЕЕ, ЕГО ПРОВОЗВЕСТНИКИ И ЛЖЕПРОРОКИ

…Прекраснодушные мечты утопистов, создававших в отрыве от общественной практики свои воображаемые «города Солнца», уступили место научно обоснованным социальным построениям. Открылась возможность заглянуть в близкие и далекие дали. Этой возможностью вслед за Ефремовым воспользовались и другие советские писатели, стремящиеся изобразить будущее общество и людей будущего. Среди них — Аркадий и Борис Стругацкие, опубликовавшие за последние три-четыре года несколько повестей, связанных общими героями, переходящими из книги в книгу («Страна багровых туч», «Путь на Амальтею», «Возвращение (Полдень, XXII век)», «Стажеры»).

<…>

…братья Стругацкие переносят на людей будущего черты наших лучших современников. Они исходят из той мысли, что через двести-триста лет большинство людей будут такими, какие сегодня кажутся исключительными.

Необычные для нас условия и обстоятельства, в которых действуют герои Стругацких, порождают новые этические нормы и правила поведения. Так, молодые стажеры на космических кораблях, посещающих все уголки Солнечной системы, держат экзамены и на высокие человеческие качества… Этический пафос Стругацких находит яркое выражение в их новой повести «Попытка к бегству», где утверждается верная мысль, что нельзя совершить «прыжок» в коммунизм, минуя трудности настоящего. Право войти в коммунизм завоевывается делами сегодняшнего дня!..

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 9 ЯНВАРЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Спешу сообщить, что из твоего письма не понял ни хрена. Что от меня требуется? Что я должен делать? Какие-нибудь заявления? Рекомендации? Справки? Срочно отпиши или даже телеграфируй по необходимости!

У меня новостей нет. Я болею ангиной. Андрюшка болеет гриппом. Сидим с ним в номере и изнываем от скуки. Читаю книжки по кибернетике и теории информации. Любопытнейшие вещи обнаруживаются! Прочел Поля де Крюи «Борьба с безумием» — здорово! Теперь мне ясно, почему Мишка Хейфец все время хихикает: он гебефреник. Травинский переехал в свою новую, трехкомнатную. Мы все еще ничего не имеем. Появились шансы, доплатив, купить трехкомнатную в том же доме. Если это не повлияет на судьбу маленькой комнатки, куплю.

В общем писать нечего. Жду твоего сообщения. Если в ближайшее время поправлюсь и обрету ясность мысли, то напишу тебе письмо поподробнее с идеями.

Крепко целую, привет всем, твой [подпись]

Р. S. Что это там с Кириллом? Опять же я не понял.

Р. Р. S. Формулирую точно свое недоумение: Что от меня требуется в плане ССП?

Р. Р. Р. S. В «Вопр. Лит-ры», по-моему, пародия на нас? Или нет? Ну и пародии пошли — ни черта не понять.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 11 ЯНВАРЯ 1964, М, — Л.

Дорогой Боб.

Понимать из моего письма, собственно, и нечего было. Теперь от нас ничего больше не зависит. 29-го состоится разбор нашего дела в Московской комиссии, и повлиять на это ни ты, пия больше не можем. Что-то делает Ариадна, кого-то настрополял Абызов — у него много здесь друзей — вот и всё. Сложим руки и будем ждать. Положимся на судьбу. На наших рекомендателей. На совесть членов комиссии, черт подери наконец.

Что касается Андреева, то его супруга пустила парашу, будто он попытался покончить жизнь самоубийством, разбив окно и осколком стекла перерезав себе вену. Потом выяснилось, что он просто в пьяном виде открывал окно, примерзшее после оттепели, просунул руку сквозь стекло и сильно порезался. Потерял много крови. Однако вчера я встретил его в «Технике — Молодежи» оживленного и веселого и полного надежд и планов.

Неожиданно получил от Лагина его «Съеденный архипелаг» с надписью «Аркадию Натановичу Стругацкому — настоящему (не одноклеточному) писателю-фантасту от автора — с уважением, наилучшими пожеланиями и поздравлениями с плодотворным, талантливым вступлением на трудную, но благородную стезю политического памфлета („Попытка к бегству“). 7 января 64 года Л. Лагин. К сожалению, не знаю адреса вашего брата-соавтора, к которому я, конечно, испытываю равно высокое чувство уважения и симпатии». Что сей сон значит — понятия не имею, ибо при всей любви к Лагинским вещам самого его не очень-то жалую, как человека не сильно разборчивого, и при встречах мы с ним просто холодно раскланивались. Может быть, он имеет в виду мое несколько необычное с его точки зрения поведение коллеги-писателя, когда я, прочитав впервые «Майора Вэла Эндъю», не выдержал и написал ему восторженное поздравление, тогда как старые его приятели — Томан, Тушкан и пр. только кисло морщились? Или какое-то отношение к этому имеет его 60-летие? Или мое членство в редколлегии альманаха? Бог знает. Я не привык.

Получил письмо из Японии от нашего переводчика господина Ииды (пишется иероглифами «пить» и «поле»). Коротко говоря, предлагает переписку и обмен книгами. Я бы с радостью, но как это сделать? Пародии эти вонючие мне до лампочки. Всех сволочей, бездарных халтурщиков облить керосином и поджечь. Я стану плясать вокруг костра.

Ты помнишь Сашку Горбовского? Того самого, который в «Науке и жизни» дал серию очерков о доантичных цивилизациях и о разных загадках древности. Того, насчет которого в последнее время дважды проезжалась «Комс. Правда». Так вот, он кандидат наук и работает в Институте Востоковедения, и руководство откликнулось на выступление печати очень оригинально: отдало Сашу на товарищеский суд. «На повестке дня два вопроса: персональное дело Иванова, в пьяном виде наблевавшего в кабинете директора, и персональное дело Горбовского, выступившего в печати с гипотезой о доантичных цивилизациях». Примерно так. Впрочем, они потом опомнились (все-таки) и ограничились допросом с пристрастием.

Наши писания восьмого сошли с машинки, и я разнес их по разным журналам. Пока ничего не известно, сам понимаешь.

Ну, пока всё.

Привет всем, целую, твой Арк. Пиши.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, ДО 15 ЯНВАРЯ 1964, М.-Л.

Дорогой Борик!

Вчера, как ты уже знаешь, был на встрече фантастов с киношниками. Впечатление удручающее. Совершенно ясно, что все они с детства любят научную… э-э… фантастику и с ранней юности как львы боролись за ее внедрение в кино, старые ослы. Но… э… нет, знаете ли, Жюль Вернов, нет героев, великолепных таких, понимаете ли, как Немо, скажем, или опять же Паганель… Но нужно, нужно… Да. Детская и юношеская студия должна… фантасты как разведчики будущего… ну, сам представляешь, на каком всё это уровне, аж тошнило меня. Вышла Громова и кротко поразилась их интеллектуальной несостоятельности. Они удивились. Вышел пьяный в дугу Толя Днепров и сказал «фе» по поводу того, что киношники не знают, почему спутники не падают, когда отделяются от ракеты. Они застыдились и задумались. Вышел Полещук и сказал, что всё это трепотня и на самом деле никто не хочет ничего делать. Они возмутились. Потом вышел режиссер, ставивший «Человека-амфибию», и всех писателей обругал, и рассказал, каких трудов стоит пробивать у всяких фурцевых такие фильмы. Вот, сказал он, ставлю я сейчас «секретаря обкома» — одно удовольствие, ни о чем не думаешь, лепишь как попало, всё сходит. В таком духе. Я очень смеялся. А потом показали «Человек первого века», И это было то, что надо. Во всяком случае, первое приближение. Техника, юмор, сатира, антимещанство.

Ну, что еще… «Новая сигнальная» и «Черный столб» спорадически появляются и мгновенно исчезают в Москве. Вчера наконец появился «Черный столб» в «Знании». Тебе и Илье Варшавскому пришлют по десять экзов. А «Фантастику 63» достал всего пять экзов, остальное уже раскупили и растащили. Один мне, один тебе, а три Варшавскому и Брандису. Это я привезу сам, как и «Черный столб».

СВД пользуется успехом. Составитель «Фантастика 64» Смирнов цитирует наизусть, говорят, и однажды неприлично заржал в троллейбусе. Даже Толя Днепров, вечный мой оппонент по вопросам сказки, сказал, что это здорово. Нина Матвеевна тоже отнеслась благосклонно. Дал читать Манину и Ариадне, еще не знаю.

Бела сказала мне, что ТББ дочитывает, на днях сдает в производство. ДР перепечатывать не пришлось, приняли, как есть, и смотрел эскиз обложки и наброски заставок и титула. НичеГё.

Получил письмо от нашего переводчика в Японии господина (а может быть, и товарища, кажется, он коммунист) Иида. Письмо большое, в нем содержится: а) напоминание, что мы с ним встречались в 60-м в Доме Дружбы, б) сообщение, что японский читатель очень интересуется советской фантастикой, в) просьба сообщить, кого у нас считают первыми и лучшими, г) предложение обмениваться литературой, д) перечень переведенных в Японии журналом «Эс-Эф магадзин» советских авторов. Список невероятно беспорядочный.

В ССП пока ничего нового. Андреев клялся, что всё устроено, но я ему ни на грош не верю. Он много завирается последнее время.

Вот всё. Привет тебе от всех, поцелуй маму и Адку,

твой Арк.

Пиши.

13 января АБС заключают договор с издательством «Молодая гвардия» на сборник ДР-ТББ. От лица издательства его подписал главный редактор Валентин Осипов. Редактором книги в договоре значится Бела Клюева. Книга аннотирована так: «Две научно-фантастические повести „Далекая радуга“ и „Трудно быть богом“ о будущем, об ученых, ставящих необыкновенные эксперименты на далеких от Земли планетах».

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 15 ЯНВАРЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Хотел было задержаться с ответом, но потом решил тебя не сердить. Сегодня в писдоме заседание, после коего состоится встреча с редактором отдела науки центрального кубинского органа «Революсьон». Указанный редактор прилетел в СССР вместе с Кастро, очень интересуется советской фантастикой и В особенности (как сказал мне по телефону Брандис) фантастикой Стругацких, с коими и мечтает познакомиться. Заодно встретимся и с нашими ребятишками, узнаем новости, которые, по словам Травинского, распределяются так: примерно пятьдесят один процент плохих и сорок девять процентов — хороших.

Все интересуются судьбою «Новой сигнальной», и я всем излагаю про затерявшийся контейнер. Правда, уже есть люди, видевшие и купившие сей сборник в Москве. Так, вчера в столовой ко мне за столик присел В. А. Крат, профессор, наш почитатель, и, поедая кефир, сообщил, что «прочел вашу „Радугу“ — хорошая вещь, страшная, но хорошая, лучшее из того, что вы написали, и написана хорошо, на самом высоком уровне, и идея очень новая и интересная…». Поговорить с ним толком не удалось, потому что понасело за стол всяких, при них не хотелось.

Получил деньги из МолГв за СиП.

Володька вселился в свою новую трехкомнатную. Мы в свою новую двухкомнатную — еще нет.

Пришло письмо от нашего почитателя Пети Клеймана из г. Хмельницкого — просит помочь выбрать ему профессию (поиски следов Пришельцев или проблемы долголетия?) и сообщает, что все читатели с нетерпением ждут наших новых книг.

Очень сочувствую Саше Горбовскому, но думаю, что всё обойдется: дело Бродского спущено на тормозах, а у вас ведь не Ленинград.

Сообщай обо всех слухах насчет ССП, буде появятся. Передай привет Лагину и сообщи ему мой адрес — не имею ничего против книжки с его автографом. «Кто украл Пуннакана» — прелесть! Киму — мои поздравления.

Жду писем. Твой [подпись]

Р. S. Тщательно сообщи все новости из редакций. Меня беспокоят: а) судьба СВД б) Судьба сборника в «Знании».

Р. Р. S. Обязательно напиши маме. Она обижается!

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 18 ЯНВАРЯ 1964, М. — Л.

ВЕСЬМА ВАЖНО, СРОЧНО Дорогой Борик,

Посылаю вдогонку еще письмо, содержание коего необходимо срочно довести до сведения Брускина и, в части, его касающейся, Володи Травинского.

1. Закончил ли Брускин перевод «Непобедимого»? Если да, то попроси его в порядке личного одолжения немедленно выслать его персонально мне. Пусть также напишет, будет ли «Звезда» публиковать «Непобедимого», и если нет, то что Лема она собирается печатать. Правда, предупреди его, что моя просьба прислать экз. — ожидаемая выгода коснется его самого мало, главным образом речь идет о самом Леме. Пока ничего больше сказать не могу. Не только потому, что связан словом, но и не знаю всего.

2. Ариадна прослышала где-то, что статью ее если и будут печатать, то с сокращениями (это о «Звезде»). Она заклинает меня передать тебе, чтобы ты передал Володе, что ни о каких сокращениях речи быть не может. Над этой статьей о Леме она работала слишком много и тщательно. Передай, пожалуйста. Я своего отношения к этой просьбе не высказываю. Кажется, у меня его вообще нет.

Вот всё. Целую, твой всегда Арк.

Р. S. Только что звонила Ариадна, я ей давал читать СВД, читала она и муж ее, оба в восторге, говорят, ужасно ржали.

В это время Одесская киностудия уже рассылает приглашения на конференцию.

ПИСЬМО БНу С ОДЕССКОЙ КИНОСТУДИИ

(без даты)

Уважаемый Борис Натанович! Сообщаем Вам, что конференция по производству фантастических, а также приключенческих, сказочных фильмов состоится 30, 31 января и 1 февраля с. г.

Надеемся, что Вы сможете своевременно приехать в Одессу и принять участие в конференции.

С искренним уважением,

Директор Одесской киностудии художественных фильмов

В. Федоров

АБС не смогли выкроить время на поездку в Одессу. Но послали тезисы своего выступления на будущей конференции. Генрих Альтов в своей переписке с московскими писателями цитирует слова АНа из «Бюллетеня Одесской киностудии» № 5, где были опубликованы тезисы:

ИЗ ПИСЬМА Г. АЛЬТОВА В МОСКОВСКОЕ ЛИТОБЪЕДИНЕНИЕ, 1 ИЮНЯ 1964

В «Бюллетене Одесской киностудии» (№ 5) приведены слова Стругацкого: «…Московское общество писателей-фантастов ходе ряда дискуссий, обсуждений докладов и отдельных произведений сформулировало для себя вполне определенную платформу, основные положения которой сводятся к следующему:

а) Фантастика, как жанр, должна выполнять те же задачи, что и вся литература.

…г) Научность фантастики ни в коем случае не измеряется количеством популяризируемых научных знаний, но пропорциональна глубине и точности отображения тех сдвигов в сознании людей и общества, которые вызваны гигантским прогрессом науки в наше время», (стр. 3.)

И далее: «…мне кажется, что другие существующие взгляды на фантастику (научно-популяризаторская литература, приключенческо-развлекательная литература и пр.) уже доказали вою несостоятельность», (стр. 3.)

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 21 ЯНВАРЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Только что звонил тебе по поводу Одессы, буду еще звонить нынче же вечером, так что письмо ты получишь уже после. Но всё равно.

Во-первых, чего это Ленка такая злая и агрессивная? Не обидел ли я ее чем-нибудь, упаси бог? Вроде бы нет, да и как? Трудно при всем желании. А желания никакого нет. Как-то мне нехорошо сейчас после этого разговора — извинись за меня ежели что, скажи, что готов на всё, если ее чем-нибудь обидел. А может, у нее просто настроение было плохое? Тогда ты виноват. Бить тебя.

Во-вторых, Одесса. О ней мы договорились уже. Но если ты точно не едешь, то не забудь срочно выслать наш доклад, тезисы, кот. ты отправлял в свое время в Одессу, и список ребят, едущих из Москвы.

В-третьих, новости. Новостей нет. Сегодня иду в «Звезду» — заседание клуба. Буду читать какой-нибудь из рассказиков, что мы давеча написали. В общем-то новости есть, но их лучше рассказывать. «Новая сигнальная» в Лрде появилась и почти исчезла, хотя говорят, что кое-где еще лежит. Не знаю, сам нигде не видел. Самое интересное за последнее время — встречи с кубинцем, но он, наверное, сам расскажет вам всё.

В-четвертых. Много думаю над ХВВ. Есть в нашем замысле что-то, что отталкивает меня от него, как от «Кракена». Наверное, это — сугубый реализм обстановки. Он имеет массу минусов. Невозможность писать всё, что левая нога захочет. Неуверенность в достаточном знании материала. Ограниченность картины в такой постановке сюжета. Можешь меня ругать, но чем больше я думаю, тем больше склоняюсь к мысли делать что-то, вроде «ТББ» — Чужой мир, другие люди, широкая картина, множественность линий, более острый сюжет, меньшая рыхлость, большая концентрированность идей и проблем. Я тоже давеча перечитал тот план — где Бенни Дуров попадает на страшную планету мещан. Что-то в этом есть. Подумай и разубеди меня. А пока целую, твой верный [подпись]

Р. Т. Ленке привет. Слушай, может быть, она сердится, что я ей приветов не передаю. Я, кажется, действительно, в этом отношении хамоват. Так я буду! Ей-богу! Поцелуй ее в щечку, пусть не сердится.

АН продолжает рецензировать приходящие рукописи. Вот для примера несколько его рецензий на рассказы из «самотека».

ИЗ АРХИВА. РЕЦЕНЗИЯ АНС НА РАССКАЗЫ МИРОНОВА, ЛЫСОГОРОВА И КОМАРОВА

Изложение содержания опускаю.

МИРОНОВ «ВЕЧЕР В ГОСТИНИЦЕ»

Рассказ представляется неудачным, и вот почему. Всё происходящее дается через восприятие Катумина, усталого опытного человека, считающего, что ему пора на покой. Он любит свое дело, но оно так надоело ему, что одной глупой фразы («Боже, какая волнующая экзотика!») достаточно, чтобы отвратить его от новой работы. Эпизод с демонстрацией аппарата для записи памяти и реабилитацией фокусника призван, по мысли автора, вернуть Катумина к работе. Получаются, по крайней мере, две вопиющих неувязки. Во-первых, неувязка психологическая. Весьма вероятно, что такой человек, как Катумин, вернулся бы к работе, узнав, что боец сопротивления, незаконно осужденный в период культа личности, строил этот самый город, в котором Катумину предлагают работать. Но фантастическая обстановка реабилитации настолько резко бьет читателя по глазам, что все Катуминские сомнения отступают далеко на задний план, и литературно никому уже нет дела до колебаний героя, на которые автор затратил первую половину рассказа. Во-вторых, неувязка сюжетная. Запись памяти врезана в сюжет грубо, бесцеремонно и наивно, она ничего общего не имеет с замыслом повествования, каким он представляется читателю. Выбор записи памяти как средства реабилитации фокусника и, далее, фактора, влияющего на настроения Катумина, абсолютно произволен. А при фантастичности этого средства — просто притянут за волосы.

МИРОНОВ «ДОРОГИ НАВСТРЕЧУ»

Этот рассказ значительно лучше, хотя бы по замыслу. Вообще чувствуется у Миронова «детская болезнь» фантаста — схватиться за могучую идею, а сюжет к ней приляпать как-нибудь, лишь бы читалось. На этот раз, однако, сюжет не страдает полной непричастностью к научной идее, как это чувствуется в предыдущем рассказе. Правда, и здесь инфраглобатор можно было бы заменить любым другим изобретением, но ведь даже в «Иду на грозу» Гранина выбор темы работы ученых достаточно произволен. Идея сходимости теоретических и экспериментальных путей в современной науке заслуживает внимания, и разработка ее представляет большой интерес для читателя. Но все же рассказ этот тоже нельзя признать удачным. В нем есть интересные сцены, любопытные мысли, однако в целом он производит впечатление весьма непродуманного и недоработанного. Скорее всего, это идет за счет очень банального конфликта и за счет недоверия, которое всегда испытываешь, когда читаешь про ученых-одиночек в наше время. Разумеется, за спиной Лидского и Андрея институт, лаборатория и всё прочее, но в рассказе этого нет, не ощущается. Трудно поверить и в кустарность опытов с неизвестным аппаратом.

ЛЫСОГОРОВ «ГОД 2019»

Рассказ очень любопытен. Несмотря на плачевную неграмотность исполнения, он производит впечатление свежести и большой энергии. Мне представляется, что это самый достойный внимания рассказ из всех. Но его нужно переписать заново. При этом автору следует прежде всего порекомендовать следующие меры:

1) Убрать напрочь традиционную и нелепую фигуру журналиста, субъекта, вставленного для объяснений непонятного, и смело ввести авторские объяснения. Наипростейший прием при этом — сделать рассказ в форме беседы автора с читателем, стараясь, между прочим, по возможности избегать употребления в авторской речи настоящего времени.

2) Убрать ВСЕ — все без исключения остроты персонажей. Сила автора совсем не в этом. Тщательно разработать диалоги, смело вводить в них ссылки на обстоятельства, остающиеся за гранью рассказа.

3) Не злоупотреблять объяснениями и лекциями, помнить, что читатель фантастики, как правило, окончил не менее семи классов и кое-что ему все-таки известно.

4) Чисто вкусовое замечание. Не надо Димок, Вовок и Андрюшек в авторской речи. Только в прямой речи допускать такие фамильярности. Авторская речь должна быть полна достоинства.

Есть много оснований полагать, что Лысогоров сможет обработать свою вещь и довести ее «до кондиции». Взять хотя бы отличные описания микромира. Или умело (не знаю, возможно, это получилось случайно, а может быть, вытекает из повседневной профессиональной практики автора) построенный сюжет.

КОМАРОВ «БУНТ»

Обычный политический памфлет на уровне Розвала. До Лагина, конечно, далеко. Но автор заслуживает внимания хотя бы за отличную мысль: если снабдить неограниченную машину всей фактической и эмоциональной информацией, которой располагает человечество, и запросить ее относительно будущего устройства мира, она ответит: «Коммунизм». Написано грамотно, читается легко. Посоветовать автору слегка сократить рассказ — во-первых, четыре первые страницы, смысл которых всё равно повторяется дальше, во-вторых, убрать недоношенный роман с Джен, который в рассказе роли не играет. Тогда рассказ подожмется, станет более логичным и сюжетно мускулистым. Публиковать, на мой взгляд, можно и нужно. Порядочных памфлетов у нас не так много.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 27 ЯНВАРЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

1. Итак, ждем в субботу первого. Когда возьмешь билет, дай еще предупредительную телеграмму для общности.

2. Насчет фурора СВД — это всё моча. Нравится и ладно. Нам обольщаться не след, ибо это всё шуточки. Да и Детгиз, как я понял, не берет. Может быть, он и ПНвС в целом тоже не возьмет?

3. Вот насчет «Москвы» — это здорово. Не верится, конечно, но хочется надеяться.

4. К похвалам французов я уже как-то привык. И к тому, что хвалят нас вместе с Журавлевой. И к тому, что хвалят, как правило, не за то, за что следует. Но всё равно приятно.

5. Альманах при МолГв — это светлая идея. Воистину светлая. Кажется, это единственная редакция, при которой что-то можно делать. Остальные только языком болтают. И подписная библиотечка — тоже вещь. Правда, нечто подобное собирались, по-моему, делать уже несколько раз, и каждый раз все увядало и отцветало, как те хризантемы в саду.

6. Экзы «Новой сигнальной» получили все, кому следовало. «Ф-63» и «ЧС» привози, конечно. Ощущается острый в них недостаток.

7. Послесловие Нудельмана — отлично! Я очень рад.

8. Наши гиганты задумали одну штуку, о которой пока, наверное, не стоит особенно шуметь. Дело в том, что сюда приезжал Косолапов, выступал где-то с пропагандой чего-то. Вездесущий Хейфец, как всегда страшно нуждающийся в средствах, отвел его в сторонку и предложил издать в Гослите книжку — сборник статей о современных фантастах. Косолапов сказал, что это было бы очень хорошо. У нас, сказал он, лежит в редакции несколько заявок на такие книги, но это всё чудовищные тома по пятнадцать-двадцать листов, издавать которые нельзя из-за недостатка бумаги. Это старики, продолжал он, не умеют писать коротко; вот взялись бы вы, молодые!.. Молодые, конечно, взялись. Заявка уже написана и сдана. В книжке будут статьи о Леме (Хейфец), о Брэдбери (Брускин), о Стругацких (Травинский), о Ефремове (кажется, Урбан), еще о ком-то, не помню. Брандису и Дмитревскому, чтобы не обижались, собираются дать вступительную статью («Опытные, заслуженные критики представляют вселенной пытливую талантливую критическую молодежь»). Мне эта мысль очень нравится, хотя боюсь, всё это останется втуне. Кроме того, возникла еще колоссальная идея: созвать конференцию фантастов при «Звезде» — по-домашнему, с трепом, с руганью, с выездами в места скопления творческой молодежи (в кафе к физикам и к химикам). Все продумано до деталей, но не ясно пока, зачем нужна эта конференция и что на ней делать, кроме распития спиртных напитков и бешеных споров о дефинициях.

9. В Лрде объявилась еще одна женщина-фантаст — физик по фамилии Ларионова. У Володьки лежит ее повесть, говорят, неплохая. Володька сказал, что это довольно мрачная смесь Лема, Стругацких и Варшавского. Похоже на то: я не читал, но бегло просматривал. Володька выяснил, что ее любимые фантасты Лем и Стругацкие («не всё, конечно…»).

10. И наконец, ХВВ. Дело, Аркашенька, не в других планетах, которые мне самому осто и насто. Дело в ограниченности замысла. Я имею в виду сюжетный замысел, так сказать завязку. Дело в том, что придуманный нами аппарат не позволяет рассматривать проблему мещанства под многими углами зрения. Аппарат этот есть в общем-то не что иное, как разновидность наркотика, очень мощного, может быть, но всего лишь наркотика. Как-то проблема мещанства заменяется в этом случае совсем другой проблемой: какою жизнью лучше жить — реальной или галлюцинированной. Проблема интересная, но не та, что меня волнует. Да и тебя тоже. Слабым местом замысла является именно этот аппарат. Галлюцинации и электронный онанизм. По-моему, это не то, что надо. В общем, надо много говорить и думать. Писать, по-видимому, начнем не сразу. Сначала будем долго и нудно ругаться. Как-то всё это очень не просто.

Ну, пока. Ждем тебя, крепко целую, твой [подпись]

Р. Т. Привет Ленке. Очень рад, что всё в порядке и никто ни на кого не сердится.

В 6-м номере журнала «Молодой коммунист» выходит большая статья Юрия Котляра, в которой рассматриваются недостатки фантастики как литературы для юношества, и походя несколько раз пинаются произведения АБС. Имя Котляра, многолетнего противника Стругацких, встретится читателю еще не раз…

ИЗ: КОТЛЯР Ю. ФАНТАСТИКА И ПОДРОСТОК

Паренек сидел, чуть сгорбившись, глядя прямо перед собой невидящим, сосредоточенным взором. Пальцы рассеянно поглаживали корешок книги. Я осторожно присел рядом, наклонил голову и прочел:

А. Стругацкий, Б. Стругацкий, «Путь на Амальтею». Знакомая вещь.

— Как, понравилась книга?

— Ничего. Местами здорово закручено, только разговоров многовато, — серьезно ответил он и снова наморщил лоб.

Обыкновенное мальчишеское лицо, живое, открытое, вдумчивое.

Наверное, много читает, заключил было я, но тут же вспомнил его ответ. «Здорово закручено» не очень гармонировало с представлением о начитанности. Впрочем, зачем гадать? Сам скажет. Он словно подслушал мое желание:

— Вчистую забыл… Никак не припомню…

— О чем ты?

— Да вот об этой книжке. Уже читал похожее, а где, не знаю…

— Может, просто показалось? Мне такой сюжет не встречался.

— Я не о том, что написано, а как в ней говорят герои…

Завязалась беседа. Паренек говорил о фантастике с горячностью завзятого любителя. Он внимательно следил за новинками научно-фантастической литературы. Ему было с чем сравнивать, у него уже выработался свой критерий оценки. Правда, иные его высказывания могли показаться резковатыми и самоуверенными, но никакие пустыми или поверхностными. Это были плоды самостоятельных размышлений о прочитанном.

<…>

Паренек помолчал и вдруг воскликнул:

— А все же вспомнил! У Остапа Бендера говорят как здесь. Правда?

Я понял его — он имел в виду языковую аналогию героев Стругацких с персонажами Ильфа и Петрова — и ответил вопросом:

— А «здорово закручено» откуда ты взял? Он посмотрел, улыбнулся и сказал:

— Наверное, из «Амальтеи», «Теленка» я давно читал…

<…>

Бедный подросток! Чем только не забиваются его мозги, когда он читает произведения, в которых и взрослый ногу сломит. Материалистическая платформа некоторых повестей и рассказов (идущих под тем же титром «научно-фантастические»!) более чем сомнительная.

<…>

Полную неожиданность преподнесли братья Стругацкие. Уж, казалось бы, кто-кто, а они, писатели ярко выраженного реалистического стиля, бесконечно далеки от мистических вывертов. Но и они отдали дань этой заразительной болезни. В повести «Далекая Радуга» (сборник «Новая сигнальная», изд-во «Знание», 1963 г.) фигурирует некто Камилл. Личность вначале оригинальная, не более. Затем начинается странная трансформация. Камилл убит, но вскоре таинственно оживает. Читатель думает: «Мало ли что, наверное, ошибка, как-то вывернулся», и терпеливо ждет объяснения. Не тут-то было! В конце повести снова появляется Камилл и загадочно вещает, что сегодня умирал уже трижды и трижды воскресал. Что он последний из чертовой дюжины (???), что ему снова предстоит погибнуть наравне со всеми и снова воскреснуть и ему будет ужасно тоскливо одному на обугленной планете. Он, Камилл, синтез человека и машины, он всё может, но ничего не хочет…

Так и тянет мистическим туманом. Поневоле задумаешься: и откуда такое в нашей фантастике?

Мечтать можно и нужно. Но абсолютно недопустимо в погоне за внешним эффектом подменять научные идеи бредовыми, а не разгаданные пока тайны бытия — мистическими домыслами.

<…>

К сожалению, пока в некоторых научно-фантастических произведениях герои будущего предстают перед нами чересчур одномерными, упрощенными, грубыми. Одна такая книжка, посвященная «космическим молодчагам», может свести на нет годичную работу юного ума. Надо приучать мыслить и обоснованно мечтать, а не беспочвенно фантазировать.

<…>

И, уж конечно, юношеская фантастика должна быть высоко литературной и эстетичной, отличаться чистым, безупречно-правильным языком. Там никак не место жаргонным словечкам: трепач, железно, мировецкий и т. п. За примитивизмом речи неизменно кроется и примитивизм мышления. Вовсе незачем щеголять такими бурсацкими оборотами, как «не ори на нее, козел!» («Путь на Амальтею»). Никак не могут люди будущего изъясняться на давно позабытом нэпманском жаргоне, ведь язык — это отражение окружающей действительности. Трудно ждать в будущем воскрешения барахолки и частных лавчонок. Это не Камилл, умерло — не воскреснет! Крайне неудачна попытка представить ученых будущего этакими лихими анархистами и рвачами — самоснабженцами («Далекая Радуга»). Ведь по концепции самих же авторов: «Люди будущего те, кто сегодня исключение». Уж если таковы «исключения» в представлении Стругацких, то каковы же наши рядовые современники!

<…>

1 февраля в «Литературной газете» выходит статья Ариадны Громовой «Золушка», в которой говорится о положении фантастики в общем русле литературы и где положительно упоминается творчество АБС.

И с 1 февраля же АН находится в Ленинграде.

ИЗ ДНЕВНИКА ПРИЕЗДОВ АНа В ПИТЕР

1964

Прибыл 1.02 для писания ХВВ.

2.02. Составление плана.

3.02. Составление плана. Был Нудельман.

4.02. Нач<ало> составления подробного плана по главам.

7.02. План готов. В новой квартире залило стены. Наталья сломала ногу.

9.02. Первые 5 стр. ХВВ.

10.02. 1-я глава.

11.02.

12.02.64. 2-я глава.

13.02.64.

14.02.64. Отъезд. Сделано 3 главы черновика ХВВ.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 18 ФЕВРАЛЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Борик.

Не знаю толком, с чего начать, поэтому просто расскажу по порядку, по мере памяти своей и в последовательности временной, от моего приезда по сию пору.

Приехал в субботу. Позвонила Ариадна и попросила зайти. У нее я обнаружил оттиск статьи Альтова, доказывающей, что специальный орган для фантастики не нужен. Проект ответа на эту статью написал Джереми, но плохо. Ариадна взялась за дело сама. Предполагалось, что статья Альтова и ответ на нее опубликуются в одном номере. Договорились с Ариадной, что она закончит и перепечатает статью и пришлет ко мне с верным человеком на другой день. В воскресенье верный человек пришел. Это студент ВГИКа или какой-то другой системы, без пяти минут режиссер. Он принес статью, мы поговорили о фантастике в кино. У него есть группа знакомых, жаждущих ставить фантастику, они хотят встретиться с нами и поговорить. Вечером я поехал к Ефремову. Поговорили, я подал ему оттиск Альтова и наш ответ. Прочитав Альтова, Ефремов сказал: «Л-либо д-дурак, либо п-п-провокатор». Затем прочитал статью нашу, сделал кое-какие поправки и подписал, сказавши однако, что если дискуссия в Литературке будет заключаться выступлением не в нашу пользу, тогда лучше его подпись снять и дать ему возможность выпустить последний залп — в той же Литературке или «Известиях». В понедельник я поехал с утра в Детгиз и встретился с Ниной Матвеевной. Нина дала нам на подпись договоры на «Понедельник начинается в субботу» — сдавать 15 ноября, плюс льготный месяц. Затем отправился в «Знание». Первый номер альманаха сдан, для второго не хватает вещи листа на четыре советского автора. На другой день предполагалась встреча с Айдиновым с целью уточнения вопроса о редколлегии. Оттуда поехал в «Молодую Гвардию». Отдал наш опус с планами и волнениями Климовой, дал Днепрову подписать письмо, у Белы выяснил, что «ДР» и «ТББ» прошли куратора и теперь окончательно вонзились в производство. Договор с нами Мелентьев всё еще не подписывает, некогда ему, наш договор едва нашли в груде подготовленных договоров, накопившихся для подписи за два месяца. Пришла Ариадна, и мы поехали в «Лит. Газету», явились к Ревичу (зав. отделом науки) и отдали ему нашу статью. Он прочитал, попросил кое-что подсократить и пообещал дать либо в этот четверг, либо в следующий. Будем ждать. Затем было не очень интересное сборище фантастов в «Мол. Гв.», и все поехали к Соколову есть блины. Блины были вкусные. На следующий день с утра нас с Днепровым и Ариадной вызвали в ЦК по поводу письма о кино. Беседа продолжалась двадцать минут, нам дали понять, что НФ-фильмы нужны, но сценариев нет. В результате мы заручились поддержкой ЦК в деле создания группы режиссеров и писателей для разработки сценарной проблемы, а затем мы пошли на совещание к Айдинову. На совещании я поставил три вопроса: будет ли редколлегия, если будет, то обычная или с особыми правами, и если с особыми правами, то каковы сии права суть. Было отвечено, что редколлегия будет обязательно, права у нее будут особые, а вот какие — Айдинов не знает, это в ведении ЦК, а нас он просит набросать два проекта: один — состав редколлегии, второй — статута оной, каковые он повергнет куда надо. На том и порешили, а потом отправились к Малининой в кабинет, и там разразился ужасный скандал по вопросу о составе редколлегии. Громова решительно протестует против Дмитревского и Днепрова, Андреев кричит что-то тоже вроде этого, насилу их утихомирили, причем Андреев объявил, что больше не желает заниматься фантастикой и уходит отовсюду, но сидел до конца и давал ужасные советы. Далее, дома уже позвонила Клюева и сказала, что в подростки их все-таки перевели, что малая (годовая) серия по приказу директора получила девиз ЧМОК (Честь, Молодость, Отвага, Комсомол) — такая это будет серия фантастики и приключений, так что вопрос о «ПкБ» сам собой отпадает. Вот дела на сегодняшний день. Путаница, в которой я не могу никак разобраться.

Очень мутит воду Толя Днепров. Всё время таинственные намеки на новый журнал, который ему якобы обещали в ЦК, ссылки на работников идеологической комиссии и хвастовство, трепотня, ложь на каждом шагу.

Теперь такая просьба:

№ 1. Свяжись с Дмитревским, пусть спешненько сделает так, чтобы мне выслали рукопись этих ребят, Коптева и его друга. Есть шанс пристроить повесть к месту. Пока не очень обнадеживай.

№ 2. Еще раз уточни у Дмитревского: давать ли «Путь на Амальтею» на машинку.

Вот пока всё. Целую, большие приветы Адке и всем. Маме написал.

Твой Арк.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 23 ФЕВРАЛЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Едва ты уехал, как разразились беды. Заболела мама — грипп, ангина, прострел. Свалился Андрюшка — ветрянка: весь покрылся болячками и стал активным бациллоносителем. Поэтому жизнь наша на протяжении недели не блистала ни разнообразием, ни радостями. Я очень ждал твоего письма еще в среду, но пришло оно в субботу. Я сразу кинулся искать ответы на твои вопросы, но ты же понимаешь: суббота, погода отличная, никого нет. Дмитревский в Комарово (сидит безвылазно), Брандис там же. Звонил сегодня Коптеву — нет дома. Так что я буду звонить еще сегодня Коптеву — уверен, что он с удовольствием пошлет свой опус в «Знание», тем более что совершенно не ясно, кто его будет печатать здесь, в Лрде. Что касается «ПнА», то тут тоже в общем ясно: надо перепечатывать и поскорее. Совсем недавно Брандис торопил.

В пятницу был в «Звезде». Кан читал доклад о Хайнлайне и свой перевод «Зеленых холмов». Перевод ужасен, но в общем было ясно, почему Хайнлайна называют космическим Киплингом.

Вообще новостей у меня нет. Володька болеет воспалением легких, а он и есть основной источник информации. Львов съел-таки Зайцева. Зайцеву были созданы невыносимые условия для работы, он подал заявление об уходе и теперь решил уехать из Лрда. Львов проиграл процесс (тот самый), дочь передали матери. Но он не горюет. Поместил давеча в «Ленингр. правде» статью, где доказывает, что телепатические опыты с «Наутилусом» были газетной уткой, а позавчера выступал по радио — о химии.

Кое-кто в Пулкове читал «СВД». Особых эмоций не возникало. Правда, всем понравился кот.

Прочел я Лема — хорошо. Практически для любого из наших фантастов это было бы великолепно, но для Лема — это слабовато. Отличные приключения, эффектнейшие ситуации, но — мало, мало этого для Лема. Лем — это идеи, новые и глубокие. Здесь их нет. Во всяком случае — новых. Да и глубоких в общем-то тоже. В общем, для Лема этот «Непобедимый» — безделка, вроде «СВД» для нас.

Сейчас читаю этот сакраментальный роман фантастки Ларионовой. Ты знаешь — это хорошо! Честно говоря, я не ожидал. Просто по-настоящему написано. Не знаю, напечатают ли его, но если да, то Ларионова сразу попадет в первую пятерку — гарантия. Немножко меня огорчило, что она в каком-то смысле опередила нас в идее движения по времени в обратном направлении. Правда, у нее там движется целый «соседствующий» сверхгалактический мир, но всё равно. Что-то во мне щелкнуло, когда я это прочел.

Новости твои довольно прискорбны. Мне очень жаль погибшей «ПкБ». Где же теперь мы ее издадим отдельно? А ведь очень хочется именно отдельно.

Жаль, что ты не прислал ответа Альтову. Я тоже хотел бы приложить голову. Но во всяком случае, если будешь подписывать, то подписывай и меня.

А Толя Днепров, по-видимому, порядочный фрукт. Будь с ним поосторожнее.

Ну ладно, всем привет. Как там Север? Как там ССП? Жду сообщений.

Твой верный [подпись]

Р. S. Привет Ленке. Как Наташка?

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 25 ФЕВРАЛЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Боб.

