Из: Бритиков А. Ф. Русский советский научно-фантастический роман

<…>

Еще недавно печаталось не более 10 фантастических книжек в год и среди них одна-две сколько-нибудь заметные. Появление в «Технике — молодежи» за 1957 г. «Туманности Андромеды» стало как бы призывным сигналом. Буквально за несколько лет все изменилось. Только с 1963 г. выходит ежегодно более чем 80 фантастических произведений. Если учитывать переводы, эта цифра возрастает вдвое. В 1965 г. было зарегистрировано 315 публикаций. За семилетие же, с 1959 по 1965 г., на русском языке опубликовано 1266 произведений научной фантастики общим тиражом около 140 миллионов. Предоставивший нам эти сведения писатель А. Мееров подсчитал, что за последние полтора десятка лет вышло столько же фантастических произведений, сколько за предшествующие тридцать пять.

Эта обильная река течет в издательства центральные и областные, литературные и научно-технические, от Калининграда до Благовещенска, от Риги до Алма-Аты, от Киева до Баку. Не говоря уже о традиционно «своих» журналах — «Техника — молодежи» и «Знание — сила», — научную фантастику берут и молодежные «Юность», «Смена», «Молодая гвардия», и «Дон» и «Нева», и областной «Уральский следопыт» и центральная «Литературная Россия», и «Гражданская авиация» и «Литературная Грузия», и «Сибирские огни» и «Мастер леса». Отпочковавшийся от журнала «Вокруг света» полуприключенческий «Искатель» не заменил, конечно, хорошо поставленного периодического издания научной фантастики, но само его возникновение свидетельствует, что фантастике тесно в приемышах. Появилась целая библиотека сборников и альманахов: «Фантастика, 1962 год» и последующие (иногда по нескольку выпусков) в издательстве «Молодая гвардия», «НФ, альманах научной фантастики» — в «Знании», «В мире фантастики и приключений» — в Лениздате. Подобные сборники стали выходить в Калининграде, Баку и других городах.

Советскую научную фантастику обсуждают на представительных совещаниях — всесоюзных и международных. Комсомольская «Молодая гвардия», солидные «Новый мир» и «Вопросы литературы» и даже академическая «Русская литература» откликаются на нее рецензиями и статьями. «Литературная газета» спорит с «Промышленно-экономической газетой» о «Туманности Андромеды», а «Комсомольская правда» — с «Известиями» о повестях братьев Стругацких. В последние годы орган ЦК КПСС «Коммунист» четырежды выступал с теоретическими статьями об идеологической борьбе в мировой фантастике. Вчерашней Золушке оказывают внимание даже «Вопросы философии».

В фантастику пришел большой отряд новых авторов. Новые имена едва ли не превысили кадры русской фантастики за всё предшествующее полстолетие. Если в 30–40-е годы небольшая горстка фантастов сосредоточивалась в Москве и Ленинграде, то сегодня десятки известных авторов работают в разных концах страны.

<…>

Такого пестрого смешенья «одежд и лиц, племен, наречий, состояний» наша фантастика не знала даже в урожайные на эксперименты 20-е годы. И хотя к концу 60-х «фантастический бум» заметно спал, литературный процесс отнюдь не улегся, скорей напротив, приобрел более сложные формы и содержание.

<…>

Этот отрывок кажется сейчас эпитафией фантастике шестидесятых. Шестидесятые закончились. Теперь будет труднее — труднее печататься, труднее выйти на широкого читателя. Не только АБС — всем фантастам, да и нефантастам — тоже.

Считается, что автор может стать писателем (реализовать себя) только при наличии таланта и большой трудоспособности. Хотелось бы отметить еще одно условие — удачу. АБС повезло. Они успели развернуться в полную свою силу в шестидесятых. Они стали широко известны и в своей стране, и за рубежом. Просто так «заткнуть им рот» уже не получалось. Чересчур популярны, с одной стороны. А с другой — не совершают «необратимых поступков». Действуют на грани дозволенного, но не заходят за нее. Пишут совсем не то, что нужно советской идеологии, но и не пишут открыто противоположного ей. Получалось, что предъявить им такие обвинения, чтобы навсегда заставить замолчать, нельзя. И их терпели: кривились, поругивали в прессе (а затем и это делать перестали — лучше молчать вообще, ибо каждая статья о них, даже ругательная, — им же реклама), задерживали (насколько возможно) издания.

А они пробивались к читателю. Пусть в региональных изданиях, пусть в мизерных количествах, но известность делала свое дело — все кидались искать незнакомую до этого многим «Аврору» или какой-то региональный сборник фантастики, ибо там печатались АБС.

Письмо Бориса брату, 4 января 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Путевку достать не удалось — только с 7-го февраля. А посему жду тебя числа 7-го или (в крайнем случае) 8-го. Возьмешь билет — телеграфируй. И приезжай дневным. Жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

7 января в «Литературной газете» появляется статья Ариадны Громовой, в которой рассматриваются сущность и приемы социальной фантастики. Упоминаются и книги Авторов:

Из: Громова А. Не созерцание, а исследование

<…>

Фантастика стремится исследовать явление логическим, а не историческим путем (как известно, Энгельс говорил, что логическое есть по существу то же историческое, но освобожденное от случайностей исторического процесса, мешающих выявлению общих закономерностей этого процесса). Фантастика исследует, например, фашизм как явление — вне определенной конкретности.

Различные аспекты анализа фашизма как явления, его идеологии мы видим, например, в произведениях А. и Б. Стругацких («Попытка к бегству», «Трудно быть богом», «Обитаемый остров») — и нигде речь не идет и не может идти о какой-то определенной, реально существующей стране. В данном случае основной прицел обозначен четко — атака идет против фашизма.

<…>

10 января АН приезжает в Ленинград буквально на несколько дней — у Авторов есть несколько срочных дел.

Рабочий дневник АБС [Запись между встречами]

Задания: придумывать разные пытки и казни (казнь шумом); потом все применяется.

10.01.70–14.01.70

Был Арк.

1. Правили цензурную верстку ОО

2. Сокращали ДоУ

[дневник приездов:

Приезд 10.01.70. Переделка верстки ОО.

12.01.70. Закончили переделку верстки, сократили на 14 стр.

13.01.70. Сокращаем ДоУ для «Юности». Взял билет, завтра еду.]

Письмо Аркадия брату, 21 января 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

Отписываю тебе обо всем целиком.

1. ОО. Как я и ожидал, Нина принять меня раньше субботы не смогла. В субботу я к ней поехал, мы часа три сидели, просматривали нашу правку, вносили еще новые коррективы. Коротко говоря, Нина была довольна, настроена оптимистично и воинственно. Вчера (вторник) она мне позвонила и сообщила, что показала правку Компанийцу, тот одобрил и приказал перенести на рабочий экземпляр, который, как выяснилось, находится уже не в центре, а у местного дяди, человека, по словам Нины, довольно симпатичного. Чем Нина сейчас и занимается, проклиная нас на чем свет стоит, ибо мы ведь шли только по подчеркнутым местам и не приводили нашу правку в соответствие в местах не подчеркнутых. Ну, это уж ничего не поделаешь. Кое-что она и сейчас правит заново, тоже ничего не поделаешь. По телефону советуемся. Настроение у нее по-прежнему оптимистическое и боевое. Может быть, все получится.

2. ДоУ. По приезде позвонил Озеровой, она поклялась, что все улажено и что договор будет заключен самое позднее в понедельник, и что не исключено, что мы получим деньги уже 25-го. То же самое она позже объявила и Дмитревскому (он мне рассказал это, когда мы в субботу с Ленкой были у него в гостинице). Ну, в понедельник я зашел. Договор действительно заключили, у меня на руках подписанный экземпляр. Подписан он, правда, не Полевым, а ответственным секретарем и написан от руки, и вообще процедура проходила несолидно, и меня предварительно заставили написать в письменном виде обязательство внести такие-то и такие-то исправления и сокращения (ей-ей, у меня все время было такое впечатление, будто я рецидивист, неоднократно устраивал скандалы разным редакторам и теперь норовлю покрючкотворствовать, дабы, не отдавая повесть в «Юность», заграбастать у них деньги: так, по крайней мере, смотрел на меня отв. секретарь тов. Железнов). Ну, процедура окончилась, договор у меня. Однако имеет место разочарование. Платят они не одобрение, а всего-навсего аванс, 25 %. Я было взмыл, но был осажен. Впрочем, говорят, деньги действительно будут 25–26-го. Схожу, посмотрю.

Вот пока всё. Целую, жму, твой Арк. Привет Адке, поцелуй мамочку. Да жми насчет Комарова. Да позвони в бухгалтерию, не вернули ли им деньги из моей сберкассы, и если да — то послали ли они их обратно.

Письмо Бориса брату, 23 января 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Наконец-то от тебя письмо. Я уж и отчаялся совсем. Что ж, дела, как видно, идут неплохо. Что одобрения не дали за ДоУ, так это плешь. Дали бы аванс, остальное приложится. А у меня дела обстоят так.

1. Пару дней назад нашим друзьям из бывшего 3-го объединения удалось провести изящную комбинацию, о которой расскажу при встрече, и в результате наша программа-минимум по сценарию оказалась выполненной. Я получил наличными 430 р., отдал Лешке половину и теперь (ура!) перестал быть твоим должником (те 500 р., которые ты одолжил мне эн лет назад, выплачены тебе хотя и по частям, но полностью). Конечно же, я немедленно отправился к замглавного бухгалтера, чтобы лично дать указания насчет тебя. Данные 15 % тебе переведут в ближайшие же дни (я лично присутствовал при внесении на твою карточку номера твоего нового счета). Что касается тех злосчастных 10 %, то они до сих пор не получены. Я подробно пересказал им всё, что ты рассказал мне, они выслушали (с огромным подозрением), покачали головами и сказали, что прежде всего необходимо точно выяснить, когда сберкасса отправила деньги назад. А там видно будет. Но как только деньги вернутся в Ленфильм, они будут немедленно высланы по твоему новому счету. Ты ж пока сходи в свою сберкассу и снова их попытай и, в частности, обязательно сообщи мне, когда они послали деньги обратно. Я же буду регулярно названивать в Ленфильм.

2. Дальнейшая судьба сценария совершенно неопределенна. Однако же кое-какие перспективы имеются и кое-что может стать ясно в ближайшие полмесяца.

3. Звонил мне Дмитревский. Рассказывал, как он ходил к Железнову заверять его, что в ДоУ ничего такого нет, излагал про статью свою в «Коммунисте», небрежно, но значительно намекал, что пора бы Аркадию восстановить дипломатические отношения с Иваном Антоновичем и в конце концов попросил меня внести социальную струю в детгизовский вариант ДоУ, после чего вариант доставить ему, Дмитревскому. Струю я быстренько внес, а рукопись отвезу ему на будущей неделе. (Обалдеть можно, сколько уже скопилось у меня вариантов ДоУ! И ведь все это придется распечатывать! Ой-ой!) Кстати, ты мне так и не написал, когда по договору мы должны представить ДоУ в Ю. Продолжать мне вычеркивать по шесть строчек или можно подождать с этим г…? И, между прочим, на какой листаж заключен договор?

4. Насчет Комарова, я думаю, будет все ОК. В первых числах февраля я брякну в Литфонд.

5. Я тоже получил из ГДР «Шпрахт унд стиль Ленинс». Ладно. Вот скоро туда едет Мееров, я поручил ему выяснить все насчет наших книг.

6. Ходит ли у вас пародия на кочетовский роман века? Я читал кусочки — смак! Называется: «Чего же ты хохочешь?» Главный герой — известный советский писатель Лаврентий Виссарионович Железов, автор романа «Братья Ежовы» и повести о советской интеллигенции «Вошь», изданной в Китае тиражом 100 миллионов экземпляров. Я оборжался, пока читал. Может быть, удастся раздобыть целиком.

Ну вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

Письмо Аркадия брату, 29 января 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

1. Нина отработала ОО, сдала Компанийцу, тот просмотрел и выразил удовлетворение и велел отдать на последний просмотр Калакуцкой (она больна и работает дома). Поскольку известно, что Калакуцкая и доцензурный вариант признавала, полагаю, здесь все обойдется благополучно. Видимо, в понедельник они вновь передадут верстку в Главлит на окончательное решение, и если там они не поленятся, к середине февраля все решится. Будем ждать.

2. С ДоУ все благополучно. Действительно, забыл ведь тебе написать объем и срок. Объем — 8 авт. листов, срок — к 1 апреля, два экземпляра — первый и третий. Видимо, как только сдадим, вскоре получится и одобрение, и 35 %. Аванс я получил, отдал от твоего имени распоряжение переслать тебе на сберкнижку. Теперь жди — что-то ок. 280 р. Хорошо, если бы ты до нашей встречи в Комарове уже закончил бы урезания и сокращения и сдал бы на машинку. А я бы, возвращаясь в Москву, забрал бы экзы и с божьей милостью их бы и сдал. Печатать начнут в июле или августе.

3. Рад, что со сценарием получилось так удачно. Буду ждать деньги. И вот что. Позвони в ихнюю бухгалтерию и передай им там извинения от меня и от сотрудников нашей сберкассы, которые вчера с трудом обнаружили перевод, который они, конечно, не послали назад, а положили на совершенно новый мой счет, который пришлось закрывать и с которого пришлось переводить на мой настоящий. Вороны расшлепанные. Сами не знают, что у них в хозяйстве творится.

4. О пародии на Кочетова ничего не слыхал. Конечно же, постарайся достать.

5. Между прочим, разобрался я в этой странной истории с «Понедельником» в ГДР. Оказывается, этот сундук Ляпунов все напутал, а вырезка, которую он мне прислал, это не информация о том, что вышло в Германии, а информация о том, что вышло у нас, в Советском Союзе. Так что «Понедельник» в ГДР вряд ли выходил. Но что-то еще ведь выходило! Пусть-ка Мееров действительно узнает. Кстати, не помню, сообщал ли я тебе, что в Болгарии вышла книга «Далекая Радуга» и «Трудно быть богом» — уже в другом переводе.

6. В этом году в Японии собирается международная конференция фантастов. Я был в Инокомиссии и попросил поднажать насчет нас. Хотя шансов, конечно, мало.

Пока всё. Целую крепко, поцелуй маму и Адку.

Твой Арк.

Письмо Бориса брату, 31 января 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Сегодня получил сразу письмо и от тебя, и из Ленфильма. Эпопея с ДоУ-С на Ленфильме, надо полагать, закончена. Вчера состоялось заседание редколлегии студии, Лешка на нем присутствовал. Сначала все на разные лады хвалили сценарий, сравнивали его с игристым вином и пр. Потом выступила Головань, и почти все начали говорить: да, это, конечно, недоработано, нет социального разреза и т. д. В общем, передо мной письмо, подписанное самой Головань, и высланное, как я понимаю, еще до заседания (уж больно быстро оно ко мне пришло). Я не знаю, послали ли они копию тебе, но на всякий случай кратко излагаю содержание:

Сценарий написан остро, в хорошей драматургической форме, однако вызывает разочарование. Масштаб личности Мозеса не осуществился (зик!); обитатели гостиницы земляне более странны, чем реальны, и более забавны, чем содержательны. Имеет место натянутость социальной темы и превосходство интриги над содержанием. Указанные недостатки не являются частными, они органичны и не исправимы без существенного пересмотра работы, так что студия не может принять сценарий. Но студия и не отказывается от него, ибо полагает, что при условии радикальной переработки может получиться нечто. Необходима добрая воля авторов и личные переговоры в рабочем порядке.

Рохлин и Лешка трактуют все это так: Головань сценарий не примет никогда, она поставит невыполнимые условия, и если даже мы осуществим неосуществимое, все равно к чему-нибудь придерется. Я намерен пойти к ней в понедельник-вторник, выслушать, расспросить и сказать, что должен посоветоваться с тобой. Затем, далее, мы официально откажемся от переделок и расторгнем договор (с сохранением, естественно, авансированных сумм). А потом надо будет размножить сценарий, и Лешка с Рохлиным намерены его толкать во все стороны (на Мосфильм, на студию Горького, в объединение «Экран»), так что, возможно, со временем возникнет возможность получить еще где-нибудь 50 %. Надеюсь, ты не слишком огорчишься: ведь мы никогда не верили в возможность полной победы и рассчитывали только на 50 %, что и вышло.

2. ДоУ я, конечно, сокращу и отдам в перепечатку. Думаю, что к твоему отъезду в конце февраля он будет готов.

3. Был я у Дмитревского, отвез ему ДоУ для Детгиза. Посидели, поговорили. Он обещал, что все выяснится в течение трех-четырех недель.

4. Думаешь ли ты о ГО? Ох, сядем мы с тобой в лужу, приехав в Комарово! На следующей неделе буду звонить насчет путевки.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Ленке привет.

4 февраля «Литературная газета» публикует статью АБС «Давайте думать о будущем», где Авторы рассуждают о различиях фантастики научной и фантастики реалистической, описывают творческий процесс при создании произведений одной и другой и перечисляют основные проблемы, затрагиваемые в современной фантастике.

Письмо Аркадия брату, 6 февраля 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

1. Письмо от Головань получил и склонился было к тому, чтобы принять ее условия и попытаться подогнать сценарий под ее требования, даже наметил несколько идей, предвосхищающих эти требования. Но твое письмо переубедило меня, и вообще вам там видней. Но вот что имей в виду. Я здесь на днях говорил с Юрой Борецким. У него из разговоров с разными кинодеятелями, в частности, с зав. 4-м объединением на «Мосфильме», возникло впечатление, что со Стругацкими никто не захочет связываться просто потому, что они Стругацкие. Это при встрече надобно обсудить, а предварительное решение напрашивается такое: надобно переменить вывеску. Мне кажется, у тебя с Лешей вполне взаимодоверительные отношения. Так не сделать ли дальше так: пусть Леша дальше толкает сценарий под своей фамилией исключительно? Ведь эти саботажники даже не смотрят, хорош сценарий или плох. Плохи Стругацкие, и всё отсюда следует. Черт бы побрал эту дутую славу. Ну, мы об этом еще поговорим.

2. ДоУ отдавай в перепечатку. Надо скорее сдать его в редакцию, одобрение лучше в кармане, чем в перспективе. А пока отношение к нам там благоприятное. Намедни встретил походя Полевого, удостоился дружеского рукопожатия. Получил ли ты деньги?

3. О ГО думаю, конечно. Совершенно теперь убедился, что придется отказаться от двухсюжетной концепции. Пусть будут лирические отступления, а сюжетная линия одна. И вообще, главное — начать. Что насчет путевки?

4. Статью нашу в «Литературке» пришлось пропустить первой. Синельников вдруг уволился, не выдержав нажима и сегрегации, и мы очутились лицом к лицу с его начальством. А начальство при встрече холодно объявило: что нам печатать, это мы и без вас знаем. Хотите печататься — давайте, мы вашу статью берем с удовольствием. Не хотите — как хотите, но имейте в виду: никаких ультиматумов мы от вас не принимаем, если ваша статья не пойдет, статья Нудельмана не пойдет заведомо. Если пойдет, отнесемся к статье Нудельмана с максимальной благосклонностью.

Вот пока всё. Давай жми на путевки, братик! Я уже договорился на работе, что в следующий раз приеду 5-го марта.

Жму, целую, твой Арк. Привет Адке.

Про ОО пока ничего.

Письмо Бориса брату, 10 февраля 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

1. Только что звонил в Литфонд. Вроде бы все в порядке. Неделю назад все в порядке не было: «Есть только двойные номера…» Я устроил небольшой скандальчик, и, кажется, помогло — сейчас вот сообщили: есть два отдельных номера, рядом, — правда, один с 19-го, а другой с 20-го, но это, по-моему, не существенно. На днях поеду, выкуплю путевки, а план твоих действий пусть будет такой: приезжай дневным 18-го, 19-е проведем у мамы, а утром 20-го двинем в Комарово (может быть, даже вечером 19-го). А? Кончаются путевки 3-го марта.

2. Обязательно привези ленту! ЛЕНТУ! ЛЕНТУ! ЛЕНТУ!

3. С Головань никак не могу встретиться. На прошлой неделе болел Андрюха, и я сидел дома. Теперь вот заболела она. Впрочем, дело терпит. Кина все равно не будет, а разговоры разговаривать успеется. Я, собственно, хотел с ней говорить на единственную тему: в принципе она Стругацких готова пропустить? «Страну багровых туч», например? Лешка советует говорить с ней откровенно и без свидетелей.

4. ДоУ в перепечатку отдал. Будет готово 28-го.

5. Одолели посетители. Это что-то новенькое. Звонят, напрашиваются, вваливаются без спроса. У меня такого раньше не было, только последние полгода.

6. Только что звонили из «Пионера». А что им дать? Слушай, надо бы написать что-нибудь легкое, зазывное! Над ГО давай работать медленно, смачно, без малейшей торопливости, легко отказываясь от уже написанного, поворачивая все так и эдак. Давай не будем даже ставить срока: год так год, два так два. А где-то летом, если увидим, что дело боль-мень продвигается, начнем думать над легким-зазывным. А?

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Ленуське привет и поздравления с надвигающимися именинами.

P. P. S. Ленту не забудь!

Рабочий дневник АБС

19.02.70

[дневник приездов: 19.02.70. Приезд 18.02.70 работать над ГО.]

Арк. приехал вчера вечером. Снят Твардовский.

Ком<наты> 22, 23.

Гл. 1 «Мусорщик» («Энтузиаст»)

Крысы — павианы.

Грузовик, контейнеры с мусором, отвозит на свалку.

Полиц<ейский> намекает на готовящийся указ о конце ночных дежурств.

Разговоры гл<авным> обр<азом> об эксперименте.

Сумасшедших выпускают по ночам с целью сокращения полицейских сил.

Мусорщики: Андрей Воронин, Дональд Купер, Сёма Хейфиц (30 л).

Полицейский: Кэнси Убуката.

Дворники: Фридрих Гейгер и еще к<то->л<ибо>.

2 знакомства: Сельма Нагель (новоприбывшая), Юрий Константинович Давыдов (рабочий-строитель, новые дома).

Схватка с павианами на свалке, Купер стреляет: откуда оружие? Купер — гангстер!

Пара: Андрей и Фридрих, оба югенды, оба из рабочих, оба спасают мир. Оба фюрерофилы. Считают себя лютыми врагами друг друга, но в каждом конкретном вопросе оказываются на одной стороне: оба ненавидят Сёму, оба презирают Купера, оба считают, что пора, наконец, навести порядок.

Непонимание по поводу простейшего: очередь, обслуживание и пр. Очередь мусорщиков. Купер негодует: почему я должен стоять в очереди?

Диалог с Сёмой: как представить себе будущее человечества?

20.02.70

Прибыли в Комарово.

Обсуждали сюжеты:

1. Вечный человек (палеолит, средневековье, наши дни), идеальный механизм борьбы с энтропией, символ вечности гуманизма, всегда гонимый и всегда призываемый на помощь, носитель многих знаний.

2. Обезьяна и консервная банка. Через 30 лет после посещения пришельцев, остатки хлама, брошенного ими, — предмет охоты и поисков, исследований и несчастий. Рост суеверий, департамент, пытающийся взять власть на основе владения ими, организация, стремящаяся к уничтожению их (знание, взятое с неба, бесполезно и вредно; любая находка может принести лишь дурное применение). Старатели, почитаемые за колдунов. Падение авторитета науки. Брошенные биосистемы (почти разряженная батарейка), ожившие мертвецы самых разных эпох.

[Сбоку от последнего абзаца взято в рамочку: «Пикник на обочине».]

21.02.70

День: 6.00–22.00

Ч. 1 «Мусорщик».

3.00 Погрузка мусора: «Кем ты был на том свете?» Появление Сельмы; ля пистон; полк<овник> Маки и женщины мира.

4.00 Едет до свалки.

5.00 Сгружает, беседует. Появление павианов.

6.00 Включается солнце, битва, пистолет и пр. Бегство, под градом камней в необитаемой части города. В обитаемой — всем включить сигналы, обходить дома и помогать жителям удирать.

7.00 Возвращение, идет к Вербовщику: «Нам все уже известно, меры принимаются. Отдохните, вы хорошо поработали».

8.00 Помогает эвакуации населения. Павианы хулиганят.

12.00 Пулеметный огонь по павианам. Полиция бросает павианов и кидается ловить пулеметчиков. Герой удивлен, но тут же бросается помогать полиции. По официальной точке зрения гангстеры бывают:

1) бандиты и хулиганы;

2) внутренние заговорщики, пытающиеся помешать эксперименту и походу за счастьем;

3) диверсанты из Антигорода.

Столкновение с колхозником, купившим пулемет на черном рынке для защиты своей фермы на переднем крае.

13.00 C полицией удается столковаться, пулемет остается у фермеров. Андрей дает адресок: заходи, когда хочешь. Пошел приводить себя в порядок.

14.00 У себя в квартире. Горячей воды опять нет. Огромная квартира в пыли. Ложится спать.

16.00 Его будят. Приходят:

Сельма — со страха и за выпивкой (сегодня к 15.00 идти на биржу).

Мужик — с самогоном, начинается разговор.

Хейфиц — с разговорами.

Сельма пьяна в доску, сидит у всех на коленях. В разгар герой сбегал в продлавку.

Тем временем явился немец. По возвращении немец ругается с мужиком: дрались на одном фронте. Охота на павиана, пристрелили, издыхал пронзенный, «О mein Gott!».

Ненавижу интеллигенцию

герой прибыл в 52-м

немец — в 45-м

мужик — в 47-м

Хейфиц — позже (69-й)

Такие глаза были у Купера, когда я сказал ему: «Лично я тебе верю. Но…»

Все время орут павианы.

22.00 Всех разгоняет по комнатам, ложится с Сельмой (пьяна в стельку).

Мысль о том, что павианы — люди? Дональд ночью застрелился.

