— Явился не запылился, — проворчал судмедэксперт Адам Гафтенберг, когда я, проскользнув под лентой ограждения, приблизился к нему.

Наши с ним отношения вряд ли можно было назвать дружескими. Нередко у меня возникало желание отвесить старому брюзге звонкий подзатыльник, однако тот факт, что Адам был едва ли не лучшим судмедэкспертом во всем Черничном королевстве, всегда останавливал мою руку в моменты праведного гнева. В наше время хорошие спецы встречаются до безобразия редко, и потому ты вынужден мириться с дурным характером талантливых гадов, как бы сильно они тебя ни раздражали.

— Я тоже по тебе скучал, Гафтенберг, — с глумливой улыбкой заявил я и легонько хлопнул старика по плечу, отчего бедолага едва не рухнул навзничь.

— Поаккуратней, верзила! — прикрикнул на меня Адам, инстинктивно прижимая к груди чемоданчик с рабочим инструментом и грозно хмуря тонкие, будто нарисованные, брови.

— Что тут у нас? — не обращая внимания на скрипучий голос старого ворчуна, поинтересовался я.

— Труп, как обычно, — буркнул Гафтенберг. — Хочешь, сам взгляни.

— Хочу, конечно. Уберите простыню, — взглядом отыскав дежурившего у ленты сержанта, велел я.

Он без лишних слов выполнил мой приказ и поспешно отступил в сторону, дабы не загораживать труп, а я шагнул к телу и, прищурившись, замер над ним. Возле мусорного контейнера лежал бородатый гоблин с клеймом цветочника на правой скуле; высокий и худющий, он был одет в опрятный серый пиджак и серые же брюки. Глаза покойного были широко раскрыты, а ноги босы.

— Личность установили? — уточнил я, опускаясь на корточки рядом с трупом.

От убитого пахло вином и корицей. Видимо, успел выпить порцию-другую глинтвейна незадолго до смерти.

— Да, — отозвался Гафтенберг. — Зеваки признали в нем Фег-Фега, хозяина магазина «На вкус и цвет», что на западной окраине бульвара.

— Местные говорят, он был слепым, — вставил сержант.

— Слепым? — переспросил я. — Никогда прежде не встречал слепых цветочников.

— Он был единственным в своем роде, — пояснил Адам. — Что-то вроде местной реликвии.

— А родственники у него были? Жена? Дети?

— Племянник Гут-Гут. Помогал ему в магазине.

— За ним послали? — я повернулся к сержанту.

— Да, но магазин закрыт на висячий замок, — развел руками тот. — Видимо, парень в отъезде.

— Или сбежал, — задумчиво пробормотал я.

— Думаете, это он убил Фег-Фега?

— Не исключаю такой возможности, — пожал плечами я.

— Прикажете направить к магазину патрульных?

— Нет, не стоит. Они могут простоять там до второго пришествия Рута да так ничего и не дождаться. Лучше я сам туда загляну, ближе к вечеру. Если парень так и не объявится, подадим в розыск, и дело с концом.

Сержант кивнул, соглашаясь, что так будет лучше всего.

— Давай пока забудем о племяннике, — предложил я, — и сосредоточимся на теле. Кто и когда нашел труп?

— Мальчишка лет девяти, живущий неподалеку, — ответил сержант. — Около двух часов дня он играл тут неподалеку и случайно наткнулся на мертвеца.

— Где мальчик сейчас?

— Дома, с матерью. Увиденное немало его шокировало.

— Ну еще бы… — пробормотал я.

Взгляд мой снова наткнулся на босые ступни Фег-Фега.

— Как думаешь, его могли убить из-за ботинок? — спросил я, обращаясь к Адаму.

— Только идиот покусился бы на гоблина из-за ботинок, — презрительно хмыкнул Гафтенберг. — Тем более — посреди Цветочного Бульвара, на глазах у десятка собратьев.

Я задумчиво кивнул, соглашаясь с его словами.

Всем и каждому известно, что гоблины неравнодушны к цветам. Более увлеченных флористов не сыщешь при всем желании. И Цветочный бульвар являлся, по сути, физическим воплощением этой безудержной любви — куча магазинов, оранжерей, целые живые сады. И конечно же в этих богатых коллекциях среди цветов попроще зачастую находились редкие и, как следствие, необычайно дорогие экземпляры…

— А вот это гораздо больше походит на правду, — одобрительно кивнул Адам, когда я озвучил ему свою догадку насчет раритетного цветка. — Уж точно лучше, чем версия с ботинками.

— И все же, как думаешь, зачем убийца их взял? — не унимался я.

— Думать — твоя работа, Тайлер, — хмыкнул Адам. — Я лишь констатирую факты. У него нет обуви, и он, судя по следу на шее, задушен. Как, зачем, почему — вопросы не ко мне. Я даю факты, а ты на их основе выстраиваешь теории и находишь виновных…

— Тогда просто дай мне проклятые факты, — с усталым вздохом сказал я.

Четыре года назад один вид покойного гоблина, вероятно, заставил бы меня понервничать, но сейчас я гораздо спокойней отношусь к подобным вицам. Приобретенный опыт с лихвой компенсирует редкую седину в волосах и слегка расшатанные нервы. В конце концов покойники становятся всего лишь частью твоей повседневной жизни. Вместо «Надо же — трупы!» ты начинаешь думать: «Опять эти трупы…» и давишь зевок, разглядывая очередного мертвеца.

Я покосился в сторону Гафтенберга, который, присев на корточки рядом со мной, делал пометки в рабочем блокноте. Движения судмедэксперта были скупыми, резкими; карандаш едва не рвал бумагу, а грифельные обломки летели во все стороны. Старик не стремился создать шедевр поэтического искусства. Это был своеобразный конспект, необходимый для дальнейшей работы, — никаких лишних деталей, метафор, гипербол и прочей бесполезной мишуры. Поставив финальную точку, Адам возьмет в руки фотографический аппарат и сделает несколько снимков, с разных ракурсов, под разным углом. Затем внимательно осмотрит ногти мертвеца и, если отыщет под ними частицы кожи или фрагменты запекшейся крови, повезет найденные образцы в лабораторию для дальнейшего анализа. Все это займет уйму времени и, возможно, не принесет никакой реальной пользы. Утомительно, долго, скучно.

Куда эффективней с глазу на глаз побеседовать с покойным и напрямик спросить, кто его убил. Узнать, что называется, из первых уст. Но проделывать подобные трюки на глазах любопытных зевак и тем более моего старого недруга Гафтенберга я не желал: некромантов в Бокстоне ненавидели все, от мала до велика.

А ведь начиналось все довольно мирно. Когда эта школа магии только зарождалась, народ Черники связывал с ней большие надежды. Каждый мнил, что она со временем вырастет во что-то вроде неиссякаемого источника бессмертия, однако вскоре стала ясна полная абсурдность этих надежд. Некромантия позволяла возвращать мертвых к жизни — ни больше ни меньше. Она не способна была восстанавливать поврежденные временем ткани человеческого тела. Иными словами, некромант не мог гарантировать, что парень, умерший неделю назад, вернется точь-в-точь таким же, каким вы его помнили до кончины, ведь с его мозгом и телом уже произошли необратимые изменения. А уж предсказывать, как поведет себя такой мертвяк, не взялся бы даже самый опытный маг смерти: подчас зомби оказывались просто неуправляемы.

Самая же главная беда заключалась в том, что, умирая, некромант невольно забирал с собой в могилу и всех потревоженных им мертвяков. Сей факт немало огорчил хитрецов, которые всерьез мечтали с помощью некромантии обрести вечную жизнь, пережив мимолетный стресс самоубийства.

Люди разумные сразу смекнули, что подобные заигрыванья со смертью добром не кончатся.

И конечно же не ошиблись.

Знаменитое Восстание Шестидесяти Мечников грянуло без малого два века тому назад в начале печального октября, устлавшего Бокстон ковром из желтых листьев. Тогдашний король Джентри, потомкам более известный, как Шизоправ, приказал столичным некромантам воскресить роту гвардейцев. Защитники короны в недавнем прошлом ценой своих жизней пресекли государственный переворот, и Джентри конечно же считал, что он перед этими храбрецами в вечном долгу. Маги смерти, понимая всю глупость шизоправской затеи, воспротивились воле монарха, однако Шизоправ не собирался сдаваться так просто. Поняв, что угрозами чародеев не проймешь, он предложил им внушительную сумму денег.

И один — некто Курт Бениган — все-таки соблазнился.

Чем это обернулось для столицы, бокстонцы запомнили надолго. В результате прочитанного Куртом заклятья на улицы Бокстона вышла толпа безмозглых зомби, вооруженных полуторными мечами. Разупокоенные успели отправить к праотцам около сотни горожан, прежде чем некроманты самолично не вздернули Бенигана на первом попавшемся столбе. Столица оказалась спасена, однако бокстонцы, взбешенные случившимся, потребовали, чтобы король незамедлительно казнил всех магов смерти разом. Лишь с превеликим трудом монарху удалось смягчить народный гнев. Поддавшись на уговоры Джентри, обитатели столицы милостиво позволили чародеям уйти далеко на север, где те обитают и поныне — в краю, который зовется Диким.

С тех пор некромантия в Чернике под запретом, и любой, вздумавший заняться темным волшебством, будет незамедлительно повешен.

Закончив осмотр, мы с Адамом позволили санитарам снова накрыть тело простыней и погрузить его в самоходку. Провожая громыхающую труповозку рассеянным взглядом, я закурил сигарету, чем немало разозлил Гафтенберга, стоящего по левую руку от меня. Старик, видите ли, терпеть не мог запах табачного дыма.

— Когда стану мэром, обязательно запрещу курить на улице, — сказал он, ладонью разгоняя сизый туман.

— Когда ты станешь мэром, я переведусь в другой город, — хмыкнул я, не отводя взгляда от удаляющейся повозки. — Хотя о каком это я «когда»? Тут, скорей, «если вдруг»…

— Язва ты, Тайлер, — вздохнул Гафтенберг и, одернув плащ, пошел к зеленой самоходке, припаркованной неподалеку.

— Когда мне зайти за результатами экспертизы? — поинтересовался я, оглянувшись ему вслед.

— Завтра ближе к полудню, — буркнул собеседник.

— Чего так поздно?

— Не хами! — раздраженно бросил Адам. — Я же тебя с расследованиями не тороплю!

— Ладно, ладно, — примирительно сказал я. — К полудню, значит, к полудню. Если не найду убийцу раньше, обязательно загляну.

Кажется, последняя моя фраза немного его расстроила: не сказав больше ни слова, Адам забрался в самоходку и отбыл с места преступления.

Довольно гнусный поступок, если учесть, что сюда я ехал вместе с санитарами, и теперь, когда они укатили в морг, выручить меня мог только Адам. Впрочем, ожидать иного от Гафтенберга не следовало: этот тип никогда не упускал возможности подгадить ближнему своему вопреки одной из главных заповедей Вечного Жеребца Хорста.

Я выудил из кармана часы и посмотрел на циферблат. Время, как назло, поджимало: старина Бен успел бы три раза умереть от тоски, не будь он уже мертв.

Строго говоря, Бенджамин Кротовски не был зомби в привычном смысле этого слова. Подобным ожившим мертвяком гордился бы любой некромант, даже самый опытный и мастеровитый. Единственное отличие Бена от живого человека заключалось в несказанно хрупком теле, которое подчас разваливалось буквально на глазах — то кисть отпадет, то стопа, то ухо с носом, — что, впрочем, было легко поправимо: стоило поднести утерянную конечность к прежнему месту, и она моментально прирастала вновь. Магический ток, переполняющий его изнутри, позволял Бену творить с собой поистине удивительные вещи. А вот за идеальное состояние мозгов Кротовски должен благодарить уже не меня, а прихвостней Мохнатого Тони, решивших убить моего информатора с помощью огромной морозильной камеры. Воспользуйся они пистолетом, и о возвращении Бена к жизни можно было бы забыть…

Но они выбрали морозильную камеру. И это предопределило все.

Когда я сообщил воскрешенному Кротовски, что его убили, он не поверил. Более того, оттолкнув меня, парень спрыгнул с полки и ускользнул через заднюю дверь, которую забыли запереть меланхоличные санитары. Бен искренне верил, что его пробуждение в морге — лишь нелепая случайность и он по-прежнему живее всех живых.

Досадная ошибка.

Около девяти вечера воскрешенный предавался праздному безделью, когда в его квартиру нагрянул незадачливый вор. В общем-то, как нагрянул, так и смылся. Попробуй тут не смойся, когда застреленный тобой хозяин внезапно поднимается с пола, с задумчивым видом выковыривает из груди пулю и швыряет ее в помойное ведро, словно нечто пустячное, вроде фантика или апельсиновой корки!..

После ночного визита налетчика, растерянный и озадаченный, Бен сам явился ко мне за советом, чем, признаться, немало меня удивил. Пришлось выбирать — отправить его душу обратно в Покой или же позволить необычному «воскрешенцу» задержаться на бренной земле. В итоге я, скрепя сердце, все-таки избрал второй вариант: за год мы с Беном успели сдружиться, и потому мне не слишком хотелось лишать парня случайно обретенной послежизни. Таковое мое решение безумно обрадовало Кротовски. На следующий же день он перебрался в подвал забро-шенного дома на западной окраине Бокстона, а я позаботился, чтобы его место на полке в морге занял безымянный бродяга, тело которого должны были кремировать вместе с другими неопознанными трупами в самое ближайшее время. Вскоре столица забыла бедолагу Кротовски; они расстались, так и не успев толком узнать друг друга за двадцать пять лет.

С тех пор мы встречаемся в кафе «Скупой лепрекон» практически каждый день. После возвращения Кротовски в мир живых ответственность за его поступки легла на мои плечи, и потому я стараюсь не выпускать парня из вида. Для Бена же эти посиделки сродни глотку свежего воздуха для утопающего в море: общение со мной скрашивает его одиночество, а людская суета вокруг позволяет хоть на время забыть, что он мертв и давно выпал из социума.

Ну и конечно же Бен по-прежнему делится со мной всевозможной информацией. Только добывает он ее теперь совсем другими способами.

— Такси! — воскликнул я, заметив, что самоходка с шашечками, громыхая грайверами, споро катится в мою сторону.

Сидящий за рулем гремлин охотно дернул тормозной рычаг, и десяток щитков, разом выскочив из специальных пазов в брюхе повозки, впились в мостовую, будто клыки стального дракона. Звуки ударов, доносящиеся из-под опоясывающей самоходку железной «юбки», означали, что грайверы полны сил и решимости: видимо, водитель совсем недавно обновил содержимое движущего отсека.

— Куда изволите, сэр? — вежливо осведомился таксист, когда я забрался в кабину и уселся рядом с ним.

— Южный Бокстон, кафетерий «Скупой лепрекон», — отозвался я.

Водитель кивнул и, снявшись с ручника, обеими руками ухватился за руль. Заслонки вновь спрятались в потайные отсеки, и радостные грайверы, ничем более не сдерживаемые, потащили самоходку вперед. Умело переключая рычаги, гремлин петлял по городским улочкам и время от времени обгонял других, менее умелых водителей. В итоге, благодаря его расторопности, я оказался у дверей «Лепрекона» в пятнадцать минут пятого, опоздав на встречу с Беном всего на четверть часа.

— Держи, парень, — в чешуйчатую серую лапу перекочевала мятая пятерка с изображением короля. — Ты настоящий ас.

— Стараемся, сэр, — он полез было за сдачей, однако я остановил его:

— Не стоит. Мохнатый Тони и так обирает вас до нитки, так что лишнее оставь себе.

— Вы знакомы с Тони, сэр? — Гремлин с неподдельным испугом посмотрел на меня своими миндалевидными глазами.

— Видел издалека, — ответил я и, распахнув дверь, выбрался наружу.

У самого входа в кафе размалеванная нимфа в коротеньком платьице и туфлях на высокой шпильке обрабатывала дородного бородача в кожаном пиджаке. Судя по символу на его правой скуле, это был купец. Ритуал охмурения подходил к своему логическому завершению, когда на горизонте возник я и, продемонстрировав не в меру деятельной твари свое клеймо полицейского, вяло бросил:

— Свали.

Нимфа прошипела что-то на родном мелководном наречии, однако в открытую перепалку с копом вступать не решилась и послушно убралась прочь. Едва она скрылась из виду, бородач вздрогнул и ошарашенно уставился на меня.

— Вы, конечно, вряд ли мне поверите, но я только что спас вас от крупных неприятностей, — заявил я, весело улыбаясь растерянному джентльмену.

Судя по его неуверенному хмыканью, он действительно не поверил. Ну и Вирм с тобой, дружок, в следующий раз я просто пройду мимо… Подмигнув купцу на прощанье, я толкнул дверь кафе и зашел внутрь.

В «Скупом лепреконе», как обычно в это время суток, было не протолкнуться. Родители с дражайшими отпрысками увлеченно поедали мороженое в детском зале, влюбленные парочки проникновенно ворковали, держась за руки, а горделивые одиночки хлебали пиво, с опаской глядя на весь этот сумбур из зала для взрослых. Мой друг сидел за покосившимся столиком в дальнем углу, надвинув серую шляпу на глаза и сплетя пальцы облаченных в перчатки рук.

— Привет, старина, — поздоровался я, усаживаясь на скамейку напротив и жестом привлекая внимание официантки, скучающей у кухонной двери.

— А я уж было подумал, что ты не придешь, — признался Бен, поправляя сползший шарф.

— Чего изволите? — подойдя к нашему столику, спросила длинноносая карла в заляпанном фартуке.

— Ванильный коктейль, — сказал я, откинувшись на спинку.

— Это все? — уточнила официантка.

— Пока что да.

Она удалилась на кухню, а я вновь повернулся к Бену и, озорно подмигнув, спросил:

— Ну что, как жизнь?

— Ну о-о-очень смешно… — протянул Кротовски, осуждающе качая головой.

— Сам подставился, — хмыкнул я. — Ладно, не корчи из себя недотрогу, это всего лишь шутка. Лучше расскажи мне вкратце, что творится в городе?

Кротовски огляделся по сторонам и, убедившись, что никому нет дела до нашего разговора, наклонился к столу.

— На улицах нынче неспокойно, — без тени иронии заявил он. — Ходят слухи, что вскоре в город прибудет некий могущественный артефакт.

— Что еще за артефакт? — выгнул бровь я.

— Не знаю. Пока что. Но планирую разведать в самое ближайшее время.

— Откуда хоть ветер дует?

— С юга.

— Опять, значит, Пересмешник мудрит, — презрительно фыркнул я. — И когда уже этот непоседливый психопат угомонится?

— Горбатого могила исправит, — махнув рукой, сказал Кротовски с презрением. — Пока Моукера не прикончит какой-нибудь сорвиголова, мы постоянно будем о нем вспоминать.

Тут подошла карла с моим коктейлем. Я благодарно кивнул, когда она поставила стакан на стол передо мной.

— Каждый раз, когда ты заказываешь эту штуку, вспоминаю детство, — сказал Кротовски с улыбкой. — А кем ты мечтал стать, когда был ребенком, Гиллиган?

— Бродячим музыкантом, — нехотя признался я.

— Но Шар Предназначений решил иначе, — с саркастической улыбкой произнес Бен, — и твоя детская мечта умерла одновременно с приглашением в полицейскую академию, которое он прислал тебе на восемнадцатый день рожденья. Кстати, ты никогда не задумывался, почему Шар не выбрал для тебя некромантию? — последнее слово он произнес одними губами, дабы не привлекать внимание сидящих за соседними столиками посетителей.

— Конечно, задумывался.

— И к какому выводу пришел?

— Ну, очевидно, на роль детектива я подхожу чуточку больше, — облокотившись на стол, тихо ответил я.

— А может быть, в твоем случае Шар просто ошибся? — глаза Кротовски сузились. — Такой вариант не рассматривался?

— Выбор Шара может казаться странным или даже нелогичным, но мы оба знаем, что он никогда не ошибается, — уверенно заявил я.

— Это с какой стороны посмотреть, — заметил Бен. — Вот я, к примеру, раньше работал на Мохнатого Тони и прекрасно со своими обязанностями справлялся. А твой хваленый Шар, меж тем, предрекал мне будущее школьного учителя. Разве это нельзя расценивать как ошибку?

— Слушай, ты что, протестантской белиберды начитался? — поморщился я.

— Ну почему же сразу «белиберды»? Там хватает дельных замечаний по поводу небывалой точности твоего Шара…

— Даже слушать не желаю, — раздраженно бросил я. — По мне, так он прекрасно справляется с работой. И, к слову, твой пример абсолютно не показателен. Это не Шар ошибся — это просто ты захотел поступить ему наперекор.

— О чем ни капли не жалею, — холодно бросил Кротовски.

— И очень зря, — покачал головой я. — Да, пока ты держался Мохнатого Тони, с финансами проблем не возникало, но вспомни, чем все закончилось? Владыка Севера велел своим ребяткам засунуть тебя в морозильник.

— Весьма разумный поступок, если учесть, что до этого я около года докладывал о его темных делишках одному полицейскому детективу, — самодовольно хмыкнул зомби.

Я пропустил его высказывание мимо ушей и продолжил:

— Пойди ты учителем в школу, этого бы не случилось.

— Как знать. Дети подчас бывают очень жестоки.

— Не ерничай. Ты знаешь, что я прав, — так же, как был прав Шар насчет твоего предназначения.

— Ладно, к Вирму эти разговоры о Шаре, — отмахнулся Кротовски. — Лучше расскажи, как там у тебя с работой, появилось новое дело?

— Есть одно. Собственно, из-за него-то я и припоздал.

— Кто жертва? — без лишних прелюдий спросил Бенджамин.

Я вкратце рассказал ему о трупе, описал место преступления и конечно же не отказал себе в удовольствии отпустить пару колкостей в адрес Гафтенберга.

— Ваша взаимная любовь, как я вижу, и не думает угасать, — с улыбкой отметил Бен.

— Вроде того, — хмыкнул я. — Но сейчас меня куда больше волнует личность убийцы, чем старый ворчун. Как думаешь, кто мог иметь достаточно наглости и безрассудства, чтобы прикончить слепого гоблина посреди Цветочного бульвара? Мог ли это быть его племянник?

— Не думаю. Даже он бы на такое не осмелился, — покачал головой Бенджамин.

— Мне тоже так кажется, — кивнул я. — Но тогда кто? Киллер?

— Возможно, — пожал плечами Кротовски. — В конце концов, наемнику ведь не важно, кого, где и когда убивать, — лишь бы деньги платили соответствующие. Хотя, по-моему, все это больше смахивает на бессмысленные проделки очередного кретина, сбежавшего из клиники Милы Врачевательницы. Задушить гоблина посреди Цветочного бульвара и сбежать с его ботинками… Даже не представляю, кто мог заказать нечто подобное!

— Ну, к сожалению, мотивы далеко не всегда столь прозрачны, как нам бы хотелось, — пожал плечами я. — Поэтому вместо того, чтобы строить теории, я лучше побеседую с убитым. Лучшего свидетеля мне все равно не найти.

— Интересно, что бы ты делал без своего умения допрашивать мертвецов? — с ироничной улыбкой спросил Кротовски. — Сидел и ждал озарения?

— Тебя послушать, так я вообще никудышный сыщик, который выезжает только на некромантских штучках, — с долей обиды в голосе произнес я.

— Ну, на мой скромный взгляд, магического дара в тебе все-таки больше, чем сыскного, — без обиняков заявил Бен. — Ты смекалистый парень, очень смышленый, и с логикой у тебя порядок… но то, что ты выделываешь с неживой материей, — это же просто потрясающе, Гиллиган! Не будь ты столь талантлив, мой труп сожгли бы вместе с другими «везунчиками» из вашего морга еще пару лет назад!

— Честно сказать, твои слова вызывают у меня смешанные чувства, — признался я. — С одной стороны, приятно слышать, что ты считаешь мой талант некроманта выдающимся. С другой — я же все-таки в первую очередь детектив…

— То, что так сказал глупый Шар… — начал было Кротовски, но я без стеснения оборвал его, раздраженно воскликнув:

— Не будем об этом!

По счастью, в кафе стоял такой галдеж, что на мой возглас никто не обратил внимание. Собственно, за это мы с Беном и любим «Скупой лепрекон»: царящий вокруг шум позволял без опаски говорить о чем угодно — начиная от персоны короля и заканчивая могущественным Шаром Предназначений.

— В общем, если у тебя для меня больше ничего нет, я, пожалуй, пойду, — произнес я, поймав его взгляд. — Дела не терпят отлагательств. К завтрашнему дню постарайся узнать, что за артефакт направляется в Бокстон, а я пока что займусь поисками убийцы.

— Договорились, — кивнул Бен. — Завтра здесь, в то же время?

— Да, давай.

Я оперся на стол, чтобы подняться.

— Эм-м… Гиллиган?

— Что? — я вопросительно посмотрел на друга.

— Ты… ты, случайно, не мог бы дать мне… пару баксов? — спросил Бен, запинаясь.

— А у тебя что, уже закончились деньги? — нахмурился я.

— Ну, не то чтобы совсем… — протянул он, упорно пряча взгляд. — Но вчера я купил себе пару книг…

— И деньги все-таки закончились, — заключил я и полез за бумажником.

— Брось, Гиллиган, — поморщился зомби, когда я протянул ему двадцатку. — Пары долларов мне вполне хватит.

— Но ты ведь на мели?

— И что же, ты обязан вечно меня выручать? Глупость какая! Никто не заставлял меня транжирить. Уж точно не ты.

— Просто заткнись и возьми двадцатку, — посоветовал я.

Он нехотя сгреб купюру и, сжав ее в кулаке, буркнул:

— Спасибо, Гиллиган. Хоть и не стоило…

— Заканчивай, старина. Просто трать их с умом, а то мы с тобой не доживем до следующей моей получки.

— Постараюсь, — кивнул Кротовски.

— Тогда до встречи.

Лавируя между столиками, я споро пошел к выходу. Спиной я чувствовал, что Бен смотрит мне вслед; зомби явно был чем-то встревожен. Наверное, это все из-за потраченных денег, решил я. Стыдится… И правильно делает! Нет, то, что он увлекается чтением, а не поеданием человеческих мозгов, разумеется, похвально, но нельзя ведь все спускать на книги!..

Из кафе я отправился прямиком в морг. Тамошний сторож Тобиас Валбер уже наверняка записал Фег-Фега в толстый журнал и, надев бирку на большой палец его правой ноги, запихнул бедолагу в одну из свободных морозильных ячеек. Пока я трясусь в самоходке, рядом с таксистом, от которого пахнет дешевыми сигаретами и несвежей рыбой, сторож попивает кофе с двумя кусочками лимона и наслаждается пением соловья. Грубая стальная клетка закреплена под самым потолком, чтобы никто не зацепил ее головой, и потому невысокому Валберу приходится забираться на табуретку, чтобы бросить соловью ягод бузины. Иногда он угощает питомца муравьями, а по большим праздникам балует деликатесами — пауками и гусеницами.

— Всякий раз, когда захожу в морг, ломаю голову, — признался я, глядя на заливающегося соловья, — почему твой певец до сих пор не загнулся от холода?

— Морозостойкий потому что, — мрачно изрек Валбер, почесывая кучерявую бороду.

Он действительно пил кофе, как я и предполагал. Лимон, правда, отсутствовал — наверное, Валбер забыл пополнить запас цитрусовых, когда шел на работу.

Птица, не обращая на меня никакого внимания, продолжала надрывать горло.

— Ладно, долгих лет твоей птахе, — сказал я, подходя к столу Валбера, — но сейчас меня куда больше волнует новый труп.

— Ты о гоблине? — вяло уточнил сторож.

— О нем. Давно Гафтенберг уехал?

— Да с час где-то, — покосившись на настенные часы, прикинул Тобиас. — А ты, как обычно, хочешь на тело взглянуть?

— Верно.

— И какой тебе интерес на них любоваться, не пойму… — шумно вздохнув, сторож откинулся на спинку кресла и одарил меня усталым взглядом. — Оставил бы это развлечение судебной медицине.

— Позволь мне самому решать, что и кому оставлять, ладно? — попросил я, стараясь не выказывать своего раздражения.

Когда в Валбере просыпается инстинкт отца, сторож начинает учить меня уму-разуму, чем конечно же безумно злит. Так и подмывает сказать ему что-то вроде: «Прежде чем увещевать других, привел бы ты себя в порядок, приятель». Но я проглатываю обиду, понимая, что ссориться с неряшливым бородачом мне не с руки: встанет Тобиас в позу — и не видать мне доступа к трупам, как своих ушей. Хорошо еще, что Валбер не знает о проводимых мной некромантских ритуалах, не то давно бы сдал меня властям.

— Да решай, ради пяти богов, — отмахнулся сторож. — Мне просто жаль твоего времени, парень. Тебе надо не с трупами, а с девками его проводить — и удовольствия больше, и для здоровья полезней.

— В какой зал его отвезли? — пропустив наставления Валбера мимо ушей, спросил я.

— В третий, — нехотя ответил сторож.

Он конечно же не собирался заканчивать беседу так быстро. Но мне-то какое дело до его намерений? Пусть себе дальше пьет кофе и слушает неугомонного соловья, а я пока преспокойно допрошу цветочника. Мне и надо-то минут двадцать, не больше.

— Номер ячейки?

— Сорок вторая.

— Давай ключ.

Сторож надулся.

— А я ведь не обязан тебя впускать, честно говоря, — заметил он, роясь в карманах.

— Конечно, не обязан. Как и я не обязан отстаивать твое право держать в морге клетку с соловьем, верно?

— Верно… — разом помрачнев, пробормотал Тобиас. — Ладно, держи.

— Вот и славно, — я с улыбкой принял ключ из его рук и, не говоря больше ни слова, устремился по одному из коридоров в направлении белой металлической двери с бледно-красной цифрой «три». В голосе соловья мне почудились осуждающие нотки: видимо, ему не понравилось, как я разговаривал с его хозяином.

А не надо брать на себя больше, чем можешь унести. Если ты сторож, твоя работа — сторожить, а не поучать детектива из отдела убийств, что ему следует делать, а что нет.

Я отворил дверь полученным от Валбера ключом и вошел в третий зал.

Внутри царил промозглый холод. Белые квадраты морозильных ячеек покрывали три стены из четырех; за каждой дверцей был горожанин, со своей судьбой, со своей историей и наследием. Когда-то все они бродили по улицам Бокстона, дышали, улыбались, ели, пили, жили, как им казалось, правильно, по уму — и все равно попали сюда. Что-то пошло не так. Кто-то решил ускорить процесс их отбытия на тот свет своим ножом, мечом, щепоткой яда или пулей, и бедолаги очутились в морге, вопреки собственной воле и предназначению. Тут были учителя, доктора, маги (этих, как правило, устраняли профессионалы высшей категории) и конечно же полицейские (да, нас тоже убивают, и гораздо чаще, чем нам хотелось бы). Пять раз за те четыре года, что я работаю детективом в управлении Бокстона, мне доводилось оживлять ребят, с которыми прежде мы болтали за обедом и делили последнюю оставшуюся в пачке сигарету, стоя у тела очередного покойника.

Еще вчера молодой сержант приподнимает ленту ограждения, чтобы мне легче было пройти, а уже сегодня я смотрю на его хладный труп и готовлюсь к новому ритуалу. Когда парень неуверенно открывает глаза, я с трудом сдерживаю слезы. Когда же он говорит что-то вроде: «Здравствуйте, сэр, а я что, в обморок упал, да?», сила воли подводит, и глаза мои начинают предательски блестеть. Слава пяти богам, что меня в эти моменты никто, кроме покойного, не видит.

На сей раз мне, по счастью, придется беседовать с незнакомцем, что не так уж и сложно, если прежде ты неоднократно поднимал мертвяков для допроса. Поначалу я жалел всех и каждого, позже зачерствел, что, к счастью, не превратило меня в бесчувственную сволочь, но позволило сохранять холодную голову, столь необходимую в работе детектива. Я задавал вопросы — максимально точные и простые, ведь у большинства собеседников мозги были уже мало на что пригодны — и анализировал полученные ответы. В худшем случае я получал приметы убийцы, в лучшем (что конечно же случалось значительно реже) — имя или кличку.