У меня ситуация не лучше. Дома госпиталь, дом Лазаря. Машка заболела ужасной помесью кори и ангины, это сейчас же подхватила Наталья, можешь себе представить всё остальное. Живу как в бреду каком-то. Ни мыслей, ни работы. Но — надо пережить. И переживем, м-мать его…

Сообщаю весть, которая тебя несомненно, однако же, порадует. С двадцать первого февраля сего года мы с тобой приняты — наконец-то! — в те самые ряды. Заседание комиссии прошло келейно, не были приглашены ни свидетели, ни рекомендатели. Ариадна сидела в Переделкине. И тут ей позвонили, что братья Стругацкие оба приняты комиссией в ССП. Она кинулась звонить мне. Вечером позвонил Ким и рассказал подробности. Против нас выступали только двое: известный второстепенный драматург и малоизвестный третьестепенный литературовед. Еще трое воздержались. За нас горячо ратовали: Адамов, Евгеньев («Москва»), Сафонов (см. «Пришествие и гибель собственника») и еще остальные двое членов комиссии, еще не знаю — кто. Прошли мы девятью голосами против пяти воздержавшихся. Против никого не было. Если тебя это утешит, добавлю, что следом за нами провалили зам. ответ. редактора «Юности» и еще каких-то двоих.

Теперь остаются только утверждения на Президиуме, но все говорят, что сие есть лишь формальность. Ким обещал узнать, когда будет это утверждение. Вчера было «Творческое обсуждение» фантастической и приключенческой л-ры за прошлый год, тоже все поздравляли, даже кислый Тушкан. А обсуждение было безобразное, приглашения разослали неаккуратно, список произведений неполный, самое важное пропущено, какие-то интриги с этими списками, совершенно внелитературная возня. Я выступил — был немного болен, не спал ночь перед этим, раздражен — орал жутким голосом, но, как сказал Север и Нина Беркова, выступил очень правильно.

С Коптевым небольшое недоразумение. Неужели я просил тебя послать рукопись в «Знание»? Это же Нина Беркова просила хорошую рукопись для Детгиза на будущий год. Ну ничего, я попробую выкарабкать ее оттуда. Надо было слать ее прямо мне. И еще надо прислать мне рукопись Ларионовой. Шибко надо. Всё это сейчас позарез надо. Возня здесь скрытая и открытая, началась зверская конкуренция между издательствами, а рукописей хороших нетути. Всё, что есть хорошего, проси слать мне. Только предварительно знакомься сам, а мне посылай лишь то, что я могу подкрепить твоим авторитетом.

Рад, что Лем тебе нравится. А что касается идей — слушай, а нет ли чего-то неприличного в том, что мы нагло требуем от автора идей? А ему хочется просто написать, отвести душу — безо всяких идей. Вот вчера на обсуждении выступил один начальник какой-то лаборатории и объявил, что лучшая вещь Стругацких — это «Страна багровых туч». Ну что ты будешь делать? Впрочем, чихать.

Что до «ПкБ» (повествования до дрожи интересного, как пишет один японский журнал), то я полагаю, мы должны включить его в сборник «ХВВ» на 65 год, вот так-то. Всё там будет аккуратно, в одной кучке — ХВВ, ПкБ и повесть о глупой планете. Листов на двадцать в целом. Кстати, о глупой планете. Юра Манин — он у меня был на днях — дал хорошую идею: мы говорили о возможных негуманоидных формах разумной жизни, он предавал анафеме идею Колмогорова о разумной плесени и выдвинул такую форму: мозг отдельный, а полуразумные эффекторы, управляемые мозгом на расстоянии, отдельны. И вот эти-то эффекторы, оторвавшиеся от связи с мозгом, тамошние гуманоиды и приспосабливают к домашней работе. По-моему, это может получиться забавно.

Ты меня прости, но я как-то сейчас не думаю о ХВВ, а лезет мне в голову небольшая, листа на четыре, приключенческая повесть «Служба на Пандоре», о работниках СИБ во главе с Полем Гнедых. И туда вставить целиком рассказ о «Первых людях на первом плоту» — планета огромная, совершенно неосвоенная, вот они из-за океана и осваивают новые материки, а о них никто ничего не знает, и приключения всякие. И психологии в меру. И разнообразие моральных обликов того времени — почему люди не-специалисты устремляются охотиться на тахоргов. А ХВВ мы напишем своим чередом, ты не думай, смачно и не торопясь.

Вот теперь основная проблема. Когда же мы встретимся? И не пора ли тебе, член Союза писателей, подумать о профессионализации? Это бы во многом облегчило проблему встреч. Мы бы могли работать в Переделкине, в Комарове, в Малеевке хоть всю зиму, наезжая на день-другой в город и не мучая маму. Но это, конечно, только после Президиума, а вот когда мы встретимся в следующий раз? Когда ты переезжаешь? Необходимо ли мое присутствие при твоем переезде? Одним словом — когда? Я полагаю, что смогу быть с тобой в любой день после первого марта. Подумай, посоветуйся с мамой и отпиши. То есть очередное письмо пиши сразу же, а об этом посоветуйся и отпиши. Уже хочется работать.

Толя Днепров ведет себя так, что писать о нем не хочется. Потом расскажу. Север и все остальные шлют приветы. Всё.

Привет всем, целую, твой всегда друг и соавтор [подпись]

Р. S. Давеча зашел к Беле. Сидит над нашей рукописью и, ругаясь, вычеркивает упражнения корректоров в пунктуации. Первую верстку получим, видимо, в конце марта.

Наконец-то АБС приняли «в те самые ряды». Правда, это была лишь первая стадия длительной процедуры приема. Предстояло еще утверждение на Президиуме ССП — советская бюрократическая традиция. Оно состоя лось 21 апреля и тоже проходило не без проблем. О первой стадии приема БН вспоминает:

БНС. БОЛЬНОЙ ВОПРОС

И в Союз Писателей нас в конце концов (промытарив два года) приняли. Сохранилась легенда, как это произошло. Кто-то из наших лоббистов пожаловался на ситуацию тогдашнему председателю Ленинградской писательской организации, Александру Андреевичу Прокофьеву — знаменитому «Прокопу», поэту и начальнику, очень, по-своему, недурному мужику, поразительно похожему и манерами, и даже внешностью на Никиту Хрущева. Прокоп выслушал и спросил: «Ребята-то неплохие? А? Ну, так давай их ко мне, сюда, у меня и примем». И мы были приняты. В Ленинграде, но не в Москве.

«Легенда» верна лишь в той части, что от низовой писательской организации требовалось предоставить положительную характеристику-рекомендацию на БНа. Что «Прокоп» — спасибо ему! — и сделал. Само же решение было принято все-таки в Москве.

Реалии тогдашнего своего бытия, важность писательских «корочек» поясняет БН:

БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ 26.10.04

Главным преимуществом члена союза перед прочими смертными была возможность не ходить ни на какую службу. В те времена государство пристально следило за своими гражданами, и милиция с удовольствием и энергично отлавливала «тунеядцев» — людей без определенного места службы. Наличие членского билета решало эту проблему радикально — разочарованный мент, повертев в пальцах заветную книжечку, уходил не солоно хлебавши восвояси. Кроме того, член союза имел право получать путевки в дома творчества (раз в год — даже бесплатно), а также брать денежные ссуды в Литфонде (иногда — даже безвозвратные). Ну и, разумеется, членство давало СТАТУС. Не знаю, как сейчас, а в те времена слово ПИСАТЕЛЬ звучало гордо. Что бы там ни сочинял ядовитый Даниил Хармс.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 27 ФЕВРАЛЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Ура, ура и ура! У меня от радости недержание… и общее томление. Близок час! Я уже ощущаю на кончиках пальцев шершавое прикосновение заветной книжечки. По-видимому, в глубине души я фетишист и идолопоклонник. Смачно!

В остальном я болею: грипп и ангина. Андрюшка почти выздоровел, мама тоже. Думаю, что приехать тебе надобно пятого. Мама, кажется, написала третьего, но это, по-моему, в порыве энтузиазма — она еще не совсем здорова, горло побаливает и вид неважный. Так что давай договоримся так: пятого в четверг. Выезд, естественно, упреди телеграммою. Попишем всласть. Я только что прочитал написанное «ХВВ» — ты знаешь, здесь что-то есть! Очень сыро, очень грубо, очень неотшлифовано и невнятно, но! Чувствуется какой-то поддон, что-то скрытое, напряженное, что-то обещающее. Может быть, это происходит оттого, что я знаю, о чем пойдет речь, но так или иначе меня это вдохновляет. В этот твой приезд кровь из носу — закончим черновой вариант. Тогда многое станет более ясным. А пока мне захотелось двух вещей: 1. Чтобы повествование шло все-таки от первого лица и 2. Чтобы герой был как-то тесно связан с этой страной, с этим городом. Пусть он бывший политэмигрант или, наоборот, уезжал двадцать лет назад куда-нибудь в дебри делать революцию «строить и несть», а теперь вернулся и ничего не узнает. Я понимаю, тогда проваливается вся детективная линия, но, черт возьми, как же сделать героя-сыщика кровно, пупочно связанным с судьбой этой страны. В ТББ у нас были интеллигенты и Кира — они осуществляли эту связь, за них Румата дрался и был готов на все. А здесь? Ужасно не хочется делать Жилина просто сочувствующим. Кровью его связать надо, кровью и сукровицей, чтоб он горло рвал, чтобы не был умным дедушкой среди расшалившихся внучиков. Конечно, мы строители миров, но не мир у нас гвоздь повествования — человеческая трагедия в этом мире.

Идея насчет эффекторов — хороша, только, опять же, почему она у тебя звучит как новая? Подумаешь, Манин! Ты, ты эту идею выдвигал Н лет тому назад, но мы не знали, куда ее сунуть, и ты сунул ее в «ИсСКИБР»! И идея «Службы ИБ» — тоже хорошая — можно здорово завернуть. И завернем. А может быть, соединить ее с «Глупой планетой»? Жила-была отличная планета. Завязали там люди бактериологическую войну и превратили ее в Пандору. И остановиться не могут, и планета становится всё более мерзостной. А земляне ничего не знают: устроили себе охотничью базу и развлекаются, а потом всё выясняется. А? В центре — СИБ. Ни черта не могут понять: начали объявляться эти самые эффекторы да еще какие-то люди, умирающие, гниющие заживо — люди как люди, но нигде не зарегистрированные и непонятно откуда взявшиеся. С этого и начинается разматывание клубочка.

Насчет Коптева не беспокойся: и в данном случае, и всегда впредь я давал твой адрес, так что всё будет идти именно к тебе, а ты уж там будешь пристраивать, где спрашивают. Коптев давеча звонил, я объяснил ему ситуацию, он сетовал, что их повесть отнюдь не для Детгиза, но я сказал: «Срочно перепечатывайте, а там видно будет». В общем, ты приедешь и всё тут на месте и получишь. И Ларионову тоже. А в Москве можешь говорить, что в Ленинграде есть две годные к опубликованию повести: пусть готовятся принять. За Ларионову я ручаюсь, то есть ручаюсь, что написано нечто порядочное, вполне на уровне и заметно выше среднего (насколько это печатабельно-принтабельно, судить боюсь: я человек трусливый). Что же касается Коптева, то уверен, что это не ниже среднего и почти наверняка выше: ребята остроумные, современные, знающие, думающие, языком владеют (я читал их памфлетики в «Неве» — вполне!). Так что — распространяй слухи, а приедешь — всё сам прочтешь.

Читал статейку Альтова. Н-да. Нелегко. Очень хочу прочесть наш ответ. С… этот Альтов. Поистине либо д-дурак, либо п-про-вокатор. Но подцепить его трудно: бьет, гад, навылет. Простые читатели, с которыми я беседовал, считают, что он совершенно прав. И главное, ведь не сбить его, не раскрывая кухни — вот подлость-то! Ну, вы там ребята мощные и много вас, чего-нибудь да придумаете.

Ну, жду тебя. Работать хочется тоже. Профессионально, так сказать, по-членски! А работу я, если всё будет хорошо, конечно, брошу — в этом же году. Дождусь только начальства из Чили.

Целую крепко в лобик, твой [подпись]

Р. Т. Привет Ленке, замученной детскими болезнями.

Р. Р. S. А что касается квартиры, то пусть это тебя не беспокоит. Ключ мы уже получили, но ремонта они еще и не начинали.

Журнал «Молодой коммунист» продолжает печатать статьи о фантастике. В 12-м (мартовском) номере выходит статья Анатолия Днепрова, в которой анализируется современная научная фантастика последних лет. О произведениях АБС там сказано так:

ДНЕПРОВ А. НА ПЕРЕКРЕСТКАХ ФАНТАСТИКИ

<…>

Между тем критики — и профессионалы и любители — иной раз подходят к оценке научно-фантастической вещи с заниженными требованиями, как к литературе второго сорта. Или, не замечая главного, весь пыл направляют на мелочи. Однажды мне пришлось долго разговаривать с библиотекарем, который буквально «разносил» произведения Аркадия и Бориса Стругацких за то, что герои в разговоре допускают «грубые словечки и выражения». Других, серьезных претензий к Стругацким не было. Странный, однобокий взгляд на творчество этих интересных писателей.

Кто они? Аркадий — востоковед, филолог. Его брат — научный работник, астроном. Возможно, их стоит упрекнуть за то, что герои нет-нет да и ляпнут не то слово. Это, может быть, и непростительно, потому что их герои — герои будущего. Однако главное совсем не в этом! У героев Стругацких есть чему поучиться. Мужество, беззаветная преданность делу, крепкая дружба и нелюбовь к пустому слову — вот что их отличает.

Из всего того, что написано этими писателями, мне лично больше всего по душе сборник рассказов «Путь на Амальтею», «Стажеры» и «Далекая Радуга». Это все «космические» произведения. Но в них космос уже стал обжитым. Это не место невероятных приключений, это место приложения знаний и труда на благо человечества земли. Космос необъятен, и там хватит работы на всех. И это работа для несгибаемых. Вот одна из основных идей произведений Стругацких. В космос отправляются опытные ученые, закаленные звездолетчики и молодежь, полная романтических мечтаний. И эту романтику корректирует суровая вселенная. Герои Стругацких четко представляют, что если обновленная земля требует от людей дружбы, взаимного уважения и взаимопомощи, то тем более эти качества необходимы в суровой внеземной обстановке.

«Далекая Радуга» — драматическое произведение. Перед исследователями будущего может стать такой вопрос: «Что важнее, человек или результаты его труда?» Жизнь на далекой «Радуге» обречена, и собравшиеся там ученые решают проблему: как поступить, тем более что времени нет. И решение, конечно, одно: жизнь человека важнее любых результатов научного или художественного творчества, сколько бы труда на него ни было потрачено. В детях — будущее человечества. Пусть на «Радуге» погибнут физики и их научные труды. Спасая детей, ученые неизбежно продолжат свою работу.

<…>

И на встречах с читателями — любителями и знатоками научно-фантастической литературы, — и в письмах-откликах на книги мне приходилось сталкиваться с таким вопросом: что научно и что ненаучно в фантастике и насколько правомерно загромождение повестей и рассказов псевдонаукой? Смысл псевдонауки таков: научные проблемы будущего не станут походить на современные. Значит, нужно что-то придумать. И — придумывают.

Этим отличаются, например, Стругацкие, как, впрочем, и многие другие писатели-фантасты. Они увлекаются слишком «фантастическими» научными проблемами. Отсюда непонятная, иногда раздражающая читателя псевдонаучная терминология: «нуль-физика», «П-волна» и т. д.

<…>

5 марта в «Литературной газете» публикуется статья, подписанная коллективом авторов, о которой АН упоминал ранее в письме (он носил это письмо И. Ефремову на подпись). Она продолжает полемику, начатую статьями Громовой и Альтова. Статью подписали Днепров, Емцев, Ефремов, Парнов, АНС, БНС.

АБС И ДР. НЕТ, БУДЕТ ЛУЧШЕ!

Отклик Г. Альтова на статью Ариадны Громовой подтверждает, по сути, одну из главных мыслей этой статьи: фантастика до сих пор находится в особом положении, по ту сторону обычных законов, действующих в литературной полемике.

Представим себе, что в те дни, когда речь шла о создании журнала «Москва», в ответ на статью, доказывающую необходимость такого журнала для московской писательской организации, появились бы в печати возражения, мотивированные так: а) верно, у московских писателей есть хорошие произведения, но есть ведь и плохие, б) чем это не устраивают московских писателей страницы всесоюзных журналов, в) создание такого журнала отгородит московских писателей от всей советской литературы, откроет дорогу потоку слабых произведений и самый факт появления такого журнала будет признанием неполноценности московских писателей.

Если б возражения, сделанные на таком уровне, и попали бы на страницы «Литературной газеты», они вызвали бы смех. Но в данном случае речь идет, увы, всё о той же научной фантастике, и у нас есть основания опасаться, что рассуждения Г. Альтова многими будут приняты всерьез. Поэтому мы находим нужным дать некоторые разъяснения.

Г. Альтов активно работает в области фантастики, и мы считали, что его не может не заботить судьба этого жанра. Но, прочитав его статью, можно подумать, что он в этом деле — человек посторонний и весьма недружелюбно настроенный. Не знаем, что именно побудило Г. Альтова написать такого рода статью, но он допускает чересчур много неточностей.

«Солидные журналы не так уж (?) чураются фантастики», — говорит Г. Альтов. И в доказательство ссылается на «Звезду» и «Неву», которые якобы «щедро печатают фантастику». «Звезда», насколько нам известно, опубликовала лишь повести Г. Гора да небольшую подборку коротких рассказов И. Варшавского. И это всё, если не считать произведений Ст. Лема, которые не имеют прямого отношения к советской фантастике. «Нева» за время своего существования напечатана роман Ю. и С. Сафроновых «Внуки наших внуков» и «Лунную дорогу» А. Казанцева. Так же обстоит дело и в «Молодой гвардии»: две-три вещи научных фантастов за все годы существования журнала, преимущественно невысоких по качеству. Дюжина рассказов и повестей в «солидных» журналах за долгие годы — вот и вся щедрость, которая умиляет Г. Альтова. Кстати, в упомянутой им статье Е. Брандиса и В. Дмитревского, опубликованной в журнале «Коммунист», прямо указывается: «Толстые литературные журналы, как правило, вообще пренебрегают этим жанром».

Что же касается «тонких» журналов («Знание — сила», «Техника — молодежи» и т. п.), а также альманахов, выходящих раз в год, а то и реже (к тому же печатающих по преимуществу приключения и путешествия), то Г. Альтов должен был бы знать, как невелики возможности этих изданий в смысле публикации фантастики, при всем желании их руководства.

Забавно выглядит замечание Г. Альтова насчет того, что общий объем опубликованных за прошлый год произведений научной фантастики «раз в 50 превышает объем „Аэлиты“». Разумеется, превышает, и очень возможно, что даже в пятьдесят раз. Что ж из этого следует? А на пожелание «дать хоть раз в пять лет одну вещь, подобную „Аэлите“», вообще очень трудно ответить. Скажите поэтам: дайте, мол, хоть раз в пять лет вещь, подобную, ну, скажем, «Двенадцати» Блока. Или потребуйте от прозаиков, чтобы они за тот же отрезок времени выдавали вещь, подобную, к примеру, «Даме с собачкой». И при этом добавьте, что общий объем их произведений за истекший год во много-много раз превышает объем названных образцов. Вот и пускай крутятся и доказывают, что, мол, Блок или Чехов, конечно, классики, и дотянули ли мы до них, не знаем, но время идет вперед, и есть новые, интересные, заслуживающие серьезного разговора вещи… Всегда можно посмотреть на них свысока и сказать: нет, это всё разговорчики, а «Двенадцати»-то вы, братцы, так и не написали, признайтесь?

Можно «добить» прозаиков, поэтов, драматургов (кого угодно!) и другим приемом, использованным Г. Альтовым. Вы говорите: есть у нас хорошая проза, есть талантливые стихи? А мы отвечаем: ничего подобного. Можем привести доказательства: одна и та же повесть (поэма, рассказ) была напечатана в журнале, а потом вышла отдельной книгой. Если это вещь хорошая, мы скажем так: это потому, что хороших вещей уж очень мало. Если плохая: потому, что «дефицит отчасти восполняется произведениями явно недоброкачественными». А уж если два издательства выпускает одну и ту же книгу, то налицо кризис жанра и следует призадуматься: а не закрыть ли парочку журналов?

В таком духе написана вся статья Г. Альтова. Найдя, что произведения Ал. Шалимова (о котором, кстати, говорилось и в статье А. Громовой) подражательны и что два рассказа двух малоизвестных авторов очень похожи друг на друга, Г. Альтов делает вывод о катастрофическом положении во всей научно-фантастической литературе. Можно подумать, что Г. Альтов читает фантастику очень редко, совершенно случайно и не пытается в ней по-настоящему разобраться. Прочел он книгу С. Гансовского — и тоже постарался пристегнуть ее к тезису о «повторении пройденного». С. Гансовский действительно включил в эту книгу первый свой рассказ, «Шаги в неизвестное», где развивается идея уэллсовского «Новейшего ускорителя» — хоть и в совершенно других условиях, с другим поворотом сюжета. Но это никому не дает права опорочивать всё творчество С. Гансовского. К тому же искать сходство в «Новой сигнальной» с рассказом Г. Уэллса «Поразительный случай с глазами Дэвидсона» — всё равно, что объявить: мол, «Спутники» В. Пановой — это «переигранная» «Анна Каренина», ведь там тоже поезд!

Несколько слов о еще одном тезисе статьи: о том, что журнал научной фантастики уже существует — это «Искатель». Г. Альтов спрашивает: «Разве что-нибудь изменится, если „Искатель“ будет выходить ежемесячно?» Отвечаем: ничего не изменится. «Искатель» прежде всего не занимается специально фантастикой. В некоторых номерах его (например, в 6-м за 1963 г.) нет ни строчки фантастики. К тому же объем его слишком мал, в «Искателе» нельзя публиковать повесть иначе, как в искалеченном виде (даже рассказы там идут обычно «в сокращенном варианте»). Ни о какой мало-мальски серьезной критике и речи быть не может, — для нее нет места.

Но главное — в другом. Будущий журнал (или альманах), о котором шла речь в статье А. Громовой, должен возглавляться людьми, знающими и любящими фантастику, заинтересованными в развитии жанра. Что толку, если некоторые журналы время от времени публикуют фантастику, чтобы поднять свой тираж? При отсутствии правильных критериев отбора в их поле зрения почти неизбежно попадают зачастую случайные вещи. Можно сколько угодно ругать редакцию того или иного журнала за нетребовательность; а из чего можно сейчас исходить, предъявляя требования к фантастике, кроме как из вкусовых оценок? Ведь, повторяем, нет теории жанра, нет серьезной, квалифицированной критики. Пишущим эти строки известны еще не опубликованные острые проблемные статьи по фантастике; известны и смелые, интересные замыслы будущих работ; для них нужна реальная трибуна, а не мифические «неиспользованные площади».

Процитируем Г. Альтова еще раз и на этом закончим: «Журнал (в этом его суть) должен вмещать все жанры». Правильно! Журнал, о котором мы мечтаем, должен вмещать романы с продолжением, повести и рассказы, стихи и поэмы, пьесы и киносценарии, публицистику и критику. В нем могут быть и иллюстрации, и рисунки, фотографии, кадры из кинофильмов, цветные вкладки с репродукцией картин, — ведь научная фантастика существует и в кино, и в живописи. И всё это вполне реально, для всех разделов этого журнала, пока не существующего, пока не получившего имени. Есть полноценный материал и есть надежные резервы для постоянного пополнения этого материала. Есть люди, которые хотят и умеют работать. Есть громадная читательская аудитория, которая с нетерпением ждет такого журнала.

В противовес Г. Альтову мы настроены оптимистически. Мы верим: будет лучше! И, надо надеяться, в ближайшее время. Журнал научной фантастики возникнет и будет жить!

В середине месяца АН — опять в Ленинграде, о чем свидетельствует дневник приездов.

ИЗ ДНЕВНИКА ПРИЕЗДОВ АНа В ПИТЕР

10.03.64. Вчера прибыл для ХВВ. Начало 4-й гл.

23.03.64. Сделано 8,5 гл. Переезд на нов. квартиру.

В это же время продолжается переписка Г. Альтова с АНом (начало переписки, к сожалению, в архиве отсутствует) по поводу «Регистра» фантастики (скрупулезно собираемого Альтовым свода научных идей фантастических произведений, из которого позднее выросла его знаменитая ТРИЗ — теория решения изобретательских задач) и о фантастике как жанре-методе вообще:

ПИСЬМО Г. АЛЬТОВА АНу, 12 МАРТА 1964

Уважаемый Аркадий Натанович!

Получил Ваше письмо, благодарен за внимание. Конечно, лучше перенести обсуждение «Регистра» на апрель.

Я, к сожалению, не совсем ясно представляю, что Вы подразумеваете под словом «метод». В Вашем письме в Одесскую киностудию говорится: «…фантастика есть метод отражения действительности, равноправный с любыми другими методами в рамках социалистического реализма» («Бюллетень студии», № 5, стр. 3). Поскольку социалистический реализм называют методом, то получается, что фантастика — метод внутри метода. Если же суть дела в том, что фантастика должна быть не служанкой науки, а художественной литературой, то здесь нес ясно и двух мнений быть не может.

Пока речь идет о предельно простой и локальной вещи. Пусть фантастика — метод, тема, средство, жанр, словом, что угодно. Однако при всех обстоятельствах фантастика не должна быть хулиганством. Проделки с машинами времени, бунты роботов, бесчисленные встречи с мамонтами и т. п. — это надругательство над литературой. Округляя цифры, можно считать, что 1/7—1/10 выходящего в Москве и Ленинграде и 1/2—1/3 выходящего вообще — литнакипь в химически чистом виде.

Оставим случаи, которые вызывают хоть какое-то сомнение (например «Поединок» Громовой). Будем считать серое и темно-серое — белым. Но черное есть черное. Мое предложение — минимум внутри минимума: оно относится только к ультрачерному.

Коллективный голос писателей-фантастов не раз поднимался, когда речь шла на тему «дайте»: дайте дорогу в толстые журналы, дайте тиражи, дайте свой журнал, дайте, дайте, дайте!.. Пусть хоть раз этот голос прозвучит самокритично: мы обращаем внимание на такие-то штампы, мы призываем редакторов и издателей требовательнее относится к фантастике.

Надеюсь, что к концу марта я смогу сообщить итоги обсуждения в Баку.

Желаю Вам успешной работы,

Г. Альтов

ПИСЬМО Г. АЛЬТОВА АНу, 27 МАРТА 1964

Уважаемый Аркадий Натанович!

К сожалению, в Баку еще не было обсуждения, и я не могу пока ничего сообщить. Но в Ленинграде обсуждение было. Учитывая опыт этого обсуждения, я прилагаю записку, которая уточняет суть дела и обращает внимание на наличие двух предложений (следовательно, и на необходимость решения по двум пунктам).

Для наглядности и информации я сделал таблицу. Пожалуйста, покажите ее нашим коллегам.

Было бы, мне кажется, полезным повесить эту таблицу — после обсуждения — в издательстве «Знание». Если товарищи из «Знания» не захотят взять себе таблицу, порвите ее; мне не хочется затруднять Вас сооружением большого конверта.

С искренним уважением,

Г. Альтов

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 3 АПРЕЛЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Боб.

Дела, значится, такие. Пишу по порядку, чтобы не, упаси бог, забыть.

1. Ленка прочитала ХВВ и сказала, что очень завлекательно и интересно, но что это Лем в чистом виде: и первое лицо ищущего и недоумевающего героя, и словообразования, и, главное, отчаянная безнадежность положения — не для героя, а для общества, для сферы, в которой он крутится. А пропо: Ленка читала «Возвращение со звезд» и «Рукопись, найденную в ванне».

2. Позавчера на вечере обсуждения Кима встретил меня Томан и сообщил, что президиум будет нас утверждать 24 апреля. Томан уверен, что всё сойдет благополучно.

3. Сейчас иду в «Мол. Гв.» для беседы с дирекцией по поводу подписной биб-ки мировой фантастики. Утверждена серия в пятнадцать томов на три года, ежегодно пять: один советский автор, один из стран нар. демократии, один из США, один из Англии, Франции или Японии, один том — антология рассказов без различия строев и сторон света. Первую группу на 65 год намечаем так: Ефремов «Туманность» и «Звездные корабли», Лем «Солярис» и «Непобедимый», Брэдбери «451» и «Марс, хроники», Абэ Кобо «Ледниковый период» и «Песчаная женщина», ну а антология она и есть антология.

4. Сегодня же будет встреча с Л. Леоновым — его тронная речь при вступлении в отправление функций председателя совета приключ. и фант, л-ры ССП.

5. Пришло несколько писем от поклонников. Ответил. Пришло письмо из Японии от нашего переводчика Ииды, письмо мое, значит, до него дошло, а вот книги, которые я послал, по-видимому, еще нет. Впрочем, письмо его, да и мое, тащилось по месяцу. Срамота, право. Он пишет, что переводит «Лезвие бритвы», оно выйдет в этом году в изд-ве «Кагава сёбо».

6. Обсуждение «Пуннакана» прошло хорошо, я рад за Кима. Да и то сказать, он да Лагин — лучшие памфлетисты, никуда не денешься.

6. Не курю. И весь дом у нас не курит. И ничего.

7. Нудельман прислал в «Мол. Гв.» для сборника статью о фантастике, излагает свои взгляды на фантастику вообще, с презрением отметает зарубежную, где вообще не о чем говорить за неимением оной как таковой и всюду говорит лишь о Леме, Ефремове и нас. Статья очень сложная, построена так, что он ставит вопросы и доказывает, что ответа на них ждать не приходится, ибо все течет и изменяется. Но мне понравилось. Пока всё. Пиши. Привет всем, крепко целую, твой Арк.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 6 АПРЕЛЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Получил твое письмо. С запозданием, ибо ты так ловко его послал, что пришло оно в субботу вечером, так что прочитал я его только в понедельник днем. Ну, что я могу тебе, так сказать, сообщить?

Говорил с Володькой. У него, как он выразился, «странное настроение» (имеется в виду ПкБ), обещал изъясниться подробнее при встрече. Встретимся на днях. Он был у Малининой, и та заявила, что его статью снимают, а пускают Нуделя. По-моему, это свинство.

Я беспрерывно пребываю в квартирных делах, каковые мне уже осто и насто. ХВВ не перечитывал и Адке не давал. Ужо. Отзыв Ленки кажется мне весьма симптоматичным. Надо будет что-то придумать.

Курю. С фильтром. Пришли мне на день рождения пачек пятьдесят «Фильтра» В смысле «Фитиля». Если пришлешь до дня рождения, будет еще лучше. И не забудь поискать двойную мойку или попроси Ленку.

Пришли мне: рассказы Севера и статью Нуделя. Очень хочется.

Напиши подробнее про тронную речь Леонова. Я тут прочитал «Бегство м-ра Мак-Кинли» — г… Не ожидал. Все-таки Леонов. А слабак. А я-то думал.

Сволочи — всё откладывают и откладывают. Мне это не нравится, я лучше пойду домой, как говаривал один эпизодический герой Уэллса.

А в этой Биб-ке мировой ф-ки мы будем или как? Как Толя?

Всем привет, жду писем, твой [подпись]

Р. Т. А «Происхождение человека» — любопытная штука!

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 9 АПРЕЛЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Борис.

Весьма прискорбно, что до сих пор нет ответа на мое письмо. Впрочем, ты, вероятно, в заботах, а я пишу тебе, не дожидаясь ответа, вот почему.

Вчера вечером позвонили мне из «Вопросов литературы» и сказали, что требуется наше выступление на тему «Писатель и наука». Требуется срочно — чтобы от силы к 14-му оно было готово, а 13-го редакция сама приедет ко мне и заберет выступление с квартиры прямо в верстку. Требуется много, не менее четырех и до шести машинописных страниц. Требуется изложить наши позиции по указанному вопросу и подтвердить (или не подтвердить) нашим творческим опытом. Требуется не только с нас. Это выступление сразу четырех авторов: кого-то (не расслышал), Олега Писаржевского, И. Ефремова и нас. Подозреваю, что нас включили в последнюю очередь, потому такая и спешка. Ну, на это плевать.

Сказать тебе откровенно, мне эти выступления до лампочки. Я занят, и мне заниматься ими некогда, да я и не умею, и не люблю. Именно поэтому я передоверяю все тебе. Напиши сам. По моим расчетам это письмо придет к тебе числа одиннадцатого, писать ты будешь день-другой, так что четырнадцатого оно будет обратно у меня. Я пройдусь по нему пером и отнесу в редакцию. А если ты не захочешь писать, тогда я скажу, что мы не успели, или еще что-нибудь совру.

А занят я сейчас вот чем: с большим увлечением перевожу японский фантастический рассказ. Кажется, отличный рассказ. Думаю, тебе понравится. Хотя он захватил кое-что из внешней атрибутики «Кракена».

Все. Целую, твой Арк.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 12 АПРЕЛЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Борик.

Письмо твое получил только вчера — странная штука, судя по штемпелям, опущено оно было седьмого, а пришло в Москву десятого. Так редко бывает. Ну, к делу. Не понимаю, что это у Володьки странное настроение в связи «ПкБ»? Что он, раньше ее не читал, что ли? Почему такая замедленная реакция? Я по поводу статьи ходил к Малининой, выяснилось, что Володьку не снимают, а передвинули в третий номер, а будет этот третий номер или нет — я не знаю. Я там сказал, чтобы меня членом редколлегии не считали. Ариадна по заказу написала о нас небольшую статью в «Сов. Литературу на иноязыках». Хорошая статья, на мой взгляд. Считает, что мы продвинули метод фантастики от Уэллса дальше. От «фантастики через бытовое» к «фантастике самого быта».

Тронная речь Леонова не состоялась. Он, кажется, болен. И х… с ним. Говорят, он был вне себя от ужаса и удивления, когда узнал, что его назначили председателем этого совета — узнал, между прочим, как раз за день до своей тронной речи. На что нам такой председатель? И, прямо скажем, на что нам такой совет?

Ходят слухи, что Большой ЦК разрешил журнал ФП Союзу писателей. Во главе поставили, якобы, Сытина. Так что фактом в нашей жизни этот журнал вряд ли будет. Купил тебе 60 пачек «Лайки» с фильтром. Двадцать вышлю, замешкав, если примут бандероль, или же посылкой, а остальные сорок привезу. Так что считай, подарок ко дню рождения есть. Что до двойного унитаза, о котором вы столь молите, Ленка следит и будет до победы следить. Статью Нуделя и вещи Севера прислать не могу. Статья — в издательстве, рассказы — где-то. Севера давно не видел. Да ты не огорчайся, все будет, и кофе, и какао. Нищие вот одолели. Пока пишу письмо — третий ломится.

Выступление для «ЛиЖи» я все-таки написал, Ленка сказала, что ничеГё. Так что рискнем своими репутациями при любых обстоятельствах.

Толя Днепров учинил очередной скандал с ребятами, поругался со всеми. Но на этот раз высокими именами не размахивал, а ссылался на общественность. Я его видел, предложил начать дискуссию, он, кажется, согласился. Вообще всё это гроша ломаного не стоит.

О биб-ке мировой фантастики. Мы разработали поименно весь состав первой серии — 15 томов на первые три года. Даю тебе перечень:

1965 Ефремов Лем Брэдбери Абэ Антология

1966 Стругацкие Кларк Азимов Веркор Антология

1967 Днепров (?) Уиндем Джек Вэнс (?) Ван-Вогт Антология

Названия вещей тоже примерно определили, но еще не окончательно. Мне уже дали переводить Абэ Кобо, у Брэдбери пойдет «451» и целиком «Хроники», Лем будет представлен «Солярисом» и либо «Непобедимым», либо «Возвращением со звезд». Сейчас с трепетом ожидаем: утвердит нам Романов саму библиотеку или нет.

Одновременно мне предложили (неофициально) составить подобную же библиотеку для Детгиза — но там приключения и фантастика советских авторов на 20 томов. Сейчас возьмусь за работу.

Пока всё.

Кажется, ничего не забыл. Целую, твой любящий брат.

Привет Адке. Поцелуй мамочку.

[подпись]

Совсем забыл, пришлось даже конверт разорвать. Срочно вышли в бухгалтерию «Мол. Гв.» заявление о переводе на сберкнижку, получай свою долю в 60 % по одобрению «ДР». Сообщи также, получил ли деньги по авансу за ПНвС из Детгиза.

К слову: вчера был в Детгизе, мадам очень настойчиво требовала от меня заверений в том, что к концу сентября вещь будет лежать у нее на столе. И вздыхала, что не раньше.

В архиве АБС сохранился примерный состав подписной библиотеки, датированный 12 апреля 1964 года.

ИЗ АРХИВА. ПРИМЕРНЫЙ СОСТАВ ПОДПИСНОЙ БИБЛИОТЕКИ ИЗДАТЕЛЬСТВА «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА» «ФАНТАСТИКА, ПРИКЛЮЧЕНИЯ, ПОДВИГ» (В 20-ТИ ТОМАХ)

А. Раздел «ПРИКЛЮЧЕНИЯ».

1. Л. Платов «Секретный фарватер», 500 стр.

2. Г. Тушкан «Джура», 400 стр.

3. Н. Томан «Погоня за Призраком» (авторский сборник, состав уточнить с автором). 450 стр.

4. В. Ардаматский «Он сделал всё, что мог» (авторский сборник, состав уточнить с автором). 400 стр.

5. Р. Ким «Кто украл Пуннакана» (авторский сборник, состав уточнить с автором). 500 стр.

6. Л. Лагин «Белокурая бестия» (авторский сборник, состав уточнить с автором). 500 стр.

7. А. Адамов «Дело Пестрых» (авторский сборник в составе двух повестей: «Дело Пестрых» и «Черная моль»). 550 стр.

8. Е. Рысс «Буря», 450 стр.

9. Г. Брянцев «Конец осиного гнезда», 400 стр.

10. Сборник «Подвиг» (повести Б. Лавренева, Л. Соболева, Эм. Казакевича). 500 стр.

Б. Раздел «ФАНТАСТИКА»

1. С. Лем «Магелланово облако», 400 стр.

2. И. Ефремов «Великая Дуга» («Путешествие Баурджеда» и «На краю Ойкумены»). 400 стр.

3. А. Казанцев «Пылающий остров», 450 стр.

4. В. Немцов «Три желания» (авторский сборник, состав уточнить с автором). 400 стр.

5. Ю. Долгушин «ГЧ», 450 стр.

6. Г. Мартынов «Каллисто» («Каллисто» и «Каллистяне»). 550 стр.

7. А. Стругацкий, Б. Стругацкий «Страна Багровых Туч» («Страна Багровых Туч», «Путь на Амальтею» и «Стажеры»).. 550 стр.

8. Г. Уэллс «Люди как боги», 400 стр.

9. Сборник «Баллада о звездах» (избранные повести советских фантастов).

А. Днепров «Глиняный бог» Г. Альтов, В. Журавлева «Баллада о звездах» А. Полещук «Ошибка Алексея Алексеева» Н. Разговоров «Четыре четырки»

Г. Громова «Глеги»

Г. Гуревич «Мы — с переднего края»

Всего 500 стр.

10. Сборник «Когда задают вопросы…» (избранные рассказы советских фантастов).

Г. Альтов «Богатырская симфония», «Полигон Звездная Река».

И. Варшавский «Индекс Е81», «Роби», «Сиреневая планета».

Е. Войскунский, И. Лукодьянов «Перекрестки времени».

С. Гансовский «День гнева», «Мечта», «Двое».

А. Днепров «Крабы идут по острову», «Мир, в котором я исчез», «Когда задают вопросы…».

М. Емцев, Е. Парнов «Снежок», «Уравнение с Бледного Нептуна».

И. Ефремов «Атолл Факаофо», «Встреча над Тускаророй», «Озеро горных духов».

В. Журавлева «Человек, создавший Атлантиду», «Астронавт». Л. Леонов «Первые» (отрывок из «Дороги на Океан»). В. Михайлов «Черные журавли вселенной». А. Полешук «Тайна Гомера».

Примечание: В зависимости от того, в каком году планируется этот сборник, состав его можно будет варьировать, пополнять и изменять.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 13 АПРЕЛЯ 1964, Л. — М

Дорогой Арк!