Слухи о городе: В городе ровно 1 млн чел<овек>. Природа такова, что ни на человека больше, ни меньше. Рождение ребенка — чья-то смерть. Новичок — значит, освобод<илась> вакансия.

Слухи распростр<аняет> Хейфиц: в свободное время он роется в старых домах, ищет документы и книги.

Хейфиц вкупе с полиц<ейским> Кэнси тайком создают радиоприемник.

22.02.70

Последняя часть: единственная дорога — назад, к нулевой точке. Он увлекает за собой всех: Хейфица, немца, китайца. По дороге все гибнут. У нулевой точки он убивает своего двойника и оказывается в своей комнате перед зеркалом. Сидит вербовщик: «Первая часть Эксперимента закончена. Согласны вы на вторую часть?»

Ван Ли Хун — человек, который ни во что не вмешивается. Пассивность.

Ч. 2. Следователь.

Гангстер, ночью сумасшедшие (1. Чел<овек>, который считает, что попал в ад. 2. См. 25.06.69. 3. Чел<овек>, посылавший сигналы в Космос), арест Хейфица.

20.00 допрос гангстера, действия Фридриха.

Фриц холодно доказывает, что по времени не хватит, если форсаж не применять. Звонит к Сельме, мужской голос, только вешает трубку —

21.00 вызов к начальнику, втык за Дом, разговор о Хейфице. Возвращается к себе, посылает машину по адресам свидетелей, а пока листает дело. Записи в деле.

22.00–2.00 допрос свидетелей. 4-й свидетель показывает, что только что видел дом.

2.30 прибывает к дому (после поисков). Во время поисков арест сумасшедшего (1).

2.30–4.30 игра в шахматы. Хейфиц наблюдатель, выпихивает его из дома.

5.00 — прибывают в прокуратуру. Сумасшедш<ий> (3) явился с повинной. Тоже арест. Времени нет объяснять. Мысль о петиции, чтобы сумасшедших перестали выпускать, ибо это ведет к подрыву.

5.30–8.30 допрос Хейфица (подозрительная деятельность в старых р-нах города), обращение за помощью к Фрицу.

Игра в шахматы производится в служебном порядке: играющие и играемые получают назначение на бирже труда (в Машине). Один из игроков Ван Ли Хун.

Павианы прижились, им дают подаяние.

Операция «Маугли»

На планете, населенной негуманоидным пассивным племенем (вырождающимся после биологической войны), разбился звездолет с супружеской парой и ребенком. Ребенка спасают аборигены. Через десяток лет прибывает новая экспедиция, обнаруживает человеческие следы, а аборигенов принимает за животных. В поисках невольно разрушают дома и пр. Возникает конфликт. Маугли отбивается, как привык защищать своих медлительных отчимов от диких зверей. Его захватывают. Дальше — на Землю. Приключения на Земле.

Горбовский со своей внучкой.

Горбовский плывет на остров (он знает, что у Семеновых должен был быть ребенок), внучка зайцем за ним. Потом Маугли выманивает ее. Внучка подслушала разговор Горбовского с Марком Валькенштейном: «Марк, как они прибор настроят, вы его расстройте. Чем дольше они будут готовиться, тем лучше». (Биологи озверели, готовят генеральную облаву на остров.) «Вот вам пакет, если я не вернусь через 3 дня, вы его вскроете, но не раньше».

У Маугли могучая способность к звукоподражанию, сразу все запоминает, слова и интонации, так его отчимы заманивают быстрых зверей. Обмазаны слизью, которая обладает способностью менять цвет под цвет фона — мимикрия.

23.02.70

Вербовщик — отражение его фазового эмоционального настроя. Появляется перед ним всякий раз, когда настрой достигает апогея.

Ч. 3. Редактор газеты.

10-й день погасшего солнца — тьмы египетской.

0.00 Подборка писем, обвиняющих мэрию в скупке и захвате зерна. В город прибывают разъяренные фермеры. Разговор с цензором, запрещающим подборку.

1.00 Идет в мэрию. По дороге разговор с мужиком. В мэрии с ним разговаривают плохо, а при выходе избивают. Тот самый гангстер.

2.00 Толпа разгромила тюрьму. Хейфиц вышел, дожидается в редакции. Спор Андрея, Кэнси и Хейфица насчет передовой и подборки. Кэнси — горячий честный человек.

3.00 Выход газеты. Андрей плетется домой, разговоры с Сельмой, она в ужасе от его вида.

5.00 В городе бунт, разгром продскладов, мэрии, вешают членов мэрии, гаснет свет, останавливается водопровод, газ и все остальное.

7.00 На улицах появляются броневики с прожекторами и отряды политзаговорщиков. Андрей видит митинг, где выступает Фриц. Он — во главе переворота. Чисто фашистская речь. Андрей решает бежать, торопит Сельму, мчится в редакцию, чтобы уничтожить письма и списки спецкоров, Сельма с ним. Кэнси уже занимается этим.

8.00 Является штурмфюрер с кодлой. Пытаются спрятать Хейфица, но понимают, что это бесполезно. Чиновник кислоглазый. Штурмфюрер вручает Андрею пакет от Вождя. Записка: Спасибо за помощь. Излагается суть дела. Не обращай внимания на терминологию, будем работать вместе. Утверждаю тебя редактором на будущее, подбирай сотрудников сам и т. д. Податель сего — мой постоянный политпредставитель в газете. Это ваши сотрудники? Да. Гм…

Кэнси объявляет, что он ничего общего с этим иметь не желает. Мордобой, Кэнси убивают. Конец.

Суть этого фашизма — человек versus вселенная. За единство. Против всех, кто выступает против единства: марксистов, фашистов, элитаристов и т. д.

Ч. 4. Тоскливые будни.

1. В редакции. Кислоглазый чиновник.

По дороге встречает Вербовщика.

2. Дома. Исторические аналогии Хейфица, который нашел в развалинах 150-летней давности прокламации того же типа, только от имени Монарха. В общем народ доволен существующим положением.

3. Приезд Фрица и гибель Сельмы.

Час на строительстве башни.

Лекция по космографии.

Т<ак> наз<ываемые> экспериментаторы подобрали население города таким образом, что нет определенных специальностей. Нам приходится учиться на ходу.

Действия новых властей:

а) Запрет предпринимателям выгонять лентяев;

б) Горожане — основное население, фермерство — колония (идеология: горожане живут вместе в больших домах, а фермеры разбросаны, след<овательно,> объединения быть не может);

в) Теоретики — обосновывают, почему плох Эксперимент и как с ним бороться;

г) Гигантский контроль и учет, количество чиновников, ревизоров, комиссий, контролеров. Об этом с горечью рассказывает мужик;

д) Бывш<ая> машина распределения на работу теперь ставит оценки за благонадежность. Полиции и дворникам вменено в обязанность следить за ссорами и драками. Участники получают минус, что сказывается на снабжении;

е) Строительство башни «Дорога к свободе», добраться до колпака и продрать его. Каждый после работы должен отработать час на строительстве. Все предприятия, кроме самых необходимых, работают на строительство башни. Фриц сам отрабатывает по часу в день на башне.

Ч. 5. Исход.

1. 5-й день — перед поворотом назад. Разговоры о путях исхода. История эксперимента с парашютом. Ругают башню. Политико грозится. Ночью его кончают — он исчезает бесследно, остались продукты, вода, оружие.

2. Ван остается у хорошего места, ждет жену. Хейфиц впервые теряет равновесие, заклинает его идти.

Все сплошь интеллигенты. Нашли гигантское противоатомное убежище.

3. Столкновение с предыдущей разведгруппой, подорван бронетранспортер, перестрелка, один убит, один ранен. Ван ночью проводит жену через линию.

Не бомбоубежище, а снаряд времени. Хейфицу хочется остаться.

4. Люди с вырезанными языками. Кто — непонятно. С Андреем уходит единственный неинтеллигентный человек.

5. Тракторист остается на последнем перевале. «Матка кашу сварила, иди исть». См. обложку.

Где-то Хейфиц, разоткровенничав, объявил, что целью цивилизации является создание духовных ценностей. Всё остальное — земля, станок, лаборатория — только леса для этого здания.

24.02.70

Утром сделали 3 стр.

Вечером сделали 2 стр. (5)

25.02.70

Утром сделали 3 стр. (8)

Вечером сделали 2 стр. (10)

В лексикон Давыдова:

«Солнце скрылося за ели…»

«Что-то стало холодать, не пора ли нам…»

26.02.70

Утром сделали 3 стр. (13)

Вечером сделали 2 стр. (15)

27.02.70

Утром сделали 3 стр. (18)

Вечером сделали 2 стр. (20)

28.02.70

Утром сделали 4 стр. (24)

Вечером сделали 1 стр. (25)

Арк ездил за билетом и взял, задница, не на то число.

1.03.70

Утром сделали 4 стр. (29)

Вечером сделали 2 стр. (31)

2.03.70

[дневник приездов: 2.03.70. Сделано 36 ГО. Вернулись из Комарово.]

Утром сделали 5 стр. (36)

Вечером уехали в Лрд.

3.03.70

[дневник приездов: 3.03.70. Отъезд в Л<енингра>д <ошиб. запись, фактически — в Москву>, поезд д<невной,> 16.35.]

Арк уехал в Москву.

Письмо Аркадия брату, 6 марта 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

1. Говорил с Ниной.

А. Цензор все еще читает (детгизовский), сегодня должен дочитать и передать на пл. Ногина. Читает, пожимает плечами и приговаривает: «Не понимаю, зачем все эти поправки. Впрочем, начальству виднее». Так-то. Придется опять ждать.

Б. Насчет «Маугли». Нина сказала так: мало шансов на книгу даже в 72-м году, но заявку подавайте, не в 72-м, так в 73-м книга пойдет. А вот саму по себе повесть (до 10 а. л.) можно и нужно давать скорее, ибо есть все шансы втолкнуть ее в «Мир приключений» на 71-й год. Это, брат, нечто, а? Как-никак тираж 215 тыс. со всеми вытекающими. А? Мы договорились, что на днях встретимся и обговорим это подробнее.

2. Опять какая-то хреновина с ленфильмовскими деньгами. Не получены они моей сберкассой. Даю координаты на проверку: <…>

3. Звонил в «Юность», Озерова звучала так, словно ждет меня не дождется. Однако встречу отложили до понедельника. В понедельник приказано явиться и принести два экза.

4. Женщина, которая звонила нам в Комарово, накануне моего приезда позвонила Ленке, сказала, что вынуждена срочно выехать в командировку, но просит напомнить Арк. Натановичу, что он обещал ей рукопись. Она вернется и будет немедленно звонить.

5. В ужасе и не без хохота наблюдаю, как готовится присуждение юбилейной Ленинской премии Михалкову. Трилогия «Дядя Степа»! Это же надо — такая восхитительная дискредитация идеи! «И кроватей не дам, и умывальников».

Засим остаюсь твой, целую и жму.

Привет Адке, поцелуй мамочку.

Черт, совершенно отвык от своей машинки.

Письмо Бориса брату, 9 марта 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

1. Насчет ленфильмовских денег только что звонил. Замглавного сказала, что у них возникла какая-то неувязка и она сама перестала понимать, высланы деньги или нет: ждала моего звонка. Теперь она поняла, что деньги не высланы, и примет меры. Короче говоря, через недельку я позвоню снова и спрошу. А ты загляни на книжку недельки через полторы-две.

2. Особых новостей нет, но происходит все время шевеление. Лендетгизу срезали бумагу, и выход фантастического сборника был посему отложен на год. Тут бы нашему ДоУ и конец, но до сих пор не вышел, к счастью, Лениздатовский сборник, из коего начальство повыкидывало кучу материала. Дмитревский и Брандис (составители) с ходу сунули туда нашу повесть. Вот почему ее читала Нина Чечулина. Я звонил ей. Повесть ей нравится, и заму нравится, но завредакцией тов. Копытин находится сейчас в командировке и будет только через три недели. Тогда все и решится. Если Копытин нас не отринет, то будет договор, и сборник выйдет в начале 71-го. Нина считает, что помешать могут только наши одиозные имена — повесть абсолютно проходима. Она также полагает, что факт заключения договора с «Юностью» может сыграть положительную роль.

3. Активное шевеление имеет место в Ленфильме. Я говорил с Лешкой и со Светой Пономаренко (редактор). Теперь уже ТРИ режиссера (не считая Лешки) заинтересованы сценарием. Некто Миша Козаков (известный артист и безвестный режиссер) повез сценарий в Москву, пробивать его в телевидение. Еще какой-то еврей (Шригель? Штруцель?) повез его в Москву, пробивать через Госкомитет. В общем, посмотрим.

4. Планы твои насчет ОМ в «Мире приключений», естественно, полностью одобряю, но у меня тут возникла и еще одна идейка. Надо бы попытаться заключить договорчик по заявке с каким-нибудь журналом. Ты там говорил насчет «Вокруг света», а я хочу на эту тему побеседовать с Дмитревским и через него попытаться проникнуть в «Аврору». В конце концов, у нас имеются определенные обязательства по отношению к этому журналу. Если бы удалось заключить договорчик на будущий год с представлением рукописи где-то в апреле-мае 71-го, это было бы неплохо. Если не выгорит с «Авророй», сунусь в «Неву». Там шансов значительно меньше, но они есть. Я тут давеча беседовал с Сашей Лурье, он сказал, что если бы мы выждали и не торопились, то ДоУ прекрасно пошла бы в «Неве» — им совершенно нечего печатать. Думаю, что в 71-м им тоже нечего будет печатать. Ты же попробуй закинуть удочку в «Вокруг света». Да не ленись! Кланяйся!

5. Не думаю, чтобы Михалкову дали Ленинскую. Нос у него не дорос. И заслуг не достаточно. Дадут скорее уж Тихонову, а еще скорее — какому-нибудь кунаку (абреку).

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Да! Был в Литфонде. В конце марта вряд ли получится: все болеют, график сбился. Можно надеяться на начало апреля. Я подал заявление с 1.04 на 15 дней.

P. P. S. Леночке привет.

Да не забывай ты дату писать на письмах! Мать… мать… мать…

Письмо Аркадия брату, 14 марта 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

1. Был у Нины, разговаривал подробно. Суть сводится вот к чему. Местный людовед закончил свое дело и передал ОО на Ногина в понедельник. Сколько там это пробудет, решительно неизвестно, однако по прошествии 2-х недель Нина считает себя вправе начать звонить (вообще-то она не имеет на это права, это компетенция гл. редактора, но он болен и поручил ей). Пока дело не решится в ту или иную сторону, соваться с заявкой к Пискунову совершенно бессмысленно: этот старый идиот вышел из ума от ужаса, окончательно потерял честь, честность, простую порядочность и срамится на глазах у исполненных отвращения подчиненных семь раз в неделю. Далее, так. «Мир приключений» заявок не принимает, а заключает договоры (если заключает) только на готовые рукописи. Нина уверена на 90 %, что, представь мы готовую рукопись, она бы спокойно просунула ее в альманах. А заявку у меня она все-таки просит, пусть-де лежит наготове. Далее. Если ОО пойдет — тогда все отлично. Если не пойдет, тогда открывается широкое поле для эпистолярной деятельности. Вася Аксенов написал фантастическую повесть для детей среднего возраста и принес в Детгиз. Приняла ее Лена Махлах, прочла и восхитилась. Прочла Нина и с меньшим энтузиазмом, но все же похвалила. Тут об этом дошло до Пискунова, и разразился скандал. Он бушевал, грозился, требовал вышвырнуть рукопись из издательства и пр. Тем временем прошло несколько месяцев, Аксенова водили за нос, и тогда он взял и написал письмо в ЦК с жалобой на дискриминацию. Оттуда позвонили Пискунову, и в тот же час (!) Пискунов потребовал, чтобы с Васей заключили договор. У нас, понятно, положение несколько иное, но в случае крушения ОО мы будем немедленно поступать так же точно. Ну, пока еще не все потеряно. Кстати, ты рассчитываешь на журналы — так имей в виду, что журналы заключают авансовые договора на ненаписанные вещи только по юбилейным поводам. И, уж во всяком разе, не с нами.

2. У нас на телевидении тоже наблюдается шевеление. Как только там через Борецкого узнали, что мы не претендуем на ОБОЗНАЧЕННОЕ авторство, сразу воспрянули духом. Здесь я буду действовать, как мы уговорились в Комарове. Ты мне дал карт-бланш, я пишу, Борецкий подписывает.

3. 10-го сдал в «Юность» ДоУ, был обласкан, обещан, что начнут печатать с 9-го номера (?), попрошен не возражать, чтобы дали на внешнее редактирование Тэду Гладкову («Пусть заработает, а если вам правка не подойдет, игнорируете»). Мне-то что! В тот же день встретил Воронова (зам. Полевого), он мне обрадовался тоже и сказал, что печатать начнут летом. Когда я возразил, что Озерова говорила о 9-м номере, он пожал плечами и сказал, что постарается пропихнуть значительно раньше. А вчера звонил Тэд и долго объяснял мне, что решительно не собирается ничего править, разве что слово-другое, а в общем будем работать вместе, на что у него уйдет дня четыре, а у меня с ним — один. Дай бог нам удачи.

4. Шмуглякова (из мосфильмовского «Луча») звонила, прислала за сценарием ДоУ курьершу — девицу в очках и с такой вот ж…, по-моему, редакторша это какая-то. Я ее, впрочем, дальше порога не пустил и вынес папку на лестницу.

Кажись, всё.

Жму, целую, твой Арк. Привет Адке, поцелуй маму.

Старайся насчет путевки.

Письмо Бориса брату, 17 марта 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Вчера ты звонил, а сегодня пришло письмо. Значит, так:

1. Я говорил с Дмитревским насчет заявки ОМ в «Аврору». Он страшно обрадовался и на другой же день связался с «Авророй». Там тоже обрадовались и попросили меня прийти и поговорить. Я пока не шел — ждал твоей реакции и обдумывал, как бы написать заявку, чтобы оставить максимум свободы для рук и ног. Теперь на неделе пойду. Дмитревский обронил, что пока они договор заключить не могут за неимением денег, но в ближайшие месяцы ситуация улучшится. (Кстати, ты, по-моему, не совсем прав насчет договоров: все-таки «Нева» заключила же с нами договор на ОО по заявке. Впрочем, возможно, с тех пор ситуация переменилась.) Словом, я напишу заявку с очень кратким изложением содержания и идеи и предложу готовую рукопись к марту-апрелю 71-го. Одновременно я устно скажу, что пишем мы для «Мира приключений» и что Аркадий ведет параллельные переговоры с «Вокруг света» и «Знанием-сила». Попытаюсь их припугнуть повторением истории ДоУ, чтобы поскорее заключали договор. (Если это вообще возможно.) Ты же, брат, подай обязательно заявку Нине и проведи переговоры в ВС и ЗС — чтобы пошли разговоры о нашей новой вещи, ибо эти засранцы из «Авроры», судя по истории с ДоУ, имеют обыкновение проверять и перепроверять своих авторов (помнишь, как оттуда названивали в «Юность», а потом Никольский даже поехал туда). Так что ты уж обеспечь мне тылы, одновременно упоминая, что Б. действует в «Авроре» — может быть, это заставит пошевелиться и твоих. А моя позиция здесь такая: я, Б. Стр., лично считаю себя в долгу перед «Авророй» и весь с вами душой, но у Аркадия свои привязанности, пока он согласен не форсировать событий, но если вы затянете (опять) процедуру, то пардон!

2. С Борецким действуй по договоренности, но держи меня все-таки в курсе.

3. Правленый экз ДоУ Адочка сегодня выслала из Пулкова заказным.

4. Как и договорились по телефону, с Мосфильмом не спеши. Всё равно это болтовня, а как только начнет прорезаться что-либо серьезное, созвонимся. Пока же разнюхивай, разговаривай, уточняй, хвастайся и набивай цену.

5. Сейчас позвонил в бухгалтерию Ленфильма. Замглавного очень извинялась, говорила, что всё помнит, но сейчас нет денег. В первых числах апреля она обязательно перечислит всё, что положено. Ну что тут поделаешь?

6. Из твоего письма я не понял: объяснил ты Шмугляковой, что она будет иметь дело с ПЕРВЫМ, а не окончательным вариантом? Это важно разъяснить, а то они просто испугаются первого варианта безотносительно ко всему прочему.

7. Сегодня ни свет ни заря снова звонил директор Литфонда — предлагал путевки с третьего. Но я тут начал зубы починять, так что, поблагодарив, отклонил. Едем с седьмого. На неделе съезжу в Литфонд, выкуплю. А ты готовься 6-го вечером быть в Ленинграде.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

Кстати, ударяешь ли ты хоть палец о палец насчет поездки в Болгарию осенью и насчет устроиться куда-нибудь в дальнюю экспедицию? Всегда ты так, братец: приедешь, наговоришь с три короба и — увы!

Заявка на публикацию «Малыша» в «Авроре» сохранилась.

Из архива: Заявка в «Аврору» на «Маугли»

Главному редактору журнала «Аврора»

ЗАЯВКА

Предлагаем Вашему вниманию замысел нашей новой научно-фантастической повести под условным названием «Операция „Маугли“».

Действие повести разворачивается в XXII веке, герои ее — ученые, исследователи, звездолетчики коммунистической Земли, место действия — отдаленная планета нашей Галактики. В основе научно-фантастической идеи повести лежит хорошо известный современной науке факт удивительной пластичности, гибкости, приспособляемости человеческой психики. «Человеческий детеныш», воспитанный волками, вырастает волком; медведями — медведем; людьми — человеком. Никакое другое живое существо Земли не обладает подобной приспособляемостью, свидетельствующей о том, что человек воистину является венцом эволюции на нашей планете.

В повести ребенок землян, годовалый малыш, волею обстоятельств попадает к представителям древней, разумной, но негуманоидной (нечеловекообразной) цивилизации и, будучи воспитан этими существами, развивается в странный, удивительный организм, сохраняющий человеческий облик, но обладающий рядом феноменальных свойств и весьма своеобразным складом психики.

Повесть мыслится как остросюжетная, полная загадочных происшествий и увлекательных приключений и в то же время несущая определенный познавательный и философский заряд. Что такое разум? Как разум коррелируется с внешним обликом и генотипом? Каковы социологические основы разума? Эти и другие вопросы будут подняты и обсуждены в повести.

Предполагаемый объем рукописи — около 8 а. л. Готовая рукопись может быть представлена через 10–12 месяцев после заключения договора.

А. Стругацкий, Б. Стругацкий

16.03.70 г.

Дорогой Борик!

1. Предлагаемые тобой манипуляции непременно произведу — и с ЗС, и с ВС, — только не думаю, что это приведет к чему-либо позитивному. Прежде всего, имей в виду, что «Мир приключений» печатает только свежие вещи, ранее не публиковавшиеся. Как бы здесь не прогадать. Если пойдет где-нибудь в журнале раньше «МП», всё — плакали наши тиражи. Только МП даст нам тройной тираж (или двойной, сейчас при нынешнем положении с бумагой трудно ориентироваться, но не меньше, чем двойной). Так что если уж ты хочешь воздействовать на Никольского, то наводи его на «Мир приключений». А вот на «Мир приключений» уже воздействовать нам нечем, окромя как рукописью. Жду твоих соображений по этому поводу.

2. С Борецким нашли сюжет: война, партизаны в осаде, смертельная ситуация, и человек из будущего, плохо разбирающийся в ситуации, приходит поучать ту и другую стороны. Три дня на создание 4-частевого сценария, сейчас пишу десятую страницу из потребных тридцати. Ничего унижающего. По изготовлении и перепечатывании пришлю тебе.

3. С Мосфильмом так. Позвонил мне этот Тарасов, гл. режиссер «Юности», и прямо предложил право продать. Я, по твоему наущению, отказался и высказал соображения. Он кисло согласился и попросил сценарий. Я сказал, что сценарий в Л-де. У меня такое впечатление, что он вздохнул с облегчением. Он сказал, что тогда пусть я получу этот сценарий и тогда вышлю ему в Объединение «Юность». На чем мы и расстались. Впечатление: ему это не нужно. Это нужно кому-то другому. Наверное, Сахарову, у которого где-то есть рука. Но, на всякий случай, пришли этот сценарий. Говорить с нами там, во всяком случае, никто не хочет. Есть команда — продать — в смысле купить право на экранизацию, а остальное его не касается. Интересно было бы добраться до корней этого дела, но пока не вижу возможности. Жду сценарий.

4. Шмугляковой нечего объяснять. Ей важен принцип: детективная фантастика. Ни первый, ни последний сценарий ее не интересуют. Всё равно все придется переделывать заново.

5. Позавчера звонили с Мультфильма. Есть режиссер, который хочет работать с нами. Подробности в понедельник. Фамилия режиссера — Алимов.

6. С Болгарией, видимо, ничего не выйдет. Только что говорил с ответственным лицом. Трижды посылали запрос о нас и не получили ответа. Что касается экспедиций, то лицо, с которым я говорил, пребывает в Индии и не поддается достатию. Все три короба у нас с тобой в штанах.

7. Буду в Л-де 6-го вечером, как ты сказал. А тогда незачем им пересылать мой гонорар на книжку. Зачем терять десятки рубелей? Я приеду и получу сам. Только предупреди их там, что приеду получать лично. Пусть назначат число.

Всё. Целую, жму. Жду сценарий ТББ.

Привет Адке, привет маме.

Твой Арк.

