Огромное, похожее на четырехугольный сундук здание администрации генерального комиссариата «Белоруссия» высилось посреди разрушенного центра Минска, словно мрачный памятник эпохе оккупации. Горожане всегда стремились обходить этот неуютный дом стороной. А теперь, даже если кто-нибудь и рискнул бы подойти к зданию поближе, на него тут же накинулся бы хмурый немецкий солдат с автоматом наперевес. «Weg, weg!» — и весь разговор. Мол, вали отсюда, пока цел, нечего тут шляться.
Вот уже несколько дней гигантское здание стояло практически бесхозным. Последние представители германской администрации покинули его сразу же вслед за Куртом фон Готтбергом. Но было бы ошибкой думать, что бывший генеральный комиссариат опустел. По его этажам быстро и споро перемещались солдаты и офицеры инженерных частей вермахта, что-то измеряли, записывали и даже фотографировали.
Потом настала очередь минеров. Ночью к зданию подкатили несколько грузовиков, и по коридорам потянули катушки тонкой проволоки, бережно понесли тяжелые корпуса мин. В подвалы закладывали авиабомбы. И все это аккуратно, деловито, с чисто немецкой основательностью…
Точно такая же работа кипела в самом начале июля и в других ключевых точках белорусской столицы. Особенно пришлось немцам попотеть при закладке мин в Дом правительства — самое большое здание в республике. Построенное в начале 1930-х архитектором Лангбардом в стиле модного тогда конструктивизма, оно вызывало неизменное восхищение всех гостей Минска. До войны перед домом высился памятник Ленину, но немцы его, разумеется, сняли и вывезли в Германию, на переплавку.
Когда работа была закончена, немолодой немецкий полковник, ответственный за спецоперацию, устало вытер вспотевший лоб платком и промолвил:
— Ну что же, добро пожаловать, господа большевики…
Согласно приказу Гитлера, при отступлении немцы применяли тактику «выжженной земли». Войдя в Минск, русские должны были увидеть вместо города пустыню.
* * *
— …И все-таки не пойму я, товарищ майор, — устало произнес один из трех уцелевших бойцов Особого отряда НКВД. Все трое сидели на чердаке каменного трехэтажного дома, выходившего окнами на здание генерального комиссариата. — Если англичан этих, как нам сообщили в шифровке, сбросили в тыл немцев, то какого черта «смершевцы», которые их курируют, поперлись в Минск?.. А, Петрович?..
Бородач пожал плечами вместо ответа. Он жадно жевал черный хлеб с салом, которым бойцы разжились в доме убитой женщины.
Стриженный ежиком майор, одетый теперь в просторный летний парусиновый костюм и старые сандалии, мрачно молчал. Он и сам не раз задавал себе этот вопрос. Зачем нужно устранять «смершевцев» — не его дело, это приказ, а приказы не обсуждаются. Но ведь «смершевцы» эти действительно должны идти за англичанами, как нитка за иголкой. Выходит, что и англичане тоже в Минске?.. Но что они забыли в городе, который не сегодня, так завтра будет взят нашими?.. Что им может понадобиться здесь?..
«Есть два варианта, — молча думал майор, наблюдая за тем, как у центрального подъезда комиссариата прохаживается немец с автоматом. — Или англичане будут лежать на дне, ожидая прихода наших, или наоборот, будут активно действовать… Но какие, какие у них могут быть здесь интересы?.. Националисты?.. Но они эвакуировались вслед за Готтбергом. Диверсии в тылу уходящих немцев?.. Но какие тут могут быть диверсии? Стрельба в спину рядовым солдатам? Слишком мелко. Террор против отдельных офицеров?.. Подрыв немецких точек обороны?..» Майор прокручивал в голове все эти версии, и ни одна его не устраивала.
— Ладно, — наконец мрачно проговорил он. — Пожрали?.. Тогда двигаем.
— Куда? — дожевывая, с трудом спросил бородач.
— Не знаю! — неожиданно взорвался криком майор. — Не знаю я ни хрена!.. Но что, вот так вот сидеть на чердаке, когда тут такое творится?..