Все эти «Писатели и Науки» я, как и ты, мягко выражаясь, э…л. Со всеми моими заботами еще только не хватало «Воплей». Конечно, приятно было бы появиться в этом журнале, который я искренне уважаю, но, ей-богу, некогда было. И потом, что у них за манера обращаться в последний день? Свинство в общем-то! Словом, за вчерашний день я придумал только сюжет, сейчас отошлю тебе это письмо и попробую что-нибудь написать. Потребуется мне на это минимум два дня, причем, может быть, вообще ничего не получится. Так что, если будут звонить, скажи, что мы не успели и что надо предложения такого рода делать все-таки заранее, а не за два-три дня. А там видно будет.

Читал Адке ХВВ. Ей очень понравилось. Она сказала, что это не лучшая наша вещь, но во всяком случае — самая увлекательная и интересная. Так что можно считать, что хороший детектив у нас уже получился.

Видел Володьку. Настроение мрачное и, действительно, странное. Но это не для письма. Илья читал новые рассказы — ничеГё. Про кошку — просто хорошо. Хулиган он все-таки, молодчина.

Я обживаю квартиру. Все болеют. Мама — ничего.

Купил хорошую книжку: «Вирусы и природа жизни». Вообще веду растительный образ жизни. Большею частию лежу на ковре, курю и читаю «Происхождение человека». Кроме того, приколачиваю всякие нашлепки, гвозди, гардины, хожу по магазинам и выискиваю мебель. Как там насчет двойных моек и пишущей машинки?

Целую в щечку, твой верный [подпись]

Р. Т. А что были за письма от поклонников? От кого и о чем?

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 15 АПРЕЛЯ 1964, М. — Л.

Здравствуй, Борик!

Ну, в рассуждении «Воплей» я уже тебе писал: статью написал, приехал за ней какой-то хмырь болотный, говорит, что отлично и что публиковать будут в 5-м номере. Сфотографировал меня, расхвастался знакомствами и способностями, причем, по-моему, всё время врал, и уехал. Зовут его А. Лесс, спроси Володьку, может быть, он в курсе.

Если ты уже что-нибудь написал, не горчись, не пропадет, куда-нибудь сунем, а может, и идеи хорошие подвернутся там у тебя, тогда вставим куда-либо.

Очень рад, что Адке нравится ХВВ. Манин здесь приходил, в ногах валялся, даже в порядке подлиза припер два тома лекций Фройда, но я ему не дал. А Фройда читаю. Вот так.

Вчера на обществе фантастов предложил отнестись к Альтову прилично. Куда там! Обгадили с головы до ног. Все жаждали веселиться и веселились вовсю. Молодые ребята прочитали свой рассказ — про Ноя, Хама и прочую публику из Книги в связи с Пришельцами, рассказ дерьмовый, но нельзя же так — обгадили и их. Вышел парнишка, уполномоченный из молодежного кафе «Аэлита» звать фантастов на вечерок — его тоже обгадили, простыней утираться не хватило. Черт знает, до чего хлопчики пораспустились. Мы после всего пошли к Ариадне — она, Ленка, Олег, Нина Беркова и режиссер Каневский, да потом Ревич пришел, ну и того… Между прочим, я не курю.

Послать тебе сигареты пока не удалось. Упаковка какая-то там нужна. Табак не принимают.

А письма были от мальчишек, с целины и из Донецка. И еще ни к селу ни к городу прислал Женька Закладный вторую часть седьмого тома «Махабхараты». Впрочем, там я сразу обнаружил Упанишады, Арджуну и прочую муть из разговоров «Зеркала».

Пока всё, целую, твой Арк.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 15 АПРЕЛЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

С этой научно-писательской мочой у меня ничего не вышло — и некогда, и не тянет. Ну их к черту.

Вчера было заседание клуба фантастов в «Звезде». Зайцев читал свой рассказ из личной жизни — ничего, в стиле Солженицына. И еще показывал югославские газеты с сенсацией: там в какой-то церкви XIV в. обнаружили фрески, изображающие ангелов, летящих на спутниках, и Христа, возносящегося в ракете. Приведены фотографии. Действительно, похоже. Правда, это может быть современной подделкой монахов для привлечения внимания к храму. Дмитревский сообщил, что директор Лениздата предложил: а) Выпустить сборник советской фантастики к 50-летию Советской власти и b). организовать ежемесячные (!) выпуски фантастики по пять-шесть листов, дешевые и тиражеватые. Лениздат, кажется, выхлопотал себе положение республиканского (а не областного) изд-ва и теперь будет экспортировать свою продукцию по всему СССР.

Вышел сигнал ленинградского сборника Ильи И. Очень милая, аккуратная книжечка, битком набитая рассказами и с очень хорошими заставками. Прочитал еще два рассказа Ольги Ларионовой — ничего, обахохмаческие. Урбану изд-во «Сов. пис.» поручило составить сборник лучшей за последние два года советской фантастики. Он просил у меня консультацию, я ему дал. Миша Хейфец ездил в Москву выяснять насчет того критического сборника в Гослитиздате (о Леме, Брэдбери, Ефремове и о нас) — сборник перенесли на следующий год (мало бумаги). Хейфец говорит, что если бы у него была возможность посидеть в Москве подольше, он пробил бы этот сборник и в этом году. Обстановка там и отношение к сборнику самые благоприятные.

Кан вернул мне твоего Lewis`a. Очень его хвалил и удивлялся, что тебе не понравилось. Вырвал у меня твой адрес, будет, наверное, писать, благодарить и просить еще. А может быть, и не будет.

Да, я подслушал разговор Дмитревского и Брандиса. Слышно было плохо, но, кажется, Лениздат в сборнике 1964 года не хочет печатать ни «ПнА», ни «Непобедимого» Лема. Хоть компания хорошая.

Напиши, как там у вас дела. Кто что делает и как поступает.

Всем привет, целую [подпись]

Р. S. Сегодня мне стукнуло 31 год. С ума сойти можно!

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 18 АПРЕЛЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Боб.

Получил твое письмо с новостями. У меня никаких особых новостей нет. Всю неделю сидел дома и переводил, читал Фрейда и Фредерика Поля — есть такой талантливый американский фантаст, отмечен вниманием Эмиса. Однако нет, выезжал в порядке самопроветривания к Северу. Север хорош, отрастил усы и ходит в милицию за материалами для пиесы. Кроме того, сам себя иллюстрирует для сборника в «Знании». Передавал тебе большие приветы. Читал свои рецензии — он любит и умеет рецензировать, получается очень убедительно. Правильно или нет — это другой вопрос.

Не помню, писал ли тебе, что начал перевод Абэ Кобо «Четвертый ледниковый период». Очень глубокая и странная вещь, что-то весьма близкое к Лему. Интересно, он, конечно, о Леме понятия не имел, когда писал, находился на другом конце земли, а вот поди ты… Он умный человек, коммунист, как и Лем, философ, как и Лем, кажется, не дурак в науке… как и Лем. Нет ли здесь какой-то закономерности? Случаен ли «лемизм» в литературе? И тоже, как и Лем, пиком возвышается над сородичами-фантастами в том отношении, что ему надо не поразить читателя, а высказать то, что обычными средствами не высказывается. В «4-м ледниковом» ясно светит мысль: современники, не смейте судить будущее! Даже если оно вам не по вкусу, не смейте убивать его. Вашему вкусу в будущем места нет.

Вот, кажется, все новости. Да, днями разодрал все журналы, извлек из них квинтэссенцию, сейчас иду в переплетную мастерскую. Места освободилось — страсть.

Имею прибыть к 6-му мая.

Целую, твой Арк.

Привет всем.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 20 АПРЕЛЯ 1964, Л — М.

Дорогой Арк!

1. Пришли, пожалуйста, то, что ты написал для Воплей. Должен же и я посмотреть. Может быть, что-либо добавлю. Я не написал ничего: не нашел материалов. А мысль состояла в том, чтобы проблему Писатель-Наука свести к проблеме Писатель-Новый Читатель. О правах и обязанностях писателей в отношении новой аудитории ученых, невиданной раньше (в 1962 г. в вузах СССР училось три миллиона человек, представляешь?). Такая трактовка проблемы писатель—наука представлялась мне весьма заманчивой, но я не нашел никаких справочников, а без цифр всё это звучало бы ерундово.

2. Сигаретки получил — большое спасибо. Курю.

3. Заявление в бухгалтерию МолГв отправил. Из Детгиза получил четыреста с лишним уже довольно давно.

4. Намедни ребята здорово приставали, чтобы прочитал им ХВВ. Очень мне хотелось, но верный своему союзническому долгу… Кстати, если разобраться, то единственная причина, по которой я был против прочтений черновика, сводится к тому, чтобы черновик не ходил по неприятным рукам. Может быть, во изменение предыдущего решения постановить: черновик научно-фантастических статей Стругацких выдается для прочтения ТОЛЬКО лицам, к литературе прямого отношения не имеющим. Пример: Манин — да, Громова — нет. Чистяков — да, Варшавский — нет. И т. д. Чтобы не приставали разные Брандисы-Дмитревские у меня и соответствующие доброхоты у тебя. Как ты относишься к такой идее?

5. Прочитал «Исландский колокол» Лакснесса. Ты знаешь, противу ожиданий это оказалось хорошо — очень горькая и сильная повесть об Исландии времен, примерно, петровских. Очень честная и жестокая. И какая-то безнадежная. Прочти. Преодолей две-три первые страницы, а потом пойдет само.

6. Бегаю за мебелью. Пока безнадежно. По-видимому, будем писать ПНвС за кухонным столом, сидя на немецких табуретках и лежа на советских раскладушках или на немецком же репарационном ковре. Думаю, это будет не так уж плохо, а?

7. Я все-таки попрошу тебя приподнять почтенную поясницу и зайти в магазин пишмашинок. Если найдешь нечто подходящее — телеграфируй, я вышлю деньги (на сбк) и ты купишь и привезешь. Хочу иметь хорошую машинку и тебе тоже не след таскать свою из города в город. Займись. Заодно и воздухом подышишь.

8. Травинский уехал в отпуск. Настроение его было странным не по поводу ПкБ, а в смысле ПкБ («желающие странного»). «Непобедимого» берут в «Звезду». Брускин ходит и всех угощает коньяком. На днях в ССП состоится интересное заседание: какой-то товарищ из дома детской книги проведет анализ детских отзывов о н.-ф. Ужо отпишу. Альтов и Журавлева прислали очень нахальное письмо в «Звезду». Всех несут. По-видимому, их гипотеза получила огромный резонанс на Западе. Говорят, что даже Би-Би-Си что-то излагала по этому поводу. Но хамы они редкостные, все-таки.

Ну, на сем кончаю, всем большой привет. Поцелуй Ленку, у твоих писем и тебя самого, твой [подпись]

Р. Т. Как-то там наше дело в ССП? Бр-р-р…

В это время приходит ответ от Альтова.

ПИСЬМО Г. АЛЬТОВА АНу, 21 АПРЕЛЯ 1964

Уважаемый Аркадий Натанович!

Получил Ваше письмо, спасибо. Ради бога, не огорчайтесь. Всё идет нормально: пусть ответ будет сформулирован в любой форме.

Я, конечно, не теоретик литературы. И не писатель (в сущности, моя сила в том, что я это понимаю). Но я люблю фантастику. С детства — на всех поворотах — фантастика определяла мою жизнь. Это что-то вроде религии. Правда, я не фанатик и допускаю, что в одном храме можно молиться разным богам. Я лично верую больше в фантастику прогнозную, когда фантастика используется не как лит-прием, а чтобы на самом деле возможно точнее и возможно дальше заглянуть в будущее. Но, повторяю, я терпимо отношусь и к другим религиям. Единственное, что, на мой взгляд, недопустимо — это осквернение храма.

Веселые ребята, которые проголосовали за письмо ко мне, двинули пешку и не видят ничего дальше этого хода. Между тем, уже при небольшом напряжении умственных способностей можно было догадаться, что я рассчитываю именно на такое отношение.

В сущности, дело уже сделано: «мамонтовстречные» и т. п. произведения, которые уже в типографиях, по инерции выйдут, но через полгода злоупотребление штампами станет заметно меньше. Раздражение пройдет, а внедренная в сознание фантастов мысль останется, даст ростки. Удобрения для этих ростков подготовлены.

Пожалуйста, не надо никого отговаривать: всё учтено могучим ураганом — пусть отправляют свою резолюцию.

Первый опыт показал, что есть смысл наладить не эпизодическую, а более или менее стабильную связь между фантастами, работающими в разных городах. Конечно, хорошо было бы начать с всесоюзного совещания или семинара. Мне кажется, что такое совещание должно быть деловым (в отличие от семинара 61-го года) и творческим (в отличие от парада, устроенного «Техникой — молодежи» в 62-м году). Для этого надо заранее разумно отобрать вопросы и продумать организацию работы. В частности, если до совещания представить отпечатанные на машинке тезисы основных выступлений, будет сэкономлено полтора-два дня. Есть вопросы, до которых вообще никогда не успевали дойти: иллюстрации к фантастике, фантастика в театре, на радио и телевидении.

Если Вы за такое совещание, то возникает вопрос: кто его проведет? Может быть, литобъединение при «Молодой Гвардии»? Или ленинградцы?

В прошлом году Войскунский говорил, что Вы думаете побывать в Баку. Здесь есть человек 10 начинающих (и способных) авторов: они очень хотели бы встретиться с Вами. Разумеется, того же хотят и читатели. Опять вопрос: кто командирует Вас (конечно, если Вы согласитесь) в Баку?

Картина сейчас грустная: сидят по всей Руси — каждый в своем углу — фантасты и самодеятельно лепят фантастику. Огромное количество брака и полубрака не столько от прямой халтуры (есть и это), сколько из-за незнания азов, разобщенности, отсутствия постоянного обмена мнениями. Накапливают опыт методом «ткнулся, набил шишку, снова ткнулся и т. д.». Журнал — вещь официальная, малоподвижная. Поэтому мне хочется найти какую-то деловую, творческую форму контактов.

Рад буду узнать Ваше мнение… если, конечно, Вам не очень скучно говорить на эту тему.

С искренним уважением [подпись]

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 22 АПРЕЛЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Бешка!

1. Ликуй, старый рыжий пес! Вчера звонил Томан и сообщил, что комиссия нас утвердила. Потом звонила Ариадна и сообщила, что ей звонил Томан, что комиссия нас утвердила. Меня не было дома, и когда я пришел домой, Ленка сообщила, что Катерина Евгеньевна говорила по телефону с Ариадной, и та сообщила, что Томан звонил ей, что комиссия нас утвердила. Поздравляю, товарищ Советский Писатель.

2. Пришла вторая верстка ДрТбб, уже чистенькая и с рисунками. Напишу тебе письмо и помчусь снимать вопросы, сегодня же Бела сдаст в производство, производство свободно, и, возможно, в мае будет сигнал. Ликуй, рыжий… Впрочем, я уже писал, да?

3. Высылаю тебе статью с сокращениями. Твоя идея отличная. Мы обязательно напишем такую статью и опубликуем в Литературке. Три миллиона научников в год! Ничего себе ухо!

4. Чистяков — да. Мании тоже да. Согласен. Только читай из своих рук. И немедленно пришли отзывы.

5. «Исландский колокол» я э… Я Фройда читаю. Намедни переставлял свою библиотеку и обнаружил интересные фотографии. Ужо привезу. Сколько пыли в книгах заводится!

6. ПНвС готов писать даже на унитазе, не то что на ковре. Приеду, видимо, к маминому дню рождения. А я кое-какие книжечки для этого достаю.

7. Пишмашинку тебе ищут четыре человека, а двойной унитаз — два. Если пишмашнку не найдут, привезу пока свою. Какую-то особую ищут, с приставным стулом и чтобы одновременно была клавесинами. Фирмы «Бедекер».

8. Угости на радостях Брускина коньяком. Очень рад за него. У нас в изд-вах его ждут.

На сем кончаю. Крепко целуй маму и Адку, всем ах-приветцы.

Твой верный АНС.

[Рисунок: Подпись, переходящая в ряд очков]

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 23 АПРЕЛЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Боб.

Оказывается, праздновать еще рано. Утвердить нас утвердили, но утвердили условно, впредь до представления Ленинградским отделением характеристики и рекомендации на тебя.

Что всё это значит и для чего это нужно — я не знаю и знать не хочу. Кстати, рассматривало нас правление не Московской организации, а РСФСР, ибо Московская вообще не имеет тебя права рассматривать, как они вдруг заявили.

Так вот, уведомляю тебя, что я послал их всех — и не шепотом, а вслух, в телефонную трубку — и заявил, что заниматься этой белибердой не намерен, звонить и согласовывать и увязывать и вообще кланяться им не стану. Сказал, что мне на них наср… И пусть не думают, что они меня утвердили, а тебя нет.

Вот такое положение. Если хочешь, хлопочи дальше сам через Гора и прочих. Я всегда с тобой, без тебя я утверждаться не стану. С огромным наслаждением вообще плюнул бы на них, но ты считаешь, что быть членом необходимо. Ну а мне и так хорошо. Я перебьюсь без них столько времени, сколько тебе потребуется на получение рекомендации, и даже еще года полтора сверх этого.

Только не проси меня, чтобы я шел и что-то еще узнавал и согласовывал. Я туда не пойду. Ноги моей там не будет.

Твой Арк.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 24 АПРЕЛЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

1. Я должен ликовать? Но я не понимаю, почему. Ты написал, что комиссия нас утвердила. Но пардон — комиссия, как я понимал, нас утвердила давно. Либо ты описа′лся — и тогда я радуюсь, либо… А билеты когда? Билеты давай! Билеты давай, говору! Черт, неужели ты описа′лся!..

2. Статейку ты написал превосходную в Вопли. Молодчага! Мне очень понравилась — злая и наша. Только когда пишешь о проваливающихся куда-то Уэллсе и пр., не надо писать о Стругацких. Мы еще не классики. А в общем отлично.

3. Пишмашинку особенную мне совсем не надо. Мне надо обычную — немецкую, с крупным шрифтом и достаточно приятным общим видом. Без приставного стула. Стул у меня есть и так. И неплохой.

4. Был давеча в ССП. Слушал доклад сотрудника Публ. Биб-ки т. Коноплева на тему: «Советская н.-ф. литература о будущем в чтении учащихся средних и старших классов». Тов. Коноплев оказался дураком и тупицей. Доклад был дерьмо: набрал разных отзывов вундеркиндов и думает, что от этого есть какая-то польза. А когда я ему предложил заняться серьезной статистикой, он очень обиделся и рассердился, словно я пригласил его на совокупление с коровой. Я всё пытался объяснить ему, что это очень приятно, но он отвечал, что больно далеко бегать целоваться. На заседание пришла куча ребятишек в возрасте от 12 до 16. Все развращены донельзя своими библиотекарями, которые старательно вбивают им с детства, что в н.-ф. главное — наука. Впрочем, чем ребята старше, тем отчетливее они ощущают, что это не так. Коротко говоря, из доклада и высказываний ребятишек я понял, что мы котируемся высоко. Зачитанные отзывы были очень лестными: очень современны, много выдумки, неожиданные идеи, читаются без отрыва, Юрковский и Горбовский очень симпатичные и живые человеки, один из братьев ученый и это дает им возможность вовремя остановиться… (М-м-м-мать!..) И т. д. О других авторах тоже отзывались хорошо, но всё с какими-то оговорками. Мартынов хорош, но редко шутит и герои его совсем не улыбаются. Гор хорош, но временами слишком заумен и скучен. Савченко, Колпаков и Полещук — излишне запутанны. О Ефремове и Казанцеве говорили мало. О Леме тоже.

В общем было довольно интересно, но бесцельно. Ребятишки не показались мне искренними. Слишком много заученных формулировок. Или выпендриваются. После заседания навалились на меня и вытянули всю подноготную. Долго добивались, что такое «Люди Земли» и когда они выйдут. Где ТББ? О чем? Когда выходит ДР отдельно? И пр. и пр. Потом я натравил их на Брускина и пошел пить кофе.

Ну, пока. Крепко целую. Жду новостей. Твой [подпись]

Р. Т. Слушай, а чем кончилась та история с перепечаткой Возвращения французами?

Доклад Коноплева на чтениях в библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина позже был опубликован в сборнике «О литературе для детей». Об АБС там говорилось так:

КОНОПЛЕВ В. СОВЕТСКАЯ СОЦИАЛЬНАЯ ФАНТАСТИКА В ЧТЕНИИ ПОДРОСТКОВ И ЮНОШЕСТВА

<…>

Вот Валентин Петров, звездолетчик, герой рассказа «Частные предположения» братьев Стругацких.

«Веришь ему, — говорят читатели, — веришь, что такому всё удастся, что такой, по словам одного из героев произведения, в XXIV век войдет, так же весело улыбаясь и постукивая себя по изношенному ботинку тросточкой, вырезанной бог знает на какой планете».

«Люди, люди будущего — им посвящены все книги Стругацких», — отмечают ребята.

В этом плане примечательна последняя повесть Стругацких «Далекая Радуга». Беспримерная катастрофа произошла на планете физиков — Радуге. Люди должны погибнуть. Они находят способ спасти детей и часть своих работ, результаты наблюдений, имеющие большое значение для всего человечества. И все-таки впечатления обреченности не создается.

«Нет, думаешь ты, — говорит Боря Миловидов, — такие люди не могут погибнуть, потому что они не боятся смерти, потому что они из племени победителей. И, даже погибая, они побеждают стихию, вырвавшуюся из их рук».

<…>

Идея эмоционального робота, по мнению ребят, жестоко высмеивается Гором. Они отмечают, что страсти его героев скорее интеллектуального порядка, тогда как, например, у Стругацких герои не только интеллектуальны, но и страстно действенны. Не все герои Гора запоминаются, может быть, именно по этой причине. Персонажам Стругацких, по мнению некоторых читателей, не хватает известной тонкости, воспитанности, но они в избытке у героев Гора. Здесь возникают споры. Поклонники книг Стругацких защищают их персонажей. Эти читатели полагают, что герои Стругацких не менее глубоки и многогранны, просто они люди иного склада, иначе выражают себя.

<…>

Ребята выступают против фантасмагорий, популяризации сомнительных в научном отношении идей, остро критикуют шаблон и примитив в нашей фантастике.

Даже в таких интересных произведениях о коммунистическом будущем, как «Внуки наших внуков» Ю. и С. Сафроновых и «Страна багровых туч» А. и Б. Стругацких, чудеса техники заслоняют ее создателей.

<…>

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 25 АПРЕЛЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

Получил твое горестное письмо и, естественно, скис. Но, собравшись с духом, позвонил Влад. Ив-чу и, изложив ситуацию, попросил помочь. Он сказал, что сейчас едет к Брандису, и они вдвоем составят характеристику-рекомендацию, а в понедельник постараются сунуть на подпись Прокофьеву или Чепурову (секретари Лен. отд-я). Так что шансы еще есть. Меня больше всего беспокоит: а) Что еще могут быть чьи-то козни, и тогда всё усложняется и b) Что мы не успеем пробить это дело до середины мая, и тогда все уйдут на каникулы и придётся ждать еще год. Ты все-таки выясни (еще раз): что именно (точно) от меня требуют (характеристику, или рекомендацию, или и то, и другое вместе, или, м. б., можно, как собирается сделать Вл. Ив., соединенную характеристику-рекомендацию) и куда эти бумаги посылать (на какой адрес). Срочно вышли эти данные. Тут нужно жать и жать, а то как раз опоздаем. Давай, Аркаша! Плюнь на чувства. Надо! Разом это дело свалить — и всё!

Крепко жму руку, твой [подпись]

P.S. Вл. Ив-ч, услышав мой голос, сказал: «А! Поздравляю, ты принят в Союз Писателей». Оказывается, 22-го ему сказал об этом Ефремов.

И очередное письмо от Г. Альтова с приложением — письмом в литобъединения о призе «Гриадный Крокодил».

ПИСЬМО Г. АЛЬТОВА АНу, 30 АПРЕЛЯ 1964

Уважаемый Аркадий Натанович!

Час назад получил резолюцию московского литобъединения. Право, Вы слишком строго ее оценивали. Резолюция не хамская, это просто игривость.

Пришлось выпустить джинна. Я берег эту штуку для других целей: мне хотелось, чтобы три наших литобъединения учредили премию за лучший научно-фантастический фильм. Мне казалось, что полезно учредить — на общественных началах — такую премию. Ведь есть даже премии за фильмы с авиационной тематикой… Но всё это пришлось оставить: фантастика требует жертв.

Поздравляю Вас с праздником, желаю успехов

Г. Альтов

ПИСЬМО Г. АЛЬТОВА В ЛИТОБЪЕДИНЕНИЯ, 30 АПРЕЛЯ 1964

Комиссии по научной фантастике (Баку)

Литобъединению писателей-фантастов (Москва)

Комиссии по научной фантастике (Ленинград)

Дорогие товарищи!

Прежде всего, хочу поблагодарить вас за внимание, с которым вы рассмотрели предложения, касающиеся борьбы с лавиной повторов в научной фантастике.

1. Ленинградские фантасты приняли следующую резолюцию: «Комиссия разделяет точку зрения преамбулы относительно необходимости борьбы с халтурой и штамповки одинаковых сюжетов, но считает, что „Регистр“ не может принести в этом смысле практической пользы и ни в какой мере не оправдывает надежд составителя».

Очень хорошо, что необходимость борьбы с халтурой не вызывает сомнения. К сожалению, ленинградские коллеги не указывают — как бороться. Именно в целях борьбы с халтурой я и внес два своих предложения. Оправдают ли они возлагаемые на них надежды? Я настроен оптимистически: мне кажется, что они уже с лихвой оправдали.

Задача состояла в том, чтобы обратить внимание фантастов на недопустимость прямых повторов («тех же щей, да пожиже влей»). Чисто психологическая операция: фантасты должны были заметить и запомнить мысль об опасности повторов. И это уже достигнуто. Заметили и запомнили. Хорошо заметили и надолго запомнили.

Конечно, в ближайшие месяцы появятся ранее запущенные в производство «мамонтовстречные» и т. п. «произведения». Но я уверен, что уже через полгода поток «тех же щей» поуменьшится.

Раздражение, сопутствовавшее психологической операции, пройдет, а полезное действие останется.

Ну, а если не у всех останется, разве нельзя повторить?

2. Бакинские фантасты — в большинстве — тоже считают, что с повторами надо активно бороться. Это побуждает к поискам новых форм борьбы с халтурой — помимо Регистра.

Раз большинство товарищей считает, что Регистр не оправдает надежд и нужно идти дальше, я готов идти. Тем более что московские фантасты указывают конкретные пути.

3. По мнению литобъединения московских фантастов, наиболее ценным в «Регистре» является десятичная система регистрации, принятая — для каталогизирования — в передовых странах мира. В связи с этим работа должна получить признание в организации, занимающейся данной проблемой, — в ЮНЕСКО. К каковой организации меня и отсылают.

Хотя при голосовании не было единодушия, но в числе коллег, голосовавших за эту резолюцию, были фантасты особо компетентные в проблеме повторов. Это заставляет меня присоединиться к их мнению.

Практическим выводом инициативы, проявленной коллегами, принявшими резолюцию, является учреждение — по согласованию с ЮНЕСКО — приза «Гриадный Крокодил», присуждаемого за наихудшее научно-фантастическое произведение года.

Ежегодные призы, как свидетельствует практика кинематографии, не уступают по своей ценности десятичной системе каталогизирования. Приз «Гриадный Крокодил», надо надеяться, будет эффективным средством борьбы с «теми же щами».

Прилагаю Статус приза, предусматривающий порядок его присуждения и вручения, а также фотоснимки, сделанные с первого полностью готового к вручению приза.

Я понимаю, что «Гриадный Крокодил» — не панацея. Но было бы нереально искать средство, способное одним махом ликвидировать халтуру в фантастике. Нужна цепь продуманных и последовательных действий, и «Гриадный Крокодил» — лишь звено цепи.

С уважением [подпись] Г. Альтов

«ГРИАДНЫЙ КРОКОДИЛ»

§ 1. «Гриадный Крокодил» — приз за наихудшее научно-фантастическое произведение года. Назначение приза в том, чтобы воздать по заслугам халтурным сочинениям, бросающим тень на весь жанр научной фантастики.

Примечание: «Гриадный Крокодил» присуждается вне зависимости от размеров и формы произведения (проза, поэзия, киносценарий и т. д.).

§ 2. Приз представляет собой укрепленную на пластмассовой подставке стеклянную сферу (см. снимок), внутри которой — в глубоком вакууме — находится фигура крокодила, выполненная, в основном, из кислорода, кремния и алюминия. Крокодил держит в руках вилы. На подставке, рядом со сферой расположена металлическая пластинка, на которой выгравированы — год, фамилия автора и название произведения.

§ 3. В соответствии с духом пожеланий литобъединения московских фантастов, решение о присуждении «Гриадного Крокодила» может вынести только ЮНЕСКО.

Примечание 1: Временно (до согласования с ЮНЕСКО) определение наихудшего научно-фантастического произведения производится Клубом любителей фантастики при Доме Детской Книги (Москва).

Примечание 2: Правопреемником Клуба любителей фантастики является Клуб любителей книги при библиотеке им. Ахундова (Баку).

§ 4. Решение о присуждении «Гриадного Крокодила» выносится по окончании года, но не позже 15 марта следующего года.

Примечание: Решение о присуждении «Гриадного Крокодила» за 1963 год — в порядке исключения — должно быть вынесено к 1 июня 1964 года.

§ 5. Вопросы, связанные с торжественной процедурой вручения «Гриадного Крокодила», решаются по ходу дела.

Примечание 1: Лет через 10–20, когда накопится опыт проведения подобных процедур, можно будет составить инструкцию, определяющую церемониал вручения приза.

Примечание 2: Автор, не явившийся в месячный срок за получением причитающегося ему «Гриадного Крокодила», теряет право на получение приза, который передается — в назидание потомкам — на вечное хранение и выставляется на видном месте в помещении организации, принявшей решение о присуждении.

§ 6. Приз «Гриадный Крокодил» не дает получившим его авторам прав на какие-либо льготы, например, вхождение в троллейбус или автобус с передней площадки.

Для читателя, не знакомого с историей «Гриадного Крокодила», а в особенности для тех, кому непонятно и само название премии, приводим фрагмент выступления Г. Альтова (Альтшуллера) на семинаре в Челябинске в 1986 году.

АЛЬТШУЛЛЕР Г. ГРИАДНЫЙ КРОКОДИЛ

Приз назвали «Гриадный Крокодил». Почему Гриадный Крокодил?

Вы здесь люди молодые, я надеюсь, вы не помните кошмарный роман Колпакова «Гриада». Никто не помнит? Ну, вам повезло. В начале шестидесятых годов в «Пионерской правде» из номера в номер начал печататься роман Колпакова «Гриада», начались перепечатки в разных журналах, еще продолжал печататься этот роман, как появились рассказы Колпакова, повести Колпакова, появился классик, как сейчас Булычев. Кто не знает сейчас Булычева? Так тогда возник мыльный пузырь под названием Колпаков. Было потрясающе непонятно, куда смотрят издатели и куда смотрит издательство, потому что Колпаков заимствовал сюжеты, переписывал целые абзацы, слова, ситуации, идеи, он тихо-тихо орудовал так почти со всей фантастикой. Цельнотянутые произведения, бездарно скроенные. Но популярность его взрывоподобно увеличивалась.

Ребята, естественно, не прошли мимо этого; я их немножко поднатравил, мне казалось, что это вроде громоотвода: зачем, чтобы они нападали на всю фантастику, когда вот есть конкретно Колпаков. Я сказал: «Вот вам первый кандидат в призеры». Мне сказали: «Нет, его надо физически уничтожить», и принесли коллективно написанную статью. Статья была блестяще сделана. Невольно они нашли самую удачную литературную форму: никакой формы не было, статья представляла собой две строчки в начале, три строчки в конце и два ряда цитат. Они хорошо знали фантастику, дословно, они натолкнулись на целые «Гриады», переписанные у Уэллса, из романа «Когда спящий проснется». И шел кусок: вот абзац Уэллса, вот абзац Колпакова, вот еще шестнадцать страниц в таком же духе. Теперь другой кусок, здесь всего девять страниц. Вот такой анализ. В первой строчке от себя у них шли слова: «Мы учимся в школе, нас учат не списывать, а мы видим, что взрослый дядя-писатель списывает». И далее примеры. Затем заключительные строчки: «Когда мы списываем, нам ставят двойку и вызывают родителей. Как быть с таким писателем, может, он не писатель, а списыватель?» Вот такой наивный вопрос.

Я отнес статью в «Комсомольскую правду», они проверили и опубликовали. И с Колпаковым было покончено одним махом. Там, где начали печатать с продолжением, вдруг сократили. Колпаков, как гнойное явление на теле фантастики, быстро исчез. Это было достижением тогда, но меня беспокоило другое: нет Колпакова, но кто получит первый приз?

Почему гриадный крокодил? Чисто случайно: в это время исполнилась круглая дата журналу «Крокодил». И этот журнал, потеряв остроумие, выпустил статуэтки крокодила с вилами, фарфоровые, по пятерке. Нормальный человек не купит: представляете, крокодил с вилами, купить и подарить. Как это понимать, зачем это нужно было — сувенирное изделие не годилось для подарка. Редактор подарит сотруднику, сотрудник редактору, но зачем для широкой продажи? К тому моменту, о котором идет речь, уценили эти вещи, и за бесценок ребята скупили штук пятьдесят, на пятьдесят лет вперед, и сделали приз.

Надо сказать, они книжные мальчики и девочки, интеллектуалы, но руки у них хорошо работали, и они сделали внешне блестяще оформленный приз — текстолитовая очень красивая накладочка, гриадный крокодил стоит, стеклянный плафон его закрывает… Такой приз не стыдно отвезти в Канны или Карловы Вары. И металлическая пластина с гравировкой — кому, за какие заслуги. Они торжественно показали мне его — знаете, приятно получить такую вещь. Вот только надпись — «За наиболее худшее произведение такого-то года» не слишком-то воодушевляла…

Обзоры фантастики стали появляться практически во всех литературных журналах. В майском номере «Москвы» была опубликована статья Лукьянина. Она тоже пополнила счет нападок на АБС.

ЛУКЬЯНИН В. РОЖДЕННЫЙ ПРОГРЕССОМ

<…>

Самая ходовая тема, конечно, «космическая». Вы открываете первую страницу — планетолет (он же — звездолет, он же — космоплан, он же — астроплан) «Тахмасиб», «Витязь», «Урания», «Стрела» отправляются на Луну, Венеру, Марс, к центру Галактики или вообще за ее пределы. Экипаж: суровый командир, этакий космический волк, видавший виды, молодой, еще не облетанный ученый (или радист, или стажер), девушка (без нее не получится фабулы), ну и еще кто-нибудь для компании. Всё. Дальше можете не читать, все известно заранее: полет будет долгим и трудным, в пути случится авария, но ее быстро устранят, потом он влюбится в нее, а она — в него. Иногда еще — для большей занимательности — на чужой планете астронавтов встретят страшные чудовища или — того страшнее — мелкие и неуничтожимые насекомые, а может — разгул стихий. И автору придется даже пожертвовать кем-нибудь из своих героев, но не волнуйтесь: остальные в полном здравии отправятся в обратный путь, и Земля ликованием встретит их.

<…>

Кто еще страшней придумает?

Можно и еще страшней. Последуйте за героем братьев Стругацких Лозовским («Извне») на корабль таинственных Пришельцев. Вы увидите там «кошмарную тварь, похожую на помесь жабы и черепахи величиной с корову», «слоноподобных бронированных тараканов», «глазастых полурыб-полуптиц ростом с автомобиль» и «что-то невероятно расцвеченное, зубастое и крылатое, и что-то вообще неразборчивых форм, погруженное в зеленое полупрозрачное желе, разлитое на полу».

<…>

А что умеют сказать о труде своих героев писатели-фантасты? <…> Прославленный космический волк, командир «Тахмасиба» Быков («Стажеры» А. и Б. Стругацких) целыми днями на глазах изумленного Юры Бородина (традиционный юноша на корабле) читает старые журналы, так как корабль управляется автоматически. Он тут, как ильфовский Фунт, «для ответственности». Нередко авторы, как бы спохватываясь, пытаются уверить нас, что герои их много работают, но всегда оказывается, что либо эта работа закончена до нашего с ними знакомства, либо делается где-нибудь не на наших глазах. А если уж автор и покажет работу героев, так это непременно героическая работа, преодоление трудностей. Иногда герои даже гибнут, но чаще переносят все мужественно и даже с юмором.

<…>

А каковы моральные принципы этих людей будущего? Оказывается, в отношении долга, совести, чувства коллективизма они не очень-то далеко ушли от своих далеких предков. <… > Дружба? Коллективизм? Эти качества декларируются всеми авторами… и нарушаются их героями. <…> Нарушая запрет, нарушая честное слово, данное другу, устремляется на хрупком аппарате в каменный пояс Сатурна Юрковский («Стажеры» А. и Б. Стругацких), гибнет сам, а с ним и его старый друг. Таких примеров много. Всё это выглядит романтично, но несколько странно: выходит, подвиг лежит за гранью дисциплины, за гранью коллективизма? Действительно, чем Юрковский в таком случае отличается от Шершня, директора обсерватории на Дионе, который предпочитает всё делать сам?

А вот как говорят эти люди: «Душу выну из мер-рзавцев!» «Вернутся — изобью в кровь, — думал он. — Этого паиньку штурмана и этого генерального мерзавца». «Ни черта, ребята, — сипло сказал Гургенидзе и встал. — Ни черта. — Он страшно зашевелил лицом, разминая затекшие мускулы щек. — Ни черта, — повторил он». «Ох, и понесут же тебя сегодня, спортсмен!» и т. п.

А вот и декларируемые нормы их поведения:

«Он обладал правом понижать в должности, давать выговора, разносить, снимать, смещать, назначать, даже, кажется, применять силу и, судя по всему, был намерен делать всё это».

Впрочем, подчеркнутая грубость — это единственное качество, которое позволяет отличать героев А. и Б. Стругацких если не друг от друга, то по крайней мере от героев Г. Гуревича или И. Забелина. В остальном они просто близнецы, и имя им — легион.

<…>

Враждебная техника, враждебная природа, враждебный космос, враждебная судьба — всё наваливается на одинокого рыцаря науки, и он борется и гибнет. Этот мотив понятен в произведениях буржуазных писателей. Но как он попал в повести и рассказы Б. Фрадкина, А. Днепрова, В. Журавлевой, А. и Б. Стругацких?

В майском же номере «Техники — молодежи» публикуется статья Нудельмана, где упоминается недавно вышедшая ДР.

НУДЕЛЬМАН Р. ВОЗВРАЩЕНИЕ СО ЗВЕЗД

<…>

Стругацкие не ученые, не политики, не социологи. Они моралисты в фантастике. Они исследуют природу добра и зла, стремятся разделить «хорошо» и «плохо». Отсюда растут моральные императивы человеческого поведения, диктующие выбор главного направления в жизни. Герои Стругацких всегда на историческом распутье, перед выбором, а котором проверяются высшие ценности — разум и человечность. Острая и трагическая ситуация «Далекой Радуги», где в минуты смертельной опасности решается вопрос о том, что ценнее: труд всей жизни целого коллектива людей или дети этих же людей, наиболее полно выражает главную мысль Стругацких: как трудно быть человеком и как важно всегда оставаться им, как трудно побеждать дьявольски правильную логику разума во имя высшей логики человечности.

Май АН проводит в Ленинграде. АБС трудятся над второй и третьей частями ПНВС.

ИЗ ДНЕВНИКА ПРИЕЗДОВ АНа В ПИТЕР

Приехал 6.05.64. Уезжаю 7.06.64. Написаны черновики

«Ночь перед рождеством»

«О времени и о себе»

Жарко

Жажду

Ж…а.

Во время совместной работы продолжается переписка с Альтовым. Им легко и весело отвечать — вдвоем.

ПИСЬМО АБС Г. АЛЬТОВУ, 7 МАЯ 1964

Уважаемый Генрих Саулович.