Письмо Бориса брату, 24 марта 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

1. Правильно ли я тебя понял? Оказывается, «Мир приключений» имеет статус журнала? Вещь, опубликованная (или одновременно публикуемая) в журнале, не может публиковаться в МП? Клянусь, в первый раз это слышу. Всегда считал, что МП находится скорее на положении сборника! Гм. Это, конечно, меняет ситуацию и заставляет задуматься. Правда, вчера я, созвонившись с «Авророй», послал туда по почте заявку и сопроводительное письмо, в котором мягко, но настойчиво, основываясь на известных соображениях о ВС и З-С, прошу дать ответ в течение месяца, максимум — двух. «Либо — нет; либо — подпишите договор; либо (в крайнем случае) — договор будет подписан не позже такого-то» — вот мои требования. Конечно, письмо это ничего особенного еще не значит, но все-таки… С другой стороны, «Аврора» — единственная организация, которая еще не отказалась сразу же заключить с нами договор. Ведь Нина — отказалась, МолГв — безнадежна, а договор — он и есть договор. В общем, дело терпит. Повесть-то еще не написана. Заключит с нами «Аврора» договор — хорошо (договор — есть договор), не заключит — что ж, пусть будет такочки, у нас появится свобода рук. В конце концов, лучше договор с «Авророй» на один тираж, чем смутные надежды в МП на три тиража. Впрочем, у нас еще будет время всё это обговорить, как я понимаю.

2. Удивительно загадочная история все-таки происходит с ТББ! Сценарий я, конечно, достать постараюсь, хотя это и не просто, но очень хочется посоветоваться с Лешкой. Между прочим, он сейчас в Москве. Вот идея: позвони-ка ты, братец, по телефону <…> — это квартира Светки Борщаговской, Лешкиной жены. Я думаю, они живут сейчас там. Позвони, дозвонись и расскажи Лешке, что происходит. Во-первых, у Лешки может оказаться с собой сценарий ТББ (он иногда его возит с собой в Москву и там везде сует), а во-вторых, он может понюхать в «Юности», что сей сон обозначает.

3. Путевки выкуплю завтра. Что же касается денег на Ленфильме, то, по-моему, лучше это г… не трогать. Сейчас они перед нами виноваты, карточка твоя на пересылку готова (я сам ее видел), и дело только за деньгами. Мой звонок внесет новую путаницу, карточку начнут переписывать, перекладывать, опять что-нибудь случится, что-нибудь запутается, точного дня получения тебе все равно не назначат, не надейся, будешь есть и раз, и два, и три. На фиг все эти хлопоты из-за пятнадцати рублей? Конечно, я в любом случае числа 2–3-го буду туда звонить, подгонять и заодно осведомлюсь, нельзя ли получить в кассе, но если она заноет и скажет что-нибудь осложняющее, я настаивать не буду.

Ну, пока всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

Письмо Аркадия брату, 27 марта 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

1. С ОО никаких новых перемен. Есть основания опасаться последствий выступления этого <…> Алексеева. Правда, Нина ничего об этом не говорила, но общественное мнение — ребята из аппарата ССП и некоторые писатели — считает, что опасность реальна. А впрочем, не исключается, конечно, что и пронесет. Раз хвалила Барто по детгизовской линии.

2. Позвонила Озерова из «Юности», я было напугался, но дело там всего лишь в том, что: а) утверждалась разбивка текста на три номера; б) потребовалось изменить название — предложили «Отель „У погибшего альпиниста“», я спорить не стал, хрен с ним, сил нет у меня спорить по таким поводам; в) попросили заменить слово «грянулся» на слово «грохнулся» и еще три поправки такого рода; г) предложили дать свою кандидатуру в художники — на каждый выпуск полосная иллюстрация и две полуполосных. Я сказал, что подумаю.

3. Марик Ткачев, мой друг из инокомиссии, вчера сказал, что встречался со своей дамой и ее знакомой из «Мосфильма», и та якобы сказала, что у них на студии все с большим интересом и удовольствием читают наш сценарий (надо полагать, ДоУ). Однако никто пока не звонил.

4. Был на «Мультфильме». режиссер Сергей Алимов (он был художником в фильме «История одного преступления») просит нас написать сценарий на 20-минутный фильм о роли фантазии в развитии технологии от каменного века до наших дней. Это я так коротко сформулировал, ибо он оперировал большей частью образными категориями и пощелкиванием пальцев. Я пообещал им набросать заявку через недельку, после чего они дадут нам договор. Самое смачное, конечно, — два часа просидел у них в просмотровом зале и смотрел мультики. И еще договорились, что они сделают к моему следующему посещению подборку всех таких фильмов — знаешь, от каменного века и до будущих времен история чего-нибудь, — и мы их посмотрим. Тебя зависть не гложет?

5. Встретил на съезде Дмитревского и Косареву, она определенно утверждает, что договор сразу по заявке будут заключать, и просила скорее дать заявку. Я тогда твоего письма еще не получил, поэтому туманно пообещал обсудить этот вопрос с тобой по приезде в Комарово. Держался индифферентно. А Дмитревскому прямо намекнул, что у нас есть другие претенденты. Вообще, надо брать заявку в «Авроре», получать аванс и на все остальное наплюнуть. Черт его знает, как будет дальше.

6. Усиленно пишу сценарий для Борецкого. Прочитал ему черновик, он возликовал и объявил, что это то, что нужно. Просил закончить к понедельнику, тут мы встретимся снова, почитаем, и во вторник он понесет сценарий в телестудию. Да, братец, танки там у нас, взрывы, окопы и землянки. И гауптштурмфюрер Штрассер.

Вот пока всё. Обнимаю, твой Арк. Привет Адке, поцелуй маму.

P. S. Сейчас звонил Леше Герману. Никто не подходит.

Выступление одного из руководителей СП РСФСР Михаила Алексеева на проходившем Третьем съезде писателей РСФСР 24–27 марта 1970 года позднее вошло в его статью в журнале «Молодая гвардия»:

Из: Алексеев М. Армия и литература

<…>

Авторы теории дегероизации словно бы и впрямь никогда не слышали, что подвиг во все века у всех народов ценился как высшее проявление человеческого духа. Поэтому крайнее удивление вызывает повесть Бориса и Аркадия Стругацких «Второе нашествие марсиан». В этом фантастическом повествовании авторы почему-то в качестве мишени для своих насмешек, сарказма, иронии избрали такое святое чувство, как патриотизм. Вот что сказано у них об одном герое: «Без ноги он жить может, а без патриотизма у него не получается». Авторы должны были бы не потешаться по такому поводу, а сказать себе и другим людям: «Без патриотизма вообще ничего не получится, не напишется без этого святого чувства и хорошая, честная и нужная народу книга!»

Письмо Бориса брату, 1 апреля 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Письмо твое получил, спешу ответить.

1. Путевки я выкупил. Настоящим прэдлагаэтся вам прибыть днэвным поэздом в город Лэнинград 6-го апрэля сэго года. Переночуем и — в путь, в путь, в путь!

2. Я лично тоже склоняюсь к мысли, что речь Алексеева сыграет свою роль. Хотя все, с кем я говорил, вполне справедливо полагают, что через две недели об этой речи и не вспомнят, но именно сейчас по ОО удар нанесен будет. Я уж смирился.

3. Из «Авроры» пока ни слуху ни духу. Может быть, когда Косарева вернется из Москвы?

4. Кино- и теледеятельность твою полностью одобряю. Сценарий мультяшки при необходимости напишем. Это, между прочим, неплохие деньги. Кстати, Алимов — это не тот Алимов, что иллюстрировал «Шесть спичек»?

5. Лешке звони и звони. Звони в разное время суток — застанешь. Не стесняйся: то, что ты расскажешь, Лешку не может не заинтересовать.

5. Давеча поздно вечером вдруг раздается звонок из Дрездена. Приглашают читать лекции перед преподавателями и студентами Дрезденского технического университета. Там, оказывается, все — наши страстные поклонники и хотят лицезреть и слышать. Лекции — «литературно-философского содержания». Поскольку мне было совершенно ясно, что затея бредовая и невозможная, я согласие дал. Интересно, по каким это нашим произведениям они нас знают? По СБТ, что ли? Жаль, что не расспросил — плохо было слышно да и не совсем ловко.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Ленке — привет!

P. P. S. Как билет возьмешь — телеграммку дай.

Рабочий дневник АБС 7.04.70

Прибыли в Комарово.

Ком<наты> 23, 17.

Аборигены эволюционировали не по линии сохранения вида, а по сохр<анению> индивида. Берег Шевелящихся Холмов. Отсюда — сознание огромного собственного превосходства перед всеми остальными живыми существами. Понятие жертвы полностью совпадает с понятием удовлетворения, счастья.

Технологии нет. Огромный опыт 3-х миллионов лет эволюции, знают, как, что и почему, но вмешаться не могут — только скрещивание [подстраничное прим. БНа: с аборигенами]. Гибнут от старения генной структуры.

Обреченная планета. Работа спасателей: спасти ветвь эволюции. Уже подобрана другая планета у другой звезды.

Для кротов и для Маугли люди не отождествляются с Маугли: они для них затеряны среди роботов, экскаваторов, кораблей. К тому же нашествие людей ассоциируется с сохранившимися в памяти нашествиями мутировавших местных животных (жесткое излучение солнца): крабы, спруты, птицы и т. д.

После каждой главы — короткое moralite, взгляд со стороны, зачеркивающий представления читателя и действующих лиц о событиях.

1. Тень в корабле.

2. Гибель киберов.

3. Находка и осмотр корабля.

4. Гибель одного и спасение другого.

5. Попытка вылазки и гости.

8.04.70

Б. болеет: зуб, ангина, простуда вообще.

9.04.70

Сделали 2 стр. ГО

У Б. +38,3°, А. пошел за водкой.

10.04.70

Сделали 3 стр.

Вечером сделали 2 стр. (43)

У Б. утром 37,0°.

11.04.70

Сделали 5 стр. (48)

Сделали 2 стр. (50)

Приехала Адка.

12.04.70

Сделали 5 стр. (55)

Сделали 2 стр. (57)

1. Об Эксперименте.

2. Кто кем надеется стать при следующей бирже.

3. Кто какого конца Эксперимента ждет. (Что такое счастье.) (Изя со своими раскопками обезнадеживает всех.)

Изя издевается над Андреем («Мне работа мусорщика — мусоргщика, — что любая другая») — это сладострастное унижение, мазохизм. Ты такой способный, но ради большого дела готов выполнять самую унизит<ельную> работу.

Фриц с Андреем очень схожи, в спорах держатся одной линии.

13.04.70

Сделали 5 стр. (62)

Сделали 2 стр. (64)

14.04.70

Сделали 5 стр. (69) Конец I части.

Сделали 2 стр. (71) [35]Вероятна отсылка к «Задачам союзов молодежи» В. Ленина: «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество».

15.04.70

Сделали 5 стр. (76)

Сделали 2 стр. (78) [42]Мнимый автор мнимого романа «Долгие сумерки Марса», социологическая «пустышка», включенная в список реальных авторов НФ из анкеты КЛФ МГУ для определения достоверности ее результатов. Анкета распространялась среди любителей фантастики в 1966–67 гг., ее итоги были подведены в сборнике «Фантастика, 1967».

Пили шампанское и запеканку.

Андрей спросит, что такое Падающие Звезды. Название знакомое, но что такое — забыл.

16.04.70

Сделали 5 стр. (83)

Сделали 2 стр. (85) [49]Датировка составителей.

17.04.70

Сделали 6 стр. (91)

Сделали 2 стр. (93) [57]В мае 1967 года А. Солженицын направил IV Съезду советских писателей открытое письмо, в котором призвал покончить с цензурой. После этого был подвергнут преследованиям и газетной травле, исключен из Союза писателей.

18.04.70

Сделали 5 стр. (98)

Сделали 2 стр. (100) [64]Речь о номенклатурном работнике Г. Денисове. Однако «довести Венгрию до 56-го года» он не мог, поскольку был там послом в 1963–1965 гг.

19.04.70

Сделали 5 стр. (105)

Сделали 2 стр. (107) [71]Строки «Песни о нейтральной полосе» В. Высоцкого.

20.04.70

Сделали 5 стр. (112)

Сделали 2 стр. (114) [78]Любимая наша с АНом присловка из «Сталки и Ко». — БНС. Глава «The Last Term»: «Hellish dark and smells of cheese». Киплинг цитирует «Handley Cross» (гл. 57) Р. Сертиса.

21.04.70

[дневник приездов: 21.04.70. Вернулись из Комарова. Писали ГО.]

Сделано 5 стр.(119) [83]На самом деле — английский. — В. Борисов.

По приезде в прокуратуру у Изи не оказывается папки. «Еврейские штучки». У люльки дна нет.

Отъезд в Лрд.

22.04.70

[дневник приездов: 22.04.70. Кейфуем.

Смотрели «Коммунист», прерывались.]

Бездельничали.

23.04.70

[дневник приездов: 23.04.70. Уезд в Л-д.]

Арк убыл в Москву.

Письмо Аркадия брату, 28 апреля 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

Докладываю по порядку:

1. Забрал у Светланы сценарий ТББ, отнес к машинистке. Сегодня всё будет готово. Один экземпляр переправлю к Тарасову, как договорились, с упором на то, что хочу повидаться с Сахаровым. Один экз. у меня просит на ознакомление худрук театра Вахтангова. Тоже дам, не жалко. Всего экзов четыре, не считая оригинала.

2. Насчет ОО — ничегошеньки. Сегодня мадам, по словам Нины, должна ругаться с главлитчиками, вечером обещалась позвонить мне.

3. Заходил в «Юность», говорил с Озеровой. Показала мне подписанный Полевым план номеров на сентябрь-октябрь. Черным по белому значится: А. и Б. Стругацкие «Отель „У погибшего альпиниста“», № 9 (сентябрь). Повесть уже на иллюстрации.

4. Больше нигде не был и ни с кем не говорил. Навалилось здесь на меня, пока я был в Комарове — целая туча редактуры, заявки от моей службы, сижу и вкалываю.

5. Да, звонил на Мультфильм. Там неудача. Заявка наша не подходит. Я вяло и неопределенно обещал после праздников к ним зайти.

6. Завтра утром у меня свидание с Борецким. По его словам и таинственному тону можно подумать, что что-то все-таки наклевывается. Но, сам понимаешь, до суммы прописью верить ничему не стоит.

Вот пока и всё. Жара стоит несусветная. Сижу весь мокрый.

Еще незадача: окончательно вышел из строя холодильник. Очень своевременно. Погибла за одну ночь вся закупка мяса и еще чего-то. Придется бродить и выпрашивать, не продаст ли кто холодильничка. М-м-мать!

Привет Адке, поцелуй маму.

Твой Арк.

ПС: Деньги от Ленфильма получил. 422 ру.

Письмо Бориса брату, 2 мая 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Получил твое письмо. Сделал вывод, что состояние дел в Москве в целом удовлетворительное. Ладно.

1. 29 апреля я был в «Авроре» и подписал там договор (за тебя тоже). Условия обычные: 300 за а. л., на 8 а. л., срок представления 15.02.71. Теперь это должен завизировать директор Лениздата (ихнее начальство), и тогда где-то в конце мая — начале июня дадут аванс. Они просили только по возможности уложиться в 7 листов и избегать острых формулировок.

2. С Лениздатом и ДоУ ничего не вышло. Собственно, в Лениздате понравилось всем, даже Копытину (завредакцией), который ненавидит фантастику всеми фибрами и жабрами, но наверху, в обкоме, как я понимаю, «не рекомендовали». Дмитревский с Брандисом забрали рукопись из Лениздата и снова сунули в Лендетгиз, в сборник 72 года, но это уже, как ты сам понимаешь, на соплях: слишком уж нескоро.

3. Кстати, не пора ли «Юности» выплатить нам одобрение? А?

4. А ты подкинь все-таки на Мультфильм эту идейку: «Пришельцы на Земле». Вдруг им и понравится.

5. Пиши, пожалуйста, дату на письмах. А то пишешь: «завтра я то-то», а когда это завтра — ни хрена не понять.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

Письмо Аркадия брату, 7 мая 1970, М. — Л.

Дорогой Борик.

1. Что договор идет с «Авророй» — это хорошо. А я вот вчера не смог присутствовать на вечере «Авроры» в Политехническом музее. Во-первых, сообщили мне об этом только на самом кануне. Во-вторых, в этот вечер в моих Электроуглях имел место партком — обсуждение нашего патентного отдела, и поскольку я хожу на работушку раз в месяц, увиливать мне было совершенно не с руки. Мне звонили Дмитревский и Косарева, и я старался приехать хотя бы к 9 вечера, под занавес, но не удалось: освободился только после восьми, потом полчаса ждал электричку, потом ехал 40 минут до Москвы, а оттуда еще полчаса добираться до этого музеума. В общем, некрасиво получилось, но здесь моей вины все-таки нет.

2. С ОО по-прежнему все висит. На мой взгляд, это настоящий саботаж. Нина бесится, Калакуцкая тоже. Накануне праздников, Нина рассказывала, они со злости и ради интереса звонили ТУДА через каждые полчаса, им все отвечали, что их-де превосходительство отсутствуют, придут через полчаса, просили позвонить через часок, опять куда-то ушли, велели сказать, что сами позвонят через полчасика, нет, только что ушли на совещание и т. д. и т. п. Понимаешь? Эта сука избегает работников издательства, норовит улизнуть. Саботаж, форменный саботаж. Нина обещалась кровь из носу выдрать у них все-таки твердое да или нет, но вот уже четверг, а ничего не слыхать. Я уж Нине и звонить боюсь.

3. Говорил с Борецким. Светлана, жена Борецкого, одна из ведущих актрис МХАТа, только что вернулась из гастролей в Японии, а была она там с Павленком Борисом Владимировичем, новым заместителем Романова и, возможно, скорым его преемником. В Москве они семейно встретились. Выяснилось: а) Павленок — большой любитель фантастики; б) Павленок — большой любитель Стругацких и читал их вдоль и поперек; в) Павленок считает, что Стругацкие должны непременно работать в кино; г) Павленок интересуется, пробовали ли они (Стругацкие)… Тут-то Борецкий и выложил аргумент свой единственный и передал Павленку заранее припасенные: сценарий ТББ, сценарий про партизан и женщину из будущего и заявку на телевидение по «Возвращению». Это случилось буквально на днях, кажется, позавчера, и, вероятно, я так понял, Павленок, по прочтении, захочет со мной увидеться. Но это уже где-то на следующей неделе. Между прочим, Павленок — белорус. Занял этот новый пост две недели назад. Гм. Кроме того, Борецкий прорвался непосредственно к Иванову, директору Центрального телевидения, и всунул ему сценарий про партизан. Будем ждать.

4. На «Мультфильм» я пока не звонил. С «Мосфильмом» тоже пока не связывался.

5. Получил письмо из Казани от Светланы Шнегас из «Комсомольца Татарии». Помимо всего прочего она сообщила, что казанское издательство ищет с нами контактов и ждет от нас предложений на опубликование какой-либо книги с новыми произведениями. Я ответил, что предложить можем заявку на книгу в 20 листов в составе: ДоУ и новую, еще не имеющую названия вещь, на которую заключен договор с «Авророй». Думаю, я прав? Если дело пойдет на лад, спишусь непосредственно с издательством, может быть, даже съезжу к ним, договор, аванс, то, се. Публиковать будут на русском и на татарском.

6. Сегодня я впервые живу по-человечески, без нервотрепки. Во время праздников нашел у одних знакомых лишний холодильник, вчера утром на своем горбу (с помощью грузотакси) переволок его домой. Обошлось в 15 руб. Холодильник стоит 70 руб. Ура.

Вот все мои новости.

Обнимаю, жму. Твой Арк. Привет Адке, Росшеперу. Поцелуй мамочку.

Письмо Бориса брату, 10 мая 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

1. Жалко, что так получилось с твоим выступлением в Политехническом. Я, вероятно, буду иметь за это фитиль. Ну, будем надеяться, что на финансовой стороне это мало отразится.

2. Сведения про Павленка — очень интересно. Независимо от конкретных последствий знакомство и приятельство с замом начальника такого департамента — это вещь! Всегда приятно, когда открываются перспективы, даже если они через неделю и закрываются.

3. Действия твои в Казани, естественно, полностью одобряю. Если будет свобода выбора, лучше, может быть, заключать договор отдельно на ДоУ, чтобы поскорее издали, а отдельно на ОМ. Это если, скажем, договор будет заключаться на 71-й год. Впрочем, тебе там виднее.

4. Давеча вдруг приходит бандеролька из Риги — «Далекая радуга» на латышском. Очень мило, но не это главное: приложено письмо — завредакцией просит выслать данные (мои и твои) для перечисления гонорара! Значит, это были-таки не зряшные слухи насчет гонораров в союзных республиках. Я, натурально, срочнейше выслал им наши данные, не стал даже тратить времени на достатие справок о детях. Посмотрим, чем это кончится. Сумма небось мизерная, но ведь и то дар небес.

5. Кстати, что там в Болгарии? Не собираются прислать экзы? Спроси в иностранной комиссии. Сам не хочешь с этим связываться — выясни адрес издательства, я напишу.

6. С прискорбием отмечаю, что опять ты не держал перед собою моего предыдущего письма, пиша ответ на него. Я там спрашивал и спрашиваю вновь: как насчет 60 процентов в «Юности»? По всем законам, мы вроде бы имеем право.

7. У нас тут ходят слухи о пленуме ЦК по вопросам литературы. Ты что-нибудь слышал? Может быть, именно из-за этого ТАМ так тянут с ОО? Не дай нам с тобой бог загреметь в постановление! Жизни больше уж не будет совсем.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет. И поздравления — с новым холодильником.

Письмо Аркадия брату, 14 мая 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

1. Вчера в 9.30 состоялась историческая встреча А. Стругацкого и Ю. Борецкого с тов. Павленком. Имела она место в кабинете Баскакова в Госкомитете по кину. Баскаков был выжит, а вселился Павленок. Никаких ощутимых результатов встреча не имела, был обмен улыбками и взаимное оглаживание.

Но! Еще накануне тов. Павленок прочитал сценарий про партизан и женщину из будущего, восхитился и направил его на Минскую студию со своей рекомендацией. Жена Борецкого едет туда послезавтра и будет всё узнавать, как там это принято. Впечатление: Павленок будет держать мазу за нас. Взял у меня последний вариант ТББ и нашу заявку на телевидение, помнишь? По В, ПкБ, Др и пр. Взял также телефон, сказал, что будет мне в ближайшее время звонить.

2. Из Казани пока ничего.

3. Нина звонила, сказала, что дело сдвинулось с мертвой точки. Что ТАМ передали, будто теперь всё в порядке, остались только малые доделки, которые будут решены с Ниной ТАМ же в рабочем порядке. Но вот уже неделя, как Нина не может добиться приема ТАМ, чтобы покончить с этим делом.

4. Из Риги тоже получил и тоже отправил письмо. Справку о детях (свою, естественно, твоей у меня нема) отправляю сегодня. И тебе советую. Нечего их поощрять, как говорит Нина.

5. В «Юности» и Инокомиссии не был недели две. Так что насчет одобрения и насчет экзов из Болгарии ничего не знаю. Ужо схожу, а покуда некогда.

6. Слухов насчет пленума не имею. Впрочем, по образу жизни моему нынешнему — и иметь-то не от кого.

7. Прочел тут Шевцова «Во имя…». Вот вонища!

Пока всё. Обнимаю, целую, твой Арк.

Привет твоим, поцелуй мамочку.

Письмо Бориса брату, 18 мая 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Вообще-то новостей никаких, слава богу, нет. Пишу просто чтобы ответить. Наш бог снова переселился в Москву.

1. Насчет Павленка — интересно. Если бы он действительно встал за нас хотя бы самым умеренным образом — это было бы здорово.

2. Я никуда сейчас не звоню и ни с кем не общаюсь. Дело в том, что… Впрочем, я лучше расскажу тебе при встрече.

А суть: для всех я нахожусь сейчас в Москве по твоему срочному вызову. Это мне понадобилось, чтобы уклониться от кое-каких обязанностей, которые хотели мне навязать в Союзе. Впрочем, и звонить-то некому особенно. Вопрос об авансе в «Авроре» можно будет поставить только в конце мая (по договоренности). А больше дел в Ленинграде фактически не осталось. Да, брат, бог теперь в Москве.

3. Мама уехала в дом отдыха в Зеленогорске. Звонила оттуда, говорит — хорошо.

4. Перечитал вчера ГО. Нет, брат, это может быть хорошая вещь! Это мы с тобой напишем! Даже жалко, что придется отвлекаться на халтуру. Впрочем, может быть, это даже к лучшему: ГО надо растянуть во времени, чтобы было время вспомнить и забыть — вспомнить важное, забыть неважное.

5. Перечитываю сейчас Фейхтвангера — подряд, начиная с «Иудейской войны», — а также помогаю Адочке в ее работе, черчу всякие графики и рисую картиночки.

6. А новостей нет.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

Почитатели замучили — валят валом и обрывают телефон.

Письмо Аркадия брату, 22 мая 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

Есть новости. И ты прав, бог снова переселился в Москву, Бог Милостивый, Снисходительный и Улыбающийся.

Пл. Ногина выпустила наконец ОО из своих когтистых лап. Разрешение на публикацию дано. Стало, кстати, понятно, чем объяснялась такая затяжка, но об этом при встрече. Стало известно лишь, что мы — правильные советские ребята, не чета всяким клеветникам и злопыхателям, только вот настрой у нас излишне критически-болезненный, да это ничего, с легкой руководящей рукой на нашем плече мы можем и должны продолжать работать.

Итак, ОО на марше снова.

Но!

За это время успели рассыпать набор, и теперь мне приходится начинать всё с самого начала.

Перепечатать текст на машинке (разумеется, со всеми исправлениями и купюрами).

Вычитать машинописный текст (о боже милосердный!).

Производственный отдел дает нам зеленую улицу, Софья Никитична (нач. отдела) могучим плечом уже сейчас раздвигает нам дорогу в толпе детгизовских изданий.

Вычитать верстку.

Произвести все необходимые производственникам манипуляции на предмет сокращения или удлинения абзацев и строк, чтобы уместилось на полном числе печатных листов.