Закрыв дверь на засов, я прошел к ячейке с номером сорок два. Ключ, холодный, как и все в этом морге, легко вошел в скважину. Щелчок. Ячейка открыта.

Действуй, некромант.

Я взялся за выемку в дверце и потянул на себя. Изнутри повалил ледяной пар: морозило, как надо. Когда туман немного рассеялся, я увидел Фег-Фега; брови и волосы его покрывал иней, а кожа имела бледно-зеленый оттенок. Я невольно поежился: все-таки не зря покойникам принято опускать веки — уж больно жутким кажется этот стеклянный взгляд в никуда.

Я достал из кармана гибкий металлический обруч и надел его на голову убитого, осторожно приподняв ее. Затем, сняв с пояса ремень, скрутил им ноги покойного, а руки связал мотком веревки, который как раз для этих целей всегда таскал за пазухой. Покончив с приготовлениями, я отступил на шаг и придирчиво оглядел цветочника. По идее, все. Теперь хотя бы не убежит раньше, чем я объясню ему суть происходящего. По-хорошему, конечно, еще бы кляп в пасть засунуть, но челюсти свело так, что без надлежащего инструмента не разведешь. Ладно, будем надеяться, я докричусь до остатков его покалеченного рассудка раньше, чем он поднимет на уши Валбера и его неугомонного соловья.

— У темной воды, на береге мрачном, — нараспев принялся читать я, — покойники души оставят свои. Живое для них навсегда во вчерашнем, поодаль владыка Покоя стоит…

По мере того, как я декламировал стих, в груди Фег-Фега разгорался магический белый огонек. Сначала это была точка, не больше, чем самая далекая звезда на небосклоне в туманную ночь, но к середине заклятья огонек достиг размеров детского мяча.

— Пусти же на миг одного из погасших, — продолжал я, завороженно глядя на язычок магического пламени, слега подрагивающий, будто от сквозняка, — в родимые земли обратно направь. О том тебя просит с поклоном нижайшим слуга, ощущающий смерти ветра.

С последним словом огонь ярко полыхнул и погас — обруч позволил разряду магического тока пройти в тело умершего и вновь запустить остановившееся сердце. Вздрогнув всем телом, гоблин часто заморгал.

— Не вздумайте кричать, — тут же предупредил я, вынимая из кармана блокнот и щелкая авторучкой.

— Где я? — спросил гоблин, растерянно вертя головой из стороны в сторону. — Ноги… Не чувствую? Нет! — он принялся извиваться, точно уж на сковородке, в отчаянных попытках освободиться. Левый глаз его при этом безостановочно дергался.

Хороша больница, подумал я, глядя на его мучения. Ледяная полка, ни подушек, ни одеяла, ни матраса. Да и я, честно сказать, меньше всего похож на санитара. Впрочем, я тут же напомнил себе, что имею дело со слепым.

— Вы в морге, сэр, — безжалостно заявил я, — потому что несколько часов назад вас убили. Я же — детектив полиции, который оживил вас, чтобы задать несколько вопросов, пока Вирм не попросил вашу душу обратно. Так что давайте не будем даром тратить время и сразу перейдем к делу.

Пока он переваривал услышанное, нелепо шлепая губами, я начал:

— Вас зовут Фег-Фег, верно?

— Да… сэр, — неуверенно ответил гоблин.

— Скажите, где вы были сегодня утром, мистер Фег-Фег?

— Так я умер… сегодня, да?

— Да. Так где вы были утром?

— До… дома, — припомнил гоблин.

— Речь идет о магазине «На вкус и цвет», верно? — на всякий случай уточнил я.

— Ну да… сэр.

— Что вы делали после того, как проснулись?

— Ну, я встал — уже обед… — припомнил гоблин. — Умылся да вниз. Гут-Гут, племяш, на ярмарке — раз в две недели… туда, в общем, ездит. В четверг! Клиентов не было, я скучал. Решил погулять, взял сосиску… да пошел. По бульвару, без цели, один, совсем один… а потом вдруг задыхаюсь и… все. Наверное, тогда я и… умер?

Я одобрительно кивнул. Значит, Гафтенберг не ошибся: жертву действительно задушили. По крайне мере, последнее воспоминание убитого эту теорию подтверждало, пусть и косвенно.

— Вы видели… точнее, слышали что-нибудь подозрительное? Какой-нибудь голос, может, разговор между людьми или нелюдями? Или, допустим, как стучит по мостовой трость… костыль… протез?

— Нет, — покачал головой цветочник.

Я устало вздохнул. Слепота Фег-Фега, конечно, существенно усложняла дело. Там, где другие наблюдали картинку, он видел только непроглядную тьму.

— Помню вонь, — внезапно сказал гоблин. — Помню, скривился. Рыбой воняло. Жуть!..

Я недоуменно нахмурился. Рыбная вонь? Так может, тут орудовал киллер-осьминог? Я отогнал нелепые фантазии прочь и сказал:

— Неплохо, но мало. Может, было что-то еще?

— Нет. Только вонь. Гнилая рыба. Ужас, как пахло. Ох! — он снова содрогнулся всем телом, а его правая рука затряслась, будто от разряда магического тока. Тело гоблина было настолько повреждено, что лишь с превеликим трудом сдерживало в себе возвращенную мной душу. Что касается мозга бедняги, то он уже не способен был рождать связные предложения, но, по крайне мере, все еще мог худо-бедно обрабатывать информацию.

— Вас нашли возле мусорного бака, — устало произнес я. — Возможно, рыбой воняло оттуда?

— Нет, оттуда яйцами, — поправил меня гоблин. — Тухлыми. Запахи и звуки мне, как цвета… вам, сэр. Я только ими… жил. Так вот от бака — яйцами. Точно! Это я сразу понял… ну, когда в проулок… того… свернул, во! А рыбой… оно уже потом. Когда задыхаться… нача-а-ал.

— Ясно, понятно… — задумчиво пробормотал я.

Трудно представить, что наемный убийца отправился бы на задание, источая подобные флюиды. Как минимум, это непрофессионально, как максимум — глупо. Мне начинало казаться, что версия Бенджамина о психе, сбежавшем из клиники Милы Врачевательницы, не такая уж и бредовая. По дороге домой, наверное, все же заскочу в управление и позвоню тамошним докторам. Глядишь, и разживусь парочкой имен.

Мечты, мечты…

Надеяться, что врачи клиники днями и ночами сидят перед телефоном в ожидании моего звонка, было глупо. В лучшем случае, я получу ответ не раньше завтрашнего утра, в худшем же мне придется выбивать ордер и самолично тащиться на западную окраину Бокстона, чтобы заглянуть в журнал больницы.

Что еще я мог предпринять? Арестовать всех жителей рыбацкого квартала? Или устроить засаду в рыбном магазине? Характерный запах, который учуял флорист, если и сузил круг подозреваемых, то ненамного.

— Как думаете, кто-нибудь мог быть заинтересован в вашей смерти? — спросил я. — Есть ли у вас враги, мистер Фег-Фег? Или, возможно, в вашей коллекции имеется редкий цветок, который некие ценители любой ценой хотели бы заполучить?

— Хм-хм-хм… — задумчиво промычал гоблин. — Нет. Нет врагов. Нет редко…го. Обычные цветы… родичи — вокруг!.. И — ни с кем. Не ругал… ся, сэр!

— Что ж, ладно, — сказал я, спешно сделав пометку в блокноте. — Ну, в любом случае, спасибо. Вы очень помогли мне, мистер Фег-Фег. Обещаю, что приложу все усилия, дабы скорейшим образом найти вашего убийцу.

— Лучше найдите сосиску, — попросил гоблин.

— Сосиску? — нахмурился я.

— Мой поводырь, — пояснил цветочник. — Такса. Гут-Гут назвал. Смешно… вроде.

А вот это уже похоже на ниточку, отметил я про себя. Теоретически, поводырь вполне может привести нас к убийце, если тот, конечно, не прикончил бедную собаку вслед за хозяином.

— Кстати, во сколько ваш племянник обычно возвращается с ярмарки? — уточнил я.

— Шесть… сэр. Когда закрываю… да!

— Ну, кто-то ведь должен сообщить ему о вашей смерти.

— То-о-очно… — пробормотал гоблин.

Вспомнив о том, что убит, он заметно погрустнел.

— Пришла пора возвращаться в Покой, мистер Фег-Фег, — сказал я со всей теплотой, на которую был способен.

— А никак мне… ну… тут? — робко поинтересовался цветочник, снова начиная нервно ворочаться на полке. — Остаться, во?

— Боюсь, что нет, — ответил я и, понизив голос, начал читать заклятье Отзыва:

— Прими же обратно угасшую душу, позволь навсегда погрузиться в Покой. Пора уже связи с реальностью рушить, для этого снова стою пред тобой…

В третьем зале бокстонского морга, кажется, стало еще холодней, чем прежде. Под аккомпанемент стучащих зубов Фег-Фега я заканчивал стих, заученный еще в юности по указке моего наставника Ромидаля:

— Твой верный слуга отдает в твои руки того, кто по праву кончины там был. Склонившись в поклоне, за эту услугу Покоя владыку он благодарил.

Душа оставила тело гоблина, и я услышал далекий, едва различимый лязг — как будто владыка Покоя и впрямь в сердцах захлопнул врата своего царства. А все потому, что слова с корнем «благо» служат своеобразным замком для отзывного стиха. Только они защищают некроманта от прожорливого Вирма, который никогда не откажется забрать в свое царство две души вместо одной. Ромидаль частенько рассказывал о первопроходцах некромантии, которые клали силы и время на алтарь новой магической науки, шли, можно сказать, на ощупь и нередко расставались с жизнями, проверяя очередную безумную догадку. Так вот одной из главных проблем чародеев прошлого был как раз пресловутый замок, сдерживающий аппетит Вечного Червя. Некромантия успела потерять немало достойных людей, прежде чем один паркстонский маг наконец вывел жизненно важное правило о корне «благо». С тех пор смертность среди некромантов заметно снизилась.

Шумно выдохнув, я оперся на покрытую льдом полку и на миг зажмурился. Отзыв мертвеца обратно в Покой всегда сопровождается острой головной болью. Каждый раз я до крови закусываю нижнюю губу и выжидаю время, пока незримый живодер, обитающий в моем черепе, не уймется. По счастью, ему хватает минуты, чтобы насытиться моими страданиями и снова отправиться на боковую.

Фух. Кажется, миновало.

Мотнув головой, я принялся за разоблачение Фег-Фега: обруч, все еще теплый, вместе с мотком веревки отправился за пазуху, а поясной ремень снова обхватил талию. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никаких следов моего пребывания тут не осталось, я на негнущихся ногах потащился к дверям. Чем ближе я подходил к своей цели, тем громче становилось пение соловья. Интересно, этот пернатый фигляр вообще затыкается? Наверное, только когда благодарный слушатель бросает ему в блюдце очередного червяка.

— Ты дольше, чем обычно, — заметил Валбер, едва я вынырнул из коридора.

Он не смотрел в мою сторону, но его тон мне не понравился — сторож будто обвинял меня в чем-то.

— Случай довольно любопытный, — пожал плечами я, стараясь, чтобы голос не выдал легкого моего волнения, неизбежного после встречи с покойником. — Вот и задержался.

— Знаешь, Тайлер, в последнее время я стал задумываться, — произнес сторож, подняв голову и пристально посмотрев на меня, — правильно ли я поступаю, позволяя тебе входить туда? Нет, с твоими достижениями не поспоришь, ты раскрываешь дело за делом, щелкаешь их, как семечки… но у меня же есть инструкции. Обязанности. Предназначение, в конце концов. Я не должен оставлять тебя один на один со свежим трупом, потому что…

— Потому что я могу скрыть одни улики и подкинуть другие, — спокойно докончил я. — Ты это хотел сказать?

— Не совсем, но…

— В общем, ты мне не доверяешь, — резюмировал я.

— Да не о доверии ведь речь, Тайлер! — воскликнул сторож так громко, что даже упрямый соловей в клетке заткнулся и оторопело уставился на хозяина. — Дело в страхе. Все это — игра с огнем. Тебя-то они, скорее всего, не тронут, ты в управлении человек, мягко говоря, не последний, да и рвение твое легко объяснить желанием поскорей докопаться до истины. А вот меня за нарушение инструкций наверняка попрут.

— Пока ты помогаешь мне, я буду помогать тебе. Это взаимовыгодная сделка.

— Я знаю, но… все равно боюсь. У меня ведь семья, Тайлер. Детям еще до предназначений расти и расти, а жене с ее клеймом домоседа, сам понимаешь, приткнуться некуда. Вот и получается, что держится все на одной моей зарплате.

— Кончай давить на жалость, — поморщился я. — Сказал же — со всем разберусь, если понадобится. Как уже разобрался с запретом на твоего треклятого соловья.

Птаха в клетке возмущенно защебетала — видимо, эпитет «треклятая» пришелся не по вкусу.

Сторож открыл рот, потом, не сказав ни слова, опять закрыл и уткнулся взглядом в стол.

— В общем, как знаешь, — буркнул он после непродолжительной паузы. — В управление на тебя доносить я не буду и препятствий чинить тоже не стану. Но мой страх никуда не делся, Тайлер. Помни об этом.

— Попробуй тут забудь!.. — фыркнул я, поправляя ворот куртки. — До встречи, Тобиас. И в очередной раз спасибо.

— До встречи, Тайлер, — ответил сторож, не поднимая головы.

Я подмигнул хмурому соловью на прощанье и, толкнув дверь, вышел из здания морга.

Снаружи было куда как теплей, чем в третьем зале. Оно и немудрено — ведь из искусственной зимы я очутился в настоящей бокстонской осени, мягкой и ненавязчивой. Размашистыми мазками незримой кисти она раскрашивала зелень на деревьях и клумбах в желтый цвет, изредка неловким движением обрывая листья и отправляя их в странный, хаотичный полет по траектории, известной лишь промозглому ветру. Сейчас, по счастью, озорник заплутал где-то в лабиринте городских улиц и не тревожил мой наряд, что, впрочем, не мешало мне грезить о горячей ванне, чашке кофе со сливками и ароматной сигарете. Однако до того момента, когда мечты начнут воплощаться в реальность, было еще очень и очень далеко.

Поймав такси, я отправился прямиком на Цветочный бульвар. Еще один октябрьский день подходил к концу: солнце неумолимо клонилось к горизонту, все чаще на глаза попадались таблички с надписью «Закрыто». Расплатившись с гремлином, я подошел к двери магазина «На вкус и цвет». Висячего замка на ней уже не было, и потому я требовательно постучал. Когда же дверь слегка приоткрылась и из полумрака гостиной на меня уставились два сиреневых глаза, я на всякий случай уточнил:

— Мистер Гут-Гут?

— Да, сэр, — неуверенно ответил мой собеседник. — Наш магазин, к сожалению, уже закрыт, но завтра…

— Тайлер Гиллиган, полиция, — перебил его я. — У вас найдется минутка? Я хотел бы поговорить о вашем дядюшке Фег-Феге.

— О дядюшке? — нахмурился Гут-Гут, высовывая голову наружу.

Морду юного цветочника покрывала двухдневная щетина, а на голове топорщился ежик темно-зеленых волос.

— Может, прежде чем мы продолжим, вы позволите мне войти? — сказал я нетерпеливо.

— О, конечно, конечно! — спохватился Гут-Гут. — Прошу вас, сэр!

Он отхлынул назад, словно робкая морская волна, и я нагло ввалился внутрь, в царство цветочных ароматов.

— Так что с моим дядюшкой, сэр? — обеспокоенно спросил гоблин, закрыв за мной.

— Он, к сожалению, мертв, — сказал я, решив зазря не мучить несчастного парня многозначительными паузами и недомолвками. — Или, если точней, его убили.

Кожа гоблина в момент приобрела бледно-зеленый оттенок, а желваки заходили ходуном.

— Убили? — переспросил он хриплым от волнения голосом. — Но кто? Он ведь был слепым, мой дядюшка, слепым и практически беспомощным! Кому могла понадобиться его смерть?

— Не думаю, что причиной послужили какие-то грехи мистера Фег-Фега, — признался я. — Скорей, он просто оказался не в том месте и не в то время.

— Как его убили? — угрюмо спросил Гут-Гут.

— Задушили. Тело мистера Фег-Фега нашли в одном из проулков Цветочного бульвара, он лежал рядом с мусорным баком. При осмотре наш судмедэксперт обнаружил на шее убитого след от удавки.

На Гут-Гута было больно смотреть. Глаза его наполнились слезами, а нижняя губа задрожала, словно утлая лодчонка на ветру.

— Боги… — пробормотал он. — Ну почему это случилось именно сегодня, когда меня не было в городе?

— Прохожие сказали, у вашего дядюшки была собака-поводырь, — произнес я, не обращая внимания на его проникновенный шепот. — Это правда?

— Да, — утирая глаза пудовым кулаком, отрывисто кивнул гоблин.

— Хорошо… — вынув из кармана блокнот, я занес авторучку над бумажным листком. — А не могли бы вы мне ее описать?

— Зачем описывать, если можно взглянуть? — удивился Гут-Гут и, сложив могучие ладони рупором, позвал:

— Сосиска!

Шустро переставляя коротенькие свои лапы, по лестнице вниз неуклюже скатилась остромордая коричневая такса. Одарив меня подозрительным взглядом, она бросилась к хозяину и с ходу уткнулась черным носом в колено присевшего Гут-Гута.

— Маленькая моя… — гладя собаку по голове, приговаривал гоблин, а по щекам его бежали крупные слезы. — Нету больше твоего хозяина…

Такса, вылизав лицо цветочника, снова покосилась в мою сторону и тихо зарычала.

— Она не слишком любит гостей, — объяснил Гут-Гут. — Но в своих души не чает. Дядюшка частенько прогуливался по Цветочному бульвару, порой бродил по нему с утра до вечера, и Сосиска неустанно сопровождала его во всех этих путешествиях.

— Как же тогда она очутилась внутри?

— Когда я вернулся с ярмарки — а случилось это буквально пятнадцать минут назад, — она нетерпеливо выплясывала у запертой двери, — пояснил гоблин. — Завидев меня, бросилась навстречу и, громко лая, стала носиться вокруг. Тогда я, конечно, не придал этому особого значения, но, не обнаружив дядюшку дома, забеспокоился и уже собирался отправиться на его поиски, когда нагрянули вы. Теперь-то я понимаю, чего добивалась Сосиска! Она хотела, чтобы я отправился следом за ней и помог дядюшке…

— К тому времени его тело уже увезли в морг, — покачал головой я. — Так что вы только зря потратили бы время.

Он рассеянно кивнул и, сглотнув набежавший в горле ком, спросил:

— Скажите, детектив, я могу помочь вам хоть чем-то?

— Пожалуй, нет, — подумав, мотнул головой я.

А вот ваша собака — очень даже…

Не обращая внимания на удивленный взгляд Гут-Гута, я опустился на корточки и, с улыбкой глядя на рычащую Сосиску, добавил:

— Но только после того, как наш кинолог объяснит ей, что делать.

* * *

Сказать по правде, мне до жути обидно, что друидам не приходится, подобно некромантам, скрывать свою истинную сущность от окружающих. Более того — эти ребята куда свободней в выборе профессии, чем, скажем, прирожденные кузнецы или сапожники. Метеорологический центр, центральный бокстонский университет, да даже банальные фермы и лесопилки — и там, и сям без природного мага не обойтись.

А с недавних пор этот список пополнился еще и полицейским управлением — когда два месяца назад капитан Такер принял на работу эльфа по имени Руперт Петц.

Нет, в принципе, я ничего не имею против эльфов вообще и Руперта в частности. Он неплохой парень, в меру веселый, общительный и уж точно не такой надменный зануда, как Гафтенберг. Но кинолог из Петца — как из меня дантист. То есть, я точно знаю, что у человека есть зубы, знаю, что, если они болят, их надо лечить, но на этом мои познания заканчиваются. И с Рупертом примерно та же история: он знает, что есть собаки, знает, что их надо дрессировать, однако даже близко не представляет, как это делается. Друид может загипнотизировать пса и вертеть им, как заблагорассудится, но без магии не способен обучить подопечного даже банальным «сидеть» и «голос». Разумеется, я не считаю его методы недопустимыми — в конце концов, мои заигрывания с некромантией из той же самой оперы. Но, в отличие от друидского арсенала, мой одними лишь заклятьями не ограничивается: за четыре года в полицейской академии я изучил уйму традиционных приемов детектива и не гнушался ими пользоваться, если магия оказывалась бессильна.

Однако сейчас меня в первую очередь интересовало как раз природное волшебство, с которым у Руперта проблем доселе не возникало.

По счастью, мне удалось застать Петца дома.

— Алло? — хрипло спросила телефонная трубка.

— Руперт, это Тайлер Гиллиган, отдел убийств, — прокричал я в ответ. — Здорово, что ты ответил на звонок. Нужна твоя помощь.

— Помощь? А разве рабочий день еще не кончился? — делано удивился эльф.

— К сожалению или к счастью, у полицейских ненормированный рабочий день. Ты разве об этом не знал?

— Знал, но… А это никак не терпит до завтра?

— Нет, — отрезал я. — Не терпит.

Поняв, что отвертеться не получится, Руперт сдался.

— Куда ехать? — спросил он обреченно.

Я продиктовал кинологу адрес, и он, пообещав быть через полчаса, повесил трубку.

Пока мы ждали Петца, Гут-Гут приготовил глинтвейн.

— Дядюшка его очень любил, — рассказывал гоблин, разливая дымящееся варево по кружкам. — Вообще, к пьянству он относился настороженно, но глинтвейна мог проглотить по три порции за раз — уж больно нравился ему сей напиток.

— А это увлечение разве не мешало мистеру Фег-Фегу в его работе? — нахмурив брови, осведомился я. — Ничего личного, но я бы не стал покупать букет у цветочника, от которого за милю разит вином.

— Дядюшка тоже это понимал, — со вздохом ответил Гут-Гут. — Поэтому все чаще клиентов встречал я. Он же в это время неспешно потягивал напиток у себя в кабинете и слушал бульвар, сидя у открытого окна.

За неспешной беседой мы и не заметили, как пролетели обещанные эльфом полчаса, поэтому настойчивый стук в дверь обоих нас застал врасплох.

— Наверное, коллега, — догадался я.

Гоблин кивнул и, поставив кружку на журнальный столик, пошел открывать. Вернулся он уже в компании Петца, который, как обычно, вырядился, точно попугай: ярко-желтый плащ в сочетании с розовым шарфом и зелеными ботинками выглядел поистине ужасно.

— И где ты такую пеструю ерунду покупаешь? — спросил я, не скрывая улыбки.

— Где купил, там уже нету, — огрызнулся кинолог.

Он крайне не любил выслушивать замечания по поводу своего внешнего вида, тем более — от человека. Эльфы отчего-то мнят себя великими модниками и жутко обижаются, когда представители других рас пытаются высмеять их потешные наряды.

Сосиска, вытянув шею, с хмурым видом наблюдала за нашим разговором из кресла.

— Ну? — спросил Руперт, флегматично глядя на меня. — Что за срочность?

— Сегодня в районе полудня хозяина этого магазина нашли мертвым в одном из проулков, — ответил я, хмуро глядя на него исподлобья. — Кто-то задушил его среди бела дня.

— Зачем ты рассказываешь мне все это? — устало поморщился Руперт.

— Я обрисовываю тебе общую картину.

— А она мне нужна? Просто скажи, зачем вытащил меня из дома на ночь глядя, и дело с концом.

— Эта собака, — я указал на Сосиску, которая от моего жеста встрепенулась и напряглась, — единственный свидетель убийства. Кроме нее, никто больше киллера не видел.

— Ты что же, хочешь с моей помощью допросить… собаку? — слегка опешил Петц.

— Ну, разумеется, — кивнул я. — Ты ведь друид.

— Какой ты!.. — усмехнулся эльф. — Интересный…

Он смерил Сосиску оценивающим взглядом, на что такса ответила тихим предупредительным рычанием — мол, не суйся, а то укушу. Остроухий кинолог ей явно не нравился.

— Ну что, давай привязывай ее к стулу, и начнем, — сказал Петц наконец.

— К стулу? — нахмурился Гут-Гут.

— Не обращайте внимания, — попросил я и, вновь повернувшись к Руперту, прошипел:

— Что ты несешь? Кого привязывать? К какому стулу? Просто попроси эту проклятую псину описать убийцу и переведи мне, что она скажет!

— Ради Кельмета Природного и всех пяти богов, Тайлер, — простонал Петц. — Да перестань уже нести эту околесицу!

— Околесицу?

— Ты что же, всерьез думаешь, что я могу вот так запросто болтать с собакой на ее языке? Проклятье, Тайлер, да ты соображаешь в магии еще меньше, чем я — в сыскном деле!

— Что не так-то? — продолжал недоумевать я.

— Да все! Я — дипломированный друид, а не оборотень. Я могу донести этой собаке твою мысль, но получить в ответ что-то вроде: «Это был худощавый парень с клеймом скрипача и козлиной бородой до пояса» не получится! Это ведь всего лишь собака. Будь у нее сопоставимый с человеком мозг, она давно бы научилась говорить безо всякой посторонней помощи!

— М-да, — только и сказал я.

Знал бы, что толку от него будет не больше, чем от козла молока, не стал бы и звонить. И для чего вообще держать на месте кинолога друида, если ему не под силу вызнать у псины нужную тебе информацию?

Гут-Гут стоял на пороге кабинета и, глядя то на меня, то на эльфа, растерянно хлопал глазами.

— Скажи, — обреченно произнес я, — мы хоть что-нибудь сможем выжать из этой собаки?

— Ну, она все-таки не лимон, чтобы ее выжимать… — проворчал Руперт, но под моим осуждающим взглядом сник и сдался:

— Ладно. Скажем так: если такса видела убийцу, то, возможно — возможно!.. — запомнила его запах. В общем, я могу попробовать загипнотизировать ее и внушить, что она должна искать негодяя. А там посмотрим, сможет ли она привести нас к нему или нет.

— Что ж, тоже неплохо, — признал я. — Давай пробовать.

— Как скажешь, — отстраненно пробормотал Петц и медленно пошел к Сосиске.

Такса сначала выпучила глаза, по-видимому опешив от подобной наглости, однако живо сориентировалась и, вскочив на все четыре лапы, взорвалась оглушительным лаем.

— Боги… — невольно поморщился Руперт. — Надо было соглашаться на предложение фермеров и заниматься сельским хозяйством.

— Жизнь на ферме тоже не сахар, — сказал я. — Эльфу, привыкшему к городу, пришлось бы там нелегко.

— Может быть. Но, по крайне мере, кукуруза не оттяпает тебе руку, если ты решишь подойти к грядке, — заметил Петц, делая еще один осторожный шажок в направлении кресла.

Решив не драть зря глотку, такса продемонстрировала ему зубы. Кинолог замер в нерешительности. Держу пари, в те мгновения он больше всего переживал за целостность своего нелепого желтого плаща, который в определенных кругах наверняка считался донельзя модным и стильным.

Слава пяти богам, я в те круги не вхож. Просто не могу представить себя в чем-то розовом или кислотно-зеленом.

— Ладно, к Вирму, — сдался эльф.

Вынув из кармана плетеный ошейник, он протянул его Гут-Гуту:

— Вы можете надеть это на нее?

— Зачем? — не понял гоблин.

— Мне нужно подчинить волю вашей таксы, — терпеливо пояснил Петц. — Но без этого ошейника ничего не получится, а меня она цапнет, по глазам вижу. Сделаете?

Гут-Гут, растерявшись, покосился на меня, и я едва заметно кивнул в ответ на не высказанный им вопрос: делайте, как он говорит. Вздохнув, гоблин взял ошейник из рук друида.

— Не дергайся, малютка, — ласково сказал он, подходя к собаке.

Дабы усыпить бдительность питомца, цветочник погладил Сосиску по голове и почесал ей за ухом, отчего такса зажмурилась и сладострастно закряхтела.

— Вот так, моя хорошая… — приговаривал гоблин. — Вот так, умница…

— Спасибо, сэр, — поблагодарил Руперт, когда Гут-Гут наконец застегнул ремешок и вопросительно посмотрел на эльфа, ожидая новых указаний. — Вы упростили мне задачу. А теперь, пожалуйста, отойдите в сторону, я начну…

Подступив к креслу, друид тихонько промурлыкал заклятье покорности и удовлетворенно посмотрел на замершую таксу сверху вниз. Взгляд животного остекленел; Сосиска находилась под гипнозом и готова была впитать любую информацию, которой с ней поделится друид.

— Это так и должно быть? — отступив ко мне, тихо уточнил Гут-Гут.

Он явно переживал за несчастную таксу, которая, еще до конца не отойдя от смерти хозяина, вынуждена была участвовать в сомнительном полицейском эксперименте.

— Да, все в порядке, — энергично кивнул я, а про себя подумал, что сам не слишком-то верю в сказанное. Будь я на месте Гут-Гута, вообще бы на стену лез от волнения. Однако гоблин держался стойко и ни словом, ни делом не пытался помешать Руперту, колдующему над Сосиской. Я мог только позавидовать характеру молодого флориста.

Тем временем Петц, убедившись, что его заклятье сработало, подошел к Сосиске вплотную и опустился на корточки. Их глаза оказались на одном уровне; такса стеклянным взглядом уткнулась в лицо эльфа, готовая ловить каждую его фразу и мчаться хоть на край света, если того пожелает маг.

— Я хочу, — негромко сказал друид, — чтобы ты привела нас к человеку, убившему твоего хозяина.

Такса склонила голову набок.

— Я чувствую твой страх, — продолжал говорить Петц. — Ты боишься его?

Сосиска тихо заскулила. Взгляд ее при этом оставался стеклянным.

— Он не обидит тебя. Мы не дадим, — пообещал Руперт.

В тот момент он говорил так проникновенно, что даже я ему поверил. Все-таки я, пожалуй, чересчур строг к Петцу — кинолог из него, может, и никудышный, но друидские навыки он применяет умело, не боясь, да и эльфийская кровь делает свое дело. Побольше старательности, поменьше лени, и, глядишь, через некоторое время из него вполне может выйти сносный коп.

— Давай же, отведи нас к нему. — Руперт легонько коснулся лба Сосиски указательным пальцем.

Встрепенувшись, такса спрыгнула с кресла и бросилась к двери. Достигнув цели, она передними лапами уперлась в деревянное полотно и тихо заскулила. Сосиске явно не терпелось поскорей разыскать ублюдка, отправившего Фег-Фега в Покой.

— Пристегните к ошейнику поводок, — посоветовал Руперт, — а то мы за ней не угонимся.

* * *

Первым делом Сосиска привела нас в тот самый злосчастный проулок, где погиб ее хозяин, после чего, видимо взяв след, споро устремилась в южном направлении. Поводок натянулся до предела; казалось, еще одно крохотное усилие, и он порвется, такса убежит прочь, лишая нас, по сути, единственной ниточки, способной привести к убийце. Сосиска была нашим компасом, нашим путеводителем в мире запахов. Фег-Фег мог сколько угодно рассказывать о своих обонятельных талантах, однако перещеголять чистокровную таксу у него все равно никогда бы не получилось. Готов поспорить, там, где цветочник учуял запах рыбы, Сосиска обнаружила еще с десяток других ароматов, послабей. И теперь она вела нас в то место, где все эти запахи были сосредоточены, — к мерзавцу, задушившему ее слепого хозяина.

— Надеюсь, ошейник у тебя крепкий, — сказал я Руперту, когда мы шагали по Цветочному бульвару, пытаясь не отставать от Гут-Гута и его обезумевшей таксы. — Обидно будет, если Сосиска слиняет.

— Я больше волнуюсь за поводок, — пыхтя, отозвался эльф, — и за собственные ноги, которые у меня не казенные, увы. А если этот ублюдок живет у самого Бессонного моря? Да мы умрем на полдороге!

— Давай не будем отчаиваться раньше времени, ладно? — попросил я. — Выхода у нас все равно нет.