* * *
Утром 2 июля капитан Владимир Соколов проснулся на десять минут раньше положенного срока. Раннее солнце, проникавшее в щели двери, уже щекотало лоб и щеки ласковым светом. В разных углах подвала раздавался богатырский храп. Ребята спали, утомленные вчерашним тяжелым днем. Не было только Рихтера, который отправился на задание глубокой ночью…
«А день сегодняшний, кажется, будет еще тяжелее, — подумал Владимир. — Если не самым тяжелым в нашей операции…»
Он вспомнил Антона Денисеню, Василия Загладина. Эти парни не дошли с ними до цели, никогда не увидят победы. Нет и подпольщика Михаила Ивановича, павшего от руки неизвестных мерзавцев. Но то, ради чего жили эти люди, не убить никому. Знамя освобождения должно, обязано взвиться над Минском…
Владимир еще раз посмотрел на спящих разведчиков. Возможно, для кого-то из них этот день станет не просто тяжелым, но еще и последним. «Ребят сбереги, если сможешь», — вспомнил он напутствие майора Збраилова… И снова мысленно ответил ему: «Постараюсь, Александр Михайлович».
— Подъем!..
Ребята проснулись мгновенно, будто и не отдыхали. На завтрак открыли несколько банок немецких консервов, найденных в разбитом грузовике возле вокзала.
— Ну что, Родина зовет? — бодро произнес Соколов, стараясь не выдавать волнения. — Расходимся по постам и действуем по обстановке.
— Вечером — сюда? — с набитым ртом спросил Плескачевский.
— Ну кто тебя манерам учил, Костя? — укоризненно поинтересовался Владимир. — Ты и с девушками после победы будешь так разговаривать — жуя?
— Виноват, товарищ капитан, — покраснел лейтенант, торопливо доедая консервы. — Вопрос хотел задать…
— А вечером, друг мой Костя, — капитан Чёткин обнял лейтенанта за плечи, — вполне возможно, что придется тебе застрять на вверенном объекте и следить, чтобы никакие гады не совали свой нос туда, куда не следует. Верно я говорю?
— Верно, — подтвердил Соколов. — Словом, действуем по обстановке. Если кому посчастливиться встретиться с нашими передовыми частями, стараемся уцелеть. Не забывайте, на нас немецкая форма, так что земляки, не разобравшись, могут и очередью полоснуть…
— Мандаты предъявлять только офицерам? — серьезно спросил Крутиков.
— Да, как оговаривали. Ну что, остается надеяться, что после выполнения задания встретимся снова?.. А прощаться заранее — дурная примета.
Позавтракав, разведчики разошлись по своим точкам. Между собой их распределили еще день назад.
* * *
Товарищи по группе пытались было отговорить Джима Кэббота от участия в операции, но он и слышать ничего не хотел. Какого черта, он командир — и будет отсиживаться на явке, в то время как парни пойдут в бой?.. Ему удалось убедить подчиненных в том, что его ранение пойдет даже не пользу. Кому придется в голову то, что раненый немецкий офицер на самом деле — опытнейший боец британского спецназа?..
К счастью, найти комплект германской формы не составило труда. Честер и Ран отлучились из квартиры, а через полчаса принесли мундир немецкого гауптманна. Самого гауптманна разведчики сняли, как они выразились, на подходе к вокзалу. Форма была помятой, потертой, пыльной, но это и хорошо — новенький мундир как раз вызвал бы подозрения у охраны. А так сразу видно — фронтовик. К тому же у гауптманна оказался спецпропуск для прохода на особо важные объекты Минска.
— Фотокарточка не соответствует, — заметил Торнтон. — Как будешь выкручиваться?
— Алекс, если бы я задавал себе такие вопросы, то не пошел бы в коммандос, — отшутился Джим. — Выкручусь как-нибудь.
Прощались без сантиментов. Коммандос всегда скупы на эмоции, зато не скупятся на шутку. Их и наслушался Джим перед отходом на задание.