Ждать выхода книги. (Впрочем, предварительно опять-таки потребуется ТАМОШНИЙ штамп, но ТАМ поклялись, что читать снова больше не будут и штамп поставят не глядя.)

Подсчитано, что если все пойдет гладко (в производстве), то книга выйдет где-то в сентябре.

Одновременно я закинул Нине удочку насчет сорока процентов. (Нищета одолела, то-се, лето, дача, дети.) Нина ходила к юристу и выяснила, что это можно при наличии от нас заявления — де после одобрения прошло больше года и пр. Заявление напишу.

Вот такие дела, как пишет Курт Воннегут (см. «Новый мир» 3).

В остальном новостей нет.

Получил от мамы открытку, ответил, но письмо будет идти долго. Будет мама звонить — передай любовь и поцелуи.

Жму и пр. твой Арк. Адке привет.

Письмо Бориса брату, 29 мая 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Долго отвечал, ибо отвечать было нечего. И сейчас нечего, да совесть заела — лежит твое письмо в столе, такое безответное, бедненькое. Дай, думаю, отвечу.

1. Только что звонил в «Аврору» насчет аванса. Ранее мы договорились, что вопрос этот будет решен в конце мая. Андрей Островский сказал, что он болел, только что вышел, но что, с его точки зрения, всё должно обстоять благополучно. Обещал выяснить и сообщить.

2. Пришли деньги из Риги. 281 руб с копейками. Ннничего! Это получается по сто рублей за лист. Что ж, если бы теперь во всех пятнадцати союзных республиках да еще в чертовой уйме автономных областей, краев и прочих административных национальных округов издали по одной ДР — зажили бы мы припеваючи!

3. Из ГДР пришло письмо. Карл-Людвиг Рихтер осведомляется, буду ли я читать лекции по-немецки и не вышлю ли я их, в противном случае, на предмет предварительного ознакомления с ними переводчика («чтобы передать все тонкости»). А мне тем временем ехать расхотелось начисто. Тошнит при одной мысли. Тяну с ответом и тайно надеюсь на административную волокиту в инстанциях, которые так затянут дело, что к осеннему семестру я в Дрезден не попаду, а дальше, глядишь, объявятся неожиданные дела, последует мое письмо с глубочайшими извинениями и т. д. То есть я бы, конечно, в Дрезден на недельку смотался. Но в течение двух недель читать лекции (по четыре в неделю) относительно связи фантастики с философией и наукой, даже за профессорскую зарплату, не хочу!

4. Подрабатываю частным образом, по соглашению — сокращаю рукопись Меерова для Лениздата на три листа. Мучительная работа. Но расплата — марочками!

5. Дави, дави на гадов! Да здравствуют 40 процентов — основа нашего благосостояния и благодатный костыль на дороге бедствий!

6. А скоро поработаем! Кстати, не хочется ли тебе поработать? Побродить, так сказать, среди Шевелящихся Холмов? А? Разленился, небось! Все с рефератиками да с рецензийками забавляешься. А семь авторских листиков хорошей добротной прозы, насыщенной выдумками, образами и гвоздиками — не хочешь ли выработать?! «Холмы были шевелящиеся. На пульте мигали кенотроны. Петр Семенюк тяжело облокотился на подлокотники и рассеянно поиграл кадыком…» Эх, было же время!..

Мама возвращается числа шестого. Десятого, наверное, надо будет приступать. Не дрогнем, а?

Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет!

Письмо Аркадия брату, 2 июня 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

1. Не дрогнем. Особенно мощно не дрогнем, если не 10-го, а примерно 15-го, понеже мои соплявки сдают здесь экзамены и сессии, и мне не хотелось бы оставлять Ленку наедине с этим истерическим ужасом. Тесть и теща умыливаются послезавтра на дачу. А вот начиная с 10–15 (по обстоятельствам) всласть пошевелим семенным кадыком на Шевелящихся холмах. Кстати, а как там с договором с «Аврориным»? Насчет шестидюймовки я понимаю, а как реально подписанный договор — существует он или нет? Ибо если он не существует, тогда, соответственно, призрачнеют шансы на аванс, и я решительно отказываюсь тащиться в Шевелящиеся холмы и предпочту <…> моего друга-следователя.

2. Сидю у в кабинете, загораю и на потолок плюваю. Передо мной заново перепечатанная рукопись ОО, стоит она пока 80 р. Я ее призван считать к утру среды, после чего явиться к Нине и с помощью художественного редактора разметить места для иллюстраций. Затем, видимо, она (рукопись) пойдет в производство. Нина надеется, что еще до ее отъезда в отпуск (до 15 июля примерно) получится верстка, а по приезде (в августе) и сверка, после чего бездумный штамп на Ногина и в сентябре. Эх, хорошо бы.

3. Насчет 40 % идут переговоры, пока всё затянуто туманом.

4. С кино тоже пока новостей никаких. Вот-вот должен позвонить мне Павленок и пригласить на беседу. Был у него Юра Борецкий, беседовал. Павленок предложил переделать нашу заявку на «Далекую Радугу» из серии телефильмов на двухсерийный широкоэкранный фильм, что я и сделал. Борецкий уверен, что эта заявка и короткометражка про партизан имеют все шансы пройти. Но до суммы прописью я ему не верю.

5. Стало известно, кто в нашей делегации на симпозиум в Японии. Это: Иван Антонович с супругой (это, действительно, необходимо, он плохо себя чувствует), Рим Парнов, Кагарлицкий, космонавт Леонов и Бережной (это украинский фантаст). Вот так-то, брат Борис. Да оно и к лучшему.

6. Издали ТББ на гишпанском языке. Очень красивая книжка получилась. Вот смотри же ты, даже с нашей ё… полиграфией можно такие хорошие издания производить. Привезу.

Вот пока всё. Привет Адке. Маме я письмо написал.

Целую, жму предплюсну, твой Арк.

Письмо Бориса брату, 5 июня 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

1. Подписанный договор с «Авророй» не только существует, но уже получено мною по этому договору что-то порядка 250 рублей. Получено позавчера, так что и ты скоро получишь, если уже не получил. А это значит, что работать-таки придется среди Шевелящихся Холмов, а не среди <…> нашего друга следователя.

2. Мамочка прибывает завтра. Буду ее встречать. Против твоего приезда числа 15-го отнюдь не возражаю — погоды стоят жаркие, ленивые, и так сладко ни о чем не думая копаться в марочках.

3. Ты все-таки до отъезда протолкни дело насчет денег не только в Детгизе (там, как я понял, толчок был дан), но и в «Юности». Что-то меня беспокоит твое молчание по поводу «Юности» — хотелось бы все-таки вырвать у них 60 процентов. А уж как получится с т. Павленком — будем только бога молить. Я с Лешкой о нем разговаривал, и Лешкины глаза загорелись: Павленок — третье лицо в Комитете. Шутки! Оч-чень полезное знакомство.

4. Как нас в «Правде» пропечатали, небось не заметил? Газет небось не читаешь? Оч-чень даже здорово получилось и весьма пикантно. Эх, будь на нашем месте истинно деловые люди, как бы стопроцентно они это использовали! На всякий случай сообщаю (если тебе еще не сообщили, что возможно): в «Правде» от 3, кажется, июня в статье, посвященной космонавтам, на стр. 3, смотрю это я — что-то знакомое! Ба! Рассказывается что-то там про Королева и сообщается между прочим, что в его архиве нашли какие-то бумажки, на коих его личным почерком написаны стихи: «В предутренний ветер, в ненастное море, где белая пена бурлит…» и т. д. Помнишь? Из СБТ. На нас ссылки, натурально, нет, и вообще ощущается тень намека, что это написал сам Главный конструктор, но факт есть факт. Так что ты везде об этом рассказывай — вдруг чем-то поможет. Да и приятно все-таки, хоть стихи и дерьмовенькие. Так что теперь нас не тронь — мы в ЦО печатаемся. Как Евтушенко.

5. По-моему, огорчило тебя, что не пустили в Японию. Плюнь! Всё это, ей-богу, к лучшему. А я уж теперь хрен поеду в ГДР. Лекции вам читать? Хера! Не пускать так не пускать.

Кстати, здесь был Лео Кошут, главред гедеэровского изд-ва, которое печатало СБТ. Я говорил с ним по телефону. Он сказал, что в их изд-ве только несколькими тиражами вышла СБТ и какие-то рассказы. Намекнул, почему больше ничего не вышло. Сказал, что деньги можно получить по приезде в ГДР, в любое время. Когда-нибудь съездим. Без лекций только. На пару дней.

6. А что слышно из Казани?

7. Я тут вкалывал на Меерова. Здорово поработал, в поте лица. Сократил на два с половиной листа. Посмотрим, что будет.

Ну вот, пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет! Девчонкам — ни пуха ни пера.

Случались и такие письма. Когда вроде бы и тема ушла в прошлое.

Из архива.

Письмо к АБС с «Ленфильма», 15 июня 1970

Уважаемые Борис Натанович и Аркадий Натанович!

30 января с. г. вам было направлено письмо, в котором была изложена точка зрения сценарно-редакционной коллегии студии на представленный вами по договору от 25 апреля 1969 г. третий вариант сценария «Дело об убийстве». В заключении мы предложили вам ответить, согласны ли вы продолжить работу над сценарием сверх 3-го варианта в духе предложенных нами замечаний.

Студия до сего дня не получила от вас ответа и вынуждена расценивать это как отказ от дальнейшей работы в предложенном направлении. В связи с этим студия считает договор с вами от 25 апреля 1970 г. на написание сценария «Дело об убийстве» на основании § 10 расторгнутым с сохранением за вами ранее полученных авансов.

Главный редактор киностудии «Ленфильм»

И. Головань

Рабочий дневник АБС

[дневник приездов: 20.06.70. Приезд 16.06.70. <…> Тужимся над сюжетом «Операция Маугли».]

17.06.70

Работаем у мамы.

Цивилизация — система социальной организации разумных существ, призванная создавать и обслуживать новые материальные и духовные потребности.

офтальмограф

офтальмоскоп

Малыш: Морщинистые острова

История об изобретателе вечного двигателя. Инопланетяне строят. Не работает. Прилетела ракета скорой помощи, взяла изобретателя и увезла. А двигатель заработал.

18.06.70

Гетероморфы. Киберов принимают за взрослых, людей — за детей. Попытка контактов — подражание охотничьим повадкам киберов. Дважды подрывали почву под «матками» — принимают корабли за взрослых особей, — чтобы перевести в более приятную среду обитания.

Герои попали на Морщинистый остров, являющийся инкубатором — детским садом. Корабль убил целое гнездо мальков. Возникла враждебность: киберов убивают, Айзека крадут и переправляют на материк. Изгоняют корабль.

[см. таблицу на стр. 527–528]

19.06.70

Утром сделали 6 стр.

Вечером сделали 2 стр. (8)

1) Малыш уходит к людям добровольно;

2) Малыша увозят насильно;

3) Малыш не входит в контакт;

4) Малыш остается добровольно;

5) Малыша задерживают предки;

6) Малыша люди не берут с собой;

7) Малыша убивают люди сознательно;

1 Имеется в виду — бить током. — БНС.

8) Малыша убивают люди не ведая;

9) Малыша убивают предки (случайно или нарочно);

10) Малыш кончает самоубийством (героически или по личным причинам).

20.06.70

Думаем заново. Написанное похерили.

21.06.70

Находка корабля.

Часть 1 (до идентификации)

1. Происшествие с роботами. а) Возвращаются роботы. б) Остановившийся робот.

2. Зрительная галлюцинация. а) Видит, проснувшись. б) Малыша сквозь изображение, следы.

3. Слуховая галлюцинация. а) Голосовая галлюцинация (репортаж с корабля). б) 2 случая «шагов».

4. Запах. Каждый раз сопровожд<ает> галлюцинации в корабле.

5. Псевдо: а) случай с куклой, б) исчезновение пленок из регистрирующей аппаратуры.

Часть 2 (идентификация)

1. Появление Малыша в кают-компании, все видят, бросаются в погоню. Малыш катится по болоту.

Сюжет:

1. Беседа, обсуждение случившегося. Ксеник: «он», Стась: «Они». Ксеник опознал в лицо.

2. Телеграмма, идентифицирующая корабль: супруги Семеновы с годовалым ребенком.

3. Уверились, что ребенок выжил. Вандерхузе идет давать телеграмму, что работали напрасно.

5. Доказательства разумности воспитателей:

а) прямохождение;

б) искусство имитации человеческой речи;

в) псевдо: роботы реагируют как на человека.

6. База предлагает: выловить и попытаться вернуть в лоно человечества, предоставить свободу выбора. Стась: за. Вандерхузе: за. Дик: ноет (живет себе, хорошо ему, зачем ловить, калечить). Ксеник отмалчивается: он подозревает разумность, а контакт после погони и пленения — это не контакт. А если сказать, что разумный — у ксеника отберут все прерогативы? Нет, не отберут. Он сам — член Комиссии и имеет право осуществлять Контакт.

7. Обмен телеграммами с Комиссией. Объявлена зона контакта со всеми вытекающими. Каспар загоняет всех в корабль и выходит в поле с транслятором.

8. На следующее утро. «Он идет». Некоторое удивление, что идет, неохотно, но не боясь. Стась его рассматривает в дальномер. Описание. Малыш садится перед Каспаром. Контакт начат.

9. Через сутки. Дик ноет, всё ему не нравится. С мрачным видом чистит оружие. Обучение языку закончилось.

10. Следующий день: разговор с Малышом. Слушают все в кают-компании. Одновременно записывается и выстреливается импульсами в Комиссию.

Недоразумение:

1. Роботы — старшие, Малыш требует увидеться с ними. Вызывают робота. «Они неживые». Демонстрация железа. Малыш в унынии: ему представляется, что люди и он сам со временем превращаются в машины.

2. «Я хочу с вами улететь». — «Конечно, хоть сейчас». — «А мы вернемся?» — «Обязательно». Малыш снова в унынии: его задача — убрать землян с планеты.

3. Малыш получает впечатление, что без него контакт невозможен.

Ничего его не интересует. Сам рассказывает охотно, но задает только десяток одних и тех же вопросов. После двух раз беседа переносится в кают-компанию. Показывают кино, дают музыку. Никаких признаков интереса.

Постоянные вопросы Малыша:

1. Вас много? (Сколько вас?) Если вы не будете, другие придут?

2. Вы очень хотите контакта?

3. Очень я необходим для контакта? Если меня не будет, контакт будет?

4. Если я с вами улечу, вы вернетесь? Если я улечу, возвращение будет?

5. Зачем вы хотите контакт? — Мы будем рассказывать вам, вы будете рассказывать нам.

22 июня 1970 г.

Стась Попов — кибертехник, 20 л.

Каспар Тендер — ксенопсихолог, 30 л. [справа: «Геннадий Комов — Капитан»]

Ричард [ «Морзе» — перечеркнуто] Мирер — квартирьер-топограф, 22 л. [справа: напр<имер> Майка]

Яков Вандерхузе — капитан, 32 л.

Сделали 5 стр.

Вечером сделали 2 стр. (7)

23.06.70 Сделали 5 стр.

Вечером сделали 2 стр. (14)

С таким блоком акс<иомати>ки не только в люди. Всё будешь сомнению подвергать.

24.06.70 Сделали 5 стр.

Вечером сделали 2 стр. (21)

25.06.70

Сделали 5 стр.

Вечером сделали 2 стр. (28)

26.06.70

1. Причина катастрофы.

2. Игрушки и кройка-шитье.

3. Положение скелетов.

4. Микрофлора и микрофауна Земли.

5. Архив.

6. Утечка выжившей кибертехники.

Сделали 5 стр.

Вечером сделали 2 стр. (35)

27.06.70

Сделали 5 стр.

Вечером сделали 2 стр. (42)

28.06.70

Сделали 5 стр.

Вечер. сделали 2 стр. (49)

1) Невооруженным глазом было видно, что проекту «Ковчег» пришел конец.

2) Скорее всего нас отсюда попрут со страшной скоростью, и воцарится здесь КК.

29.06.70

[дневник приездов: 29.06.70. Написали 56 стр. «Малыша». <…>]

Сделали 6 стр.

Вечером сделали 1 стр. (56)

30.06.70

Сделали 5 стр. (61)

и временно прервались.

1.07.70

[дневник приездов: 1.07.70. Дописали 63 стр. Сегодня уезжаю.]

Арк уезжает.

Письмо Аркадия брату, 6 июля 1970, М. — Л.

Дорогой Борис!

Начинаем летнюю переписку.

1. С Ниной увидеться не пришлось, только обстоятельно разговаривали по телефону. ОО приходил из производственного отдела, Нина сняла вопросы корректоров и производственников, сейчас рукопись направляется непосредственно в набор. Случится это либо сегодня, 6 июля, либо через день. Нина уезжает в отпуск на месяц, управление нашими делами передала Эле Микоян, так что держать связь я буду с нею. Относительно денег — всё в порядке, деньги нам выслали (по слухам) третьего, так что будем ждать.

2. В «Юности» имел место некоторый шухерок по поводу нашей фотографии. Я вернулся как раз в тот день, когда Ленке строго предложили незамедлительно и категорически достать наш портрет. Каковы нравы? Ну, я на следующее утро туда. Конечно, никого там на месте нет. И это было к добру. Пошел я в ЦДЛ и носом к носу натолкнулся на Лесса — помнишь, этот спецфотограф по писателям? Всё утряслось моментально. Лесс был страшно доволен, поскольку финансово оправдывал затраты на фотопринадлежности, проявление и пр. Я был страшно доволен, потому что от меня отстали. Худредактор был страшно доволен, потому что фото у Лесса качественные и ретушировать не придется. В тот же день, двумя часами позже, я увиделся с художником Новожиловым, который сдавал иллюстрации для первого нашего номера. Мне страшно понравилось. А вот что мне НЕ понравилось. Ребята в «Юности», с которыми я разговаривал, с гадливостью рассказывают, что Железнов, ответственный секретарь, взялся сейчас сам читать перед сдачей в набор и обнаруживает вопиющее отсутствие литературных талантов (у себя): ему неизвестны, а следовательно объявлены в русском языке несуществующими, слова типа «брылья», «нищеброд» и пр. Озерова предложила мне быть всё время в пределах досягаемости, чтобы по первому свистку выехать и вступить в сражение, ибо она ничего поделать с ним, Железновым, не может. Впрочем, полагаю, все утрясется. Как поеду туда, так и поговорю с Озеровой насчет одобрения.

3. Больше существенных новостей нет. Между делом прочитал Шевцова «Любовь и ненависть». Страшненькая книжечка. Между прочим, прошел слух, будто в ЦК вынесли решение о строгом партийном взыскании Шевцову — по совокупности. Если это правда, то было бы неплохо.

Вот всё пока.

Привет Адке. Поцелуй маму.

Твой Арк.

Письмо Бориса брату, 10 июля 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Письмо твое, наконец, получил. Ай да ты! Обещал ответить, в смысле отписать, на другой же день по приезде, а что получилось? Впрочем, понимаю: писать было особенно нечего. Мне тоже писать-таки особенно нечего, но пишу!

1. Ходил в Литфонд, подал заявки на первую половину сентября и на вторую половину октября. Обещали.

2. Вышла книга Бритикова о фантастике. Я ее еще не видел, но некоторые видели и почитывали. Говорят, что книга странноватая. Насколько я понял, Бритиков там со страшной силой несет Немцово-Казанцева, что меня несколько (не сильно, впрочем) удивило, и — что удивило меня гораздо больше — много пишет о нас, причем в основном хвалит. Я, грешным делом, думал, что в связи с конъюнктурой Бритиков нас вообще вымарает, однако же — нет. Миша Лемхин рассказывал, что о нас там очень много, чуть ли не на каждой странице. Говорили мне еще, что хвалит (среди прочих наших вещей) ВНМ и ругает УнС (Новопашенный цитировал мне по телефону: «Улитка Стругацких ползет вниз по склону фантастики»).

3. Когда будешь разговаривать с Железновым, держись крепче. Такие разговоры насчет русского языка — это милое дело. Крой его эрудицией, ссылайся на Даля и Ожегова и соглашайся не более, чем с десятью процентами замечаний. Это дозволяется. На самом деле Железнов, конечно, озабочен убрать РУССКИЕ слова из повести, рассказывающей о НЕРУССКОЙ жизни. Это все разновидности борьбы с аллюзиями и ассоциациями, а также с многодонностью литературы. Я этого дела нюхнул в «Неве» по самую завьязку.

4. Я сейчас в основном читаю и помогаю Адке считать. Дней через десять мы, вероятно, уедем с ней куда-нибудь, но не больше, чем на две недели. Надеюсь еще получить от тебя одно письмо до отъезда. И было бы ИЗУМИТЕЛЬНО, если бы ты выслал мне ТББ на гишпанском. Это было бы ВЕЛИКОЛЕПНО!

5. Пришли ли деньги из Детгиза, не знаю. Впрочем, на днях пойду в сберкассу.

6. Завтра провожаю мамочку в Москву. На днях мы с ней сражались в тыщу, и я выиграл 70 коп. А до этого играли в девятку с Копыловыми, и я просадил пять рубликов. Вот не везло так не везло! У Копылова была пруха, он выигрывал подряд, прямо как тот хмырь у Гашека, и как он ни корчился, как ни мучился — все выигрывал и выигрывал. Мы его уже крыли по всячески и намеревались бить, но ничего не помогало. Он уж и Фортуну ругал шлюхой и падлой — не помогало. Карты ронял. Уходил надолго в сортир. Прерывал игру, чтобы пожрать. Нет, не помогало. В общем, выиграл за вечер больше восьми рублей!

7. Из фотографий Лесса я бы рекомендовал все-таки ту, где мы стоим у книжной полки. «Мы за машинкой» мне не нра. Какая-то она нарочитая. Впрочем, всё это моча.

Ну вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет!!!

P. P. S. Так вышли ТББ, а? Это было бы РОСКОШНО! Это было бы… ительно и… ейше!

P. P. P. S. И опять же ты забыл поставить дату, мать… мать… мать!!!

Анатолий Бритиков воспринимал творчество Авторов очень неоднозначно. В известнейшей монографии, вышедшей в 1970 году, отразились среди прочего и все его воззрения на книги АБС. Поскольку в письмах АБС сам Бритиков, его статьи и книги упоминаются часто, приводим несколько отрывков из этой монографии — суждения Бритикова о различных произведениях Авторов. Суждения, возможно, и ошибочные, но всегда аргументированные — просто он такими видел мир и литературу.

Из: Бритиков А. Ф. Русский советский научно-фантастический роман

<…>

Злой памфлет Стругацких «Понедельник начинается в субботу» (1965) — пародия более общая и менее удачная [чем рассказы Варшавского. — Сост.]. В повести немало просто развлекательных страниц, хотя и немало дельных выпадов против псевдонауки и псевдофантастики. Хорошо придумано учреждение, где та и другая «гармонически» объединяются: Научно-исследовательский институт Чародейства и Волшебства. Удачны образы сотрудников вроде Наины Киевны Горыныч или Януса Полуэктовича Невструева. Читатель не раз посмеется в отделе Линейного Счастья или Предсказаний и Пророчеств («Отдел был захудалый, запущенный»). Оценит, скажем, что НИИЧАВО отапливается и освещается от Колеса Фортуны и что «одно время модно было защищать диссертации на уточнение радиуса кривизны» этого счастливого колеса.

И все же остроумная «сказка для научных работников младшего возраста» (уточняет заглавие) получилась «довольно легкомысленной» (как предупреждает предисловие) не в шутку, а всерьез. Многовато в ней от хохмы, притом о вещах, зубоскальству мало сродственных.

Ведь НИИЧАВО занимается «прежде всего проблемами человеческого счастья и смысла человеческой жизни». Разумеется, нечего ожидать от профессора Выбегаллы, выращивающего «модель универсального потребителя», чье счастье «будет неописуемым»: «чем больше материальных потребностей, тем разнообразнее будут духовные потребности». Но для тонких Стругацких такой гротеск груб. Впрочем, и противостоящие Выбегаллам «честные маги» не отличаются глубиной мысли: «…даже среди них никто точно не знал, что такое счастье и в чем смысл жизни».

Правда, положительные персонажи НИИЧАВО «приняли рабочую гипотезу, что счастье в непрерывном познании неизвестного и смысл жизни в том же. Каждый человек — маг в душе, но он становится магом только тогда, когда… работать ему становится интереснее, чем развлекаться в старинном смысле этого слова». Но мы не видим причины упрекать того же Выбегаллу в том, что он не разделяет эту домашнюю истину. Он ли не самозабвенно «трудится» и он ли не видит в своем занятии смысла жизни?! А с другой стороны, разве «положительные» маги не занимаются такой же ерундой? Да и что другое им делать в НИИЧАВО?

Тем не менее авторы склоняются к тому, что упомянутая «рабочая гипотеза <…> недалека от истины, потому что, так же как труд превратил обезьяну в человека, точно так же отсутствие труда <…> превращает человека в обезьяну».

Какой труд — и какое отсутствие. Конечно, авторы все это прекрасно знают, но остановиться в своей всеобъемлющей иронии не могут. Вот и получается, что «позитивное» представление о труде, человеке и обезьяне, с точки зрения которого мы должны судить Выбегаллу, тоже вышло из какого-нибудь отдела Ординарного Шутовства. Нам кажется, в этом — главный просчет. Нам кажется, авторам не хватило чувства ответственности, которое диктует художественную меру.

<…>

Творчество Аркадия и Бориса Стругацких наиболее ярко отразило успехи и издержки освоения современным фантастическим романом социальной тематики. Дальше мы подробно остановимся на достижениях талантливых писателей, а сейчас попробуем выяснить источник просчетов.