Он поморщился, но смолчал, мысленно, надо думать, все-таки со мной согласившись. К нашему превеликому сожалению, верная собака Фег-Фега не могла объяснить таксисту, куда нас следует отвезти, а на поиски упертых консерваторов, до сих пор разъезжающих по Бокстону на лошадях, ушло бы слишком много времени. Открытие расы оживших булыжников, получивших название грайверы в честь Грайверской пустоши, где их впервые обнаружили, позволило нашим отцам использовать эффект постоянного грай-верского движения для создания самоходок. Разведение этих каменных малышей по сей день самый прибыльный бизнес в Чернике, и, надо думать, таковым он будет оставаться еще долгие-долгие годы.

В общем, невзирая на усталость, мы продолжали идти за взявшей след таксой, втайне надеясь, что логово неизвестного убийцы обнаружится раньше, чем подошвы наших туфель начнут дымиться.

Однако судьба редко идет нам навстречу. Гораздо чаще она лишь подкидывает проблем и, отступив в сторону, с любопытством наблюдает, как мы будем их решать.

И в этот раз ей, судя по всему, захотелось растянуть удовольствие подольше.

Около половины девятого мы, как и предполагал Руперт, очутились в городском порту на самом юге Бокстона. Бессонное море, подтверждая название, с ленцой облизывало пустынный берег; невысокие волны разбивались о дощатые борта пришвартованных судов и каменные плиты, которыми укреплены были пирсы. Ветер, никогда не покидающий порт, трепал паруса, словно озорной щенок любимую игрушку, крутил флюгеры на домах и гонял по тротуару мусор из опрокинутых урн.

— Этого-то я и боялся, — сварливо буркнул Петц. — Вот тебе и юг, южнее некуда. Как считаете, господа, — сколько миль мы уже протопали и сколько нам еще предстоит пройти?

Гут-Гут, в отличие от друида, предпочитал помалкивать, хотя невооруженным глазом было видно, что он тоже до жути устал. Пожалуй, Фег-Фегу стоило почаще брать племянника с собой, дабы тот не отвыкал от пеших прогулок. Да и самого дядюшку компания Гут-Гута вполне могла спасти от безвременной кончины: держу пари, присутствие зрячего гоблина во цвете лет смешало бы убийце все карты.

Что до меня, то не покривлю душой, если скажу, что ждал подобного развития событий с тех самых пор, как впервые услышал о рыбной вони. В конце концов, где еще может так пахнуть, как не у моря? Вполне логично, что убийца, от которого рыбой разит за милю, скрывается тут. Может быть, он и вовсе здешний рыбак или грузчик, по каким-то причинам ненавидящий Фег-Фега, его цветочный магазин или всех гоблинов разом. Я живо представил, как угрюмый неопрятный верзила душит престарелого флориста тонкой рыбацкой леской. Версия, что называется, «в порядке бреда», но при этом вполне имеющая право на жизнь.

Пройдя через порт и спустившись по лестнице, мы очутились в рыбацком квартале. Правда, назвать это хаотичное скопление разномастных халуп «кварталом» можно было лишь с большой натяжкой. Просто несколько десятков покосившихся домов, сколоченных из чего попало и расставленных где придется. Складывалось впечатление, что халупы эти, будто игральные кости, сгребли в стакан и, хорошенько встряхнув, высыпали обратно. Оттого и дыры, и щели, и трещины; оттого и полное отсутствие порядка.

Пальцы мои обхватили рукоять револьвера, лежащего в правом кармане куртки. В подобных местах порой обитают целые кланы любителей легкой наживы. Не успеешь оглянуться, а тебе уже и нож к горлу приставят, и кошелек выпотрошат. Каждый школьник знает, что без лишней нужды в бедняцкие кварталы лучше не соваться.

Очень жаль, что в нашем случае эта самая нужда как раз была.

— Ну и задница, — беззастенчиво отметил Петц, когда мы, немного снизив темп, брели по узенькой дорожке между рыбацких домишек.

— Не то слово, — согласился я. — И еще ты в своем желтом плаще…

— А что не так с моим плащом? — обиделся Руперт.

— Да нет, все в порядке — за исключением того, что он привлекает слишком много ненужного внимания. Как, впрочем, и твой розовый шарф.

Петц надулся, но промолчал. Надо полагать, в глубине души он и сам понимал, что выглядит чересчур вызывающе для столь злачного места.

Тем временем Сосиска, похоже, все-таки достигла своей цели. Остановившись в паре футов от водной глади, она уставилась на линию горизонта и громко тявкнула.

— Ну вот и пришли, — мрачно констатировал Руперт.

В загривок таксы вперились три вопросительных взгляда.

— И куда теперь? — растерянно спросил Гут-Гут.

— Не знаю. Видимо, будем нырять. — Петц иронично посмотрел на меня. — Да, Тайлер?

— Если понадобится — будем, — огрызнулся я.

Эльф лишь многозначительно хмыкнул и отвернулся. Я же со смесью разочарования и грусти смотрел на Сосиску, которая замерла в одной позе и даже хвостом не шевелила. Взгляд ее был устремлен на линию горизонта, едва различимую в сумерках.

И как теперь понять, кого искала глупая такса — самую обыкновенную рыбу или все-таки убийцу? А может, она изначально неправильно поняла Руперта и преследовала совсем другие цели? Очевидно было лишь одно: разыскать убийцу по горячим следам уже не получится. А если он и вовсе матрос с какого-нибудь проходящего судна? Тогда мы и вовсе никогда его не отыщем…

Ладно, в конце концов, везение тоже не безгранично. Пора забыть о магии во всех ее проявлениях и вспомнить, чему меня учили в полицейской академии. Например, исследовать досье Фег-Фега и отправить запросы в другие города, дабы узнать, не случалось ли там в недавнем прошлом что-то подобное, а то вдруг к нам в Бокстон заглянул провинциальный гастролер? Кроме того, не стоит забывать и о клинике Милы Врачевательницы, куда я собирался позвонить еще до визита в цветочный магазин.

В общем, завтрашний день обещал быть насыщенным даже сверх меры.

Ну а пока он не настал, отправлюсь-ка я домой и как следует отдохну в горячей ванне, где, помимо тела, можно очистить еще и разум — от лишних домыслов.

— Пошли обратно, — сказал я хрипло.

— Выходит, мы зря тащились в такую даль? — спросил эльф.

— Можно сказать и так, — нехотя признал я.

Петц шумно выдохнул, но от едких комментариев воздержался. Лишь уточнил:

— Собачку-то из транса выводим?

— Не облает? — поинтересовался я, повернув голову к гоблину.

— Она на чужих только дома рычит, — пояснил Гут-Гут, — а на улице — тише воды, ниже травы. Так что не должна.

Я кивнул.

— Приступай, Руперт.

Стоило друиду снять ошейник, и Сосика, встрепенувшись, посмотрела на эльфа прежним, осмысленным взглядом, не сулящим ему ничего хорошего.

— Пойдемте отсюда скорей, — буркнул кинолог, с опаской косясь в сторону таксы. — Уж больно место паршивое, не хочется тут без лишней надобности торчать.

На сей раз я был полностью с ним согласен.

Мы вернулись в порт и опять погрузились в вечерний Бокстон. Город уже потихоньку засыпал — одно за другим гасли окна, самоходки проезжали все реже, а прохожих можно было сосчитать по пальцам одной руки. Решив, что еще одной пешей прогулки через весь город мы уже не переживем, я предложил остальным поймать такси. Это оказалось не так просто, как хотелось бы, но в итоге минут через десять мы все-таки добились успеха. Завезя Руперта в его дом на северо-востоке столицы, наша повозка отправились на Цветочный бульвар. Таксист улыбался, прикидывая, сколько деньжат ему перепадет с этой поездки, Гут-Гут, обнимая Сосиску, рассеянно смотрел на проплывающие мимо дома, а я молча курил в приоткрытое окошко.

Еще один впустую потраченный вечер. Коллеги уже давно дома, с женами, детьми. Возможно, прямо сейчас они ужинают и болтают о том о сем, обсуждают, как провести грядущий отпуск, и тихо хихикают, вспоминая нелепую шляпку соседки, увиденную намедни. Меня же дома никто не ждет. Книга, ванная, сигарета да помятый чайник на плите — самые верные друзья. Хотя, наверное, это и к лучшему. Совсем недавно я пережил болезненный разрыв и, признаться, к новым отношениям был еще не готов.

Надо дать ранам на сердце немного зажить.

Вскоре мы остановились у входа в «На вкус и цвет», и я выбрался из кабины, дабы выпустить Гут-Гута и таксу. Грайверы нетерпеливо стучали в тормозные заслонки, нарушая царящую на ночном бульваре тишину.

— Что ж, спасибо за содействие, мистер Гут-Гут, — сказал я и протянул гоблину руку.

Цветочник машинально ее пожал, однако по стеклянному взгляду сиреневых глаз я понял, что мыслями он сейчас далеко отсюда. День у Гут-Гута явно не задался: сначала на него свалилось известие о смерти любимого дяди, а теперь еще и надежда быстро отыскать убийцу беззастенчиво испустила дух. В такие моменты слабые думают о петле, а сильные — о слабых: прижимая к груди Сосиску, гоблин ласково гладил ее по шерстке.

— Не отчаивайтесь, — сказал я, прокашлявшись. — Мы приложим все усилия, чтобы поймать проклятого ублюдка.

— На самом деле, это не так уж и важно, — внезапно сказал Гут-Гут.

— Почему же?

— Поймав убийцу, вы все равно не сможете вернуть мне дядю, — ответил гоблин, пряча взгляд в землю.

«Ошибаешься», — хотелось сказать мне. Я могу вернуть его хоть сейчас, но это ничем не закончится — ты попросту не узнаешь своего старика в практически безмозглом зомби, который выйдет из морга тебе навстречу. Я хотел бы вернуть Фег-Фега таким, каким ты его помнишь, — добрым и трогательным престарелым флористом, любящим глинтвейн и прогулки по Цветочному Бульвару, из-за врожденной слепоты рисующим окружающий мир по запахам и звукам и души не чающим в цветах. Но я не Хорст. Я не могу заново вылепить личность. То, что мозг моего друга Бенджамина Кротовски остался в целости и сохранности, — редкостная удача, обусловленная странным способом казни. Других подобных счастливцев я не встречал и, надо думать, вряд ли когда-нибудь встречу. Морозильные камеры в морге позволяют мне проводить короткие допросы, но о большем я и помыслить не могу.

Безумные зомби — пожалуйста. Те, кого вы знаете и любите, — никак.

— Но мы сможем наказать мерзавца за причиненные им страдания, — веско произнес я.

Распрощавшись с Гут-Гутом, я вновь забрался в самоходку. Водитель снялся с тормоза, и грайверы, восторженно дребезжа, потащили такси на Запад. «Все, хватит работы на сегодня», — решил я. Больше никаких головоломок. Остаток вечера я посвящу приятным мелочам, вроде кофе и сигарет, а после коснусь щекой мягкой подушки и, держу пари, тут же засну.

Собственно, так оно и вышло.

* * *

Каким бы прекрасным ни был день, ночь все равно рано или поздно наступит. Можно остановить механизм часов, но нельзя остановить время — оно будет утекать с песком и водой, исчезать вместе с заходящим солнцем и под мерный стрекот секундной стрелки таять, словно брикет мороженого в знойный июльский полдень.

Продолговатый овал нарастающей луны разгорался утомительно долго, будто неохотно. До полнолуния оставались считанные дни. Скоро настанет пора оборотней, ведьм и психопатов, которые рвут смирительные рубашки и впиваются зубами в незащищенные конечности санитаров. Лунатики будут падать с крыш в два раза чаще, а поклонники Вирма снова вернутся на кладбище, дабы орошать могилы кровью кур и козлов, мня себя верными слугами владыки подземного царства. Каждый шорох они сочтут за одобрение бога, каждый сквозняк покажется им приветом с того света. Те же, кто страстно ждут второго пришествия Рута, станут выкрикивать имя бога войны на каждом углу. Они отчего-то свято верят, что Грозовой Волк вернется именно в полнолуние и, устроив хорошую взбучку остальным богам во главе с Хорстом, воцарится над нашим бренным миром…

Словом, полнолуние — время сумасшедших.

Как хорошо, что до него еще четыре дня.

Впрочем, неопрятно одетому мужчине, который выхаживал по одному из пустующих пирсов, до полнолуния и Рута не было никакого дела. Судя по всему, он кого-то ждал: то и дело выдергивал из кармана часы, раздраженно смотрел на циферблат и снова их прятал. Наконец, когда он совсем отчаялся, со стороны рыбацкого квартала послышались шаги. Неопрятный резко повернулся на звук и, сощурившись, попытался разглядеть вновь прибывшего, но окружающий полумрак вынудил довольствоваться только размытым силуэтом. Мужчина напрягся, мысленно приготовившись к худшему, однако характерный свист позволил вздохнуть с облегчением: «свои!».

Когда подельник наконец вынырнул из темноты на свет, неопрятный сказал с укоризной:

— Еще минута, и я бы ушел. Мое время не бесконечно.

— Тогда не трать его на пустую болтовню, — поправляя сползшую на бок шляпу с полями, урезонил собеседника опоздавший.

Неопрятный тихо крякнул от неудовольствия, однако решил не лезть в бутылку и процедил, нарочито небрежно:

— План меняется: груз придет не завтра, а послезавтра, но на два часа раньше, чем договаривались. Будьте готовы его встретить.

— Из-за чего такая задержка? — нахмурился обладатель шляпы.

— Груз уж больно ценный, вот и осторожничают сверх меры, — пожал плечами первый.

— Ладно, понял тебя. Будем начеку. До связи.

— До связи, — эхом отозвался неопрятный и первым устремился к лестнице, ведущей в город. Его собеседник, не мудрствуя лукаво, отправился в рыбацкий квартал. Пирс снова опустел.

Однако тишина не продержалась долго. Едва неопрятный закончил подъем и скрылся в городском лабиринте, внизу зашуршала галька. Затем шорох сменился звуком шагов и тихим шелестом одежды, и вскоре на пирс выбрался еще один незнакомец. Кутаясь в плащ и воровато озираясь по сторонам, он прошел к тому месту, где совсем недавно стояли шляпник и неопрятный, опустился на корточки и вытащил что-то из щели между досками. Спрятав предмет в карман плаща, незнакомец убрался с пирса так же быстро, как появился там. Вслед за неопрятным он отправился в Бокстон, позволив городскому порту вновь погрузиться в безмятежный сон.

До рассвета оставалось не так уж много времени.

* * *

— Смотри, куда прешь! — высунув голову в окно, раздраженно гаркнул таксист.

Нежданно-негаданно мы с ним очутились в пробке. Самоходка, стоящая впереди, будто пустила корни, а сзади уже сигналил какой-то чудак на старенькой бордовой повозке; таким образом, мое такси оказалось заблокировано с обеих сторон. Я достал из кармана часы: в принципе, время терпит, но кто знает, сколько мы еще тут проторчим?

— Что там вообще происходит, не в курсе? — спросил я у негодующего гремлина.

— Похоже, в центре какая-то демонстрация, — буркнул водитель и в очередной раз в сердцах нажал на клаксон.

— Бунт?

— Не знаю, сэр, — он покосился в мою сторону. — Вроде бы нет. Отсюда плохо видно.

— А кто там вообще? Люди? Карлы? Нимфы?

— Гоблины, сэр.

— Гоблины… — протянул я задумчиво.

В душе моей зародилось нехорошее предчувствие.

— Пожалуй, пройдусь пешком, — сказал я, протянув гремлину «пятерку».

Он нехотя взял бумажку, но отговаривать меня не решился: клеймо полицейского, что скрывать, нередко позволяло избежать бессмысленных споров. На мой взгляд, идея с татуировками, иллюстрирующими предназначение, значительно облегчила людям жизнь. Ты всегда знаешь, с кем имеешь дело, и говоришь только с теми, кто тебе интересен. На вечеринках, где мне доводилось бывать, я частенько наблюдал за людьми с одинаковыми татуировками, которые оживленно болтали между собой и, кажется, неплохо проводили время вместе.

Шар стирает ненужные барьеры между людьми. Так гораздо проще найти единомышленников.

Так проще жить.

А ведь наши предки далеко не сразу поняли, насколько полезен этот дивный артефакт. Легенда гласит, что, найденный в подземных катакомбах под нынешним королевским дворцом, Шар подвергся тщательной магической проверке, результаты которой оказались весьма неоднозначны, — проще говоря, чародеи Черники доселе никогда с подобным не сталкивались. И, как люди всегда поступают с неизведанным, поначалу артефакт решили попросту уничтожить. Однако направленный магический удар привел к неожиданным последствиям: вместо того, чтобы развалиться на куски, Шар внезапно наполнился светом. Сами того не желая, чародеи невольно пробудили странный артефакт ото сна.

А на следующий день пришли первые пригласительные. И на следующий — тоже. И потом…

Не в силах остановить лавину судьбоносных открыток, тогдашний король, Одульман Веский, издал указ, запрещающий гражданам следовать полученным от Шара указаниям. Никто не верил, что найденная под землей штуковина может даровать королевству светлое будущее. Уж лучше мы своим умом, хоть как-то, хоть кое-как, чем по указке этой странной и, скорее всего, враждебной штуковины!..

Однако такая политика вскоре привела страну в упадок. Все шло к тому, что Чернику, практически обескровленную, голыми руками возьмут могучие соседи, но, по счастью, у королевства нашелся свой герой — только-только взошедший на престол Робин Первый, или, как его нарекли потомки, Мудрый, единственный сын уже помянутого Одульмана. Шар давно заинтересовал юного Робина, охочего до всего загадочного и магического, и вот теперь наконец у него появился шанс испробовать древнюю реликвию в деле. Рассуждал новоиспеченный король до смешного просто: если, поступая артефакту наперекор, страна фактически оказалась на грани вымирания, то, возможно, для возвращения из небытия стоит, напротив, прислушаться к его наставлениям? По счастью, Робин умел зажечь сердца людей. Испуганные жители королевства, не видя иной альтернативы, доверились Шару, и тот не подвел. Как итог, волевое решение Робина Мудрого не только спасло страну от гибели, но и превратило в одну из мощнейших мировых держав. С Черникой считались, к Чернике прислушивались, с Черникой хотели дружить и сотрудничать.

— Покажите ваш паспорт, — не раздумывая, потребовал я, лицом к лицу столкнувшись с орком, чья правая скула была девственно чиста.

— Вы полицейский, да? — на ломаном черничном уточнил незнакомец, засовывая руку за пазуху.

— Без резких движений, — предупредил я холодно.

Рука моя невольно потянулась к правому карману куртки, где, как обычно, лежал револьвер.

— Я — гость столицы, — судя по тону, мои манеры обидели его. — Зачем вы так? Я турист!

— Сейчас посмотрим, какой вы турист, — проворчал я. — Паспорт, сэр.

Он, наконец, нашел, что искал, и спустя секунду тонюсенькая книжечка в матово-черной обложке перекочевала ко мне. На снимке был, вне всяких сомнений, изображен мой зеленокожий собеседник. Я пробежал глазами по строкам: паспорт выдали в Ежевике, восемь лет назад.

— Когда уплываете? — уточнил я, сохраняя строгую мину.

— Завтра. Билет, там же… в паспорт вложен.

— Ладно, держите, — убедившись в наличии билета, я вернул орку паспорт и с натянутой улыбкой добавил:

— Добро пожаловать в Чернику, сэр!

Прохожий удовлетворенно кивнул, несказанно обрадованный моей столь неожиданно проснувшейся вежливостью, спрятал паспорт в карман и был таков. И чего тебя сюда принесло, ежевичный ты мой, думал я, глядя клыкастому верзиле вслед. Совсем недавно наш король, Генри Второй, решил немного отойти от образа безобидного тихони и увеличил пошлины на вывоз леса для зарвавшейся Ежевики. Тамошний правитель конечно же разобиделся, но возмущения своего выказывать не решился: Черника сейчас переживала очередной расцвет и, при большом желании, могла без особого труда растоптать любого соперника, а то и нескольких за раз.

Но туристов, судя по всему, проблемы экономики заботили мало. Как перли они в Бокстон, так и прут, в любое время года.

Окончательно потеряв орка из виду, я продолжил свой путь к площади Справедливости.

Демонстрация гоблинов, как я и предполагал, проходила у дверей полицейского управления. Выстроившись в несколько рядов, цветочники потрясали самодельными транспарантами с надписями вроде «Смерть убийце!» и «Куда смотрит власть?» и неохотно пропускали волочащиеся по дороге самоходки. Через лобовое стекло одной из повозок я разглядел недовольную физиономию Гафтенберга и не удержался от победной улыбки: в кои-то веки приду на работу раньше старого зануды!..

Однако, как выяснилось, обрадовался я рано.

Когда я, в отчаянной попытке обойти скопище, крался мимо фонтана к дверям, кто-то выкрикнул из толпы:

— Смотрите, коп!

— Коп?

— Эй, сэр, притормозите!

Поняв, что отмолчаться не получится, я подошел к гомонящей толпе и чинно представился:

— Детектив Тайлер Гиллиган, отдел убийств. Чем могу помочь, господа?

— О, так это тот самый Гиллиган, который вчера приходил к Гут-Гуту! — опознал меня невидимый крикун.

— Да, да! — вторили ему другие голоса. — Тот самый!

Цветочники зашумели еще больше. По коже моей пробежал легкий холодок. Миролюбивые по натуре, гоблины, однако, были отнюдь не беспомощны. Собравшихся на площади Справедливости цветочников вполне хватило бы для того, чтобы сравнять с землей полицейское управление и хорошенько потрепать обитающих внутри него служителей правопорядка. Решительный настрой флористов вынуждал меня действовать осторожно и взвешивать каждое слово, прежде чем его озвучить; малейшая искра могла разжечь пожар, который потом и за неделю не потушишь.

— Детектив Гиллиган, — обратился ко мне пожилой гоблин в массивных очках и с тростью, набалдашник которой был выполнен в форме бутона розы. Я узнал в нем главу общества цветочников Дир-Дира. Держался он, как обычно, чопорно, словно потомственный граф.

— Да, мистер Дир-Дир? — нехотя откликнулся я.

— Могу ли я кое-что у вас спросить? — уточнил глава общества, хмуро глядя на меня из-под густых бровей.

— Да, разумеется.

— Правда ли, что убийца досточтимого нашего собрата, мистера Фег-Фега, все еще разгуливает на свободе?

Я от такого вопроса слегка опешил. Что значит «все еще»? Дня не прошло с того момента, как неизвестный киллер оборвал жизнь слепого флориста, а гоблины уже требуют его крови!

Хотелось ответить грубо, осадить надменного старика, однако я вовремя прикусил язык. Этому выскочке все равно ничего не докажешь — только разъяришь его приспешников еще больше.

— У нас есть определенные подвижки, — выдавил я, справившись с клокочущим внутри меня гневом.

— Но убийца по-прежнему на свободе? — не унимался Дир-Дир.

— Мы работаем над этим.

Глаза флориста гневно блеснули. Дир-Дир понимал, какую цель я преследую, я же знал, чего добивается он, но оба мы при этом не могли говорить о наших желаниях прямо. Сию забавную игру люди образованные уважительно зовут «дипломатией».

— Мы не можем допустить, чтобы по нашим улицам бродил подобный монстр, — веско сказал глава общества, покосившись на собратьев. Стоящие поблизости гоблины охотно закивали, соглашаясь со словами лидера. — Если мерзавец напал на слепого старика, то где гарантия, что он не покусится на наших жен? На детей?

Каков актер, думал я, глядя в испещренное морщинами лицо собеседника. Сколько экспрессии, патетики, чувства!.. Будто я не знаю, что эта демонстрация — не что иное, как месть за открытие «Букетной долины», первого в истории Черники цветочного магазина, в котором заправляет человек. Помнится, во время церемонии открытия Дир-Дир едва не лопнул от злости, когда ему пришлось на глазах у горожан, газетчиков и короля торжественно разрезать ленту на входе в «Долину». И пусть старый цветочник не мог открыто оспаривать решение Шара, поскольку это было противозаконно, но он вполне мог действовать исподтишка.

— Страшней всего от мысли, что убийца, вероятно, до сих пор не покинул Цветочный бульвар, — продолжал нагнетать Дир-Дир, — что он затаился и теперь выжидает момент, чтобы напасть снова!

— Мы усилим патрули в вашем районе, — пообещал я.

— Патрули!.. — презрительно фыркнул гоблин. — Какой от них прок, если убийца, возможно, скрывается среди нас?..

Десятки недоуменных взглядом разом уставились на Дир-Дира, а он стоял, горделиво вскинув квадратный подбородок, и презрительно смотрел на меня сверху вниз.

— О ком вы? — хмуро уточнил я, уже зная ответ.

— О флористе, который месяц назад переехал на Цветочный бульвар, — сказал Дир-Дир.

И, покосившись на хмурых собратьев, докончил:

— О Кайле Мейси, владельце «Букетной долины».

* * *

— Судя по всему, старый хрыч окончательно выжил из ума, — констатировал капитан полиции Квинси Такер, когда я пересказал ему наш диалог с Дир-Диром. — Кайл Мейси — добряк, который даже мухи не обидит. Да и гоблинов он уважает: все его преподаватели были гоблинами!

Я кивнул и добавил:

— Плюс собака убитого, которая привела нас в рыбацкий квартал. Очень сомневаюсь, что Мейси частенько забредал в тамошние трущобы.

— Да ни при чем тут даже рыбацкий квартал! — отмахнулся Такер. — И без него очевидных нестыковок — выше крыши. Прежде всего, Кайл чисто физически не смог бы задушить гоблина. Ты ведь помнишь, как он выглядит? Во-во. Нога не толще моей руки в запястье. Да для него лейку с водой поднять — уже подвиг, а мы про удавку и удушение рассуждаем! Нет, к Бирму эту чушь, которую городит Дир-Дир!

Капитан в сердцах ткнул окурком в пепельницу и, шумно выдохнув остатки дыма из легких, сплел пальцы рук перед собой.

— Но наша проблема заключается в том, что старый хрыч не правды хочет, — сказал Квинси гораздо спокойней и тише. — Проблема в том, что он от Мейси жаждет избавиться и готов ради этого пойти на многое. Неважно, что послужит орудием — топор судебного палача или булыжник озлобленного гоблина, который возомнит себя вершителем справедливости и нагрянет к бедолаге Кайлу в магазин с самыми дурными намерениями. Главное — результат. Дир-Дир в любом случае останется чистеньким. Да, он предположил, что это может быть Кайл, но он не призывал сородичей к насилью, не ставил под сомнение судьбу, избранную для Кайла Шаром! Хитер бобер, нечего сказать.

— Капитан! — дверь кабинета приоткрылась, и внутрь заглянул сержант Пеленгатон.

— Ты чего врываешься без стука? — недовольно буркнул Такер.

— Простите, сэр, но… тут Тони Фурри пришел.

— Да ладно? — удивленно вскинув брови, хмыкнул Квинси. — Сам Фурри? И чего же он хочет?

— Побеседовать с вами и детективом Гиллиганом, — отозвался сержант.

— Ну, раз так, пусть заходит. Побеседуем, что уж там… Верно, Тайлер? — капитан задорно подмигнул мне.

— Да, разумеется, — согласился я, поднимаясь со стула.

Пеленгатон кивнул и вышел.

Прислонившись к стене плечом, я выжидающе уставился на дверь. Пару-тройку секунд спустя она со скрипом открылась, и внутрь, косолапя, вошел не кто иной, как Мохнатый Тони собственной персоной. Пройдя к освобожденному мной стулу, он грузно опустился на него и закинул ногу на ногу. Лицо хозяина Севера, округлое, с высоким лбом и массивной челюстью, выражало хладнокровное спокойствие. Взгляд крохотных черных глаз лениво ползал по стенам комнаты, а кончик курносого носа слегка подрагивал. Я невольно сморщился, когда взгляд мой наткнулся на клеймо домоседа, темнеющее на правой скуле гостя.

По иронии судьбы, у каждого из Квартета было такое же.

Давным-давно уличные банды поделили Бокстон на четыре части: клану Фурри достался север, «лисицам» клана Раст отошел запад, «птенцы» Моукеров получили юг, а «рогатые» Хорников — восток. Центр города — Площади Справедливости и Чести, там, где находились королевский дворец, полицейское управление и городской суд, — кланы условились считать нейтральной территорией. Трактир «До первых петухов», находящийся в двух шагах от управления, служил этаким переговорным пунктом. С давних времен члены Квартета встречались там для обсуждения различных щекотливых вопросов и разрешения междоусобных конфликтов.

Готов поспорить, капитан Такер не меньше моего хотел упрятать всю четверку криминальных боссов за решетку, однако желание это было сродни детской несбыточной грезе. Клеймо домоседа не позволяло проворачивать сделки от своего имени, но Квартет легко разрешил эту проблему, найдя спасение в браках с подходящими для бизнеса партнерами. Мы скрипели зубами, но ничего не могли с этим поделать. На бумаге имущество Квартета не существовало, так что руки наши были связаны.

При этом, как ни парадоксально, преступная четверка приносила городу не только вред, но и весьма ощутимую пользу: набивая собственные карманы, они в то же время волей-неволей трудились на благо столицы. Смалодушничал бы тот, кто сказал, что без больших боссов этот гигантский муравейник функционировал лучше. Механизм заработал на полную мощь, только когда предки нынешних мафиози взяли нужных людей за жабры и заставили их пахать как следует, а не как получится. И это радовало и огорчало одновременно: Квартет настолько врос корнями в городскую структуру, что безболезненно выкорчевать его не представлялось возможным. Тем более, что перед лицом общего врага (читай «полиции») преступная четверка забывала о любых разногласиях и действовала слаженно, умно и дерзко, чем, как правило, отбивала всякую охоту совать нос в их дела.

Так что, с одной стороны, нынешний визит Тони в управление был вполне логичен: Цветочный бульвар, где произошло вчерашнее убийство, находился на территории клана Фурри. С другой же, ничего из ряда вон выходящего в случившемся инциденте не было. Горожане из северной части Бокстона умирали и раньше, умирали по-всякому, в том числе от рук киллеров и безумцев, однако Тони даже открытки их родственникам не посылал. А тут — приехал.

Поди пойми этих криминальных боссов…

— Добрый день, мистер Фурри, — с нажимом сказал Такер, как бы намекая Тони, что прежде, чем войти, нелишним было бы поздороваться.

— Здравствуйте, капитан, — пробасил хозяин Севера. — И вы, детектив.

Я сдержанно кивнул, решив по возможности не вмешиваться в их диалог. Общаться с одним из столпов Квартета у меня не было никакого желания.

— Интересно, чему же мы обязаны вашим визитом? — спросил Квинси, выгнув бровь.

— Вчерашнему убийству на Цветочном бульваре, — напрямик ответил Тони.

Он вообще всегда старался действовать открыто и честно — насколько мог, конечно же. При этом Мохнатый не относился к той категории людей, которые упиваются собственным могуществом; он никогда не кичился, не поигрывал мышцами в стремлении произвести впечатление на окружающих — он просто был сильным, и все знали, что в случае необходимости Тони любого в бараний рог свернет.

— Позвольте поинтересоваться, какое отношение к событиям на Цветочном бульваре имеет обычный домосед? — уточнил Такер. Хитро прищурившись, он вопросительно уставился на собеседника.

— Никакого. Но я беспокоюсь за жену, — невозмутимо пожал плечами Мохнатый. — Думаю, ни для кого не секрет, что Агнесса является достаточно успешной бизнесвумен. В частности, ей принадлежат несколько магазинчиков на Цветочном бульваре.

— И что? Разве это дает вам право лезть в дела полиции?

— Не дает. Именно поэтому я прошу, а не требую.

Как ни пытался Квинси вывести Мохнатого из себя, тот оставался невозмутим, будто кирпичная стена. Такую можно свалить только тараном; швырянием мелких камушков ее не пошатнуть.

— Не вижу резона, — пожал плечами Такер, — позволять вам подглядывать из-за плеча за работой наших ребят.