— Когда будешь выходить в эфир, не забудь передать привет моей маме, — напутствовал командира Ник Честер. — Она в Саутпорте ждет не дождется…
— И дай объявление о том, что продается поношенный немецкий мундир, — добавил Кен Оукли, — размер — мой.
— И песню какую-нибудь нормальную поставь, например, «Чаттануга-Чу-чу» Гленна Миллера, — встрял Фил Ран.
— Да ну их, этих янки! Еще услышат и вообразят, что Минск теперь принадлежит им! Лучше уж вруби «Боже, храни короля», — заметил Уилл Додд.
— Черт, я забыл дома пластинку! — деланно огорчился Джим, хлопая себя по карманам.
Но вот все напутствия были высказаны, и Кэббот покинул явку. Остальные разведчики отправились на свои точки с промежутками в пять-семь минут. Латушка не ночевал дома, видимо, он инструктировал подчиненных ему бойцов.
Несмотря на раннее утро, июльское солнце уже припекало. Джим неторопливо шел по разрушенным улицам, рассеянно поглядывая по сторонам. Местных жителей не было видно, Минск словно вымер. Не видать было и немцев. Только в одном месте, нависающем над рекой, Кэббот заметил расчет хитро замаскированной противотанковой пушки, греющийся на солнышке.
Городской радиоузел размещался в двухэтажном каменном доме, сильно закопченном после пожара соседней деревянной одноэтажки. На ее развалинах копошились какие-то полуодетые парни. Одни орудовали лопатами, разгребая кучи золы и битых кирпичей, другие оттаскивали в сторону и складывали рядами обгоревшие стропила и бревна, третьи осторожно выбирали из кучи мусора осколки стекол побольше. На Кэббота они не взглянули.
Подойдя поближе, Джим закусил губу. У крыльца радиоузла стоял небольшой бронеавтомобиль. Такие машины были знакомы Кэбботу — в учебке им показывали все типы военной техники, состоящей на вооружении у союзников и противников Британии. Это был русский броневик БА-20, вооруженный двумя пулеметами. На его боках и задней стенке были нарисованы кресты, видимо, машина была трофейной. Экипаж, судя по всему, находился внутри. Кроме того, у дверей, ведущих в здание, прохаживался часовой с винтовкой.
«Немцы почему-то резко усилили охрану радиоузла… Может, их кто-нибудь спугнул? — подумал Джим, неспешно приближаясь к броневику. — И чего ради оставили в городе этих смертников? Ведь ясно, что русские возьмут Минск! На что надеются наци, непонятно…»
Он обогнул броневик и начал подниматься по ступенькам. Властный голос нагнал его сзади:
— Герр гауптманн!
Джим обернулся. Дверца броневика была открыта. Оттуда неторопливо показался высокий офицер с неприятным узким лицом. Он был в чине майора.
— Здравия желаю, герр майор! — Кэббот вскинул к полевому кепи здоровую руку.
— Что вам здесь угодно? — не ответив на приветствие, холодно продолжал офицер.
— Выполняю задание командования.
— Какого? — иронично спросил немец. — Командование покинуло город!
— Но вы же находитесь здесь, — логично ответил Джим. — Значит, тоже выполняете чей-то приказ…
— Не рассуждать! — злобно перебил майор. — Ваши документы!
«Ого, — не без тревоги подумал Кэббот. — А немец-то, оказывается, крепкий орешек. И двое солдат выбрались из броневика, третий сидит за башенным пулеметом. Плюс часовой сзади…»
Майор изучал документы Джима пристально и внимательно. Проверки Кэббот не боялся. Английская разведка фабриковала самые качественные поддельные бумаги в мире. «А если он потребует спецпропуск и обратит внимание на фотографию? — лихорадочно думал лейтенант. — Тогда придется действовать быстро…»
Но пропуск майор не потребовал.
— Значит, вы утверждаете, что являетесь гауптманном вермахта? — с непроницаемым лицом осведомился он наконец.