Стругацкие начали как полемисты. В ранних повестях «Страна багровых туч» и «Путь на Амальтею» они выступили против теории предела, сводившей фантастику к ограниченному кругу технологических тем. Им принадлежит одна из самых известных книг о коммунистическом будущем «Возвращение» («Полдень. 22-й век»). Плодотворный спор вызвала фантастическая повесть-предупреждение «Трудно быть богом» (1964). В то же время в творчестве Стругацких резко выявилась односторонность этого жанра, связанная, как нам кажется, с пониманием фантастики лишь как художественного приема, т. е. с ослаблением научного критерия в социальной тематике.

Уже в «Стране багровых туч» Стругацкие попытались по-своему решить проблему героя современного фантастического романа. Если Ефремов показывал, каким необыкновенным станет человек при коммунизме, Стругацких увлекла полемическая мысль: коммунизм с его высокой научно-технической культурой и чистотой человеческих отношений по плечу лучшим нашим современникам.

Правда, их герои не несут таких вечных человеческих проблем, как Мвен Мас, Дар Ветер, Веда Конг. С другой стороны, в полемическом пылу писатели наделили некоторых своих «современных людей будущего» чертами несколько странными. Трудно, например, понять, как среди космонавтов мог оказаться человек, не только страдающий славолюбием, но и способный превратить случайное недоразумение в безобразную драку («Страна багровых туч»). В одной из ранних повестей коллектив гигантской кибермашины, пользуясь отлучкой шефа, задает Великому КРИ заведомо бессмысленные задачи. Бородатые дяди с жестоким любопытством детей любуются его «мучениями» — будто им невдомек, чего стоит рабочее время машины. А шеф не находит ничего лучше, как объясниться с «озорниками» при помощи… палки. (В другом варианте новеллы, включенном в «Возвращение», Стругацкие «поправились»: старый ученый таскает «мальчишку» за бороду.)

В «Возвращении» школьники-подростки собираются бежать на недавно открытую планету. Этот штрих может показаться жизненно правдивым: юность, вероятно, долго еще будет болеть возрастной безответственностью. Тем не менее, сравнивая этих «живых» юношей с несколько ригоричной молодежью «Туманности Андромеды», не скажешь, что Стругацкие ближе к истине. С одной стороны, благородная защита слабого и наказание виновного в нарушении кодекса мальчишеской чести, а с другой, — лексикон, никак не свидетельствующий о культуре чувств: «Какой дурак кинул мыло под ноги?!», «Вот как врежу», «Но-но! Втяни манипуляторы, ты!», «Грубая скотина».

В «Возвращении» среди ридеров — людей, способных читать чужие мысли, — фигурирует юнец, запахнутый в нелепую золотую тогу. Он занимается тем, что «подслушивает» мысли прохожих. Сей стиляга XXII в. требует для ридеров каких-то особых привилегий. Разумеется, его осаживают, однако нотация декоративна, под стать тоге. Писатели, видимо, хотели сказать: ничто человеческое не будет чуждо и нашим идеальным потомкам. Но не будут ли контрасты помягче? Не втянет ли, в самом деле, «грубая скотина» свои «манипуляторы»?

Пестрота, противопоставляемая ефремовской голубизне, смахивает на ту, что в героях Немцова, — когда характер составлялся из наудачу выхваченных противоположностей. Пожалуй, только в повести «Трудно быть богом», в которой всё внимание уделено человеку, убедительна внутренняя борьба с не до конца преодоленными атавистическими инстинктами.

Не очень заботятся Стругацкие и о психологической правде положительных персонажей. Умные и интеллигентные люди у них чересчур уж склонны к несмешным (иногда — пошловатым) остротам. Раздражает нарочитое благородство, наигранная скромность, демонстративно грубоватая мужественность. Не слишком ли напоказ угрюм в «Стажерах» знаменитый космолетчик Быков? Не чересчур ли фатоват в той же повести не менее знаменитый планетолог Юрковский? Словечко «кадет», которым Юрковский надоедливо величает стажера Жилина, звучит в XXII в. почти так же, как звучало бы в устах Юрия Гагарина какое-нибудь «поелику» или «припадая к стопам».

Скромнейший из храбрых разведчиков космоса Горбовский (в «Возвращении» и других повестях) на отдыхе ужасно любит поваляться. На диване, на травке. Авторы аккуратно не забывают приставить эту прозаическую горизонтальность к его романтической вертикали. Многомерность, пусть и небогатая. А вот когда в последний час планеты Радуга Горбовский пристает с «житейским» вопросом к Камиллу: «Вы человек? Не стесняйтесь. Я уже никому не успею рассказать», — хочется попросить его выразить свою межпланетную уравновешенность как-то иначе. Ведь Камилл — в самом деле наполовину робот (приспособлен для опасных опытов с нуль-пространством).

Трижды Камилл умирал и воскресал, и вот суждено в четвертый раз. Когда он посетовал на предстоящее одиночество, а Горбовский посочувствовал, что это уже от человека, Камилл ответил любопытным монологом о людях, которые любят помечтать «о мудрости патриархов, у которых нет ни желаний, ни чувств»: «…вы оскопляете себя. Вы отрываете от себя всю эмоциональную половину человечьего и оставляете только одну реакцию на окружающий мир — сомнение. „Подвергай сомнению!“ — Камилл помолчал. — И тогда вас ожидает одиночество».

Может быть, здесь приоткрывается некий спор авторов с самими собой. Они сказали больше, чем хотели, ибо невольно сказали о своем методе. Здесь прорисовывается не только мысль о нарушении баланса эмоционального с рациональным, но и противоречие концепции человека у Стругацких. В необычайной обстановке в людях раскрываются и необычайные возможности. Стругацкие же пытаются сохранить своих героев неизменными, и оттого знакомые их черты делаются странными и неестественными. Ведь когда Камилл упрекает «вполне людей»: «Нужно любить, нужно читать о любви, нужны зеленые холмы, музыка, картины, неудовлетворенность, страх, зависть» — он прав вовсе не риторически: очень, очень скудно наделены «живые» герои Стругацких «врожденной способностью чувствовать». И если не приходится сожалеть о страхе и зависти, то ведь и любовью никто по-настоящему не одарен, за исключением Антона-Руматы, но для того его пришлось отправить из будущего — в прошлое. («Трудно быть богом».)

Стругацким лучше удается не прямое изображение человека, а косвенная характеристика «идеи человека» — через окружающий мир. В «Возвращении» одна из новелл, включенная в главу «Благоустроенная планета», названа по знаменитому роману Г. Мелвилла «Моби Дик». У Мелвилла непокорный кит Моби Дик потопил корабль капитана Ахава, словно мстя человеку за его кровавое ремесло. На Благоустроенной планете китовый промысел перестал быть зверским убийством. На совершенных подводных лодках океанская охрана пасет стада китов, охраняет от хищников. Романтика мирного творчества, гуманного хозяйствования. Этика ремесла — прямое продолжение принципов коммунизма. И в обрамлении этой метафоры естественней голоса, теплее чувства героев.

Этот фон освещает человеческие фигуры едва ли не лучше, чем они раскрываются сами. «Работа, работа, работа… Весь смысл жизни в работе, — жалуется в „Стажерах“ некая дама. — Всё время чего-то ищут. Все время чего-то строят. Зачем? Я понимаю, это нужно было раньше, когда всего не хватало. Когда была эта экономическая борьба. Когда еще нужно было доказывать, что мы можем не хуже, а лучше, чем они. Доказали. А борьба осталась. Какая-то глухая, неявная. Я не понимаю ее».

Свидетельница борьбы миров, в которой победила ее страна, эта женщина так и не стала ее участницей. Она не понимает уходящих в космос и не возвращающихся оттуда и все-таки не может не провожать и не встречать. Они — живут! И, умирая, остаются молодыми, и молодежь — стажеры — заменяет их на бессменной вахте. А она — прячется в тени аэровокзала, чтобы хоть глянуть на эту жизнь, что прошла мимо, — теперь уже старая, обрюзглая, отдавшая свои годы одной себе…

Мещанка появляется в начале и в конце повести. Эта композиционная рамка ненавязчиво вводит осколок прошлого в будущее. Мещанин не сможет открыто выступать под флагом индивидуализма, он попытается говорить от имени людей. Коммунизм, мол, в конце концов для того и строится, чтобы люди перестали изнурять себя. Для мещанина это значит — тешить себя безбедным, комфортабельным, изящным существованием. Мещанке пытаются объяснить разницу: природа дала человеку разум, и «разум этот неизбежно должен развиваться. А ты гасишь в себе разум». Но эти рационалистические эмоции отскакивают от ее софизмов: «Всю жизнь ты работал… А я всю жизнь гасила разум. Я всю жизнь занималась тем, что лелеяла свои низменные инстинкты. И кто же из нас счастливее теперь?

— Конечно, я, — сказал Дауге.

Она откровенно оглядела его и засмеялась.

— Нет, — сказала она. — Я! В худшем случае мы оба одинаково несчастливы. Бездарная кукушка… или трудолюбивый муравей — конец один: старость, одиночество, пустота. Я ничего не приобрела, а ты все потерял».

Цинично, бессильно и — жизненно. Не потому, что мещанин таким вот и останется (может быть, через сто лет его все-таки не будет?), а потому, что здесь гиперболизация зла — форма протеста и отрицания — и отрицания не головного, как часто получается у Стругацких, но и не только эмоционального. История ведь продемонстрировала невероятную приспособляемость мещанства. Глубоко эмоциональная тревога придает предупреждению о мещанине ту живую конкретность, которая меньше удается Стругацким в утверждении, в изображении положительных героев.

Хорошо ли, плохо ли показали Стругацкие Юрковского и Дауге, Горбовского и Быкова — те жили и умирали за высокие цели. И вот скромный спутник Юрковского бортинженер Жилин в повести «Хищные вещи века» встречает памятник. Не Юрковскому — открывателю тайны колец Сатурна, а «пионеру», сорвавшему огромный куш в местном казино. В некоем городке некой условной Страны Дураков. Ни одна душа здесь не знает героев космоса. Все жуют. Хлеб и наслаждения. Подражая древним владыкам, лакомятся мозгом живой обезьянки. Развлекаются стрельбой с самолета по отдыхающим обывателям. Ненавидят «интелей» — не обязательно интеллигентов, просто всех, кто не видит счастья во всем этом. И тайный порок, объемлющий все роды жеванья, — слег.

<…>

Писатели могли бы избрать и вовсе реальную заразу. Прозаичное пьянство или «поэтический» суррогат бездумного искусства. Цивилизация дьявольски изобретательна на вещи, пожирающие человека. Слег — символ бесцельного достатка, врасплох застигнувшего неустойчивые души. Мало кто не слыхал о духовном кризисе, поразившем те капиталистические страны, которым удалось достичь определенного материального благополучия. Фантастические цифры потребления алкоголя, невиданное падение нравов, бесплодное буйство или апатия, попеременно охватывающие то молодежь, то зрелое поколение, — это лишь тени глубокого внутреннего недуга. Люди, которых извечно подстегивала лихорадка накопительства, в один прекрасный день вдруг обнаружили, что цель жизни достигнута и никакой другой нет. Ибо высшие, подлинно человеческие потребности не развиты. Остается слег.

В «Хищных вещах века» действие происходит в процветающем под эгидой ООН смешанном мире. Подавлены очаги войны, осуществлено разоружение, милитаристы на пенсии. Обо всем этом, правда, сказано не очень внятно. Неясно, какова роль в этом мире социалистических стран. Что это за Страна Дураков? В предисловии Стругацкие говорят о «свойстве буржуазной идеологии… разлагать души людей… И особенно страшным представляется действие этой идеологии в условиях материального достатка». Авторы абстрагировались от того, как эти факторы будут действовать в социалистическом окружении, и тем самым дали повод к недоумениям. На это можно возразить, что от фантастов нельзя требовать ответа на вопросы, которые разрешит только живая практика истории. Достаточно того, что в «Хищных вещах века» Стругацкие показали всю жизненную остроту проблемы, сформулированной в эпиграфе из Сент-Экзюпери: «Есть лишь одна проблема — одна-единственная в мире — вернуть людям духовное содержание, духовные заботы».

<…>

В романе «Возвращение со звезд», переведенном в один год с выходом в свет «Хищных вещей века», Станислав Лем проводит близкую Стругацким мысль, что опасность отчуждения человека от своей человеческой сущности коренится не только в старинной борьбе за место под солнцем, но и в новейшем мещанском идеале растительного существования. <…>

Вот этот мотив долга человека перед людьми, оказавшимися беззащитными перед «хищными вещами», и сближает повесть Стругацких с романом Лема. Правда, у Стругацких художественное решение холодней, дидактичней и декларативней. Жилин раздваивается между жалостью к жертвам сытого неблагополучия и ненавистью к закоренелому мещанину. Нечего возразить против социальной педагогики, которую Жилин формулирует в финале, но куда более впечатляет его ненависть. Свою ненависть к мещанину Стругацкие сконцентрировали в повести «Второе нашествие марсиан» (1967). В какой-то мере они шли проторенным путем: «первое» — в «Борьбе миров» Уэллса. В повести «Майор Велл Эндъю» Лагин, используя Уэллсову канву, заострил ренегатскую сущность обывателя. У Стругацких разоблачение глубже, картина ренегатства куда сложней и художественно совершенней.

У Лагина и Уэллса мещанин предает в открытой борьбе. У Стругацких здравомыслящий (подзаголовок повести «Записки здравомыслящего») «незаметно» эволюционирует к подлости. Цель марсиан так и остается невыясненной. Они даже не появляются. От их имени действуют предприимчивые молодчики. Фермеров бесплатно снабжают пшеницей, которая созревает в две недели. Пойманных инсургентов агенты марсиан… отпускают, обласкав и одарив (правда, подарки явно принадлежали непокорным согражданам). Уэллсовы спрутопауки просто выкачивали кровь — здесь чувствуется рука рачительного хозяина.

И фермеры сами вылавливают партизан. Во имя чего сопротивление, если не меч, но «благодетельный» мир несут захватчики? Интеллигентные вожаки инсургентов не могут выдвинуть убедительных доводов. Да, независимость, да, человеку нужно еще что-то, кроме изумительной самогонки-синюхи. Но нужно ли этим? Духовные вожди проспали момент, когда мещанин поглотил человека. «Союзы ради прогресса» и «корпусы мира» рассчитаны в числе прочего и на обуржуазивание потенциальных очагов социального взрыва. Фашистская машина подавления опиралась и на развращение обывательских слоев нации. Войны продолжают угрожать миру и из-за равнодушия мещанина.

Стругацкие подводят к этому почти без иронии, почти без гротеска, в реалистических столкновениях характеров, через тонкий психологический анализ. Мещанин предает человечество, предавая человека в себе самом. Уверенно, мастерски, зрело выписано перевоплощение вчерашнего патриота — в горячего сторонника захватчиков, знающего, что делать, партизана — в растерявшегося интеллигентика. Символика «Второго нашествия» не навязывается рационалистически, как в некоторых других вещах Стругацких, но сама собой вытекает из ситуаций. Гротескность не в манере письма, а в угле зрения на вещи.

Видение «хищных вещей» впервые мелькнуло в космической повести Стругацких «Попытка к бегству» (1962). На случайно открытой планете земляне увидели, какими опасными могут стать в руках феодальных царьков даже осколки высокой культуры. Стража принуждает заключенных, рискуя жизнью, вслепую нажимать кнопки на механических чудовищах, которые были оставлены здесь космическими пришельцами. Вмешаться? Но инструкция предписывает немедленно покинуть обитаемую планету.

Среди землян — странный человек по имени Саул. <…> Стругацкие не мотивируют, как это стало возможно: побег в будущее, нуль-перелет на Саулу. Не все ли равно! Пусть — как в сказке. Им важно было сказать, что каждый должен дострелять свою обойму. И в «Трудно быть богом» рассказано, что делали граждане коммунистической Земли на чужой планете, переживавшей мрак Темных веков.

Стругацкие, по-видимому, понимали, что невмешательство, заземляя фантастический элемент, снимает и затронутую в «Попытке к бегству» проблему активного вторжения в исторический процесс. <…> Повесть «Трудно быть богом» воспринимается как продолжение идеи Великого Кольца. Ефремов писал о галактическом единении. Но ведь встретятся звенья разума, которые еще надо будет подтянуть одно к другому. Опыт зрелого общества послужит моделью перестройки молодого мира. Но помощь должна быть предельно осторожной. Как и другие советские фантасты, Стругацкие исходят из того, что право всякого общества на самостоятельное и своеобразное развитие совпадает с его объективной возможностью подняться на более высокую ступень.

Неосторожное благодеяние может внести непоправимые осложнения в историческую судьбу незрелого мира. Ведь и на Земле различия между народами делают взаимодействие нелегкой задачей. И все же, по мере того как теснее становится мир, взаимодействие делается неизбежным.

То, что может случиться при встрече с чужой жизнью, — у Стругацких и аллегория, и фантастическое продолжение наших земных дел. Фантастика в «Трудно быть богом» заостряет вполне реальную идею научной «перепланировки» истории. Она целиком вытекает из марксистско-ленинского учения и опирается на его практику. Писатели как бы распространяют за пределы Земли опыт народов Советского Союза и некоторых других стран в ускоренном прохождении исторической лестницы, минуя некоторые ступени.

В «Стране багровых туч» Стругацкие полемизировали и отталкивались от научно-фантастической литературы. «Возвращение» и в еще большей мере «Трудно быть богом» в русле широкой литературной традиции. Ключевые беседы Антона-Руматы с бунтарем Аратой и ученым врачом Будахом перекликаются с однородными эпизодами в «Сне про Джона Болла» В. Моррисса и в «Братьях Карамазовых» Ф. Достоевского (Великий инквизитор). Романтически красочный и прозаически жестокий быт средневекового Арканара напоминает «Хронику времен Карла IX» П. Мериме. Горькая сатирическая и трагедийная интонация заставляет вспомнить М. Твена и Д. Свифта. Можно увидеть и портретные параллели (добрый гигант барон Пампа — Портос Александра Дюма), порой поднимающиеся до перекличек с мировыми типами (Антон — Дон Кихот). И все же Стругацкие меньше всего заимствуют. Мотивы и образы мировой литературы — дополнительный фон принципиально нового решения темы исторического эксперимента.

<…>

В 20–30-е годы советским фантастам представлялось, что для успеха освободительной борьбы в каком-нибудь XVIII в. не хватало малого — пулемета, пары-другой гранат. Для Гусева в «Аэлите» нет дилеммы: браться или не браться за оружие. Ход событий во Вселенной ему видится прямым продолжением атаки на Зимний дворец. <…>

Герои Стругацких не могут выйти из игры, ибо взяли на себя ответственность за эту цивилизацию. И как раз поэтому не могут поднять оружие. Они связали себя, как они говорят, Проблемой Бескровного Воздействия на историю. Впрочем, эта формула не передает сложности их задачи: они не уклоняются от борьбы, но сознают, что от оружия зависит лишь малая доля исторического движения. Они пришли сюда, «чтобы помочь этому человечеству, а не для того, чтобы утолять свой справедливый гнев».

<…>

Герои Стругацких вооружены сказочной техникой, они синтезируют золото на нужды повстанцев из опилок — и это почти божественное могущество упирается в то, что народ Арканара все-таки сам должен сделать свою историю. Они — только родовспомогатели, они могут содействовать прогрессивному и препятствовать реакции, но не должны лишать народ самостоятельного исторического творчества, ибо только оно и пересоздает человека. Они могут — и все-таки не могут завалить Арканар изобилием, ибо дармовой хлеб развратит, и история будет отброшена вспять. Они не должны широко применять воздействие на психику, ибо тогда это будут искусственные, лабораторные люди. А человечество — не подопытное стадо. Люди сами вольны выбирать себе всё на свете и особенно — душу. Трудно быть богом.

<…> Трудно и, вероятно, опасно вмешиваться, но и не вмешаться нельзя. Коммунары будущего были бы недостойны предков, если бы не отважились провести корабль чужой истории через гибельные рифы и мели. Но они были бы отъявленными авантюристами, если бы обещали каким-нибудь «большим скачком» перенести отсталую цивилизацию в обетованный мир коммунизма.

<…>

Повесть Стругацких с большим драматизмом предостерегает от псевдореволюционной игры с историей. Писателей упрекали за якобы неисторичное совмещение фашизма со средневековым варварством; в средневековье было, мол, и позитивное историческое содержание. Всем известно, что феодализм несводим к угнетению, самовластью и темноте, а варварство — не единственная черта фашизма как военной диктатуры империализма. Но разве всем известная характеристика фашизма как средневекового варварства — пустая метафора? И разве писатели не имели морального права реализовать ее в фантастическом сюжете? Ведь Стругацкие подчеркнули общечеловеческую мерзость всякого самовластья в любые исторические времена, а не строили теорию какого-то средневекового фашизма. Фантасты оказались более чутки к современной истории, чем некоторые ученые их критики: повесть «Трудно быть богом» вышла в свет до того, как вакханалия хунвейбинов, драпируясь в красное знамя, напомнила коричневое прошлое Германии.

Тем не менее повесть исторична и не метафорически. Средневековый эквивалент фашизма, показанный Стругацкими как диктатура военно-религиозного ордена, — явление типично феодальное. Разве нет более глубокой, не только нравственной аналогии между повергнувшей в ужас Европу инквизицией и застенками Гиммлера (кстати сказать, сознательно скопированными со всех предшествующих машин подавления)? В придуманных Стругацкими средневековых «серых ротах штурмовиков» столько же от гитлеризма, сколько и от обывателя всех времен и народов. Сила повести — в нравственном совмещении страшных для человека явлений далеких эпох. Это не костюмирование прошлого, а напоминание о том, что тотальное самовластье, как его ни называй, во все времена кралось по спинам жующего обывателя, столь же трусливого, сколь и кровожадного, — самой хищной вещи на свете. Это хотели сказать и хорошо сказали Стругацкие, нарушая исторический буквализм.

<…>

Но если в «Трудно быть богом» абстрактная символика пролога и эпилога мешает, хотя все-таки не меняет идейно-художественной концепции, то в повести «Улитка на склоне» (речь идет о главах, напечатанных в сборнике «Эллинский секрет», 1966) абстрактная трактовка человека и прогресса выдвинулась на первый план.

Действие разворачивается на великолепно выписанном фантастическом фоне. Биологи изучают странную жизнь фантастического леса, в борьбе с которым изнемогает примитивное местное племя. Параллельно некая высокоорганизованная цивилизация амазонок проводит здесь биосоциальные эксперименты. Создаваемые амазонками новые формы жизни губят аборигенов, а между тем беднякам внушают, что загадочное одержание — высшее благо.

<…>

Биолог Кандид поясняет, что прогресс, руководствующийся лишь «естественными законами природы» («и ради этого уничтожается половина населения!»), — «не мой прогресс, я и прогрессом-то его называю только потому, что нет другого подходящего слова. Здесь не голова выбирает. Здесь выбирает сердце. Закономерности не бывают плохими или хорошими, они вне морали. Но я-то не вне морали». «Главным в повести, — предупреждают авторы в предисловии (опять сомневаясь, поймет ли читатель), — является трудное осознание Кандидом происходящего, медленное и мучительное прозрение, колебания Кандида и окончательный его выбор».

В чем же он колебался? Лесовики обречены «объективными законами (чего? какими?), и помогать им — значит идти против прогресса». Что же он выбрал? «Плевать мне на то, что Колченог (один из лесовиков. — А. Б.) — это камешек в жерновах их прогресса. Я сделаю всё, чтобы на этом камешке жернова затормозили». Каким образом? Вспарывая животы мертвякам — биороботам амазонок.

<…>

В «Хищных вещах века» легко догадаться, какие силы стоят за Иваном Жилиным: «Мы с детства знаем, — говорит он, — о том, как снимали проклятье на баррикадах, и о том, как снимали проклятье на стройках и в лабораториях, а вы снимите последнее проклятье, вы, будущие педагоги и воспитатели». Жилин тоже почти один, но он говорит: «Меня услышат миллионы единомышленников», «Мы сделаем… наше место здесь». Кандид, напротив: «Я не вне морали… Это не для меня… Я сделаю все… если мне», и т. д.

В отчаянии Антона-Руматы был луч надежды. «Улитка» — безнадежный крик в ночи. «Кандид, — объясняют авторы в предисловии, — …знает о мире столько же, сколько мы с вами, его цели — наши цели, его мораль — наша мораль». Но он, оказывается, знает о нашей морали гораздо меньше Генри Моргана. Герой Хемингуэя, подводя итог своей нескладной жизни, признался: «Человек один не может ни черта». Кандид — один «босой перед вечностью», и его выбор, о котором говорят авторы, не более чем иллюзия.

Конечно, всему виной исключительные обстоятельства. Контуженный во время аварии, Кандид живет проблесками сознания. Нерасчлененный поток больных мыслей и чувств прямо-таки создан, чтобы через эту призму удивить химерическими образами леса. Но при чем здесь прогресс?

Искусная имитация косноязычного просторечия лесовиков дополняет стилистическое и психологическое совершенство «Улитки». Здесь нет ничего похожего на художественный разнобой «Возвращения» и тем более «Стажеров», но почти ничего не осталось и от конкретного социального опыта, от которого отталкивалась фантастика Стругацких в тех вещах.

Авторам оттого и пришлось «замотивировать» одиночество Кандида, оттого они и прибегли к психологическому субъективизму, что противопоставили внесоциального одиночку столь же внесоциальному прогрессу. В суждениях Кандида о прогрессе нет и следа конкретной социальной морали.

Впрочем, его мысли ошибочны и с точки зрения абстрактной. Ниоткуда не видно, что авторы не разделяют заблуждений Кандида, когда он характеризует прогресс с одной-единственной (и вовсе не определяющей) стороны неумолимых законов природы. Получается, будто человечество перед фатальной альтернативой: либо эти законы совпадают с моралью, либо идут с нею вразрез, но в обоих случаях абсолютно от человека не зависят.