— Я не собираюсь быть назойливым, — покачал головой Тони. — Просто хочу, чтобы вы держали меня в курсе. Лично вы, капитан. Если будут подвижки или если понадобится моя помощь…

— Помощь какого рода? — тут же оживился Квинси.

— Какого понадобится, — туманно ответил хозяин Севера.

— То есть, скажем, финансового?

— Возможно.

— И конечно же силового?

— Любого, — тон мистера Фурри недвусмысленно дал понять, что затеянная капитаном игра ему не нравится.

— Что ж, подобный энтузиазм горожан, бесспорно, заслуживает похвалы, — нехотя выдавил Квинси.

Он, похоже, и сам понял, что хватил лишку. Потянувшись за лежащей на краю стола пачкой, капитан выудил наружу сигарету и вставил ее в рот. Спохватившись, спросил:

— Закурить не желаете?

— Не имею такой привычки.

— Счастливый человек. — Такер выжал из себя натужную улыбку. — Ладно, мистер Фурри. Вы меня убедили. Оставьте номер, куда вам звонить. Буду держать вас в курсе. Но помните, что в случае крайней необходимости я не постесняюсь обратиться к вам за обещанной помощью!

— Разумеется, я буду об этом помнить, — подтвердил Мохнатый Тони.

Он повернул голову ко мне:

— А вы что скажете, детектив? У вас уже есть подозреваемые?

— Мы ждем результатов экспертизы, — сказал капитан, вновь отвлекая внимание на себя. — До того момента, как они окажутся у детектива Гиллигана, от любых догадок не больше проку, чем от таскания воды в решете.

— Прошел уже почти целый день, — отметил Мохнатый Тони.

— Вот именно. День. Не год. Даже не неделя. Я повторюсь: тыкать пальцем в небо — не наш профиль, — произнес Квинси. — А на экспертизу времени требуется не так мало, как бы нам всем хотелось. Имейте терпение, мистер Фурри.

— Я-то имею, — пробасил хозяин Севера, — а вот у общества цветочников с этим явные проблемы. И мне не хотелось бы, чтобы это нетерпение вылилось в нечто, мало связанное со словом «покой».

— Куда вы клоните? — нахмурился капитан.

— Если убийца не будет пойман в ближайшее время, может случиться непоправимое, — продолжил Мохнатый Тони, глядя то на меня, то на Такера. — Вам, надо думать, знакомо имя Кайла Мейси?

— А, так вот вы о чем! — понял Такер. — Ну, о Кайле-то мы помним, конечно же. Я как раз собирался отправить к нему своих ребят. Так что все под контролем, мистер Фурри.

— Сказать по правде, я беспокоюсь даже не о самом мистере Мейси, — покачал головой Мохнатый Тони, — а о последствиях его возможной смерти. Если гоблины расправятся с хозяином «Букетной долины», людскому возмущению не будет предела. Начнутся погромы, и Цветочный бульвар из тихого, умиротворенного места превратится в кровавую баню. То есть, как минимум, это горы трупов, а как максимум — начало самой настоящей гражданской войны.

— С еще большим количеством трупов, — закончил капитан, задумчиво кивая.

Пальцы его застучали по столешнице. Я стоял, глядя в пол. На душе было скверно; Мохнатый Тони, как всегда, говорил без утайки, без лишних прикрас, при этом отнюдь не сгущая краски. Он озвучил мысли, которые мы с Такером упрямо гнали прочь, которых боялись и которые, тем не менее, упрямо будоражили наш разум.

Когда человека убивает человек, это всего лишь трагедия. Когда человека убивает гоблин, это уже расизм. Ну а у нас помимо этого будет еще и нежелание гоблинов пускать в профессию людей. Чем не повод для всеобщего смертоубийства?

— В общем, я обозначил масштабы трагедии, — сказал Мохнатый Тони, поднимаясь со стула, — а там уж думайте сами. Только учтите: если ситуация выйдет из-под вашего контроля, я вмешаюсь без предупреждения, и тогда даже не пытайтесь меня остановить. Я не позволю, чтобы Цветочный бульвар утонул в крови.

С этими словами хозяин Севера вышел из кабинета и плотно закрыл за собой дверь.

— Проклятый уголовник, — выругался Квинси, откинувшись на спинку кресла. — Вздумал меня учить… Меня! Офицера полиции, главу полицейского управления Бокстона!

— Но ведь он прав, сэр, — тихо заметил я.

Такер резко повернул голову и посмотрел на меня так, будто я только что вонзил нож ему в спину. Однако огонь в его глазах быстро угас, и Квинси, шумно выдохнув сизый дым, признал:

— Прав. И потому нам кровь из носу надо в кратчайшие сроки отыскать ублюдка, отправившего слепого цветочника в царство Вечного Червя. Напомни, когда там будут готовы результаты?

— Гафтенберг сказал зайти ближе к обеду.

— Ближе к обеду? — оторопело хмыкнул капитан. — Ха! Совсем обленился, негодяй!.. Иди в лабораторию прямо сейчас и скажи старому прощелыге, что он должен закончить с экспертизой через пятнадцать минут. А мы тут пока попытаемся узнать, есть ли у Мейси алиби.

Я кивнул и, отклеившись от стены, пошел к двери.

Угораздило же нас попасть в передрягу, думал я, шагая через общий зал к выходу. Как в картах: бывает, масть идет, а, бывает, одна мелочь приходит, только и успеваешь сливать. Слепого флориста убивают прямо посреди Цветочного бульвара, в двух кварталах от дома, буквально через месяц после открытия «Букетной долины». Удивительное «совпадение»! На месте Дир-Дира я бы тоже не преминул заострить на этом внимание собратьев.

Однако Кайл Мейси был из той редкой породы людей, кого не станешь подозревать, даже если очень сильно захочешь. Как верно заметил Такер, физически парень не мог соперничать даже с низкорослым гремлином, что уж говорить о старом, но все еще довольно крепком гоблине. Любой, кто был знаком с Кайлом хотя бы шапочно, подтвердил бы, что человека более безобидного и доброго не то что в Бокстоне — во всей Чернике не сыщешь. Шар ведь не зря определил для Мейси судьбу цветочника: мягкий и чуткий, парень действительно привнес во флористику толику изящества, которой так недоставало гоблинам, — при всей своей трепетной любви к цветам зеленокожие ребята оставались неуклюжими и грубоватыми верзилами. Как говаривал Ромидаль: «Научиться играть на рояле может любой, но не у всякого выйдет музыка». Вот и тут была ровно та же закавыка: букеты гоблинов, несомненно, талантливые и красивые, до гениальных творений Мейси дотягивали едва ли.

Так что нежелание пускать в профессию посторонних — всего лишь отговорка. На самом деле гоблины просто боялись потерять в деньгах.

Банально, конечно, но зато логично и весьма похоже на правду.

С мотивами неизвестного убийцы было куда сложней. Понять, с кем мы столкнулись — с хладнокровным киллером или же психопатом, — я пока что не мог. Все, чем я располагал, — это запах рыбы. Жертва не видела нападавшего, потому что была слепа. Собака жертвы видела нападавшего, но не могла его описать, потому что была собакой. Отправленная Рупертом по следу мерзавца, она бессовестным образом привела нас в рыбацкий поселок и, по сути, макнула головой в воду, будто намекая, что мне следует остудить свой пыл, забыть о чародействе и сосредоточиться на традиционных приемах сыска.

Таким образом, мне оставалось надеяться лишь на профессионализм ворчуна Гафтенберга. Шагая к дверям лаборатории, я уже знал, что он спросит, едва увидит меня.

— Надо понимать, убийцу ты не нашел? — проскрипел Адам, подозрительно сощурившись.

Он, в белом халате и тонких хирургических перчатках, восседал на высоком табурете рядом с лабораторной стойкой, заставленной всевозможным химическим оборудованием. Уйма пробирок с цветными эликсирами внутри, горелки, держатели, различные аппараты на перфокартах и стеклышки с образцами — от вида всего этого у меня закружилась голова.

— Не нашел, — нехотя признал я.

— Что ж, этого следовало ожидать, — с притворным огорчением вздохнул Адам. — На одной удаче далеко на уедешь. Иногда требуется и головой поработать!..

Сказав это, судмедэксперт вновь склонился над микроскопом. Он словно разом позабыл обо мне, уйдя в крохотный мирок анализов и экспериментов — мирок, который был Адаму куда милей настоящего.

— Мне нужны результаты, Гафтенберг, — устав от бессмысленного ожидания, сказал я.

— А что, сейчас уже обед? — делано удивился судмедэксперт, даже не взглянув в мою сторону. — Нет, не обед. Возвращайся через три часа и получишь свои результаты.

— Я не располагаю таким количеством времени, — мотнул головой я.

— Не хочу показаться грубым, но это — твои проблемы, — развел руками Адам.

Он хотел опять сбежать в проклятый мирок улик, однако я беспощадно остановил его фразой:

— Так и передам капитану.

— Капитану? — переспросил Гафтенберг, глядя на меня так, будто прежде ни о каких капитанах слыхом не слыхивал.

— Такер сказал, что, если ты не отдашь мне результаты экспертизы через пятнадцать минут, — произнес я равнодушно, — он сам придет в лабораторию и устроит тебе хорошую взбучку.

— Что? Да как… Что такого ты ему сказал, Тайлер?

— Да ничего особенного. Просто передал твои слова.

— Какие?

— Вчерашние. Такер спросил, когда будут готовы результаты. Я ответил, что к обеду. Тогда он разозлился и сказал, что, если ты не отдашь их мне…

— Ладно, не повторяйся, — перебил меня Гафтенберг.

Он всерьез задумался. Я терпеливо ждал, пока его седую голову наконец посетит дельная мысль. Конечно, мой поступок более приличествовал школьному ябеде, чем полицейскому детективу, однако в данном случае действовать иначе было бессмысленно: не упомяни я о Такере, Гафтенберг попросту выставил бы меня за дверь. Теперь же у меня появился реальный шанс разжиться необходимыми данными гораздо раньше пресловутого полудня.

— Твоя взяла, Тайлер, — сдался Адам. — Я тут бьюсь, точно рыба об лед, сил не жалею, перепроверяю по двадцать раз… но вам, оперативным сотрудникам, до моих мук конечно же дела нет!

Ухватив за уголок черную папку с бумагами, он резким движением подвинул ее к себе. Я протянул руку, намереваясь забрать результаты.

Он с неприязнью посмотрел на мою ладонь, обреченно вздохнул, но с папкой все-таки расстался. Я едва сдержал самодовольную улыбку: нет, старый брюзга ошибся — немного везения у меня еще осталось. Зажав трофейную папку под мышкой, я вновь отправился в управление.

Усевшись за рабочий стол, я раскрыл талмуд Гафтенберга и углубился в чтение. По большей части, это была лишь кучка тяжеловесных, заумных словечек, призванных своей вычурностью скрыть практически полное отсутствие полезных делу фактов. Иначе говоря, Адам нашел совсем немного.

— Боги… — простонал я, перелистывая очередную страницу. — Ну и зануда…

Писанина Гафтенберга, по сути, бессмысленная, быстро мне наскучила, и я пролистал в самый конец, дабы ознакомиться с заключением. И вот тут-то я наконец смог обнаружить кое-что интересное.

Оказывается, в складках одежды убитого Фег-Фега нашелся осколок черной пуговицы. Гафтенбергу не удалось восстановить надпись, однако я тут же узнал ее, едва увидел снимок. Это был кусочек пуговицы с символикой «Дядюшка Скрэби». Я удивленно выгнул бровь и, поднеся лист ближе к глазам, еще раз осмотрел фото, приложенное к отчету. Нет, все верно. Эту «Д» я ни с чем не спутаю: столько раз ее видел.

Дядюшка Скрэби, добродушный седобородый гном, безумно любил море и до дрожи в коленях боялся суши, поэтому при первой же возможности купил старую шхуну и покинул большую землю. Впрочем, каждый день в районе полудня он приплывал обратно в порт, где торговал рыбой до наступления темноты, а потом гнал свой кораблик прочь, подальше от города. Бросив якорь в нескольких милях от берега, гном запирался в каюте, где блаженно спал до рассвета, а потом полдня удил рыбу. Цикл повторялся снова и снова до тех самых пор, пока шесть месяцев назад шхуна не пропала из виду. Городской люд насторожился: изо дня в день его кораблик, названный Скрэби в собственную честь, исправно доставлял рыбу страждущим жителям Бокстона, а тут — не приплыл. И на следующий день — тоже. И после… Неделю спустя самые любопытные отправились на поиски дядюшкиного корабля и вскоре его нашли. Шхуна стояла на якоре милях в десяти от берега, мерно покачиваясь на волнах. Сам Скрэби обнаружился в капитанской каюте — лежа на мятых простынях, гном блаженно улыбался. Душа его, судя по всему, теперь ловила рыбу в холодных реках Покоя. Решив не тревожить мертвеца, любопытные убрались восвояси, а корабль так и остался в открытом море — этакий плавучий склеп неунывающему рыбаку.

И вот спустя полгода Гафтенберг находит обломок пуговицы с его куртки на Цветочном бульваре.

Теперь ясно, почему Сосиска притащила нас на берег: судя по уликам, негодяй нашел приют на заброшенной шхуне. И зачем, интересно, ему понадобилась куртка покойного рыбака? Я все больше уверялся, что имею дело с психопатом, пусть и достаточно остроумным. Сделай он дело чисто, я бы голову сломал, но не вспомнил о наследии дядюшки Скрэби. Однако теперь в моих руках оказалась толстенная нить, которую я ни при каких обстоятельствах не собирался выпускать.

Обломок пуговицы, рыбная вонь… До чего же ты неосторожен, мой самонадеянный друг.

Захлопнув папку, я встал из-за стола и отправился к капитану.

Мне нужны были два сержанта и дежурная самоходка.

* * *

Полчаса спустя я выбрался из кабины и первым делом закурил. В порту царила привычная дневная суета. Потрепанные огры с тяжеленными мешками на горбах сновали туда-сюда, а дородные купцы прохаживались по пирсам, наблюдая за разгрузкой. Бойкие торгаши, прячась в тени тряпичных навесов, задорными окликами привлекали внимание горожан и потрясали заморскими диковинками в надежде, что их блеск покорит кого-то из прохожих. Пока сержанты Роксбери и Пеленгатон, пыхтя, вылезали из дежурной самоходки, мне удалось докурить сигарету практически до фильтра и вдоволь налюбоваться здешним пейзажем.

— За мной, — сказал я, услышав, как хлопнула дверь за спиной, и первым устремился к лестнице, ведущей в рыбацкий квартал.

Спустившись по ступенькам, мы оказались в царстве неряшливых лачуг. При дневном свете они уже не казались такими зловещими и угрюмыми, однако уродство их теперь стало еще более явным. Солнце обличало множественные недостатки, без утайки демонстрировало трещины и дыры в стенах, опорах и крышах. Складывалось впечатление, что рыбаки — удивительно неприхотливый народец, которому совершенно не важно, где жить. Лишь бы была коробка, куда можно забираться после очередной вылазки в открытое море, да женщина из того же теста, готовая терпеть постоянную вонь и окружающую убогость. Конечно, тут легко было перепутать причину и следствие, ведь даже прожженный рыбак ни за что не отказался бы от льняных простыней и хорошего вина. Но Шар Предназначений не оказывает услуг, не идет милосердно навстречу; если ты рожден быть рыбаком, тебе не стать королем или купцом. Твой удел — это сети, лодка и море. И тут важно понять, что Шар не делает тебя кем-то — он всего лишь говорит тебе, кто ты есть. Он просто констатирует факт.

Обходя хаотично расставленные домишки, мы вскоре выбрались на берег. По счастью, не все рыбаки пребывали в открытом море: три мужика, все как один растрепанные и грязные, восседали на старых, плохо сбитых ящиках, перевернутых кверху дном. Завидев нас, они тут же попрятали взгляды в грязнозеленый песок. Надо думать, полицейским тут не слишком-то рады.

— Добрый день, господа! — поздоровался я, когда мы остановились футах в пяти от их «ящичной» компашки.

— Добрый, сэр, — ответил за всех рыжий мужчина с бакенбардами, переходящими в неаккуратную, клочковатую бороду. Правый глаз незнакомца был затянут уродливым бельмом.

— А не хочет ли кто-то из вас, друзья, — сказал я, уперев руки в бока, — помочь следствию не словом, а делом?

— Любое дело денег стоит, — буркнул рыжий, оглаживая бороду.

Судя по манерам и колоритной внешности, кто-то из его предков — возможно, дед или прадед — был лепреконом.

— Зато честно, — усмехнулся я, покосившись на стоящих позади сержантов.

Они поддержали мое веселье робкими улыбками.

— И сколько же вы хотите, уважаемый? — спросил я.

— Зависит от того, чего желаете вы, сэр.

— Попасть на борт «Дядюшки Скрэби».

— Куда, сэр? — неуверенно хмыкнул рыжий.

Он покосился на друзей, а потом спросил:

— Простите мне мой интерес, сэр, но… что вы там забыли?

— Это закрытая информация, — отрезал я.

— Следовало догадаться!.. Ну да в любом случае, мы на шхуну старины Скрэби ни ногой, — покачал головой собеседник. — Это, знаете ли, все равно, что могилы грабить, сэр.

— Боюсь, эту могилу уже ограбили до нас, — вынув из кармана снимок пуговицы, я продемонстрировал его рыбаку.

— Это еще что такое? — недоуменно спросил рыжий.

— Обломок пуговицы с символикой «Дядюшки Скрэби», — пояснил я. — Видите характерную «Д»? То-то.

— Кажись, и впрямь она, — нехотя признал рыбак. — И где, интересно, вы этот обломок зафотоаппаратили, сэр?

— В Бокстоне, — ответил я. — Рядом с местом преступления.

Уточнять, что речь идет об убийстве, я не стал, резонно предположив, что рыбаки не захотят плыть в логово душегуба. А вот проучить обычного стервятника, посмевшего грабить плавучий склеп многоуважаемого гнома, они вполне могли сподобиться. Тем более, что Скрэби был одним из их племени — парнем с клеймом удочки на правой скуле.

— Но как она там очутилась? — не унимался потомок лепреконов.

— Предположительно, негодяй был в куртке дядюшки. Иного объяснения я, по крайне мере, не вижу.

— По-вашему, вор сейчас находится на борту корабля? — задумчиво пожевав нижнюю губу, спросил рыжий.

— По крайне мере, вероятность этого крайне высока.

— Ага… — рассеянно отозвался бородач.

Рыбаки снова начали переглядываться, пока рыжий наконец не сдался:

— Ладно, уговорили, сэр. Постоим за дядюшку, сплаваем да изловим гада…

Поднявшись с ящика, бородач побрел к небольшой парусной лодке, привязанной к опоре мостика, донельзя хлипкого на вид. Оглянувшись через плечо, он добавил:

— Благо, ветер нынче попутный.

Вслед за хозяином лодки мы поднялись на борт. Пара оставшихся рыбаков провожала наше отплытие хмурыми взглядами.

— Твои друзья всегда такие неразговорчивые? — спросил я, когда молчуны скрылись из виду.

— Они немые, — без тени улыбки ответил рыжий.

Я счел за лучшее прикусить язык. Теперь понятно, почему с нами говорил один лишь бородач.

М-да…

Ставить под сомнение предназначение, данное Шаром, конечно, опрометчиво и глупо, но я, признаться, всегда недоумевал, почему иные калеки должны трудиться наравне со всеми? Вероятно, секрет заключался в истовом желании инвалидов быть не хуже других; порой оно позволяло им покорять вершины, о которых обычные жители Черники даже не помышляли. А вездесущий Шар, судя по всему, улавливал подобные настроения, и потому Фег-Фег стал флористом, а немые мужики из поселка — рыбаками. Возможно, они смыслили в рыбной ловле даже больше, чем наш провожатый. В конце концов, рыбак оценивается не по красноречию, а по улову, который от умения говорить не зависит вовсе.

Дорога к плавучему склепу заняла около часа. Под неожиданно жарким октябрьским солнцем это больше напоминало пытку, чем беспечный вояж; когда на горизонте показались очертания заброшенной шхуны, рубашка моя насквозь промокла от пота. Вытирая лоб скомканным носовым платком, я сказал:

— А вот и «Дядюшка Скрэби».

— Потрепало же его за полгода!.. — вздохнув, отметил рыжий.

С ним трудно было не согласиться. Корабль покойного гнома напомнил мне покосившуюся лачугу из рыбацкого квартала, коих там имелось в избытке. Складывалось впечатление, что Скрэби попросту спустил свой унылый домишко на воду, не слишком озаботившись ремонтом. Те же дыры, те же трещины, та же истерзанная ливнями и ветром крыша. Удивительно, что шхуна до сих пор не пошла ко дну Впрочем, полгода не такой уж большой срок. Уверен, погружение состоится уже грядущей зимой.

Но пока оно не произошло, меня куда больше интересовал другой вопрос: найдем ли мы на судне нашего убийцу, или же он уже покинул шхуну и перебрался в иное место?

Достав из кармана револьвер, я уставился на затрапезное суденышко, готовый открыть огонь при первой необходимости. Сержанты тоже потянулись к кобурам. Рыжий потомок лепреконов при виде оружия занервничал, однако от неуместных вопросов благоразумно воздержался. Царящая вокруг тишина лишь усиливала напряжение момента.

Когда до «Дядюшки Скрэби» оставалось меньше сотни футов, рыжий начал сворачивать парус.

— Что вы делаете? — спросил я, глядя рыбаку в затылок.

— Дальше опасно, сэр, — голос рыжего едва заметно подрагивал: он явно был до жути взволнован происходящим.

— Вовремя спохватились! А нам как добираться?

— Не знаю. Но я дальше боюсь.

Я закусил нижнюю губу. И что теперь делать? Вплавь? Боюсь, верный револьвер моей находчивости не оценит, а без него связываться с убийцей, задушившим целого гоблина, мне хотелось не слишком. Пусть нас трое, но огнестрельное оружие — слишком весомый аргумент, чтобы вот так запросто от него отказываться.

— В таком случае мы пойдем на веслах, — решил я и, повернувшись к сержантам, воскликнул:

— Роксбери! Пеленгатон! Гребите к шхуне!

— Какого… Сэр! — возмутился рыжий, глядя, как мои спутники неуверенно берутся за весла. — Это ведь моя лодка!

— И что же? — злобно сверкнув глазами в его сторону, спросил я. — Ваша лодка нужна мне для поимки опасного преступника! Или вы станете чинить препятствия служителям правопорядка?

Сержанты налегли на весла. Рыжий, поняв, что сопротивление бесполезно, совсем поник; плечи его опустились, а спина сгорбилась. Однако стоило ему покоситься в сторону шхуны, как изо рта бородача вырвался удивленный возглас. Проследив взгляд провожатого, я повернул голову и увидел его.

Он стоял посреди палубы и пристально смотрел в нашу сторону. Лица незнакомца было не разглядеть: из-за надвинутого капюшона куртки и высокого ворота свитера я мог видеть только глаза, но и этого мне хватило с лихвой. Когда наши взгляды встретились, по коже моей пробежал холодок. Нет, его взор не выражал ни ненависти, ни страха. Напротив, он был абсолютно равнодушным — и это безразличие пугало сильней, чем самые яркие эмоции.

Наша молчаливая дуэль продолжалась не дольше трех секунд, после чего незнакомец резко развернулся и бросился к дальнему борту. Когда я опомнился и вскинул револьвер, мерзавец уже взлетел на перила. Полы куртки, украденной у бедолаги Скрэби, развевались на ветру, точно крылья черного ворона, старого и мрачного. Мгновение будто застыло, позволив мне вдоволь налюбоваться его широкой спиной.

Подошвы ботинок оторвались от перил, и незнакомец полетел вперед, намереваясь «щучкой» уйти под воду.

И в этот момент я выстрелил.

Не знаю, попал или нет: ублюдок скрылся из виду, а секундой позже я услышал громкий всплеск. Роксбери и Пеленгатон с удвоенной энергией налегли на весла, а рыжий, усевшись на корточки и зажав уши руками, тихо забормотал под нос молитвы.

— Живей, парни, живей! — рявкнул я в сердцах. — Уйдет ведь!

Револьвер я по-прежнему держал наготове — на тот случай, если убийца вновь покажется на горизонте. Сердце мое бешено колотилось; я никак не мог забыть его жуткий взгляд.

Кровавых пятен на палубе не нашлось. Пока сержанты осматривались, я стоял у бортика и терпеливо ждал, когда же незнакомец покажется из воды, чтобы пополнить запасы воздуха, но он так и не вынырнул. Мелькнула мысль, что наш мерзавец, возможно, нимф, однако я тут же отказался от этой версии, вспомнив, что вопреки расхожему заблуждению морской народец нуждается в кислороде ничуть не меньше, чем люди, гоблины или тролли.

— Что-нибудь нашли? — спросил я, краем глаза увидев выходящего из каюты Роксбери.

— Там, на кровати, останки тела, — продышавшись, сообщил сержант. — Судя по вони и степени разложения, далеко не первой свежести. Вероятно, это хозяин судна. По крайне мере, останки точно гномьи.

— Вероятно, это действительно он, — кивнул я. — Что-то еще?

— Да ничего. Тумбочка есть — там пусто. Под кроватью — тоже. Ничего необычного, сэр.

— Уверены?

— Да, сэр. Мы с Пеленгатоном два раза все перепроверили. Ох, ну и воняет же там…

— Ладно, дышите, — я хлопнул его по плечу. — И заодно поглядывайте на воду — вдруг наш пловец покажется? А я пока внутрь наведаюсь, осмотрю там все, что называется, свежим взглядом.

Роксбери кивнул и направился к борту. Я же побрел к раскрытой двери каюты.

Сержант не соврал: воняло внутри до того жутко, что я, поначалу закрыв за собой дверь, поспешно распахнул ее настежь. Рука моя сама собой потянулась к внутреннему карману куртки и извлекла оттуда баночку с ментоловой мазью. И как тут вообще можно было находиться?.. Макнув палец в липкую белозеленую субстанцию и проведя им под носом, я облегченно вздохнул: да, так гораздо лучше. Без чудесной мази сносить запах разлагающейся плоти было крайне затруднительно.

Наверное, убийца спал прямо на палубе, под открытым небом, решил я, разглядывая гномьи останки на кушетке. Сложно представить, что кто-то может провести дольше пяти минут в одной комнате с разложившимся трупом. Хотя, возможно, мы имеем дело с человеком, начисто лишенным обоняния… но это один шанс на миллион.

Ладно. К Вирму лирику. Пора заняться делом.

На первый взгляд ничего примечательного в рыбацкой каюте действительно не было — кроме самого трупа, разумеется. Под кроватью валялся старый чайник, удочка и порванный невод. Я живо представил, как дядюшка Скрэби орудует снастями, и на душе стало донельзя грустно и обидно.

Порой мне кажется, что смерть слишком торопится забрать очередную душу и отправить ее в царство ненасытного Вирма. Когда я видел Скрэби в последний раз, он ничем не походил на гнома, которому остался день или два. Взгляд его еще не утратил задорного огонька, а улыбка была какой угодно, но не вымученной, не натянутой.

И, тем не менее, Вечный Червь забрал его душу к себе.

Странный жестокий мир…

Ничего в итоге не найдя, я вынырнул из каюты и плотно закрыл за собой дверь, дабы запах мертвечины не распространялся по палубе. Роксбери и Пеленгатон дежурили у перил, а рыжий, мрачнее тучи, скучал у противоположного бортика.

— Ну что, не объявился наш убийца? — спросил я, подходя к сержантам.

— Нет, не было, — ответил Роксбери.

— Такое ощущение, что вы его все-таки убили, — вставил Пеленгатон.

— Сомневаюсь, что вообще в него попал, — покачал головой я.

— Ну а почему же тогда он не всплывает? — недоуменно поскреб затылок Роксбери.

— Честно сказать, из более-менее вменяемых версий у меня всего одна — зацепился ногой за какую-нибудь подводную корягу и захлебнулся. Но так ли это на самом деле, мы с вами проверить не сможем. Это ведь не Серпантинка. Это проклятое Бессонное море. Может быть, его труп уже рвут на куски глубинные твари?

Мы, как по команде, повернулись к нашему рыжему провожатому. Почувствовав наши взгляды, он оглянулся через плечо и робко поинтересовался:

— Обратно надумали, сэр?

— Надумали, — подтвердил я. — Злоумышленник скрылся, а значит, делать нам тут больше нечего.

Рыбак вымученно улыбнулся и полез обратно в лодку.

Я в последний раз посмотрел за борт, втайне надеясь, что убийца все-таки покажется из воды, однако он и не думал выныривать. Сказать по правде, мне не верилось, что это дело закончится так быстро. Все, что мы нашли, — жалкий обломок пуговицы, но этого оказалось достаточно, чтобы вычислить логово убийцы. Спасибо старику Скрэби, который не поленился придумать собственный значок и нанести его не только на борт шхуны, но и на каждую из пуговиц любимой рыбацкой куртки.

Настроение заметно улучшилось, и слепящее солнце уже не раздражало глаз.

Мы возвращались в Бокстон с победой — неожиданно легкой, но от того не менее ценной.

Думаю, капитан будет доволен.

* * *

Сэр Алекс Моукер, в преступном мире более известный, как Пересмешник, преспокойно пил кофе со сливками, когда в его кабинет, тактично постучав, заглянул дворецкий.

— Простите за беспокойство, сэр, — виновато промямлил он. — К вам пришел мистер Фурри. Прикажете впустить?

— А вы что же, сами не догадались это сделать? — удивленно выгнул бровь Алекс.

Дворецкий едва открыл рот для ответа, как кофейная чашка, полив ковровую дорожку бледно-коричневой жижей, пролетела через весь кабинет и разбилась о дверной косяк. Слуга поморщился, но смолчал: к подобным вспышкам ярости «птенцы» Моукера давно успели привыкнуть.

— Живо извинитесь и проводите мистера Фурри в гостиную, — тоном, не терпящим возражений, произнес Пересмешник. — И непременно угостите его чаем с можжевельником! А я сейчас спущусь.

Дворецкий без лишних слов закрыл дверь, а Моукер, встрепенувшись, принялся оглядываться по сторонам, разыскивая потерянную чашку. Лишь когда взгляд его наткнулся на осколки, разбросанные по полу, и темные пятна на ковре, он вспомнил, что с ней приключилось.

— Посуда бьется к счастью, — глупо ухмыльнувшись, пропел Пересмешник и резко вскочил.

Старое кресло, не ждавшее от хозяина подобной прыти, натужно крякнуло, однако Алекс этого даже не заметил. На ходу развязав пояс, Моукер сбросил махровый халат на пол, после чего метнулся к шкафу. В зеркальной двери отражался худосочный мужчина с узкими плечами и вытянутой физиономией; фисташковые глаза, крохотные, почти незаметные уши, коротко стриженные темные волосы с бронзовым отливом — все в образе Пересмешника было необычно. Для устрашения врагов Алекс, не слишком одаренный физически, нарочно поддерживал имидж психопата, наивно полагая, что взаправду он абсолютно здоров. На самом же деле по нему давно плакала клиника Милы Врачевательницы. Причуды, провалы в памяти — все это там лечат, пусть и с переменным успехом. А уж для такого клиента, как Алекс, тамошние доктора расстарались бы вовсю. Но он, к сожалению, упрямо не признавал своих болезней… которые, впрочем, ничуть не мешали ему править Южным Бокстоном и быть четвертью легендарного преступного Квартета.

Выбор Моукера пал на темно-синий костюм с бирюзовыми отворотами. Облачившись в белоснежную сорочку, Алекс, насвистывая, застегнул все пуговицы до одной и присел на корточки, дабы отыскать в ящике подходящие носки.

Подошли желтые.

Довершила экстравагантный наряд Моукера зеленая бутоньерка. Слегка растрепав волосы, Пересмешник улыбнулся своему отражению в зеркале и поспешил к обувным полкам. Скинув пушистые тапки с зайцами, Алекс нырнул в начищенные до блеска коричневые мокасины, распахнул дверь и выпорхнул наружу.