— Так точно, — ответил Джим, которому ситуация начала надоедать.
— А вам известно, что офицерам вермахта запрещено иметь татуировки на видимых частях тела? — Майор поднял на Кэббота холодные светлые глаза и кивнул на птицу Лайвер, украшавшую его кисть.
В следующий момент Джим вырвал из кобуры «Вальтер» и, разрядив его в офицера, бросился к броневику, чтобы оказаться в мертвой зоне пулеметного обстрела.
* * *
Товарищи по группе пытались было отговорить Джима Кэббота от участия в операции, но он и слышать ничего не хотел. Какого черта, он командир — и будет отсиживаться на явке, в то время как парни пойдут в бой?.. Ему удалось убедить подчиненных в том, что его ранение пойдет даже не пользу. Кому придется в голову то, что раненый немецкий офицер на самом деле — опытнейший боец британского спецназа?..
К счастью, найти комплект германской формы не составило труда. Честер и Ран отлучились из квартиры, а через полчаса принесли мундир немецкого гауптманна. Самого гауптманна разведчики сняли, как они выразились, на подходе к вокзалу. Форма была помятой, потертой, пыльной, но это и хорошо — новенький мундир как раз вызвал бы подозрения у охраны. А так сразу видно — фронтовик. К тому же у гауптманна оказался спецпропуск для прохода на особо важные объекты Минска.
— Фотокарточка не соответствует, — заметил Торнтон. — Как будешь выкручиваться?
— Алекс, если бы я задавал себе такие вопросы, то не пошел бы в коммандос, — отшутился Джим. — Выкручусь как-нибудь.
Прощались без сантиментов. Коммандос всегда скупы на эмоции, зато не скупятся на шутку. Их и наслушался Джим перед отходом на задание.
— Когда будешь выходить в эфир, не забудь передать привет моей маме, — напутствовал командира Ник Честер. — Она в Саутпорте ждет не дождется…
— И дай объявление о том, что продается поношенный немецкий мундир, — добавил Кен Оукли, — размер — мой.
— И песню какую-нибудь нормальную поставь, например, «Чаттануга-Чу-чу» Гленна Миллера, — встрял Фил Ран.
— Да ну их, этих янки! Еще услышат и вообразят, что Минск теперь принадлежит им! Лучше уж вруби «Боже, храни короля», — заметил Уилл Додд.
— Черт, я забыл дома пластинку! — деланно огорчился Джим, хлопая себя по карманам.
Но вот все напутствия были высказаны, и Кэббот покинул явку. Остальные разведчики отправились на свои точки с промежутками в пять-семь минут. Латушка не ночевал дома, видимо, он инструктировал подчиненных ему бойцов.
Несмотря на раннее утро, июльское солнце уже припекало. Джим неторопливо шел по разрушенным улицам, рассеянно поглядывая по сторонам. Местных жителей не было видно, Минск словно вымер. Не видать было и немцев. Только в одном месте, нависающем над рекой, Кэббот заметил расчет хитро замаскированной противотанковой пушки, греющийся на солнышке.
Городской радиоузел размещался в двухэтажном каменном доме, сильно закопченном после пожара соседней деревянной одноэтажки. На ее развалинах копошились какие-то полуодетые парни. Одни орудовали лопатами, разгребая кучи золы и битых кирпичей, другие оттаскивали в сторону и складывали рядами обгоревшие стропила и бревна, третьи осторожно выбирали из кучи мусора осколки стекол побольше. На Кэббота они не взглянули.
Подойдя поближе, Джим закусил губу. У крыльца радиоузла стоял небольшой бронеавтомобиль. Такие машины были знакомы Кэбботу — в учебке им показывали все типы военной техники, состоящей на вооружении у союзников и противников Британии. Это был русский броневик БА-20, вооруженный двумя пулеметами. На его боках и задней стенке были нарисованы кресты, видимо, машина была трофейной. Экипаж, судя по всему, находился внутри. Кроме того, у дверей, ведущих в здание, прохаживался часовой с винтовкой.