Это, конечно, недоразумение. Прогресс не зависит от индивидуального человека, но он — порождение общественной деятельности, и человечество все больше научается его регулировать. (На этом ведь основана концепция повести «Трудно быть богом»!) Этим объективные законы социальной жизни отличаются от законов природы, которые человек может лишь использовать. Мы знаем, что такое извращенный прогресс, — повернутый против человека, но прогресс, от человека не зависящий, — это фикция.

И Стругацкие не пытаются быть последовательными. «Прогресс» амазонок у них не сам по себе — он соответствует их бесчеловечной морали. А, по Кандиду, опасность заложена в нем самом, амазонки — только послушные служанки «объективных законов». В своей модели человек — прогресс Стругацкие абстрагировались от социальных сил, приводимых прогрессом в движение и в свою очередь движущих его. В «Хищных вещах века» предупреждение об отрицательных тенденциях прогресса, при всех недостатках повести, учитывало эту обратную связь. А в «прогрессе» амазонок можно усмотреть и фашизм, и маоистскую «культурную революцию», и пожирающий деревню город, и что угодно — и в то же время ничего. Авторы утратили связь своей фантазии с реальностью. Фантастика превратилась в самоцельный прием абстрактнейшего морализаторства, продемонстрировав «возможности» этого столь красноречиво отстаиваемого некоторыми литераторами направления.

В «Улитке» по-своему оправдалось пророчество Камилла: «Вы… оставляете только одну реакцию на окружающий мир — сомнение. „Подвергай сомнению!“… И тогда вас ожидает одиночество».

В этот эпиграф писатели, видимо, хотели вложить некую антитезу безжалостному прогрессу. Но нам кажется, он ироничен по отношению к творчеству самих Стругацких. «Тихо, тихо ползя» не построить ведь коммунистический мир, воспетый в «Возвращении», не одолеть «хищных вещей века», не рассечь бюрократической паутины, фантасмагорически изображенной во второй части «Улитки». Не вверх, а вниз по склону фантастики пустили они свою «улитку». Предупреждающая утопия воспарила к таким аллегориям, что потеряла смысл, открывая вместе с тем простор самым субъективным гаданиям. Фантастический роман-предостережение вырождается в малопонятное запугивание, когда предупреждение теряет ясность цели. Фантастическая «дорога в сто парсеков» оборачивается дорогой в никуда.

Хочется думать, что писатели благополучно переболеют поисками. Слишком много идей и образов вложено было Стругацкими в положительную программу советского социально-фантастического романа.

Творчество Стругацких — характерный пример того, каким острым и сложным стал наш современный фантастический роман, какие серьезные социальные темы он затрагивает и какие трудности переживает. Реакция литературной критики и ученых на творчество Стругацких, о которой мы бегло упоминали, тоже свидетельствует, как мало еще понята специфика фантастики и сколь ответственной стала работа писателя-фантаста, вторгающегося в сложность современного мира.

<…>

Письмо Аркадия брату, 12 июля 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

Новостей особых нет.

1. Был в «Юности», не дождавшись приглашения. Озерова сказала, что приглашений, видимо, и не будет, две части повести уже ушли в набор, а третью Железнов еще читает. Я намекнул насчет одобрения, она пообещала позондировать начальство.

2. О книге Бритикова слыхал, но не видел. Чего же он ее нам не дарит, сукин сын? Сам он ползет, в некотором роде, вниз по склону.

3. Высылаю тебе ТББ на гишпанском и один экз. «Огненного цикла».

4. О выборе фото не могло быть и речи, ибо Лесс передал его (фото) без моего участия и присутствия.

5. Относительно ОО ничего не слышно, считается, что это хороший признак, а там черт его знает.

6. Есть слух, что в «Правде» готовится статья по фантастике, написал Дмитревский, имен никаких, кроме Ефремова и Снегова, не упоминал. Есть также слух, что хотят там вставить про нас и, признав талантливость, все-таки пожурить. Вот еще этого нам не хватало!

А также всего, что потребуется впредь.

Привет Адке.

Дату поставить не забыл, она в тексте, разуй глаза.

А сегодня 12 июля 1970 года.

Жму, целую, твой Арк.

Письмо Бориса брату, 16 июля 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Вчера вечером получил твое письмо, а сейчас вот принесли бандероль. Большое спасибо. Всё это выглядит очень мило, а кроме того, следует ожидать кой-каких деньжат за «Огненный цикл», не так ли? Пока что — а был я в сберкассе 14-го — ничего нового на книжке не появилось. Ты бы проверил, а?

1. Новостей у меня в общем никаких нет. Давеча звонил Севка Ревич, был проездом, хотел встретиться, а я как раз шел на день рождения в одно место и ничего не вышло. Жаль. Я хотел узнать, что там у вас и как. Эти слухи о статье Дмитревского мне тоже крайне не нравятся. Но остается, видимо, только молиться.

2. Вчера вдруг позвонил директор Литфонда. Был чудовищно любезен, выяснял, какие номера нам удобно, и не страшно ли, если мы окажемся на разных этажах, и вообще. А кончится все это тем, что опять придется туда идти и стучать по столу.

3. Книжка Бритикова, по слухам, навалом лежит у нас в Академкниге. Завтра пойду покупать. Тебя буду иметь в виду. А особенно рассчитывать на авторские я не намерен: не те у нас с ним отношения, да и осуществится этот дар, я думаю, не раньше осени. Книжку я уже видел, издана хорошо, в именном указателе Стругацкие находятся на одном из первых мест по упоминанию — впереди разве что Ефремов. При просмотре успел только заметить, что автор хвалит ТББ и попутно несет Немцова.

4. Все время звонят почитатели, хотят общаться. Давеча вот звонил один из Чечено-Ингушетии. Слава, брат, слава, так ее и не так. И не мать. А денег нет.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Привет Леночке. И маме, если будешь общаться. Напомни, что обещала мне написать.

Письмо Бориса брату, 5 августа 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Ты, небось, полагаешь (со слов мамы), что я наслаждаюсь отдыхом и солнцем около какого-нибудь лесного озера. Так хрена же! С отпуском у нас ничего не вышло, понеже Адка оказалась завалена делами до упора. Так что мы только съездили на казенной машине вокруг Чудского озера (три дня) и теперь снова пребываем у пенатов. В первую же ночевку я имел несчастие в глубокой тьме у костра заехать ногою в котелок с кипятком и заработал великолепный ожог второй степени: весь подъем правой ноги представляет у меня теперь чудовищный волдырь, беспрестанно точащий серозную жидкость. Сижу, натурально, дома и перемещаюсь по квартире на одной ноге — как Джон Силвер, вдруг утративший костыль.

Получил из Дрездена официальное письмо с приглашением, и так вдруг расхотелось ехать, что с ходу написал им исполненное раскаяния письмо относительно чудовищной загруженности делами, полной невозможности покинуть дом родной даже на неделю, мне невообразимо жаль… ваши хлопоты… такова жизнь писателя… ничего нельзя распланировать заранее… с сожалениями ваш… и т. д. Может быть, теперь отстанут.

Из Японии вдруг пришла бандероль: Тору Миёси, с которым ты не захотел познакомиться и с которым я познакомился прошлым летом, прислал в соответствии с обещанием какой-то свой психологический детектив. Что и о чем, сам понимаешь, разобрать я не могу. Цена — 430 иен. Всё. Ужо в сентябре получишь, и — чем черт не шутит — может быть, пригодится перевести и подзаработать.

Встречался с Володькой Лукониным. С кровью выдрал у него томик твоего Джекобса, зажатый у меня лет пятнадцать назад. Тоже получишь при встрече.

Прочитал статью Дмитревского. Могло быть и хуже. Ладно, переживем.

Как там дела? Что слышно? Деньги из Детгиза (1080 р.) и из «Мира» я получил. Был приятно поражен гонораром за Клемента — раза в полтора больше, чем я ожидал. Что ж, теперь еще выпотрошить бы Детгиз по-настоящему и можно будет заняться настоящим делом.

Жду письма. Пока всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет!

P. P. S. А у нас Толстикова сняли. Посылают послом в Китай. А у вас?

Письмо Аркадия брату, 9 августа 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

Получил твое скорбное письмо. У меня, впрочем, тоже ничего особенного нет. Я даже не источаю серозную жидкость.

1. Прошла верстка ОО, по техническим причинам пришлось посидеть, дабы увеличить число строк в последних трех-четырех листах на 200. Это не значит, конечно, что я дописал 200 строк, просто пришлось удлинять подходящие строки на одно-два слова — гл. образом прилагательные и наречия. Удлинил. Сдал.

2. Прошла верстка первой части ДоУ в «Юности». Ничегё, довольно аккуратно.

3. Из ГДР пришло два экза сборника «Флюг цум Альфа Эридани». Мы там, сам понимаешь, представлены этим г… «Айн роботер брихт аус», что означает, сам понимаешь, «Спонтанный рефлекс». А издание красивое.

4. Войскунский и Лукодьянов прислали нам по экзу «Плеск звездных морей».

Что еще?

Читаю с интересом статью Лема в «Новом мире».

Да, вот еще. Прочел я книгу Бритикова и зашелся от злости. Ну и бредятина. Оказывается, мы с тобой вкупе с Громовой являемся создателями теории фантастики как приема, порочной и ошибочной, которая столь прискорбно сказалась на нашей с тобой идейно-художественной и т. д. и т. п. Себя же Бритиков объявил паладином теории фантастики как метода. Ну, мы с Громихой махнули открытое письмо в «Новый мир». Там это письмо не взяли. Тогда мы его в «ВопЛи». Там сейчас рассматривают. Но какова свинья — Бритиков! Он, ко всему прочему, еще и серый. Пишет ужасно, путаница у него несусветная, как теоретическая, так и фактическая. И Брандис хорош, его научный редактор. Ну, да хер с ними с обоямя.

В кино никакого движения.

Заканчиваю свою службу в ВИНИТИ, слава богу, насоставлял им два номера вперед и откланиваюсь. Завтра еду в Кудиново, к себе на работу, буду просить за свой счет отпуск, а не дадут — подам в отставку. Будет, надоело. Не пр-р-ропадем.

Такие дела.

Книгу Бритикова постарайся достать — и для меня, по возможности.

Пока всё. Жму, целую. Привет Адке. Лечись.

Твой Арк.

Письмо Бориса брату, 12 августа 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Получил, наконец, твое письмо, спешу ответить.

1. Новостей у меня никаких нет. Лечу ногу. Читаю. Перечитываю. Перед сном много и довольно бесплодно размышляю о М. С этим М нам еще предстоит основательно покорчиться. Сколько я ни представляю себе вторую часть, все время получается как-то пресновато. Я напридумывал множество чудес, кучу нечеловеческих свойств Малыша, но нет, понимаешь, во всем этом законченности, закругленности, этакой смыкаемости на идею. Получается забавно, юный читатель будет писить, но ведь это — так мало. Ну, ладно.

2. Со «Спонтанным рефлексом» нам просто везет. По моим подсчетам этот рассказишко (наряду с СБТ и «Шестью спичками») является этаким полномочным представителем творчества Стругацких за рубежом, и это тем более забавно, что в СССР этот рассказ почти неизвестен — его не читал даже всезнающий Кан, и в библиографиях он, как правило, не упоминается (например, его нет в ляпуновской библиографии в книге Бритикова).

3. Твоя бурная реакция на Бритикова меня, честно говоря, изумила. Книжка как книжка. Сероватая, конечно, нудноватая, но совсем не подлая и ничем не хуже брандисо-дмитревских сочинений. И про нас он пишет, согласись, вполне прилично, гораздо лучше, чем можно было бы ожидать по духу времени. Все-таки, брат, сейчас, прямо скажем, не 64 годик, и уж конечно не 62. Так что твое сообщение о письме в «ВопЛи» меня несколько смущает. Не надо бы, а? Ни к чему нам это, ей-богу. Громова — пусть. Громова — она и есть Громова. Это ее дело — методы там разные, приемы, теории, а нам-то что за дело. Воля твоя, но я бы при первом же удобном случае наши имена с того письма снял. Совершенно ни к чему лезть нам в теорию и выступать против книги, пусть весьма средненькой, путаной, с ошибками, но НЕ ПОДЛОЙ.

4. Между прочим, помнится мне, ГЛ были сданы в «Новый мир». Ну, и чем кончилось? То есть, ЧЕМ кончилось, я догадываюсь, но КАК? Отпиши.

5. Что слышно из Казани? Общался ли ты с Борецким или Павленком? Всё отпиши.

6. А ведь скоро за работу! Скорее бери отпуск, поваляйся хоть недельку на диване, остервеней как следует, чтобы работалось со страстью. Скорее отбарабанить М и взяться за настоящее дело.

Ну вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

Письмо Аркадия брату, 17 августа 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

Письмо получил, отвечаю.

1. Верстка ОО, несмотря на болезнь Нины (но под ее неусыпным наблюдением), была своевременно обработана и еще в ту среду сдана обратно в производство. В «Юности» еще не был, ибо всю неделю корпел на работе — пришли 75 кассет с микрофото японских патентов из патентной биб-ки, и надобно было это хозяйство приводить в порядок, какового я сделал только 33 %. Остальное буду делать в ноябре, когда вернусь.

2. Над М я тоже размышляю, и мне тоже не нравится вторая часть, хотя, вероятно, по другим причинам, нежели тебе. Грубо, приблизительно говоря, не хочу, чтобы он умирал.

Ну, это при встрече. Нечеловеческие свойства и чудеса записывай аккуратно, знаю я тебя, все втуне пойдет, если не запишешь.

3. Относительно моей реакции на Бритикова. Не знаю. Я воспринял книгу как подлую. Да, хвалит, поднимает втоптанные в грязь ХВВ и ВНМ, но в то же время предъявляет нам политические обвинения, и мало того, что предъявляет, — выдумывает еще и предъявляет нам причины нашего «падения» — мы, видишь ли, создатели порочной теории фантастики как приема. Это ли не гадость? Ну, да хрен с ним. Будет возможность — сниму фамилии. Да и не беспокойся так, во-первых, бабушка надесятеро сказала, увидит ли это письмо свет, а во-вторых, оно в таком же духе, как — помнишь? — письмо наше по поводу статьи Когана. Да я привезу тебе копию, посмотришь.

4. ГЛ производят в НМ фурор (со слов Громовой). Среднее звено читает взахлеб и писает. Но то же самое среднее звено и именно поэтому же боится показать ГЛ начальству. Я сформулировал им задачу так: дайте нам квалифицированные рецензии, чтобы мы знали, как воспринимают такую вещь далекие от фантастики и социологии литературоведы-профессионалы. Ответ: будут рецензии.

5. Случилась странная или потешная штука. Звонит мне вчера Юра Борецкий, поговорили о том-сем (пока ничего нового), а он и говорит: кстати, в Пушкинском доме был? Нет, говорю, не был, а что? Выясняется, что в нашем Пушкинском доме, именуемом еще Музеем изящных искусств, имеет место выставка болгарской графики и представлены в частности великолепные иллюстрации художника имярек к повести «Улитка, взбирающаяся по склону» (авторы не указаны). Борецкий в восторге, графика, говорит, изумительная. А?

6. В отпуск готов в любой момент. Как с путевками?

Привет всем, жму и целую, твой Арк.

Письмо Бориса брату, 20 августа 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Только что выкупил путевки. Жду тебя 1-го вечером. Путевки начинаются 2-го, кончаются 14-го. Надеюсь еще получить от тебя какое ни на есть письмишко.

Пока всё. Жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

Мама сообщает, что сегодня сядет писать тебе письмо.

Письмо Бориса брату, 25 августа 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Получил твое письмо. Оно побило все рекорды: отправлено 17.08, получено в Ленинграде 24.08 (!). Наводит на размышления.

1. Не знаю, получил ли ты мою открытку. На всякий случай повторяю: путевки у меня в руках, жду тебя вечером 1-го сентября, конец путевкам 14-го, было бы хорошо, если бы ты раздобыл ленту для пишмашинки.

2. Новостей у меня, собственно, нет. Мельком виделся с Брандисом, он побывал в ГДР, обещал рассказать всякие забавные вещи об издательской политике немцев в области фантастики вообще и по отношению к Стругацким в частности, приглашал зайти, но я все как-то не соберусь.

3. Звонил мне Борщаговский. Рассказал свою эпопею общения с тобою по поводу перевертыша для Италии, жаловался, что ничего не понимает. Я его утешал в том смысле, что, мол, это какое-то недоразумение, и чтобы утешить окончательно, подарил ему книжку.

4. Да, по поводу М нам придется с тобой еще основательно поговорить. Туманно это все как-то. Впрочем, на то и работа.

5. Насчет болгарской графики — это те же самые иллюстрации к УнС, которые уже были готовы, когда книжку засекли. Да, хотелось бы взглянуть. Хоть ты-то сходи — интересно ведь.

Ну вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

А тебя поздравляю с 45-летием. Подробности телеграммой.

Размышления Авторов над сюжетом начатой повести — каждого в отдельности — принесли свои плоды. Съехавшись в Комарово, они, денек пообсуждав новые идеи, пишут черновик «Малыша» на одном дыхании.

Рабочий дневник АБС

2.09.70

Прибыли в Комарово.

Комн<аты> 30, 31

3.09.70

Задачи Тендера:

1. Контакт на ур<ов>не улыбок.

2. Контакт на ур<овн>е языка.

3. Выяснить контактабельность хозяев и их уровень. (Когда гонят — либо набивание цены, либо оч<ень> высок уровень развития.)

Малыш:

1. Мимика — речь.

2. Бегает взад-вперед.

3. «Я сейчас птица» — вы спрос<и>те меня!

4. Булыжник в виде щупальца.

5. Замирает на потолке — экстаз.

6. Толпа фантомов — для рассматривания — «это тоже я могу».

Выяснение уровня цивилизации (разнообразие потребностей, мат<ериальных> и дух<овных>).

4.09.70

Сделали 6 стр.

Ч<елове>к — это всего лишь ч<елове>к.

Вечером сделали 2 стр. (69)

5.09.70

Сделали 5 стр.

Вечером сделали 2 стр. (76)

6.09.70

Сделали 5 стр.

Вечером сделали 2 стр. (83)

7.09.70

Сделали 6 стр.

Вечером сделали 2 стр. (91)

8.09.70

Сделали 5 стр.

Вечером сделали 2 стр. (98)

9.09.70

Сделали 7 стр.

Вечером сделали 2 стр. (107)

10.09.70

Сделали 6 стр.

Вечером сделали 2 стр. (115)

11.09.70

Сделали 5 стр.

Вечером сделали 2 стр. (122)

12.09.70

Сделали 5 стр.

Вечером сделали 3 стр. (130)

13.09.70

Сделали 6 стр.

Вечером сделали 5 стр. И ЗАКОНЧИЛИ ЧЕРНОВИК НА 141 СТР.

14.09.70

Уезжаем в Ленинград.

Письмо Аркадия брату, 17 сентября 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

Излагаю:

1. ОО получена сверка, на этой неделе, видимо, Нина понесет его в цензуру. Молись. Впрочем, надеюсь я, что всё обойдется благополучно. Детгиз со своей стороны твердо намерен выпустить книгу в этом году. Пискунов попробовал было дать нам всего 50 тыс. тиража (тогда бы нам больше ни копейки не заплатили), но Нине и Калакуцкой удалось отстоять нам 75 тыс.

2. Из Управления по охране авторских прав сообщили нам, что получен на нас гонорар. Я пошел узнать. Гонорары из Франции за «Возвращение» на 100 руб. и из ФРГ за «Обитаемый остров» на 90 руб. Получать будем сертификаты. От тебя требуется как можно скорее прислать две бумаги:

1. «Всесоюзному Управлению по охране авторских прав от гр-на такого-то заявление. Прошу авторский гонорар, поступивший из Франции и ФРГ за переиздание повестей „Возвращение“ и „Обитаемый остров“, выплатить мне в сертификатах в размере 50 %». (Это поскольку гонорар делим пополам.) 2. Доверенность. «Доверяю настоящим моему брату и соавтору такому-то получить причитающийся мне гонорар, поступивший из Франции и ФРГ, во Внешпосылторге». Заверишь доверенность в своем отделении СП. Итого придется нам на рыло по 95 руб. примерно. В сертификатах это хороший кусочек.

3. У нас новость: Наталья выходит замуж за какого-то парня из мехмата. В связи с этим мы теперь должны переезжать. У нас сейчас есть возможность купить готовую квартиру в академическом кооперативе. Нужно 2800 руб. 1000 у меня есть. Еще 2000 намерен я просить у Манина. Но, сам понимаешь, лучше бы это всё справить в узком кругу. Могу ли я рассчитывать перехватить у тебя хотя бы 1000? Тогда я с Маниным рассчитался бы (если все пойдет с ОО) еще до Нового года, а тебе выплатил бы в течение 71-го. Как ты, а? Будешь мне споспешествовать? Я тогда у Манина возьму деньги сейчас, по приезде в Комарово возьму у тебя и верну ему половину, а вторую половину по выходе ОО.

Срочно всё вышли, а также всё мне отпиши.

Привет своим. Поцелуй маму. Твой Арк.

Письмо Бориса брату, 19 сентября 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

1. Какой может быть разговор? Конечно же, я дам тебе тыщу. Если выйдет ОО, все будет хорошо. Если не выйдет, что ж — перебьемся как-нибудь. Дело благородное — не на водку же!

2. Бумаги высылаю. Если успеешь получить сертификаты до своего отъезда, обязательно отпиши мне и ответь на следующие вопросы:

a. На какую сумму сертификаты (точно)?

b. Что за сертификаты? Какого вида?

c. Адрес издательств во Франции и ФРГ. (На предмет получения экзов.)

d. Попробуй выяснить, почему раньше Франция не платила за В, а теперь вдруг решила платить? Может быть, нам еще что-либо причитается?

3. Был в Литфонде. Попросил путевки с 26 октября. Обещали.

Вот пока и всё. Жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

Наталье — поздравления.

Счастливо отдохнуть!

С сентябрьского по ноябрьский номер журнал «Юность» публикует ОУПА.

Письмо Аркадия брату, 24 сентября 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

1. Спасибо за готовность помочь. К счастью, это, видимо, не понадобится: от трехкомнатной квартиры решили отказаться, пока переселимся к знакомым, будем искать кооператив на однокомнатную. Манину я деньги вернул с благодарностью.

2. Бумаги твои я отнес, к моему возвращению из Гагры и поездке в Комарово я получу все эти сертификаты и привезу тебе твою половину. Должен тебя огорчить: хотя сертификаты самые лучшие — «без полосы», как они выражаются, — у нас еще вычтут при выдаче 35 %. Вот так-то. Получится что-то примерно по 60 ру на нос. Адресов издательств мне там не дали, посоветовали обратиться по инстанциям в Межкниге. Заниматься этим времени нет, разве что по приезде. Франция раньше заплатила за В, а только сейчас нам об этом сообщили.

3. Звонил Нине насчет ОО. Пошлют на Ногина только на той неделе — задержались с оформлением.

4. Получил № 9 «Юности». Сегодня читал верстку № 11. Иллюстрации нравятся.

5. Улетаем завтра утром.

Жму, целую. Привет твоим, поцелуй маму.

Твой Арк.

Письмо Аркадия брату, 2 октября 1970, Гагра — Л.

Дорогой Борик!

Памятуя твою просьбу, пишу.

1. Классификация цивилизаций у меня ну совершенно не идет. Лень об этом думать. Ну ее, классификацию. Как-нибудь объедем этот вопрос по кривой.

2. По «Малышу» полагаю я, что надобно «кишки», высовывающиеся из-за гор, убрать напрочь и нигде ни о чем подобном не упоминать. Достаточно того, что видят они на экране с «третьего глаза».

3. Посмотрел я тут «рожденную свободной» — возможно, ты читал: о львице, воспитанной среди людей. Очень эта вещь к «Малышу» относится. Эта львица оказалась совершенно неприспособленной к жизни самостоятельной — не умела охотиться и пр., а люди ее держать тоже не могли, понеже опасно. Вот и с нашим героем что-то вроде этого, только он еще не успел стать «опасным» аборигенам.

4. То обстоятельство, что Малыш слишком антропоморфен у нас, не должно нас смущать. В конце концов, Маугли у Киплинга тоже. Я полагаю, наделять Малыша чересчур аборигенной психологией при всей заманчивости этой идеи было бы тоже антихудожественно. Так что общая психологическая схема Малыша меня удовлетворяет.

5. Черкни писульку сюда. Адрес: г. Гагра, ул. Руставели, 141, Дом творчества Литфонда, мне.

6. Братья-писатели, прочитав № 9 «Юности», пристают ко мне, чтобы я рассказал, что будет дальше. Nuts to them!

Всё. Обнимаю, привет Адке. Твой [подпись]

Письмо Бориса брату, 6 октября 1970, Л. — Гагра

Дорогой Аркашенька!

Получил твое письмо, отвечаю немедленно.

1. Наконец раздобыл «Юность». Действительно, иллюстрации хороши. Только Мозес меня несколько разочаровал — сигара зачем-то и вообще вид американского бизнесмена по Ефимову. Но зато Симонэ и чадо — хороши.

2. В соответствии с договоренностью общался по телефону с Дмитревским. Всё ему рассказал, как и договаривались. Он был доволен. Настроен оптимистически, но, по-моему, ни хрена не знает, так что оптимизму его — грош цена.

3. Нагрянул тут из Дрездена Карл-Людвиг Рихтер — тот, что агитировал меня читать лекции. Вчера я с ним общался. Симпатичный немец, востроносенький такой, розовощекий и светлоглазый. Много и интересно рассказывал о ГДР. Я ему сказал, что лекции читать не поеду заведомо, но если выберусь в Берлин за нашими гонорарами, то заодно съезжу и в Дрезден, встречусь там с любителями фантастики. Он был и этим доволен. Как я понял, его основной интерес — поднабраться от нас цитат для своей диссертации. Он пишет что-то там о взаимоотношении человека и техники, и Громиха с Нуделем нацелили его на нас еще год или два назад.