Мы тщательно изучили Ваше письмо и похихикали над «Гриадный Крокодилом». Мы сейчас в Ленинграде и положение о Гриадном Крокодиле обязательно зачитаем на ближайшем же сборище местных фантастов. Не сомневаемся, что реакция будет соответствующая. Надо сказать, что Ваши обращения к общественности всегда вызывают только соответствующую реакцию. Впрочем, как говаривал трактирщик Паливец, всему этому цена дерьмо.

Нам, уважаемый Генрих Саулович, представляется, что Вы беретесь за дело не совсем с той стороны. Фактически Вы боретесь против литературного середняка. При этом Вы нападаете на Громову и Гансовского, на Парнова и Емцева, хотя совершенно ясно, что эти писатели стоят значительно выше среднего уровня, и создается впечатление, что Вы словно ослеплены своим принципом порицания сюжетного повтора, принципом, который по сути его имеет смысл применять (и Вы сами согласны с этим) только против середняка. Но ведь вся история негативной литературной критики в новое и новейшее время — это история борьбы с литературным середняком. И борьбы безнадежной. Середняка давят, ошпаривают пародиями, травят постановлениями, и тем не менее литература, как старый диван <клопов>, ежеминутно и ежечасно рождает новые и новые стада середняка. Середняк попросту неизбежен. Неизбежен так же, как талант. Неизбежен так же, как бездарный халтурщик, ибо всё в нашем мире распределено по гауссиане. Может быть, мы немножечко пацифисты, но нам кажется, что самый верный путь — это путь утверждения, а не отрицания, путь позитивной критики, положительного примера, путь непрерывного поиска рационального зерна. Слишком часто чистка оскверненных храмов начиналась с погромов и кончалась сожжением какого-нибудь Джордано Бруно. А между тем, «Баллада о звездах» и «Полигон „Звездная Река“» сделали ей-богу много больше, чем все обращения к общественности вместе взятые. Если воевать, то воевать хорошими произведениями, а если уж бить, то бить в корень: не по автору-середняку и даже не по Волгину-Оношко, а прямо по издательству, по неприхотливому редактору и по безграмотному рецензенту. Впрочем, Вас мы тоже понимаем: прочтешь иногда чего-нибудь — так и дал бы в рыло.

Проблема связи между фантастами разных городов, как нам кажется, в какой-то степени уже решена многочисленными, хотя и эпизодическими личными контактами. Мы, например, очень дружны с Войскунским и Лукодьяновым, большинство московских фантастов часто встречаются с ленинградцами. По-видимому, этого достаточно. По-видимому, пока дело находится в такой стадии, когда другие формы общения не являются необходимыми. Идея всесоюзного совещания, как и любая позитивная идея, безусловно заслуживает всяческой поддержки. Она уже выдвигалась в Ленинграде и со вкусом обсуждалась, но вскоре сама собой заглохла, потому что никому не было ясно, чем на этом совещании заниматься, кроме как сидеть в буфете и пить коньяк. Лично мы, честно говоря, считаем, что сделано еще слишком мало, чтобы ставить какие-то вопросы, требующие специального совещания. Пока вполне достаточно личных контактов. Но это, повторяем, только наше мнение, мы вовсе не против совещания, как такового, мы просто не знаем, о чем стоило бы сейчас совещаться во всесоюзном масштабе. А впрочем, мы за любые контакты и за любые совещания — были бы практические предложения.

Давно и очень хочется побывать в Баку. Там при личной встрече мы могли бы поговорить о многом, о чем просто не имеет смысла писать в письмах. Но, черт его знает, никак эта поездка не получается, всё время что-нибудь мешает. Может быть, удастся все-таки выбраться в этом году.

С искренним уважением

Р. Т. Если надумаете писать нам, пишите до 1 июня по адресу: Ленинград <…>

ПИСЬМО Г. АЛЬТОВА АБС, 12 МАЯ 1964

Уважаемые Аркадий Натанович и Борис Натанович!

Ваше письмо очень огорчило меня. Мне хотелось верить, что герои ваших произведений близки вам по мировоззрению. И вдруг всё иначе. Жаль.

Борьба с литхалтурой — дело тяжелое, но совсем не безнадежное (во всяком случае — в фантастике). Допустим, однако, что это безнадежная борьба. Всё равно надо бороться. Так у вас и поступают люди в «Далекой Радуге». Я бы сказал: в безнадежных случаях особенно важно бороться. Потом будут тысячи случаев, когда в неясных ситуациях (бороться или не бороться) пригодится принцип «всё равно — борись».

Между прочим, самая результативная битва в истории человечества — это сражение Дон Кихота с ветряными мельницами. Стерлись (не только из памяти людей, но и по своим практическим последствиям) битвы Ганнибала и Цезаря, давно закончилось влияние на историю грандиозных сражений первой мировой войны (Марна, Верден, Ютландский бой). А налет Дон Кихота на мельницы еще много столетий будет формировать общечеловеческую идеологию и ощутимо воздействовать на историю. И не из-за «живучести» литературы: сохранили свою действенность и реальные древние сражения… если они были безнадежны (Фермопилы).

Другой вопрос — с той ли стороны я берусь за дело. Пожалуй, можно математически доказать, что сторона выбрана правильно. Прежде всего, Емцев и Парнов отнюдь не лучше Волгина и Оношко. «На оранжевой планете» Оношко вышла тиражом в 65 тысяч. «Космический бумеранг» Волгина — 105 тысяч. «Последняя дверь» Емцева и Парнова по степени маразмичности подобна «Бумерангу» (правда, в «Бумеранге» выдан псевдоузбекский колорит, а в «Двери» — псевдоукраинский), но зато опубликована «Дверь» в журнале, имеющем тираж 1.167.000. Потом «Дверь» пойдет в какой-нибудь сборник «Знания» — 315.000. А потом — в книгу Емцева и Парнова в том же издательстве: еще 315.000. Уже по одному этому вредное действие «Двери» в десятки раз больше, чем «Бумеранга». Но есть еще два фактора. Книги Оношко, Волгина и других периферийных авторов сразу же подвергаются разносу в печати: это снижает их вредное действие. Кроме того, они вообще имеют малое хождение. Зато «Техника-молодежи» переходит из рук в руки. Если даже допустить, что «Дверь» на какую-то микровеличину менее маразмична, чем «Бумеранг», всё равно она оказывает — с учетом дополнительных факторов — в СОТНИ раз более вредное действие.

Я прикидывал годовой листо-тираж фантастики (кроме переводной) за последние два года. Оказывается, что 60–70 % листо-тиража приходится на Днепрова, Емцева-Парнова, Гансовского, Михайлова, Мартынова, Войскунского-Лукодьянова. Ефремов с 58-го года не опубликовал ни одной новой фантастической строчки. Ваши вещи выходят сравнительно небольшим тиражом (сравните тираж «Попытки к бегству» с тиражом «Черного столба», который вышел в «Молодой Гвардии», затем в сборнике «Знания», а теперь появится в книге Войскунского-Лукодьянова) и почти не переиздаются (к сожалению).

Вот и получается, что «середняки», как вы их называете, при всей своей неизбежности и многочисленности выдают — всем гуртом — лишь 10–15 % листо-тиража. И эти небольшие проценты сразу же заливают хлорной известью злых рецензий (тут все храбрецы!). А 60–70 % безнаказанно расхищаются Емцевым-Парновым и еще 8—10 гражданами. Совсем не потому, что Емцев и Парнов, как вы считаете, стоят выше среднего уровня. Их преимущество в другом — они имеют столичную прописку и запас молодых нахальных сил. Куда престарелому Оношко (он родился в 1905 году) угнаться за энергичными Емцевым-Парновым! А в тех случаях, когда появляется оношко сравнительно молодой и попадает в Москву, он превращается в Колпакова и обходит всех…

Расхищение 60–70 % идет разными методами. Вы напрасно считаете, что я «ослеплен своим принципом порицания сюжетного повтора». Просто повторы — наибольшая графа хищений. Кроме того, здесь легче поймать за руку. Но я отнюдь не думаю ограничиваться этим направлением. Например, внимательно изучаю творчество Днепрова. Сложный случай. Обидно за самого Днепрова. Тут нужен какой-то другой подход. Вероятно, я построю робот, запрограммированный по Днепрову. Технически задача не очень сложная (я приобрел некоторый опыт в проектировании «эвратронов» — машин, решающих изобретательские задачи), можно обойтись электромеханической схемой (а не электронной). Возможно, демонстрация такого робота в Москве вызовет соответствующую реакцию. (Не помню, писал ли я вам, что еще в апреле застраховал свою жизнь. Очень удачно — всего за пятерку.)

Я, конечно, понимаю, что вы останетесь при своем мнении. Вы скромничаете, когда говорите: «Мы немножко пацифисты». Очень даже множко. Отсюда и мнение, что если уж воевать, то хорошими произведениями. Типичное не то! Войскунский и Лукодьянов наизусть знают ваши вещи. Самая их заветная мечта — «писать как Стругацкие». И что же? Результаты самые плачевные. Иначе, разумеется, и быть не может: давно известно, что в искусстве нельзя ставить ногу на чужой след. Волгин старался писать «под Ефремова». Многие пытаются писать «под Днепрова»…

Хорошие произведения нужны. Для читателей. Это само собой. А противодействие литхалтуре — само собой.

Бить по неприхотливым редакторам и безграмотным рецензентам надо, вы правы. Но неприхотливость редакторов — это следствие, а не причина. Редактор не может закрыть журнал на год-другой и поискать авторов, подумать. А писатель может! Может — при желании — не выпаливать сырые вещи, а подумать, повременить. Редактор же стоит у конвейера. Он (редактор) трепыхается, ищет — тщетно. А тут возникают Емцев-Парнов: «Здрасте, мы принесли… Вот и Стругацкие одобряют…» Редактор смотрит, видит, что это не очень того, но думает: «А что делать? В конце концов, первый опус молодых авторов, кто придерется…» В следующий раз «молодые» говорят жестче. А третий редактор сам просит («Все печатают, что мы, одни должны идти не в ногу?..»). И работать с такими авторами легче: они не капризничают, на всё соглашаются.

Неприхотливость редакторов — прямое следствие пацифизма тех, кто понимает литературу и мог бы препятствовать процветанию литхалтуры. В Вашем письме есть, однако, очень обнадеживающая строчка: «Прочтешь иногда чего-нибудь — так и дал бы в рыло». Дайте! Не надо сдерживать благородные порывы! М. Глуховский говорил, что Вы, Аркадий Натанович, здорово владеете самбо. Очень удачно! В крайнем случае, можно застраховать свою жизнь: по пятерке на брата — не так уж много.

Если говорить серьезно, то вы не раз уже дрались. Например, защищая меня от Казанцева. Беда в том, что понимающие люди предпочитают терпеть и лишь в крайнем случае защищаются. А надо нападать! Нападать на всем фронте — от Немцова до Емцева. Насколько я помню, вы один раз выступили в газете — только для того, чтобы доказать, что в фантастике всё в порядке… А ведь были, есть и будут иные поводы: осталось много хороших книг, которые ни разу не были замечены критикой (газетной), есть много плохих книг, есть много неверных теоретических выступлений. Три-четыре статьи в год — это ничему не помешает (в смысле отвлечения от других дел), а эффект будет больше. Да вот конкретно: вы говорили о неприхотливых редакторах — так напишите!

От всей души желаю успеха!

[подпись]

ПИСЬМО АБС Г. АЛЬТОВУ, 30 МАЯ 1964

Уважаемый Генрих Саулович.

Подумать только, ведь мы с Вами хотим одного и того же: хорошей разнообразной литературной фантастики. А в письмах всё время спорим — того и гляди загубим истину. Наверное, надо встретиться, по-человечески познакомиться и тогда уж поговорить как следует. А пока давайте действовать порознь, но, так сказать, во имя общих идеалов. И давайте обменяемся своими кредо.

Вот Вам наше.

1. Мы считаем, что фантастам не следует ругаться из-за определений. Всегда получается буза и всеобщая неудовлетворенность, переходящая в личные ссоры (что хуже всего). Один кричит, что главное — наука. Другой кричит, что ему на науку плевать, а важен нравственный идеал. А третий заявляет, что нужно потрясти воображение, а литературу-де пусть Чехов с Толстым пишут. Всего-то фантастов тридцать человек, а идейных направлений сорок пять, и все друг друга исключают.

2. Мы считаем, что главной бедой фантастики является не наличие плохих произведений, а недостаток хороших. И мы в меру сил и способностей намерены бороться с этой бедой плечом к плечу с Вами и другими фантастами, пишущими бескорыстно и добросовестно.

3. С халтурой как таковой мы тоже намерены бороться и сами, и как близкие знакомые рецензентов, членов редколлегий и составителей сборников.

4. Мы считаем, что дела в фантастике обстоят не так уж плохо; что современная советская фантастика гораздо лучше довоенной и сразу-послевоенной. И мы питаем самые радужные надежды, когда читаем пока еще неопубликованные вещи Громовой, Гансовского, Емцева и Парнова и новых ленинградских авторов. А также когда слышим, что Вы и Войскунский с Лукодьяновым тоже намереваетесь что-то выдать на-гора.

5. Мы считаем, что фантастам необходим журнал, как трибуна для эксперимента и квалифицированной критики. Надежда на толстые журналы чрезвычайно мала, мы эту надежду уже больше не питаем.

6. Мы считаем, что хорошая литература как правило вырастает из средней и поэтому всё, мало-мальски поднимающееся над средним уровнем, требует самого терпеливого и деликатного внимания.

Вот пока и всё.

С уважением, Ваши [подпись]

Р. Т. А кто такой Глуховский? Знакомая фамилия. Что-то он напутал. А. Стругацкий — это немолодой толстый человек. О самбо он, А. Стругацкий, конечно, слышал и даже видел в кино. Но чтобы самому…

ПИСЬМО Г. АЛЬТОВА АБС, 6 ИЮНЯ 1964

Уважаемые Аркадий Натанович и Борис Натанович!

Мое кредо можно сформулировать коротко: «Человек имеет право писать только в том случае, когда у него на сердце стучит пепел Клааса». Но я отвечу на Ваши 6 пунктов.

1. «Фантастам не следует ругаться из-за определений». Согласен на 100 %. Никогда не выступал против какого-либо направления как такового. Я против халтуры, против графоманов в каждом направлении. Фантастика может быть какой угодно. Даже научно-популярной (хотя в этом уже почти нет надобности). В каждом направлении есть плохое и хорошее. Есть, например, близкая фантастика хорошая (рассказы Ефремова), есть близкая фантастика плохая (Немцов, Сапарин). И дальняя фантастика бывает хорошая и плохая (о посредственной особо).

Строго говоря, в разное время в центре фантастики оказываются разные направления. Это историческая закономерность, стоило бы проследить ее и понять. Тут один из ключей к теории фантастики. Можно и без драки обсуждать специфику направлений, их состояние и развитие. Мне казалось, что это будет интересным разделом обсуждения на совещании фантастов. Но я уже понял, что фантасты будут в буфете.

Так вот, первый пункт кредо не вызывает разногласий. Пусть на здоровье существуют все направления.

2. «Главной бедой является не наличие плохих произведений, а недостаток хороших». Увы, количество хороших произведений во многом зависит (обратно пропорционально) от количества плохих.

Когда «Искатель» только-только возникал, я имел обстоятельный и откровенный разговор с Сапариным. В конце разговора я ему сказал: «При такой трусоватой линии у Вас не будут печататься Ефремов, Стругацкие, Днепров, Журавлева. Я тоже не буду». Сапарин ответил: «Ничего. Найдем кого-нибудь». Как вы знаете, оба прогноза оказались верными. Журнал почти не имеет произведений перечисленных авторов (Днепров им дает не-днепровские вещи). Но кого-то они нашли! Они нашли Емцева и Парнова, В. Михайлова, Худенко, Г. Голубева… У меня были сторонники в редакции «Искателя». Был момент — Сапарин дрогнул. И тогда его спасли штрейкбрехеры. Теперь Сапарину чихать на меня. На вас, простите, ему тоже чихать. Штрейкбрехеры исправно поставляют подражательные вещи — и это сходит.

Примерно так было и с издательством «Знание». Нас (Журавлеву и меня) пригласили зайти, когда еще только шли разговоры о фантастике. Зашли. Увидели не очень умную тетку — Малинину. С вежливым и выдержанным Сапариным надо было два часа добираться до сути. Здесь всё выяснилось в течение пяти минут. «Что ж, обойдемся без вас», — сказала Малинина. Я ее заверил, что не выйдет. И оказался прав. В сборниках, если не считать переводов, есть одна дельная вещь — ваша повесть. (Еще — микроповесть Н. Разговорова. Но такие вещи годятся один раз и в малых дозах.) Маловато на две книги. Даже на четыре: надо добавить книги Емцева-Парнова и Войскунского-Лукодьянова, Одна дельная повесть на четыре книги — почти вакуум.

После разговора с Малининой прошло много времени. Однако, Дубровский не предложил нам участвовать в этих сборниках. Есть штрейкбрехеры. С ними проще, они на всё готовы. Дурацкое научное послесловие? Пожалуйста! Сокращения и изменения? Пожалуйста!

Думаю, вы меня правильно поймете. Дело не в обиде. И не в беспокойстве за место. Я просто хочу объяснить, что ваш второй пункт кредо — это общая фраза. А на практике всё иначе. «Искатель» и пальцем не шевельнет, чтобы найти хорошие вещи, — есть штрейкбрехеры. «Знание-сила» давно уже не печатает Стругацких, Журавлеву, Альтова. Обходятся самодеятельностью, дали миру таких фантастов, как Оглоблин, Муслин, Зубков. А Муслин и Зубков в своем журнале («Изобретатель и рационализатор») тоже печатают свои рассказы и в порядке взаимодействия — статьи знаньесильцев.

Вы заканчиваете второй пункт кредо так: «И мы в меру сил и способностей намерены бороться с этой бедой плечом к плечу с Вами и другими фантастами, пишущими бескорыстно и добросовестно». Увы, это тоже общая фраза. Если «бороться» означает написать еще одну вещь, то так вы уже давно боретесь. Но это не помешало хлынуть потоку халтуры. Если же «бороться» означает «активно выступать против халтуры», давайте попробуем перейти от слов к делу. Вношу конкретное предложение: пора выступить за «Искатель». Спасти его от Сапарина. Журнал устоялся, давно определилась его безликость. Самое время выступить.

3. Выступление по поводу «Искателя» будет вполне отвечать 3-му пункту вашего кредо. «Бороться» — это хорошо.

Поделюсь опытом борьбы.

Надо взять бумагу (не откладывая больше, чем на 24 часа) и написать статью. Например, об «Искателе». Или о сборнике «Черный столб». Или о книгах, вышедших в республиканских и областных издательствах. Можно написать и об общих проблемах фантастики, сделав упор на критику халтуры. В сущности, любая фантастическая тема (например, фантастика и наука) может нести и критическую нагрузку. Затем статья посылается по почте в одну из следующих редакций: «Литературная газета», «Комсомольская правда», «Литературная Россия», «Учительская газета», журналы «Вопросы литературы», «Природа» и т. д. и т. п. У меня лично не было ни одного случая, чтобы статью не взяли.

Вот таким путем.

4. «Мы считаем, что дела в фантастике обстоят не так уж плохо; что современная советская фантастика гораздо лучше довоенной и сразу-послевоенной».

Если «довоенная» фантастика — это фантастика 20-х годов, то, увы, современная хуже. А. Толстой, Беляев и Обручев — одна эта тройка перевешивает современную фантастику. В 30-е годы, как известно, фантастику почти прикрыли. Были годы, когда выходили 1–2 книги. Разумеется, сейчас лучше. Был абсолютный нуль, поэтому даже градус выше нуля — уже хорошо. Ура, наступила жара — плюс один по шкале Кельвина! Если говорить серьезно, то само сравнение современной фантастики с довоенной (чтобы показать, что современная не так уж плоха) весьма знаменательно.

А сразу-послевоенная фантастика — нечто вроде минус 50° ниже абсолютного нуля. Тут и нуль — тропики.

Да, после «Туманности Андромеды» лед заметно тронулся. Но если собрать всё хорошее (отличного не было), что вышло после «Туманности», и если добавить к этому посредственное, но интересное, получится книга страниц на 600. Может быть, на 400 (если отбирать строго) или на 900 (если отбирать либерально).

Радужные надежды на Громову, Гансовского, Емцева-Парнова, Войскунского-Лукодьянова? Это напоминает характеристики знакомых в мемуарах Крутикова. Наукой доказано, что чудес не бывает. Все перечисленные граждане пишут уже ряд лет. Давно определился их начальный творческий потенциал и ежегодный прирост потенциала, так сказать, Δх. В одних случаях этот Δх имеет отрицательную величину, в других — положительную. Но всегда Δх весьма близок к нулю. Представьте себе, что есть ученики шестого класса. Они знают математику — чуть больше, чуть меньше, но средний уровень ясен. И вот кто-то радужно говорит: а вдруг они завтра выдадут работы на уровне диссертаций… Не выдадут. Нужны годы. Когда эти годы пройдут, часть шестиклассников, возможно, станет кандидатами наук. Другие переквалифицируются, скажем, в тигроловов. Но ни завтра, ни через три года заведомо не произойдет чудес. Это ясно и ежу. Только что появилась «Последняя дверь» Емцева—Парнова. Типично графоманское произведение. И вы хотите сказать, что Емцев и Парнов печатают эту муру в то время, когда у них лежат вселяющие радужные надежды неопубликованные вещи?!

5. Журнал — «как трибуна для эксперимента и квалифицированной критики». Допустим, с 1 — го сентября возник журнал. Так сказать, соорудили трибуну. И что же — с неба упадут широкие массы квалифицированных критиков?..

Критиков можно пересчитать по пальцам. Брандис-Дмитревский (это один коллективный автор) и К. Андреев. 2 (два!) профессиональных критика. Всего два! Эпизодически выступают Рюриков, Ларин и еще 1–2 человека. Брандис и Дмитревский пишут грамотно, но без глубокого анализа и без активной позиции. Я слежу за всеми их статьями. Могу доказать как дважды два, что они в значительной мере повторяются уже при имеющемся в их распоряжении объеме. Допустить, что создание журнала увеличит зоркость их глаз и вложит в их грудные клетки хоть какой-то пепел? Наивно.

К. Андреев? Этот, конечно, взыграет на базе журнала. Когда-то он рецензировал рукопись моих «легенд». Одобрил. Поругал только сам цикл легенд. Два главных пункта: герои настолько абстрактны, что не имеют фамилий, и легенды «украшены самодельными стишатами, более чем посредственными». Я не согласился. В «Богатырской симфонии», которую Андреев хвалил, тоже герои без фамилий. А стишата не самодельные, а из Гёте и Брюсова… Нельзя сказать, чтобы я не отнесся самокритично к рукописи. Я долго тянул, зато сам (никто об этом не говорил) выбросил все ранние рассказы. Из старого осталась «Симфония» и цикл маленьких легенд. Но Андреев разозлился за конфуз с Гёте и Брюсовым (стихи Брюсова я, кстати, тоже убрал). И стал со всех трибун упрекать меня (а заодно и Журавлеву) в подражании дурным западным образцам. А мы их просто не знаем! Получив как-то очередную вырезку из «Московского литератора», мы запросили Андреева: а в чем именно проявляется это подражание? Запросили очень вежливо, хотя обвинение сволочное, а доказательств — ни полслова. Запрашивали несколько раз. Молчит К. Андреев. И продолжает со всех трибун «квалифицированно критиковать»…

Когда-то мы регулярно участвовали в сборниках «Молодой гвардии». Но вот их составление поручили К. Андрееву. Он взял реванш за Гёте: не стал включать наши вещи в сборники… Все эти годы, пока вы, дорогие друзья, вели приятные радужно-теоретические разговоры, К. Андреев пытался вычеркнуть нас из фантастики. Делал вид, что нас нет. И это имело бы успех, если бы мы вовремя не поняли, что надо писать на уровне толстых журналов, неподведомственных К. Андрееву.

Еще раз подчеркиваю: я не руководствуюсь личными обидами. Одно время передо мной маячил соблазн подзастрять на уровне тонких журналов и спецсборников. Благодаря К. Андрееву и еще десятку разгневанных граждан, я, как говорится, стал упорно работать над собой. Но когда заходит радужная речь о трибуне для квалифицированной критики, я думаю: а кто будет говорить с этой трибуны? И я представляю конкретных людей в конкретной ситуации. Скажем, была бы эта трибуна в период, когда громили абстракционистов. У фантастов, к счастью, не оказалось тогда ведомственного журнала. Журнал, как вы понимаете, обязательно должен был бы реагировать. Нашли бы абстракционистов. Успел же Казанцев тиснуть в «Уч. газете» статейку об абстракционистах Днепрове, Журавлевой, Альтове…

Подобные кампании часты. И журнал неизбежно превратится не в трибуну квалифицированной критики, а в трибуну для проработок и навешивания ярлыков.

Радужные разговоры о журнале — слова. Акустика. Дело же начинается с элементарного размышления. Кто, например, будет редактором? Выбор ограничен — пяток фамилий. Одна другой краше… Как будет действовать журнал при очередной кампании? Кто будет квалифицированно выступать с трибуны?

Словом, с трибуной ясно. Да, еще трибуна для экспериментов. Не понимаю, почему у вас иссякли надежды на толстые журналы. Сколько раз вы обращались в «Новый мир»? Или в «Звезду»? Мы год рылись в материалах по Тунгусскому взрыву, думали. Потом написали статью с критикой имеющихся теорий и методов доказательства. Предложили новую гипотезу. Получилась сугубо экспериментальная статья. Ее не взяли тонкие журналы. Тогда наш друзья из «Комсомолки» — по своей инициативе — показали статью в «Октябре». Сразу получили ответ: возьмем. Мы не согласились: «Октябрь» своеобразный журнал. Вложили статью в конверт и без всякой протекции послали в «Звезду». Там сразу приняли. Напечатали. Отлично понимая, что им тоже может влететь от разгневанных академиков и оравы метеоритчиков и антиметеоритчиков, привыкших десятилетиями доить Тунгусскую проблему.

Ефремов напечатал в «Неве» экспериментальную вещь. В толстых журналах печатались Гор и Лагин. Мы тоже печатались. Казанцев печатался. Убежден, что вас напечатали бы. Не все ваши вещи (как и у нас) подходят для толстых журналов. Но многое подходит. Неужели все дело в том, что толстые журналы не берут Емцева-Парнова, Гансовского, Громову?..

Вчера получил письмо от Брандиса: в № 5 «Москвы» есть статья о фантастике «какого-то начинающего критика». Обратите внимание: начинающего! Двери открыты. Ну, хотите, поставим опыт: я напишу статью для толстого журнала. Убедит ли вас ее опубликование в том, что толстые журналы «не чураются»?

6. «Хорошая литература», как правило, вырастает из средней. А средняя из плохой. Поэтому надо особо внимательно относиться к очень плохой литературе, из коей вырастает плохая, из коей — в свою очередь — произрастает средняя, дающая хорошую… Это — шутка. Но и ваше утверждение — сплошной юмор.

В том номере «Литгазеты», где была моя статья, есть большая статья Бондарчука. Вы ее, конечно, не читали. Иначе в своем ответе вы бы не сказали о «Двенадцати» Блока. Вот, что пишет Бондарчук:

«Появилась даже теория, правда, негласная, о том, что плохие фильмы вовсе и не зло, а явление естественное, что они даже способствуют появлению фильмов настоящих, так сказать, знаменуют собой переход количественного состояния в качественное. И как неоспоримый аргумент приводится некий „закон“ мирового кинематографа, согласно которому на подавляющий процент макулатуры приходится всего несколько выдающихся фильмов. Сторонники этой „теории“ фарисейски поджимают губы. „Не всем же быть Чаплинами и Эйзенштейнами, кому-то надо делать и рядовые фильмы“. Но если нет в твоем сердце эйзенштейновского или довженковского горения, то зачем ты пришел в кинематограф?

Нет! Сто фильмов надо не просто делать. Надо их уметь делать! Создание подлинного произведения, каждого из ста, требует и подлинных длительных, порой мучительных исканий. Я не открываю никакой истины. Она непреложна и извечна, как само существование искусства. Но искания в свою очередь требуют времени. Истинные художники всех времен и народов, чьи минуты были драгоценны, не считали часы, месяцы, годы, уходящие на титаническую работу. Почему же мы, безмерно жаждущие совершенства, надеемся его легко достигнуть».

В том же номере газеты — статья Сельвинского. Смысл тот же: лепить «среднее» могут все, печатать надо хорошее и отличное. «Среднее», по самой своей природе, расползается, растет, преграждает дорогу хорошему.

«Литгазета» не подбирала специальный номер. Просто во всех отраслях искусства и литературы неуклонно крепнет антихалтурное движение.

Два года я высиживаю свой второй детгизовский сборник. Дважды мне продлевали срок. 5–8 листов. Я мог бы за месяц сколотить сборник из рассказов типа «Полигона». Стыдно. Полуподохну, но пойду дальше. И вот в паузе на этом полуподыхательном пути мне выдают радужные разговоры о Громовой, Войскунском и др. Юмор. Чтобы эти люди выдали что-то хорошее, им надо — прежде всего! — годика на три заткнуть свой фонтан. Думать, искать. Некоторые придут к горькой, но правильной мысли, что они не писатели. Некоторые дойдут до каких-то мыслей. Помните Бабеля? Если не ошибаюсь, он лет восемь не писал, думал, учился. Возьмем, скажем, Лукодьянова. Он приятный человек. Но при всех достоинствах у него в груди нет пепла Клааса. А еще никому за всю длинную историю литературы не удавалось написать хорошее, не имея означенного пепла или его высококачественного заменителя. Поэтому радужные надежды почвы не имеют. С таким же основанием можно надеяться, что у Немцова вдруг появится чудесное меццо-сопрано.

«Всё, мало-мальски поднимающееся над средним уровнем, требует самого терпеливого и деликатного внимания». Требует. Терпеливого и деликатного. Но вы считаете средним… я не знаю даже, что вы считаете средним, если Емцев и Парнов «поднимаются». На мой взгляд, средний уровень — это именно средний уровень фантастики от Ж. Верна до Шекли, Азимова, Ефремова. И над этим средним уровнем мало-мальски возвышаются лишь некоторые страницы у вас, у меня, у Ефремова, еще у нескольких человек. Пока, к сожалению, ни у кого нет вещи, выдержанной целиком на хорошем уровне, как, скажем, «Аэлита». Нам еще надо много думать и учиться. В вас я верю. В себя верю «секторно»: знаю, что буду писать только в тех направлениях, в которых смогу. Это какая-то гарантия. Кроме того, мы — это я знаю твердо — проложим путь новым авторам.

* * *

Ваши шесть пунктов — не кредо. Это только шесть пунктов в защиту идущих у вас в кильватере эпигонов. О кредо нам еще предстоит когда-нибудь поговорить. Это из другой оперы. Вопросы о смысле литературной жизни, о технологии творчества, о законах развития фантастики, о связи фантастики, науки и литературы, о минимальных гражданских обязанностях писателя и т. д.

* * *

Вы хорошие и добрые люди. Но пока в литературе есть подлость и глупость, нужны — кроме хороших и добрых — хорошие и злые. Вроде меня.

* * *

Извините, что письмо получилось длинным. Я трижды его переписывал, сокращал. Когда отвечаешь на общие фразы, неизбежно наступает стадия, требующая один раз перевести все на конкретный язык.

Кроме того, я чувствовал, что в связи с присуждением «Гриадного Крокодила» впереди бури, и меня не спасет даже страховой полис. Сейчас прибыло новое письмо от Брандиса. Меня уже испепеляют громы и молнии. То есть молнии под грохот грома. Брандис, боюсь, не захочет передавать мой ответ разгневанным мужчинам. Поэтому, Борис Натанович, пожалуйста, передайте Вы. Я приложу ответ к этому письму

В случае чего — не поминайте лихом [подпись]

Р. S. Надеюсь, вы — в союзе писателей? Здесь мне не от кого узнать. Если в союзе, от души поздравляю.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 11 ИЮНЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Боб.

Приехал я в Москву, побегал два дня по делам, и вот я заперт на даче. Условия здесь хорошие, вокруг леса, наш с тестем кабинет на веранде, от всех изолирован. Буду сидеть, переводить и думать о ХВВ.

Из всех твоих поручений не выполнил, пожалуй, ни одного. Насчет билетов узнать не у кого, все в разъездах. Конфекты Беле купить не успел, да это ладно, книжка выйдет, тогда воспользуюсь предлогом и преподнесу.

В понедельник сразу же попал на фантастическое сборище. Полещук ходил с горестной усмешкой и с большой фотографией Гриадного Крокодила, прикрепленной к лацкану пиджака. Всем рассказывал, что он кавалер означенного ордена. И все в ответ тоже горестно и сочувственно усмехались. Были призывы к кровавой расправе — а ля Брускин, были призывы пожаловаться («на каком основании он позволяет себе?..»), были призывы никак не реагировать. На том последнем и порешили и принялись слушать новое творение Колпакова. А народу было много, и когда Жемайтис предложил по летнему времени встречаться реже, случилась буря протеста.

Потом мы завалились к Соколову и поговорили. Был Римка, Гансовский, Олег, Ленка, жена Олега и я. Все жаловались на усталость. Я совершенно простым голосом поинтересовался, как дела с альманахом в «Знании», Олежка окрысился и потребовал, чтобы я перестал задавать ехидные вопросы. Кто-то рассказал, будто Днепров рассказал, будто Лема исключили из союза польских писателей. Бодяга какая-то, не знаю, в чем дело, врет, по-моему.

Бела жмет на материал, хочет в этом месяце сдать первый сборник советской фантастики. В нем будет: «В кругу света» Громовой, начало новой повести Емцева и Парнова, рассказы, пара статей. Окончательно решен вопрос с библиотекой мировой фантастики. Леонид Леонов отказался возглавлять Совет по приключенческой и фантастической литературе, и вместо него назначили Сытина. А чтобы он не дал маху, в члены Совета ввели меня. Моча. До сих пор никто не знает, для чего этот Совет нужен.

Все знакомые поздравляют нас с членством в ССП. Причем половина из них вычитала об этом в газете. Не то в «Известиях», не то в «Московской вечерке».

Вот и все новости. Пиши аккуратно, письма мне будут доставлять.

Жму руку, целую, твой Арк.

Поцелуй маму, привет Адке.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 18 ИЮНЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

Билет ССП я уже получил, на прошлой неделе. Вручал (по чистой случайности) сам Прокофьев — толстый, красный, пьющий человек с сухими горячими руками. Поздравил, вручил, потряс руку, пробурчал, глядя тоскливыми глазками, что рассчитывает на мою помощь («…потому что без общественности мы ничего не можем сделать»). Я кланялся, улыбался и заверял, что обязательно, хотя так и не понял, о чем речь. Потом с меня содрали пять рублей, и я ушел.

Песенку Тираспольского (так, кажется?) мне проиграла на пианино Адка. НичеГё. Правда, в самой патетической паузе хочется продолжить: «А ну, космонавт, потихонечку трогай…» В общем, можешь ему отписать, что песенка нам понравилась, и мы очень благодарны, и что он — первый сделал нам такой редкий и оригинальный подарок.

Читал ХВВ Сашке Копылову. Он сказал, что не знает, большая это литература или нет, но написано очень хорошо. Валялся на ковре, благодушно растопырившись, и всё приговаривал: «Хорошо… Здорово… Как, интересно, интеллигенция это примет…» Сделал ряд замечаний по каждой главе (они все у меня записаны) и притащил путеводитель по Лондону, чтобы мы могли на него ориентироваться, когда описывали путеводитель в повести. В общем, я даже не ожидал такой от него благоприятной реакции.

Дома в связи со смертью дядьки Фани — траур. Маме было сначала плохо, но сегодня приехали из Москвы дядья и тетя Маня, и ей полегчало. Ужасно это всё, и глупо, и отвратительно. Водка проклятая.

Ну пока. Крепко жму руку. Привет Ленке.

Твой [подпись]

Р. S. Неделю назад получил от Альтова письмо. Посылаю тебе письмо, обращение к ленинградцам и мой проект ответа, который исправь, перепечатай (у меня же машинки нет) и отошли. Тут была еще копия письма москвичам, но ты ее, наверное, и так знаешь.

То, что я написал для Альтова, — ужасно. Ты уж что-нибудь придумай, а то мне сейчас не до этого — все время отвлекают.

Ну, целую.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 19 ИЮНЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Борик!

Получил вчера твое письмо и пакет с Альтовскими художествами. Я это всё уже от него получил в копиях, так что обо всем знаю. И Брандис мне прислал письмо, в котором жалуется на Альтова и просит, чтобы я повлиял на Полещука — замять это дело, не допустить шума. По-моему, мы как-то вышли в арбитры, и это мне очень не нравится.

Ответ Альтову я напишу, смягчу кое-что и прочее, что ты просил. А вот ответ Тираспольскому придется делать тебе — я же все тебе передал, и письмо, и адрес.

Рад за Сашкину реакцию. М. п., передай ему, что в Москве есть из сигарет только «Слънце», «Краснопресненские» и «Восток». Что ему купить?

Билет я не получил. Ну его к черту, успеется.

Буду сидеть ближайшее время — до месяца — в Москве. Ждем вас. Возможно, еще, если мама позовет, приеду на несколько дней в Л-д. Как это ужасно с дядей Фаней! Но больше всего я все-таки тревожусь за маму. Отпиши, как она себя чувствует. Хорошо ли будет, если я приеду к ней.

Неделю высидел на даче. Ежедневно делал походы на 10–12 км. Никакого результата. Стал чувствовать себя хуже. Вероятно, нельзя ходить быстро по солнцу так много. Но что делать с брюхом? А, моча всё это. Бог дал, бог возьмет.

Вот всё. Да, в № 5 «Тех. — Мол.» страшно изуродованная статья Нудельмана.

Целую, твой Арк.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 22 ИЮНЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

1. Я думаю, нам ни в коем случае не следует выступать никакими арбитрами. Пусть каждый получит то, что ему причитается. Полещук — крокодила, Альтов — по зубам. Мне кажется, и тот, и другой переживут. Будем всем сочувствовать. Понеже все правы. По-своему.

2. Ответ Тираспольскому я сочиню, хотя что-то не помню — где лежит его письмо и адрес. Песенка-то у меня, а вот где письмо, не помню.

3. Приезжать тебе, по-моему, смысла не имеет. Мама успокоилась, чувствует себя неплохо. Пусть отдохнет малость. А вот насчет нашего к тебе приезда хорошо бы договориться. Мы предлагаем такой вариант: самолетом прибываем ранним вечером третьего июля (пятница); пребываем у вас вечер, день субботы, день воскресенья и вечером в воскресенье уезжаем «стрелой». Обсуди сей вариант у себя дома и срочно отпиши. Хорошо бы побыть исключительно вчетвером.

4. Статью Нуделя читал. Написано, как выразился Илья Иосифович, бойко, но чувствуется, что редакторы покопались в ней задними ногами.

5. Никого не вижу. Ничего ни о ком не знаю. Сижу в основном дома и читаю книжечки. Прочел Луи Селина «Путешествие на край ночи». Надо тебе сказать — да! Такой квинтэссенции ненависти к роду человеческому я еще не встречал. Что-то вроде отношения Руматы к королевству Арканарскому, но без светлячков разума.

6. Для Сашки покупай просто всё, что попадается, в одном экземпляре. То, что ему не подойдет, выкурим. И заодно купи для меня несколько блоков чего-нибудь фильтрованного.

7. Вопросы. Как дела с «ДР»? Будет ли опубликовано наше интервью в «ТМ»? Что сказали в Детгизе по поводу ПНвС?

Привет Ленке, целую, твой [подпись]

Р. Т. Как там насчет машинки? Прошелся бы по магазинам-то!

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 24 ИЮНЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Боб!

Ждем вас с радостью. Итак, третьего июля. Попытайтесь, однако, взять сразу обратный билет, если хотите уехать в воскресенье, чтобы потом не тратить время в московских очередях. Мы славно проведем времячко и побеседуем — именно вчетвером, больше никого не будет. Что до машинки, то в субботу с утра пойдем с тобой на улицу Горького, и ты сам выберешь, что лучше. Вернее, выберем вдвоем, нам на ней работать.

