День 27 июня был в полном разгаре. Солнце жарило немилосердно, горячий ветер взвихривал на обочинах дорог пыль. Разведчики по-прежнему шагали лесом, которому, казалось, конца-краю не будет. Чёткин и Крутиков несли на вырубленных из стволов берез носилках раненого Денисеню.

— Сколько до Минска? — окликнул Соколов шедшего впереди Плескачевского.

— Семь километров, товарищ капитан, — откликнулся тот. — Скоро выйдем на шоссе.

— Вот что, — серьезно произнес Соколов, обращаясь ко всем, — строго-настрого запрещаю обращаться друг к другу по званиям, ясно?.. Не забывайте, что на нас немецкая форма.

— Так точно, — откликнулись офицеры.

— Вижу шоссе! — предостерег Плескачевский, подняв руку.

Разведчики осторожно приблизились к опушке леса и невольно ахнули. Неширокое шоссе было буквально запружено конными повозками. Автомобилей было гораздо меньше, и все они двигались в черепашьем темпе, отчаянно сигналя. В одном месте возник затор: огромный штабной автобус зацепил крылом санитарную повозку и загородил движение.

— Бегут, гады, — весело воскликнул Крутиков. — Катятся из-под Витебска как миленькие…

— Значит, так, — посерьезнел Владимир. — Сейчас мы выходим из леса и направляемся к этому автобусу. Переговоры будешь вести ты, Валентин.

— Есть, — коротко ответил Рихтер, облаченный в мундир обер-лейтенанта вермахта.

На вышедшую с опушки группу из нескольких офицеров никто не обратил ни малейшего внимания — немцы были слишком увлечены «драпом». Рихтер по-хозяйски подошел к автобусу и, ударив ладонью по пыльному крылу, строго спросил у водителя по-немецки:

— Как фамилия?

— Здравия желаю, герр обер-лейтенант! — растерянно отозвался солдат-водитель, оборвав свою перепалку с возчиком, и представился: — Крафтфарер Цоллер!

— Кто старший по машине?..

— Оберцальмайстер Рымаковски.

— Где он?

— Вот. — Солдат распахнул дверь автобуса, и все увидели на полу залитое кровью тело немолодого военного чиновника. — Час назад герр оберцальмайстер вышел по малой нужде, а в это время русский самолет…

— Понятно, — оборвал его Рихтер и, небрежно вынув из кармана мундира удостоверение, предъявил его солдату. — Тайная полевая полиция, фельдполицайсекретарь Ламанн. У нас раненый. Вы обязаны срочно доставить нас в Минск.

— Но, герр обер-лей… то есть герр фельдполицайсекретарь… — сбился, растерявшись, солдат.

— Никаких «но»! — железным голосом скомандовал Рихтер и повелительно кивнул своим спутникам: — Прошу в автобус, господа.

Видимо, авторитет тайной полевой полиции в глазах немцев был высоким, потому что возница санитарной повозки почел за благо быстренько отцепить свою колымагу от автобуса и, боязливо оглядываясь, хлестнул вожжами. Да и солдат-водитель без лишних слов уселся за руль и завел двигатель. Носилки с Денисеней осторожно занесли в салон.

Удобно устраиваясь на клеенчатом сиденье, Соколов молча показал Рихтеру оттопыренный большой палец. Да и остальные разведчики без слов выражали Валентину свое одобрение.

— И вот еще что, — добавил Рихтер, обращаясь к водителю, — мы торопимся. Так что поскорее, любезный.

Автобус взревел и, выскочив на обочину шоссе, начал постепенно набирать скорость.

Ехали недолго. Не прошло и получаса, как вокруг начались пригородные деревеньки, вернее, остатки деревенек — жалкие обугленные остовы домишек, торчащие к небу, будто в мольбе, печные трубы, немногочисленные уцелевшие деревья… Потом под колесами зазвучала булыжная мостовая, начался город. Но окраины Минска по-прежнему напоминали большую деревню — деревянные избы сельского вида, огородики, редко-редко где виднелись каменные дома, построенные явно в 1930-х годах. То там, то сям попадались наспех сооруженные дзоты — видимо, фашисты уже начали готовиться к обороне города.

«Вот он, Минск», — подумал про себя Соколов.

— Куда нужно господам офицерам? — робко поинтересовался водитель.

— В центр, в офицерское собрание.

Доехав до Комаровских развилок, автобус миновал пятиэтажное каменное здание института физкультуры, выглядевшее небоскребом на фоне окрестных деревянных халуп, и свернул на центральную магистраль города. «Хаупт-штрассе» — прочел Соколов на указателе. До оккупации улица называлась Советской. «Подожди совсем немного, вернем тебе прежнее название», — подумал капитан.

— Что это там, у костёла? — спросил между тем Рихтер у водителя. Соколов взглянул в указанном направлении. Похоже, немцы укрепляли подступы к костёлу — там копошилось множество солдат, рычал самосвал.

— Там кладбище, католическое кладбище, герр фельдполицайсекретарь, — объяснил солдат.

— Я сам вижу, что кладбище, — нахмурился Рихтер. — А на кладбище что? Противотанковая батарея? И дот внизу?

— Так точно, — неохотно сказал водитель.

