В полночь на Маняшином кургане начался над Лисой суд. Сидела Лиса на макушке кургана на березовом пне. На коленях у нее лежала развернутая газета, а на ней — холодный, прозеленевший мхом камень. Так решил черный Ворон:

   —  Пусть она глядит на него и кается.

Ворон и судил Лису. Он уже спал и его подняли с постели. Первым делом он спросил у Лисы:

   —  Правду говорит черепаха? Это ты съела пирог? А почему ты не убежала и не спряталась?

   —  А куда бежать-то? Все равно найдете. А я решила: пусть все будет по чести. Я съела пирог, судите меня, но прошу учесть: я не сбежала, я не заставила вас искать меня по роще. Это смягчает мою вину.

Потом Ворон выслушал свидетелей. Первым говорил Енот. Он свою речь начал торжественно:

   —  Надо на дело пошире взглянуть. Разве весь грех Лисы только в том, что она сегодня на виду у всех пирог съела? Она всегда такая: так и глядит, где и как бы кого объегорить. В гости придет — угощай ее скорее. А когда к ней придешь, как она встречает тебя? Со мной однажды случай был. Пришел я к ней. Сидит она за столом и утку ест. А утка жирная, так и течет по губам Лисы сало. Приди я к вам к кому-нибудь, что бы вы сказали? Садись, Енот, угощайся. А Лиса и не видит будто, что я пришел. Ест себе и ест.

Не выдержал я, попросил:

   —  Дала бы ты и мне, Лиса, кусочек пожевать.

   —  Ты вроде что-то сказал? — спрашивает Лиса а сама быстрее есть начала. — Что-то мне последнее время уши закладывать стало. То хорошо слышу, а то плохо.

Потоптался я у порога, потоптался. И хоть стыдно было, но все-таки пересилил себя, сказал чуть громче:

   —  Дала бы ты и мне пожевать кусочек утки.

И что вы думаете? Помотала Лиса головой да и говорит:

   —  И что это со мной делается? Неудобно даже. Вот ты что-то говоришь мне, а я не слышу. Ты уж пожалуйста, погромче кричи.

А сама еще быстрее жевать начала. А дух от утки такой сладкий идет, что и не хочешь, а протянешь лапу, попросишь. Попросил я. Потоптался у порога, потоптался, да как заору:

   —  Дала бы ты, Лиса, и мне пожевать кусочек утки.

А Лиса знай себе мотает головой да на уши жалуется :

   —  Ну ничего не слышу. Да крикни ты мне погромче.

А уж куда громче кричать, и так на всю рощу ахнул. Я бы, может, и еще раз крикнул, но смотрю, а кричать-то уж и не из-за чего, одна ножка от утки осталась, да и ту обсосала Лиса и в рот положила. Сказал я тогда чуть слышно:

   —  Так я о здоровье твоем справиться зашел.

   —  А что? Здорова я, — сказала Лиса и отгребла в сторону косточки утиные. Лапки о живот вытерла, подперла кулаком щеку и говорит:

   — Вот теперь и побеседовать можно: уши слышимость обрели. Здравствуй, Енот, проходи, будь гостем.

   — И это когда она уже утку съела! Вот она какая, Лиса-то. И я считаю, что за все плутни ее следует прогнать из рощи.

На березе Филин сидел. Он уже с охоты вернулся, сытый сидел. Услышал, что Енот сказал, икнул с перепугу :

   —  Ого! За пирог с тыквой выгнать Лису хотят, а что же сделали бы со мной, если бы я утащил Мышонка.

И от одной мысли, что с ним могли бы за Мышонка сделать, Филину стало так страшно, что он нырнул поскорее в дупло. А черный Ворон у медведя Михайлы спросил:

   —  А ты что скажешь, Михайло Иваныч?

А что Михайле сказать? Он с самого начала считал, что пирог ему принадлежит. И теперь считал, что Лиса съела его пирог. Простить этого он ей не мог. Потому и сказал, хмурясь:

   —  Гнать ее, рыжую.