Обрадовал тут нас Ревич. Он написал статью в ответ Лукьянину очень хлесткую, уловил его в массе ошибок и благоглупостей. Статья, возможно, пойдет в следующий четверг в Лит. Газете.

Относительно интервью в ТМ не знаю, не спрашивал. А стоило бы. Завтра поеду и спрошу обязательно. С ДР дела нормально, без изменений — выйдет в июле. ПНвС в Детгиз решил не давать. Там все вареные от жары, не стоит их сейчас беспокоить. Ужо дадим в готовом виде, ничего им не сделается. Я намедни перечитывал и сам киснул от смеха. Читал детям, они в страшном восторге были, а в конце пригорюнились — очень жалко им стало Януса Полуэктовича.

Да, главная новость. В редакции Жемайтиса ушла в декрет на год Соня Митрохина и на ее место взяли Ленку. Теперь есть свой человек и в Гаване. Она уже там неделю подвизается. Я ей понемножку помогаю, дело пока идет.

Перевожу Абэ. Страшная книжка все-таки. Такое болезненное давящее ощущение, но здорово закручено. Испытываю удовольствие.

Нового, за исключением двух детективов, ничего не читал. Хэм на машинке, возможно, экземпляр увезете с собой. Испанские слова спишем по оригиналу.

Вот и всё, кажись. Да, с нас требуют что-нибудь в один из четырех сборников молодогвардейского «Фантастика 65». Как насчет «Паразитов», а?

Привет Адке, твой [подпись]

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 27 ИЮНЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

Итак, договорились. Мы прибудем третьего июля самолетом что-нибудь этак часов в 15–17. Когда возьмем билеты, дополнительно известим телеграммой. Встречать нас, я думаю, не нужно — сами доберемся. Неужели так трудно взять билет на Л-д? Тогда мы и обратно улетим — утром в понедельник. На самолет-то, надо полагать, билет достать всегда можно.

Каков план действий в Москве?

1) Хотелось бы разок сходить в «Пекин». Наверное, это можно будет сделать в какой-нибудь день — в субботу или в воскресенье, а?

2) Хотелось бы (мне) повидать Севера и Севку.

3) Очень хотелось бы увезти с собою Хэма. Дело в том, что мне очень хочется подарить один экз Наташке Свенцицкой. У нее 8 июля день рождения. Нельзя ли там будет выгадать один лишний экземплярчик, хоть плохонький? Ей-богу, Наташка того стоит! А подарок был бы царский!

4) Хотелось бы купить машинку!

5) Само собой — поговорить и помыслить.

Чер-ртовски рад за Ленку! Эт' здорово! Эт' хорошо! Вот если бы она там как следует застряла! Надолго! Эт' смачно!

И очень рад, что Севка написал статью. Почитать бы. Думаю, ее не опубликуют, так что ты бы расстарался добыть экзик.

Прислал открыточку Володька Травинский. Он обитает в Москве. Вот тебе (на всякий случай — мало ли что!) адрес: Москва <…> Травинскому. Тел. Г-3-67-01. Тебе, я думаю, он будет всегда рад, а другим, наверное, эти координаты давать не стоит. Во всяком случае всем тут в Л-де он оставил для связи совсем другой адрес.

На днях меня выследил один корреспондент — из эстонской «Комс. правды». Вырвал у меня интервью, а потом мы долго беседовали о положении дел в Эстонии. Приглашал нас. Говорил, что СБТ, кажется, переведена на эстонский. Обещал проверить и прислать экзик.

ПНвС, значит, не давал? Ну что ж. Тебе виднее. Только я очень боюсь, что не возьмут они там. Не по-детски это всё. Что тогда делать будем?

Кстати, ты читал последний номер 3-С? Там полномера отведено Обнинску — городу ученых под Москвой. И там куча хохм. Но хохмы хохмами, а там есть рецензия на книгу Н. Рыбака о физиках. Рецензия с подзаголовком: «Трое физиков на одного лирика». Это блеск! Бедного полуграмотного Рыбака смешали с г… и тщательно размазали на большой площади. Ну ей-богу же обидно, что такие — по-настоящему литературные — вещи, как рецензия Нуделя или эта штука, печатаются не там, где следует! Что делать? Стрелять хочется в идиотов. А тут еще в «Правде» какой-то дипломированный кретин разругал отличный фельетон Лиходеева.

Насчет того, что давать в МолГв сборник 65 г., подожди обещать: поговорим и обсудим. Время терпит?

А мне повезло! Я подписался на Каверина. И уже получил два тома. Хочешь, и на тебя подпишусь? Правда, я пока несколько разочарован: ранний Каверин это отнюдь не ранний Эренбург. Но любопытно. Странно они как-то писали в конце двадцатьгх — начале тридцатых. Мир их какой-то болезненный, изломанный, весь из острых углов и с одушевленными вещами. Слава богу, что сейчас так не пишут.

Ну, ладно. Целую, твой [подпись]

Р. S. Привет Ленке.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 29 ИЮНЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Боб! Ждем 3-го.

В «Пекин» сходить можно. Только стоит ли? Там теперь гадость.

Севера повидаем, если встречу, обязательно передам. С Севкой труднее, он в воскресенье на даче, но тоже небезнадежно.

С Хэмом так. Боюсь, что будет он готов только через день после вашего отлета. Но возможно, что и удастся. Насчет Свенцицкой ужо поговорим. Тут тоже есть претенденты.

Машинку купим.

Поговорим и помыслим.

Севкина статья будет назавтра после получения письма. Так я надеюсь.

Травинский ко мне заходил, распили читушку водки. Потом исчез и больше не появлялся. Каверина мне не надо, спасибо. Скорее приезжайте, ждем.

Целую, твой Арк.

Привет Адке.

Приветы от Ленки.

И наконец-то готово письмо Альтову.

ПИСЬМО АБС Г. АЛЬТОВУ, 30 ИЮНЯ 1964

Уважаемый Генрих Саулович!

Простите, что опять так задержали ответ. Много времени отнимает грустное удивление по поводу внезапных и странных атак со стороны «Москвы» и «Молодого коммуниста». Вот так сидишь и оглядываешься: кто еще захочет развлечься? А оправдываться и отмежевываться противно. Впрочем, это к слову.

О кредо. Вы пишете: «Человек имеет право писать только в том случае, когда у него в сердце стучит пепел Клааса». Возразить против этого трудно. И незачем возражать. Всё правильно. Тем не менее, согласитесь, формулировка эта слишком смутная и расплывчатая, чтобы ее можно было применить на практике. Всегда можно спросить: какой пепел? какого Клааса? Рабочего клааса? А может быть, клааса капиталистов? Что делать, если он стучит, а мы не слышим? Или стучит не так, как хотелось бы? И кто признается, что у него не стучит? И как быть с теми, у кого вроде бы и вообще ничего не стучит, а пишет интересно? Все-таки в такой форме это кредо хорошо как руководство к действию для себя лично, так сказать, интимное кредо. Но пытаться договориться на такой основе с другими товарищами, по-нашему, невозможно. Получилась бы, наверное, одна болтовня: всякий бы кричал, что у него стучит, и не желал бы слушать возражений, и наверняка обижался бы (и, как правило, основательно) на возражения.

Видимо, очень трудно сформулировать свое кредо достаточно общо и в то же время достаточно конкретно. Бог с ним, с кредо. Хотелось бы возразить Вам по поводу еще двух вопросов: о методах борьбы и о журнале.

С точки зрения любого квалифицированного читателя вся опубликованная литература (мы всюду имеем в виду художественную) распределена по гауссиане. Эти гауссианы различны для Вас, для нас, для А. и для Я., и для ученика 10-го класса Петра Сидорова, читающего запоем и предпочитающего Хемингуэя Л. Толстому и Ефремова Мориаку. Если взять самых квалифицированных и просуммировать их гауссианы, то получится, очевидно, некая новая гауссиана, характеризующая отношение культурных людей эпохи к литературе. Преобразование этой кривой от Гомера до наших дней — проблема интереснейшая, но, к сожалению, пока неразрешимая. Да и не об этом речь. Для нас важно, что гауссиана существовала всегда, во все времена, при хорошей и при плохой критике, при Александре Освободителе и Николае Кровавом, и так до наших дней. И всегда левую часть этой гауссианы (шаблон, безвкусица, пошлятина) терзали и рвали в клочья, и ничего ей не делалось. Другое дело — правая часть. Она поставляла идеи, новые формы, новые стили, переоценивала ценности и выворачивала наизнанку привычные представления. Она двигала литературу вперед, подавала пример и создавала последователей. Плохая литература никогда не мешала хорошей. И, естественно, никогда не помогала. Они слишком далеки друг от друга. Вы хотите одним ударом обрубить всю левую часть гауссианы. Совершенно очевидно, что это невозможно. Также невозможно, как отрубить один полюс магнита от другого. Для этого придется обрубить левую часть гауссианы распределения редакторов по вкусам, левую часть распределения читателей по вкусам. И вообще много придется рубить. Слишком много. И стоит ли? Давайте все-таки лучше стремиться сильнее писать, пропагандировать самое хорошее (это тоже надо уметь — мы, например, не умеем), помогать молодежи. Короче говоря, давайте лучше пробовать сдвинуть вправо всю гауссиану.

Между прочим, Вы нас неверно поняли. Должно быть, мы неточно выразились. Когда мы говорили о том, что хорошая литература вырастает из средней, мы просто имели в виду, что подавляющее большинство хороших писателей начинало с серятины. Ранний Толстой А. — не блеск, как и ранний Горький, ранний Беляев и прочее. Именно поэтому представляется страшным и опасным преграждать путь молодому автору, даже если он начинает не блестяще.

Наконец, о журнале, а) Лично мы обращались в три толстых журнала («Новый мир», «Звезда», «Москва») — вещи предлагались не из худших, напр. «Далекая Радуга». «Новый мир» отказался иметь дело с фантастикой, не читая; «Звезда» прочитала, похвалила, но не рискнула; «Москва» молча продержала три месяца и так же молча вернула, не вдаваясь в подробности, б) Критиков для трибуны нашего журнала нашлось бы достаточно — мы сами знаем двоих ленинградцев и четверых москвичей, которые могут и хотят работать, да и Вы разве бы отказались от выступлений? Вы, конечно, правы, толстые журналы не чураются — иногда. Однако они не могут позволить себе достаточно продолжительный обмен мнениями, дискуссию, монографическое исследование. И мы охотно верим, что Вашу статью толстый журнал непременно напечатал бы. Только — Вы не обидитесь? — ведь это была бы критикующая, негативная статья, такие материалы, как известно (в применении к фантастике, во всяком случае), берут довольно охотно. Но нам не верится, что можно увидеть на страницах «Нового мира» или «Звезды» утверждающую, позитивную статью. Разве что-нибудь снисходительное и общее, трактующее главным образом проблему популяризации.

Вот, кажется, всё. Сердечно благодарим Вас за поздравление с СП. А как у Вас обстоит с этим делом?

С уважением.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 11 ИЮЛЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

1. Закупленные для меня экзы пересылай, пожалуй, на мамин адрес. Это будет рациональнее всего. И всего верней.

2. Получил из «Уральского Следопыта» наш рассказ и письмо Румянцева. Рассказ им понравился, и они согласны его печатать, но для контроля они отдали его на рецензию некоему доктору философских наук, и тот быстро вымарал там часть наших рассуждений и в частности всё то, что касается нападок на оккультистов и Львовых. Выброшено рассуждение о сущности человека на стр. 9. Выброшена вся 15 страница. На стр. 16 вымарана вторая половина второго абзаца. Выброшена фраза о том, что человек производит впечатление жизнеспособного вида. И естественно, вымаран самый конец. Кроме того, они изменили название — «Его ошибка», сделали кое-какие мелкие исправления и просят, чтобы герой помечтал о том, что и мы когда-нибудь станем столь же могущественны. И наконец, редколлегия пожелала, чтобы ошибка была продемонстрирована еще чем-то, кроме сгущенного Солнца. Мне очень хочется послать их на и в, но я не знаю, под каким соусом это сделать. Проект ответа прилагаю. Произведи исправления и верни.

3. Написал и отослал ответ Тираспольскому, композитору.

4. Мама чувствует себя хорошо. Приехал с дочерью Валентин. Вперся. Так его в молоко единокровия.

5. Как разворачиваются события? Отпиши. У нас тут Брандис вдребезги разругался с Альтовым. Разрыв полный. Я играл в волейбол и ободрал всю задницу. Сижу теперь сам не понимаю, на чем. Прочитал «Пески Марса» — г… Нашли что печатать. Завтра пойду к Илье.

Привет Ленке, целую [подпись]

Р. Т. Честно говоря, это второй вариант письма. Сначала я не разобрался толком в ситуации и обложил «Следопыт» ужасно. Теперь я вижу, что вымаранные строки не столько одиозны, сколько плохо написаны. И вообще рассказ мне как-то не тово… Ну да бог с ним.

Письмо из «Уральского следопыта» сохранилось в архиве. Речь в нем идет о считавшемся утраченным, но счастливо найденном совсем недавно и опубликованном в журнале «Полдень, XXI век» рассказе «К вопросу о циклотации».

ПИСЬМО ИЗ «УРАЛЬСКОГО СЛЕДОПЫТА», 3 ИЮЛЯ 1964

Уважаемый Аркадий Натанович!

Уважаемый Борис Натанович!

Вы, конечно, могли предвидеть, что Ваш рассказ вызовет споры. Наши товарищи прежде всего дали его на консультацию доктору философских наук Л. Н. Когану. Тот ответил в общем положительно с учетом правки (см. оригинал). Затем возникла еще одна трудность. Редколлегия хочет, чтобы в этом рассказе герой-астроном подумал или сказал о том, что со временем и наши потомки станут такими же сильными, как пришелец, и м. б. еще сильнее.

Кроме того, на каком-либо еще факте четче показать «его» ошибку (не только на «сгущенном» солнце).

Вот и всё.

А рассказ нравится. И если Вы пойдете навстречу нам, то в 10 или 11-м номере он обязательно увидит свет, чему я буду очень рад.

Жду Вашего ответа.

С уважением,

Л. Румянцев

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 13 ИЮЛЯ 1964, М, — Л.

Дорогой Боб.

Никаких новостей нет. С пятницы по вчерашний день провел на даче. Звонил Джереми, сказал, что в журнале «Молодая Гвардия» идет какая-то подборка по фантастике, но не знает, чьи и о чем. Так что возможен еще один удар в спину, а может быть, и реабилитация.

Дочитал «Большой ком воска», там есть даже бунт интелей против образа жизни, вот как параллельно идет мысль о будущем. Хорошая книга, не слабее и пострашнее Орвелла.

Сейчас собираюсь к Беле Клюевой, буду просить увеличить объем ХВВ, может быть, удастся втиснуть при нужде туда и ПкБ. Во всяком случае, объем не помешает. Не будет лишним.

На даче прочитал «Один год» Ю. Германа, про угрозыск и про преступников, дело происходит перед войной. Читается хорошо, как и всё у Германа, но книжечка бросовая, слабая, лживая.

Должен встретиться с Лукодьяновым и Войскунским, поговорим за жизнь. Вот и всё, что могу сообщить. Пиши.

Жму всё такое, твой Арк.

Привет всем.

Чини машинку, не забудь.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 14 ИЮЛЯ 1964, М. Л.

Дорогой Боб.

Получил твое письмо, едва опустив свое.

Взбеленился, прочитав о бесчинствах философа-рецензента, но потом махнул рукой: «Уральский следопыт», чего с них возьмешь. Я бы даже сказал, что они проявили незаурядную смелость, не отказавшись от вещи вообще.

Письмо твое вполне меня удовлетворяет (к Румянцеву). Насколько я понял, они прислали тебе рукопись со всеми предлагаемыми исправлениями. Вот и ты внеси свои исправления и отошли им. Пусть печатают. В письме не забудь упомянуть о том, чтобы больше не правили ни слова и чтоб прислали нам по экзу, когда номер выйдет.

«ДР» буду пересылать маме. Только ты напиши — на чье имя.

Событий у нас никаких. Собирается помаленьку первый выпуск «Фантастики 65». Для ХВВ нам выделили 15 листов, это уже зафиксировано. Бела очень обрадовалась, что мы напишем для этого сборника «жизнерадостную» вещь.

Вчера встречался с Войскунским и Лукодьяновым. Слушай, а не махнуть ли нам в октябре в Баку? Они очень приглашают и обещают все устроить с гостиницей и прочее. А?

Брандис с Альтовым погрызутся и помирятся. Бог с ними. Хуже то, что, как мне говорили, в № 7 «Мол. Гвардии» опять враждебная подборка. Что ты скажешь, поход комсомольской печати против фантастики.

Всё.

Привет Адке, поцелуй маму,

твой [подпись]

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 17 ИЮЛЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

1. Пакет «Следопыту» укомплектую и вышлю завтра. Я тоже думаю, что они проявили незаурядную смелость, но если они не согласятся с нашими резонами, то пусть идут к е. м. Рассказ таки слабоват, и я был бы более доволен, если бы его не напечатали.

2. Звонил сегодня Брандису. Альтов прислал письмо. Ему. Пишет, что в связи с появлением статьи Котляра (где сказано, что борьба с повторами ведется недостаточно энергично) он решил прекратить работу в области н.-ф. беллетристики и переключается теперь полностью на критику. Для начала прислал копию статьи об истоках халтуры в н.-ф. кино. В статье вдребезги уничтожает Колпакова. Статья злопыхательская, свирепая, недоброжелательная. Я думаю, что он пришлет копию и тебе. И тогда надо будет попытаться отговорить его от такой глупости. И вообще объяснить ему, что такое Котляр.

Пытался я выяснить что-нибудь о походе комсомола против н.-ф., но никто ничего не знает. Бог не выдаст, а? Кстати, м. б. в «Мол. Гв.» собираются печатать попросту статью Альтова?

3. Что слышно от Ивана Антоновича? Как с письмом наверх?

4. В Баку, я думаю, мы поедем все-таки попозже. Например, зимой, когда я брошу работу. Ну что там делать сейчас? Море там плохое, и холоднее, чем в Крыму. Поедем-ка мы лучше на Черное море. А?

5. Я подумал, что экзы (если они все-таки появятся) пересылай-ка, брат, лучше… Черт. Мама скоро едет в Москву. Я скоро еду на Белое море. Знаешь, ты их пока вообще не пересылай. Пришлешь после 8.08, когда я вернусь, на Пулково. Ладно? Да они и не появятся, наверное, до тех пор. Я уезжаю 24-го.

6. Был сегодня в Литфонде. Меня вызвали для заполнения анкет и пр. Между прочим, я там расспрашивал: льготы не так уж велики. В частности, в дом творчества попасть летом невозможно. Зимой — трудно. Правда, осенью и весной легко. Насчет бесплатных путевок вообще речи не было. То ли тебе всё наврали, то ли у нас в Ленинграде всё это сложнее, чем в Москве. Если ты пойдешь в Литфонд, поспрашивай тоже.

Засим крепко пожимаю, твой [подпись]

Привет Ленке.

Р. S. А это экслибрис И. Варшавского — подарок от него. Наклей на «Молекул. кафе». Большой привет от него и от Брандиса.

Р. Р. S. Надеюсь до своего отъезда получить еще хоть одно письмо. От тебя.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 21 ИЮЛЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Боб!

С письмом задержался, потому что был на даче. Надеюсь, дойдет до тебя вовремя. Коротко:

1. Экзы все получил. В Москве вчера уже продавали. Твои пятнадцать штук у меня полежат, пока ты не вернешься. Потом сразу напишешь, и я вышлю.

2. От Ефремова пока ничего не слышно. Он куда-то выезжал, вернется сегодня-завтра, буду ему звонить.

3. С Баку отложим.

4. Насчет дома творчества ты не беспокойся. Всё будем делать через Москву. Все так делают. И всё будет в порядке.

4. Передай спасибо за экслибрис. Всё.

Целую, привет Адке.

Твой Арк. Доброго отдыха.

Очередное письмо Альтова тоже пришло с задержкой.

ПИСЬМО Г. АЛЬТОВА АБС, 24 ИЮЛЯ 1964

Уважаемые Аркадий Натанович и Борис Натанович, прежде всего от души поздравляю с вступлением в СП. Дискриминация фантастики постепенно тает. Очень хорошо.

Я не мог сразу ответить на ваше письмо: в Баку еще не было шестого номера журнала «Молодой коммунист». Теперь я прочитал статью Котляра.

Итак, много времени у вас отнимает грустное удивление по поводу внезапных и странных атак со стороны «Москвы» и «Молодого коммуниста». Что ж, давайте разберемся в этих атаках.

В прошлом году «Комсомольская правда» провела анкету: что положить в контейнер, посылаемый на Марс? В частности, в анкете был вопрос о книге: какую книгу (дающую представление о современниках) положить в этот контейнер? Я был уверен, что среди, скажем, первых десяти-пятнадцати книг читатели назовут и фантастические произведения. Читатели — молодежь, т. е. основной и наиболее благодарный потребитель фантастики. А марсианам (по логике вещей) было бы интересно знать — как современные люди представляют будущее («Скажи мне, о чем ты фантазируешь, и я скажу, кто ты»).

К великому моему удивлению, никто или почти никто не вспомнил о фантастике. Первые десять книг, набравшие наибольшее число голосов, — не фантастика. В обзоре — кроме этой десятки — перечислялись и многие другие книги. Самые разные. Вплоть до таких, за которые высказывалось полпроцента опрошенных. Но фантастики не было! Не было «Туманности Андромеды», однако в первую десятку попал, например, Леонид Леонов, хороший, но отнюдь не гениальный писатель.

Тут не было коварных противников фантастики (типа Шитовой). Не было происков «негативного» Альтова. Была статистика. Опрос, подчеркиваю, проводился среди наиболее восприимчивых к фантастике читателей. Сама форма опроса (марсиане, первый контакт и т. д.) прямо наталкивала на упоминание научно-фантастических произведений. И фантастика все-таки получила… почти ничего! Или совсем ничего.

Аксиома: фантастика должна быть полноправной частью литературы. Факт: она всё еще — даже в лучших своих современных образцах — остается литературой второразрядной.

Почему?

Наивно было бы думать, что дело в коварстве недругов. Или недостаточной активности друзей фантастики. Вы, например, ошибаетесь, когда говорите, что нет монографий о современной фантастике. По «Туманности Андромеды» есть книга Рюрикова, книга Брандиса и Дмитревского, сотни (!) статей. «Туманность» издавалась астрономическими тиражами… и все-таки читатели — при опросе — ее не вспомнили. Почему?

Давайте разберем это на примере «Далекой Радуги».

Гамильтон, рисуя в «Звездных королях» будущее, проецирует современный (и даже полуфеодальный) мир на огромный экран Вселенной. Земное королевство превращается в Королевство Фомальгаут. Земная империя — в Средне-Галактическую Империю. Какие-нибудь захудалые Бенилюксы становятся Маркизатами Внешнего Космоса…

Всё это очень условно, но читатель принимает условность, ибо она позволяет автору организовать увлекательные приключения.

В «Далекой Радуге» использован тот же прием «проецирования на Вселенную». Но вы проецируете не Бенилюксы, а, скажем, Академию Наук. Институты увеличиваются до размеров планетной системы. Лаборатории расширяются до размеров планеты.

В обоих случаях экспозиция сделана вполне доброкачественно. «Проецирование» — один из основных приемов фантастики. Использован этот прием хорошо. Но читатель не хуже нас с вами знает, что это прием. Расстановка декораций перед началом действия. «Ладно, — думает читатель, — посмотрим, что будет разыграно на фоне этих декораций». Гамильтон выдает приключения. По состоянию на 50-ый год, когда публиковались его «Звездные короли», приключения были на отличном уровне. Вы выдаете… что вы выдаете? Приключения, опять-таки приключения. В лаборатории произошла авария. Лаборатория имеет размеры с целую планету. В этом отличие приключений.

Когда я читал «Далекую Радугу» и вдруг понял, что ничего, кроме сгоревшей лаборатории, не будет, я хотел закричать: «Братья по разуму! Люди! Зачем же так?» Но я не закричал. Я подумал: а вдруг все дело именно в проецировании? Вдруг нарисован будущий мир? Или будущие люди?

Я перечитал все заново. Нет, будущего мира не было. Чтобы показать мир, надо показать главную его характеристику: во имя чего он существует. Мир — величина векторная. В «Далекой Радуге» показан мир, пронизанный наукой и разросшийся до звездных масштабов. Все осатанело что-то исследуют. Зачем? Когда Гранин в «Искателях» рассказал о лаборатории, читатель увидел — кто что хочет в этой лаборатории. У вас Вселенная стала скопищем лабораторий, а наука — формой существования человека. Но зачем? Скорее всего, так и будет. Но почему? Зачем им, «далекорадуганцам», вся эта напряженная научная работа? Ради самой работы? В повести нет художественного и убедительного ответа на эти вопросы.

Мир будущего сделан бегло и явно условно. На всей планете-лаборатории в нужный момент не оказывается ни одного космического корабля — кроме грузового корабля Горбовского. Научный мир удивительно не-научно организован. Устроили на планете целый детский городок, но не удосужились принять элементарные меры предосторожности. Но будь эти «далекорадуганцы» и в самом деле так слепы, просто невероятно, чтобы на планете оказалось всё, вплоть до детского городка, но не было сотен или тысяч космических кораблей; это такая же хохма, как если бы при наводнении в городе не оказалось бы ни одной лодки и ни одного автобуса…

Что ж, пусть будет условный мир. Так сказать, сцена с декорациями. Поверим, что эти дрючки и холсты всамделишные. Что же происходит на сцене?

Ничего. «Далекорадуганцы» гибнут. Тихо, благородно. Есть, конечно, отдельные лица, поступающие в отдельных случаях не совсем хорошо. Но в целом все гибнут организованно и прилично.

Вас огорчили статьи в «Москве» и «Молодом коммунисте», где несправедливо ругают ваши произведения. Но разве вас не огорчает статья в «Технике — молодежи», где столь же несправедливо хвалят эти вещи? Рецензент усмотрел ядро повести в проблеме: вывозить детишек или не вывозить? Вы отлично знаете, что проблемы здесь абсолютно нет. Когда погиб «Челюскин», со льдины прежде всего эвакуировали детей. И у вас в повести конфликт гасится еще в стадии воспламенения. Горбовский спокойно говорит: детишки уже грузятся…

Гашение этого конфликта — правильная мера. Худо, что в повести нет другого конфликта. Нет другой проблемы. Читателю не над чем думать. Описан несчастный случай. Не трагедия Хиросимы. И вообще не трагедия, а именно несчастный случай.

Может быть, смысл в том, что наука (будущая или современная) играет с огнем? Так ведь несчастный случай: окажись на планете нормальное число космических автобусов, сели и уехали бы! Авторы сами убрали автобусы. И вместо предостережены! получилось: «Играйте с огнем, но держите дверь открытой».

Когда конфликта не оказалось, я подумал: все-таки гибнет целая планета! Так сказать, не фунт изюму. Но в повести нет глобальной катастрофы. Тут уже чисто художественная недостаточность. То, что сгубило Далекую Радугу, могло быть не условным (а поэтому и не очень впечатляющим), а чем-то иным. Не обязательно трах-бах, но гибель целой планеты — это же можно было написать!

«Далекая Радуга» — хорошая повесть ни о чем. С моей личной точки зрения, это — этюд, полустанок на пути к чему-то значительному. В «Стране багровых туч» был тот же просчет, но в более сильной степени. Нельзя на громадной космической сцене повторять то, что уже предельно ясно решено жизнью и литературой.

Если же говорить объективно, то я приветствую повесть, ибо она написана хорошим языком — а это пока редкость (и в фантастике, и вообще). Я приветствую повесть, ибо в ней есть поиск, нащупывание новых идей, новых конфликтов (Камилл).

Ну, а теперь посмотрим, что такое «Новый мир». Журнал на пределе возможностей борется за то, чтобы сделать литературу не служанкой, не иллюстратором, а очагом новых и прогрессивных идей. Наиболее левый журнал. Воюет. Получает по шее. Ходит в синяках — и не сдается. И вот вы приносите им «Далекую Радугу». Тут — фронт, передовая, и всё оценивается под этим углом зрения. Дудинцев, Эренбург, Некрасов. Солженицын… Все вещи точно нацеленные, острые… А «Далекая Радуга»? «Попытка к бегству» имела бы определенные шансы. Но «Далекая Радуга» и «Новый мир» — антиподы. Остроконфликтный журнал и бесконфликтная повесть, увы, несовместимы.

«Звезда» и «Москва» могли бы — теоретически говоря — опубликовать «Далекую Радугу». Но практически шансы были очень малы. Скажем, «Звезда». Этот журнал охотно печатает фантастику. Но в данном случае они опубликовали бы повесть, впервые (в их журнале) изображающую коммунистическое общество. Такая вещь — вне зависимости от воли авторов, редакторов, читателей — воспринимается как программа. И общество будущего вдруг предстало бы в довольно унылом виде. Ученые, расползшиеся по звездам, но не умеющие организовать свою работу хотя бы на уровне первой половины XX века. Научная гонка… без великой цели и великой перспективы. Гонка, в которой наиболее передовые гонщики (Камилл) говорят: а не плюнуть ли на всё?..

У каждого читателя уже есть некоторое представление о будущем, о коммунизме. Когда фантаст обращается к этой теме, он должен сказать нечто новое. Меня всегда изумляли талмуды Мартынова. Скажем, «Гость из бездны». 200 страниц тянется медленное оживление героя. Потом герой столь же занудно протирает глаза. И что же? Он видит то, что читатель знал, еще сидя на горшке. А когда надо сказать что-то новое, Мартынов спешно укладывает героя еще на 1000 лет…

«Далекая Радуга» — не «Гость из бездны». Книга нравится читателям, ее читают с увлечением. Но не спорят. НЕТ ПРОБЛЕМЫ.

В «Новом мире» сидят нормальные люди. Они, уверен, охотно читают фантастику. Но печатать они будут только то, что содержит проблему.

С другими журналами и критиками еще проще. Они не понимают, что повесть беспроблемна. Но они ощущают это. И поскольку проблемы нет, их внимание невольно отвлекается на мелочи. Обратили ли вы внимание, что все критики, рассматривая ваши вещи, придираются именно к мелочам? Ругань по поводу двух-трех мелочей становится оценкой вещи в целом. Это несправедливо и обидно. Но корень тут в отсутствии проблем.

Здесь самое время вернуться к вопросу о кредо. Если на сердце стучит пепел Клааса — это отчетливо слышно. Не стучит — тоже слышно. Наивные вопросы: «Что делать если он стучит, а мы не слышим? Или стучит не так, как хотелось бы? И кто признается, что у него не стучит? И как быть с теми, у кого вроде бы и вообще ничего не стучит, а пишет интересно?»

Отвечаю:

1. «Стучит, а мы не слышим» — не бывает. Это всё равно, что умирать от жажды и не чувствовать, что хочешь пить.

2. «Стучит не так, как хотелось бы» — не бывает. Стук = велению сердца = именно тому, что хотят.

3. «Кто признается, что у него не стучит?» С таким же успехом можно спросить: «Кто признается, что у него нет баса?» Признавайся — не признавайся, а запоешь — и будет ясно…

Когда вы писали «Далекую Радугу», вы хотели только одного: создать хорошее литературное произведение. Это не стук от пепла Клааса.

4. Как быть с теми, кто и без стука пишет интересно? Публиковать и читать. Но публиковать не в «Новом мире», которому нужны пеплоклаасовские вещи, а в «Молодой гвардии», сборниках «Знания», «Искателе», «Мире приключений» и т. д.

Письмо затянулось. Я коротко отвечу на другие вопросы:

1. По гауссиане распределены случайные явления. Не понимаю, откуда такое преклонение перед этой кривулькой. Вся сознательная деятельность человека есть изменение гауссианы.

2. Преграждать путь молодому автору, даже если он начал не блестяще, конечно, не нужно. Но если он годика три-четыре налаживает конвейер халтуры — надо преграждать.

Ваш первый рассказ «Спонтанный рефлекс» — повтор типовой ситуации с взбесившимся роботом, но вы далеко ушли с тех пор. И ни разу не включали этот первый рассказ в свои книги. А вот Днепров так и остался на стадии первого рассказа. Ни одна его последующая вещь не поднялась до уровня «Крабов». С Емцевым и Парновым — еще хуже: первый рассказ и все последующие — дерьмо. Теперь они пишут роман… Так и не научились решать квадратные уравнения, но перешли к высшей математике… Чудес не бывает: роман заведомо будет дерьмовый, и уже сейчас нужно преграждать ему дорогу.

3. Критика в области фантастики действительно слабовата. Не по количеству книг и статей, а по качеству и глубине мыслей. Но это поправимо. Некоторое время назад я принял решение полностью переключиться с фантастики на «фантастическое» литературоведение. Понятно, нужно определенное время на переключение.

В огорчившей вас статье Котляра в качестве «положительного» примера приведен… «Звездный человек» Полещука! Анекдот. И в то же время — закономерность. Вы призывали к сосуществованию с халтурой — и получили это существование. Пока гауссиана считается незыблемой, будут статьи такого типа.

Гауссиану надо ломать, халтурщиков надо бить. Руководящие указания по этому, поводу даны Ильфом и Петровым. Прилагаю выписку.

А в СП меня не приняли. Валю приняли — она человек выдержанный, спокойный. А я перед самым финишем имел полемику с некоторыми членами президиума. Один-ноль в мою пользу: у одного члена начался сердечный приступ. Члена взяли за руки и ноги и вынесли на балкон. К сожалению, при этом почему-то решили не принимать меня в СП. Поручили Вале заняться моим перевоспитанием.

Хотелось бы знать, над чем вы сейчас работаете.

Желаю успехов [подпись]

Р. S. Несколько приложений:

1. Вырезка из «Экономической газеты». Наука будущего, приобретя космические масштабы, не будет лабораторией, механически увеличенной до размера планеты. У космической науки будет качественно иная структура. А поэтому — и новые проблемы.

2. Ильф и Петров отвечают защитникам Емцева и Парнова.

3. Выписка из «Техники-молодежи». Еще в 61-ом году кричали: «Караул! Повторы!»

4. «Пионерская правда» спокойно учит детишек, что каждое стихотворение должно быть открытием новой мысли. Значит, можно учить взрослых детишек пониманию несложной истины: каждая новая научно-фантастическая книга должна быть открытием новых мыслей.

Прошу вас, отдайте три прилагаемые вырезки из «Пионерки» фантастам. По своему усмотрению,

[подпись]

В августе под рубрикой «Мастерство писателя. Литература и наука» журнал «Вопросы литературы» опубликовал дискуссию писателей — как фантастов (Лем, Днепров и др.), так и нефантастов (Гранин, Каверин, Грекова и др.). В рамках этой дискуссии АБС в очередной раз изложили свое понимание фантастики.

АБС. ЧЕРЕЗ НАСТОЯЩЕЕ — В БУДУЩЕЕ

Если принять во внимание, что в наше время наука стала фактором первостепенного общественного значения, важнейшим аспектом Ее Величества Действительности, то вопрос «Писатель и наука» без труда сводится к не новому уже и по-прежнему сложному вопросу «Писатель и действительность». Но такая постановка вопроса слишком обща, она приводит к банальностям, вроде: «Неудержимо стремительный прогресс науки на глазах меняет повседневную жизнь…», «В своем стремительном развитии наука формирует у человека совершенно новое мироощущение…», «Возник и неудержимо растет массовый человек нового типа — научный работник…» и так далее. Поэтому мы позволим себе несколько сузить вопрос и поговорить на тему «Писатель-фантаст и наука». Сразу оговоримся, это вовсе не значит, что мы признаем за фантастикой какую-то особую жанровую специфику. Просто вопрос о роли науки в литературной фантастике ставится в последнее время как-то излишне остро.

Прежде всего, что такое писатель-фантаст? Пресса распространяет мнение, будто писатель-фантаст есть либо крылатый мечтатель, либо генератор идей, либо популяризатор и бард науки, либо и то, и другое, и третье вместе. Он крылато мечтает о грядущих достижениях науки, исходя из достижений науки сегодняшнего дня. Он занят генерированием научных идей, которые впоследствии поразят потомков мощью и глубиной предвидения. Он популяризирует и воспевает науку, вплетая скучноватые специальные сведения в роскошный ковер яркого и острого сюжета. Можно согласиться с таким мнением, а можно и не согласиться. Мы, например, соглашаемся, но считаем, что он далеко не исчерпывает многообразие фантастики. Проваливаются куда-то Уэллс, Лем, Брэдбери и, что самое обидное, последние повести братьев Стругацких.

Функциональные определения задач фантастики только мешают и сбивают с толку. Правда состоит в том, что писатель-фантаст это прежде всего такой же писатель, как и все остальные, — обремененный мыслями и идеями, удовлетворение свое ищущий «в освобождении от груза своих мыслей» (как говорил Моэм), пишущий потому, что не может не писать. И фантастика является полноправным видом художественной литературы без всяких скидок на жанр, призванным отражать действительность в художественных образах. Только полезно помнить, что действительность — это не только мир вещей и событий, но и духовный мир человека, и мир общественного сознания; что отражать — вовсе не обязательно означает отражать в плоском зеркале; что художественный образ есть нечто, существенно зависящее от цели, поставленной автором перед собой. И отличие писателя-фантаста от «обычного» писателя состоит в том, что он пользуется методами, которые не применяли ни писатели-реалисты, ни Рабле, ни Гофман, ни Сент-Экзюпери в «Маленьком принце». Отличие только в методах.

Всё это прекрасно, скажете вы. Но при чем здесь наука? Почему вас называют научными фантастами? Мы ответим: не знаем. Не знаем, почему до сих пор держится устаревший термин «научная фантастика». В лучшем случае он пригоден для определения одного из направлений фантастики. И мы понятия не имеем, почему у писателя-фантаста должны быть какие-то особые взаимоотношения с наукой, отличные от отношений с наукой любого другого писателя. Могут возразить: но ведь большинство фантастов являются научными работниками или инженерами. Это так. Но Гранин, Грекова и многие другие тоже пришли в литературу не из литературного института. Гранин и Грекова показывают психологию научного коллектива и тернистые пути научного поиска не менее убедительно, чем, скажем, Савченко или Войскунский с Лукодьяновым: Отношения с наукой у них всех примерно одинаковые. Разные только методы работы. Хотя, заметьте, цели работы тоже одинаковые.

В идеале у всех писателей нашей страны отношения с теперешней «властительницей дум» должны быть такими же, как у Гранина и у Грековой. И не только потому, что новый ученый заявляет свои права на место в литературе, наряду с другими, старыми героями нашего времени. Дело еще и главным образом в том, что только «короткая нога» с наукой, с научным мировоззрением, с философией науки позволяет сейчас раздвинуть рамки традиционных сюжетов литературы и заглянуть в новый невиданный доселе мир гигантских человеческих возможностей, всепланетных тенденций, надежд и ошибок. Если можно так выразиться, «писатель-научник» может в литературе больше, чем «обыкновенный» писатель. Человек, не имеющий представления о самых общих закономерностях движения материи и общества, просто не может быть в наше время настоящим писателем. Ну что он нового скажет своему современнику, всюду побывавшему, острослову и умнице, открывателю миров и строителю морей? Современная литература высшего класса — это философская литература. Толстой, Достоевский, Фейхтвангер, Томас Манн — вот гигантские образцы того, как должен подходить к своей работе КАЖДЫЙ писатель.

«Писатель-научник», писатель-философ видит дальше, угадывает вернее. Взрывоподобное развитие науки застало человечество врасплох. Лучшие умы человечества силятся нынче осмыслить этот процесс и научиться управлять им. Рано или поздно это им удастся. Что же касается не лучших умов, то они либо как и встарь, на все плюют, либо по невежеству устраивают облавы на узкие брюки и участвуют в диспутах псевдофизиков против псевдолириков. Время сейчас сложное. Писатель должен пристально следить за социальной действенностью всех явлений жизни, прогресса науки; он должен первый привлечь внимание к росткам прекрасного нового, первым предупредить о возможной, никем еще не осознанной угрозе. Это может сделать только писатель, вооруженный знанием. Хочется добавить — современным знанием. К сожалению, таких писателей пока прискорбно мало.

Что же касается роли науки в нашем творчестве, в творчестве братьев Стругацких, то добавить к уже сказанному, пожалуй, нечего.