«Молодец Валя, — подумал Соколов, — надо будет запомнить расположение батареи и как-то предупредить наших перед началом штурма. Расположена батарея удачно и может задержать продвижение наших танков надолго».

Между тем автобус пересек по мосту неширокую реку Свислочь, миновал электростанцию и начал с воем подниматься в гору. Здесь, в центре, было заметно, как разрушен город. По правую руку шли сплошь закопченные, обгорелые двух-трехэтажные коробки. Только несколько больших зданий выглядели относительно целыми. У одного из них офицеры покинули автобус.

— Это гостиница Западного Особого военного округа, — волнуясь, тихо проговорил Чёткин. — Я помню… Я был в Минске в командировке в мае 1941-го, останавливался здесь. Ее только что построили…

Теперь у ворот гостиницы стоял часовой в какой-то непонятной форме — вроде бы немецкой, но с другими погонами и какой-то эмблемой на рукаве. Кроме того, он был вооружен русской трехлинейкой, а не германской винтовкой «Маузер». «Небось пособник фашистов», — подумал Владимир.

— Пить, — попросил Антон, приподнимаясь на носилках. — Горло горит, ребята…

— Ладно. — Соколов недовольно взглянул на Николая, обрывая воспоминания. — Сейчас у нас другой маршрут. Предлагаю заглянуть в офицерское собрание, там наверняка есть столовая, где нам дадут воды. А дальше — по плану. Валентин, остаешься с Антоном здесь.

Разведчики перешли улицу и оказались возле Дома Красной Армии, в котором размещался теперь офицерский клуб. У входа в него царило оживление, стояло несколько грузовых машин. У городского театра, находившегося в двух минутах ходьбы, бухал медью духовой оркестр. Сквозь листву сквера видны были развевающиеся бело-красно-белые флаги.

— Праздник какой-то, что ли? — удивился Плескачевский.

— Ага, — усмехнулся Чёткин, — торжественное бегство из Минска.

Соколов хотел одернуть подчиненных за шуточки, но оказалось, что Чёткин был совершенно прав. Едва офицеры вошли в большой холл здания и направились к столовой, как к ним бросился кёльнер в белой куртке:

— Закрыто, закрыто, господа! Столовая больше не действует!

— Как это не действует? — нахмурился Рихтер. — Почему?

— Эвакуация! — развел руками кёльнер. — Мы сворачиваемся! Вы что, не видите, что происходит?

Действительно, солдаты выносили из столовой ящики, в которых погромыхивала посуда.

— Прикажите принести воды, — распорядился Соколов, — у нас раненый. Живее, любезный!..

Кёльнер покорно побежал куда-то и вернулся с графином.

— Ну что же, — рассмеялся Плескачевский, когда разведчики вновь вышли на прогретую жарким солнцем площадь перед зданием, — если мы и остались без обеда, то по очень приятной причине!

Владимир взглянул на товарищей. Их лица, несмотря на усталость, были радостными. Врагу недолго оставалось быть на белорусской земле!

— Пойдемте, — поторопил Чёткин, — как бы к Антону с Валей не прицепился патруль.

* * *

— …День-то какой, — утолив жажду из лесного ручья, хрипло проговорил заросший бородой до самого кадыка человек в потрепанной форме лейтенанта литовской армии. — Сейчас бы на пляже поваляться в Ялте или Алуште, а?.. Я в последний раз на море был в тридцать девятом. С девушкой познакомился — м-м-м!.. — Бородач мечтательно зажмурился и помотал головой.

— Ну, и было что-нибудь? — заинтересованно спросил второй «литовец» в чине сержанта.

— А как же! По полной программе…

Старший группы, плотный, стриженный ежиком, в мундире капитана, закончил наносить на карту местоположение могилы и хмуро сказал:

— Отставить трёп!.. Значит, двинулись в сторону Минского шоссе?

— При этом несли с собой раненого, — кивнул «сержант». — Мы нагнали их уже возле самого шоссе. Атаковать не стали, шоссе было забито немцами.

— И что? — рявкнул «капитан». — С каких это пор мы немцев боимся?

— А с каких это пор мы действуем в открытую? — ответил усмешкой «сержант». — Надо было грянуть «ура» и красное знамя развернуть, да?..

«Капитан» сделал вид, что не услышал насмешки.

— Дальше что? Только подробно…

— Дальше погрузились в автобус. Штабной. Австрийский. Марки «Грэф-унд-Штифт». Номер WH-544—301. Достаточно подробно?.. — «Сержант», похоже, начал издеваться. — И поехали в сторону Минска.

«Капитан» недобро уставился на «сержанта» немигающими прозрачными глазами.

— Значит, надо двигать за ними.

— Слушай, командир, — хрипло окликнул старшего заросший бородой «лейтенант», — а может, ну их на фиг, а?.. Один же из группы уже есть? Есть. Документ, подтверждающий это, есть? Есть. Чего еще надо?.. Дня через три тут все равно зона ответственности «Смерша» 3-го Белорусского будет.

— Во-он ты как заговорил, Петрович… — неопределенно протянул тот, кого назвали командиром. — Ладненько. Обсудим твою жизненную позицию отдельно, после того как задание будет выполнено…

Бородач скрипнул зубами и замолчал.