Старший лейтенант Василий Загладин был опытным зафронтовым разведчиком, и с парашютом прыгал, как и прочие бойцы группы Соколова, не впервые. Но ему не повезло — еще в воздухе его заметили немецкие зенитчики. Длинная очередь из пулемета перебила несколько строп его парашюта, иссекла купол, и на землю Загладин рухнул с высоты примерно в сорок метров. Верхушки деревьев смягчили удар. Потерявший сознание Василий упал в густые заросли черники, и парашют накрыл его сверху.

Сознание вернулось не сразу, а с ним пришла и боль. Боль накрыла Василия целиком, словно беспощадное, обжигающее море. Он попробовал застонать и не смог — язык словно прилип к гортани. Попробовал шевельнуть ногой, и понял, что парализован — сильный удар лишил его возможности двигаться. «Наверное, задет позвоночник». Почему-то он подумал об этом спокойно, без особых эмоций.

Вокруг стояла непроглядная июньская ночь. Лес был неподвижен, и все же туманящимся сознанием Загладин уловил в его чаще какое-то движение. Зверь? Человек?.. Последнее было не намного безопаснее. Кто это — партизан? Дезертир, сбежавший из рядов белорусской «армии»?.. Преступник-одиночка, убивающий всех подряд ради еды и одежды?.. Или это подходят ребята из соколовского отряда?..

До крови закусив губы, Василий из последних сил подтянулся на руках. Теперь он полулежал на корнях дерева, был защищен со спины и мог наблюдать за лесом… Непослушными, негнущимися пальцами расстегнул кобуру пистолета и вынул «Вальтер». Если это свои, то они узнают по голосу. Если нет — живым они его не возьмут.

Под ногами человека хрустнула ветка. Человек шел осторожно, его явно учили профессионально передвигаться в темноте. Но Василия тоже учили, как распознавать в темноте шаги. Человек был не один. Не меньше двадцати людей тихо, след в след шли по ночному лесу.

«Не свои», — подумал Василий, и от этой мысли ему стало почему-то легко. Облизав губы, он хрипло крикнул: «Стой, кто идет?» — и, выбросив вперед руку с «Вальтером», начал стрелять в невидимых, но неумолимо приближающихся людей…

Больше всего он боялся ошибиться и расстрелять все патроны. Но восьмой не понадобился для себя. После четвертого выстрела жизнь Загладина оборвал нож, с чудовищной силой выметнувшийся из рукоятки…

Люди, уже не скрываясь, вышли из чащи и подошли к мертвому офицеру. На нем была форма германского обер-лейтенанта. Рука убитого крепкого сжимала пистолет.

— Вот сука, — еле слышно пробормотал один из людей, — Колю наповал уложил, сволочь. А какой был парень…

— Заткнись, — коротко оборвал старший, нагибаясь над убитым. — Посвети лучше.

Вспыхнул узкий луч карманного фонаря. Он выхватил из тьмы коричневый погон капитана литовской армии.

«Литовец» резким движением выдернул из шеи Загладина острое лезвие ножа и осторожно распорол на убитом немецкий мундир. Пошарив пальцами в подкладке, бережно извлек в несколько раз сложенный лоскут тончайшего шелка и, поднеся к фонарю, принялся рассматривать. Лоскут был испещрен тонко, убористо набранным текстом. Внизу стояла чья-то подпись и печать.

— Один готов, — негромко произнес «капитан», убирая лоскут шелка в карман. — Десять минут на то, чтобы закопать Колю, и двинули. Остальные тоже где-то в этом районе.

— А с этим чего делать? — Один из людей кивнул на Загладина.

— Пускай тут лежит, — усмехнулся «капитан». — Одним фрицем меньше…

* * *

Радиосвязь для группы Соколова не предусматривалась. Более того, ей строжайше запрещалось вступать в контакты с какими-либо партизанскими отрядами на оккупированной территории. Миссия считалась строго секретной.

Ориентируясь по карте, старший группы быстрым шагом, почти бегом двигался по обочине лесной дороги. Изредка в глубине леса начинала протяжно, зловеще стонать какая-то птица, и тогда Владимиру казалось, что его заметили. Но июньский лес был тих. Только со стороны линии фронта доносилась удаляющаяся перестрелка — видимо, падение самолета и взрыв немецких батарей вызвали огонь с обеих сторон. Потом она стала затихать и наконец прекратилась. Где-то в отдалении щелкнуло четыре пистолетных выстрела… И вновь тишина, глубокая и настороженная.