Считается, что мы пишем о будущем, строим модели грядущих существований. Это, однако, не совсем так. Во всяком случае, для наших последних произведений: «Стажеры», «Попытка к бегству», «Далекая Радуга» и «Трудно быть богом». Акинари Уэда сказал как-то: «Настоящее можно узреть в глубокой древности». У него был свой метод, через столетие примененный Фейхтвангером. А мы поступаем немного по-другому — протягиваем элементы настоящего в более или менее отдаленное будущее. Нам представляется, что такой метод позволяет более отчетливо увидеть эти интересующие нас элементы. Но это, разумеется, не единственный возможный метод.

Очень хочется написать о многом.

О далеком будущем с его колоссальными проблемами, которые мы сейчас не в состоянии разрешить, но уже можем поставить, о будущем, которое предстает перед нами не как смутное розовое марево над болотом всеобщей успокоенности, а как великолепный и грозный мир человеческого духа, озаряемый молниями великих задач и дел, мир невиданных взрывов коллективного гения, мир поражающих воображение судеб и характеров.

О близком будущем, о великой эпохе человеческой истории, которая даст нашим потомкам мир и безопасность, об эпохе победоносного сражения с мещанством — сражения, о котором так хорошо сказал Паустовский: «Человек с рефлексом вместо души, человек плотоядный, зараженный эгоцентризмом, должен быть уничтожен. Посмотрим, кто кого пересилит. Мы сильнее своим гневом и непримиримостью, они — жадностью и волосатым кулаком». Мещанин в человеке будет уничтожен. Он не выдержит борьбы с развивающейся экономикой и наукой о воспитании человека в человеке.

И о нашем времени хочется написать, о нелегком и суровом, когда миллионы испытываются на прочность, создавая фундамент будущего. О времени проблем, требующих немедленного разрешения, о времени удивительно интересных, хотя и противоречивых людей, решающих эти проблемы.

Дискуссию предваряло предисловие редакции:

ЛИТЕРАТУРА И НАУКА: [ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОДБОРКЕ СТАТЕЙ]

<…>

Нельзя согласиться, например, со Стругацкими, когда они утверждают, что «только „короткая нога“ с наукой, с научным мировоззрением, с философией науки позволяет сейчас раздвинуть рамки традиционных сюжетов литературы, заглянуть в новый, невиданный доселе мир гигантских человеческих возможностей, внепланетных тенденций, надежд и ошибок. Если можно так выразиться, „писатель-научник“ может в литературе больше, чем „обыкновенный“ писатель!»

Думается, что мысль авторов сформулирована с такой категоричностью, что становится просто-напросто неверной.

Явно односторонним является и следующий тезис их статьи: «Современная литература высшего класса — это философская литература. Толстой, Достоевский, Фейхтвангер, Томас Манн — вот гигантские образцы того, как должен подходить к своей работе сейчас каждый писатель».

В данном случае авторы статьи забывают о том, что успешное развитие литературы предполагает многообразие стилей, форм, течений. Нельзя одну из ее форм (в данном случае «философскую» литературу) объявлять самой верной, самой плодотворной и категорически заявлять, что ныне каждый писатель должен работать в традициях Толстого, Достоевского, Фейхтвангера и Томаса Манна. А разве плохи, например, традиции Чехова или Тургенева, Бальзака и Хемингуэя?

<…>

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 7 АВГУСТА 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

Вот я и на месте. Вернулся несколько раньше срока по причине поломанной машины, не выдержавшей северных дорог. Съездили неплохо, хотя цели путешествия не достигли — на телегах в этот Беломорск ездить, а не на современных легковых машинах. Подробности расскажу потом — было довольно интересно, и кое-что из впечатлений может пригодиться. Теперь так.

1. Остатние экзы быстренько вышли по адресу: Ленинград М-140 Пулково до востребования. А то многие уже ноют-просят, а у меня ничего не осталось.

2. ДР продается в Ленинграде. Сам не видел, но некоторые купили. Я все мечтаю съездить в город, посмотреть как расходится.

3. Новостей пока никаких нет. Звонил Брандису — нет дома. Звонил Варшавскому — говорит, что всё о-кей. Приезжал по слухам Володька со своей Лилей. Производил развод и теперь, вероятно, уже сочетался.

4. Ты, кажется, собирался съездить в Туапсе? Или, там, в Армавир? По заданию ЦК ВЛКСМ. Это как понимать в свете недавних опасений? Отпиши. И что с Ефремовским письмом, отпиши. И что с грозной подборкой в «Мол. Гв.», тож отпиши.

5. Читал в 3-С рассказ Анфилова? Почти в точности наша идея об обратном движении во времени. Вообще неплохой рассказ, немножко нудноват, правда. И в том же нумере статеечка Гуревича, тоже почти по нашей идее: разговор автора с критиками.

6. Вообще какие новости?

7. В октябре нам, кажется, никуда поехать с тобой не удастся. Теща что-то хворает, придется брать Андрюшку домой, а как раз в октябре Адка собирается ехать в Чехословакию. Но это, я думаю, ничего. Зато в ноябре для написания ХВВ я возьму отпуск, и мы попишем на свободе!

Ну, целую, твой [подпись]

Р. S. Машинка починена. Так что всё в порядке.

Привет Ленке. Как она там, наша V колонна?

Да, поездка на Север вроде бы не была удачной, но БН недаром написал, что «кое-что из впечатлений может пригодиться».

Действительно, она одарила читателей сказочным колоритом, памятным нам по первой части ПНВС. Спустя годы БН так говорил о той поездке:

БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ, 25.12.03

…сообщу, что при участии Валентины Николаевны Журавлевой недавно открыт сайт о Генрихе Сауловиче Альтшуллере <… >

Может, когда-нибудь летом заглянете в наши края?

Дмитрий Ухлинов. Петрозаводск, Россия

Спасибо. На сайт загляну обязательно, в ваши края — вряд ли. Увы. Края — замечательные! Помню их с 1964 года, когда наша команда на прокатном автомобиле пыталась пробиться (по несуществующей дороге) из Петрозаводска в Мурманск.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 10 АВГУСТА 1964, М. — Л.

Дорогой Бек!

Ёку каэримасьта, как говорят японцы, что значит, как правило, слава богу, наконец-то вернулся. Буду отвечать по порядку, но прежде несколько вопросов:

1. Будем ли мы все-таки работать в сентябре? Учти, это совершенно необходимо, в конце сентября я должен положить на стол Калакуцкой готовую рукопись ПНвС в двух экзах.

2. Когда же мы, наконец, будем писать повесть в пару к ХВВ? В ноябре мы сделаем ХВВ. А ту когда делать будем? Это вопрос для ориентировки, чтобы Бела запланировала нашу рукопись в работу.

3. Если Адка едет в октябре, то нельзя ли нам съездить до или после ее возвращения?

Ну вот, а теперь ответы.

1. Остатние пятнадцать экзов начну высылать завтра, и не все сразу, а порциями в два или три очереди.

2. В Москве ДР раскупили мгновенно, поступила она в продажу восемнадцатого, а уже двадцать первого исчезла. Иногда выбрасывают остатки по две-три книжки на магазин, и они сейчас же исчезают. Отзывы самые восторженные. Два раза звонили незнакомые люди и благодарили. Один сказал: «Мы были ошарашены и очарованы». Готовятся рецензии — точно не знаю, где. Известно, однако, что в одно из ближайших воскресений будет хорошая подборка в «Литературной России», что Ревич договорился написать рецензию в «Вечерней Москве», что Рим Парнов написал рецензию о ПкБ и ТББ и затрудняется ее пристроить.

3. В № 11 «Коммуниста» есть критический очерк некоего Сеничкина. «Журнал молодых коммунистов». Журнал хвалят, желают ему новых успехов, критике подверглась только статья Котляра. Написано вот что: «…нельзя признать удачной статью Котляра „Фантастика и подросток“. Хотя в статье правильно поднимается ряд важных вопросов, ее субъективизм в оценке отдельных произведений советских и зарубежных фантастов, недостаточная глубина в анализе современной фантастики — всё это не способствует деловому решению тех проблем, за которые справедливо ратует автор».

4. Никуда я не ездил, как-то не пришлось. Видимо, в ЦК ВЛКСМ раздумали посылать. Ефремов, конечно, ничего не написал, но, видимо, сейчас это уже и не нужно. Грозной подборки в «Молодой Гв.» тоже не было, вместо нее была любопытная статья о половой дисциплине современной молодежи.

5. Рассказ Анфилова не читал. Статью Гуревича пробежал. НичеГё.

6. Новостей особенных нет. Было заседание Совета по фантастике и приключениям в ССП. Присутствовали: Сытин (очень деловой товарищ), Томан, Гуревич, Тушкан, Ефремов, Платов и аз. Цена всему этому, как я понял, дерьмо. Совет будет рекомендовать Полещука и Днепрова в Союз. Есть ли у него полномочия — не знаю. Как-то Сытин ловко увертывался от этого вопроса, хотя я дважды его задавал. А в первом этаже в это время был официальный банкет, и пьяные писатели дружно ревели: «Пейдодна, пейдодна».

Вот, кажется, всё. Если что запамятовал, напишу потом. Привет Адке, целую, твой Арк.

А Ленка там хорошо себя чувствует, ее там полюбили, работает она здорово.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 15 АВГУСТА 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

Как странно: ты отправил письмо десятого, а получил я его только четырнадцатого, на два дня позже, чем мама. Соответственно и отвечаю.

1. В сентябре мы будем писать несомненно, всенепременнейше и архинаверняка. Если у меня не произойдет опущения яичника, а у тебя — воды в колене. И в конце сентября ты положишь всё, что надо, на стол Калакуцкой, со всем прибором и в необходимом количестве.

2. Повесть в пару ХВВ мы будем писать, вероятно, уже в 65-м. Когда я брошу работу. Или несколько раньше. Что-нибудь — в январе-феврале. Думаю, что к апрелю-маю есть шансы с ней разделаться. Впрочем, всё это ориентировочно. Я готов и к другим вариантам.

3. Съездить нам с тобой, повторяю, вряд ли удастся. Посуди сам: в сентябре мы разделываем ПНвС. В ноябре — ХВВ. Адка уезжает в октябре дней на 20–25. Что нам остается? Можно было бы, конечно, подкинуть Андрюху маме, но уж очень мне не хочется этого делать, тем более, что мама будет весьма утомлена после сентября и ей надо будет отдохнуть перед ноябрем. Так что съезди уж один, а мой отпуск мы используем для сладострастного и вдумчивого написания ХВВ. Впрочем, может быть, в октябре нагрянет отдохнувшая теща, и тогда мы, действительно, могли бы съездить, но это — далеко не наверняка. Так вот обстоят дела.

«Коммунист» уже прочел — наткнулся совершенно случайно и был весьма обрадован. Есть все-таки, есть правда на земле! Кто этот Сеничкин? Хорошо бы знать. В Ленинграде ДР тоже раскупили. Отзывов особенно восторженных пока не слышал, но в общем нравится. Всем, с кем ни пришлось говорить. Правда, пока всё говорят о ДР. О ТББ ни слова. Странно. А я не спрашиваю, как-то неловко.

Новостей и у меня нет. Был в прошлое воскресенье у Варшавского, весь день играл в карты — сначала в преф, потом в девятку. Было скучно.

Вот пока и всё, крепко целую, твой [подпись]

Р. Т. Между прочим, договорились же, что часть экзов будет снабжено твоей подписью. В чем дело? Неужели так трудно? И еще: дарил ли ты книжку Травинскому? И будешь ли дарить? Отпиши. Пока получил 5 дополнительных экзов. Всего 15. Жду еще.

Привет Ленке.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 17 АВГУСТА 1964, М. — Л.

Дорогой Боб.

Письмо опустил тебе вместе с письмом маме, так что странно, как оно запоздало. Подозрительно, изнт ит?

1. Буду между первым и пятым сентября, выеду, как только получу с машинки и сдам в редакцию «4-й ледниковый» Абэ Кобо. Работать мне осталось неделю, но надо еще написать предисловие.

2. Значит, я доложу Беле, что рукопись ХВВ мы сдаем где-нибудь в районе марта—апреля 65-го.

3. Не поедем, так и черт с ним.

4. Кто такой Сеничкин — понятия не имею. Узнать же не у кого.

5. Было опять два предложения от кино. Одно — режиссер Бунеев из студии Горького, жаждет ставить ТББ. Это я не знаю, возможно, парень он и хороший, потому что его прельщает гамлетовская ситуация Руматы. А может, он и трепется. Второе — серьезнее. В Москве создана студия экспериментальных фильмов под руководством Чухрая и Симонова. Мне звонил оттуда писатель Воробьев, он попал к ним в штат и хочет работать с «Попыткой к бегству». Я и тому, и другому ответил неопределенно. Чему они, впрочем, не удивились.

6. Сходи в то, что у вас соответствует Литфонду, и вступи. Оказывается, там нужны формальности. Анкета, фото и прочее. Поторопись, а то я буду, а ты нет.

7. Прислал письмо Илья, просил обеспечить ему четыре экза «Фантастики 64». Отвечать лень, да и конверта нет. Скажи ему, что обеспечу.

8. Звонил Платов, восторгался ТББ.

9. Подписи на экзах — моча. Подписывай сам. Я же подписываю за тебя. Сегодня выслал еще пять экзов. Остальные — в конце недели.

10. Травинскому не дарил. Буду дарить.

Вот всё, дружище. Крепко жму и целую.

Твой Арк.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 21 АВГУСТА 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

Прости меня, грешного, малость я задержал ответ: сидел дома с Андрюшкой.

1. Итак, ждем тебя в первых числах. Чем скорее, тем лучше — мне уже надоело мое теперешнее времяпрепровождение.

2. В октябре, может быть, и поедем. Врачи, видите ли, запрещают сопляку пребывать в Ленинграде — не та, видите ли, ингаляция. Поэтому Адка хочет его все-таки отправить в Киев, когда теща отдохнет и когда в Ленинграде станет плохо. Так что появился (снова) шанс съездить нам с тобой на юг и немножко поплавать. Впрочем, усе это писано вилами по сену.

3. Насчет кино, наверное, все треп. Но ты отвечай, что ничего против не имеешь. Пусть экранизируют. Там, говорят, есть какое-то авторское право, за которое можно получить деньги. Вот и надо получить, а сценарий пусть пишут дяди.

4. В то, что у вас соответствует Литфонду, а у нас называется Литфонд, я ходил еще аж в июне-июле, о чем незамедлительно и отписал тебе (см. полное собрание писем Б. Стругацкого А. Стругацкому). Книжечки я, правда, еще не получил, но думаю, что дело в шляпе.

5. Травинскому не дари, я уже подарил. Он был здесь давеча — заканчивал развод. Как всегда, рассказал много интересного.

7. Читаю любопытную книжку некоего Данэма «Человек против мифов», где разбираются и критикуются современные социальные мифы, вроде расовой теории, солипсизма, точки зрения «всё имеет две стороны» и «человек по натуре сука» и пр. Очень любопытно. Он довольно легковесен, этот Данэм, но пишет хорошо.

Писать, сам видишь, нечего, посему и кончаю. Жму и целую, привет Ленке, твой [подпись]

Р. S. Войскунского там нет? С… он, не мог прислать экземплярчик.

С 16 по 23 августа в газете «Московский комсомолец» публикуется отрывок из первой части ПНВС с послесловием, в котором редакция информирует читателей, что опубликованный текст — заключительная часть «Суеты вокруг дивана», и сообщает, что полностью повесть будет напечатана в сборнике «Фантастика, 1964 год».

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 25 АВГУСТА 1964, М. — Л.

Дорогой Боб.

Вчера кончил перевод, сдал на машинку. Обещают выполнить в субботу. Привезу тебе один экз., чтобы ты почитал и дал просвященное мнение по машинной и по философской терминологии. А также мнение вообще. У меня лично такое ощущение, что этот Абэ с ходу попадает в первую десятку мировых фантастов.

Теперь мне остается быстренько набросать небольшую статью-предисловие, и всё будет в шляпе. Хотя написать статью для меня — тоска смертная. Да, должен тебе покаяться: я еще написал статью-предисловие к сборнику Севера, хотел бы подписаться вместе с тобой, ты как, не возражаешь? Если не забуду, привезу эту статью с собой. Далее, в предвидении нападок на «Лезвие бритвы» Бела взяла нашу статью об этой книге, которую мы подготовили в свое время для «Что читать», помнишь? Статья пойдет в «Фантастике 65».

В № 8 «Молодой Гвардии» есть интересное выступление вице-президента Академии меднаук В. В. Парина, где он хвалит «Далекую Радугу», а также статья Турбина, где он очень странным образом хвалит «Лезвие бритвы» и «Воры в доме». Посмотри обязательно.

Узнал вдруг, что «Суету вокруг дивана» принялись <публиковать> ни с того ни с сего в газетке «Московский комсомолец». Хотел сказать им «фе», но они уже закончили, да еще изуродовали конец. Сволочи. Потом оказалось, что они явились в редакцию к Беле и попросили что-нибудь дать. Бела дала им верстку сборника «64» и порекомендовала рассказ Савченко. А они, видишь, как устроились — никого не предупреждая, рубанули нашу повесть. Пес с ними. Может, лишние деньги получим, и то хлеб.

Что до кино, то знающие люди требуют, чтобы право на экранизацию мы не продавали, а писали сценарий сами. Изуродуют, говорят они. Надо тщщщщательно пррродумать это. Ужо.

Приеду, видимо, утром 2-го сентября с. г. Готовься.

Целую, твой Арк.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 29 АВГУСТА 1964, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Получив твое письмо, отвечаю в надежде, что еще застану тебя в Москве. Во первых строках мово письма еще раз поздравляю тебя с днем рождества твоего. Время, сука, так и рвет. Вот ты уже почти и старый хрен. И жить осталось каких-нибудь двадцать-тридцать лет. А как много еще надо написать! Хорошо бы написать к твоему семидесятилетию метр книг. А? Если бы ты, дьявол, поменьше жрал водки, то это было бы совершенно реально. И если бы я, засранец, поменьше курил и побольше лечил печень. Г… мы с тобой, вот что. Теперь о делах.

1. Обязательно привези с собой всё, что собираешься подписывать моим именем. И своим, впрочем, тоже. А то перечитал я статеечку в Воплях и содрогнулся. Несерьезно подойдено, товарищ АНС, не подумали мы. Вези статью про «Лезвие», вези предисловие к Северу. Тщательно надо продумывать, тща-а-тельно! А мы не продумываем. И колесим.

2. Газетный вариант «Суеты» постарайся достать и привезти. В особенности изуродованный конец. Вообще-то за такие штуки надо морду бить. Главное, ведь не заплатят, сволочи, это же как пить дать.

3. Насчет кино обдумаем.

4. Звонил Дмитревский. Заявил, что статью в «Коммунисте» устроил лично он. Якобы прочитав «МолКом», он немедленно направил гневное письмо в «Ком», и это, якобы, всё и объясняет. Я не поверил, но восторгался и кричал капиви.

В остальном жду тебя с нетерпением. Эх и работаем же! Работка приятная, не пыльная. Чмок, а не работа. (Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.)

Жму, целую, привет Ленке, твой [подпись] Р. S. Не забудь захватить «ПНВС». Хе-хе-хе.

В № 9 журнала «Звезда» публикуется обзорная статья Владимира Дмитревского о фантастике последних лет (в этом же году она печатается в сборнике «О литературе для детей»). В ней, помимо прочего, говорится и такое:

ИЗ: ДМИТРЕВСКИЙ В. ВСТРЕЧИ С ГРЯДУЩИМ

<…>

Авторы «Страны багровых туч» не почили на лаврах своего первого литературного успеха. Их творческий труд напоминает бег с препятствиями. Всякий раз Стругацкие ставят перед собой новую, усложненную задачу и, надо признать, интересно ее решают; Тому свидетельство — их повести «Возвращение», «Стажеры», «Попытка к бегству».

<…>

Друзья и соратники, совершившие когда-то первый полет на Венеру, вовсе не похожи один на другого. Суровый и внешне очень сухой Быков, «роскошный», лениво-пренебрежительный Юрковский, нежнейший Крутиков, простой и ясный Жилин… С одним было бы приятно провести застольные часы, с другим поговорить по душам, с третьим просто помолчать. Но с каждым из них и со всеми вместе легко и радостно совершить самое главное в своей жизни, такое, что потребует полной отдачи и самого высокого взлета души, то, что принято называть подвигом.

<…>

В каждом произведении Стругацких мы сталкиваемся с попыткой найти, раскрыть и обосновать те новые конфликты, которые, по всей видимости, вырастут на почве будущего и станут типичными для человека, решающего массу новых, сложнейших жизненных, нравственных и философских проблем. Особое значение придается вопросам нравственности. Преодолевать собственные слабости и недостатки. Уметь понять душевное состояние другого человека и вовремя прийти ему на помощь. Ненавидеть и презирать равнодушие — эту коррозию, разъедающую душу…

<…>

У Стругацких будущее — это конец XX и начало XXI века («Страна багровых туч», «Путь на Амальтею», «Стажеры») и XXII век («Возвращение»). Таким образом, Алексей Быков, Владимир Юрковский, Леонид Горбовский и другие лишь поднимаются по ступенькам лестницы в будущее, которое отдалено от нас не столь уж большими сроками.

<…>

Со 2 по 26 сентября АН вновь в Ленинграде. АБС пишут заключительную часть ПНВС.

ИЗ ДНЕВНИКА ПРИЕЗДОВ АНа В ПИТЕР

Приехал 2.09.64. Работа над «ПНВС».

18.09. Пишется «Полным-полно попугаев».

19.09.64. Приступили к 4-й главе «Полным-полно попугаев».

25.09.64. Закончен ПНВС. Сегодня черновик-комментарий.

26.09.64. Отъезд в Москву. Закончен комментарий.

АНС победил.

Там же, в Ленинграде, АБС пишут очередное письмо Альтову.

ПИСЬМО АБС Г. АЛЬТОВУ, 3 СЕНТЯБРЯ 1964

Уважаемый Генрих Саулович!

Вот мы опять в Ленинграде, вместе, и готовы со свежими силами продолжать нашу переписку.

Прежде всего, об анкете в «Комс. Правде», с которой Вы начали свое письмо. Нам кажется, что здесь имеет место недоразумение. Во всяком случае, недоразумение здесь вполне возможно. Дело в том, что вопрос анкеты двусмыслен. Если речь идет о том, чтобы с помощью десяти книг дать марсианам правильное представление о чаяниях, страхах и заблуждениях современного человечества, то в контейнер надлежит засунуть десяток самих дрянных, тенденциозных и конъюнктурных детективов и н.-ф. поделок, изданных у нас и за рубежом. Если же речь идет о том, чтобы представить марсианам образцы человеческой культуры, то средний опрашиваемый склонен запихивать в контейнер не столько те книги, которые он любит, сколько те, к которым ему внушили уважение. Например, мы, не питая никаких чувств к Гомеру, сунули бы его тем не менее в первую очередь, потому что с детства знаем и верим: Гомер велик. Так что анкетно-контейнерная затея, на наш взгляд, не дает однозначного ответа на вопрос, как относится массовый читатель к фантастике. Трудно спорить — в представлении очень многих людей (и очень культурных) современная фантастика — литература второразрядная. И именно поэтому нам нужно: а) стараться писать лучше и б) морально уничтожать критиков, старающихся утвердить общественность в этом представлении. Лично мы затрудняемся определить понятие «второразрядность», но интуитивно мы чувствуем, что второразрядная фантастика все-таки на голову выше второразрядной Большой Литературы.

Насколько мы Вас поняли, второразрядность для Вас это прежде всего отсутствие острой проблематики и предмета для споров. Ну, во-первых, мы не можем согласиться с этой точкой зрения уже потому, что существует масса книг, великолепных, перворазрядных и, тем не менее, лишенных сколько-нибудь заметной проблематики. Правда, проблему всегда можно примыслить, либо раздуть, но никто не убедит нас в том, что «Иметь и не иметь», «Один день Ивана Денисовича» и «Тихий американец» великолепны потому, что проблемны. Они великолепны потому, что это огромные куски жизни и правды, сделанные руками мастеров так, что заставляют сопереживать. Если говорить о себе, то в нашей работе проблематика составляет очень важную, конечно, но не единственную задачу. Не меньшее, а иногда и большее значение для нас играет квазиреальный мир, в котором мы ставим и решаем (или не решаем) проблему.

Возьмем, к примеру, туже «Далекую Радугу». Повесть вышла из идеи, которая однажды вошла в наши головы: в условиях безграничного роста духовных потребностей возможны кризисы, возникающие как результат несоответствия между количеством идей и количеством ульмотронов. (Кстати, в знаниевском варианте важный кусок повести, содержащий теоретическое обоснование происходящего, по некоторым причинам выброшен. Это, несомненно, не могло не способствовать созданию ложного впечатления полной бесконфликтности повести и случайности катастрофы.) Но важна нам была не только эта идея. «Далекая Радуга» это еще одна попытка моделирования будущего, попытка построения мира, управляемого определенными (пусть спорными) законами и населенного живыми, по возможности, людьми. Нас интересовало не только теоретическое (проблемное) обоснование катастрофы, но и поведение, поступки, мысли людей, попавших в эту катастрофу. Короче говоря, не только идеи, но и эмоции. Читатель должен не только обдумывать, но и сочувствовать. (Между прочим, мы с большим интересом проследили Ваш анализ «Радуги» и, учтя, что Вы читали только знаниевский вариант, почти со всем согласились. Только вот насчет мер предосторожности и тысяч звездолетов на Радуге… Дело ведь в том, что, по условию, полигон на Радуге существует тридцать лет, и роковая Волна была не первой, и не одну уже Волну благополучно удерживали «харибды». И физики — тоже люди, а где люди, там и дети, а за тридцать лет успешных сражений с Волной неизбежно должно было прийти ощущение достаточной защищенности. Никто же не прикрепляет огнетушителей к спичечным коробкам и не ставит на каждом оживленном перекрестке санитарный пост.)

«Радугу» в «Новом Мире» не взяли совсем не потому, что она беспроблемна. Просто мы ее туда не давали. И вообще мы не верим, что «НМ» взял, скажем, «Чужого» Липатова, повестушку вяловатую и слабоватую, за острую проблематику. Проблематику сочинили уже потом — в «Литгазете». А в «НМ» И. А. Ефремов рекомендовал «Трудно быть богом». И «НМ» ответил, что, да, пожалуй, если он так настаивает, то они из уважения к нему попытаются найти время, чтобы ознакомиться с рукописью. После этого все мы скисли и рукопись посылать не стали, а взяли ее и отнесли в «Москву». Там ее расхвалили, пообещали немедленно напечатать, но потом кто-то там с кем-то поссорился и вместо «ТББ» напечатали статью Лукьянина, а рукопись спустя некоторое время вернули без всяких объяснений. Что же касается «Радуги», то она через знакомых попала в «Звезду», и знакомые попытались ее там протолкнуть, но у замглавного «Радуга» почему-то сассоциировалась с безыдейной деятельностью некоторых пробуржуазных деятелей в нашем искусстве, и было объявлено, что только через его труп. Как видите, здесь проблемность даже помешала. Это мы не жалуемся, поймите нас правильно. Мы просто стараемся Вас убедить, что свой журнал фантастике необходим.

Теперь о стуках в сердце. Мы, по-видимому, неясно выразились. Мы говорили не о стуке в нашем сердце, мы говорили о стуке в чужом сердце. Например, у Колпакова пепел стучит в сердце, но, как известно, никто его не слышит. У некоторых наших знакомых стучит, но не так, как хотелось бы. И так далее.

А о гауссиане мы заочно, видимо, так и не договоримся.

Очень жалко, что Вас не приняли в Союз. Экое идиотство! И надолго эта опала?

Желаем успеха. Ждем Ваших писем по ленинградскому адресу: <…>

Работаем сейчас над шутливой повестью-сказкой «Понедельник начинается в субботу», первая часть ее опубликована в «Фантастике 64», только что вышел сигнал.

16 сентября в газете «Вечерняя Москва» выходит статья Всеволода Ревича с подзаголовком «Раздумье над книгой» — рецензия на книгу АБС ДР-ТББ.

РЕВИЧ В. ПРЕКРАСНО БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ

Фантастика Аркадия и Бориса Стругацких завоевала неизменную и заслуженную любовь читателя (можно было бы добавить — при одновременном равнодушии или даже несправедливо неприязненном отношении критики). Эти писатели сравнительно недавно появились в литературе, и легко заметить, как от книги к книге растет их литературное мастерство, утверждается собственный почерк, как все более усложняются, становятся весомее и масштабнее задачи, которые они ставят перед собой. «Молодая гвардия» издала недавно новую книгу братьев Стругацких, состоящую из двух повестей — «Далекая Радуга» и «Трудно быть богом». И, пожалуй, это лучшее из того, что выходило в свет за их подписями.

Произведения А. и Б. Стругацких отличает любовь к деталям, к точно найденным подробностям. Большинство сцен выписано у них так выпукло, так зримо, что невольно начинаешь верить, будто всё это случилось на самом деле.

Но все же не наука и техника, не детали конструкций, не развернутая мотивировка фантастических гипотез главное в произведениях Стругацких. Авторы поставили перед собой в первую очередь другую задачу — показать людей будущего, их мысли, заботы, переживания, сомнения, мораль. Было бы преждевременным сказать, что они во всех случаях добиваются полного успеха, но есть несомненные удачи, в частности образ героя «Далекой Радуги» (и некоторых других книг) космонавта Леонида Андреевича Горбовского.

«Далекая Радуга» — остроконфликтная вещь. На планете Радуга, отданной в распоряжение физиков, в результате дерзкого эксперимента случилась беда. С полюсов к экватору начинают двигаться два гигантских всплеска вырожденной материи — огненные Волны, испепеляющие всё на своем пути. Попытки остановить их кончаются неудачей. По времени действие повести обнимает всего несколько часов, тех часов, которые остаются в распоряжении жителей Радуги. Выбора и выхода нет, на космодроме — один маленький звездолет, который — и то с трудом — может спасти только детей.

Мы уже познакомились немного с людьми, живущими на Радуге, до катастрофы. Они очень похожи на нас — шутят, поют, любят, ссорятся из-за недостающего оборудования. Но вот наступает час испытания. «Игра кончилась, мальчики и девочки, — говорит Горбовский подросткам, которые отказываются идти в звездолет, уступая место воспитателям, — перед вами жизнь, какой она бывает иногда, к счастью, редко». Больше всего потрясает в поведении этих людей, над головами которых уже встают аспидно-черные стены, полное спокойствие. Каждый выполняет свой долг, ученые пытаются спасти хоть что-нибудь из научных трудов. Никакой паники. И здесь мы начинаем чувствовать, что это люди, которые в чем-то выше, совершеннее, сознательнее нас. Впрочем, не надо клеветать на своих современников — каждый из нас слышал и читал, а может быть, и встречался с теми, кто в подобных ситуациях вел себя не хуже, чем далекие потомки. Ну что же, мы должны гордиться тем, что среди нас уже много людей, чьи жизненные принципы, мораль, убежденность станут в будущем нормой для каждого.

Но это подвиг-порыв, к тому же вынужденный, ибо люди находятся во власти обстоятельств. А вот подвиг, который должен совершить главный герой «Трудно быть богом» — Антон, требует ежедневного, ежечасного напряжения всех его духовных сил. Чтобы дать представление о том, что делает Антон, можно поставить один, на первый взгляд, странный вопрос: представьте себе, что каким-то образом вы очутились на римской Площади Цветов в то время, когда торжественная и страшная процессия инквизиторов вела на костер Джордано Бруно, а кругом бесновалась толпа, приученная к подобным зрелищам. Что сделали бы вы? Мрачно промолчали, стали агитировать за гуманизм, бросились на палачей, начали бы стрелять в толпу? Что? И что вообще нужно делать в подобных случаях, если развитая, гуманистическая цивилизация столкнется с дикостью и мракобесием? Именно на такие очень непростые вопросы должен отвечать Антон — он же Дон Румата, — по собственному желанию и по воле землян посланный на планету, где «правит бал» феодальное варварство. Его задача как раз и состоит в том, чтобы на месте изучить возможность для помощи тем, кто нуждается в ней, в первую очередь тамошним Джордано. Но можно представить себе, как трудно Антону и его товарищам, выросшим в обществе, где человек, человеческая индивидуальность, тем более человеческая жизнь — явление высшей ценности, смотреть на пытки, костры, разврат.

«Трудно быть богом» — назвали авторы свою книгу. Совсем напротив. Богом быть легко. Бог может прилететь на припрятанном вертолете, чтобы спасти вождя крестьянского восстания или, заплатив взятку золотом «дьявольской» чистоты (полученном в синтезаторе), выкупить старого книжника. Бог мог бы с легкостью уничтожить всё это сборище насильников и палачей. А вот человек этого сделать с легкостью не может. Он должен сначала решить, можно ли грубо вмешаться в чужую историю, к каким последствиям это приведет. Трудно во всех условиях оставаться человеком, но прекрасно, когда все же и в самые тяжелые минуты люди остаются людьми.

Планетарная катастрофа, огненные Волны, костры инквизиторов… Это так, но не надо думать, что книги А. и Б. Стругацких мрачны по колориту. На самом деле это светлые и с большим юмором написанные повести. Авторы умеют сочетать серьезность проблем с шуткой, философское отступление с острым сюжетным пассажем. Их книги занимательны в лучшем смысле этого слова, в то же время несут большую идейную нагрузку.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 3 °CЕНТЯБРЯ 1964, М. — Л.

Dear Bob!

Я готов выехать в любой день, the sooner the better. Сообщи срок и порядок поездки. Где встречаемся? Если в Москве, то на когда заказывать билеты? На самолет или поезд? Отпиши скорее.

Новостей пока никаких.

«ПНвС» сдал на машинку, будет готово в субботу. Так, во сяком случае, обещают.

Привет Адке.

Целую, Арк.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 3 ОКТЯБРЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Аркашенька! Быстро-быстро отвечаю.

1. Ехать надо числа десятого-одиннадцатого. Вероятно, рациональнее всего лететь самолетом из Москвы. Скажем, ты берешь билеты на самолет и телеграфируешь мне. Я накануне сажусь в «стрелу», приезжаю, и в тот же день мы вылетаем. Ты должен всё рассчитать так, чтобы свести риск опоздания к минимуму. Чтобы между поездом и самолетом осталось хотя бы часа три. Но поздние рейсы тоже не годятся: неохота приезжать в Алупку поздно вечером. Разузнай всё и пришли свой план действий.

2. Пришло письмо от Альтова. По-прежнему спорит. В конце письма ругательски ругает СВД. Письмо я привезу, мы его обсудим и ответим. А может быть, из Крыма махнуть в Баку на пару дней?

3. Собирал нас Травинский. Читал введение в свое «Путешествие с цифрами и остановками». Пока это неудачно. Подробности расскажу.

4. Был я в Лавке Писателей. Купил несколько интересных книжек. Ни о Вознесенском, ни об Окуджаве не может быть, конечно, даже речи. Это такая же шарашка, как и всё остальное. Надо втираться в доверие. Буду втираться.

5. Мои всё еще не уехали, но отбывают все-таки четвертого. Адочка — пятого. Несколько дней мне понадобится для улаживания дел на работе, а там: ту-ту-у-у…

6. Что-то не шлют и не шлют денег из МОЛГВ. Ленинград (писательский) обеспокоен этим обстоятельством.

Целую, жду диспозиции, твой [подпись]

Р. S. Привет Ленке и ребятам, коих встретишь.

Р. Р. S. Между прочим, ты знаешь, что до сих пор еще не разрешена подписка на газеты и журналы. Все почтовые конторы в недоумении. Не связано ли это с реформой прессы, о кот. ты говорил?

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 7 ОКТЯБРЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Борик.

Итак, беру на десятое-одиннадцатое билеты до Симферополя. Так постараюсь, чтобы сразу с вокзала на аэродром.

Насчет Баку из Крыма — посмотрим. Видно будет. Особенно, если в Крыму будет холодно.

Денег еще никому не давали. Выписали только пять дней назад. Теперь надо ждать.

Газеты, видимо, действительно подвергнутся реформе, но какой — в точности неизвестно.

ПНвС прочитал Ю. Манин. Ему активно не понравилось. Исчезла, говорит, чистая простота СВД, много лишнего, лобового, надо, говорит, сокращать.

Машинистки, с…, столько ошибок понаделали, что до сих пор (третий день уже) не могу справиться. Но сегодня, кажется, я добью.

Вот всё. Жди телеграммы на выезд. Телеграмму пошлю на Пулково, ведь дома у тебя сейчас никого не будет. А еще лучше было бы, если бы ты позвонил мне, когда получишь это письмо. К тому времени я уже, наверное, билеты возьму.

Жму, целую, Арк.

До 20 октября АБС отдыхают в Алупке. Памятью об этой поездке стала серия фотографий братьев, самая известная из которых была опубликована в 7-м томе знаменитой «Библиотеки современной фантастики», а ныне открывает сайт АБС http:// rusf.ru/abs/ Их автором был Александр Копылов, отдыхавший там вместе с Авторами.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 22 ОКТЯБРЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Боб. Новости такие.

1. В «Детгизе» рукопись еще никто, по-видимому, не читал. Во всяком случае, рядовые члены редакции. Читала ли Мария Михайловна — не знаю, сегодня иду туда, попробую уточнить.

2. Все эти дни мне звонили из театра МГУ — есть такой, соперник знаменитого «Современника». Вчера, наконец, дозвонились, хотят ставить «ТББ». Дали мне понять, что «клубничка» (возможные ассоциации с современным положением) их не интересует, привлекает их-де динамика вещи и идея о невозможности изменить естественный ход истории. Им нужно, чтобы кто-нибудь — не мы, так наши знакомые — дал драматургический вариант ТББ. Я сказал, что должен посоветоваться с тобой. Обязательно напиши, они будут звонить через неделю. Я дал понять, что сами мы этим заниматься не будем.

3. Высказывание Егорова о фантастике ты, наверное, знаешь.

4. Ариадна прочитала ПНвС, в восторге, если не врет. Прочитала она и Ларионову — тоже понравилось. Будет писать рецензию с позитивными предложениями. Мне бы хотелось видеть эту повесть в третьем или четвертом номере «Фантастики 65».

5. Пришла верстка «Фантастики 65» № 1. Там наша рецензия на «Лезвие бритвы» (если ты не забыл). Не очень-то она мне нравится, но она необходима в интересах редакции и самого И. А. Пусть.

6. Вчера ходил в «Диафильм». Помнишь? Просмотрел пятьдесят кадров-рисунков. НичеГё. Вообще-то чушь, конечно, да ладно.

7. Ходят слухи, что Аджубея и Сатюкова сняли, не знаю, верно ли это.

Вот пока всё, что можно написать. А сейчас жду звонка из «Мосфильма», вчера они искали меня, да я дома не был. Не знаю, чего им надобно.

Нина Беркова приехала, сегодня с нею увижусь. И с Ревичем думаю увидеться.

Пока всё. Целуй Адку, если приехала, передай ей наши поздравления и пожелания по случаю именин.

Целую, жму, твой Арк.

БН в это время пишет черновик письма Альтову и отправляет АНу на доработку с комментарием:

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 23 ОКТЯБРЯ 1964, [142] Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Писал это до 3-х часов ночи, совсем ошалел. Перепиши, и отредактируй, и отошли, и мать семь-восемь.

Я подписался на Фейхтвангера, купил «Семь дней в мае» и перечитал «ПНВС». Суки они все — славная же вещь! Чего им надо?

Жду твоего письма, твой [подпись]

Р. S. А космонавты-то! А? Смачно, смачно! Как это в свете претензий Казанцева?

Первая страница следующего письма, к сожалению, утрачена.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 25 ОКТЯБРЯ 1964, Л. — М.

<…>

Дождался твоего письма. Рад, что Ариадне понравился ПНВС. Это несколько ободряет.

Мальчикам из МГУ, я думаю, можно разрешить постановку. Но я тоже не знаю, кто будет заниматься — какие знакомые. Если найдутся охотники — ради бога.

Читал и отзыв Егорова, и отзыв Феоктистова, о котором ты почему-то ничего не пишешь ни мне, ни маме, а он — интереснее.