И все-таки услышанного черному Ворону показалось мало для столь сурового приговора. И тогда вытолкнул к Ворону пес Вертихвост щенка Федотку:

   —  Расскажи, Федотка, как она у тебя в курятнике порядок наводила.

— Это можно, — мотнул Федотка длинными не по росту ушами и начал говорить.

«Была ночь. Я сидел у крылечка и облизывал губы. Вдруг смотрю, вошла во двор Лиса и направилась к курятнику. Я и спросил тут у нее строгим голосом?

   —  Ты это куда, рыжая?

Так и присела Лиса:

— Собака! И метнулась было к калитке, а потом смотрит, а это я у крылечка сижу. Завиляла хвостом.

   —  Ах, это ты, Федотушка. А я иду мимо и думаю: дай погляжу, порядок ли у тебя в курятнике. А то бывают собаки, во дворе у них все как надо, а в курятник войдешь — батюшки мои! А ты вроде не такой.

Сладко мне стало от лисьих слов и я подтвердил:

   —  Это точно, не такой я.

Очень, знаете, понравилась мне похвала Лисы. Сам дверь в курятник распахнул, сам впустил ее туда.

   —  Вот теперь вижу, — говорит Лиса, — не ошиблась я в тебе. Хорошо у тебя в курятнике.

И кур начала считать.

   —  Хочу узнать: чет или нечет. Если чет, то хорошо, а если нечет — плохо. Ну вот видишь — девять кур. Плохо это, ой, как плохо. Непорядок у тебя в курятнике, Федотка.

   —  А петух?

   —  Петух не курица, он в счет не идет.

И сдернула с насеста лишнюю курицу.

До самой околицы провожал я Лису и все благодарил ее, что выручила она меня, навела в курятнике порядок.

На другой день опять пожаловала.

   —  Понимаешь, — говорит, — весь день я тревожилась: вдруг ошиблась я, неправильно твоих кур сосчитала. У меня получился чет, а вдруг на самом деле нечет. Вдруг подвела я тебя и у тебя в курятнике будет непорядок. Пойдем проверим.

И первой вошла в курятник. Сосчитала кур и ахнула:

   —  Так и есть, ошиблась я — нечет.

   —  Как нечет? — удивился я. — Восемь же кур А Петух! Но ты же сама говорила, что петух не курица и в счет не идет.

   —  Это было вчера, в четверг. А сегодня — пятница, а по пятницам петухи считаются.

И сдернула с насеста еще одну курицу.

На следующий день Лиса опять пришла. Приходила и после еще несколько раз и каждый раз пересчитывала в курятнике кур и каждый раз у нее получался нечет. И каждый раз Лиса уносила для порядка из курятника курицу. И вот приходит она однажды, смотрит, а в курятнике на насесте сидит сиротливо один петух.

   —  Петух без кур, — сказала Лиса, — это уж совсем никуда не годится. Если нет кур, то и петуху на насесте сидеть нечего.

Положила петуха в мешок и унесла в рощу. И я даже обрадовался.

«Вот теперь, — думаю, — у меня в курятнике полный порядок, так и должно быть».

Закрыл за Лисой дверь и полез в конуру. Спал спокойно. Когда у тебя во дворе порядок, хорошо спится. И одно только волновало меня: отчего это последнее время бабушка Степанида на меня так неласково смотрит и приговаривает:

   —  Эх ты, караульщик.

И если бы не Вертихвост, я бы так и не догадался, в чем тут дело».

Сказал Федотка свое слово и сел на место. И закачал черный Ворон головой;

   —  Да-а. И зашумели все сразу:

   —  Да за такое Лису мало из рощи выгнать. Пострашнее ей кару придумать надо. Давайте ее повесим. Нашла кого обидеть — щенка глупого.