4. Теперь насчет М. Я ее перечитал. К моему огромному удивлению, это оказалось неплохо. Во всяком случае, гораздо лучше, чем я ожидал. Я боялся литературно-технического несовершенства (повторения, однообразие описаний, водянистость и пр.) — ничего этого нет. Но есть другое: трагедия Малыша разворачивается слишком уж скоропалительно. Очень обрывистый конец (только это читатель рот раззявил в ожидании чудес, и тут — конец). Очень не на месте рассуждения Каспара — висят грузным курдюком там, где должно всё происходить стремительно (может быть, из-за этого скрадывается и трагедия Малыша). В общем, я сам пока толком не разобрался, как и что, но ощущение такое: собственно Малыш занимает около 60 страниц; этого мало; эволюция душевных переживаний должна быть растянута; однако растягивать некуда, у нас нет места. В этом вот и проблема. Я совершенно согласен с тобой, что антропоморфность Малыша — не страшно. Можно убрать и усы (хотя при этом пропадут некоторые энергичные и не лишенные прелести сцены). Но вот как сделать главное, спектр переживаний и отношений Малыша: от простого неприятия к любопытству, к восторженному любопытству, к мысли о предательстве своих, к отчаянию — вот как это сделать, я пока не понимаю. Ладно, будем думать.

5. Эх, скорее бы раздраконить нам М! Я тут еще раз перечитал ГО — очень, знаешь ли, неплохо! Прямо одно удовольствие читать.

6. Все-таки еще раз прошу тебя: когда будешь получать сертификаты, попытайся выяснить, сколько же денег было нам переведено в оригинале и когда.

7. Путевки я заказал с 26-го. Когда приедешь в Москву, обязательно мне напиши.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет!

В конце октября АБС вновь встречаются в Комарово — править черновик М.

Рабочий дневник АБС

26.10.70

Прибыли в Комарово, к<омнаты> 31, 32.

Сделали 10 стр.(10) 9

27.10.70

Сделали 10 стр. (20) 19 Вечером сделали 2 стр. (22) 21

28.10.70

Сделали 12 стр. (23) 32 Вечером сделали 1 стр. (35) 33

29.10.70

Сделали 12 стр. (47) 44 Вечером сделали 3 стр. (50) 48

30.10.70

Сделали 11 стр. (61) 59 Вечером сделали 1 стр. (62) 61

31.10.70

Сделали 12 стр. (74) 72 Была Адка и коньячок.

1.11.70

Сделали 7 стр. (81) 79

Курвиспат

Квази-переход

Фрагмент

Колокольчик

Обнаружение

Чеширский кот

Шарада

Щелкунчик

Сверчок на печи

1. Почему не пришел сразу?

2. Как ты проводишь время? Как устроен твой мир? Вечером сделали 6 стр. (87) 84

1. Внимание на Стася.

2. Лекция Комова о машинах: намек на возможность машин-гигантов, открыл слабое место Малыша: информац<ионный> голод.

3. Лекция о мироздании.

4. Малыш устал и в восторге, хочет бежать размышлять.

5. Вопрос Комова о странных словах и цитатах Малыша: ласонька и т. д. Потом все расскажу, я помню все, что около меня когда-нибудь было.

2.11.70

Сделали 5 стр. (92) 89

1. Мама; план.

В конце главы Комов дает телеграмму: высылайте оборудование. Горбовский оборудование придержит.

Вечером сделали 8 стр. (100) 96

1. Камни и ветки.

2. Фантомы и мимикрия.

3. Мускульный язык.

4. Шрамы.

Либо проникнуть, либо техника.

О снах.

Вандер (Комову): На протяжении последней беседы все время горел красный огонь.

3.11.70

Сделали 5 стр. (105) 100 Вечером сделали 6 стр. (111) 108

4.11.70

Сделали 7 стр.(118) 114 Вечером сделали 5 стр. (123) 120

5.11.70

Сделали 6 стр. (129) 126 Вечером сделали 7 стр. (136) 131

В последний разговор с М<алышом> — «Щелкунчик» и пр.

6.11.70

Сделали 5 стр. (141)

И ЗАКОНЧИЛИ НА 136 СТРАНИЦЕ.

Арк уехал 8.11.70

Перед отъездом, 6 ноября, АБС пишут заявку на сборник «Неназначенные встречи» в издательство «Молодая гвардия». С этого момента в творческой жизни АБС появляется еще одна линия — борьба за публикацию этого сборника, — которая будет длиться без малого десять лет. Позже Авторы назвали эту часть своей жизни «Историей Одного Одержания» — в том горьком смысле неологизма из УнС: опустошение, уродование, упразднение. Покалеченную книгу издательству пришлось-таки выпустить, но цена этой победы была слишком большой. Эта «История» будет подробно изложена в продолжении настоящего издания.

Из архива. Заявка от АБС в МГ

В издательство «Молодая Гвардия» от членов ССП

А. Стругацкого, Б. Стругацкого

Заявка

Предлагаем Издательству опубликовать наш авторский сборник научно-фантастических произведений под общим названием «Неназначенные встречи» (название условное).

Мы предполагаем включить в сборник три новые фантастические повести («Дело об убийстве», «Малыш», «Пикник на обочине»), объединенные общей темой: неожиданные встречи человека с представителями иного разума во Вселенной.

Повесть «Дело об убийстве» (10 а. л.) была опубликована в № 9–11 журнала «Юность» за 1970 год в несколько сокращенном виде и под названием «Отель „У погибшего альпиниста“».

Повесть «Малыш» (7 а. л.) будет опубликована в журнале «Аврора» в 1971 году. Рукопись повести прилагается.

Повесть «Пикник на обочине» (предположительно 8 а. л.) находится в стадии разработки. Содержание повести сводится к следующему. Один из сравнительно пустынных районов земного шара (Северная Канада или Центральная Австралия) послужил местом временной стоянки трансгалактической экспедиции представителей иного разума. Очевидно, пришельцы не рассматривали Землю как объект исследования. Возможно, они так и не заподозрили, что Земля обитаема разумными существами. Пробыв на нашей планете несколько месяцев, они исчезли так же таинственно, как и появились. Район их временной стоянки, превратившийся в своего рода заповедник удивительных явлений и загадочных находок, делается объектом пристального внимания как передовых ученых всего мира, так и нечистых политиканов и различных авантюристов, стремящихся использовать чудесные находки в своих корыстных целях.

Рукопись сборника может быть представлена через шесть месяцев со дня заключения договора. Полный объем сборника 25 а. л.

Письмо Аркадия брату, 12 ноября 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

Посылаю первую корреспонденцию.

1. С ОО все по-прежнему, я с Ниной не виделся, но, судя по голосу в телефоне, у меня такое впечатление, что она теряет силы и надежду.

2. Посылаю тебе твой экз договора, предложенного венграми. К договору была сопроводиловка из Управления по охране авт. прав, где подтверждается соответствие предложений венгров условиям заключенного между ними и нами соглашения. Два экза, согласно их просьбе, я подписал за нас обоих и отослал обратно в Управление.

3. М сдан на машинку, будет у меня в пятницу, за субботу и воскресенье я считаю, а в понедельник отнесу Беле и Жемайтису. Хотя у них в издательстве сейчас идет шумный скандал, и вряд ли можно ожидать рассмотрение нашей заявки в ближайшее время.

4. Был у Девиса, встретил полное понимание. Он предлагает перевести опять же Хола Клемента — «Миссию тяготения». Книгу мне дал, я ее сейчас читаю.

5. Пока никого из работодателей больше не видел. Черт. Отвык от своей машинки, все время не туда бью. А палец заживает.

Вот пока всё.

Привет Адке, поцелуй маму.

Дома всё в порядке. Будем искать квартиру.

Обнимаю, твой Арк.

Письмо Бориса брату, 16 ноября 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Ну вот и первый договор с зарубежными братьями! Казалось бы, что такого, а все-таки приятно. Значит, если ничего экстраординарного не произойдет, в течение ближайших двух лет получим по 12 тыс. форинтов. И хотя форинт по нынешнему курсу составляет ровнехонько восемь коп, все же — с неба манна. Впрочем, по 12 не получится: не говоря уже о вычетах, книжки ведь будут в переплете, а это почему-то хуже для автора. Дерут с проезжающих!

Теперь соображения и вопросы:

1. Почему не пишешь ничего о впечатлении от ГО? Неужели не понравилось?

2. Мой М тоже в перепечатке. Будет готов в среду, так что еще на этой неделе, вероятно, отдам Дмитревскому и в «Аврору». Дмитревского, кстати, нет, он в Москве, но обещали, что вот-вот будет здесь. А про «Аврору» рассказывают ребята, что журнальчик рекламирует «Операцию „Маугли“» вовсю — тиражи-то хреновые и журнал во всех киосках валяется, не то что «Юность». «Малыша» прочел пока только Сашка Копылов. Читал, по его словам, с удовольствием, хотя, конечно, не то, понимаете ли! Впрочем, Сашка — человек простой, он и Меерова читал с удовольствием.

3. Теперь вот что. Как выяснилось, Шахбазян без всякого юмора воспринял весть, что его благородную фамилию треплют в бульварных романчиках. Поэтому, когда получишь рукопись, измени, пожалуйста, Каспара Шахбазяна на Каспара Манукяна. Я сделаю то же. Не забудь, ради бога, а то может получиться неловко.

4. Ну что ж, Хол Клемент так Хол Клемент. Тут только одно «но». Не «Миссию ли тяготения» переводил Голант? Неудобно будет. Один раз мы его уже обошли с Клементом. Не воспринял бы он это как систему. Он ведь к нам очень хорошо относится. Ты, при разговоре с Девисом, напомни мягко про Голанта. И пусть решает Девис.

5. А что за новый скандал в МолГв?

6. Мамочке напиши про свои домашние обстоятельства. Она беспокоится.

7. Я уже звонил в Литфонд, просил путевку с 14.12. Обещали учесть.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет. И молодоженам.

Письмо Аркадия брату, 20 ноября 1970, М. — Л.

Дорогой Борик.

Форинты — ладно, когда-то они еще будут, а и не известно еще, будут ли. Меня, честно говоря, больше интересуют рубли, они же башли, а конкретно — красненькие, большие пачки красненьких, огромные пачки, я бы сказал. И есть у меня… гм… задумка посвятить этому интересу весь следующий год. Ну, это при встрече.

1. ГО я в вагоне не читал, берег для спокойной обстановки. И прочитал только неделю назад. Изрядная будет вещь, я так считаю. Неожиданная. Только главное — не торопиться. Здесь как никогда раньше необходимо длительное накопление и укладывание впечатлений и новых идей. Есть у меня мнение, что придется нам писать не менее двух черновиков. И, возможно, придется во втором черновике слегка (а кое-где и изрядно) расширять отдельные эпизоды и даже целые главы. Значит, ориентировочно я выезжаю 13-го, я так понял. В следующем письме подтверди.

2. М вышел из перепечатки, но отдал я его только Юре Манину — подарок по традиции — и Нине Матвеевне — почитать. Жемайтис в отпуске, Белочка болеет, так что заявку нести сейчас некому. Что до скандала в МолГв, то это мой информатор все напутал. Речь шла не об издательстве, а о журнале. Кажется, до этого Никонова все-таки добрались. Подробности мне неизвестны.

3. Насчет Хола Клемента. С Девисом я еще не встречался, но говорил с Хидекель, и она сообщила, что Голант переводит другую книгу, а эту Девис зарезервировал для москвичей, в частности, для нас. Так что с этикой здесь все должно быть в порядке. На той неделе пойду к Девису договариваться окончательно, тогда все уточню. Но бог ты мой, что это за скучища — «Миссия тяготения»! Я и забыл, как это скучно. Но! Красненькие!

4. Был я в сценарной коллегии Госкомитета по кино РСФСР у товарища Маторского Анатолия Григорьевича. Коллегия рассмотрела нашу с Борецким заявку-либретто «Гость из полудня» и совсем было нашла ее неприемлемой, но именно Маторский, который курирует единственную студию худфильмов этого комитета — Свердловскую, — объявил, что ему нравится. Были высказаны пожелания и поправки, и мы с Борецким просидели двенадцать часов, выворачиваясь через задницу, совмещая два требования: чтобы наш современник-комиссар был прав суровой правдой нашей действительности, а женщина из будущего была права универсальной правдой истории. Кажется, совместили. Торопиться пришлось потому, что Маторский уезжал в Свердловск и хотел тут же подкинуть туда готовый вариант либретто, чтобы подпихнуть их на скорейшее заключение договора. На этом пока всё кончилось.

5. Прочел последний наш кусок в «Юности». Как я и ожидал, по мелочам напакостили без нашего ведома. Читатель, конечно, не заметит, но противно. Я хотел покипятиться, но потом махнул рукой. Пусть гордятся.

6. Звонил тут мне некий заслуженный деятель искусств Токарев Владимир Николаевич. Как я понял, он специалист по драматургированию прозы (а возможно, если попадется, то и поэзии), сделано им несколько значительных пиес, в частности, «До свидания, мальчики» и «Три зимы и два лета», а теперь обращается он к нам по поводу опьесизации ДоУ, сам понимаешь. Ничего конкретного, так, заявочный столбик он у меня забил. Я сказал, что должен — а как же! — посоветоваться с тобой. Так вот, позвони к Володину, выясни а) кто это такой и б) как с ним обращаться, а также в) сколько с него брать. И вообще сообщи, стоит ли связываться. Весь гвоздь в том, что не знаю я, как за такие дела приниматься, да и бегать по разным коллегиям мне не с руки. Я бы сдал это дело кому-нибудь, выговорив себе красненькие, и дело с концом.

Конец. Обнимаю, жму. Твой Арк.

Мамочке письмо послал. Привет Адке и Росшеперу.

Письмо Бориса брату, 22 ноября 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

1. Наконец отпечатан и мой «Малыш», считал я его сегодня и завтра понесу в «Аврору», а заодно и Дмитревскому. Не забыл ли ты исправить Шахбазяна на Манукяна? Снова прошу: не забудь.

2. Созвонился я с Володиным. Наш милый Александр Моисеевич был, как всегда, бесконечно любезен и обязателен — рассказал мне сам, что знает, куда-то звонил, в общем картина получилась следующая. Он категорически не рекомендует нам связываться с кем бы то ни было (Токарева он, кстати, не знает и не сумел выяснить, кто это и что это). Пьесу мы должны написать сами, причем не инсценировку, а именно пьесу с заданным сюжетом. Это дает следующее: по договору — 2000 руб. и 4 процента с каждого спектакля. Если пьеса пойдет широко — это выгодно, а детектив, обычно, идет широко. Далее, если мы продадим право на инсценировку — это гроши и никаких процентов впоследствии. И наконец, в декабре он будет в Москве, постарается выяснить, какой театр заинтересовался ДоУ и попытается убедить театральное начальство, чтобы оно обратилось прямо к нам, минуя всяких Токаревых. Такие дела. Я, натурально, рассыпался в любезностях (особенно после того, как он восторгнулся ГЛ и рассказал, что новый главреж театра комедии лелеет мечту поставить УнС), но сам думаю следующее: Володин человек хороший, прекрасный человек, нас очень любит и вообще — но: восторжен! Чрезмерно, знаешь ли, восторжен. А посему пусть он там выясняет, то, сё, а с Токаревым в принципе стоило бы договориться, но на жестких условиях: все пополам. Пишется пьеса, у нее три автора, все доходы пополам (а может быть, даже ему — только треть!), и Токарев пробивает вещь на театре, пользуясь своими связями. Все честно-благородно: с нашей стороны — сюжет и работа, с его — работа и пробивная сила. Таково мое мнение.

3. Насчет скандала в МолГв мне всё подробно рассказал Дмитревский. Он, оказывается, принимал во всем этом деятельное участие (если, впрочем, не врет). Так вот, подонка Никонова таки сняли наконец. Должны были снять еще летом, но тогда за него вступился Шолохов, а теперь он напечатал в журнале еще какую-то гадость (про то, как прекрасны были сталинские тридцатые годы в отличие от ленинских двадцатых) и терпение начальства лопнуло. Ганичев навалил полные штаны и схлопотал выговор. Такие дела. И Воронкова вашего сняли. Говорят, за Солженицына. Предупреждал ведь уважаемый человек Твардовский, что рано или поздно Солженицыну дадут нобелевку, почему не послушались? Кто виновен в нынешнем скандале? Натурально — Воронков. Молодой, энергичный, но не справился, понимаете ли, с такой работой посреди писателей. Заменили его Верченкой, а самого «отфутболили вверх» — в замфурцевой по художественной самодеятельности. Такие дела. Вообще любопытные вещи рассказывают о том, что творится у вас в Москве. А ты там живешь как в лесу, ничего не знаешь. Расспрашивал я, между прочим, Дмитревского и насчет скандала с «Часом Быка». Он всячески елозил и выкручивался, но видно — дело там обстояло неважно, но оргвыводов по Ефремову, кажется, пока нет. Во всяком случае, решение об издании его полного собрания пока в силе. Н-да. А кто виноват в том, что у нас появилось идейно нечеткое произведение «Час Быка»? По-моему, так Стругацкие виноваты. А ваше мнение, тов. Хлебовводов? Прекрасно, где тут моя мешалка?..

4. Что же это у тебя за планы относительно красненьких? Очень любопытственно! Мне-то хоть отломится, или это планы лично-персональные? А то ведь я тоже люблю красненькие, да и синенькие с зелененькими приемлю.

5. Путевки нам дали с пятнадцатого. На 13 дней. Скоро пойду выкупать. Номера, правда, не рядом (30 и 34), но я полагаю, что переживем, а ты как полагаешь?

6. Юрку-то Манина выбрали или нет? Отпиши.

Ну вот, пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет. Как у вас с квартирой?

Письмо Аркадия брату, 29 ноября 1970, М. — Л.

Дорогой Борик!

Задержался с ответом, потому что надеялся на события. Но, как и надо было ожидать, события не воспоследовали.

1. С ОО все на месте. По секрету Ариадна передала слух, будто Главлит предложил Пискунову издавать под его, Пискунова, личную ответственность, но что Пискунов, якобы, отказался. Однако Нина этот слух не подтвердила: она звонит туда ежедневно, и ей бы сообщили. Видимо, придется в конце концов идти в ЦК, но это я откладываю на ближайшие дни после Нового года.

2. Отнес заявку и Малыша к Беле. Она считает, что вразумительного ответа от начальства придется ждать не ранее середины января. Нине я тоже давал читать Малыша, она довольна и согласна включить его в «Мир приключений» — это уже на 72-й год. Сейчас давать нельзя, ибо начальство с радостью ухватится и за счет Малыша покроет все расходы по ОО.

3. Был у меня Токарев. Обсудили все условия. Так и решили: все пополам (по трети я не стал уже требовать, застеснялся). Да и то сказать: от нас ничего не требуется, потому что и работать, и пробивать будет он сам. Мужик опытный, работает на этом деле одиннадцать лет, сейчас ему удалось пробить «Две зимы и три лета». Пусть. По его словам, если получится это дело, доход будет неплохой. Театра у него определенного пока нет, он действует прямо в министерстве.

4. Подписал договор на «Миссию тяготения». Срок сдачи — апрель. Тебя впутывать в перевод не стану, сам все сделаю, гонорар, как всегда, пополам. Так что в апреле будут уже некоторые поступления («Мир» авансов не платит, только по одобрению). Еще ожидаются переводы научно-популярных статей с английского, это, пожалуй, будет вполне по плечу и тебе. Возможно, первую статью привезу тебе с собой. Еще собираюсь к Боре Ляпунову: пусть даст заказ на статейки для журнала «В мире книг», он там работает. И еще есть перспективка поработать с коротенькими сценариями для рекламфильмов. Это полторы-две странички выдумки за 120–220 руб. за штуку.

Такие дела. Приеду, следовательно, 14-го. С квартирой пока ничего.

Привет и поцелуи Адке и маме. Твой Арк.

Письмо Бориса брату, 3 декабря 1970, Л. — М.

Дорогой Аркашенька!

Начал уже беспокоиться, тем более, что давеча у меня какие-то падлы сломали ящик для писем. Но тут — твое письмо.

1. Сегодня же ездил в Литфонд, получил путевки. Итак, первый день работы — 15 декабря, последний 27. Исходи из. Комнаты будут, правда, не рядом, но это надо пережить. Заодно подал заявление на 12 января. Надеюсь, правильно поступил? И еще подал заявление на Коктебель на август. Может, присоединишься с Ленкой? Было бы смачно.

2. М прочитан Дмитревским и завотдела прозы Никольским. Оба довольны и расточают комплименты. Завотдела сказал, что, по его мнению, всё будет ОК. У Дмитревского было два замечания: а) Поподробнее разъяснить суть вертикального прогресса, б) Поподробнее разъяснить, почему контакт опасен свернувшейся цивилизации. Я отбрыкивался как мог, и мы договорились, что если начальство этого не потребует, то делать ничего и не будем. Начальство уже начало читать.

3. Действия твои с Токаревым одобряю полностью. Может, будет хоть шерсти клок. Что касается «Мира», то половину гонорара на этих условиях у меня рука (она же — нога) не поднимется принять. Треть, и при условии, что чистку черновика производим вместе. Насчет научпоп статей — всегда готов. Прочие твои идеи относительно получения красненьких кажутся мне малоэффективными, работай уж сам, там и делить-то нечего — вши.

4. Теперь по поводу ОО. Мое мнение таково: если идти в ЦК, то идти надо прямо сейчас. Тянуть нечего. Они и сами затянут. Если ты пойдешь сейчас, решение оттянут до после Нового года. Если пойдешь после нового года, будут тянуть до дня Красной Армии, или до Женского дня, или — что самое вероятное — до окончания съезда партии. Так что надо набрать побольше воздуху в грудь и нырнуть в эту прорубь как можно скорее. Посоветуйся с Ниной и, если она в принципе одобрит эту идею, давай прямо до отъезда в Ленинград и пробивайся. Побеседуй устно и для вящей солидности передай из рук в руки еще и письменную жалобу на недопустимую волокиту с книгой, имеющей большое воспитательное значение. Знаю, что тяжело, но ты не дрогни. Это лучше, чем писать рекламфильмы по сто рублей за штуку. В конце концов, речь идет о двух с половиной на нос. И я думаю, в ЦК можно прямо пожаловаться на денежные затруднения — по методу Саши Лурье: мол, новую мебель купил, на даче ремонт пора делать, очередь на автомобиль подходит и т. д. Стисни зубы, Аркашенька, и действуй.

5. Да! Будешь ехать, захвати, пожалуйста, два полных комплекта «Юности» и два 11-х номера отдельно. Хочу кое-кого подмазать. И хорошо было бы, если бы ты привез хотя бы 18-й том «Всемирной ф-ки». Мама уже получила 19-й.

6. У нас тут все болеют. У мамы было воспаление легких, сейчас вроде бы стало лучше. Андрюха валяется в простуде уже неделю.

Вот пока и всё. Крепко жму ногу, твой [подпись]

P. S. Леночке привет.

А с квартирой, я вижу, дело обстоит не так просто, как ты изображал? Покупай, покупай, пока есть деньги, пока дают в долг. Учти, я на последнем издыхании. Если так и дальше дело пойдет, в следующем году я уже не кредитор.

Рабочий дневник АБС

15.12.70

Прибыли в Комарово писать ГО.

Ком<наты> 30, 33.

Часть 2-я: что осталось.

1) Разговор с Наставником.

2) Сумасшедший: пришел каяться, что это из-за него Город, ибо он искал связи с Космосом.

3) Допрос Изи, отдает Изю Гейгеру. Выброшенная папка — еврейские штучки.

4) Вана доставляют за неявку на новую работу. Андрей звонит Отто, кот<орый> работает на биржевой машине, чтобы выручить Вана. Бывший нач<альник> машины — «падающие звезды».

5) Письмо от дяди Юры (дома, в самом конце).

6) Кэнси — репортер уголовной хроники. О законности. О праве правого нарушать закон.

Фрижа — телохранитель Фрица.

16.12.70

Сделали 6 стр. 125 Вечером сделали 1 стр. 126 (7)

17.12.70

Сделали 6 стр. (132) 13 Вечером сделали 2 стр. (134) 15

18.12.70

Сделали 6 стр.(140) 21 Вечером сделали 1 стр. (141) 22

19.12.70

Сделали 6 стр.(147) 28 Закончена 2-я часть.

Приезжала Адка.

20.12.70

Сделали 6 стр. (153) 34 Вечером сделали 1 стр. (154) 35

21.12.70

Сделали 6 стр.(160)41 Вечером сделали 2 стр. (162) 43

22.12.70

Сделали 4 стр. (166) 47 Вечером сделали 2 стр. (168) 49

23.12.70

Сделали 7 стр. (175) 56 Вечером сделали 1 стр. (176) 57

24.12.70

Сделали 5 стр. (181) 62 Вечером сделали 1 стр. (182) 63

25.12.70

Сделали 6 стр. (188) 69

Вечером сделали 1 стр. (189) 70

Кэнси звонит Дюпену, тот уже продался.

26.12.70

Сделали 7 стр. (196) 77 Вечером сделали 1 стр. (197) 78

Кислоглазый узнан Кэнси — проворовавшийся чиновник по снабжению.

Чел<ове>к подорвал себя динамитом, предварит<ельно> разославши письма.

27.12.70

Сделали 2 стр. (199) 80

Конец 3-й части.

Дядя Юра говорит: филичевый (в смысле «говенный»).

Арк уехал 28.12.70.