Сейчас торчу на аэродроме, жду Адку. Самолет опаздывает, и мне еще придется ждать не менее часа.

Подробнее напишу, когда получу твое второе письмо. Еще раз всем привет, твой [подпись]

Упоминаемые в письме отзывы космонавтов — Егорова и Феоктистова — были опубликованы 22 октября в «Комсомольской правде» и «Литературной газете».

«ВСЕ НОВОСТИ КОСМОСА. ЭКИПАЖ „ВОСХОДА“ ОТВЕЧАЕТ НА ВОПРОСЫ ЖУРНАЛИСТОВ»

<…> Корреспондент «Литературной газеты» попросил ученого сравнить свои переживания и ощущения в космосе с теми, которые описываются в фантастических произведениях.

Мне кажется, сказал Феоктистов, что у нас впечатления более будничные, но в то же время и более необычные: мы смотрели и видели то, о чем не написано в фантастических романах. В фантастических романах мы чаще ищем не картину будущего, а мысли и видение мира, близкие нам. Из научно-фантастических произведений, отметил ученый, я отдаю предпочтение работам польского писателя Станислава Лема и советских фантастов Ефремова и Стругацких.

<…> На трибуне Б. Б. Егоров.

<…> Среди вопросов был и такой:

— Читаете ли вы научную фантастику? Кто ваш любимый автор?

Ответ: Мне нравятся советские фантасты братья Стругацкие и польский писатель Станислав Лем. Я очень люблю рассказы американского фантаста Рея Брэдбери,

РЕВИЧ В. РАЗВЕДЧИКИ НЕВЕДОМОГО. ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ ГЕРОЕВ-КОСМОНАВТОВ, 21 ОКТЯБРЯ, МГУ

<…> Я тоже задаю вопрос. О космических полетах написано немало книг. До недавнего времени они относились к ведомству научной фантастики. Интересно, насколько верно удалось фантастам угадать и описать ощущения и переживания, которые владеют космонавтами при полете. Константин Петрович Феоктистов отвечает:

— Я бы сказал, что наши впечатления были и более будничны, и более необычны, чем те, о которых мы читали в фантастических произведениях Лема, Ефремова, Стругацких. Мы видели то, о чем не написано ни в одном фантастическом романе…

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 27 ОКТЯБРЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Боб.

Получил твое письмо. Послание к Альтову перепечатаю и вышлю ему завтра. Сегодня, вероятно, не удастся, потому что, во-первых, везу Машку записывать в поликлинику, во-вторых, сегодня выдают муку, которую я должен приволочь домой — двенадцать кило на нашу семью.

Новости.

1. ПНвС прочитала Мария Михайловна и очень расхвалила. Рассказала, что прочел ее сын — студент — и визжал от восторга от начала до конца. Сейчас читает Нина Беркова, затем всё будет одобрено, выплачены деньги (остальные после аванса 35 %) и сдано на иллюстрацию. Я тут же потребовал хорошего художника, типа Ротова. Обещали.

2. Очень хорошая новость. Бела сама (!) предложила, чтобы наш сборник в «Мол. Гв.» состоял бы из ХВВ и «Попытки к бегству». Каково? Я так и подпрыгнул от радости. Теперь можно будет работать не спеша, спокойненько, да и ПкБ пристроена в отдельную книгу. Так что можешь насчет сборника не беспокоиться: мы сдадим его в редакцию в декабре — ведь машинописная рукопись ПкБ у меня есть, готовая к сдаче, даже в двух экземплярах.

3. В среду должно было состояться заседание Совета по фантастике, где Казанцев намеревался атаковать СВД. Не будет заседания: заболели Тушкан и Казанцев. Царство небесное.

4. Ленка осрамилась в издательстве. Их там собрал главный редактор по случаю отъезда одного из сотрудников на Кубу. В прощальной речи сей главный редактор взволнованно пожелал отъезжающему, чтобы «земля ему была пухом». Ленка громко, во всеуслышание назвала его дураком. Теперь ходит и трясется, как герой «Смерти чиновника».

5. «Московский комсомолец» не желает платить за СВД. Я решил написать в Комитет по охране авторских прав.

6. В редколлегию альманаха ввели Ревича. Он, кстати, написал два неплохих рассказа. Сейчас собирается второй сборник за 65 год. Будет в нем перевод главы из «Суммы технологии». Росоховатского большинством голосов зарубили. Гора, я думаю, удастся отстоять. До чего пошел свирепый редколлегер — страшно смотреть. Все снобы. И Ревич, и Громова, и Бела с Ленкой.

7. Перевод Брускина действительно оказался скверным. Он многого не понял в словотворчестве Иона Тихого, в игре слов и прочем. Это я сам убедился на примерах. Еще обвиняют его в халтуре, но этого я уже не знаю. Лема дали на доработку одной специалистке по польскому. Это довольно досадно, потому что надеялись, что Лем пойдет сразу после Ефремова. Кое-кто действительно опасается, что журнальная публикация «Возвращения со звезд» может испортить нам дело.

8. Два рассказа Ильи — «В атолле» и про старого пилота — пойдут в альманах несомненно. Об остальных еще не знаю. В «Знании» Макаров запорол обложку к его сборнику, но сейчас уже исправил.

9. Половина первой главы второй части ПНвС идет в «Искателе» с нашими фото. Лаборатория писателя, так сказать. Верстка будет на той неделе. Я дал Коротееву только первую главу. Ему очень понравилось.

10. Ходят слухи, что Захарченко выгоняет Толю Днепрова из журнала. Я пошел узнать, но мне сказали, что Толя болен.

11. Есть несколько писем, все похвальные, потом прочтешь. Одно, однако, требует внимания. Пишет выпускник Украинского Полиграфического института из Львова, по специальности художник. Готовит диплом — разработка художественного оформления книги. Тема — «Трудно быть богом». У него к нам два вопроса: а) Не целесообразно ли разработать общее оформление для дилогии ПкБ и ТББ сразу? Я полагаю, пусть так и делает, б) Хочет показать нам предварительные эскизы, которые закончит к середине ноября. Не думаю, что имеет смысл приглашать его в Ленинград, пусть приезжает в начале декабря в Москву. А как ты думаешь? Отвечать не буду, пока ты не пришлешь своего мнения.

Вот пока всё.

Поцелуй маму, привет Адке.

Все тебя обнимают.

Твой Арк.

АН перепечатывает и отправляет Альтову следующее письмо.

ПИСЬМО АБС Г. АЛЬТОВУ, ОКТЯБРЬ 1964

Уважаемый Генрих Саулович!

В Вашем письме, как нам кажется, интересных соображений столько же, сколько спорных. Трудно будет нам договориться, однако попытаемся по крайней мере обменяться мнениями по некотором принципиальным вопросам.

Начнем с некоторых Ваших утверждений, которые произвели на нас впечатление сугубо спорных.

1. Главным в фантастике Вы считаете «яркую, значительную научно-фантастическую идею». Вы пишете: «Опыт упрямо свидетельствует, что любое… произведение звучит только в том случае, если в нем есть (помимо прочего) удачная научно-фантастическая идея». Вы с горечью отмечаете, что «фантастика ученых везде обогнала фантастику писателей», что за последнее время не появилось ни одной яркой н.-ф. идеи и что таким образом главная дорога фантастики пустует.

Вы нигде не определяете достаточно отчетливо, что Вами понимается под научно-фантастической идеей произведения. Это сильно затрудняет спор, потому что всегда остается опасение: не имеется ли в виду нечто столь общее, что не противоречит и нашей точке зрения. Но приводимые Вами примеры вызывают у нас определенный протест. Вы утверждаете: «вечные книги» «80000 км», «Война миров», «Гиперболоид», «Аэлита», «Амфибия» звучат и не угасают потому, что в них наличествует яркая научно-фантастическая идея. «Помимо прочего» — добавляете Вы в скобках.

Превосходно. А теперь посмотрим на перечисленные книги нашими глазами, сразу же отметив, что и с нашей точки зрения все они великолепны и несомненно могут служить образцами и литпамятниками.

«80000 км». Н.-ф. идея? Да, наличествует. Идея мощного подводного корабля, движимого электричеством и множество проистекающих отсюда возможностей. Ярка ли, свежа ли, научно-фантастична ли? Несомненно. Для своего времени. Но для того же времени не более свежа и пр., нежели воздушный корабль Робура Завоевателя, или сверхпушка из «Бегумы», или проекты Пушечного Клуба. Но «80000 км» живут и поражают воображение до наших дней, в отличие от «Робура», «Бегумы» и «Вверх дном», воздействие которых и на детей и на взрослых всегда было значительно меньше. В чем же дело? Может быть, в «80000 км» есть еще что-то, некое «прочее», помимо идеи электрической субмарины? С нашей точки зрения — да, несомненно. Есть великолепный сюжет. Есть первый и, кажется, единственный в литературе образ благородного изгнанника, вооруженного всей мощью современного знания. Есть неповторимое правдоподобие изложения. Есть, наверное, и еще что-то, что мы лично не способны сформулировать — либо потому, что мы не литкритики, либо потому, что это пока никто не может сформулировать. И нам кажется, что творчество Ж. Верна вообще дает образец того, как беспомощны любые сколь угодно неожиданные и захватывающие идеи сами по себе, без чего-то непосредственно с ними не связанного, но необычайно важного для превращения книги в литпамятник или классический образец.

«Война миров» и «Машина времени». Соответственно, содержат идеи космической экспансии и путешествия по времени. Не исключено, что именно Уэллс высказал их впервые. Но разве в них дело? Позже на те же мысли были написаны тысячи произведений, и на девяносто процентов это была макулатура — боевики, приключения, дешевка. Но разве потому, что сами идеи стали пованивать со временем? Десять процентов составили настоящую литературу, потому что это были вещи, написанные настоящими писателями и по-настоящему. А тот же Уэллс на базе не многим худших идей (война в воздухе, атомная война, путешествие в соседствующее пространство и пр.) создал значительно более слабые, нежели «Война миров», книги. И тот же Уэллс на основе совсем не самородной идеи вивисекции создал великолепный «Остров д-ра Моро», а на совсем уже банальной идейке — «Человека, который мог творить чудеса» — рассказ программный, поражающий мысль и воображение.

О «Гиперболоиде» говорить в предлагаемом плане вообще странно. Ну какая там свежая н.-ф. идея? Гиперболоид, что ли? Господи, да Толстой мог взять сколь угодно примитивное или сколь угодно неправдоподобное орудие разрушения и написать вещь точно такой же силы, потому что он — великий стилист, человек потрясающей фантазии. (Достаточно сказать, что сам он никогда не скрывал, что пишет «Гиперболоид», чтобы скопить денег для работы над «Петром».) С точки зрения научных идей, «Гиперболоид» дилетантен до крайностей, а если считать идеей повести проблему захвата мира сильной личностью, то к тому времени был уже Муссолини и «Майн кампф». «Гиперболоид» велик не идеями, он велик потому, что написан рукой мастера, и велик, несмотря на то, что мастер писал его играючи, несерьезно.

Можно было бы аналогичным образом проанализировать и «Аэлиту», и «Амфибию», и вообще любое произведение, о котором Вы сказали бы, что оно хорошо потому, что содержит яркую н.-ф. идею. И мы неизменно видели бы: если произведение действительно хорошо, то не благодаря идее, а благодаря чему-то «прочему», имеющему к этой идее зачастую весьма косвенное и, во всяком случае, служебное отношение. А разве мало произведений, не содержащих вообще ослепительных идей и тем не менее превосходных? «Война с саламандрами», «451 градус», «Детская площадка», «Дневник, найденный в ванне» Лема.

Нет, Генрих Саулович. Мы согласны, что остроумная НФ-идея при прочих равных условиях способна украсить любое произведение, но только при прочих равных. Мы согласны, что любой писатель имеет полнейшее право сделать главной своей задачей разработку такой идеи, если он обладает литературным мастерством. (Вот, кстати, произведения на предложенную Вами тему — о гносеогенном аппаратике, надеваемом на головы младенцам будущего и что из этого получится — такие произведения уже есть: у Бердника и, кажется, у Росоховатского, но написаны они скверно.) Но мы решительно возражаем против утверждения, будто такой путь единственно верный, что такая задача — главная, что все фантасты стройными рядами обязаны работать в этом русле.

2. В связи с вышеизложенным не может не вызвать самого решительного протеста Ваше, Генрих Саулович, очевидно произвольное толкование понятия ОБОЧИНЫ в фантастике. По Вашим словам «фантастика, уйдя с главной дороги, пошла по обочинам»: Что же это за обочины? а) Иллюстративная фантастика, которая «использует идеи, высказанные учеными, и облекает их в „художественную“ форму». Но позвольте! Тогда иллюстративна почти вся фантастика! Иллюстративны «Аэлита» и «Гиперболоид», «Амфибия» и «Остров д-ра Моро», практически иллюстративен весь Ж. Берн, да что там, весь Беляев! В большой степени оказываются в иллюстративщиках Лем, Ефремов, почти весь Азимов, весь Кларк… Ничего себе обочина! А сколько писателей шло и идет одной ногой по Вашей главной дороге, а другой — по этой самой обочине? Нет, Генрих Саулович, на наш взгляд иллюстративность — это не столько направление, сколько технический прием, к которому неизбежно прибегает практически любой фантаст, пишущий о науке. И нет в иллюстративности ничего плохого, пока автор пишет хорошо.

б) Приключенческая фантастика. Элемент приключения присутствует опять же практически в любом хорошем фантастическом произведении, и о приключенчестве можно сказать то же самое, что было сказано об иллюстративности. Собственно говоря, нам не к чему разбирать пункты в) и г). Для нас это не обочины уже просто потому, что являют собой отнюдь не какие-то направления (повторяем: в нашем понимании), а некие технические литературные приемы, свойственные, кстати, не только фантастике, но и «главному потоку». Вот «философская фантастика» — это, действительно, не прием, а направление, но такое направление, которое мы ни за что не осмелились бы назвать обочиной. Скорее уж именно философская фантастика определяет собою главное направление, хотя бы потому, что неизбежно обобщает все частности.

Надо Вам сказать, Генрих Саулович, что в свое время мы пытались заниматься литературоведением фантастики и даже написали три статьи, ни одна из которых не была опубликована. Так вот, в одной статье мы наметили такие основные направления в современной НФ-литературе (вернее, даже не направления, а основные тематические течения, вбирающие в себя почти все разнообразие тематики НФ-произведений): а) Деятельность научно-технической интеллигенции на переднем крае науки. Сюда относятся почти все вещи, героями которых являются научные идеи и сами научники. б) Философия. Разработка научных, социальных, моральных идей наиболее общего характера, напр. проблематики социологии коммунизма, проблематики жизни, проблематики гносеологии и пр. в) Антивоенный и антиимпериалистический памфлет.

Конечно, эти течения на своих границах сливаются и перемешиваются, но в качестве характерных представителей первого потока можно назвать Савченко и Войскунского с Лукодьяновым; второго — Ефремова, Лема, Гора; третьего — Лагин, Днепров, частично Варшавский. Ваша Главная дорога лежит тогда где-то на границе первого и второго потоков. Так вот, и иллюстративность, и авантюра, и квазиреализм, и хохма — как приемы — в той или иной степени присущи всем трем потокам. Скажем, «Туманность» философична, но использует с успехом элемент приключения. «Экипаж „Меконга“» стоит на научно-фантастической идее проницаемости и отлично использует и приключения, и квазиреализм, и хохму.

Хотелось бы поругаться по поводу Ваших оценок конкретных вещей. Недоумение, например, вызывает Ваше утверждение, будто проблематикой влияния на отсталые цивилизации в космосе и психологической подготовленности коммунистического человека для работы в условиях таких цивилизаций («Трудно быть богом») должна заниматься не-фантастическая литература. Но письмо и так здорово затягивается, и поэтому перейдем к следующему пункту спора.

3. Мы убеждены, что все Ваши рассуждения родились не от нечего делать и не от хорошей жизни. Мы убеждены, что Вас действительно сильно заботит второразрядность фантастики и Вы упорно ищете какие-то пути превратить это самое в конфетку. Мы рассматриваем Ваш тезис о необходимости выделения главной дороги в фантастике, как попытку найти главное звено проблемы. И тем не менее, уважая Ваши усилия, мы с огромным сомнением качаем головами.

Сами мы решительно не беремся с полной ответственностью объявить одно из трех упомянутых течений фундаментальнейшим. Лично мы тяготеем ко второму, именно оно ближе всего нам по характеру (нашему), именно оно заставляет стучать пепел в наших сердцах. Но мы прекрасно понимаем, что возможен и другой взгляд, и готовы отнестись к такому взгляду с полным сочувствием и уважением. Если сторонники первого течения станут писать, как Гранин и Грекова, а в русле третьего появятся новые Лагины — разве можно будет сетовать на них за то, что они пошли именно своим путем, а не нашим?

Но дело даже не в этом. Мы глубоко убеждены, что не существует такого направления в фантастике, выбрав которое писатель сразу станет писать лучше. Вот Вы алкаете свежих НФ-идей. Но нет ведь таких идей, которые сами по себе обеспечили бы перворазрядность произведения. И какую бы великолепную идею Вы ни предложили, а) всегда найдется автор, который на ее базе напишет дрянь, б) всегда найдется читатель, которого эта идея не заинтересует, в) всегда найдется знаток, который скажет, что ничего нового в этой идее нет, и будет прав. Мы таких людей знаем.

Мы глубоко убеждены, что дело не в свежести идей, а в художественном мастерстве и в новых, современных трактовках проблематики, которую выставила жизнь — пусть даже давно. И главным вопросом теории фантастики остается главный вопрос теории литературы вообще: что такое литературное мастерство и как его достигнуть.

4. Несколько слов о второразрядности фантастики. Генрих Саулович, а существует ли все-таки она, эта второразрядность? Мы имеем в виду, существует ли она ОБЪЕКТИВНО? Ведь Ваша аргументация так и не убедила нас. Анкета «Комс. Правды»? Но она доказывает только, что фантастика не пользуется признанием тех людей, которые руководят воспитанием и образованием широких масс, и ничего больше. Ведь Кафку тоже никто не назвал, и Сэлинджера тоже, и Андрэ Жида. 90 % современной фантастики дерьмо? А 90 % реалистической прозы — современной и в прошлом? Нам кажется, что в этом вопросе надо не столько спорить, сколько пытаться совместно найти некий объективный критерий, учитывающий и существующую систему взглядов на фантастику со стороны официальной критики, и инерцию этих взглядов, и уровень квалификации современного читателя, и склонность очень многих не столько судить о литературе, сколько верить авторитетным суждениям… Вот вернемся к анкете. Этот самый сопляк, который громыхает именами Шекспира и Достоевского, — ведь его за Шекспира ни в жисть не засадишь, а Беляева он прочел от корки до корки, и прочтет еще два раза с наслаждением! И это так понятно. Или босс-критик — ведь ему фантастика чужда по самой своей сути, как нам чужда «Повесть о Горе-Злосчастье», которой он искренне восхищается. А в наших суждениях о второразрядности — как много в них субъективного! Как много восклицаний и гневных выкриков базируются на эмоциях, чертовски далеких от объективного подхода…

5. О критиках. Надо Вам сказать, что мы чрезвычайно далеки от мысли ставить рядом с Вами гражданина Котляра (которого недавно выгнали из одного дома за антисемитизм). Морально уничтожать надлежит не тех, кто ругает за дело, которым сам болеет, а халтурщиков, тех, кто не понимает, о чем пишет, и которым всё равно о чем писать (вроде Лукьянина). Вы пока не относитесь к этой категории. Вы та самая щука, которая необходима в нашем пруду, чтобы не дремал карась-фантаст. Но есть у Вас один чертовски опасный недостаток: НЕТЕРПИМОСТЬ. И фанатизм в суждениях, проистекающий из этой нетерпимости. Валяйте, громите, рубите, грызите Полещуков, Варшавских, Стругацких, Днепровых, Войскунских и Лукодьяновых, но ради бога, будьте осмотрительны, не опустошите пруд. Взять, например, Ваш великолепный пересчет литературы на дрова и электроэнергию. Вам не кажется, что он таит в себе некие опасные возможности? Да, это очень эффектно и наглядно. И это особенно эффектно и наглядно в глазах людей, предпочитающих дрова книгам. Эти люди с удовольствием подхватят Ваш прием и будут ратовать за сохранение стройных березок и дремучих елок, чтобы никогда не появились в печати не только Емцев с Парновым или Полещук, но и Солженицын, и Эренбург, и Хемингуэй. Смотрите, понабегут союзнички и заплюют Вас своими грязными поцелуями.

6. И в заключение — о «Суете». Нам очень жаль, что эта повестушка вызвала у Вас такую горькую реакцию. Подавляющему большинству наших знакомых (у нас отличные знакомые, между прочим, люди привередливые и снобы) она очень понравилась. Знакомые искренне забавлялись, читая, и требовали продолжения. Мы были вполне удовлетворены таким резонансом и уже написали продолжение, правда, по мнению тех же знакомых, менее удачное. Видимо, Вы подошли к «Суете» слишком уж серьезно. Не надо. Не надо ни подходить серьезно, ни, подобно составителю сборника, искать в ней титанических идей вроде «удивительное рядом». А надо просто читать и смеяться, когда и если смешно.

Какой толстый журнал мог бы напечатать «Суету»? Да любой. Любой толстый или тонкий журнал, который согласен в принципе печатать сказки. Например, «Москва», публиковавшая недавно сказки Каверина. Могла ли «Суета» появиться в фантастическом журнале? Отчего же нет? Как «Звездные дневники» или «Сказки роботов».

Вот пока всё. В ноябре мы снова работаем в Ленинграде, так что пишите по ленинградскому адресу. Ждем.

С уважением, Ваши [подпись]

Переписка АБС с Альтовым продолжалась, но уже по иным, менее фундаментальным вопросам — то обсуждали проект памятника Беляеву, то АН как составитель очередного сборника «Фантастика» просил Альтова присылать новые рассказы, то Альтов делился с АНом новым вариантом своего «Регистра».

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 30 ОКТЯБРЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

Сначала твое письмо.

1. Черт с ними, пусть идет ПНвС в Детгиз. Но — никаких там уступок. Берут так пусть берут.

2. По поводу ПкБ я тоже запрыгал от радости. Это было бы здорово. Теперь надо только достойно справиться с ХВВ, а в 66-м дадим сборник из «Глупой Пандоры» и «Записок Здравомыслящего».

3. Тушкан и Казанцев заболели вовремя. Иногда мне даже жаль, что они не успели провести свою провокацию до интервью космонавтов.

4. Ленка пусть не трясется. Пусть главред трясется, это его дело и его обязанность.

5. На «Моск. комс-ца» подать жалобу надо, но на этом и кончить. Не увлекаться. Не надо нам скандалов и лишних сплетен.

6. Обязательно запасись для меня сборником фантастики «Знания».

7. С Брускиным поговорю. Адка была в Польше у Лема. Лем очень хвалил Брускина, ласкал его словесно и раздумывал, как бы пригласить его к себе.

8. Толю Днепрова все-таки жалко. Надеюсь, слухи о его увольнении преувеличены.

9. С львовским художником просто не знаю, что делать. Мне ведь тоже очень хочется посмотреть его эскизы. Может быть, написать ему что-нибудь вроде: «Если Вы окажетесь в Ленинграде во второй половине ноября, мы будем очень рады навестить Вас». А домашнего адреса не давать, дать пулковский телефон. А? Оформлять же, конечно, надо и ПкБ, и ТББ вместе.

Теперь что у меня.

1. Только что проводил Травинского. Он приезжал выписываться из Л-да. Выписался. Рассказывал много интересного. Оказывается, Ариадна его довольно активно использует как рецензента. Я попросил его, чтобы они с Лилей оказывали мягкое давление на Ариадну — поменьше пыла, поменьше фанатизма, побольше осторожности. Правда, я забыл изложить свою точку зрения на «Возвращение со звезд». Но ты эту точку зрения знаешь. Не надо. Пока.

2. Вчера участвовал в вечере писателей-фантастов в Выборгском доме культуры. Было скучно. Присылали записки. В основном нам и Мартынову. Мартынову больше. Массы читателей интересовались в основном: а) как мы пишем вдвоем; b) где сейчас А. Стругацкий; c) Что мы пишем и что где будет опубликовано; d) Есть ли жизнь на других мирах. Всего 10 записок. После вечера школьники собирали автографы; какой-то серьезный до унылости молодой человек средних лет рассказывал, как его разочаровала ТББ; две тетки из организаторов жали руку и благодарили за ТББ («самая умная книжка последнего времени»).

3. Приехал Роман Подольный. Я его ввел в Пулково, и он тут же раздал кучу заказов. Ноет, чтобы я дал ему почитать ПНвС и чтобы мы дали кусок оттуда в ЗС. Читать я ему ничего не дам — он мне не настолько понравился. Кусок в ЗС по твоему усмотрению. Я ничего против не имею.

4. До меня дошел слух, что Ленка не приедет. В чем дело? Почему не приехать на пару дней полежать на наших диванах? Поцелуй ее в щечку и скажи, чтобы не дурила и приезжала, пока Андрюшки нет. Ждем вас 7-го или когда там.

5. Итак, Адка побывала у Лема. Лем настроен к нам очень хорошо, но совершенно по-альтовски удивляется СВД. Ей-богу, такая разное …ца в оценках у нас, по-моему, впервые. Никогда не было такого раскола во мнениях среди наших лучших знакомых и уважаемых людей.

6. Денег за СВД всё нет и нет. А деньги у меня на исходе. Заказать стеллажи я уже не могу. О магнитофоне нет и речи. Подгони их там, черт возьми. Что они — ошалели?

Ну, пока всё. Жду от тебя еще одного письма, а потом и вас с Ленкой. Целую, жму [подпись]

В конце года «Искатель» публикует отрывок из второй части ПНВС с кратким предисловием авторов.

АБС [О ТВОРЧЕСКИХ ПЛАНАХ]

Наша первая книга, «Страна багровых туч», вышла в 1959 году. После нее — «Шесть спичек», «Путь на Амальтею», «Возвращение», «Стажеры». В сборниках «Фантастика, 1962 год» (издательство «Молодая гвардия») и «Новая сигнальная» (издательство «Знание») напечатаны повести «Попытка к бегству», «Далекая радуга» и «Трудно быть богом».

Сейчас мы работаем над тремя фантастическими повестями сразу: о фантастических ученых, о фантастических мещанах и о фантастических событиях на фантастически незадачливой планете. Может быть, это звучит несколько игриво, но мы надеемся, что повести получатся довольно серьезными независимо от того, веселые или печальные события в них описываются. Первая повесть называется «Понедельник начинается в субботу», вторая — «Хищные вещи века», а третья пока никак не называется.

И наши ближайшие планы — скорее закончить начатые повести. Планы дальние тоже есть, но пока говорить о них рано.

Вот несколько страничек начала одной из повестей.

Третью из этих начатых тогда повестей поклонникам АБС долгое время не удавалось отождествить с опубликованными впоследствии книгами Авторов. БН поясняет:

БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ, 30.01.02

Я сам, помнится, наткнулся как-то (лет 15 назад) на это интервью и задумался: а что, собственно, за роман имеется там в виду. Спросил у АНа — он тоже вспомнить не смог. Общими усилиями мы тогда пришли к выводу, что это была «Улитка», в своем первоначальном варианте (см. «Беспокойство»). Впрочем, настоящей уверенности нет у меня и по сей день.

О некоторых реалиях из ПНВС БН позднее говорил так:

БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ 10.06.01, 09.02.00, 17.08.00

Как связано написание этого произведения с годом написания или с Вашей биографией?

Соня. Электроугли, Россия

Никак. Мы задумали эту повесть еще году в 59-м, несколько лет собирали материалы и, наконец, в 62-м начали писать. Биография нашего героя Саши Привалова немного похожа на биографию БНа, но сходство, скорее, только самое общее. Также, как НИИЧАВО отдаленно похож на Пулковскую обсерваторию, в которой БН несколько лет работал.

Когда-то давно в интервью Вы вспоминали манеру говорить Ивана Ефремова. Вопрос: не повлиял ли Ефремов на образ Федора Симеоновича Киврина в ПНВС: «П-проклятъе, опять ч-червивое сделал»?

Владимир Шеховцов. Харьков, Украина

Безусловно! Федор Симеонович писался именно и только с Ивана Антоновича. По-моему, получилось очень похоже.

Очень хотелось бы узнать, как Б. Н. относится к творчеству И. Ефремова?

Мне кажется, много пародийных — «под Ефремова» — моментов содержится в гл. 2 «Понедельник начинается в субботу» (путешествие в мир описываемого будущего).

Так ли это?

Alexei Gavrilov, Leuven, Belgium

АБС (оба) Ефремова очень ценили и уважали. Пародийный элемент «под Ефремова» в «Понедельнике», конечно, есть, но это пародия дружеская, вовсе не злая. Чисто художественные просчеты «Туманности» очевидны были любому, да и сам Ефремов не раз говорил, что на самом деле никакой он не беллетрист, а — философ, и написать ему больше всего хочется не очередной роман, а философский трактат в манере каких-нибудь древнегреческих «Диалогов». «Только к-какой д-дурак это возьмется н-напечатать?»

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 2 НОЯБРЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Боб.

Буду краток. Новостей никаких особенных нет. Вчера был у Севы Ревича, познакомился с Анчаровым, он пел новые песни. Хороший парень. Сегодня иду к Гуревичу. Не очень хочется, но надо — он меня уже второй год приглашает, а я всё отнекивался, а дальше уж нельзя.

Относительно денег. Я тоже еще не получил за СвД. В Мол. Гв. послал Ленку в бухгалтерию, ей там сказали, что перевели только двадцать седьмого. След., либо деньги будут у тебя на книжке, когда письмо получишь, либо придут вот-вот. Я, брат, тоже слегка психанул и хотел уже идти ругаться, но Бела меня отговорила.

Деньги перечислят также и из Детгиза — за ПНвС по одобрению. Это будет к середине месяца. Я зайду к ним перед отъездом и возобновлю твое заявление о переводе, если оно там утратилось.

Кстати, о ПНвС. Прочитал Ревич — «убийца Ревич», как мы называем его с тех пор, как он у нас в редколлегии — и похвалил. Сказал, что вторая часть еще лучше, чем первая, но вот третья подгуляла. Нет, видишь ли, социальной идеи в разоблачении Януса.

Теперь так. Приеду я, видимо, утром шестого. Не знаю, как Ленка. Она колеблется, не хочет мотаться взад-вперед. Вообще же жди телеграмму. Пошлю на мамин адрес. За билетом пойду четвертого и сразу протелеграфирую.

Вот всё. Поцелуй маму, обними Адку.

Большущие приветы и поцелуи от Ленки.

В ноябре АН опять едет в Ленинград. В дневнике приездов только одна запись: «11.11.64. Прибыл 6.11.64. Делать ХВВ».

24 ноября в газете «Известия» публикуется вызвавшая заметный резонанс статья Льва Когана («доктора философских наук»), которой начат очередной этап обмена мнениями о задачах фантастики.

ИЗ: КОГАН Л. ОБЕДНЕННЫЙ ЖАНР

Этот вопрос приходится мне слышать очень часто: «В какой книге можно прочесть о полном коммунизме?» Называешь несколько брошюр. И обычно сразу же следует новый вопрос: «А беллетристика?» — «Увы», — пожимаешь в ответ плечами.

<…>

Описывая жизнь коммунистического завтра, искусство даст возможность яснее увидеть коммунистическое в нашей сегодняшней жизни, сделает более непримиримыми ко всему, что мешает нам строить будущее. К сожалению, эта чудесная машина времени у наших работников искусства куда чаще устремляется в далекое прошлое, чем в коммунистическое будущее!

Что я могу рекомендовать своим слушателям прочесть о будущем коммунистическом обществе в художественной литературе? Предо мной объемистая пачка книг — сколько научно-фантастических романов, рассказов, повестей появилось у нас в последние годы! Просматриваю книгу за книгой… Полеты на далекие планеты; посланцы звездных миров у нас на Земле; роботы, роботы и еще раз роботы; искусственно созданные из белковых клеток люди, восставшие против своего создателя…

Фантастика — литература мечты, мечты о завтрашнем дне! Ее часто сравнивают с двуликим Янусом: одно лицо ее в настоящем, другое в будущем. Почему же, говоря о нашем будущем, авторы стараются увлечь нас миром технических диковинок и куда больше внимания уделяют роботам, чем людям завтрашнего дня, их отношениям, их мыслям, их быту — быту коммунистического общества? Могут сказать, есть же «Туманность Андромеды» И. Ефремова, повести Аркадия и Бориса Стругацких? Да, но исключения всегда подтверждают правило. И «Туманность Андромеды» не потому ли стала одной из любимых книг, что в ней научная фантастика неразрывно сплетена с фантастикой социальной? В каком еще романе автор сумел так показать будущее, как сделал это И. Ефремов в своей «Туманности Андромеды»? Конечно, с отдельными выводами автора можно поспорить: вряд ли нужен будет для борьбы с остатками индивидуализма мрачный «остров Забвения», вряд ли люди так легко будут сочетать столь далекие профессии, но бесспорно одно — И. Ефремову удалось создать яркую, увлекательную, образную картину коммунистического общества. В таком обществе хочется жить, такое общество хочется строить.

Но, увы, «Туманность Андромеды» во многом остается еще одинокой. «Страна багровых туч» и «Путь на Амальтею» Стругацких, не говоря уже о «Каллисто» и «Госте из Бездны» Г. Мартынова и «Поясе жизни» И. Забелина, дают куда более бледную картину коммунистического общества. В десятках же фантастических романов и повестях о завтрашнем дне науки нет даже робкой попытки коснуться социальных отношений коммунистического общества. Поистине — роботы выжили людей.

<…>

Можно ли примириться с тем, что в одном из популярнейших альманахов фантастики, издаваемом «Молодой гвардией» («Фантастика 1963 года» и «Фантастика 1964 года»), нет буквально ни одного произведения, где бы читатель смог найти яркую картину социальных отношений в условиях коммунистического строя!

<…>

АБС откликаются на эту критику практически мгновенно (3 декабря) статьей в «Литературной газете».

АБС. НЕТ, ФАНТАСТИКА БОГАЧЕ!

В «Известиях» 23 ноября сего года была помещена статья доктора философских наук Л. Когана «Обедненный жанр», посвященная некоторым проблемам советской фантастики. Она напечатана под рубрикой «О чем думаем, о чем спорим». Мы готовы откликнуться на призыв редакции и включиться в спор с автором статьи. Сразу же скажем, что со многими мыслями Л. Когана мы, безусловно, согласны. Например, с тем, что «описывая жизнь коммунистического завтра, искусство дает возможность яснее увидеть коммунистическое в нашей сегодняшней жизни, делает более непримиримыми ко всему, что мешает нам строить будущее». Или с тем, что «нам нужна советская социальная фантастика. Много книг, хороших и разных, и не только книг, но и фильмов, полотен живописцев». Однако кое-что в статье вызывает у нас недоумение.

В отличие от тов. Когана мы никак не можем принять определение: «Фантастика — литература мечты, мечты о завтрашнем дне!» И только? Мы решительно отказываемся понять, как можно после Жюля Верна и Уэллса, после А. Толстого и Чапека, после Беляева и Ефремова, после Брэдбери и Лема пытаться затиснуть все тематическое многообразие фантастики в рамки однотемного определения, как бы пышно оно ни звучало. «Литература мечты», «литература о завтрашнем дне», «литература научного предвидения», — честное слово, нам казалось, что даже школьнику нашего времени должно быть ясно: подобные определения способны лишь ограничить и обеднить жанр, каковы бы ни были намерения их авторов. В самом деле, ну какая мечта о завтрашнем дне содержится в таких классических произведениях жанра, как «Человек-амфибия» или «Война с саламандрами»? Какому научному предвидению посвящены «Аэлита» и «Человек, который мог творить чудеса»? История фантастики свидетельствует, что она может быть превосходно применена и для создания зримой картины коммунистического будущего (отражение современных идей и представлений научного коммунизма), и для художественного исследования индивидуальной и социальной психологии, и для рассмотрения общих философских проблем (например гносеологических), и для антимещанского памфлета, и для антивоенной, антиимпериалистической сатиры. Всякая же попытка гипертрофировать значение какого-нибудь одного тематического направления неизбежно должна вести не только к теоретической путанице, но и к обнищанию жанра, как это уже случилось однажды, когда в нашей фантастике временно восторжествовала так называемая «теория ближнего прицела».

Мы ни в какой мере не хотим умалять важность и значимость утопической темы в советской фантастике, мы лишь хотим подчеркнуть, что в ней существуют темы, столь же важные, темы, прямо связанные с современностью, со становлением коммунистического человека, с борьбой против империализма и т. д.

В отличие от тов. Когана, в ответ на вопрос: «В какой книге можно прочесть о полном коммунизме?» — мы не стали бы говорить «увы», пожимая при этом плечами. Мы не будем защищать книги Сафроновых и Г. Мартынова (хотя, к слову, как нам известно, целые коллективы ленинградских, например, школьников зачитываются эпопеей о Каллисто, играют в ее героев, выдумывают и пишут ее продолжение), но даже если оставить их в стороне, мы бы порекомендовали вопрошающему, скажем, следующие книги: «Туманность Андромеды» И. Ефремова, «Странник и время» и «Уэру» Г. Гора, «Девушку у обрыва» В. Шефнера, «Путешествие длиной в век» В. Тендрякова, и это были бы только книги, в которых изображение коммунистического будущего — либо самая главная, либо одна из главных задач авторов. Повестям же и рассказам, где коммунистическое будущее служит необходимым фоном, нет числа.

С другой стороны, мы никак не рискнули бы порекомендовать читателю, интересующемуся зримой картиной коммунизма, ни «Пояса жизни» Забелина, ни «Страны багровых туч» и «Пути на Амальтею» Стругацких. Не стали бы рекомендовать просто потому, что авторы в названных повестях вовсе не ставили перед собой задачу изобразить полный коммунизм. Забелин пишет о некоторых идеях астрогеографии, а Стругацкие пытались рассказать всего лишь о будничной работе космонавтов самого недалекого будущего. Как можно требовать изображения ярких картин коммунистического общества от маленькой повести, где описан частный эпизод — авария звездолета на Юпитере! Да извинит нас Л. Коган, но у нас создалось такое впечатление, что он не очень внимательно читал некоторые из названных им книг. Странно также, что почти ни одной книги действительно последних лет он не упоминает, а подробно анализирует одно-единственное произведение шестилетней давности, кстати сказать, уже много раз раскритикованное, — роман Сафроновых «Внуки наших внуков».

Правда, Л. Коган отмечает, что в ежегодниках «Фантастика» за 1963 и 1964 годы «нет буквально ни одного произведения, где бы читатель смог найти яркую картину социальных отношений в условиях коммунистического строя!». Нам не кажется верной такая избирательная критика, надо же взглянуть на фантастику в целом, и тогда мы увидим, что дело обстоит не так плохо, как это представляется тов. Когану. В 1963 и 1964 годах издательство «Молодая гвардия» (а это не единственное издательство, занятое выпуском фантастики) не ограничилось упомянутыми сборниками. Оно выпустило немало произведений, в том числе и посвященных проблемам коммунистического общества. Что же касается самих сборников, то надо сказать следующее. Сборники эти делают большое и полезное дело, в частности они вводят в читательский обиход много новых имен. Не всё в них ровно и хорошо, они заслуживают обстоятельной критики, но, на наш взгляд, упомянутые сборники, кроме недостатка, указанного тов. Коганом, обладают все-таки и кое-какими достоинствами, тов. Коганом не отмеченными. Об этом свидетельствует хотя бы их громадная популярность. Нам кажется, в предисловии одного из сборников правильно подмечено, что особенностью большинства произведений, входящих в «фантастику», является «горячая заинтересованность писателей-фантастов проблемами современной жизни, их нетерпимость к тому, что мешает советским людям строить самое разумное, самое счастливое общество на земле».