Первое, что он услышал, — доносящийся снизу раскатистый бас Мохнатого Тони. «Как бы от мощи его голоса дом не развалился», — с опаской подумал Моукер, медленно шагая вниз по ступенькам.

Сидя на широком диване, хозяин Севера напевал старую кабацкую песенку:

Пересмешник тихо хмыкнул. Сам Фурри, вероятно, полагал, что еле слышно мурлычет, однако на деле рев стоял такой, что аж стекла в оконных рамах дрожали!..

Моукер не хотел прерывать хозяина Севера и потому замер на середине лестницы. Когда грянул последний куплет этой шутливой песни, Алекс довольно осклабился.

Кашлянув в кулак, Мохнатый Тони протянул руку и осторожно взял со стола массивную чашку с чаем.

— Браво! — донеслось с лестницы.

Хозяин Севера вздрогнул и резко повернул голову на голос. Демонстративно хлопая в ладоши, Пересмешник медленно сошел вниз. Лицо его не покидала полубезумная улыбка, а пристальный взгляд фисташковых глаз устремлен был прямо в широкое лицо мистера Фурри. Мохнатый Тони невольно поморщился: общение с Пересмешником, что греха таить, не доставляло ему никакого удовольствия. Впрочем, не родился еще тот человек, который по-настоящему полюбил бы этого несносного фигляра, расхаживающего по зыбкой грани терпения с беззаботностью заправского циркового гимнаста. К несчастью для окружающих, Моукер был чересчур хорошим дипломатом, чтобы позволить себе оступиться.

— Браво, старина Тони, — сказал Пересмешник, подходя к столу. — Ты сегодня явно в голосе.

— Благодарю, — без тени улыбки ответил Мохнатый.

— Прости моих оглоедов. — Моукер плюхнулся в свободное кресло и, водрузив ноги на столик, блаженно потянулся. — Ну, за то, что не впустили тебя сразу.

— Пустое, — отмахнулся Фурри.

— Да нет. Насчет тебя я давал четкие распоряжения.

— Будет тебе, Смеш, — поморщился Тони. — Окажись на моем месте Бычара, ты сказал бы то же самое.

— Нет, нет, старина, нет, нет! — замахал руками Алекс. — Хорника я, напротив, мариную нарочно, минут по двадцать, не меньше! Видел бы ты, как он злится…

— Бычара в гневе — это страшно, — кивнул Фурри, покровительственно улыбнувшись. — Не боишься, что однажды он устанет ждать и снесет входную дверь с петель?

— Он, конечно, вспыльчивый, но не настолько, — покачал головой Пересмешник. — Мы ведь все тут повязаны, старина Тони, тебе ли не знать? Лишнего не скажи и не сделай, иначе остальные трое тут же ополчатся против тебя.

— Так положено. Но на деле каждый поступает, исходя из собственной выгоды.

— Что поделать — такова наша природа! — легко согласился Алекс. — Скажи лучше, как тебе чай с можжевельником?

— Отличный. Это привозной?

— Да, из Ежевики. Я сам не пил, для тебя берег — знаю ведь, что ты ценитель.

— Благодарю.

— Рад, что ты доволен. Ты вообще как — просто в гости или по делу? — устав бродить вокруг да около, напрямик спросил Моукер.

— По делу, — кивнул Тони.

Он вернул чашку на стол и, откашлявшись, поинтересовался:

— Тебе что-нибудь известно об убийстве на Цветочном бульваре?

— Не больше, чем любому другому, кто читал последний выпуск «Вечернего Бокстона», — ответил Алекс. — А что?

— Да ничего… особо. Просто хочу разобраться в этом деле.

— Убийства случаются, старина. Это, в каком-то смысле, неотъемлемая часть нашей жизни.

— Само по себе убийство не стоит выеденного яйца, — поморщился Фурри. — Случись оно, скажем, полтора месяца назад, я бы и значения ему не придал особо. Но теперь…

— А что же изменилось теперь? — оживился Пересмешник.

— Теперь на Цветочном бульваре есть «Букетная долина» — первый в истории Бокстона магазин, где заправляет человек. Само наличие этого магазина оскорбляет гоблинов, которые, видишь ли, считают себя непревзойденными мастерами по части флористики. И вот, через месяц после открытия «Букетной долины», убивают одного из их собратьев. Чем не повод обвинить во всем человека?

Пересмешник кивнул, соглашаясь, что на месте гоблинов тоже в первую очередь заподозрил бы новоиспеченного флориста.

— Копы их не поддерживают, — продолжал Фурри. — Им нужны доказательства. А гоблинов это раздражает. Сегодня утром они даже устроили демонстрацию у дверей полицейского управления — угрожали, что, если убийца не будет найден в самое ближайшее время, они устроят самосуд. К чему это может привести, ты, надо думать, прекрасно понимаешь. Если хозяина «Долины» убьют, это будет не только проявление расизма, но и, по сути, открытый протест против решения Шара. Что тогда начнется на Цветочном бульваре, я даже представить боюсь.

— И ты конечно же считаешь, что это происки кого-то из Квартета? — хитро сощурившись, полюбопытствовал Моукер.

— Ты несказанно догадлив, — улыбнулся Мохнатый Тони.

— Хм… Что же, получается, раз ты здесь, у меня, я — вне подозрений? — уточнил Алекс.

— И снова в яблочко, Смеш.

— Но… почему?

— Потому что тебе куда проще отщипнуть кусок от Запада или Востока, чем соваться на Север. Суматохой на Цветочном бульваре, скорее, могли бы воспользоваться Каталина и Бычара. Тебя же они дальше нейтральной зоны попросту не пропустят.

— Логично, — согласился Пересмешник. — Но пока что совершенно не ясно, чего ты хочешь от меня?

— Видишь ли, Смеш, — сказал Мохнатый Тони, — мы с тобой — как два замка, которые удерживают зыбкое равновесие внутри Квартета. Западная Лиса плетет интриги, Восточный Нарцисс грезит о тотальной власти — оба они недальновидные бунтари, живущие одним днем. Мы же с тобой — реалисты. Мы понимаем, что нельзя забирать все и сразу. Умная птичка, найдя хлебную булку, не склевывает ее за раз — она растягивает добычу, чтобы хватило на несколько кормежек. Наша же кормушка, по сути, неисчерпаема. Главное — не брать больше, чем нужно. Не наглеть. Вот и вся наука. Согласен?

— Согласен, — кивнул Алекс.

— Именно поэтому я прошу тебя помочь мне — ради сохранения равновесия в Бокстоне, — произнес Фурри, пристально глядя на собеседника. — Я хочу знать, кто нанял киллера, Смеш.

— А ты точно уверен, что хозяин «Букетной долины» тут ни при чем? — осторожно поинтересовался хозяин Юга.

— Абсолютно точно. Его вроде как даже в городе не было, когда это случилось.

— Чего же тогда хотят гоблины?

— Никакое алиби не остановит их, если они всерьез вознамерятся очистить свой бульвар от людской скверны, — покачал головой Мохнатый Тони. — В общем, пока полиция ищет исполнителя, я хочу найти заказчика. Надеюсь, ты мне в этом поможешь.

— Честно сказать, я пока не особо понимаю, зачем мне это делать, — пожал плечами Моукер. — То есть, конечно, я тебя безмерно уважаю и все такое… Но ведь это твоему Северу угрожает опасность. Северу, к которому, как ты верно заметил, у меня даже доступа нет. Бычара и Каталина просто не поймут наш союз.

— Речь идет не о союзе. Я прошу лишь помочь мне в поисках убийцы — ни больше, ни меньше.

— Но что я получу взамен?

— Мое расположение, — веско заметил Фурри. — Все, что в моих силах, едва ты попросишь.

— Звучит заманчиво, — нехотя признался Моукер. — Иметь в должниках хозяина Севера дорогого стоит.

— Значит, договорились?

— Договорились, — подтвердил Алекс.

Они обменялись рукопожатиями, после чего Фурри поднялся с дивана и, оправив пиджак, сказал:

— В таком случае не стану больше отнимать твое время.

— Позволь проводить тебя до дверей, — вызвался Моукер, вставая следом.

Вместе они подошли к выходу, где уже ждал дворецкий. Слуга помог Мохнатому Тони надеть плащ, после чего спешно отворил дверь и согнулся в поклоне.

— Заискивает, мерзавец, — сказал Пересмешник с глумливой улыбкой.

Размахнувшись, он отвесил сгорбленному «птенцу» смачного пинка.

— Всегда так надо работать, дружочек! — воскликнул Алекс, склонившись к самому уху зажмурившегося слуги. — А не только после хозяйской плети!

Мохнатый Тони сморщился и отвернулся. Ему отвратительно было видеть, как Моукер обходится со своим преданным «птенцом».

— Надеюсь, ты не держишь зла на этого кретина, — сказал Пересмешник, вновь обращаясь к хозяину Севера. — Он просто недалекий. Держу из жалости.

— Вон моя самоходка, — сказал Фурри холодно. — Я пойду.

— Давай, старина.

Они снова пожали друг другу руки.

— Как будут новости — сразу звони, — попросил Мохнатый Тони и, не дожидаясь ответа, устремился к самоходке, припаркованной за калиткой.

Моукер проводил хозяина Севера задумчивым взглядом, после чего закрыл дверь и побрел к лестнице, дабы снова подняться к себе в кабинет.

— Смешней персоны точно не найти, — припомнил он слова из пьесы, которую недавно играли в «Маске», — чем умничать решивший вдруг кретин…

Тем временем Мохнатый Тони уже забрался в самоходку.

— Куда прикажете, сэр? — спросил водитель.

— На Запад, дом Каталины Раст, — велел хозяин Севера.

Бычару он решил оставить на закуску.

* * *

— Входи, Тайлер, — сказал капитан, не скрывая радостной улыбки.

Помимо Такера, в кабинете находился также мистер Дир-Дир. Посмотрев на меня с неприязнью, гоблин презрительно хмыкнул и отвернулся к столу.

— Располагайся поудобней. — Квинси указал на свободный стул. — Как видишь, пока ты добирался из порта, я привез к нам в управление мистера Дир-Дира. Благо, находился я как раз неподалеку от его жилища и вполне мог себе позволить такой маневр.

— Вы ездили в «Букетную долину»? — догадался я.

— Верно. И знаешь, что выяснилось? Оказывается, наш общий знакомый, Кайл Мейси, вчера отсутствовал в городе, а значит, не имел ни малейшего шанса убить досточтимого мистера Фег-Фега. — Такер красноречиво посмотрел на главу общества цветочников.

— Это еще необходимо доказать, — проворчал Дир-Дир, старательно пряча взгляд.

— Детектив Гиллиган уже отыскал настоящего убийцу, — с нажимом сказал Такер, одарив гоблина холодным взглядом.

— И где же он? — спросил старик.

— На дне Бессонного моря. Верно, Тайлер?

— Верно, — подтвердил я.

— Вы не можете знать наверняка, — покачал головой зеленокожий флорист.

— Детектив Гиллиган, два сержанта и рыбак, на лодке которого они приплыли к шхуне, ранее принадлежавшей дядюшке Скрэби, — процедил Квинси раздраженно, — видели, как ублюдок перемахнул через перила и нырнул в море. Они провели там не меньше получаса, однако убийца так и не показался. Вывод? Он утонул. Ни один человек на свете не может столько времени находиться под водой без кислорода.

— Что ж, если вы так уверенно заявляете, что он мертв, то, надо думать, вам не составит труда продемонстрировать мне его тело, — упрямо заявил Дир-Дир. — Чтобы я мог окончательно успокоить общество цветочников.

— Вы, должно быть, не расслышали? Повторяю: убийца на дне Бессонного моря.

— Ну так достаньте его.

— Слушайте, да я вообще могу не посвящать вас в дела управления! — разозлился Такер. — Получается, я иду вам навстречу, а вы нос воротите!

— Я всего лишь хочу убедиться, что моим собратьям ничто более не угрожает, — спокойно пояснил гоблин.

— Ну да. А если я покажу вам тело утопленника, вы скажете, что его причастность к убийству Фег-Фега еще надо доказать! — саркастически воскликнул капитан. — Я не понаслышке знаком с подобными играми, мистер Дир-Дир.

— Да при чем тут иг…

— Убийца мертв, мистер Дир-Дир, — оборвал его Такер. — Трое полицейских и рыбак видели, как этого парня поглотило Бессонное море.

— Но почему бы вам не отправить туда ныряльщиков?

— Потому что они не смогут поднять труп со дна. Это ведь Бессонное море, будь оно неладно. Не озеро, не река. Море. Ныряльщики попросту не смогут достичь дна. Кроме того, на глубине обитает немалое количество хищных тварей. Кто знает, возможно, в эту самую секунду они доедают останки нашего убийцы?

— В общем, вы хотите сказать, что я должен просто поверить вам на слово, — резюмировал Дир-Дир. — Что ж, хорошо. Я попробую.

Он, пыхтя, поднялся из кресла.

— Но если убийца вернется, — добавил глава общества цветочников, направив на Такера указательный палец, — обещаю: вы узнаете, что такое истинный гнев гоблинов.

— Вы бы, вместо того чтобы угрожать, лучше поблагодарили детектива Гиллигана, который менее чем за день нашел убийцу вашего собрата, — укоризненно покачал головой капитан.

— Я вас предупредил, — пропустив его слова мимо ушей, хмуро сказал зеленокожий флорист и устремился к выходу из кабинета.

— Да что за день сегодня такой… — пробормотал Квинси, со злостью втыкая очередной бычок в чумазое донышко пепельницы. — Сначала уголовник меня жизни учит, теперь, прости Хорст, цветочник… Что дальше? Полотер зайдет с добрым советом?

Шумно выдохнув, он сплел пальцы рук перед собой и уставился на меня.

— Скажи без утайки, Тайлер, — понизив голос, произнес Квинси, — ты действительно считаешь, что этот ублюдок мертв? Может, это был какой-нибудь невероятный человек-рыба с огромными жабрами, который живет в подводной пещере и питается селедкой?

— Не знаю насчет жабр, — признался я, — но, судя по виду, это был самый обычный человек, двурукий, двуногий и с одной головой.

— Значит, по-твоему, он все-таки двинул кони?

— Думаю, да. Конечно, некоторые люди умеют подолгу задерживать дыхание, но просидеть под водой полчаса… На такие подвиги не способен ни фокусник, ни маг.

— Что ж, будем надеяться, ты прав, — энергично кивнул Такер. — Потому что в противном случае Дир-Дир нам такое устроит… Видел, как он завелся? С ума сойти! Неужто старый прохвост настолько ненавидит бедолагу Кайла, что готов отрицать очевидное, лишь бы от него избавиться?

— Думаю, все дело в деньгах, — отметил я. — Дир-Дир боится, что Мейси со временем переманит к себе всех клиентов, оставив гоблинов без гроша.

— Да уж, предназначение подчас бывает жестоко, — сочувственно констатировал капитан. — Сделал бы Шар Кайла садовником, мы бы избежали уймы проблем!.. Нет, Шару, конечно, видней, — поспешно добавил Квинси, с опаской покосившись в мою сторону. — Мейси — выдающийся цветочник, и отрицать это глупо. Но нам-то от этого не легче! Ох… В общем, будем надеяться, что убийца действительно сгинул в Бессонном море, но охрану в лавке Кайла пока что оставим. На всякий случай.

— Разумно, — согласился я.

— Еще бы. Ладно, спасибо за отличную работу, — сказал Такер. — Подготовь рапорт и на сегодня можешь быть свободен.

Я кивнул и, поднявшись из кресла, покинул его кабинет.

«Ну и мерзкое же нам попалось дельце», — думал я, возясь с бумагами. При завидной простоте оно затронуло не только семью убитого, но и все общество флористов. И потому глупое утопление психопата вряд ли может считаться удачным финалом. Гоблины жаждали лицезреть виновного, но полиция не смогла удовлетворить их желание. Что, если теперь, разочаровавшись в правосудии, они решат действовать на свой страх и риск?

Время покажет.

Кстати, о времени…

Я бросил взгляд на часы. До очередной встречи в «Скупом лепреконе» оставалось всего ничего.

* * *

Улыбка посещала лицо Кротовски настолько редко, что я даже на секунду засомневался, Бен ли передо мной? Но нет — это действительно был мой друг зомби, только непривычно лучезарный и радостный.

— Чего довольный такой? — спросил я, усаживаясь на лавку.

— Кое-что узнал, — ответил Кротовски, нетерпеливо перебирая пальцами по столешнице.

— Насчет убийства гоблина? — оживился я.

— Насчет артефакта, который ждет Пересмешник, — покачал головой Бен, слегка разочарованный моей недогадливостью.

— А, — протянул я, разом утратив проснувшийся было энтузиазм. — Вот ты о чем…

— А тебе что, про артефакт не интересно? — обиделся Бен.

— Да нет, почему же… Просто сейчас, честно сказать, все мысли о другом.

Я вкратце поведал Кротовски о вчерашней прогулке с Сосиской и утреннем вояже в открытое море.

— Да уж… — протянул Бенджамин, когда я закончил. — С утопленником вам, конечно, не повезло. Гоблинам нужны доказательства, а не пустые слова, поэтому на твоем месте я бы не рассчитывал, что они вот так запросто отстанут от Кайла.

— А я и не рассчитываю. В его магазине по-прежнему дежурят два наших сержанта — так, на всякий случай.

— Два сержанта против оравы недовольных гоблинов? — выгнув бровь, уточнил Кротовски. — Мне жаль юного цветочника.

— Вижу, иронии тебе не занимать? — хмыкнул я.

— Во мне говорит здравый смысл, — развел руками зомби. — А вообще хватит уже о твоем убийце. Давай лучше я расскажу, что мне удалось выведать прошлой ночью.

— Валяй, — согласился я.

Кротовски благодарно кивнул и сказал:

— В общем, груз ждали сегодня в полночь, однако по каким-то причинам он задержался в пути и потому прибудет только завтра. Корабль под названием «Маргарита» причалит к пятому пирсу ровно в десять вечера.

— И где ты умудряешься находить подобную информацию? — восхитился я.

— Там чуток, сям чуток… Сначала подслушал беседу двух «птенцов» в порту, затем подкинул ухо в кабинет Пересмешника и выловил кое-что из его телефонных разговоров…

— Ты здорово постарался.

— Спасибо, но и это еще не все. — Бенджамин поднял кверху указательный палец. — Кроме прочего, я смог выяснить, откуда наша посылка.

— И откуда же? — нетерпеливо поинтересовался я.

— Из Дикого края, — заявил Кротовски, откидываясь на спинку.

Я тихо присвистнул.

Да уж, мягко говоря, неожиданная новость.

В Дикий край с незапамятных времен ссылали всех без исключения некромантов, едва они получали свое предназначение. Выбери Шар иной мой талант, и я бы тоже отправился туда, обзаведясь клеймом с изображением потрескавшегося черепа и магическим браслетом, ограничивающим мои перемещения границами заснеженного поселка. С трудом представляю, как можно всю жизнь провести в резервации, в нескольких тысячах миль от цивилизации, от родных и близких, друзей и возлюбленных. Все, что оставалось у новоиспеченного чародея, — это его собственная жизнь, которую власти не отбирали только из-за трепета перед чудесным Шаром. Но так ли нужна она человеку, который обречен на вечное прозябание среди снегов, мороза и льда? Вполне логично, что популярнейшим развлечением в Диком краю быстро стали самоубийства.

Сам я в тех краях не бывал, но доводилось мне беседовать с конвоирами, которые лет десять назад увезли туда одного бедолагу. По их словам, выживание давалось тамошним обитателям с несказанно большим трудом: донимали отщепенцев не только лютые морозы, но и хищные твари, обитающие в близлежащих лесах. Так что всякий раз, когда речь заходит о Диком крае, я мысленно благодарю судьбу, избавившую меня от столь незавидной участи.

— И что же может находиться в такой посылке? — хмурясь, пробормотал я.

— Кто знает? — пожал плечами Бенджамин. — Может, колба с трупным ядом. А может, свиток с заклятьем, разом поднимающим всех покойников в округе. Второе, к слову, вполне могло заинтересовать пернатого сумасброда, который спит и видит себя единоличным властителем Бокстона.

— Думаешь, он все-таки решился изничтожить Квартет?

— Великие державы прошлого рушились из-за банальной зависти, — снисходительно хмыкнул Кротовски, — что уж говорить о союзе четырех бандитов?

— В любом случае, мы должны во что бы то ни стало перехватить груз, — сказал я угрюмо. — Нельзя допустить, чтобы им завладел Пересмешник. Если там действительно нечто убойное, он устроит такой хаос, какого не было со времен Восстания Шестидесяти Мечников!

— Второго такого потрясения Бокстон не переживет, — уверенно заявил Бенджамин.

— Поэтому-то мы его и не допустим, — кивнул я. — Ты, главное, не расслабляйся раньше времени, вдруг у них опять что-то там изменится?

— Ни на секунду, — заверил Бенджамин.

И, приподняв шляпу, продемонстрировал мне правое ухо.

Или, точнее, его отсутствие.

* * *

Некоторые люди — будто одноразовые. Будто Вечный Жеребец создал их лишь для того, чтобы вы встретились с ними однажды и расстались навсегда, но эта единственная встреча изменила вашу жизнь не обязательно кардинально, но существенно. Такие люди производят на нас неизгладимое впечатление, кажутся нам особенными. Мы не успеваем разглядеть их недостатки, и потому они остаются в нашей памяти едва ли не идеальными. Этакие маячки, которые ведут нас по туманной тропе жизни.

Мой отец, Честер Гиллиган, был как раз из таких. Он появился в моей жизни, когда мне исполнилось десять, и умер, едва стукнуло одиннадцать. Отец был военным, боевым офицером в черничной регулярной армии. По приказу короля Честер убыл в Таркестию за шесть месяцев до моего рождения, и потому до определенного момента я плохо представлял себе, как он в действительности выглядит. Их с матерью единственный снимок, сделанный весьма сомнительным мастером, казался мне крайне далеким от реальности. Когда мать нас знакомила, отец смотрел на меня добрыми серыми глазами, а его тонкий рот приветливо улыбался. Хмурого мужчину с тех старых портретов он напоминал мало, и слава богам — всамделишный Честер нравился мне куда больше.

Впрочем, лучше узнать друг друга нам было не суждено.

За тот год, в который уместились возвращение Честера и его безвременная кончина, мы практически не общались: будучи человеком военным, Гиллиган-старший не привык вести пространные беседы. Редкие, но меткие и очень дельные замечания были его излюбленным оружием в любой словесной перепалке с матерью. Меня же Честер изредка угощал остротами и наставлениями, которые из его уст звучали несколько странно: я никак не мог свыкнуться с мыслью, что он — мой отец. Слишком много воды утекло, и, как выяснилось, слишком малому количеству оставалось пролиться.

Честер десять лет воевал с таркестами, каждый день рисковал жизнью, рубился с десятками, сотнями местных солдат. Он вернулся из этого пекла без единой царапины, а год спустя умер в своей кровати, точно немощный старик. Какая-то таркестская зараза проникла к нему в организм и больше двух лет медленно, но верно пожирала его изнутри. Честер не страдал; у него иногда покалывало в боку, но через пару минут все проходило, и он забывал о боли. А той ночью уснул и не проснулся. Мать, поняв, что рядом с ней мертвец, заголосила и едва не сверзилась с кровати на дощатый пол. Когда она рыдала на его похоронах, я ограничился блестящими глазами. Как ни заставлял себя, так и не заплакал.

До сих пор не могу с уверенностью сказать, любил я отца или нет. Как бы то ни было, признаюсь, что не испытывал особой печали от утраты. Гражданская жизнь Честера напоминала мне падение звезды: я не замечал ее, когда она висела на небосклоне, потом недолго следил, как она несется вниз, и, едва она погасла, тут же о ней позабыл.

По матери, спустя три года ушедшей вслед за боевым офицером Гиллиганом, я скучал гораздо больше. Однако через время понял, что безумно нуждаюсь именно в отцовском совете. Влияние матушки на меня было бесконечно велико, но, сказать по правде, обсудить большинство своих подростковых проблем я мог лишь с отцом. Только тогда я начал задумываться о фразах, которые он говорил мне в единственный наш год, только тогда понял подлинный смысл большинства из них… и отчаянно захотел еще.

Когда я только начал изучать некромантию, меня не раз посещала мысль отправиться на городское кладбище и оживить его. Но всякий раз я одергивал себя, напоминая, что давних мертвецов бессмысленно поднимать из могил, потому что ничего дельного они все равно не скажут. Меня ждал бы не Честер, а гора пожелтевших костей, насильно вырванная с того света беспощадным заклятьем Призыва. А даже если бы мне удалось невозможное и офицер Гиллиган вернулся бы таким же, каким уходил, после стольких лет разлуки я просто не нашел бы, с чего начать этот разговор. «Давно не виделись, па»? «Неплохо сохранился»? Чушь и бред…

То же касалось и матери, хоть я и знал ее гораздо лучше, чем отца.

Оба мои родителя похоронены на городском кладбище, от одной могилы до другой — два шага. Такая бессмысленная близость… Я навещаю их три раза в год — в дни рождения и в Родительский Четверг. Приношу им незабудок; думаю, это довольно символично.

— Привет, Сай-Сай.

Гоблин резко вскинул голову и посмотрел на меня поверх стильных очков в металлической оправе.

— Ах, детектив Гиллиган, — проворчал он. — Вы подкрадываетесь, будто воришка. В свете последних событий это, как минимум, не слишком вежливо: после того, что случилось с Фег-Фегом, мы все время ожидаем нового визита убийцы.

— Не волнуйся, Сай-Сай. Негодяй мертв. Я сам там был и видел, как он утонул.

— Но тела нет, верно? — изо рта гоблина вырвался нервный смешок. — Простите, детектив Гиллиган. Я понимаю, что вас обижают подобные заявления, но это выше моих сил.

— Если бы мог, собственноручно выловил проклятый труп и показал его вам, — с трудом сдерживая раздражение, сказал я.

— Однако вы не можете, — развел руками флорист. — А я, в свою очередь, не могу заставить себя поверить, что мы снова в безопасности. Ладно, от этих разговоров все равно нет проку… Вам, как обычно, два букетика незабудок?

— Ты крайне догадлив, Сай-Сай.

— Догадливость тут ни при чем, детектив Гиллиган, — мотнул головой старый гоблин. — Вы заходите в мой магазин ровно три раза в год на протяжении многих лет и каждый раз берете незабудки. Так что, едва вас увидев, я сразу понял, за чем вы пришли.

— В вас пропадает неплохой детектив.

— Может, и так. Но Шар рассудил иначе, — развел руками Сай-Сай. — И я с радостью принимаю свое предназначение. Да и не представляю себя, признаться, кем-то иным. Мой отец торговал цветами, дед занимался тем же… Мне даже не пришлось учиться этому ремеслу: родовая память делает свое дело. Конечно, я читал и продолжаю читать книги по цветоводству, дабы обеспечить моим малышкам лучший уход… однако это лишь неизбежная шлифовка природного дара.

Упаковав незабудки в прозрачную пленку, он обернул стебли черной траурной лентой и протянул цветы мне.

— Конечно, люди тоже могут стать неплохими флористами, — продолжил Сай-Сай, принимаясь за второй букет, — но отдать ремесло вам — значит лишить искусство его души.

— А как же Кайл Мейси? — вырвалось у меня.

— А что Кайл? — неожиданно ощетинился Сай-Сай.

— Ну… Он ведь тоже был избран Шаром на роль цветочника?

— Время покажет, насколько верным оказалось это решение, — процедил гоблин.

Никогда прежде я не видел, чтобы он так сердился. О чем бы ни заходила речь, Сай-Сай всегда оставался спокоен и рассудителен, но тут завелся не на шутку.

— Выходит, ты ставишь под сомнение выбор Шара? — нахмурившись, спросил я.

— Я ставлю под сомнение талант Мейси, детектив Гиллиган, — шумно выдохнув, сказал гоблин. — Только и всего. Шар определяет для нас наиболее подходящее ремесло, но это не обязательно значит, что мы станем великими мастерами в выбранной области. Вполне возможно, мы просто ни на что иное не пригодны. Так и с Кайлом. Возможно, он станет революционером, а возможно, Шар предопределил ему судьбу флориста лишь потому, что с другими отраслями у Мейси дела обстоят еще хуже, чем с цветами.

Я молчал, наблюдая, как руки Сай-Сая уверенно ваяют из незабудок маленький шедевр.

— Время покажет, детектив Гиллиган, — вручая мне второй букет, повторил гоблин. — Пока же мы можем только гадать.

Отсчитав нужную сумму, я передал деньги флористу, и на том мы расстались: Сай-Сай вновь уткнулся в журнал прибылей и трат, а я, держа по букету в каждой руке, вышел из магазина и пошел по бульвару на восток. Меня ждало городское кладбище и угрюмые гранитные плиты с именами родителей.

Шагая по Цветочному бульвару, я размышлял о ситуации в городе. После визита на кладбище у меня была запланирована очередная встреча с Кротовски, на которой мы собирались обсудить вечернюю операцию в порту.

— Каким образом груз оказался на борту корабля? — удивился я, когда зомби пересказал мне подслушанное. — Из резервации некромантов ведь можно добраться только по суше.

— Ну, видимо, Моукер решил перестраховаться, — предположил Бенджамин. — К примеру, он вполне мог привезти груз в тот же Гултенбург, а уже оттуда по морю отправить в Бокстон.

— Не слишком ли сложно?

— Возможно, игра стоит свеч, — пожал плечами зомби. — Конечно, Бессонное море таит в себе немало сюрпризов — вроде шторма с последующим затоплением всего груза, — но на суше проблем не меньше. Одинокого путника могут ограбить разбойники, а большой караван обратит на себя ненужное внимание властей и повлечет неизбежные затраты на провиант, содержание самоходок и запасных грайверов… В общем, мороки с сухопутными перевозками ничуть не меньше.

Слова Кротовски показались мне убедительными, и мы сменили тему.

Мой взгляд, самовольно скользящий по окружающим домишкам, случайно наткнулся на вывеску «Букетной долины». Неожиданно для самого себя я замер, будто в нерешительности, и, глупо хлопая глазами, уставился на нее.

Зайти?

Но зачем? У меня ведь уже есть два букета для родителей.

И все же я почувствовал, что не смогу пройти мимо. Что должен увидеть его, самолично убедиться, что новая надежда человечества жива и здорова.

— Добрый день, сэр! — воскликнул Кайл Мейси, лучезарно мне улыбаясь.

Он был, как всегда, слегка растрепан, но при этом светел и достаточно свеж. В силу возраста Кайл еще не обзавелся жесткой мужской щетиной; лицо его покрывал мягкий юношеский пушок, светлый и почти незаметный. Самое главное отличие этого парня от плеяды гоблинов, подумал я, заключается в его восторженном взгляде. Он хочет жить, любит жизнь и, кажется, не подозревает даже о миллиарде различных неприятностей, которые поджидают за ближайшим углом. Мейси еще не разочарован в окружающем мире, и хрустящие доллары со звенящими центами волнуют его не так сильно, как сама возможность творить. Он думает только о флористике, и потому его искусство лишено примесей обыденности и повседневности.

Именно в этом заключается его шарм, именно это стирает грань между ремеслом и магией и придает образу Кайла этакой «волшебности».

А люди ведь любят волшебство, не так ли?

— Чем могу помочь? — охотно спросил Мейси.

— Детектив, сэр! — сидящий в углу сержант, поняв, наконец, кто перед ним, отбросил в сторону свежий номер «Вечернего Бокстона» и спешно вскочил со стула. — Простите, я не сразу увидел, что это вы…

— Ах, не сразу увидели… — я быстрым шагом пересек зал и, остановившись в футе от сержанта, прошипел:

— За это время я мог три раза прикончить мистера Мейси, сержант. Вас для чего сюда прислали? Чтобы охранять хозяина магазина? В таком случае займитесь делом, а не газетенки читайте! Вам ясно?

Он охотно кивнул, надеясь тем самым закончить моральную экзекуцию. Я удовлетворенно хмыкнул и, оглядевшись по сторонам, спросил:

— А где же ваш напарник?

— Отошел… по личным делам, сэр.