«Только бы всем ребятам удалось выбраться!» Эта мысль сейчас волновала капитана больше всего. То ли он волнения за товарищей, то ли просто от ночной прохлады и бушующего в крови адреналина его слегка колотило, даже зубы постукивали друг о дружку при ходьбе.

Около четырех утра на западе заалела полоска рассвета. Небо из густо-черного на глазах усталого путника преобразилось в чернильное, синее, фиолетовое и, наконец, бледно-голубое. Огромное краснобокое солнце, будто яблоко, лениво выползало из-за горизонта, красиво озаряя верхушки леса. «Вот так же было, наверное, три года назад, 22 июня 1941-го, — подумал Владимир и почувствовал, как эта мысль придала ему сил. — Только теперь фарт не ваш, господа фрицы! Пришла пора за все платить по векселям!»

Он взглянул на часы. Путь через ночной лес занял около четырех часов. Стало прохладнее. Сквозь ветви деревьев смутно блеснуло маленькое лесное озеро. Здесь, на его берегу, разведчики должны были встретиться.

Соколов поднес к губам специальный охотничий манок и осторожно покрякал. И тотчас с другой стороны озера ему ответила такая же ранняя утка. Потом еще одна, две, и, наконец, пять. Обрадованно отозвавшись на сигналы, Владимир бросился через лес напролом и вскоре обнимал своих товарищей.

— Молодцы, молодцы, друзья! — взволнованно повторял он.

Выяснилось, что все они двигались по одному лесному массиву параллельно друг другу. В контакт с противником ни разу не вступали, да и вообще никем замечены не были.

— А где Загладин? — внезапно спросил Чёткин, оглядываясь по сторонам.

Все примолкли. Отсутствие Василия за радостью встречи заметили не сразу.

— Я видел, как немцы открыли по нему огонь из зенитного пулемета, — взволнованно сказал Денисеня. — Но попали или нет — не видал, врать не буду…

«Неужели Васька погиб? — Внутри у Соколова все заныло. — Товарищ, с которым столько пройдено?..» В это было невозможно поверить. Но на месте встречи его не было, и сейчас нужно было принять решение, отдать приказ группе. На то он и старший.

«Искать Ваську?.. Но мы ушли от точки приземления минимум на двадцать пять километров… Вернуться и силами шести человек прочесать лес? Это нереально. Кроме того, мы потратим на это половину дня. И самое главное — еще в Москве мы приняли решение, согласно которому все силы мы должны отдать на выполнение задания. Отстающие выбираются самостоятельно. Это именно тот самый случай, когда семеро одного не ждут».

— Будем считать, что Загладин попал в переделку, из которой достойно выберется, — стараясь, чтобы голос звучал спокойно, произнес Соколов. — Нам же предстоит идти к Минску. Пока все, если не считать пропажи Василия и погибшего самолета, идет по плану.

— Ага, вот только зенитки, которые начали по нашему «Ли-2» палить, мне сильно не понравились, — задумчиво заметил Николай Чёткин. — Уж больно дружно они ударили, как будто знали, что мы тут полетим…

— Ты же дремал, когда начался обстрел! — удивился Соколов.

— Ничего я не дремал. Сидел с закрытыми глазами. К тому же по звуку это были родные отечественные 76-миллиметровки.

— И пилот сказал, что наши стреляют, — поддержал Плескачевский.

— По ошибке, наверное, били, — неуверенно предположил Рихтер.

На скорую руку приготовили еду, поели и, выставив часового, улеглись отдыхать. Через полчаса Денисеня разбудил всех и маленький отряд выступил в путь.

Шли быстро, но осторожно. В этой части Белоруссии в лесах можно было встретить кого угодно.

— Лесная дорога, — доложил идущий впереди Денисеня. — Грунтовка.

— Пересекаем по одному, — приказал Соколов. — Бегом!

Первым бросился через дорогу Денисеня. И… упал, подкошенный метким выстрелом.

— К бою! — заорал Владимир, срывая с плеча германский МР-40. — Коля, к Антону!

— Есть!