В отличие от тов. Когана, у нас не создается такого категорического впечатления, будто в советской фантастике «роботы выжили людей». Тов. Коган пишет: «А. М. Горький так определял предмет научной фантастики: она „.. должна давать не только конечные результаты человеческой мысли и опыта, но вводить читателя в самый процесс исследовательской работы, показывая постепенно преодоление трудностей и поиски верного метода…“» Мы считаем своим долгом прежде всего исправить досадную оговорку тов. Когана. Начало приведенной им цитаты из статьи А. М. Горького «О темах» (1933 год) выглядит в действительности так: «Прежде всего — и еще раз! — наша книга о достижениях науки и техники должна давать…» и далее по тексту. Таким образом, А. М. Горький этими словами определял не предмет научной фантастики, а, прямо скажем, предмет научно-популярной и научно-художественной литературы. Нам кажется, что между этими вещами есть известная разница. Однако мы вполне допускаем, что высказывание Горького остается справедливым и для некоторых направлений научной фантастики. И нам кажется — в отличие от тов. Когана, — что многие советские фантасты, старающиеся показать деятельность научно-технической интеллигенции на переднем крае науки, удовлетворяют этому пожеланию А. М. Горького. Конечно, в фантастике есть плохие произведения, где «роботы выжили людей». И, к сожалению, их немало, но не эти произведения определяют советскую научную фантастику; где и когда общая оценка литературы давалась по ее неудачам?

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 8 ДЕКАБРЯ 1964, [146] М. — Л.

Здравствуй, дорогой Боб.

1. ХВВ читали Ленка и теща. Обе считают, что это самое лучшее и значительное из того, что мы когда-либо делали, а также — как обычно — предупреждают о возможных последствиях. Ленка после чтения ходила как убитая.

2. Вчера сдал ХВВ на машинку.

3. ПНвС идет благополучно. С Ниной я, правда, почти не говорил, только по телефону, но узнал, что на иллюстрацию сдали хорошему художнику, последователю Ротова.

4. Когда был в Детгизе, позвала меня на разговор Мария Михайловна и, каюсь, уговорила стать членом редколлегии «Мира Приключений». Альманах загибается, не выдерживая конкуренции. Я был в растерянности, не зная, что предложить, но случился рядом редактор Михаил Антонович Зубков и заметил, что нужно просто заказывать с заключением договоров хорошим писателям. Для приключенческой литературы это выход, а вот с фантастикой?

5. Вчера была фантастическая шарашка наша, Ариадна подводила итоги 64-го года, вершинами признаны ТББ и СВД. Также предложена «Душа мира», но выступил Мирер и сказал, что ей далеко до Стругацких. Потом выступил я и призвал фантастов взяться за фантастику ситуаций (помнишь, то, что мы говорили?). Кажется, выступил не совсем удачно, не поняли меня. А может, и поняли.

6. Альтов — неугомонный мужчина — прислал письмо c предложением воздвигнуть памятник Беляеву. Предложение от имени Бакинского объединения. Наши поддержали. Вы, верно, тоже поддержите. Пусть.

7. Журнал «Вожатый» просит для мартовского номера поллистика из ПНвС. Отпиши согласие или отказ. Для меня это значения не имеет, ответим им так, как ты скажешь.

8. Днепров из «Тех. Мол.» ушел, я его не видел, говорят, что сидит дома и пишет.

9. Были в гостях у Ивана Антоновича. Он посещал Казанцева, Казанцев тяжело болеет и точит на нас чудовищный клык — обвинение в издевательстве над священными фольклорными реликвиями русского народа, хотел писать статью, но Ефремов его отговорил, намекнув, что он станет посмешищем на весь Союз.

10. В Мол. Гв. масса писем по поводу подписки. Любопытный материален. Я выклянчил право составить представление для дирекции относительно тиража, а заодно попробую навести кое-какую статистику. Я еще как следует не ознакомился, но сейчас уже видно: мы недооцениваем читателя-фантаста. Научников много, но не меньше и рабочих, и сельской молодежи. Сие отрадно.

Вот и всё, кажется. Пиши.

Поцелуй маму, Адку. Привет всем заинтересованным.

А я сейчас буду писать Гору от имени «Мира Приключений».

Жму, твой Арк.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 12 ДЕКАБРЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

ХВВ я прочел ряду лиц, как-то: Адка, Сашка, Юрка, Наталья и двое — супружеская пара — из Института Высокомолекулярных соединений. Понравилось. Высказывались опасения. Как сказал Юлька: «Повесть будет иметь несомненный успех среди лиц, которые ее прочтут… разумеется, в списках». Основные возражения: затянуто начало. Наташка вопила, что Жилин должен был бы превратиться в слегача. Но в общем всем понравилось, и все хвалили. У меня по прочтении создалось впечатление, что в повести слишком много ругаются и слишком много едят. Кроме того, мы, по-моему, все-таки сделали главный упор на слег, а не на благосостояние. Над этим надо основательно подумать. И надо поотчетливее все-таки показать, что слег на разных людей действует по-разному, это у нас все время как-то смазывается.

Сегодня буду читать нашим ПНвС.

Прочел статью Ариадны в НФ. Откуда ты взял, что там о нас хорошо написано? Написано о нас там правильно (в общем), но совсем не хорошо. Мы там имеем весьма бледный вид рядом с Лемом и даже с Ефремовым. А сам альманашек — дерьмо. Кроме Гансовского, там ничего нет, но «День гнева» это действительно хорошо. Брускин дурак. Передай Северу мои конгратюлейшнз. И Парнову с Емцевым — за «Фосетта»: очень мне понравилось. Не знаю даже, в чем тут дело, но — очень.

Журналу «Вожатый» дай кусочек — отчего же? Сам выбери что-нибудь попроще и позабавнее — можно про путешествие в будущее, например.

Прислал письмо Володька. Собственно, не письмо, а пародийный рассказик о сверхфантасте-халтурщике, загубившем мир. Забавно.

Был в Литфонде, получил билет.

Из фантастов никого не видел. Шестого должен был идти в Дом Ученых, так забыл начисто, не пришел. Рассказывали, что очень меня за это облагали. Опять решат, идиоты, что зазнался.

Ну, пока всё, жму, твой [подпись]

Р. S. Леночке поцелуи в больших количествах, а всем прочим — приветы.

Журнал «Вожатый» отрывок из ПНВС так и не напечатал, но в архиве сохранилось подготовленное предисловие к этому отрывку, где АБС воспользовались тем же приемом повествования от лица своего персонажа, что и в «Послесловии» А. Привалова.

ИЗ АРХИВА. АБС. ВРЕЗКА К ОТРЫВКУ ИЗ ПНВС В ЖУРНАЛ «ВОЖАТЫЙ»

В свое время братья Стругацкие на правах старого знакомства вынудили меня рассказать о нашем НИИЧАВО (Научно-исследовательском институте чародейства и волшебства) и написали с моих слов несколько очерков о деятельности этого учреждения. Первый очерк, «Суета вокруг дивана», был опубликован в сборнике «Фантастика, 1964 год», в нем описываются события и переживания, сопутствовавшие моим первым встречам с работниками института. Позже, когда я стал полноправным сотрудником НИИЧАВО, мне вновь довелось быть участником и свидетелем разных странных событий. Некоторые из этих событий описаны Стругацкими во втором и третьем очерках, которые, по слухам, выйдут отдельной книгой под общим названием «Понедельник начинается в субботу».

Ниже публикуется отрывок из этой книги, довольно частный эпизод — мое путешествие по времени. Речь идет, конечно, не о реальном физическом времени, всем известно, что путешествие по физическому времени, как его описал Уэллс, относится к чистой фантастике. И я совершил путешествие не по физическому времени, а по времени, описанному в литературных произведениях. Машина для передвижения по описанному времени создана в стенах НИИЧАВО. Оказывается, существуют идеальные миры, созданные творческим воображением литераторов вообще и больших писателей в частности, в этих мирах живут и переживают Дон Кихот, Анна Каренина, Григорий Мелехов и капитан Немо. Эти миры тем более конкретны и наполнены жизнью, чем лучше знает жизнь и ее закономерности автор, чем лучше он владеет пером и чем глубже проникает в психологию своих героев.

К сожалению, познакомиться лично с любимыми героями литературной классики мне не привелось. Я совершил путешествие не по прошлому Чехова, Бальзака и Толстого и не по современности Шолохова и Хемингуэя, а по будущему, описанному писателями-фантастами. Да и в этом будущем мне не удалось увидеть мир ефремовского Великого Кольца и ад страшных пожарников Брэдбери. Вероятно, виной тому — конструктивные особенности машины. Отправься я на ней в прошлое или настоящее, меня бы наверняка занесло к истеричным гимназисткам Чарской, к склочным героям Шевцова, в толстый производственный роман и страшно подумать, куда еще.

Тем не менее, я вынес из описанного будущего достаточно много сильных впечатлений.

А. Привалов

«Откуда ты взял, что там о нас хорошо написано? Написано о нас там правильно (в общем), но совсем не хорошо. Мы там имеем весьма бледный вид», — пишет БН. Статья Ариадны Громовой в сборнике НФ была посвящена утопии. Об АБС там говорилось так:

ГРОМОВА А. ДВОЙНОЙ ЛИК ГРЯДУЩЕГО

<…>

Мир Стругацких [по сравнению с миром «Туманности Андромеды» И. Ефремова] вообще отличается пластичностью, предметностью, он гораздо более ощутим, реален, обжит, чем величественная панорама «Туманности Андромеды». Это впечатление идет прежде всего от образов героев — они обрисованы вполне реалистично, без всякой внешней приподнятости, торжественности. Говорят герои Стругацких тоже простым, ничуть не возвышенным языком, частенько чертыхаются, еще чаще смеются и острят — у них прекрасно развито чувство юмора.

Сила воображения у Стругацких развита не меньше, чем у Ефремова, но применяют они эту силу несколько в иных целях — чтоб добиться максимальной иллюзии реальности того мира, который пока существует лишь в их воображении, чтоб заставить читателей дышать воздухом этого далекого мира, видеть его небо, его здания, его обитателей, ходить по его дорогам и слушать его голоса.

Конечно, выигрывая в точности и пластичности, Стругацкие по сравнению с Ефремовым проигрывают в смелости обобщений, в широте перспективы; однако их подход к теме имеет настолько явные преимущества, что с таким проигрышем есть смысл примириться. <…> Придирчивые критики могут сколько угодно попрекать Стругацких за «приземленность» их героев: это не приземленность, а заземление, которое придает жизненную достоверность и правдивость их образам.

<…>

О более далеких веках Стругацким, пожалуй, не удается рассказать с такой же яркостью и убедительностью. Тут сказывается известная ограниченность избранной ими манеры (впрочем, опять-таки, выбор тут невелик — либо чистая публицистика, либо максимальное сближение с нашим уровнем реакций и восприятия). Мы допускаем, что люди начала XXI века будут очень похожи на нас. Талант авторов заставляет нас верить и тому, что эти люди, попав на столетие вперед своей эпохи, освоятся там легко и безболезненно, что опять-таки их психика не будет существенно отличаться от психики «правнуков». Но разница между людьми XXI и XXII веков все же ощущается в романе достаточно ясно, и доверие читателя не нарушается. Но когда оказывается, что и в последующие века человечество ничуть не меняется (а если и меняется, то не всегда разберешь, к лучшему ли, ибо наш современник Саул выглядит в общем-то умней, благородней и смелей тех обитателей далекого века, с которыми он сталкивается в «Попытке к бегству», хотя Вадим и Антон, бесспорно, милейшие ребята), то это уже заставляет задуматься: полно, так ли это будет?

<…>

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 14 ДЕКАБРЯ 1964, М. — Л.

Здравствуй, Боб!

Ты все-таки отвечай сразу же, как получаешь письмо, а то я беспокоиться начал.

Получил ХВВ с машинки, считал, сегодня несу. Сегодня же узнаю, что скажет Нина Матвеевна, она как-никак цензор, даст настоящее мнение, а не то, что «опасения выскажет». Думаю, большинство опасений высказывается из-за подсознательного смешения понятий «нецензурное» и «нестандартное». Прочно замордовали нашего брата-читателя за сорок лет, вот он все никак привыкнуть не может к тому, что на бумаге можно не токмо лозунги, но и мысли выражать.

Насчет обилия кушающих и ругающихся — верно, пожалуй, у меня тоже такое впечатление, посмотрим, что скажет Бела, а вот насчет главного упора на слег ты, по-моему, не прав. Слег — ведь это и есть крайнее выражение капитуляции перед изобилием, высшее выражение мещанского благосостояния. Так что здесь я бы менять ничего не стал. Насчет разного действия слега на разных людей — пожалуй, только зачем? Это уже вспомогательная мысль. А вообще, прочтет Бела, даст РУ, будем думать.

Одолевают киношники. Мосфильм хочет ставить ДР и ТББ. ДР — как дипломная работа двух ребят из ВГИКА, хотят и сценарий писать сами, а ТББ просят написать нас. Пожалуй, согласимся. Будем писать или нет — там посмотрим, а право на экранизацию ДР — продадим. Для молодых ребят это вопрос диплома, стараться будут, Ромм им поможет, интересно же, что получится.

Очень рад, что «День гнева» тебе понравился, и «Фосетт» тоже. Люблю радовать людей, а тебя они любят и будут рады. Статья же Громовой ничего особенного действительно не представляет, однако главное в ней — мы попали в число утопистов контра Коган. Вот что там главное.

С Севкой виделся мельком, у него жена на сносях последние недели, сам понимаешь. Коган прислал в «ЛГ» письмо, очень приличное, пишет, что его не поняли, но ряд критических замечаний он всё же учитывает. Письмо Севка хочет опубликовать с врезкой редакции.

Изменилась система составления альманахов «Фантастика». Я назначен собирать следующий, третий. И знаешь, с ходу мне поперло. Получил по крайней мере три очень неплохих вещи. Смелые и интересные, одна пиеса, две повести. Могу сдать альманах хучь сейчас, только надобно кое-что банально-смелое поубрать. И авторы, заметь — не москвичи, все из разных провинций, и вполне и неожиданно литературно грамотные. День настанет настоящий!

Всё. Ответ немедленно. Поцелуй маму, на днях напишу.

Адку тож поцелуй многажды. Твой Арк.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 16 ДЕКАБРЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

1. Мама очень сердится, что не пишешь ей. Я даже не стану говорить ей о втором твоем письме, пока ты не пришлешь ей первое.

2. Читал ПНвС ребятам. Впечатление не бог весть. Улыбались, немножко хихикали, но сказали, что это всего лишь ничегё. Не понравилось им с определенностью: путешествие в будущее, сцена с газетой, а вся третья часть кажется им неорганической — можно было бы и обойтись.

У меня мнение по ПНвС такое: надо нам с тобою еще разок за нее засесть и, ничего не вставляя, кое-что повыбрасывать. По-моему, имеются в некотором количестве плеоназмы.

3. Насчет ХВВ еще подумаем. Кое-что там все-таки не урегулировано. Неужели ты не чувствуешь, что сущность слега и его многообразные возможности чертовски заслоняют основную идею ужаса изобилия? Читатель будет думать прежде всего о слеге, слег он будет смаковать и обсуждать, а проблема изобилия останется как-то в стороне. Ну, еще побеседуем.

4. Право на экранизацию ДР, естественно, продадим. А ТББ, натурально, попытаемся написать сами. Только всё это — моча.

5. Читал в «Известиях», что «Стругацкие все-таки ниже Гоголя, несмотря на их талантливость»?

6. Я сейчас читаю сборник «О сущности жизни» — материалы совещания с участием крупнейших биологов, физиков, математиков и химиков. Очень интересно. И чем больше читаю, тем яснее мне становится, что наша земная жизнь — явление искусственное. Иначе не сходятся концы с концами. Надо предполагать либо: что жизнь явление чрезвычайно маловероятное, либо, что оно искусственное.

7. Никого не видел, никому не звонил. Надоели все. В пятницу будет комиссия.

8. Начал читать «Уэру». Ничегё. Я ожидал худшего. А «Бунт 30 триллионов» — довольно любопытно. Мне понравилась смелая идея: реликты дожили до наших дней, ибо бессмертны.

Крепко целую, твой [подпись]

Р. S. Привет Ленке и Севке.

Статья, упоминаемая БНом в письме, опубликована 13 декабря. Об АБС говорилось следующее:

БОЧАРОВ А. УМНЫЙ ТОВАРИЩ ЧИТАТЕЛЯ

<…>

Известно, что реплику «Мы с товарищем читали ваши стихи и ничего не поняли» Маяковский парировал словами: «Надо иметь умных товарищей». Вот критике и определено, по всей видимости, быть таким умным товарищем, помогающим познать глубину там, где она есть, или показать ее отсутствие, ежели ее нет. Словом, научить отличать подлинное искусство от суррогата, настоящую литературу от поверхностной беллетристики, истинную актуальность от конъюнктурных подделок. Тогда будет меньше жалоб библиотекарей на то, что нарасхват идут лишь детектив и фантастика, и больше появится живых споров о правде и глубине изображения. Как трудно понимают дети, что Гоголь, все-таки, выше безусловно талантливых братьев Стругацких. Но как важно, чтобы они, в конце концов, это поняли.

<…>

А 17 декабря в «Литературной газете» был напечатан ответ Когана на статью АБС.

КОГАН Л. ФАНТАСТИКА ДОЛЖНА БЫТЬ БОГАЧЕ

Если бы ответ А. и Б. Стругацких на мою статью «Обедненный жанр», опубликованный в «Литературной газете» 3 декабря под названием «Нет, фантастика богаче!», затронул только мое авторское самолюбие, я, право же, не рискнул бы продолжать спор о социальной фантастике и принял бы как должное некоторые верные критические замечания. Но мы расходимся с А. и Б. Стругацкими по глубоко волнующему не только меня принципиальному вопросу: есть ли у нас богатая социальная фантастика, достаточно ли часто и глубоко обращается наша научно-фантастическая литература последних лет к изображению высшей фазы коммунизма?

Я убежден, что нет. Моим оппонентам, напротив, положение рисуется в весьма радужном свете. Приведя 5 названий книг четырех авторов (из которых «Туманность Андромеды» И. Ефремова приводилась и мной), А. и Б. Стругацкие считают, что оснований для беспокойства нет: советская фантастика дает достаточный материал читателю для того, чтобы он ярко и зримо увидел будущее нашего общества. Правда, при этом указывается, что «нет числа» повестям и рассказам, где коммунистическое общество «служит необходимым фоном». Говоря о романе Сафроновых «Внуки наших внуков», я именно и стремился показать, что чаще всего понимается под таким «необходимым фоном», как поверхностно и примитивно изображается коммунизм во многих произведениях наших фантастов.

Пусть мои оппоненты правы и список хороших произведений наших фантастов о коммунизме можно было бы несколько увеличить, но разве это решает дело, разве неправилен мой вывод о том, что яркое изображение коммунистического будущего — редкость в нашей литературе? Зачем же так ревностно защищать «честь мундира» писателей-фантастов?! Вот в чем суть расхождения моей статьи и статьи моих оппонентов. Как можно было писать о статье и не заметить ее основной идеи, ее цели?!

Остановлюсь попутно и на некоторых частных замечаниях А. в Б. Стругацких. Я пишу: «Фантастика — литература мечты, мечты о завтрашнем дне!» Каждый непредубежденный читатель не примет эту фразу за попытку дать определение фантастики. Кстати, принадлежит она не мне, а известному писателю-фантасту И. Ефремову (см. газету «Советское кино», от 4 января 1964 г.), который в отличие от меня именно определяет научную фантастику как «мечту о будущем, облеченную в плоть и кровь научного предвидения».

Хочется также защитить произведения братьев Стругацких от… самих же Стругацких. Я все-таки рекомендовал бы их произведения читателю, интересующемуся коммунистическим будущим, именно потому, что в отличие от многих других романов и повестей им удалось ярко показать черты людей коммунизма.

Нет в моей статье и огульного зачеркивания рассказов и повестей сборников «Фантастика», выпущенных издательством «Молодая гвардия» в 1963 и 1964 гг. Я только отмечаю, что в этом популярном у читателя ежегоднике нет ни одного произведения, где бы содержалась яркая картина социальных отношений будущего общества. Разве можно это оспорить?

Нет, жанр научной фантастики еще обеднен. Авторы большинства научно-фантастических произведений еще крайне робко, а подчас и неумело рисуют нам картину коммунистического будущего. Научная фантастика действительно должна быть богаче!

Дискуссию завершало следующее резюме редакции:

ОТ РЕДАКЦИИ

Основная мысль статьи А. и Б. Стругацких выражена в ее названии: «Нет, фантастика богаче!» Нам представляется, что формула Л. Когана «фантастика — литература мечты, мечты о завтрашнем дне» действительно сужает тематическое многообразие советской фантастики. И в этом смысле упрек в его адрес нам кажется справедливым. Ссылка на И. Ефремова не меняет сути дела.

Вместе с тем мы, естественно, всецело поддерживаем призыв Л. Когана: пусть появится как можно больше хороших, ярких книг о коммунистическом будущем, о людях коммунистического завтра. Эта мысль была и в статье Стругацких. Что же касается некоторых частных разногласий между оппонентами, то мы предоставляем читателю быть арбитром в их споре, считая, что состоявшийся обмен мнениями полезен, так как и то, и другое выступления были продиктованы искренней заботой о судьбах советской фантастики.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 18 ДЕКАБРЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Борик!

1. Маме я послал письмо еще вчера утром, наверное, уже получила.

2. А каким ребятам ты читал ПНвС? Пулковчанам или писдомовской кодле? Или Аршавскому с Брускиным? Это, видишь ли, разница. Вот Ревичу вторая часть понравилась больше первой, а третья не понравилась потому, что кончается пшиком — без социальной значимости. Характерно, что эпизод с газетой не нравится и ему — это, говорит, на уровне «Крокодила». А что делать, если он мне нравится? (Эпизод я имею в виду.) Пле-зио… плеонизо… в общем, излишки информации, наверное, имеют место. Что ж, в январе можно будет встретиться дня на два-три и выправить.

3. ХВВ прочитала Бела. Сказала, что это здорово и страшно, и спросила, какого мы хотим художника для оформления. Люблю такой подход к делу. Они с Ленкой сдружились — водой не разлить, да и то, женщина она умная и очень левая. А сейчас читает Сергей Жемайтис. Посмотрим. Еще читала Нина Беркова — не помню, писал ли я тебе: она тоже сказала, что здорово, но боится цензуры. Это меня не очень пугает, потому что так же она боялась цензуры для ТББ. Ведь она бывший цензор. И еще читала Ариадна. Сказала, что это ей очень напоминает Лемовское «Возвращение» (вот это хуже всего), хотя написано в совершенно другой манере и гораздо лучше литературно. А что слег заслоняет ужасы изобилия — это неправда. Все у нас, кто читал, восприняли слег именно как пик изобильного мира, мечту обожравшегося мещанина. Не знаю, я бы не стал исправлять эту сторону.

4. Был пятнадцатого Совет в ССП, обсуждали «Фантастику» 63 и 64 и «Новую сигнальную» и «Черный столб». 80 % времени говорили о ДР и о СВД. Тушкан был рупором отсутствующего Казанцева и выдал про издевательство над священными образами. Его подняли на смех. Котляр был — не знаю, кто его допустил. Выступил с отрывками из своей статьи. Никто не реагировал. Больше всего порадовал меня Сытин. Подводя итог обсуждению, он, этот клеврет вышестоящих организаций, всегда держащий нос по ветру, заявил, что нельзя ограничивать фантастику темой изображения будущего, что она многообразна, как сама жизнь и пр. в том же духе.

5. Чувствую себя очень усталым. Мысль ленится, ничего не хочется делать. Был у меня Юрка Манин. В обмен на дать почитать ХВВ я усадил его писать статью для альманаха. Просидел он, бедняга, с 11 до 16, статью написал небольшую, но хорошую, лег на мою кровать и стал спать. Говорит, что обалдел.

6. Получили мы письмо от И. Грековой. В восторге от СВД. У нее там в семье все математики и все в восторге. Я поблагодарил и написал, что мы тоже в восторге. Лестно, как ни говори. Тушкан против, а И. Грекова — за. Это, брат, кое-что.

9. У меня готовая рецензия на «Уэру». Подписать бы ее псевдонимом и толкнуть, а? В «Неву», например. Или в «Звезду». Поспрашивай там.

Целую, дружище, твой Арк.

Приветища Адке и друзьям.

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 21 ДЕКАБРЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

Вчера поздно вечером вернулся из Таллина. Ездили на машине покупать радиолу «Эстония 3М». Купили. Роскошная машина. Теперь можно будет слушать джазы и последние известия.

1. ПНвС я читал пулковским ребятам.

2. Очень меня огорчает, что Ариадна сразу подумала про Лема. Теперь я только молю, чтобы «Возвращение со звезд» вышло раньше ХВВ. Насчет соотношения слега и изобилия ты меня, Аркашенька, никак не хочешь понять. Я просто хочу сказать, что в ХВВ проблема слега, как такового, захватывает читателя больше, чем проблема изобилия. Иначе говоря, у меня впечатление, что если бы мы написали роман просто про слег (без всяких прочих идей), то он увлек бы читателя больше, чем роман про изобилие, но без слега. Слег задевает воображение так сильно, мне кажется, что изобилие остается практически незамеченным. Компране ву? Читатель склонен спорить не на тему: «Плохо изобилие или хорошо», а на тему: «Плох слег или хорош?» Компране, значить?

Кстати, а кто-нибудь еще из читавших и ВсЗ, и ХВВ обнаруживает связь между ними? Кроме Ариадны.

3. Рад, что Тушкана подняли на смех. Но надо быть готову ко всему. Лично я не перестаю ждать погрома. Что же касается клеврета Сытина, то он выступает с наших позиций по очень простой причине: плохие повести о кровожадности фантастических шпионов писать гораздо легче и безопаснее, чем плохие повести о будущем. Вся эта компания во главе с Казанцевым, по-моему, должна бы печатать свою халтуру, к светлому будущему никакого отношения не имеющую.

4. Я чувствую тоже некую усталость мысли, но думаю о «Паразитах». Чудятся мне страшные картины: один раз ночью не спалось и до того я зафантазировался, что мне пришлось зажечь свет и разложить пасьянс, чтобы успокоиться. По-моему, можно написать на эту тему вещь, если не умную, то впечатляющую во всяком случае.

5. Грекова — это здорово. Но я предпочел бы восторг по поводу ТББ.

6. У нас новость: приняли в Союз Илью. Вот как надо уметь: вся процедура заняла всего две недели. Таков вес звонка Гранина в приемную комиссию.

7. В пятницу было сборище в Союзе. Делался доклад о межзвездных перелетах. Было интересно.

В таком вот аксепте. А больше новостей особых нет.

Жму руки, твой [подпись]

Р. S. Привет

1). Ленке

2). Манину

3). Севке

4). Северу

5). Всем прочим.

Срочно сообщи мнение о ХВВ Манина и Севки. И напиши достаточно прозрачно, что именно вызывает опасения Нины Матвеевны.

Р. Р. S. Посылаю тебе экслибрисы. А мои еще не готовы: я неэкслибрисогеничен, оказывается.

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 24 ДЕКАБРЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Боб.

Сначала о самом главном. Сдача в производство ХВВ по план-приказу на январь назначена на 23 января — между прочим, по настоянию Жемайтиса уже после того, как он прочел рукопись. Ленка попыталась передвинуть на февраль, но он не разрешил. В связи с этим совершенно необходимо, чтобы ты приехал в Москву сразу после нового года и поработал здесь со мной дней десять. Дети будут в зимних лагерях, и всё будет очень удобно. Это — необходимость, и обсуждению не подлежит.

Мы имеем сегодня (24-е) отзывы: Берковой, Ленки, Ариадны, Екатерины Евгеньевны, Жемайтиса, Белы и Севки Ревича. Это по Москве. Есть ряд ленинградских отзывов. 27-го будет отзыв Манина. Чтобы мы могли ориентироваться, перечислю отзывы и претензии, как это было с ТББ.

1. Ленка. Захватывает, тяжелое впечатление, сходство с «Возвращением» утрачено, Жилин получился, ничего менять не след, лучше, чем ТББ.

2. Ек. Евг. Очень интересно, захватывает, выше, чем ТББ, растянута вводная часть, нужен ли эпизод с Амадом?

3. Нина. Здорово и своевременно. Очень нужная книга. Боится, что власти примут на свой счет всю концепцию. У истории слега много сходства с сепульками. Очень хорошо, что такое многообразие, но как расценивать интелей? Жилин — неудачно, много ассоциаций со «Стажерами», они мешают.

4. Ариадна. Очаровательно. Хорошо, что именно Жилин. Много стилистических небрежностей. Большое сходство с «Возвращением», но это не страшно, таких книг надо больше. К тому же художественно, возможно, лучше «Возвращения».

5. Бела. Здорово. Захватывает. Необходимо укрупнить, улучшить, «окоммунарить» образ Жилина.

6. Жемайтис. Читать было скучно. Сюжета нет. Необходимо прояснить мысль, что это страна, доставшаяся коммунизму от капиталистического мира. Необходимо связать Жилина с этой страной более прочными узами, помимо служебных — любовь к Вузи, например.

7. Ревич. Этот дал наиболее подробный и квалифицированный разбор. Да, и Бела, и Жемайтис тоже видят перекличку с «Возвращением», но признают, что это выше и художественнее «Возвращения», Сева тоже нашел тематическое сходство, но отметил это только после напоминания и нетерпеливо, сказавши, что таких книг десяток нужен, а не две, хотя, конечно, это в какой-то мере лишает книгу самостоятельности. Вот замечания Ревича. а) Интересно, читается напролет, но ТББ не переплюнуто, б) Никакой нецензурности нет, напротив, вещь современная и нужная, в) Плох Жилин. Не целен, мало у него ненависти, он должен все здесь презирать, а есть впечатление, что ему кое-что даже нравится (обстановка в комнатах и пр.), нет у него никаких связей с прошлым, нужно больше реминисценций, сравнений и ассоциаций того, что он видит, с тем, что он видел. Производит впечатление частного шпика, для которого цель оправдывает средства. Разительная и печальная отсталость по сравнению с образом Руматы. г) Почти все разговаривают одинаковым жаргоном. Приятное исключение составляют Опир, парикмахер и латиноамериканец, д) Зря сделали Марию и Оскара идиотами — обоих. Оскар — пусть, а Мария должен понимать, что он и его методы устарели, но ничего поделать не может, тогда бы очень хорошо сыграл эпизод с окрашенным душем — комизм, врывающийся в трагическую фигуру человека, понявшего, что он устарел, е) Памятник Юрковскому — всем нравится идея, но недовольны исполнением, истолковывают по-разному и часто неправильно, ж) Нереально впечатление от общей ситуации. Почему Совет обратил внимание на слег, когда в городе стреляют из пулеметов и бросают бомбы? Далее, в таком обществе должно быть очень много хулиганства и прочих безобразий, з) Непонятны интели. Если это бандиты и хулиганы, ими Совет должен заинтересоваться в первую очередь. Если это глупые, но честные борцы, то нелитературно было бы не показать хоть одного их них вплотную, как Опира или парикмахера, и) Чувствуется местами небрежность и поспешность, в ТББ этого нет и в помине, там совершенная стилистика, к) Нет ни тени того, что делается за пределами города, не видно дыхания большого мира, что быть не может, город же неизолирован, л) Не стоит осовременивать такими дешевыми словечками, как «еврей», «патлатый» и пр.

Вот в таком плане. Еще он из любопытства потребовал было, чтобы были переданы ощущения и сны Жилина в ванной, но потом забрал это предложение обратно.

Давай думать, времени мало. Отвечай немедленно.

Поздравь Илью.

Перевод Брускина — независимо от претензий Ариадны — признается худшим, чем у Бобырихи, менее русским.

Приветы Адке и всем, кому понадобится.

Жму и целую, Арк.

Экслибрисы — гм. Не знаю, не знаю. Впрочем, что смотреть в зубы дареной кляче?

ПИСЬМО БОРИСА БРАТУ, 26 ДЕКАБРЯ 1964, Л. — М.

Дорогой Арк!

Отвечаю немедленно (в тот же вечер). Сначала некоторые новости:

1. Илья принят окончательно. Завтра устраивается банкет на 20 персон. В программе — цыплята табака.

2. Ленинградский сборник на выходе. Я дал твой адрес в бухгалтерии. Мне деньги (твои) дать отказались: необходима доверенность, заверенная нотариусом. Должны получить что-то около 350 каждый.

3. Постараюсь выехать числа 3–4 января. Адке твое письмо еще не показывал. Готовлюсь к сражению: 2-го приезжает Андрюшка. Будут, вероятно, трудности и на работе: сейчас вся обсерватория в едином порыве вместо того, чтобы заниматься астрономией и смежными делами, борется за высокую производственную дисциплину. Словом, рассчитываю всё это преодолеть и, если преодолею, пошлю уточняющую телеграмму. Или позвоню.

4. Поблагодари Ариадну за теплую статью в «Комсомолке». Спасибо ей, не забывает нас, грешных.

5. В следующем году Лениздат намерен выпустить сборник новой фантастики. Дмитревский потребовал от нас повесть. Видимо, придется дать. Во всяком случае, я не нашелся, под каким предлогом отказать. Я думаю, если мы напишем две повести, одну дадим ему. А?

6. О «Предисловии к регистру» Альтова поговорим на месте. Ничего ему не отвечай: надо обдумать.

7. Наша комиссия принялась шевелиться насчет памятника Беляеву. Мне поручили совместно с тобой написать по этому поводу краткую заметку в «Комсомолку», и опять я не сумел отбиться. Старею, видно. Дело, впрочем, терпит: по-моему, все понимают, что всё это сивый бред.

8. Смолян предложил устроить ежегодный день фантастики. Оля предложила 1 апреля. Смолян жаждет выпускать спецсборник по типу сборника «День поэзии». Я резко выступил против: хватит плодить халтуру. Вопрос замяли.

Теперь о ХВВ. Из всего тобою сообщенного, из отзывов моих ребят и из собственных размышлений я сделал пока только следующие практические выводы:

1. Сократить сцену «освоения квартиры». Убрать описание гостиной.

2. Убрать жратву, пусть лучше побольше пьют. Кушать в книге должны только: Амад, Опир и латиноамериканец. В кафе — пьют, играют в настольные игры и смотрят телевизор.

3. Обязательно сделать Марию умным человеком, который просто не может иначе. В связи с этим основательно переработать последнюю сцену. Весь негативизм отдать Оскару. (Севка молодец, а мы дураки: не доперли до такой простой и выигрышной детали.)

4. Необходим интель. Личная встреча и разговор. Но как сделать, не знаю. Предлогом встречи может служить то, что интели заподозрили Жилина в провокаторстве и хотят его стукнуть (тот самый тощий трезвенник). Но о чем им говорить — не знаю.

Подробнее поговорим на месте. В этот мой приезд надо также подчистить и ПНвС. Кое-что там меня смущает.

Крепко целую, твой [подпись]

Р. S. Привет Ленке.

О Брускине сожалею. Он намерен ехать в Москву после нового года.

«Теплая статья в „Комсомолке“» — это вышедшая 26 декабря статья Ариадны Громовой с подзаголовком «Заметки о творчестве Стругацких». Вот начало этой статьи:

ГРОМОВА А. ГЕРОИ ДАЛЕКИХ РАДУГ

Писательские судьбы складываются подчас весьма необычно. К примеру, есть в нашей стране два человека, которые пишут вместе, а живут в разных городах и, помимо писательской, имеют другие профессии, весьма несходные. Впрочем, это еще ничего. Более удивительно другое. Эти писатели за пять-шесть лет написали восемь повестей и десятка полтора рассказов. Все они издаются массовыми тиражами и мгновенно исчезают с прилавков. Многие их произведения изданы и за рубежом — в Италии и ГДР, Канаде и Японии, Польше и Румынии. Книги Стругацких читают, о них спорят, о них думают. А критика молчит. До сих пор нет ни одной даже газетной статьи, посвященной их творчеству…

Странно, не правда ли? Да, странно. Но уточним: писатели, о которых шла речь, — фантасты.

<…>

ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 30 ДЕКАБРЯ 1964, М. — Л.

Дорогой Борик!

Я совсем забыл, что у тебя могут быть такие трудности. Ведь Адка меня предупреждала. Слушай, если будет очень трудно, прямо-таки невозможно, дай телеграмму, умоляющую приехать, и напиши письмо поубедительней. Вообще-то я говорил с Ленкой, так что морально она, кажется, подготовлена. Так или иначе — мы скоро встречаемся. Только ненадолго. Я во всяком случае больше, чем на неделю, приехать не смогу. Но ты не боись, успеем.

О делах прочих поговорим при встрече. А сейчас подумай о таком ходе в ХВВ.

Пусть Жилин уже был в этой стране и в городе десять лет назад во время заварушки, командовал взводом или что-нибудь еще. Полюбил эту страну, полюбил народ, дрался, как дьявол. В воспоминаниях дать боевой эпизод (со взрывом атомной мины, например), с горящим танком, с мертвецом, свесившимся из люка, с консервированным пивом, которое вскрывают пистолетным выстрелом. Понимаешь, тогда будет: а) возможность для Жилина сравнивать, кем они были и кем стали; б) появится у Жилина личная боль за этот город, который он так полюбил и за который пролил кровь; в) дать Жилину объемность не только пространственную, но и временную.

Интеля давать, по-моему, не стоит. Провалиться им, интелям, они меня совсем не интересуют, да и тебя тоже. Остальные твои предложения правильные, есть и еще несколько мелких у меня, так и сделаем. Одним словом, до встречи, дружище.

Всем приветы. От всех приветы. Сижу по колено в новогодних поздравлениях.

Целую и жму, твой Арк.

И последняя в этом году публикация АБС в прессе — ответ на анкету в газете «Вечерняя Москва» за 31 декабря.

АБС. ГОД 2000-Й… ЧТО ГОВОРЯТ О НЕМ ФАНТАСТЫ

1. Как вы встречаете 1965 год и каким его хотите видеть?

— Мы живем в интересное время, когда наука отвоевывает у природы одну за другой ее тайны. Пусть 1965-й порадует нас новыми важными открытиями, которые так нужны человечеству. И пусть никто не посмеет употребить эти открытия человечеству во вред.

2. Как вы представляете себе человеческое общество в 2000 году?

— Прежде всего, мы просто хотели бы встретить двухтысячный год. Что будет характерно для человечества в то время? Во-первых, все международные конфликты будут решены. Во-вторых, во всем мире начнется наступление за человека в человеке. Разные страны и государства будут использовать в этом отношении опыт, накопленный в СССР. А у нас работа по воспитанию людей нового общества уже завершится. Исчезнут из жизни явления, которым соответствуют ныне понятия мещанства, обывательщины, мракобесия.

Мы не хотим говорить о развитии техники. Здесь обо всем позаботится Госплан. Химия, физика, генетика, биология прочно войдут в быт и сделают его совершенно другим.

1964 год — удачный для АБС на публикации. В «Молодой гвардии» вышла книга с их новыми повестями ДР и ТББ и с замечательным предисловием Р. Нудельмана («…И вечный бой»), было несколько публикаций в сборниках и журналах (ПНА — «В мире фантастики и приключений», СВД — «Фантастика, 1964 год», отрывок из ПНВС — «Искатель»).

Был выпущен диафильм «Девятая планета Тайи» — по мотивам рассказа «Частные предположения». Диафильм состоял из 54 кадров, был сделан в двух вариантах (цветном и черно-белом) и тиражировался затем в 1966, 1967 и 1969 годах.

Опубликованы в этом году и три перевода АНа. Перевод «Пионового фонаря» Санъютэя Энтё был подписан своим именем. И два рассказа вышли под псевдонимом «С. Бережков»: с японского — Кобо Абэ «Тоталоскоп» и с английского — Айзека Азимова «Как им было весело».

О причинах использования в подписи имени или псевдонима рассказывал БН:

БНС. ОФЛАЙН-ИНТЕРВЬЮ 26.06.99

<…> ни АНу, ни мне (я ведь тоже занимался переводами, хотя и на порядок меньше, чем АН) не хотелось «светиться» по пустякам. Ведь большинство переводов делалось исключительно из-за денег, и соответственно рассматривалось нами как халтура — серьезная, честная, без поблажек для себя, но все-таки халтура — работа второго сорта. В тех же (редких) случаях, когда это была не халтура, а Работа, АН подписывался полным именем (см. например, его переводы Акутагавы Рюноскэ).