У АБС в 1970 году в СССР на русском языке не вышло ни одной книги. Публикации этого года можно пересчитать по пальцам: ОУПА в журнале «Юность», рассказы «Пришельцы» (2-я глава «Извне») и «Шесть спичек» в сборнике «Фантастика и приключения», фрагменты ОУПА в газете «Комсомолец Татарии».

Переводы 70-го года — это переиздание «В стране водяных» Акутагавы Рюноскэ в одноименной книге (пер. с японского АНС) и «Огненный цикл» Клемента в одноименном сборнике (пер. с англ. С. Бережкова, С. Победина).

В этом же году на Авторов впервые обратило внимание зарубежное эмигрантское издательство, выпускающее альманах «Посев» (Франкфурт-на-Майне). В № 78 альманаха опубликована СОТ, в этом же и следующем номерах — статья Д. Руднева, в которой критик немалое внимание уделил АБС.

Из: Руднев Д. «Замкнутый мир» современной русской фантастики

<.. > фантастика середины шестидесятых годов могла бы питать надежды на расцвет в будущем, если бы развивалась в условиях свободы творчества. Но, по-видимому, поддержки читателей (их насчитывается более трех миллионов) и целеустремленности некоторых писателей-фантастов было недостаточно, чтобы обеспечить этому жанру полноценную жизнь. Журнал, посвященный фантастике, так и не был создан. Ежегодные сборники, выпускаемые изд-вами «Знание» и «Молодая гвардия», оказались малоинтересными, и появление в них ценных произведений (например, «Суета вокруг дивана» Стругацких или рассказы Лема в 1965 г.) осталось исключением.

Тем более выделяются на фоне общей бездарности и скуки произведения Лема и братьев Стругацких, которые, вопреки общей тенденции, продолжали углублять свое творчество, кульминационным пунктом которого я считаю вторую часть повести «Улитка на склоне».

<…>

На одной из планет, например, диктаторы — так называемые Неизвестные Отцы. Одна из политических групп захватила власть в свои руки, воспользовавшись разрухой и трудностями после проигранной войны.

«Здешний мир висит на волоске, все шатко, призрачно, эфемерно, не на что надеяться, не на что опереться, и вот появляются Неизвестные — опора, надежда, устойчивость, обещание жизни. Отказаться от них, усомниться в них означает потерять твердь под ногами, повиснуть в зловещей пустоте…»

Неизвестные Отцы — анонимны для своих подданных. Граждане думают, что власть принадлежит безраздельно и равно всем Отцам. Но это — обман. Среди Неизвестных Отцов есть главный — «Папа». Между собой они все на «ты», именуют друг друга ласкательно: Умник, Головастик, Дергунчик, но все боятся Папы и не доверяют друг другу. Любимое их занятие — подкапывание под ближайшего вышестоящего… Но они понимают, что режим может держаться только, если население ничего не будет знать об их интригах друг против друга, и мусора из избы они не выносят.

Однако строй диктатуры, открытый или коллективно-анонимный, включает в себя отнюдь не только диктатора (или диктаторов). У него два столпа утверждения: система террора с концлагерями и бюрократия.

Население диктаторской или тоталитарной страны делится на три основные категории: первая — те, кто сажают, вторая — те, кто сидят, третья — те, кто будут сидеть.

Начнем с нескольких характеристик первой.

«Легионеры, мы — опора и единственная надежда государства в это трудное время. Только на нас могут без оглядки положиться в своем великом деле Неизвестные Отцы. Хаос, рожденный преступной войной, едва миновал, но последствия его тяжко ощущаются до сих пор. Легионеры-братья! У нас одна задача: с корнем вырвать все то, что влечет нас назад, к хаосу. Враг на наших рубежах не дремлет. Но никакие усилия армии не приведут к цели, если не будет сломлен враг внутри. Сломить врага внутри наша и только наша задача, легионеры».

Подследственный обращается к молодому, неопытному работнику органов безопасности:

«Вы еще молодой человек. Все архивы после переворота сожгли, и вы даже не знаете, до чего вы все измельчали. Это была большая ошибка — уничтожать старые кадры: они бы вас научили относиться к своим обязанностям спокойно. Вы слишком эмоциональны. Вы слишком ненавидите. А вашу работу нужно делать по возможности сухо, казенно — за деньги. Это производит на подследственного огромное впечатление. Ужасно, когда тебя пытает не враг, а чиновник. Вот посмотрите на мою левую руку. Мне ее отпилили в доброй довоенной охранке, в три приема, и каждый акт сопровождался обширной перепиской. Палачи выполняли тяжелую, неблагодарную работу, им было скучно, они пилили мою руку и ругали нищенские оклады. И мне было страшно».

В прокурорской работе залог успеха — методика.

«Прошлое этого человека туманно. И это, конечно, неважное начало для знакомства. Но мы с вами знаем не только, как из прошлого выводить настоящее, но и как из настоящего выводить прошлое. Это называется экстраполяцией».

У представителей первой категории, т. е. тех, кто сажает, существует тенденция представителей второй категории не считать людьми.

Земляне на одной из планет допрашивают пойманного концлагерного охранника.

«— Сколько стражников в лагере?

— Два десятка.

— Сколько людей в хижинах?

— В хижинах нет людей.

— Кто живет в хижинах?

— Преступники.

— А преступники не люди?

На лице (охранника — Д. Р.) изобразилось искреннее недоумение. Вместо ответа он нерешительно улыбнулся».

Конечно, взгляд на заключенных самого писателя обычно иной.

«Минут через десять он увидел вторую заставу. Это был аванпост огромной армии клетчатых рабов, а может быть, и не рабов как раз, — а самых свободных людей в стране».

<…>

Если работники госбезопасности — мышцы и кулаки тоталитарного режима, остов его — бюрократия.

Для чиновника начало начал — место. Оно определяет все его житейские отношения: внешнее почтение и скрытую зависть к вышестоящим, тиранство по отношению к нижестоящим и глубокое презрение к нечиновникам. Чиновник боится всякого риска, но тянется к повышению, часто очень рискованному, отстраняет все моменты, мешающие достижению цели (например, совесть и «неясность»), и старается не отличаться во взглядах от остальных чиновников того же уровня.

Государственный прокурор получил повышение:

«А ведь жалко будет, пожалуй, уходить отсюда — нагрел местечко за десять лет. И зачем мне уходить? Странно устроен человек: если перед ним лестница, ему обязательно надо вскарабкаться на самый верх. На самом верху холодно, дуют очень вредные для здоровья сквозняки, падать оттуда смертельно, ступеньки скользкие, опасные, и ты отлично знаешь это и все равно лезешь, карабкаешься — язык на плечо. Вопреки обстоятельствам — лезешь, вопреки собственным инстинктам, здравому смыслу, предчувствиям — лезешь, лезешь, лезешь. Тот, кто не лезет вверх, тот остается внизу, это верно. Но тот, кто лезет вверх, падает туда же — вниз…»

<…>

Над обрывом, у края волшебного и таинственного леса, стоит Управление — концентрат чиновничьей тупости и бездарности. Если лес — образ будущего, неизвестного, неясного, образ самой жизни со всеми ее противоречиями, то управление и его служащие — образ близорукого, невежественного и ненавистнического подхода к противоречиям жизни.

«Невежество испражняется в лес. Невежество всегда на что-нибудь испражняется».

Вот набор высказываний, рисующих образ типичного чиновника Управления — искоренителя (!) Домарощинера:

«Мое отношение к лесу определяется моим служебным долгом… Человеку вообще нельзя сидеть на краю обрыва. Полная ясность может существовать лишь на определенном уровне… и каждый должен знать, на что он может претендовать. Я претендую на ясность на своем уровне, это мое право… а там, где кончаются права, там начинаются обязанности».

«Тебе (говорят искоренителю — Д. Р.) если по морде вовремя не дать, ты родного отца в бетонную площадку превратишь для ясности».

Современному тоталитарному государству и тем более тоталитарному государству будущего высококвалифицированные ученые и интеллигенция столь же необходимы, как солдаты или полицейские. Их положение в тоталитарном обществе двоякое. С одной стороны, они находятся в привилегированном материальном положении, имеют доступ к книгам и иным источникам информации, запрещенным для прочих слоев населения. С другой стороны, они, именно в силу своей частичной привилегированности, особенно болезненно переживают условия того интеллектуального гнета, в котором им приходится работать. Часто в них уживаются наравне чисто умозрительные оппозиционные настроения с карьеризмом и пресмыканием перед сильными века сего. Ко всему этому, интеллигенция, как правило, ненавистна низшим слоям населения, которые отлично сознают ее роль в поддержке и укреплении режима террора и несоответствие между ее идеями и ее образом жизни.

<…>

Одна из основных опор общества (отнюдь не только тоталитарного) — рутина. Порой она страшней и бесчеловечней террора. У Стругацких эта тема встречается часто. В рассказе «Попытка к бегству» человека, протестующего против власти, называют «желающим странного».

Землянин Максим попадает на далекую планету «Обитаемый остров» и понемногу знакомится с ее общественным строем, с ее историей. Мы об этом произведении уже говорили выше, теперь проследим путь Максима к раскрытию правды об этом не весьма симпатичном мире. После трудной войны группка анонимных диктаторов захватила власть и навела в стране относительный порядок, обеспечив населению прожиточный минимум.

«Максим понял, что политическое устройство страны весьма далеко от идеального и представляет собой некую разновидность военной диктатуры. Однако ясно было, что популярность Неизвестных Отцов чрезвычайно велика, причем во всех слоях общества».

Новые правители укрепили свою власть устройством системы ПБЗ, позволяющей при помощи многочисленных башен, покрывающих страну, защищаться от баллистических атак противников, которые внутри страны поддерживаются выродившимися жителями — «выродками», наймитами иностранных держав. Выродки подлежат искоренению.

Понемногу выясняется, что «главное в выродках то, что они выродки. Отними у них это свойство, и все остальные обвинения против них — предательство, людоедство и прочее — превращаются в чепуху».

Попав к выродкам, которые оказались борцами против режима, Максим узнает, что башни системы ПБЗ — по сути дела излучатели, очень болезненно действующие на мозг выродков, при помощи которых власть их и вылавливает. Но и это — только полуправда.

«Излучение башен предназначалось не для выродков. Оно действовало на нервную систему каждого человеческого существа на планете. Физиологический механизм воздействия известен не был, но суть этого воздействия сводилась к тому, что мозг облучаемого терял способность к критическому анализу действительности. Человек мыслящий превращался в человека верующего, причем верующего исступленно, фанатически, вопреки бьющей в глаза реальности. Человеку, находящемуся в поле излучения, можно было самыми элементарными средствами внушить всё, что угодно, и он принимал внушаемое как светлую и единственную истину и готов был жить для нее, страдать за нее, умирать во имя ее.

А поле было всегда. Незаметное, вездесущее, всепроникающее. Его непрерывно излучала гигантская сеть башен, окутывающая страну. Гигантским пылесосом оно вытягивало из десятков миллионов душ всякое сомнение по поводу того, что кричали газеты, брошюры, радио, телевидение, что твердили учителя в школах и офицеры в казармах, что сверкало неоном поперек улиц, что провозглашалось с амвонов церквей…

Опасность для Отцов могли представлять только люди, которые в силу каких-то физиологических особенностей не были восприимчивы к внушению. Их называли выродками. Постоянное поле на них не действовало вообще, а лучевые удары вызывали у них только невыносимые боли. Выродков было сравнительно мало, что-то около одного процента, но они были единственными бодрствующими людьми в этом царстве сомнамбул.

И самое гнусное заключалось в том, что именно они поставляли обществу правящую элиту, называемую Неизвестными Отцами. Все Неизвестные Отцы были выродками, но далеко не все выродки были Неизвестными Отцами. И те, кто не сумел войти в элиту, или не захотел войти в элиту, или не знал, что существует элита, — выродки-властолюбцы, выродки-революционеры, выродки-обыватели — были объявлены врагами человечества, и с ними поступали соответственно».

<…>

Этой цитатой мы и ограничимся. Картины мироустройства на Обитаемом Острове и на Тормансе получаются стройные. Фантастичность ситуаций незначительна. Описаны явления, хорошо известные землянам XX столетия, особенно немцам и русским. <…>

Как видно из всего вышесказанного, фантасты достаточно критически относятся к окружающей их действительности. Но их творчество не сводится только к отображению пороков общества: они ищут также средств для преодоления этих пороков.

Прием неизменно тот же: человек, или группа людей, извне (с другой планеты, из другого времени) сталкивается с порочным социальным строем и, исходя из разных побуждений (простое сострадание, соображения «галактической безопасности» и т. д.), старается найти способы борьбы с отрицательными явлениями.

Бороться с ними человек стремится, но возможна ли вообще борьба, и если возможна, то какая именно?

В основном у фантастов эта проблема сводится к вопросу: возможно ли и желательно ли вмешательство человека, исполненного добрых намерений, в дела планеты (или страны), правопорядок которой очень далек от совершенства, но переносится большинством жителей как неизбежное зло? Основная причина пассивности последних — невозможность в силу замкнутости системы, в которой они находятся, найти критерий для сравнения их жизненных условий с иными, свободными. Люди же, приходящие извне и попадающие в эти условия, оказываются беспомощными из-за отсутствия онтологической связи с туземцами, из-за отсутствия возможности «сопереживать» с ними их проблемы.

Впрочем, у разных писателей — точки зрения разные: представители двух противоположных — Станислав Лем и Иван Ефремов, посередине между ними — братья Стругацкие.

Для Ефремова — всё ясно, проблемы нет.

<…>

Тормансиане творили зло по неведению, но, узрев истину в лице ее безупречных проповедников — землян будущего коммунистического общества, они прозрели, покаялись, начали «пресекать в корне зло», и всё само собой наладилось.

Единственная, но обязательная предпосылка успеха всего дела в том, что человек с Земли должен быть носителем абсолютной истины и лишен противоречивости, побуждающей его совершать «причиняющие зло действия».

Если, как видно из его произведений, Ефремов — интегральный оптимист, Лем, напротив, — интегральный пессимист.

<…>

Стругацкие относятся к проблеме «борьбы за человека» по-своему. Они хорошо видят трудности преодоления косности социальных структур, отрицательные свойства которых большинством населения даже не осознаются. Но Стругацкие выход всё же видят.

В «Обитаемом острове» представлена именно такая ситуация, которая кажется совершенно безвыходной. Общество, пронизанное системой пропаганды и полицейского террора, производит впечатление неуязвимого:

«Не было силы в стране, которая могла бы освободить огромный народ, понятия не имеющий, что он не свободен, выпавший из хода истории. Эта машина была неуязвима изнутри. Она была устойчива по отношению к любым малым возмущениям. Будучи частично разрушена, она немедленно восстанавливалась. Будучи раздражена, она немедленно однозначно реагировала на раздражение, не заботясь о судьбе своих отдельных элементов».

Но что было еще гораздо страшнее общества, — это сама вселенная, которая представлялась жителям острова заколдованным безвыходным местом:

«Обитаемый остров был миром, единственным миром во Вселенной. Под ногами аборигенов была твердая поверхность Сферы Мира. Над головами аборигенов имел место гигантский, но конечного объема газовый шар неизвестного пока состава и обладающий не вполне ясными пока физическими свойствами».

«Максим понял, что находится в гигантской ловушке, что контакт сделается возможным только тогда, когда ему удастся буквально вывернуть наизнанку естественные представления, сложившиеся в течение тысячелетий».

Выхода быть не может, ибо нет вселенной, нет бесконечного. Нет даже просто дальнего, чужого. Всё свое — рутинное, изношенное, безрадостное, но единственно возможное.

Появление идеи или человека извне воспринимается как патологическое явление. Землянина Максима запирают в сумасшедший дом потому, что он «желает странного».

И по сути дела наличие человека или идеи извне — чрезвычайно опасно для подобного тоталитарного общества именно тем, что такая идея или человек не способны органически слиться с каким-либо общественным механизмом и в состоянии оказаться той пылинкой, которая может остановить всю машину общества.

Правда, в данной ситуации борьба Максима с жуткой стихией оказалась почти бесполезной, его попытка «вывернуть наизнанку естественные представления, сложившиеся в течение тысячелетий», не увенчалась успехом. Но, несмотря на свои неудачи, несмотря даже на вред своих попыток революционным путем свергнуть тиранию «олигархов» (смысл вреда обстоятельно раскрывает перед ним сотрудник «галактической безопасности», тайно следивший за общественными процессами Острова), Максим продолжает борьбу. Он решился на эту борьбу уже в самом начале повести:

«Будь он неладен, этот бездарный замкнутый мир! Но у меня только два выхода: либо тосковать по невозможному и бессильно кусать локти, либо собраться и жить. По-настоящему жить, как я хотел жить всегда — любить друзей, добиваться цели, сражаться, побеждать, терпеть поражения, получать по носу, давать сдачи — всё, что угодно, только не заламывать руки».

Как видно из отрывка, борьба за человека, за ближнего, вопреки всей кажущейся бесполезности своей, необходима Максиму, и в первую очередь обусловливается его личным стремлением, личной потребностью. Жизнь и борьба нераздельны и в своей совокупности проявляют себя даже вопреки объективным условиям внешнего мира.

В отличие от мира Обитаемого острова, который можно определить как замкнутый в себе и лишенный перспективности, мир в повести Стругацких «Улитка на склоне» заключает в себе совсем иную ситуацию.

В этом произведении наравне с обществом, стремящимся к рационалистическому тоталитаризму, существует таинственный лес, символ всего не познанного человеком. В мире «Улитки на склоне» выход из общественного тупика тесно связан с познанием леса, с приобщением к его иррациональным закономерностям. Вряд ли мы ошибемся, если примем лес в качестве символа нашего внутреннего мира — нашей совести, всего того, что определяет самоотверженность человеческой борьбы.

Герой повести, например, обращаясь к лесу, обещает ему бороться:

«…Здесь я не могу помочь тебе, здесь всё слишком прочно, слишком устоялось… Но точку приложения сил я еще найду, не беспокойся. Правда, они могут необратимо загадить тебя, но на это тоже надо время и немало: им ведь еще нужно найти самый эффективный, экономичный и, главное, простой способ. Мы еще поборемся, было бы за что бороться…»

Ясно, что лес — одновременно и цель борьбы («я не могу помочь тебе») и ее условие («они могут загадить тебя»). Иначе говоря, борьба ведется и за лес и с помощью леса — за совесть и по совести…

После обещания, данного лесу, продолжать борьбу герой повести ночью, в библиотеке, в полном одиночестве, произносит монолог, обращаясь к старому двухтомнику:

«…Ты никогда не орал, не хвастался, не бил себя в грудь. Добрый и честный. И те, кто тебя читают, тоже становятся добрыми и честными. Хотя бы на время. Хотя бы сами с собой. Но ты знаешь, есть такое мнение, что для того, чтобы шагать вперед, доброта и честность не так уж обязательны. Для этого нужны ноги. И башмаки. Можно даже немытые ноги и нечищенные башмаки… Прогресс может оказаться совершенно безразличным к понятиям доброты и честности, как он был безразличен к этим понятиям до сих пор… всё зависит от того, как понимать прогресс. Можно понимать его так, что появляются эти знаменитые „зато“: алкоголик, зато отличный специалист; распутник, зато отличный проповедник; вор ведь, выжига, но зато какой администратор! Убийца, зато как дисциплинирован и предан… А можно понимать прогресс как превращение всех в людей добрых и честных. И тогда мы доживем когда-нибудь до того времени, когда будут говорить: специалист он, конечно, знающий, но грязный тип, гнать его надо…»

Этот замечательный отрывок, конечно, не ответ на все вопросы о жизни, о будущем, о счастье человека и общества. Он не решает также задачи соотношения добра и зла, дозволенности компромиссов между ними, но верно указывает направление, в котором поиски должны вестись (и уже ведутся в сегодняшней России). Разум и нравственность — неразделимые компоненты человеческого я, совершенно равноправные. Попытки вывести один компонент из другого калечат человека, насилуют историю и фальсифицируют человеческие отношения. Их органическое соединение в личном плане — правда, а в общественном — право.

Человек живет в мире деятельного зла, и, чтобы побороть его зловещую косность, добро должно быть деятельно. Герой рассказа «Попытка к бегству» утверждает:

«Раз вы хотите делать добро, пусть оно будет активно. Добро должно быть более активно, чем зло, иначе всё остановится».

<…>

Лес в «Улитке на склоне» — область таинственных явлений растительной, животной и сказочной жизни. В его непроходимых дебрях шарикообразные существа размножаются почкованием и топят сами себя в реках, следуя неразгаданным закономерностям. Под его кровом красуются в волшебном тумане русалки, его деревья перепрыгивают с места на место и его лужи с аппетитом всасывают и переваривают человеческую технику.

Люди чувствуют себя в лесу очень неуютно, и по распоряжению администрации в него впускают людей только в случае необходимости, и то лишь таких, которые не смогли бы его полюбить и стать на его защиту против чиновников «Управления».

Герой повести Перец добивается, наконец, возможности попасть в это «Управление», распоряжающееся «командировками» в лес:

«…человек, который никогда в жизни не видел леса, ничего не слышал о лесе, не думал о нем, не боялся леса и не мечтал о лесе, даже такой человек мог легко догадаться о существовании его уже просто потому, что существовало Управление (по делам леса. — Д. Р.)…Я стоял перед этой вывеской… и чувствовал слабость в коленях, потому что знал теперь, что лес существует, а значит всё, что я думал о нем до сих пор, — игра слабого воображения, бледная немощная ложь».

Перец хочет попасть в лес:

«— Тебе туда нельзя… Туда можно только людям, которые никогда о лесе не думали… Зачем тебе горькие истины?

— А зачем же я сюда приезжал?

— Чтобы убедиться. Неужели ты не понимаешь, как всё это важно: убедиться. Другие приезжают для другого. Чтобы обнаружить в лесу кубометры дров. Или найти бактерию жизни. Или написать диссертацию. Или получить пропуск, но не для того, чтобы ходить в лес, а просто на всякий случай: когда-нибудь пригодится, да и не у всех есть. А предел поползновений — извлечь из леса роскошный парк, как скульптор извлекает статую из глыбы мрамора. Чтобы потом этот парк стричь. Из года в год. Не давать ему снова стать лесом».

Перец мечтает о лесе, страстно стремится познать его тайну. Казенный философ «Управления» Проконсул (! — Д. Р.) также много думает о лесе, но его мечта — рационализировать лес, то есть по сути его уничтожить.

«…как преступно мало мы говорим и пишем о нем (о лесе — Д. Р). Он облагораживает, он будит высшие чувства. А мы никак не можем пресечь распространение неквалифицированных слухов, побасенок, анекдотов.

…Дело ведь не в том, был ты в лесу или не был, дело в том, чтобы содрать с фактов шелуху мистики и суеверий, обнажить субстанцию, сорвав с нее одеяние, напяленное обывателями и утилитаристами…

…И подчеркните (когда о лесе будете читать доклад. — Д. Р.), что не болота и трясины, а великолепные грязелечебницы; не прыгающие деревья, а продукт высокоразвитой науки; не туземцы, не дикари, а древняя цивилизация людей гордых, свободных… И никаких русалок! Никакого лилового тумана…»

Но лес не раскрывает своей тайны герою повести, и он в последний раз обращается к своему таинственному «другу»:

«Я не знаю, какой ты. Этого не знают даже те, кто совершенно уверен в том, что знают. Ты такой, какой ты есть, но могу же я надеяться, что ты такой, каким я всю жизнь хотел тебя видеть: добрый и умный, снисходительный и помнящий, внимательный и, может быть, даже благодарный. Мы растеряли всё это, у нас не хватает на это ни сил, ни времени, мы только строим памятники, всё больше, всё выше, всё дешевле, а помнить — помнить мы уже не можем. Так неужели я тебе не нужен? Нет, я буду говорить правду. Боюсь, что ты мне тоже не нужен. Мы увидели друг друга, но ближе мы не стали, а должно было случиться совсем не так. Может быть, это они стоят между нами? Их много, я один, но я — один из них, ты, наверное, не различаешь меня в толпе, а может быть, меня и различать не стоит. Может быть, я сам придумал те человеческие качества, которые должны нравиться тебе, но не тебе, какой ты есть, а тебе, каким я тебя придумал…»

И на этот раз ответа от леса нет: Перец его получит — частично — от старого двухтомника, в сумерках пустынной библиотеки (см. выше).

<…>

Лем в «Солярисе» не разгадал загадки жизни. Он даже, наверное, дальше от ее решения, чем Стругацкие в «Улитке на склоне». Ему никакой «старый двухтомник» не указывает пути. Но Лем, как и Стругацкие, не считает, что невозможность познать неведомое должна привести к прекращению поисков. В этих поисках и скрыт подлинный смысл бытия, в них человек познает себя и мир в подлинном измерении.

Как бы ни определять Иное — неведомым, будущим, бессознательным архетипом, Богом, — познание его постулирует отказ человека от своего «эгоантропоцентризма», признание себя существом ограниченным чем-то или кем-то. В этом познании человек обретает себя, но оно несет ему всё то, что человек и сам в себе несет, оно дает ему выход из замкнутого мира, но выход этот может вести и к доброму (путь двухтомника), и к злу (встреча во сне с Океаном), и к жизни, и к смерти. Путь к неведомому ведет человека к раскрытию и достижению своих крайних пределов, но ведет только туда, куда человек сам будет стремиться.

<…>

Публикация в таком издании еще не обозначала статус диссидента, но означала опасную черту: прими Авторы эту публикацию как должное — и всё, возврата к прежнему статусу добропорядочного советского писателя не будет. У себя дома они уже не напечатаются.

АБС пока еще не знают о публикациях «Посева». У них свои планы, свои наработки, они хотят радовать читателя «здесь и сейчас». Эмиграция — как внутренняя, так и реальная — не их путь. Как в дальнейшем не раз говорили Авторы: «Нас увезут отсюда только связанными и на танке».