— По личным делам… — медленно протянул я, уперев руки в бока. — Нет, ну если по личным, то, конечно, ничего страшного! Если убийца вдруг подойдет, вы же обязательно ему скажете, чтобы подождал, пока ваш напарник не вернется. Думаю, он пойдет вам навстречу и согласится чуток повременить с покушением.

На сержанта было больно смотреть. Впрочем, сам виноват, нечего спать на работе. От его собранности, возможно, зависит судьба всего города, а он сидит, листает газету и даже не осознает всей важности своей миссии.

— Простите нас, сэр, — выдавил сержант.

— Передо мной вам извиняться не в чем, — покачал головой я. — Но вы могли подвести мистера Мейси.

— Мистер… детектив? — осторожно позвал меня Кайл.

— Да, мистер Мейси? — ненадолго задержав взгляд на сержанте, я повернулся к хозяину магазина.

— Простите, что вмешиваюсь, но вы, сэр, кажется, немного возбуждены, — отметил флорист с виноватой улыбкой. — И, хоть это совсем не мое дело, могу ли я предложить вам чашечку зеленого чая? Он успокаивает нервы и приносит расслабление, уверяю вас, я сам его пью!

— У вас что же, тоже с нервами проблемы? — смерив собеседника недоверчивым взглядом, осведомился я.

— Вовсе нет! — рассмеялся цветочник. — Зеленый чай — он ведь не только для нервных. Все мы бываем раздражены или возбуждены то ли от переизбытка эмоций, то ли от банальной усталости. Чай лишь позволяет нам снять напряжение и перевести дух. Проблема большинства живых существ заключается в том, что они не видят разницу между прекращением труда и отдыхом, а ведь она колоссальна! Отдых — тоже работа, мистер детектив, но не с целью потратить энергию, а с целью ее накопить…

Я слушал его, не в силах скрыть дружелюбную улыбку: Кайл говорил с таким воодушевлением, будто речь шла не о банальном дуракавалянии, а о чем-то глобальном и несказанно важном, вроде спасения мира или изобретении эликсира бессмертия. Твоя жизнь под угрозой, парень, но ты этого попросту не осознаешь. Тебя куда больше волнует разница между прекращением труда и отдыхом да зеленый чай с пестрыми букетиками, которые ты сворачиваешь из разномастных цветов. Я старше тебя всего на четыре года, но между нами — пропасть. Твои проблемы кажутся мне несущественными; мои тебе не понятны вовсе.

— Так что, мистер детектив? — закончив рассказ о чудесных свойствах зеленого чая, вновь спросил Кайл. — Позволите вас угостить?

— Валяйте, — сдался я.

Он просиял и, пообещав вернуться раньше, чем мы успеем соскучиться, скрылся в коморке, где, по всей видимости, хранились чайные принадлежности. Дабы не мять незабудки зазря, я положил их на стойку и вновь повернулся к опальному сержанту. Тот в нерешительности переминался с ноги на ногу.

— Стыдно должно быть, — сказал я с усталым укором. — Это ведь не рядовая операция. И то, что капитан отрядил для охраны цветочника именно вас двоих, означает, что он доверяет вам больше, нежели другим.

— Я понимаю, сэр… — тихо ответил собеседник. — И мне действительно стыдно за то, что…

Душераздирающий крик из коморки оборвал его на полуслове. Первые две-три секунды мы стояли, удивленно глядя друг на друга, а потом я метнулся к стойке и, с разбегу перемахнув через нее, бросился к ведущей в подсобку двери.

То, что я обнаружил внутри, заставило мое сердце предательски екнуть.

Кайл в неестественной позе лежал на полу, среди осколков разбитых фарфоровых кружек и чайника, на темных от пролитого чая досках. Из раны на голове цветочника непрерывно сочилась кровь. Кроме него, в коморке никого не было.

Я метнулся к задней двери и, выскочив наружу, оказался в проулке. К несчастью, злоумышленника уже и след простыл. Оставалось только дивиться его неслыханной прыти. Оглядевшись по сторонам и не найдя ничего примечательного, я вернулся в коморку.

— Боги, боги… — приговаривал сержант.

Опустившись на корточки рядом с цветочником, он пытался нащупать его пульс. В ответ на мой вопросительный взгляд сержант обреченно покачал головой.

Я тихо чертыхнулся.

Вторая жертва за два дня, да какая!..

— Позвоните дежурному, — распорядился я. — Пусть пришлет Гафтенберга и санитаров как можно скорей.

Сержант отрывисто кивнул и скрылся в помещении магазина. Я же решил осмотреться и практически сразу отыскал орудие убийства: неподалеку от тела валялся окровавленный кирпич с привязанным к нему бумажным листом. Я на негнущихся ногах обошел труп Кайла и, наклонившись, поднял находку с пола.

— «Око за око», — прочел я на испачканной кровью бумаге.

Кирпич выпал из моих рук и, лишь самую малость разминувшись с правой туфлей, вновь сотряс доски пола.

Война объявлена. Уже неважно, кто нанес удар — гоблин или умелый провокатор, решивший продолжить дело почившего в Бессонном море психопата. Скоро реки крови затопят Цветочный бульвар. Гоблины и люди начнут рвать друг другу глотки, а мы, полицейские, будем пытаться утихомирить этот сумасшедший дом и разогнать душевнобольных по палатам.

Синее пламя горелки неожиданно привлекло мое внимание. Судя по всему, прежде Кайл грел на ней чайник.

А что, если?..

Строго говоря, это, конечно, не выход. Сокрыв записку, мы лишь отложим катастрофу, но не предотвратим ее. Однако в таком случае нам, возможно, хватит времени, чтобы разобраться в ситуации и покарать виновных раньше, чем Бокстон обрушится в пучину хаоса. Грех не воспользоваться таким шансом.

Дожился, Тайлер… Готов нарушить закон, чтобы его защитить… Чего от тебя ждать в дальнейшем?

Спрячься в будку, глупая совесть. Я знаю, что делаю.

Сорвав записку с кирпича, я поднес ее к огню. Бумага легко занялась, и я с замиранием сердца уставился на измятый лист, который чернел и сворачивался буквально на глазах. Когда начало жечь пальцы, я отпустил обугленную записку, и она устремилась вниз, к полу, на лету рассыпаясь золой. Решив больше ничего не трогать, я отправился в магазин, где сержант посредством допотопного телефона сбивчиво объяснял капитану Такеру, в какое дерьмо мы вляпались.

Усевшись на стул у стены, я прислонился к ней затылком и закрыл глаза.

Кажется, Мейси все-таки ошибся насчет зеленого чая.

Пока что он не снимал напряжение, а только усиливал его.

* * *

Я ломился сквозь чащу, и деревья безжалостно раздирали мои руки, ноги и лицо своими корявыми лапами. Меня подгоняли голоса.

— Куда делся этот гаденыш? — вопрошал один.

— Кажется, в лес побежал! — отвечал ему другой.

— Мелкая тварь!.. — рычал первый.

Я не оглядывался. Зажав корзину под мышкой, мчался вперед, не разбирая дороги и стараясь не думать о том, что мои преследователи сделают с мелким воришкой, испортившим милый семейный пикник.

Отец и мать учили меня, что красть — это плохо. Но что я мог поделать, если до жути хотел есть, а тетушка Агния не слишком любила готовить? В принципе, она и дома-то появлялась редко, так что я шастал, где только мог, в компании таких же заброшенных ребятишек. Объединенные общей целью — наесться от пуза, — на выходных мы часто паслись у реки. В конце недели многие семьи стекались на берег Серпантинки, где с удовольствием загорали, удили рыбу и конечно же лакомились всяческими вкусностями, о которых беспризорники вроде нас могли только мечтать. Каждый выбирал себе «жертву» из числа отдыхающих и, улучив момент, похищал корзину со снедью, а после мы собирались вместе и пировали, точно короли. И хоть я уже изрядно поднаторел в кражах, в тот день все пошло наперекосяк.

Ноги несли меня вперед, и я даже гадать не пытался, где в итоге окажусь. Тропка вполне могла привести меня в логово хищников, не слишком хорошо знающих человеческие законы, но отлично различающих съедобное и несъедобное. Преследователи, надо думать, дали бы мне по шее и отпустили, возможно, передали бы меня полицейским, но уж точно не стали бы есть. С волками такой уверенности не было, и, тем не менее, перспектива встречи с ними пугала меня куда меньше.

Впрочем, никаких волков я в итоге не встретил. Вывалившись из очередного кустарника, я споткнулся о камень и плюхнулся на землю. Падая, чисто инстинктивно перевернулся на левый бок, чтобы не помять корзину. Сморщившись от боли в ушибленной ноге, я, однако, решил не разлеживаться и мигом вскочил на ноги.

— Так-так, — внезапно послышалось за спиной.

Я замер в нерешительности. Голос, бархатистый, мягкий и обволакивающий, был мне незнаком. Откуда же взялся его обладатель в глухой чаще леса?

Наверное, это полицейский, вдруг подумал я. Обогнал меня, чтобы выловить на этой вот полянке, и теперь наверняка за шкирку утащит прямиком в городское управление. А уж там со мной миндальничать не станут: упекут в детский дом, где придется сидеть целых три года — до самого предназначения.

Тем временем, пока воображение рисовало безрадостные картины моего вероятного будущего, незнакомец осведомился:

— Ты откуда такой взялся, паренек?

Сглотнув набежавший в горле ком, я наконец-то осмелился повернуться к собеседнику лицом. Если это и был полицейский, то отставной — морщинистая харя, седая борода и серо-бурое рубище, заменявшее ему плащ, вряд ли являлись частью маскировки. Да и клеймо у него на скуле было какое-то странное, мной ранее не виданное, — череп, покрытый паутиной из трещин. Может быть, этот дед — беглый преступник или сумасшедший, вроде мистера Бизли, некогда жившего по соседству с тетушкой Агнией? Даже моя бедовая опекунша сторонилась того чудаковатого мужика, любящего по пьяному делу размахивать ножом и орать пиратские песни на ежевичном.

— Ты немой, что ли? — снова подал голос седобородый.

— Нет, — буркнул я, понимая, что дольше отмалчиваться не получится.

— Значит, просто неразговорчивый?

Я переминался с ноги на ногу, не зная, что ответить, и готовясь в случае опасности снова дать деру.

— Ладно. Примем за согласие, — со вздохом решил старик.

Он еще раз придирчиво осмотрел меня с ног до головы. Я почувствовал себя товаром на прилавке, этаким куском мяса, который разглядывает дотошный покупатель. Может, он и вовсе людоед, этот странный бородач, облаченный в ветхое тряпье? Я всерьез задумался о побеге, когда незнакомец внезапно спросил:

— А скажи-ка мне, паренек, веришь ли ты в судьбу?

— В судьбу? — неуверенно пробормотал я, решив, что ослышался.

— Ну да. Ты ведь, надо думать, не из дома эту корзину тащишь? — он взглядом указал на мою добычу.

Я невольно еще крепче прижал свой трофей к груди.

— А вам какое дело до моей корзины? — спросил, хмуро глядя на старика снизу вверх.

— Мне-то никакого. А вот полицейские заинтересовались бы, откуда у такого помятого паренька взялась подобная вещица. Ты, надо понимать, уличный воришка?

— Нет.

— Но воруешь?

— Я просто хотел есть, — не выдержал я.

— Ты что же, беспризорник?

— Нет.

— А где твои родители?

— Умерли, — нехотя выдавил я.

— А говоришь, не беспризорник, — задумчиво протянул незнакомец.

— Нет. У меня есть тетя, у нее живу, — хмуро буркнул я.

— Но тетя, видимо, не слишком заботится о племяннике, верно? — грустно улыбнулся старик.

Я молча опустил голову, пряча взгляд в землю.

— Ладно, не отчаивайся, паренек, — сказал незнакомец, видя мое смущение. — Я тебя полицейским не выдам.

— Почему? — я вновь решился посмотреть на него, в этот раз — удивленно.

— Потому что ломать жизнь такому пареньку, как ты, из-за пары бутербродов было бы слишком жестоко.

— А какой я паренек? — осмелев, спросил я.

— Необычный, — старик так и пожирал меня глазами. — Очень необычный…

По спине моей побежали мурашки. Внезапный интерес седобородого старца к такому малолетнему разгильдяю, как я, показался мне странным.

— Кто я, по-твоему? — внезапно спросил старик.

— Кто вы?

— Ну да. Ты, возможно, считаешь меня разбойником? Или же сумасбродом, который укрывается в лесу? Ну же? Удиви меня, паренек!

— Всего понемногу… наверное, — неопределенно повел плечом я.

Старик с пониманием улыбнулся и сказал:

— А татуировка на моей правой скуле тебе ни о чем не говорит?

— He-а. Я такую раньше не видел.

— И это совсем неудивительно, — отчего-то хмыкнул седобородый.

Причина его странного веселья стала ясна мне уже в следующую секунду, когда он, приосанившись и горделиво вскинув бородатый подбородок, неожиданно заявил:

— Я — некромант, паренек. И имя мое — Ромидаль…

* * *

— Да на тебе лица нет, Гиллиган, — заметил Бенджамин, встревоженно глядя на меня. — Что стряслось?

— Кайла убили, — рухнув на лавку, мрачно ответил я.

В «Скупом лепреконе» было неожиданно тихо и безлюдно, словно все детишки Бокстона разом слегли с простудой, а взрослые дружной гурьбой ринулись их лечить. Карлы-разносчицы, вертя круглыми головами из стороны в сторону, откровенно скучали у стойки.

Кротовски, заслышав о гибели цветочника, тихо присвистнул.

— Сочувствую, Гиллиган, — зомби легонько коснулся моей руки: его пальцы были холодны, точно лед, но я сдержал гримасу неудовольствия, понимая, что Бен хотел меня приободрить, а не обидеть. — Но не отчаивайся. Слезами делу все равно не поможешь.

— А тут уже ничем не поможешь, — угрюмо пробормотал я. — Ему проломили башку, старик, и мозг умер раньше, чем он доехал до морга. Я не смог вытянуть из него ни слова.

— Хреново дело, — констатировал Бенджамин, почесывая скулу с изображением указки и очков.

— Хреновей некуда, особенно если учесть, что иных улик у следствия попросту нет. Кто-то швырнул в него кирпичом и смылся. Ничем не напоминает заказное убийство, верно? Однако проделано все донельзя чисто…

Я рассказал Бену о недавнем визите в «Букетную долину». Он слушал как обычно внимательно, не перебивая, лишь изредка кивал, соглашаясь с моими догадками.

— Что тебе сказать, признаться, даже не знаю, — медленно произнес Кротовски, убедившись, что я закончил. — Складывается впечатление, что кто-то безумно хочет насолить Мохнатому Тони и, прицепом, управлению полиции, стравив гоблинов и людей.

— Я грешу на Каталину, — нехотя признался я.

— Да уж, для Бычары план чересчур мудреный, — усмехнулся Бенджамин. — Хотя его тоже нельзя недооценивать.

— Я исходил из того, что Цветочный бульвар куда ближе к Востоку, чем к Западу, — объяснил я. — Иначе говоря, хаос на северо-востоке отвлекает внимание от северо-запада, чем Каталина, надо думать, не преминет воспользоваться.

— А я тебе скажу, что это запросто может быть Пересмешник. Пока на Севере пожар, никто не ждет неприятностей с Юга.

Я кивнул, мрачно глядя в стену напротив. Масса версий, одна другой интересней, но никаких улик, кроме пресловутой записки, оставленной будто нарочно, у нас не имелось. Сомнений в том, что мы столкнулись с умелой провокацией, практически не было, но осознание этого ни на йоту не приближало наш чудной тандем к нахождению главного виновника поглотившей Север кутерьмы.

— Вообще, записку ты, конечно, сжег не зря, — отметил Кротовски, нарушая неловкую паузу. — Пусть это «не по-полицейски», но с точки зрения здравого смысла, безусловно, лучшее решение из возможных. Это «Око за око» просто взорвало бы газетные заголовки. Жадные до сенсаций репортеры не дали бы решить вопрос мирно… Кстати, я немного не понял: капитану ты об этом послании сказал?

— Нет, — пряча взгляд, буркнул я. — О нем известно только тебе и мне.

— О… — голос Бенджамина предательски дрогнул. — Что ж, спасибо за доверие, Гиллиган. Но не думаешь ли ты, что обманывать босса, мягко говоря, нехорошо?

— Шефу и без того придется врать прессе о спешном отъезде Кайла в Паркстон, — поморщился я. — Не хочу втягивать его еще и в эту ложь.

— Тоже верно, — согласился Кротовски. — Что ж, как знаешь. Желаешь нести это бремя в одиночку — пожалуйста. Не могу тебя за это осуждать.

— Вот и хорошо. А теперь давай временно оставим дело Кайла в покое и сосредоточимся на другом, не менее важном деле — речь, как ты наверняка догадался, о вечерней операции в порту.

Зомби охотно кивнул, и я продолжил:

— Хорошенько все обдумав, я пришел к выводу, что тебе сегодня лучше там не светиться. Не потому, что ты можешь что-то испортить, — спешно добавил я, видя разочарование Бена. — Просто не вижу большой необходимости рисковать.

— Тебе видней, — пожал плечами Кротовски. — Но хоть планом ты со мной поделишься?

— Да плана, по сути, и нет. Расположимся в одном из магазинчиков неподалеку от пирса и, когда корабль причалит, накроем ублюдков. Как-то так.

— Сколько возьмешь людей?

— Человек двадцать — тридцать. «Птенцов» там, надо думать, будет целая орава, — не каждый день в город приходит артефакт из Дикого края — так что лучше перестраховаться.

— А что насчет Пересмешника? Думаешь, он объявится?

— Честно сказать, долго ломал голову на этот счет, но так и не пришел к однозначному выводу, — признался я. — С одной стороны, чего ради ему светиться рядом с запретным грузом — он, может, и псих, но не идиот, должен понимать, что, если его застукают с артефактом в руках, ни один адвокат уже не избавит пернатого от полосатой робы. С другой стороны, если это действительно ценнейшая вещь, Пересмешник вряд ли захочет иметь дело с лишними посредниками. Слухами земля полнится, а он ведь параноик, каких поискать. В общем, я, конечно, готовлюсь к худшему, но чем Вирм не шутит? Глядишь, и слопаем крупную рыбу.

— Ну что ж, посмотрим, чем дело кончится, — сказал Бенджамин.

На том наша встреча подошла к концу. Попрощавшись, я развернулся, чтобы уйти, когда он внезапно спросил:

— А что же кладбище? Все-таки сходил?

— Нет, — помрачнев, ответил я. — Лучше потом, когда все уляжется, навещу их. В спокойной обстановке.

Мертвецов мне и без того хватает, хотел добавить я, однако вовремя спохватился и промолчал: таковая формулировка вполне могла обидеть моего покойного друга.

Так мы и расстались — без лишних слов.

* * *

Дом Каталины находился буквально в паре кварталов от моего, поэтому я не долго сомневался, нанести ей визит сегодня или все-таки отложить его до завтра. Это было дельце из разряда «зайти по пути» — вроде как брел мимо бакалеи и решил купить петрушки. Целенаправленно бы не пошел, а так, между делом, — почему бы и нет? Вот и я свернул к дому Западной Лисицы ровно по той же причине.

— Добрый день, сэр, — поприветствовала меня темноволосая девушка в костюме дворецкого. — Чем могу помочь?

Тут она увидела мое клеймо полицейского и невольно охнула. Изумрудные глаза забегали из стороны в сторону, а губы искривились в робкой улыбке. Судя по всему, она просто не знала, как себя вести. Решив не травмировать психику девушки зря, я представился:

— Детектив Тайлер Гиллиган, мэм. Я бы хотел побеседовать с миссис Клемманс. Она у себя?

— Да… Но я не знаю, сможет ли она вас принять, — тут же уточнила собеседница. — Миссис Клемманс — крайне занятой человек.

— С каких это пор домоседы стали крайне занятыми людьми? — подозрительно сощурился я.

Дворецкая, поняв, что сказала глупость, тихо охнула и закусила нижнюю губу.

Западная Лисица, подобно трем другим преступным боссам столицы, ловко обвела предназначение вокруг пальца, заключив брак с прирожденным бизнесменом. Свадьба состоялась около десяти лет назад; в тот достопамятный день Каталина беспощадно женила на себе не лишенного таланта, но до жути слабовольного паренька по имени Джим Клемманс. За глаза его звали Джимми Ширма, потому что он, по сути, ею и являлся: прикрываясь клеймом торговца на правой скуле мужа, Каталина беззастенчиво вкладывала деньги в крайне сомнительные аферы. Власти об этом знали, но для судебного обвинения у полиции было слишком мало фактов… точнее, их не было вовсе, ведь миссис Клемманс никогда не подписывала бумаги своим именем — для этих целей у нее имелся преданный Джимми.

В общем, девица определенно умела вести дела из тени.

И потому вдвойне странно, что на такую хитрую и мудрую особу работают столь глупые пигалицы, как моя темноволосая собеседница.

— Проходите в гостиную, я скажу миссис Клемманс, что вы пришли, — не придумав ничего лучше, выпалила девушка и спешно устремилась прочь.

Я тихо хмыкнул и, войдя, плотно закрыл за собой дверь. Внутри пахло благовониями — персик с примесью жженого яблока. Своеобразное смешение ароматов, но раз хозяевам нравится, не смею их судить. Пройдя к дивану, я опустился на мягкие подушки и не сдержал блаженного вздоха: до чего же удобно!.. Моя покосившаяся кушетка и рядом не стояла. Хорошо быть преступником, что ни говори. Я бы тоже, наверное, смог, если бы нашел способ задушить свою совесть.

Запрокинув голову, я уставился в потолок. Заморские обои, белые в черный штрих, позолоченная люстра с шестью пухлыми, в три пальца толщиной, свечами… Нет, Каталина определенно знала, чего хочет от жизни.

Звук шагов отвлек меня от мыслей.

— Миссис Клемманс? — спросил я, не оборачиваясь.

— Неплохо устроились, детектив, — сказала хозяйка Запада, огибая диван и усаживаясь в кресло по другую сторону от журнального столика.

Я оторвал затылок от спинки дивана и уставился на Каталину. С нее можно было писать картины. Длинные стройные ноги, узкая талия, тонкие ухоженные руки и высокая грудь. Лицо красивое, точно у фарфоровой куклы, — с точеными скулами, чудесными ямочками и слегка вытянутое вперед, — но с живыми карими глазами. Статная и властная, как подобает истинной наследнице клана Раст, Западная Лисица уверенно шла по жизни, поражая своей красотой каждого встреченного мужчину.

Интересно, имеет ли Джимми Клемманс доступ к телу? Если да, то я прекрасно понимаю, почему он согласился стать Ширмой.

— Так какими судьбами? — спросила миссис Клемманс, не обращая внимания на мой назойливый взгляд.

— Хотел задать вам пару вопросов, — сказал я, разминая шею. — Не против, если я закурю?

— Курите, — равнодушно пожала плечами Каталина. — Пепельница на столе не для красоты.

— Уж больно чистая, — достав из кармана пачку, заметил я. — Поэтому решил уточнить.

— Она чиста лишь потому, что вы заходите редко, — игриво улыбнулась девушка.

— Так я в этом доме, оказывается, желанный гость? — слегка опешив, хмыкнул я.

— Более чем, — промурлыкала Западная Лисица и озорно подмигнула, чем окончательно вогнала меня в краску.

— Кхм… Давайте не будем тратить время на пустую болтовню? — предложил я.

— Как вам будет угодно, — с победной улыбкой пожала плечами миссис Клемманс и, закинув ногу на ногу, насмешливо посмотрела на меня из-под длиннющих ресниц.

— Вам известно что-либо о событиях на Цветочном бульваре? — напрямик спросил я.

— Если вы о смерти слепого гоблина-флориста, то я читала об этом в газете, — морщась, пояснила миссис Клемманс. — Но на этом мои познания заканчиваются.

— Странно это слышать.

— Отчего же?

— Ну, у вас ведь там несколько магазинчиков. Не боитесь, что ваших продавцов постигнет та же участь?

В ее карих глазах вспыхнули недобрые огоньки, а правая бровь причудливо выгнулась.

— «Ваших продавцов»? — переспросила Каталина, недовольно надув пухлые губки. — Что вы хотите этим сказать?

Внезапно я понял, что злоупотребляю ее гостеприимством. И куда, Вирм меня забери, подевалась моя осторожность? По бумагам все магазины принадлежат Джимми Клеммансу. Утверждать, что ими владеет Каталина, — все равно, что открыто упрекать Западную Лисицу в несоблюдении предназначения. Будь у нее свидетель, она могла бы обвинить меня в клевете и легко выиграть дело, тем самым лишив меня крупной суммы денег, репутации и, возможно, даже свободы.

Следи за языком, парень, наставительно сказал я сам себе, а для миссис Клемманс уточнил:

— Под «вашими» я конечно же имел в виду продавцов, работающих на вашего мужа. Просто вы ведь с ним семья, у вас вроде как все общее…

— Так вот вы о чем! — картинно всплеснув руками, воскликнула Каталина. — А я уж было решила, что вы и меня записали в совладельцы!

Я с огромным трудом выдавил из себя улыбку.

Еще издевается, лиса!..

— Рад, что вы наконец меня поняли, — сказал я, ничуть не кривя душой. — В общем, убийство Фег-Фега немало всполошило обитающих на бульваре гоблинов, и потому мы хотели бы предложить вам… или, точнее, вашему мужу свою посильную помощь.

— Простите, но я не слишком поняла, — призналась девушка, — о какой помощи идет речь?

— Мы бы могли отрядить наших людей для охраны его магазинов и…

— О, нет, нет, нет! — перебив меня, замотала головой Каталина. — Спасибо, но не стоит.

— Почему же?

— Не сочтите за оскорбление, детектив, но присутствие полицейских вовсе не способствует продажам, — голос Западной Лисицы был буквально пропитан ядом. — Понимаете, самый обычный человек, даже без греха за душой, в присутствии сотрудника управления будет чувствовать себя… хм… не в своей тарелке. Так что, полагаю, обнаружив внутри полицейского, этот человек просто пойдет в другой магазин. А мой муж не для того приобретал все эти цветочные лавки, чтобы люди покидали их, ничего не купив.

— Понимаю… Что ж, очень жаль. Это весьма облегчило бы жизнь и нам, и вам.

— Насчет «нас» я бы не была так уверена. Но, в любом случае, спасибо за беспокойство, — горячо поблагодарила девушка. — Я передам мужу ваши слова. Думаю, он тоже будет тронут.

Я ткнул бычком в девственно-чистое донышко пепельницы. Поверхность мигом покрылась крохотными черными хлопьями. Мне сразу вспомнилась записка «Око за око», которую я сжег, коморка с трупом Кайла Мейси на полу и пепел, летящий во все стороны и растворяющийся в окружающей серости подсобки. Безумно жаль паренька, мог бы немало радости принести людям, а заодно и гоблинам доказать, что человеческая раса тоже способна рождать талантливых флористов.

Работа в полиции учит относиться к смерти проще. Смысл в том, что человек умереть может, но город и тем более страна — не должна. То есть, человеческая жизнь, вне всяких сомнений, бесценна, но если стоит выбор между спасением одного человека и целого королевства, полицейский обязан пожертвовать этим человеком ради спасения страны. Все пять лет, что я обучался в полицейской академии, мне упорно вдалбливали этот постулат. Личность важна, но государство важнее. И ты должен помнить об этом всегда. Смерть Кайла Мейси — трагедия одного человека. Смерть Бокстона — это тысячи сломанных жизней.

— Что-то еще, детектив? — спросила Западная Лисица, отвлекая меня от раздумий.

— Пожалуй, что нет. По крайне мере, пока.

Я, кряхтя, поднялся с дивана. Каталина встала вслед за мной.

— Проводите? — спросил я, глядя в ее карие глаза.

— Конечно, — охотно кивнула она.

Мы устремились к двери. Дворецкая уже дежурила там. Она попеременно смотрела то на меня, то на Каталину, неуверенно улыбаясь при этом. Когда мы подошли совсем близко, девица поспешно отворила передо мной дверь. Я благодарно улыбнулся и шагнул за порог, однако сразу не ушел — обернулся, чтобы снова встретиться взглядом с хозяйкой Запада.

— Что-то еще, детектив? — спросила она, выгнув изящную бровь.

— Извините, если чем обидел, миссис Клемманс, — слова эти дались мне с явным трудом, ведь я, будучи полицейским, обращался к преступнице, причем не какой-то мелкой воровке, а одной из Квартета!.. Но в тот момент я чувствовал, что это необходимо. Слова сами просились наружу, мне нужно было лишь позволить им слететь с языка.

— Вам не за что извиняться, — губы ее тронула неожиданно беззлобная улыбка. — Мы просто не сразу поняли друг друга. Всего хорошего, детектив.

— Всего хорошего, — отозвался я.

— Заходите, — сказала она напоследок.

А уже в следующий миг дубовая дверь скрыла от меня ее чудесное лицо.

И все-таки повезло этому Ширме, думал я, шагая по Солнечной улице в сторону своего дома. Каталина, конечно, негодяйка, но до того обаятельная, что поверить в ее порочность очень и очень сложно.

До самого вечера перед моим внутренним взором стояла очаровательная улыбка Западной Лисы.

* * *

— Порядок, сэр? — спросил один из «ураганов», наблюдая, как я, сидя на корточках, дымлю очередной сигаретой.

«Ураганами» в управлении называли спецов из отряда быстрого реагирования. Каждый из этих ребят отлично управлялся с пистолетом, ножом и собственным телом. Опытный «ураган» мог прикончить человека голыми руками; для него это было не сложней, чем для меня — высморкаться или сплюнуть.

— Порядок, боец, — отозвался я. — Следи лучше за собой. Сколько до старта?

Мы оба, как по команде, вперились взглядами в сидящего у дальней стены парня, который неотрывно смотрел на циферблат наручных часов. Почувствовав наши взгляды, он нехотя сообщил:

— Семь минут до начала.

— Уже скоро, — кивнул «ураган».

Решив, что успею выкурить еще одну сигарету, если потороплюсь с этой, я с утроенной энергией взялся за дело. Верный револьвер, как обычно, дожидался своего часа в правом кармане куртки. Пока ехали на место, я лишний раз проверил барабан и убедился, что все шесть ячеек заняты патронами. Конечно, я надеялся, что до стрельбы дело не дойдет, но теперь, даже если ситуация выйдет из-под контроля, у меня найдется, что противопоставить «птенцам» Моукера.

— Пять минут до начала, — монотонным голосом сообщил наш «часовщик».

— Смотрите, не палите без особой нужды, — предупредил я, окинув взглядом собравшихся в здании «ураганов». — Нам не нужна кровь. Всех вяжем и везем в управление. Я ясно выражаюсь?

— Да, сэр, — нестройным хором ответили бойцы.

Надеюсь, другие «ураганы», те, которые сидят в соседних зданиях и сейчас меня не слышат, сами догадаются попридержать патроны в обойме. Не зря ведь операция называется «Захват», а не «Смертоубийство».

— Две минуты до начала…

— Что там снаружи, Шестой? — спросил я, затушив бычок подошвой.

«Ураган», сидящий рядом с крохотным чердачным окошком, поднес к глазам бинокль.

— Никакого оживления пока не видно… — он на миг запнулся, а потом спешно добавил:

— А не, вона наш корабль показался!

— Плывет, значит, — пробормотал я.

— Причаливает… — продолжал бормотать наблюдатель.

— Что с «птенцами»?

— Оживились. Видно, его и ждут.

— Моукер там?

— Похоже на то, сэр.

— Все готовы? — внутренне ликуя, спросил я у остальных.

— Да, сэр, — хором ответили «ураганы».

— Начинаем по плану. Подойдя, сразу не высовываемся — действуем только по моему приказу. И помните: огонь открывать дозволяется лишь в случае крайней необходимости, — на всякий случай уточнил я. — Всем ясно?

— Да, сэр.

Они, наверное, уже слегка утомились слушать одно и то же, но этот факт, честно сказать, меня не слишком волновал. Куда хуже, если мои слова все же пройдут мимо чьих-то ушей и сидящий поблизости «ураган», выйдя, тут же снесет башку самому Пересмешнику.