«Немцы почему-то резко усилили охрану радиоузла… Может, их кто-нибудь спугнул? — подумал Джим, неспешно приближаясь к броневику. — И чего ради оставили в городе этих смертников? Ведь ясно, что русские возьмут Минск! На что надеются наци, непонятно…»
Он обогнул броневик и начал подниматься по ступенькам. Властный голос нагнал его сзади:
— Герр гауптманн!
Джим обернулся. Дверца броневика была открыта. Оттуда неторопливо показался высокий офицер с неприятным узким лицом. Он был в чине майора.
— Здравия желаю, герр майор! — Кэббот вскинул к полевому кепи здоровую руку.
— Что вам здесь угодно? — не ответив на приветствие, холодно продолжал офицер.
— Выполняю задание командования.
— Какого? — иронично спросил немец. — Командование покинуло город!
— Но вы же находитесь здесь, — логично ответил Джим. — Значит, тоже выполняете чей-то приказ…
— Не рассуждать! — злобно перебил майор. — Ваши документы!
«Ого, — не без тревоги подумал Кэббот. — А немец-то, оказывается, крепкий орешек. И двое солдат выбрались из броневика, третий сидит за башенным пулеметом. Плюс часовой сзади…»
Майор изучал документы Джима пристально и внимательно. Проверки Кэббот не боялся. Английская разведка фабриковала самые качественные поддельные бумаги в мире. «А если он потребует спецпропуск и обратит внимание на фотографию? — лихорадочно думал лейтенант. — Тогда придется действовать быстро…»
Но пропуск майор не потребовал.
— Значит, вы утверждаете, что являетесь гауптманном вермахта? — с непроницаемым лицом осведомился он наконец.
— Так точно, — ответил Джим, которому ситуация начала надоедать.
— А вам известно, что офицерам вермахта запрещено иметь татуировки на видимых частях тела? — Майор поднял на Кэббота холодные светлые глаза и кивнул на птицу Лайвер, украшавшую его кисть.
В следующий момент Джим вырвал из кобуры «Вальтер» и, разрядив его в офицера, бросился к броневику, чтобы оказаться в мертвой зоне пулеметного обстрела.
* * *
Рядом с Домом Красной Армии двое немцев-саперов торопливо седлали мотоцикл с коляской. Кен Оукли волевым жестом остановил машину и строго спросил, указывая подбородком на здание:
— Все закончили?
— Здравия желаю, герр обер-лейтенант! — вытянулись солдаты. — Пионир Ликке, оберпионир Бахмайер!
— Меня не интересуют ваши фамилии, — рявкнул Оукли, — меня интересует, все вы закончили или нет?!
— Так точно, герр обер-лейтенант, — торопливо ответил старший сапер. — Там внутри еще остались трое человек. Через десять минут с аэродрома привезут еще пять бомб. Стены очень крепкие, могут выдержать…
— Хорошо, — кивнул Кен, — я сам с ними разберусь. Свободны.
Через десять минут на площади перед зданием появилась русская полуторка, выпущенная по лицензии «Форда». Из кабины выпрыгнул тощий лейтенант люфтваффе и бросился к кузову.
— Лейтенант! — укротил его порыв Оукли. — Срочно разворачивайте машину и везите бомбы назад! Аэродром должен быть уничтожен!
— Но, герр обер-лейтенант… — нерешительно начал возражать летчик.
— Здание и так уже нашпиговано взрывчаткой до крыши! А вам лишние бомбы не помешают!
— Но полковник Вурлицер…
— Полковник Вурлицер покончил с собой двадцать минут назад! — гаркнул Оукли, выходя из себя. — Вы что, хотите пойти под суд за невыполнение приказа?! — Он рванул из кобуры пистолет.
— Я все понял, герр обер-лейтенант! — Офицер люфтваффе послушно забрался в кабину, и полуторка, скорбно взвыв усталым мотором, развернулась посреди площади.