Чёткин дал длинную очередь из автомата по деревьям, откуда раздался выстрел, и бросился на помощь к раненому Денисене. Остальные десантники молниеносно распластались на земле и открыли огонь, прикрывая товарищей.

Через минуту Валентин уже осматривал и перевязывал рану Антону, а Николай, совершив удачную вылазку, включился в бой. Но по тревожному взгляду, который он кинул на Соколова, Владимир понял: силы неравны. На той стороне дороге явно засели опытные бойцы, и количественно силы явно на их стороне.

— Сколько их, как думаешь? — Тяжело дыша, Соколов вставил в автомат новый рожок.

— Не меньше двадцати. Видишь, справа кусты шевелятся? Обходят, гады…

— А кто?

— Да хрен их знает, — сплюнул Чёткин. — Вряд ли немцы по своим стали бы палить…

«Еще не хватало вести бой с партизанами», — встревоженно подумал Соколов. Но логика войны проста — если тебя атакуют, обороняйся. Не то убьют, и порученное тебе задание пойдет прахом.

Между тем неведомые противники явно решили перейти в атаку. Сразу десять человек пересекли лесную дорогу по правую руку от разведчиков и теперь углублялись в лес на их стороне. Обернувшись к своим, Соколов хрипло приказал:

— По моему приказу отбиваемся гранатами, ясно? И идем на прорыв!

— Чего тут неясного, — буркнул Чёткин, слившись с автоматом.

Да, силы были слишком неравны. И рука Владимира уже потянулась за гранатой, когда где-то сзади он уловил грозный рык автомобильного двигателя.

Это был обычный трехтонный «Опель-Блитц», следовавший куда-то по лесной дороге. А вот люди, со свистом и криками посыпавшиеся из кузова, вовсе не выглядели обычными. Соколов с изумлением разглядел у них на плечах погоны — такие же, какие носили русские солдаты Первой мировой войны. Вооружены они были кто чем — кто русской винтовкой или автоматом, кто немецким. Молодой черноусый офицер, выскочивший из кабины, тоже представлял собой нечто странное — на немецком сером кителе русские погоны с четырьмя звездочками.

— А ну, что за шум, а драки нет? — весело загомонили по-русски непонятные солдаты, ввязываясь в бой на стороне разведчиков.

Для неизвестных противников Соколова появление грузовика, похоже, оказалось неприятным сюрпризом. Беспорядочно отстреливаясь, они напролом кинулись в чащу леса. Преследовать их не стали. На дороге и обочине осталось десять трупов.

Владимир лихорадочно соображал, кем могли быть спасители его группы? Партизаны? Непохоже, советские партизаны ходят без погон… Подпольщики? Но что подпольщики делают в лесу, да еще в немецком грузовике?

Между тем молодой офицер сам помог ему разрешить эту трудность. Улыбаясь, он подошел к нему и приложил ладонь к козырьку мятой фуражки:

— Подъесаул Гречухин! — И перешел на ломаный немецкий: — Сильно они вас помяли? Мы заметили, что на вас немецкая форма, и пришли на помощь.

«Казаки! — осенило Соколова. — Казаки, воюющие на стороне Германии!» Он много слышал о том, что в Белоруссии немцами создаются так называемые оборонные деревни, целиком заселенные антисоветски настроенными донскими казаками. Но вот вживую ни одного казака видеть еще не приходилось. Как будто ожила картинка времен Гражданской войны.

— Гауптманн фон Зейдлиц, — следуя своей легенде, представился Владимир. — Спасибо, подъесаул, если бы не ваши молодцы, нам пришлось бы туго. Кстати, мы так и не поняли, кто это на нас напал…

— А мы их издалека признали, — усмехнулся казачий офицер.

Владимир взглянул в лица убитых нападавших. Конечно, национальность по ним не определишь… А вот мундиры и знаки различия были незнакомы. На потрепанных коричневых погонах с закругленным верхом — три странные шестиконечные звездочки.

— Капитонас, — брезгливо сплюнул казак, разгибаясь.

— Кто? — не понял Соколов.

— Капитан по-ихнему, по-литовски. Развалили Россию, суки, по лоскутьям растащили…

«Литовцы? — подумал Соколов. — Но что военные в форме четыре года как несуществующей литовской армии делают в Белоруссии? И почему напали? Ведь на нас — немецкая форма! А может быть… может быть, и на них только форма?!»