— Все, пришвартовался, — сообщил Шестой со своего насеста.

Он продолжал смотреть в бинокль.

— Время, — сообщил часовщик.

— Выходим, — скомандовал я. — Хорст с нами.

— Хорст с нами, — охотно откликнулись «ураганы».

Этими словами начинается любая подобная операция. Конечно, реальной пользы от поминания Хорста никакой, но на душе отчего-то легче становится, светлей. А «ураганы» вообще существа набожные, они Бирма боятся пуще чумки, а за порицание Хорста так морду свернут — мало не покажется. У них даже в кодексе прописано: «Идти в бой с именем Хорста на устах, дабы направил он руку вашу и мысль вашу». Не правило, скорее, просто напутствие, но «ураганы» стараются не нарушать — от греха подальше.

Дверь слегка приоткрылась, и Первый вынырнул наружу. За ним последовали Второй, Третий, Четвертый и Пятый. Шестой прикрывал товарищей сверху: для этих целей у него под рукой был мощный арбалет и целая сумка болтов. Стрелять из положения лежа «ураганов» учат еще на первом курсе академии, и все последующие годы они лишь шлифуют сей навык. Я покидал здание в составе второй пятерки: офицерам полиции, из-за их ценности (читай «неуклюжести и бесполезности»), запрещалось находиться в авангарде боевого отряда во время проведения операции.

Под покровом ночи «ураганы» споро приближались к своей цели. Я огляделся вокруг: никого. То ли те группы проспали, то ли у нашей часы спешат. Хотя, возможно, я попросту не могу различить наших спецов в окружающей тьме.

А вот стоящую на пятом пирсе компашку я видел, и притом довольно отчетливо. Навскидку их было человек десять, может, двенадцать-тринадцать, но не больше. В принципе, с таким количеством «птенцов» и один отряд вполне бы справился, тем более что вооружены прихвостни Моукера были абы чем, однако неоправданный риск я не любил. В конце концов, чем больше пистолетных стволов уставится на преступников, тем меньше шансов, что они вздумают сопротивляться аресту.

Интересно, не придет ли в их пернатые головы идея махнуть с причала в воду, дабы избежать справедливого наказания за контрабанду? В принципе, наплевать. Главное, чтобы самого Пересмешника такая идея не осенила.

Когда до пятого пирса осталось буквально несколько футов, я увидел, как в трюм корабля один за другим спускаются «птенцы» — вероятно, за грузом.

— Живей там, кретины! — услышал я до боли знакомый голос.

Глаза не подвели зоркого наблюдателя: великий и ужасный Пересмешник все-таки выбрался из своего уютного гнездышка, дабы самолично встретить могущественный артефакт. Я улыбнулся самыми уголками рта. Наконец-то у меня появится реальная возможность прижучить этого гада!..

Главное теперь — не спешить. Не выдать своего присутствия раньше, чем штуковина из Дикого края окажется в руках Алекса, чтобы на ее поверхности остались моукеровские отпечатки.

Я уже представлял себе допросную, буквально воочию видел, как сижу напротив Пересмешника, как затягиваюсь, выпускаю дым ему в лицо и, нагло глядя в его сморщившуюся рожу, говорю: «Ну вот и все, мистер Моукер, ваша песенка спета…».

— Эй, босс! — донеслось с палубы.

Я не видел лица говорившего, но, судя по обращению, это был один из «птенцов».

— Чего тебе? — раздраженно отозвался Моукер.

— Вы не могли бы подойти сюда… на минуточку?

— Чего там еще такое… — проворчал Пересмешник. — Ничего без меня сделать не можете! А ну-ка расступитесь, мать вашу!

«Птенцы» молча повиновались, и Алекс, растолкав их, шустро взлетел по трапу на палубу. Миг — и он скрылся из виду; судя по всему, нырнул в трюм. Крик, раздавшийся оттуда, переполошил всех ошивающихся поблизости чаек. Несчастные птицы, обиженно вопя, устремились в звездное небо.

Я нахмурился. Что там происходит? Меня подмывало дать команду к старту, но я убедил себя не спешить. Зачем пороть горячку? Им уже никуда от нас не деться. Они окружены.

А хозяин Юга тем временем продолжал разоряться. Я не мог разобрать слов, но понять, что Моукер возмущен, не составляло труда.

Когда он выскочил из трюма, я даже на секунду растерялся: резкие, судорожные движения, растрепанные волосы — Пересмешник явно был в смятении. Артефакта я в его руках не увидел, однако Алекс вполне мог положить его в карман или же повесить на шею, если это амулет на цепочке…

В любом случае, тянуть дальше было бессмысленно.

— Поехали, — сказал я так, чтобы меня услышал только Седьмой, стоящий по правую руку.

— Полиция! — воскликнул он, делая шаг вперед и влево, чтобы закрыть меня собой. — Всем оставаться на своих местах!

Моукер вздрогнул и, медленно повернув голову, уставился на приближающихся к нему бойцов. Его «птенцы» испуганно переглядывались и поднимали лапки кверху, понимая, что с этими копами шутить не стоит. Прыгать с пирса в Бессонное море не решился никто: то ли побоялись ноги переломать, то ли просто не додумались.

— Руки! — надрывались «ураганы». — Руки вверх поднимай!

— Так, чтоб я их видел!

— Поднимай давай, кому сказал?

Бойцы ловко укладывали бандитов на дощатый настил, после чего надевали на них наручники и снова вздергивали вверх. Я наблюдал за происходящим из-за плеча Седьмого, который по-прежнему стоял передо мной, держа черный пистолет в вытянутых руках.

А Пересмешник, не обращая внимания на происходящую вокруг суматоху, на стволы, глядящие ему в грудь, внезапно запрокинул голову и засмеялся — громко, от всей души. Его нелепая радость ошарашила меня; выпучив глаза, я смотрел на хохочущего Моукера и не мог понять, что его так развеселило. Когда мерзавца уложили рядом с другими, он невольно заткнулся, однако глумливая улыбка с лица Алекса так и не испарилась.

— Обыщите его! — велел я.

— Пусто, сэр, — сообщил «ураган», проверив содержимое моукеровских карманов.

Я кивнул, слегка разочарованный. Видимо, артефакт до сих пор находился в трюме «Маргариты».

Новый шум привлек мое внимание: это трап заскрипел под толстыми подошвами спецовских ботинок. Ураганы вели перепуганных матросов и капитана — его от других отличала фуражка, синяя куртка и неопрятная седая борода.

— Где артефакт? — спросил я, выступив из-за спины Седьмого.

— В трюме только селедка, сэр, — доложил «ураган», стоящий по левую руку от капитана.

Внутри у меня стало неожиданно холодно, будто я умудрился разом проглотить айсберг.

Конечно, делать выводы еще рано, ведь артефакт, возможно, спрятан в ящиках с рыбой. Но мне отчего-то мало верилось в подобную удачу. Интуиция подсказывала, что даже разобрав корабль по досточкам, я ничего не найду.

— Ну что? — услышал я насмешливый голос Моукера. — Я уже могу идти, господа?

Все — и «птенцы», и «ураганы», и я, и члены команды — разом уставились на этого странного типа. Даже сейчас, припечатанный к доскам пирса массивной тушей дородного бойца, хозяин Юга продолжал скалить зубы.

— Или у вас есть ко мне еще какие-то вопросы? — спросил Алекс, улыбаясь во все тридцать два.

Наглое поведение мафиози только подтверждало мои опасения.

Судя по всему, операция «Захват» закончилась полным провалом.

* * *

Пересмешник сидел на стуле и, притопывая ногой, едва заметно шевелил губами. Судя по всему, он напевал себе под нос, но услышать, что именно, мы могли, лишь войдя к нему в допросную.

Пока же мы наблюдали за Алексом из соседней комнаты, через зеркало-шпион. Интересно, Моукер хотя бы догадывается, что мы его видим? Вероятно, да, иначе вел бы себя куда спокойней.

— Как ребенок, — заметил капитан, пристально глядя на забавляющегося Пересмешника. — Сидит, урчит… Будто не в допросной, а в песочнице играет.

— Ну а чего ему переживать? — горько усмехнулся я. — Он даже армии своих адвокатов звонить не стал. Понимает, гад, что у нас против него ничего нет. Вчерашний арест отразится скорей на нашем имидже, чем на его. Так и вижу газетные заголовки типа «Полицейский произвол» или «Невиновность наказуема?..».

— Что говорит капитан «Маргариты»?

— Утверждает, что нигде не останавливался с самого Гултенбурга.

— Выходит, он изначально вез сельдь?

— Похоже на то.

— И где же тогда груз?

— Надо думать, прибыл другим путем, — предположил я. — А каким — неизвестно.

— То есть, ты хочешь сказать, встреча «Маргариты» в порту была всего лишь отвлекающим маневром?

— Похоже на то.

Капитан призадумался, а потом мотнул головой:

— Не вижу логики. Затевать подобную ерунду стоит только в одном случае: когда ты точно знаешь о грядущей облаве. А от кого, помимо нас с тобой, он мог о ней узнать?

— Кажется, я догадываюсь, куда вы клоните, — медленно произнес я. — Речь о моем информаторе, верно? Вы думаете, Моукер перекупил его?

— Не исключаю. А ты? — Такер пристально посмотрел на меня исподлобья.

— Считаю, что это невозможно. Я уверен в своем человеке.

— Мир слишком циничен, Тайлер, чтобы быть уверенным хоть в ком-то, — сказал капитан с грустью. Тоскливый взгляд скользнул по моему лицу и ушел в пол. — Личная выгода — вот единственная мотивация всех и вся. Думаешь, ублюдок с кирпичом убивал талантливого цветочника? Да хрен там плавал! Он всего лишь устранял помеху, не думая даже, сколько хорошего этот паренек мог бы сделать в будущем. Представляешь, каким циничным надо быть, чтобы совершить подобное? Кайл, он ведь как Хорстом отмеченный — улыбчивый, добрый, наивный… Не для этого мира, в общем. Но его все равно кто-то убил. А все потому, что нашими умами завладели деньги, пресловутые нули после единицы. И эта алчность, живущая в людях, нередко заставляет их совершать преступления во имя зеленого доллара. Так что я бы на твоем месте не был так уверен в осведомителе. В конце концов, у каждого есть своя цена.

— Он тут ни при чем, — настойчиво заявил я.

— Ну, в таком случае Моукеру просто неоткуда было узнать о грядущей облаве, — буркнул Такер, слегка разочарованный моим упрямством.

Мы вновь уставились на Пересмешника.

— Я им займусь, шеф, — сказал я. — По большей части, этот допрос, конечно, обычная формальность, но вдруг наша самодовольная птаха, окончательно расслабившись, сболтнет лишнего? Заносчивые типы, вроде Моукера, часто грешат чем-то подобным.

— Согласен, — кивнул капитан. — Попытаться стоит. Удачи.

Он хлопнул меня по плечу, и я, помахивая ключом от допросной, устремился на встречу с пернатым.

— А, детектив! — радостно воскликнул Пересмешник, едва я открыл дверь. — Вот и вы! А я тут уже развлекаюсь, как могу. Ночью в кутузке весь репертуар бокстонских менестрелей перепел.

— Дежурный рассказывал, — криво улыбнулся я. — Он до сих пор под впечатлением.

— Не денег ради, для души одной! — пылко заявил Моукер и, ткнув пальцем в наколку домоседа, добавил:

— Нам ведь, хранителям очага, только так и можно — задаром!

— Как, кстати, обстоят дела у Маргарет, вашей прекрасной жены? — спросил я, усаживаясь на свободный стул. — Как ее бизнес?

— Все, что называется, пучком, — хитро сощурившись, заявил Алекс. — Столько операций, контрактов и предложений… Вертится, словно белка в колесе! Ну а я со своей стороны поддерживаю благоверную, как могу.

«Бедняжка, — думал я, глядя в лицо Моукера, перекошенное самодовольной улыбкой. — И как ты до сих пор с катушек не съехала? Хотя, может, и съехала — просто мы об этом не знаем. Сидишь себе в подвале и с интересом смотришь в голую стену, будто это сцена театра „Маска“, а ты — в первом ряду, бок о бок с другими представителями столичной элиты…»

Маргарет Фейт не повезло несколько раз. Впервые — при рождении, ведь родись она мальчиком, Моукер даже не взглянул бы в ее (его?..) сторону. Потом — в восемнадцатый день рождения, когда Шар мог сделать мисс Фейт кухаркой, балериной или художницей. И еще раз — когда из всей группы экономисток Моукер выбрал именно ее. Вирм, да она могла вообще выскочить замуж за сокурсника, счастливо жить в том же Паркстоне и даже не знать о существовании Пересмешника…

Но удача отвернулась от нее, и в итоге несчастной девочке достался самый сумасшедший ублюдок во всей Чернике. Садист, изверг, настоящий псих. Держу пари, будь у Маргарет выбор, она предпочла бы этому браку жестокую казнь четвертованием.

Однако выбора у нее нет — ведь от мертвой женушки Пересмешнику никакого проку.

Вот уже двенадцать лет мисс Фейт живет с мужем, который милостиво позволяет ей гулять по саду и любоваться звездным небом из махонького окошка ее комнаты. «Птенцы» ухаживают за ней и следят, чтобы бедняжка не наложила на себя руки. Прецеденты, говорят, были.

— Да уж, миссис Моукер — настоящая умница, — с трудом сдерживая гнев, выдавил я.

— Ну, разумеется!.. — задорно хмыкнул Пересмешник. — А иначе стал бы я вверять ей свою жизнь!

— Давайте оставим эту тему? Вот и славно. Поговорим лучше о вашем вчерашнем посещении порта. С какой целью вы прибыли на пятый пирс, мистер Моукер?

— Решил прогуляться, подышать свежим воздухом.

— В компании десяти уголовников?

— Полегче на поворотах, детектив, — холодно сказал Алекс. Улыбка мигом слетела с его губ, а глаза превратились в две узкие щело, чки. — С чего это вы вздумали именовать моих дражайших спутников «уголовниками»?

— Вероятно, потому что часть из них уже успела побывать в местах не столь отдаленных, — равнодушно пожал плечами я.

— Это их прошлое, и от него уже никуда не денешься, — патетично вздохнул Моукер. — Но если даже всемогущий Шар дал им шанс, то почему моя жена не может?

— Миссис Моукер та-а-ак милосердна!.. — вырвалось у меня.

— Вы даже не представляете, насколько, — скромно потупив взор, проблеял Алекс.

Мне захотелось со всего размаха влепить лицемерному гаду звонкую оплеуху, свалить со стула и пинать ногами до тех пор, пока вся придурь из него не выйдет. Однако я прекрасно понимал, что эта мечта несбыточна, и потому лишь бессильно скрипел зубами, глядя в наглую физиономию сидящего передо мной шута.

— Ладно, — шумно выдохнув, сказал я. — С этим разобрались. Положим, вы действительно прибыли в порт, чтобы подышать воздухом, и преступное прошлое некоторых ваших спутников вас нисколько не смущало… Но зачем вы поднялись на борт корабля «Маргарита»?

— Из праздного любопытства.

— А вас не смутило, что это частная собственность?

— Но я ведь ничего с корабля не взял? — он нагло рассмеялся мне в лицо.

Нет, сволочь ты этакая, не взял. И этим сорвал нам всю операцию. Интересно, как на «произвол властей» отреагирует пресса? У нас ведь еще с убийцей Фег-Фега, по сути, неясность. А уж если газетчики прознают, что Кайл Мейси вслед за слепым флористом отправился в Покой, не берусь даже предполагать, насколько будут возмущены горожане.

Глядя в наглое лицо Моукера, я все больше уверялся, что вчерашний спектакль — не что иное, как умелая провокация. Вполне возможно, пока мы ждали артефакт в порту, его преспокойно доставили в Бокстон сушей.

Если он, конечно, вообще существует, этот проклятый артефакт.

— Эй, детектив! — позвал меня Моукер. — Вы чего, спите, что ли, с открытыми глазами? Мне домой надо, к жене, так что давайте уже скорей покончим с этим балаганом!

— А как же бессонная ночь в камере? — спросил я, глядя на него в упор. — Неужели вы не хотите получить компенсацию за причиненные неудобства?

— Да бросьте, — отмахнулся Алекс. — Я не настолько жаден. В конце концов, все ошибаются, и даже наша любимая полиция. Так что на первый раз я вас, так и быть, прощу.

Мои ладони сами собой сжались в кулаки. С трудом сдержав внезапный порыв гнева, я медленно произнес:

— Что ж, видимо, нам остается только поблагодарить вас за это одолжение. Иные бы не преминули довести это дело до суда.

— Ну, возможно, так поступил бы купец или политик, у которого каждая секундочка на счету, — улыбнулся Пересмешник. — Но я ведь обычный домосед, от меня не зависят судьбы города, страны или мира. Так что мое время не настолько ценно, чтобы я вставал в позу и требовал вашей крови, детектив.

— В таком случае еще раз спасибо — лично от меня, — неискренне поблагодарил его я. — Времена нынче и без того непростые, работы выше крыши, что называется… Вы ведь слышали об убийстве на Цветочном Бульваре?

— Слышал, конечно. Газетчики только о нем и пишут.

— Что думаете о случившемся?

— Думаю: «Как хорошо, что у Маргарет нет недвижимости на Бульваре!» — сказал Моукер с хищной улыбкой.

— Но, возможно, у ваших друзей она есть?

— Не совсем понимаю, о ком вы?

— Агнесса Фурри. Джимми Клемманс. Вы ведь знаете этих людей?

— О, да, конечно, мы знакомы! Но… в свои дела они меня не посвящают! — еще одна улыбка, на сей раз — виноватая. — Так что, если хотите узнать их мнение, вам лучше обратиться к ним напрямую.

— Ясно… — разочарованно протянул я.

На этом допрос можно было заканчивать. Пересмешник недвусмысленно дал понять, что делиться своими секретами не намерен. Откашлявшись, я сказал:

— Что ж, если добавить вам больше нечего, прошу за мной, мистер Моукер. Я провожу вас до дверей управления.

Он чинно кивнул и поднялся со стула. Мы покинули допросную и через общий зал направились к выходу. Пересмешник явно был крайне горд собой и не скрывал этого: старательно выпячивая хилую грудь, он, с поднятым кверху подбородком, вышагивал по дощатому полу управления. Сотрудники провожали его неприязненными взглядами, но Алекс плевать хотел на молчаливое осуждение копов. Он выиграл этот раунд. Точка. Завидуйте, сколько влезет, легавые.

Когда я открывал перед ним дверь, он буквально сиял.

— Если хотите, я вызову для вас такси, — приторным тоном предложил я.

— В этом нет нужды, — мотнул головой Алекс. — На площади Справедливости вечно дежурят одна-две самоходки.

— В таком случае, до свидания, мистер Моукер.

— До свидания, детектив, — бросил хозяин Юга и вышел прочь.

Я проводил его пристальным взглядом и, лишь убедившись, что он сел в припаркованную у фонтана самоходку с «шашечками», закрыл дверь управления. Затем я быстрым шагом пересек общий зал, нырнул в свой кабинет и, вынув из кармана потрепанное ухо, поднес его к губам.

— Как ты мог слышать, Моукер едет домой, — прошептал я, — так что будь осторожен.

И, снова спрятав ухо, отправился в кабинет Такера — на разбор полетов.

* * *

— Здравствуйте, сэр, — сказал дворецкий, отворив дверь и обнаружив на пороге хозяина.

— Привет-привет, — буркнул Алекс и, оттолкнув слугу, вошел внутрь.

Он был мрачнее тучи. Наигранная радость улетучилась, едва он захлопнул дверь такси и, тем самым, остался вне поля зрения копов. Водитель, узнав в пассажире хозяина Юга, живо прикусил язык и всю дорогу молчал, боясь неосторожным словом вызвать гнев вспыльчивого бандита. И, надо сказать, опасался гремлин не зря. Все внутри Пересмешника клокотало от злости и обиды. И виной тому была не ночь, проведенная за решеткой, а некто, имевший наглость стащить драгоценный артефакт прямо из-под моукеровского носа.

Он был бы дураком, если бы не подыграл легавым, решившим, что происходящее — всего лишь спектакль, который Алекс потехи ради сам же и затеял. Однако, по иронии судьбы, его «Маргариту» действительно ограбили, и понять, как и когда это произошло, Пересмешник пока что был не в силах. Он подозревал, что груз умыкнули еще в Гултенбурге, ведь оттуда корабль плыл без остановок. В принципе, подменить накладные — дело нехитрое, но ведь для этого нужно знать, что с чем менять. А на коробке, предназначавшейся для Алекса, по понятным причинам не было этикетки с надписью «Особо ценный артефакт из Дикого Края».

«Значит, в нашу дружную семейку затесалась крыса, — заключил Пересмешник. Прискорбно, но это так».

Надо звонить. Уточнять, выискивать, размышлять, прикидывать, а потом бить, да так, чтоб искры из глаз и пар из провинившихся задниц. Чтобы другим неповадно было.

Интересно, кто же заказал похищение артефакта? Каталина? Мохнатый Тони? Бычара? Последний — известный мастер по вербовке двойных агентов, но Западная Лиса куда хитрей. Владыка Севера на роль предателя подходил меньше всех, но и его сбрасывать со счетов не стоило: времена меняются, а с ними и люди. Порой, чтобы остаться при своем, ты должен измениться. Что, если для Тони как раз настал такой момент?..

Алекс не стал переодеваться, хотя после ночи в каталажке от его выходного костюма за милю разило каталажкой. В те минуты собственный внешний вид волновал бандита меньше всего. Главное — скорейшим образом найти и вернуть похищенный груз. А вонь… Он, в конце концов, у себя дома. Как хочет, так и пахнет.

— Алло, — после недолгого ожидания бесстрастно спросила трубка прокуренным женским голосом.

— Порт Гултенбурга? — осведомился Пересмешник.

— Да, сэр, — отозвалась собеседница.

— Я заведую делами миссис Клейстон из Бокстона, — представился Алекс. — Прошлым вечером мы ожидали партию Гултенбургской поздней черешни, однако в трюме корабля «Маргарита», который встречали в порту, обнаружилась только рыба.

— В самом деле? Какая досада… Подождите-ка, я поищу в журнале… — пробормотала женщина на том конце провода и, судя по шороху, незамедлительно взялась за дело. Пересмешник терпеливо ждал, покусывая нижнюю губу и глядя на огромную люстру под потолком.

Прошло минуты две или три, прежде чем женщина снова поднесла трубку к уху и спросила:

— А как, говорите, назывался корабль, который вы ждали?

— «Маргарита».

— Ага. Ну, теперь понятно, почему вы не дождались своей черешни.

— И почему же?

— Потому что она уплыла на «Ландыше». Ваши накладные, судя по всему, каким-то образом перепутали, и в итоге «Ландыш» увез вашу черешню, а на «Маргариту» погрузили сельдь.

— И что же, господа, ожидавшие «Ландыш», не всполошились, когда вместо рыбы обнаружили в трюме черешню? — делано удивился Пересмешник.

— Нет, знаете, не всполошились.

— Поразительно! — саркастически воскликнул Алекс.

— Да не то слово! — вторила ему собеседница, не ощутив моукерской фальши. — Чудеса и только! Но давайте не будем паниковать раньше времени. Перезвоните мне, пожалуйста, в обед, а я к тому времени попробую разузнать, что сталось с вашей черешней.

— Вы мне скажите лучше, кому предназначался груз сельди, вдруг я его знаю? Тогда, возможно, мы с ним потолкуем по-свойски и сами разрешим наше небольшое недоразумение.

— О. Ну что ж, давайте так, если хотите. Сейчас-сейчас… Так… Значит, ваш груз ушел к мистеру… Паркстону? Да, кажется, так и есть.

— Прямо как город, — сквозь стиснутые зубы процедил Пересмешник.

— Да, надо же, еще одно удивительное совпадение! — хмыкнула девушка. — Так это имя вам незнакомо?

— Нет, — выдавил Моукер.

— Что ж, в таком случае, может, оставите номер, куда вам перезвонить, если мы все-таки отыщем ваш груз?

— Я сам с вами свяжусь, — пообещал Алекс и, не обращая внимания на протестующее бормотание собеседницы, повесил трубку.

«Нет, это определенно не случайность, — думал Пересмешник, мрачно глядя в стену напротив. — Мистер Паркстон… Очень смешно. Еще бы „мистером Артефактоном“ назвался, ублюдок наглый. Найти бы тебя да пересчитать все кости».

Конечно, Алекс не рассчитывал, что звонок в гултенбургский порт мигом разрешит все его проблемы, но и подобного наглого издевательства обнаружить там не ожидал. Неизвестный ворюга не просто ограбил его корабль — он рассмеялся Моукеру в лицо и убрался в неизвестном направлении с призом под мышкой. Наглец мнит, что обвел вокруг пальца самого Пересмешника…

Но не тут-то было, сученыш. Игра только началась.

Пора выпускать ищеек из клеток. Пусть разузнают все, что можно, насчет корабля «Ландыш», насчет накладных и людей, провожавших груз из Дикого края в Гултенбург. Он восстановит хронологию событий, поймет, кто за всем этим стоит, и накажет самонадеянного вора.

А заодно раздавит крысу, продавшую информацию о грузе.

Пересмешник снова взялся за трубку.

Этот день обещал быть несказанно долгим.

* * *

— Перестань грызть ручку! — гаркнул Ромидаль из-за спины.

Я от неожиданности вздрогнул и поспешно отшвырнул упомянутую ручку в сторону.

Обойдя стол, учитель грозно навис надо мной. Я почувствовал себя крохотным камешком, который робко прячется в тени огромной скалы, и, честно сказать, ощущение это было не из приятных.

— Знаешь ли ты, Тайлер, — строго сказал некромант, — что жевание пагубно влияет на мышление?

— Нет, — пискнул я.

— Запомни это на всю жизнь, паренек. Жующий человек куда хуже усваивает информацию, чем человек голодный. Так что, если ты хочешь обсудить что-то важное, тебе следует либо заставить собеседника отложить еду в сторону, либо терпеливо ждать, пока он с ней покончит.

Ромидаль выпрямился и, презрительно хмыкнув, добавил:

— И у меня, знаешь ли, нет времени ждать, пока ты доешь свою многострадальную ручку. Так что живо открывай тетрадь!

Я подчинился. Поймав мой выжидающий взгляд, Ромидаль растянул тонкие губы в улыбке и сказал:

— Сегодня мы поговорим о ритуалах призыва и отзыва.

— Ух ты! — восторженно ахнул я.

Он пропустил мое восклицание мимо ушей и продолжил:

— Собственно, оба этих ритуала основаны на эффекте магического тока, который так или иначе используют все чародеи мира. Само появление некромантии, как ты помнишь, было обусловлено чудесным открытием Курта Зигмо. Ну-ка, напомни мне, Тайлер, какую теорию доказал досточтимый мистер Зигмо?

Закатив глаза, я медленно произнес:

— Всякая душа, покинув тело после смерти, переходит в состояние магического тока и пребывает в таком виде до тех пор, пока не достигнет Покоя.

— Правильно, — кивнул Ромидаль. — Собственно, для зомби описанный процесс является реакцией души на заклятье отзыва. Заклятье же призыва, напротив, преобразует магический ток обратно в душу. Это понятно?

Я неуверенно кивнул. Удовлетворившись моей реакцией, некромант продолжил:

— Но, видишь ли, одного знания этих заклятий мало. Прежде чем читать их, ты должен оснастить мертвеца проводником, через который магический ток вольется в его тело или же покинет его. Обычно для таких целей используют металлический ободок, который надевается на голову покойника перед призывом и снимается после отзыва души в царство Вечного Червя.

Склонившись над тетрадью, я шустро записал все услышанное.

— Начнем с ритуала призыва, — сказал Ромидаль, убедившись, что я закончил. — После того как мы надели на голову покойного металлический обод, следует прочесть стихотворение, возвращающее душу в мир живых. Открывай кавычки и записывай…

Когда он, откашлявшись, начал, я на время забыл о конспекте. Приоткрыв рот, я смотрел на учителя, с чувством декламирующего заклинание призыва.

Тот урок запомнился мне лучше других.

* * *

Бак Хорник, он же Бычара, запахнув халат, вышел из ванной комнаты. При этом он напевал незамысловатую песенку, услышанную во время обязательной вечерней прогулки, которую Бак совершал каждый день вне зависимости от погоды.

В то утро Хорник ждал крайне любопытную посылку от некоего мистера Паркстона, совершенно случайно названного родителями в честь города на севере Черники. Кроме того — опять же, по счастливой случайности — мистер Паркстон, как и Хорник, безумно любил лакомиться поздней черешней, а еще угощать ею своих друзей, одним из которых являлся Бак.

Недавняя операция «Обведи Пересмешника вокруг пальца» завершилась оглушительным успехом. Всего-то и надо было подменить накладные, чтобы вместо нескольких фунтов сельди получить груз черешни «с сюрпризом». Алекс, надо думать, рвет и мечет. Еще бы! Он-то мечтал об артефакте, а в итоге получил гору вонючей рыбы.

Ах да, не только. Помимо рыбы ему досталось еще несколько поощрительных призов: встреча с ударным отрядом «ураганов» и ночь в уютной камере полицейского управления с последующим допросом — разве не об этом грезит каждый уважающий себя мафиози?

Известие о неожиданной облаве заставило Бычару немного отступить от первоначального плана. Решив перестраховаться, он позвонил «мистеру Паркстону» и перенес встречу на утро — от греха подальше.

И вот это утро настало.

Сбросив халат, Бычара подошел к шкафу и остановился напротив зеркальной двери. Выпрямив спину, он чуток поиграл мускулами и удовлетворенно хмыкнул.

Хорник крайне гордился своим телом. Каждый день Бак изнурял себя тренировками, отжимался, подтягивался на перекладине, прыгал через скакалку и бегал. Хозяин Востока относился к той категории людей, которые, даже получив все, о чем мечтают, продолжают усердно работать над собой. Бак понимал: все, что нажито — богатство, семью и уважение, — можно потерять в один момент. В самом паскудном случае у тебя остаешься только ты сам, а значит, главное — это здоровье, это тело, которое не должно подвести, когда настанет пора испытаний и трудностей.

— Сэр? — заглянув внутрь, обратился к Баку дворецкий.

— Да, Арнольд? — небрежно бросил Хорник.

Он все не мог налюбоваться собой — крутился и так и этак, будто девица, впервые примеряющая свадебное платье.

— К вам пришли, — сообщил Арнольд.

— Мистер Паркстон? — уточнил Хорник.

— Именно, сэр.

— Отлично. — Бак удовлетворенно хмыкнул и, с явной неохотой отодвинув в сторону зеркальную дверцу, потянулся к вешалкам.

Выбор был огромен, но Хорник предпочел остальным рубашкам сиреневую. Красивому телу — наряд под стать. Пусть официально он — лишь богато разряженная кукла Эммы, все знают, кто в семье Хорников главный.

Миссис Хорник (в девичестве — Кертис) оказалась удивительно покладистой женщиной. Она сразу поняла и, главное, приняла свою роль, и за это Бак ценил Эмму и даже в какой-то степени любил. Со временем их отношения из чисто деловых переросли в приятельские, и Бак не исключал возможности, что однажды они заснут в объятьях друг друга.

Стерпится — слюбится, как говорится.

Хорник застегнул рубашку, забрался в синие брюки и, на ходу втискивая массивные стопы в изящные бежевые туфли, выпорхнул из спальной. Арнольд стоял внизу, задрав острый подбородок и чуть опустив веки; по левую руку от дворецкого переминался с ноги на ногу сутулый кареглазый парень с черной лакированной шкатулкой в руках. Он явно был чем-то напуган; едва их взгляды встретились, сутулый поспешно отвернулся, чем немало позабавил Бака. Сдержав рвущуюся наружу улыбку, Хорник беззаботно воскликнул:

— Мистер Паркстон! Как же я рад вас видеть!

— Добрый день, мистер… Хорник… сэр, — сбивчиво пробормотал сутулый.