Позвольте, — вскочил Федотка. — Это не совсем так. Я, знаете, не глупый, я несообразительный. Спорить с ним не стали. Главное для всех было ясно — большая Лиса обидела маленького Федотку. И решение у всех было одно:

   —  Надо Лису повесить.

Видит Лиса — плохо дело, конец ей приходит. Попросила:

   —  Раз уж вы решили повесить меня, вешайте. Но выполните мое последнее желание: разрешите хоть дерево самой выбрать Это можно, — сказали ей. — Выбирай.

И подвели Лису к березе. Спрашивают:

   —  На ней повесить тебя?

Обошла Лиса березу вокруг, оглядела со всех сторон, сказала:

   —  На ней можно бы, да низковата она немного. А вы уж меня на таком дереве повесьте, чтобы далеко меня видно было.

   —  Это верно, тебя нужно повыше повесить, чтобы все видели, что мы у себя в роще с плутами делаем, — сказали звери.

И подвели Лису к сосне. Сказали:

   —  На ней в самый раз тебе висеть будет. Вон она высокая какая.

Оглядела Лиса сосну, покачала головой:

   —  На сосне можно бы повисеть, да сучьев на ней мало. А мало сучьев, мало тени. Высохну быстро. А вы уж меня так повесьте, чтобы я долго висела.

   —  И это верно. Ты должна подольше повисеть, чтобы все запомнили, что мы у нас в роще с плутами делаем, — сказали звери.

И подвели Лису к дубу:

   —  На нем тебя повесим. На нем ты не вдруг высохнешь. Вон он сколько тени дает.

Оглядела Лиса дуб со всех сторон, сказала:

- Можно и на нем повисеть, но вы посмотрите, сколько ветвей на нем. Меня среди них и не видно будет. Рядом пройдут и не заметят. А вы уж меня так повесьте, чтобы откуда ни поглядел, увидел

—вон она я, покачиваюсь.

И все опять согласились:

   —  Верно, тебя нужно так повесить, чтобы кто ни поглядел, обязательно сказал: вон она, плутовка, висит.

И повели Лису к осине. Но и у осины Лиса изъян нашла. И у ясеня тоже. По всей Гореловской роще провели ее и во всей роще не нашла Лиса дерева подходящего, а на плохом ей висеть не хотелось.

   —  Пойдемте, — говорит, — в Осинники. Там поищем.

Но у всех были дома дела. И потому все сказали:

   —  Иди одна. Найдешь, кликнешь нас. Мы придем и повесим тебя.

   —  Пусть так будет, — сказала Лиса и ушла в Осинники.

Лето она в Осинниках провела, на зиму перебралась в Дубраву, там зимовала. А сейчас, говорят, собирается идти в Ясеневый лес. Все еще ищет Лиса и никак найти не может для себя подходящего дерева.

   —  Я, — говорит, — и не думала раньше, что во всех наших рощах нет истинно хорошего дерева, на котором было бы приятно висеть.

Ну, а газета с камнем и сейчас еще лежит в берлоге медведя Спиридона. Когда принесли ему ее, сказали :

   —  Это чтобы ты помнил, что мы тебя все-таки наградили.

Бондаренко Владимир Никифорович Бондаренко Вениамин Никифорович

Редактор Н. В. СорокинХудожник В. А. ПанидовХудожественный редактор Е. В. АльбокриновТехнический редактор 3. К. ЯшинаКорректор Э. И. Щербакова

Сдано в набор 19/Х 1976 г. Подписано к печати 14/I 1977 г.

Формат 70х1087з2. Бум. № 2 тип. Печ. л. 4,25. Уел. печ. л. 5,95. Уч.-изд. л. 5,93. Цена 20 коп. Тираж 100 000 экз. Зак. № 5904 Куйбышевское книжное издательство, г. Куйбышев, Спортивная,

5/27.

Тип. изд-ва «Волжская коммуна», г. Куйбышев, пр. Карла Маркса, 201.