— В любом случае спасибо вам, — произнес Владимир. — Один наш офицер ранен. Мы выполняли задание командования, и нам нужно в Минск.

— В Минск — это вон туда, — махнул рукой подъесаул. — Километров через пятнадцать будет шоссе. Если, конечно, красные еще не перережут его, — добавил он.

— Вы разве не подбросите нас туда? Ведь у нас раненый…

Усатое лицо Гречухина внезапно перекосилось.

— А у меня в машине шестеро раненых! И ничего, едем на передовую как миленькие! Задницы таким, как вы, прикрывать! — Подъесаул вскочил в кабину грузовика и хлопнул дверцей. — Вступайся еще тут за вас! Э-эх, мать вашу вместе с вами, Гитлером, Сталиным и литовцами…

— Эй, эй! — Владимир решил действовать так, как действовал бы на его месте истинный ариец. — Прикусите язык, милейший! Великая Германия дала вам свободу от большевизма!

— А мы сами себе свобода от большевизма! — неожиданно расхохотался подъесаул. — Бывай, гауптманн! Трогай, Ваня! Поехали!..

Взревел мотор, и грузовик исчез в перспективе лесной дороге так же быстро, как и появился.

— Ну что?.. — Владимир вытер рукавом струящийся по лбу грязный пот. — У кого какие соображения?

— Не нравится мне все это, — хмуро сказал Чёткин, вешая на плечо автомат.

— Сначала зенитки, потом литовцы эти… Что тут забыли литовцы?

— Брось, — возразил Крутиков, — до Литвы тут вовсе недалеко, а всяких националистов там море. Банда из бывших офицеров. Бродят по лесам и стреляют всех подряд, тем и живут…

— А казачки каковы! — со смехом покрутил головой Плескачевский. — То спешат на помощь союзникам, то — мать вашу вместе с Гитлером!.. Что и говорить, русский — всегда русский…

— Была б на тебе советская форма — эти русские бы тебе показали, — возразил Чёткин. — Это же белогвардейцы!

— Все хорошо, что хорошо кончается, — философски подытожил Плескачевский. — Хотя казаков этих не мешало бы, конечно, пострелять…

— Лейтенант, вам что, в Центре было дано индивидуальное задание — воевать с казаками? — усмехнулся Соколов. — Мы здесь с другой целью, кажется… Валя, как там Антон? — Он обратился к Рихтеру.

Тот обернулся к офицерам:

— Антону сильно повезло. Пуля калибром 7,92, от карабина «Маузер».

Кровотечение я остановил, а кость не задета.

— Давайте сделаем носилки, — предложил Крутиков. — До шоссе действительно недалеко, а там что-нибудь придумаем.

* * *

От района десантирования до Минска было не больше двадцати пяти километров. Учитывая это и надеясь на то, что двое не вышедших на встречу десантников выберутся самостоятельно и присоединятся к ним, лейтенант Торнтон — именно он, в соответствии с чином, стал старшим группы — отвел десантников в заранее намеченную точку. К счастью, на учениях отрабатывались разные варианты действий, в том числе и гибель командира. Все разведчики могли при необходимости руководить своими товарищами, все они знали адрес минской явки. Очередность действий была отработана за месяцы тренировок до автоматизма.

Правда, по карте ландшафт, по которому предстояло передвигаться разведчикам, представить было довольно сложно. Ну, слегка всхолмленная местность, поля, перелески. На деле же все это выглядело весьма привлекательным. «Выходит, Россия вовсе не такая уж дикая страна, — думал Торнтон, шагая по ночной земле. — Чем-то напоминает наш Ланкашир, если не придираться».

Замыкающий, Фил Ран, сосредоточенно посыпал место, где прошли разведчики, специальным порошком. Теперь их не удалось бы найти даже розыскным собакам. Шли молча. На душе у всех было тяжело после пропажи Джима и Ника.

— На месте, — наконец пробормотал Алекс, сверяясь с картой. — Это здесь, парни.

Они стояли у хитро замаскированного входа в небольшой заброшенный дот.

Сильно ушедший в землю, поросший густой травой и покрытый мохом, он практически сливался с местностью.

Торнтон взял оружие наизготовку и осторожно потянул дверь на себя. По сведениям МИ-6, немцы еще не начали задействовать в обороне своих позиций заброшенные доты, но ведь оперативная обстановка на фронте меняется каждый день. Мало ли, вдруг вчера вечером сюда уже подвезли пару пушек вместе с расчетами?..