Оукли, облегченно вздохнув, прищурился на здание генерального комиссариата, расположенное наискось от Дома Красной Армии. Мимо центрального подъезда неторопливо прошел Фил Ран, часовой отдал ему честь…
* * *
Занять наблюдательные посты неподалеку от каждого объекта было задачей крайне непростой. Во-первых, подходы к каждому зданию очень хорошо просматривались, а во-вторых, все объекты охранялись. Самая плотная охрана стояла у бывшего генерального комиссариата. Англичане, подходящие к зданиям, были видны как на ладони.
«Сильные парни, — усмехнулся Николай Чёткин, занявший позицию в Александровском сквере — так, чтобы видеть одновременно комиссариат и Дом Красной Армии. — Идут в открытую, не таятся… Наверное, у них хорошие документы, такие, что не придерешься. Но ведь и немцы наверняка ввели для тех частей, что остались в городе, спецпропуска или какие-нибудь пароли. Так что можно ожидать чего угодно».
Но пока все было тихо. Здоровяк в форме обер-лейтенанта, взявший на себя Дом Красной Армии, видимо, решил действовать по нахалке — переговорил с мотоциклистами, по-хозяйски развернул какой-то грузовик и уверенно прошествовал к входу в здание. А вот фрукт, выбравший комиссариат, к центральному подъезду не стал соваться. Чёткин, недоумевая, следил за ним, пока он не скрылся за углом одноэтажного каменного здания, стоявшего на углу улицы, метрах в сорока перед комиссариатом.
— Костя, — тихо окликнул он Плескачевского, — давай в комиссариат. Я — в ДКА.
— Есть, — отозвался лейтенант.
* * *
Над восточной окраиной Минска, деревней Уручье, разгорался рассвет. Несколько тщательно замаскированных дзотов щурились бойницами в сторону Московского шоссе. Через всю дорогу протянулся окоп полного профиля. Однорукий лейтенант вермахта прохаживался по нему, проверяя, все ли готово к отражению вражеской атаки.
Впрочем, пока никакой атаки, похоже, не намечалось. Согласно последним сведениям, Красная Армия была только на подходах к Минску. Ждать ее в самом городе было еще рано.
— Внимание! — раздался напряженный голос наблюдателя. — Вижу колонну солдат!
Лейтенант поднес к глазам цейссовский бинокль.
— Отставить, — через минуту весело произнес он. — Это же «Шума».
— Точно, «Шума» и есть, — подтвердило сразу несколько глазастых солдат.
— Союзнички, мать их, — в сердцах сплюнул пулеметчик. — Небось драпают без приказа!
Колонна «шумовцев» пылила уже совсем близко. Солдаты шли строем, угрюмо и молча.
— Эй, «Шума»! — свистнул офицер. — Какого черта отходите? Был приказ?..
— Так точно, герр лейтенант, — отозвался шагающий в первом ряду молодой капрал.
— А где роттенфюрер? — прищурился офицер. — Почему я его не вижу?..
Вместо ответа капрал сорвал с плеча винтовку и, крикнув «За Беларусь, хлопцы!», бросился вперед…
Атаки немцы не ожидали, и потому почти сразу сложили оружие. А из ближайшего леса уже выползали, грозно рыча, ждавшие своего часа краснозвездные танки. За ними выехали несколько броневиков БА-64, из которых выпрыгивали десантники передового отряда.
— Нормально придумал! Молодец! — С брони головной самоходки спрыгнул старший лейтенант Пугач, потряс ладонь раскрасневшемуся в атаке капралу. — Как фамилия?
— Зеленкевич, товарищ… товарищ старший лейтенант, — с заминкой ответил тот.
— А запнулся чего? Мы ж товарищи, или как?.. Раз ты воюешь на стороне Красной Армии?..
— Так точно. — Лицо Кастуся осветила улыбка.
— Ну и добро. А теперь пускай «броня крепка» поработает. — Пугач хлопнул ладонью по пыльному горячему боку СУ-85. — А, старлей?
Старший лейтенант Ероховец весело подмигнул товарищу по оружию:
— Поработаем, не боись, разведка!..