— Пусто, — констатировал он. — Прошу, джентльмены. Убежище на ночь нам обеспечено.

Лейтенант включил фонарик и осмотрел низкие своды дота.

— Польский?

— Немецкий. Здесь проходила линия обороны немцев во время Великой войны. Нас тогда и на свете не было.

— Ого, — удивился Крис Хендерсон, — боши уже дважды лезли в эти края?

— И не только лезли, но обустраивались надолго. — Торнтон рассматривал дот. — Капитальная кладка. Глядите, даже молитву не забыли.

Над пулеметным гнездом был аккуратно выбит в камне текст немецкой молитвы. Дальше значилось «A.D. 1916» и несколько фамилий.

— Ну как вам здешние края? — оживленно спросил Додд, видимо, стремясь развеять мрачное настроение в отряде. — По-моему, все в норме, не хватает разве что асфальтированных дорог и табличек «Частная собственность», а так прямо старая добрая Англия!

— Ага, и церквей не хватает, — вставил Ран.

— И пабов, где угостили бы «фиш-энд-чипс» и пивком, — вздохнул Хендерсон.

— Ладно, парни, приказываю отставить ностальгию и отдыхать, — решительно распорядился Алекс. — В охранении — Крис.

— Есть, сэр! — охотно отозвался светловолосый и голубоглазый Хендерсон.

* * *

Рота бойцов «Шума» выгрузилась из поезда недалеко от древнего белорусского города Заславль или, как его называли немцы, Заслау. Когда-то полновластным правителем здешних мест был князь Изяслав (в его честь и был назван город), а теперь Заславль был крохотным местечком, единственными достопримечательностями которого были красивый однобашенный костёл да остатки древнего вала, посреди которого возвышалась еще одна церковь.

Дауманн сразу решил взять быка за рога. Явившись в комендатуру Заславля, он показал коменданту удостоверение и бумагу, приказывающую все власти оказывать ему содействие. Комендант прочел текст и щелкнул каблуками. Его туповатое красное лицо выражало преданность и готовность к действию.

— Вчера ночью в районе Заслау был выброшен вражеский десант, — без предисловий заявил Дауманн. — Где задержанные?

— Н-но, оберштурмфюрер, я не знаю ни о каком десанте, — побледнев, залепетал комендант. — К-ко мне не поступало никаких сведений…

— Так-то вы несете службу, герр кригссекретарь! — зловеще покачал головой Дауманн. — Властью, данной мне, приказываю: немедленно перекрыть все дороги, ведущие в город, усилить патрулирование улиц и, главное, расклеить на видных местах объявления о награде за пойманного живым парашютиста.

Все это была чушь собачья, опытного диверсанта этим не обманешь, но Дауманн знал — чем больше суетишься, отдаешь приказов, чем чаще смотришь на часы и хмуришь брови, в тем более выгодном для тебя виде твою деятельность потом осветят на докладе у начальства. «Инициативный, смелый, решительный», — подумает группенфюрер Готтберг и заберет Дауманна с собой в Европу…

Выйдя на улицу, Пауль с отвращением осмотрелся кругом. Скучный, скверный городишко, дурацкий костёл… Значит, здесь живут католики, а все католики — тайные враги фюрера. Не зря им запрещено проводить свои службы.

Бойцы «Шумы» молча ожидали распоряжений. Местные жители, старавшиеся обойти строй стороной, со страхом смотрели на солдат.

— Унтер-офицеры, ко мне! — резко окликнул Дауманн, глядя в пространство. К нему торопливо подбежали Гюнтер Фишер и Харро Модер, единственные немцы в роте. К ним зачем-то присоединился и роттенфюрер Шпак.

— Вас я не звал, — холодно бросил ему Дауманн и, не обращая внимания на Шпака, приказал унтерам: — Роту разделить на три части и прочесать лесной массив к востоку от города. Десантников брать только живыми, понятно? Далеко уйти они не могли.

— Так точно, оберштурмфюрер! — хором ответили унтера.

— Выполнять!

— А я? Что делать мне, оберштурмфюрер? — жалко, заискивающе обратился к немцу Шпак.

— А вам — быть во главе вверенного вам подразделения! — гаркнул Дауманн. — Кру-гом!!!