— Вижу, вы не с пустыми руками? — бодро шагая вниз по ступенькам, продолжал потешаться Бак.

— Может, прекратим этот балаган, сэр? — осторожно предложил собеседник. — Мы ведь оба знаем, что я никакой не мистер Паркстон.

— Ладно, Гейл, — смиловался Хорник. — Коль тебе так нравится твое настоящее имя, давай сюда мой артефакт и можешь быть свободен. Со своей ролью ты справился на отлично.

Кареглазый охотно кивнул и, шустро подойдя к замершему на нижней ступеньке Баку, вручил ему шкатулку, после чего так же споро попятился к двери.

— Смотрел, что там? — задумчиво поинтересовался Бычара, вертя дар Гейла и так, и этак.

— Нет, что вы? — у сутулого вырвался нервный смешок. — Там же печать. Сорвал бы — вы бы с меня голову сняли.

— И то верно, — не стал спорить Бычара. — Кстати, насчет головы. Ты разобрался с «птенцом», который сдал нам «Маргариту»?

— Да. Думаю, его еще не скоро найдут.

— Почему же?

— Он кормит рыб в Бессонном море, сэр, — покосившись на дворецкого, нехотя выдавил паренек.

— Что ж, туда ему и дорога. Будет знать, как стучать на своего шефа, — ухмыльнулся Бак. — Ладно, Арнольд, отдай парню заслуженные пять тысяч.

Дворецкий с невозмутимым лицом вынул из кармана пиджака кошелек и, отсчитав нужную сумму, вручил ее Гейлу. Тот моментально спрятал купюры во внутренний карман куртки и застегнул молнию до самого ворота. Хорник наблюдал за его действиями со снисходительной улыбкой.

— Ты, кажется, напуган? — заметил он, когда Шуйц оправил наряд и снова поднял взгляд на Бака.

— Есть малехо… сэр, — откашлявшись, признался Гейл.

— Что же тому причиной?

— Ну, мы ведь накололи не кого-то там, а самого Пересмешника, сэр. Не думаю, что он спокойно к этому отнесется.

— Ой, да брось, — поморщился Бак. — Ради пяти богов, это же всего лишь Пересмешник! Он как скоморох из кукольных спектаклей Ерика — вечно строит грандиозные планы по захвату Бокстона и вечно же остается в дураках.

— Вам легко говорить, — вздохнул сутулый. — К вам ведь он не сунется. Да и напрямую с артефактом вы никак не связаны. А вот я…

— Ты, Вирм тебя подери, Гейл Шуйц из Гултенбурга, а груз забрал некий мистер Паркстон. Каким образом Пересмешник может на тебя выйти? — простонал Бак раздраженно и устало.

— Никогда не знаешь, чем дело обернется, — пожал плечами сутулый. — Тот парень, которого я хлопнул намедни, — он ведь тоже не думал, что отправится на тот свет.

— Тот парень предал своего босса, — объяснил Хорник. — Так что, если бы не мы, его рано или поздно прикончил сам Моукер, причем с особой жестокостью. Чем его пример похож на твой? Ты ведь никого не предавал!

— Ну, не знаю… — неуверенно буркнул Гейл.

— Ну и зануда же ты! — устало выдохнул Бак и, цокнув языком, махнул рукой дворецкому:

— Ну-ка, Арнольд, выдай ему сотню сверх положенного, чтобы парень окончательно не скис! Пойди в трактир и выпей на эти деньги как следует!

— Обойдусь без выпивки, пожалуй, — мотнул головой Шуйц, наблюдая, как дворецкий вынимает из кармана кошелек и достает купюру с изображением короля Джентри. — Посплю лучше, отдохну перед обратной дорогой. Путь неблизкий.

— И правильно. Надо тебе хорошенько выспаться, прийти в себя. Но сотню все равно прихвати. Лишней не будет.

Гейл с явной неохотой взял протянутую Арнольдом купюру и резко сжал ее в кулаке. Затем он пробормотал что-то неразборчивое на прощанье и, распахнув дверь, вышел вон. Дворецкий по старой привычке затворил за ним дверь во избежание сквозняка и вновь повернулся к хозяину.

— Справься насчет завтрака, Арнольд, — велел Бак. — Я бы не отказался съесть яичницу и выпить стакан морковного сока.

— Да, сэр, — кивнул дворецкий и поспешно отбыл на кухню.

Бычара проводил его задумчивым взглядом, после чего устремился наверх, обратно в свой кабинет. Войдя, хозяин Востока тут же прошествовал к столу и, водрузив на него полученную от Гейла шкатулку, плюхнулся в кресло.

— Ну вот мы и встретились… — протянул Бак, с победной улыбкой глядя на вычурное вместилище таинственного артефакта.

С трудом оторвавшись от созерцания шкатулки, Хорник потянулся к телефонному аппарату.

— Будьте добры, три восемь два, — сказал он, когда в трубке послышался приветливый голос телефонистки.

— Соединяю, — пролепетала девушка.

Бак устало зевнул. Впрочем, на сей раз, вопреки обыкновению, ожидание не продлилось слишком уж долго.

— Да! — спустя пол минуты рявкнула трубка до боли знакомым голосом.

— Смеш, это Бак, — тут же сообщил Хорник.

— А, — разочарованно отозвался Моукер. — Привет, Бак. Как поживаешь?

— Неплохо, а ты?

— Я бы сказал, с переменным успехом.

— Что-то случилось?

— Небольшие проблемы с бизнесом. Ты по делу звонишь или как? Не сочти за грубость, но я тут немного занят…

— Не знаю, как и сказать, — признался Бычара. — Мне вот буквально пять минут назад сорока на хвосте принесла донельзя любопытный слушок, связанный с тобой…

— И что же это за слушок? — хмуро поинтересовался Алекс.

— Говорят, минувшую ночь ты провел в камере полицейского управления?

Моукер на том конце провода закашлялся. Бычара же расплылся в довольной улыбке: на подобную реакцию он, в принципе, и рассчитывал.

— Ты в порядке? — спросил хозяин Востока, изображая озабоченность.

— Да, в полном… — хрипло выдавил Моукер. — Быстро же твои осведомители работают… Может быть, ты также в курсе, за что меня туда упекли?

Судя по голосу, он был непривычно серьезен. Обычный Моукер — насмешливый, едкий, местами придурковатый — на время ушел в подполье, позволив другому, скрытому Алексу выйти на авансцену. Причина такой перемены, впрочем, была Хорнику абсолютно ясна: она стояла на его столе, соблазнительно блестя в свете люстры, и всем своим видом давала понять, что страстно желает быть открытой. Бак с трудом оторвал взгляд от украденной шкатулки и ответил:

— He-а. Сознаешься?

— Ложные обвинения, — туманно ответил Алекс.

— О. Ну что ж, бывает. Если вдруг тебе нужна помощь моих адвокатов, только попроси.

— Пожалуй, обойдусь услугами своих. Но за предложение спасибо.

— Брось, не стоит благодарности. — Хорник был сама вежливость. — Ты на моем месте поступил бы точно так же.

— Ну конечно, так же, — охотно подтвердил Моукер. — Мы ведь все одной веревочкой повязаны, друг без друга никуда.

— Вот и я о чем! Ладно, удачи с твоими делами, Смеш. Надеюсь, все устаканится.

— Спасибо, Бак. Я тоже надеюсь. До связи.

— До связи, — сказал Хорник и водрузил трубку на рычаг.

Затем он откинулся на спинку кресла и, сплетя пальцы рук, блаженно улыбнулся.

Ему доставляло неслыханное удовольствие глумиться над нелепым Моукером, который мнил себя сильнейшим звеном Квартета, а на деле был обычным убогим паяцем, лишь по праву наследования получившим свой клочок столицы. Глумиться над подобными зарвавшимися выскочками — одно удовольствие. Эх, знал бы Алекс, кто повинен в пропаже его драгоценного груза!.. Хорник ухмыльнулся, весьма довольный собой.

Ладно, к Вирму Пересмешника, к Вирму Гейла, к Вирму мирскую суету. Пришла пора заглянуть внутрь шкатулки и, наконец, узнать, что за неведомую штуковину Пересмешник так жаждал заполучить.

Руки немного дрожали от волнения, но Хорник заставил себя успокоиться. В конце концов, это всего лишь вещь, пусть и созданная с помощью темной магии.

Разломав печать, Бак резким движением откинул крышку и тут же отпрянул, словно опасаясь, что из проклятой шкатулки выпорхнут рогатые горгульи Вирма и утащат незадачливого мафиози в Покойное царство. Лишь минуту спустя, убедившись, что твари не спешат показываться наружу, Бычара решился заглянуть внутрь.

Сдержать возглас разочарования не получилось: уж больно велико оно было.

В шкатулке лежала иголка и нитка.

И все.

Длинная нитка, вдетая в ушко блестящей иголки и завязанная двойным узелком.

Что же это получается? Весь сыр-бор, вся секретность, махинации и убийства — из-за вот этой вот ерунды?..

Постой, Бак. Не спеши. Усмири гнев и попытайся все осмыслить. Не может быть, чтобы Пересмешник заказал бесполезную ерунду. Наверняка в этой иголке сокрыта какая-то могучая магия.

Знать бы еще, как ее использовать!..

Может, на донышке лежит инструкция?

Преодолевая страх, Бычара запустил руку в шкатулку и, ухватив иголку двумя пальцами, медленно поднес артефакт к лицу, чтобы рассмотреть получше.

Ничего необычного, по крайне мере, на первый взгляд.

Хотя, конечно, ожидать, что она сразу же начнет метать молнии и рушить дома, тоже глупо. Только в сказках ведьмы с колдунами устраивают фейерверки на потеху детишкам. В жизни все куда спокойней, тише, циничней…

— Ай! — воскликнул Бычара.

Окровавленная иголка выпала из его рук обратно в шкатулку.

— Что случилось, сэр? — приоткрыв дверь, внутрь заглянул обеспокоенный дворецкий.

— Все в порядке, Арнольд, — отозвался Бак, хмуро покосившись на слугу. — Просто… палец уколол.

— Прикажете нести бинт? — спросил Арнольд, входя.

В руках он держал поднос с завтраком хозяина.

— Ваты мне притащи, и хватит, — буркнул Хорник.

Зажимая ранку большим пальцем, Бычара снова посмотрел на иголку. Вскипел он, как обычно, в момент; побагровев лицом, вскочил и захлопнул крышку с такой силой, что шкатулка едва не развалилась на части.

— Выброси эту бесполезную дрянь! — рявкнул он Арнольду. — Видеть ее не желаю!

— Как прикажете, сэр, — покорно кивнул дворецкий.

Водрузив поднос на стол, слуга подхватил шкатулку под мышку. Бак провожал злосчастный артефакт обиженным взглядом. Лишь когда дворецкий распахнул дверь и занес ногу в черной туфле над порогом, Бычара окликнул старика:

— Арнольд!

— Да, сэр? — слуга вопросительно посмотрел на хозяина.

— Оставь пока, — с явной неохотой буркнул Хорник. — Выкинуть всегда успеем…

Дворецкий медленно вернулся к столу и поставил шкатулку на прежнее место.

— Иди, — сказал Бычара, мрачно глядя на слугу из-под сдвинутых бровей.

Тот подчинился.

— И про вату не забудь! — крикнул Бак вдогонку.

— Да, сэр, — пообещал Арнольд и вышел прочь.

«Нет, выкидывать „безделушку“ Моукера еще слишком рано, — думал Бычара, хмуро рассматривая злосчастную шкатулку. — Прежде надо проверить артефакт тем, что, собственно, его и создало, — магией».

А это значит, пришла пора звонить волшебникам.

Благо, в этой сфере у Бычары тоже имелся свой человек.

* * *

Пиво в «Петухах» было на редкость дерьмовое. Гейлу Шуйцу, привыкшему к темному гултенбургскому элю, после первого глотка захотелось выплеснуть желтые помои в лицо трактирщику и потребовать свои деньги назад. Но хозяин «Петухов» был слишком крупным и хмурым, чтобы проделывать с ним подобные трюки, а ввязываться в бессмысленную и утомительную драку в чужом городе наемнику не хотелось. И потому он продолжил сверлить стенку напротив пустым взглядом и вливать в себя вонючую жижу, надеясь, что она в конечном итоге принесет ему желаемое расслабление после утомительного дня.

А впереди ведь еще обратная дорога… Целые сутки в пути.

В Гултенбурге Шуйц считался «мастером на все руки». Какая бы задача ни стояла перед наемником, обширные связи в нужных кругах и собственный опыт позволяли ему добиваться положительного результата. Он мог бы достичь гораздо большего и давно сгинуть, как десятки иных одаренных и наглых, но Гейл решил не идти по этому скользкому пути. Он просто занял свою нишу и преспокойно в ней находился, время от времени решая чужие проблемы за солидный гонорар.

Дело Бычары несколько отличалось от других.

С Хорником Шуйца свел общий знакомый, один из бандитских главарей Гултенбурга, сразу предупредив, что отказывать подобным людям «вредно для здоровья». Такой подход сразу не понравился Гейлу — он не слишком любил работать под постоянным давлением. Однако давать от ворот поворот члену легендарного бокстонского Квартета Шуйц не решился, и вскоре они с Баком ударили по рукам. К счастью, требовалось от Гейла не так уж много: подменить накладные двух кораблей, встретить груз в Бокстоне и устранить одного малозначительного типа, продавшего Моукера с потрохами. В принципе, ничего особенного, тем более для такого опытного наемника, как Шуйц.

Однако червячок сомнения до сих пор копошился где-то внутри. Казалось бы — дело сделано, деньги получены, и проклятый артефакт больше не болтается в кармане, однако на душе у Гейла было неспокойно.

Вирм его дернул ввязываться в разборки между бокстонскими кланами!..

Надо бежать из столицы, решил наемник, опустошив кружку наполовину. Возвращаться в Гултенбург как можно скорей, чтобы вновь почувствовать ту самую потаенную магию родных стен, которая придаст уверенности в собственных силах и очистит мозг от шелухи страхов и переживаний.

Допив пиво, Гейл бросил на стол несколько смятых купюр — что-то вроде четырех долларов — и устремился вверх по лестнице, поминая дурным словом мерзавцев, поставляющих в трактир столь отвратное пойло. «Как приеду, первым делом непременно выпью нормального гултенбургского эля», — решил Шуйц, идя к двери своей комнаты.

Когда он уже поворачивал ключ в замке, сзади послышались робкие шаги. Гейл не придал этому факту особого значения — мало ли, кто там, может, соседи вернулись — и преспокойно вошел в комнату.

И остолбенел.

На его кровати восседал мужчина в потертом свитере и грязной куртке с капюшоном. В правой руке незнакомец сжимал потертый револьвер.

— Стоять на месте, Гейл, — внезапно сказали из-за спины.

Шуйц затаил дыхание. Нежданно-негаданно он оказался между двух огней.

«Готов спорить, у того, что позади, тоже есть пушка», — подумал наемник, медленно поворачивая голову в надежде разглядеть ублюдка. Куда ни кинь, везде клин.

А ведь начиналось все с дрянного пива в баре…

В этот момент Свитер бесшумно поднялся с кровати и, резко развернувшись, без всяких предупреждений выстрелил Гейлу за спину. Шуйцу показалось, что он видит полет пули, видит, как та проносится мимо, в дюйме от его левого уха, и скрывается с глаз долой.

Душераздирающий крик за спиной послужил сигналом к старту. Гейл понял: сейчас или никогда. И, мысленно помянув Хорста, бросился наутек.

Он увидел, как небритый мужчина в зеленой куртке, выронив пистолет, падает на пол. Пуля Свитера вошла бедолаге точно в лоб. Чуть в стороне, вжавшись в стену, стоял гном в клетчатой рубахе и шляпе с полями. Когда Гейл проносился мимо, он успел бешено сверкнуть глазами вслед беглецу, прежде чем новая пуля из револьвера не настигла коротышку. Поливая пол кровью из простреленной шеи, гном медленно сполз вниз.

Гейл этого уже не наблюдал. Гонимый страхом, он на всех парах летел по коридору к лестнице, надеясь спастись из коварной ловушки.

Однако там Шуйца уже поджидали: темноволосый парень, с револьвером в правой руке, пыхтя, спешил вверх по ступенькам. Завидев Гейла, он наставил на него револьвер и воскликнул:

— Стоять! Полиция!

Растерявшись, Шуйц замер.

Он так и не успел решить, чего боится сильней — смерти или ареста.

Третья пуля, выпущенная Свитером, решила все за него.

* * *

Только что этот кареглазый парень стоял напротив, глупо шлепая губами и испуганно глядя на револьвер в моей руке, а уже в следующую секунду он лежит на полу в луже собственной крови. Пуля, выпущенная неизвестным стрелком, вошла точнехонько в висок. Не замедляя хода, я перепрыгнул через убитого и бросился к раскрытой двери комнаты. Успел заметить тень, но она тут же исчезла. Когда же я оказался внутри, там уже никого не было. Лишь сквозняк, врываясь в распахнутое окно, колыхал замызганные занавески.

Высунувшись наружу, я увидел темный силуэт, быстро удаляющийся от трактира, и в бессильной злобе выстрелил ему вдогонку.

Мимо, Вирм тебя подери. Еще мгновение — и он скрылся в темноте ближайшего проулка.

Не скрывая раздражения, я кулаком пристукнул по подоконнику и бессильно плюхнулся на кровать.

Проклятье.

Вне всяких сомнений, я снова упустил убийцу. То ли теряю хватку, то ли негодяи нынче не в меру резвые и сумасбродные: не каждый бы решился выпрыгнуть в окно второго этажа.

Я выглянул в коридор. Три трупа. Один из них, вероятно, тот самый Гейл Шуйц, о котором мне сообщил Кротовски. Насколько помню, ему впервые хватило смелости позвонить в управление.

— Скорее, Гиллиган! — воскликнул он, едва услышал мое сдержанное «Алло». — Найди парня по имени Гейл Шуйц! Он остановился в «Петухах», комната десять!

— Постой-ка, старина, — я воровато огляделся по сторонам, опасаясь, как бы наш разговор не подслушали, и шепотом уточнил:

— Что еще за Гейл Шуйц? Он как-то связан с моими текущими делами?

— Еще как! Судя по тому, что я слышал, это тот самый парень, который выкрал артефакт Пересмешника! — воскликнул мой друг зомби.

— Что?! — опешил я. — О чем ты тол…

— Моукер только что разговаривал с кем-то из своих прихвостней, — бесцеремонно перебил меня Бен, — и он назвал ему это имя. В общем, если поторопишься и нагрянешь в трактир раньше «птенцов», сможешь заполучить ценного свидетеля.

— Выдвигаюсь, — лаконично сказал я и повесил трубку.

И вот я здесь, стою практически по колено в крови. Алая жижа через щели между досками стекает вниз, на первый этаж; там возмущаются, испуганно кричат, поняв, что за «соус» очутился в их похлебке, и упрямо зовут трактирщика, а я даже не знаю, как им объяснить произошедшее. Я вообще тут быть не должен. Если капитан спросит, почему я вдруг забрел в «Петухов», мне придется нести чушь вроде: «Шел мимо, услышал выстрелы, решил исполнить свой долг».

Ладно. Раз я здесь, надо оглядеться. Возможно, мне удалось спугнуть убийцу и он не успел забрать у Гейла похищенный артефакт.

Перво-наперво я решил заглянуть в прикроватную тумбочку. Выдвинув верхний ящик, я обнаружил внутри пакет с мятными леденцами, несколько десятицентовых монет и паспорт на имя Гейла Шуйца, который, конечно, тут же открыл, дабы полюбоваться на снимок.

При виде портрета из груди моей вырвался разочарованный вздох.

По иронии судьбы, Гейлом Шуйцом оказался тот самый парень, который на моих глазах схлопотал пулю в висок. Судя по всему, палач Моукера поджидал жертву в комнате, однако не учел, что Гейл пропустит вперед себя телохранителей — гнома с клеймом библиотекаря и его спутника, прирожденного каменщика. Таким образом, пока убийца расправлялся со спутниками Шуйца, воришка успел добежать до лестницы и встретить там меня. Вирм, а он ведь почти выбрался!.. Возможно, не случись я на его пути, Гейл бы смог улизнуть от нанятого Моукером палача.

Но я случился, и жизнь наемника оборвалась.

А пуля — будь она неладна! — как назло, вошла прямо в висок, лишив меня возможности потолковать с беглецом хотя бы после смерти.

Когда я вновь отправился к лестнице, дабы получше рассмотреть тело Гейла, там уже ошивался трактирщик с двустволкой. Заслышав мои шаги, этот хмурый тролль резко обернулся и вскинул ружье.

— Детектив Тайлер Гиллиган, отдел убийств, — спешно представился я, коснувшись клейма на скуле указательным пальцем. — Опустите оружие, мистер Бейкон.

— Хорст милостивый, детектив, что же здесь приключилось? — направив двустволку в пол, взволнованно спросил тролль.

— Трудно сказать. Этого парня убили на моих глазах, вот тех двух, очевидно, раньше, а их убийца скрылся прежде, чем я успел войти в комнату. У вас есть телефон на втором этаже?

— Да, сэр. Следуйте за мной. — Бейкон, пыхтя, устремился к двери с золоченой буквой «К» вместо номера.

Это оказалась кладовая, в которой хранились полотенца и постельное белье. Допотопный телефон стоял на тумбочке у окна. Подойдя, я снял трубку и назвал номер полицейского управления. Вкратце обрисовав дежурному ситуацию и велев незамедлительно доложить капитану, я закончил разговор и снова повернулся к троллю.

— Что-нибудь еще? — заискивающе глядя на меня, поинтересовался трактирщик.

Он выглядел растерянным, что, впрочем, было совсем неудивительно. С тех пор как Квартет взял это местечко под свой контроль, подобных инцидентов здесь еще не случалось.

— Спуститесь вниз и успокойте посетителей, — велел я. — Скажите, что угроза миновала и на месте преступления уже работает полиция. Я же пока осмотрюсь. И, ради пяти богов, прошу вас — никого не допускайте наверх до приезда моих коллег. Договорились?

Бейкон охотно кивнул и загромыхал вниз по лестнице, дабы скорейшим образом исполнить мои распоряжения. Я же, убедившись, что остался в гордом одиночестве, вытащил из кармана достопамятный стальной ободок и моток веревки.

Сейчас или никогда, Гиллиган.

К сожалению, сам Гейл был для моих ритуалов непригоден — пуля повредила мозг, а значит, вызнать у него хоть что-то насчет пропавшего артефакта уже не получится. То же самое можно было сказать и о каменщике, истекающем кровью у порога. Толк мог выйти лишь из гнома в шляпе, которому пуля пробила шею, но и с ним следовало действовать максимально быстро.

То есть — прямо сейчас.

— А ведь мог стать библиотекарем… — пробормотал я, опускаясь на корточки рядом с убитым. — Сидел бы себе за стойкой, книжки людям выдавал…

Время поджимало, поэтому узел на руках вышел неаккуратным, а ноги я и вовсе завязывать не стал, решив сразу перейти к заклинанью. Сердце мое бешено стучало в груди; пока читал обращение к Вирму, с тревогой оглядывался по сторонам — что, если кто-то из постояльцев, напуганный стрельбой, теперь наблюдает за мной через замочную скважину? Громадным усилием воли отогнав от себя эту мысль, я закончил стихотворение и поспешно накрыл рот мертвеца ладонью.

— Полицейское управление Бокстона, детектив Гиллиган, — тихо сказал я, едва убитый открыл глаза. — Сохраняйте спокойствие, сэр.

Гном смотрел на меня, совершенно не понимая, где он и что происходит. Вполне естественная реакция для того, кто пять минут назад умер, а теперь вдруг снова воскрес.

— Если закричите, я вас задушу, — безапелляционно пообещал я и убрал руку. — Никакой отсебятины, времени в обрез, поэтому отвечаете на мои вопросы четко и ясно, понятно?

Гном испуганно кивнул.

— Хорошо. Как выглядел парень, который в вас стрелял? — спросил я, косясь в сторону лестницы.

— Он был в свитере, таком, с воротом… и в куртке с капюшоном… — запинаясь, произнес «библиотекарь». — Лица я разглядеть не смог, но оно серое было какое-то… как гранитная плита.

Я удивленно выгнул бровь.

Свитер с воротом, куртка с капюшоном — наряд точь-в-точь, как у того ублюдка со шхуны дядюшки Скрэби! Но не может же это быть тот самый ублюдок?

— Он что-нибудь говорил, этот парень?

— Нет, — подумав, ответил гном.

Да уж, от него явно многого не добьешься. По крайне мере, в поисках убийцы он мне точно не помощник.

Я открыл было рот, чтобы спросить у бедолаги про артефакт Моукера, когда с лестницы донеслось:

— Полиция! Расступитесь!

По коже прошел озноб. Если меня застанут рядом с ожившим трупом, отвертеться будет крайне сложно. Поняв это, я начал быстро нашептывать стих отзыва.

— Что вы там бормочете? — успел спросить гном, прежде чем я закончил.

Взгляд зеленых глаз мигом остекленел. Владыка забрал душу умершего гнома и живо захлопнул врата в свое печальное царство. Не тратя времени даром, я стянул с головы убитого ободок и взялся за веревку на запястьях. Полицейские уже спешили наверх; шаги на лестнице становились все громче. Наконец покончив с веревкой, я запихнул ее обратно в карман и спешно вскочил на ноги. Как раз вовремя: в этот самый момент из-за поворота выскочил сержант Роксбери.

— Детектив Гиллиган, сэр! — воскликнул он, тяжело дыша после утомительного подъема. — Мы спешили, как могли. Что тут… Ох, мать твою этак… Простите, сэр.

Сержант наконец-то обратил внимание, что наступил в лужу крови, и в ужасе отшатнулся назад. Роксбери, в отличие от меня и Гафтенберга, не так много времени проводил рядом с трупами.

— Бойня, сержант, — сказал я с кислой миной. — Каких тут давно не видели. Старый брюзга уже здесь?

— Поднимается, — мотнув головой в сторону лестницы, ответил Роксбери.

Он, будто загипнотизированный, сверлил взглядом безжизненное тело Гейла Шуйца.

— Позаботьтесь о том, чтобы сюда никто не поднимался, — потребовал я. — Ни обычные люди, ни тем более газетчики. Это понятно?

— Да, сэр, — отрывисто кивнул Роксбери.

— Ну и чего тогда встал, раз понятно? Давай вниз бегом! — рявкнул я.

Мой командный тон моментально вывел его из ступора. Вздрогнув, сержант мотнул головой и стремглав понесся вниз по лестнице.

— И не забудь про заградительную ленту! — крикнул я ему вдогонку.

Не знаю, расслышал ли он. А впрочем, и сам догадается, процедура-то стандартная.

Снова оставшись наедине с трупами, я подошел к телу Гейла и, присев на корточки, проверил его карманы. В одном из них, как по заказу, обнаружилась пухлая пачка банкнот. Судя по неопрятному наряду покойного, столь внушительные суммы он с собой таскал нечасто. Так что, вполне возможно, прямо сейчас я держу в руках его гонорар за успешное завершение дела, а сам артефакт уже давным-давно находится у заказчика.

Как итог, я снова оказался в тупике. Ни улик, ни свидетелей, ни моукерского груза.

Все, что у меня было, — это странное и гнетущее предчувствие, что утонувший в Бессонном море убийца каким-то образом вернулся с того света и снова взялся за старое.

* * *

— Предупреждать надо, — прошипел Бен из-за двери.

— Впусти меня. Это срочно, — ответил я.

— Ладно, сейчас, — сдался зомби.

Старый засов со скрипом отъехал в сторону, и дверь чуть приоткрылась.

— Милости прошу, Гиллиган, — послышалось изнутри.

Вот так бы сразу!..

— Ну и вонь тут у тебя, — заметил я, спускаясь вниз по лестнице вслед за хозяином.

— Стараемся, — хмыкнул Бен. — Чем сильней вонь, тем меньше желающих заглянуть внутрь.

— Надо бы подыскать тебе местечко поспокойней.

— Давай займемся этим, когда сиим домом всерьез заинтересуются покупатели? — предложил Бен. — Терпеть не могу перетаскивать свои пожитки с места на место.

— Значит, надо найти такое, откуда тебе не придется съезжать.

— Такое место всего одно, и зовется оно — Покой. Но я лучше здесь пока поживу, чем туда отправлюсь — с твоего позволения, конечно. Так чего за срочность? Судя по кислой мине, с Гейлом Шуйцом ничего не вышло?

— Нет, — со вздохом ответил я. — Его убили прямо у меня на глазах.

— Но ты хотя бы смог допросить его после смерти? И артефакт? Ты нашел артефакт Пересмешника?

Я мотнул головой и вкратце рассказал ему о случившейся в «Петухах» бойне.

— М-да, надо же, — задумчиво пробормотал Кротовски, когда я закончил. — Уже вторая жертва с поврежденным мозгом. Что планируешь делать дальше?

— Пока ничего. Гафтенберг засел в лаборатории, изучает вещи Шуйца, доставленные из трактира, результаты экспертизы обещает передать в управление не позже завтрашнего утра. Надеюсь, что-нибудь найдет, но, честно сказать, мне в это мало верится.

— Сколько уже трупов? Пять? — прикинул Бен. Внушительная цифра.

— Официально — пока что четыре, — поправил я. — Но и это безумно много для трех дней.

— Если газетчики прознают о смерти Кайла, вам крышка, — беззастенчиво заявил Кротовски.

— Поэтому-то мы о ней и не рассказываем, — пожал плечами я.

— Нельзя будет молчать вечно. Очень скоро какой-нибудь журналист из того же «Вечернего Бокстона» невольно задастся вопросом: «Эй, а куда же это запропастился удивительный мистер Мейси?» Начнутся гадания на кофейной гуще, а затем тот же самый умник обвинит во всем гоблинов, и — вуаля! — мы уже по горло в гражданской войне.

— Давай не будем о грустном? — предложил я. — И без того тошно. Расскажи лучше, что еще тебе удалось подслушать у Моукера.

— Ну, сначала он позвонил в Гултенбург, — припомнил Кротовски. — Узнавал насчет груза поздней черешни, который его вымышленной хозяйке миссис Клейтон должны были доставить вчера вечером. Как я понял из разговора, в тамошнем порту перепутали накладные и «черешня» Моукера убыла в неизвестном направлении.

— И, говоря «перепутали», ты конечно же имеешь в виду «нарочно поменяли местами»?

— Ну разумеется! — фыркнул Бен. — Потом позвонил Бычара, предложил помочь, но Моукер отказался. А еще через полчаса у пернатого состоялся разговор с тем самым «птенцом», который рассказал Алексу о Гейле Шуйце.

— Быстро работают его «птенцы», — отметил я.

— Да уж, — кивнул Кротовски. — Ну а после этого Моукер позвонил, видимо, кому-то из своих палачей и велел, дословно, «разобраться с Гейлом Шуйцем».

— Это все?

— Пока да.

— «Пока»? Выходит, твое второе ухо по-прежнему там?

— Угу.

— Что ж, отлично, — одобрительно кивнул я. — Хочу, чтобы ты продолжал слушать Моукера. Я должен быть в курсе всех его дел. Если он вычислит заказчика, я хочу, чтобы мы прижали вора к стенке раньше, чем это сделает пернатый.

— Хорошо, Гиллиган, — кивнул Бенджамин. — Я обязательно…

Он внезапно запнулся.

— В чем де… — хотел спросить я, однако Кротовски вскинул вверх правую руку, тем самым призвав меня к молчанию. Я послушно застыл, не слишком понимая, что происходит. Прошло не меньше минуты, прежде чем Бен вновь опустил руку и, в ответ на мой вопросительный взгляд, любезно пояснил:

— Это Моукер.

— Так ты сейчас, вроде как, его подслушивал? — догадался я.

— Угу. В принципе, трудно было не обратить внимания на его вопли. Пернатый в бешенстве, Гиллиган. Орет, как резаный. Буквально рвет и мечет.

— Ну, еще бы! — фыркнул я. — Он ведь, похоже, снова остался без своего артефакта.

— Дело не только в этом, — мотнул головой Кротовски. — Помнишь тех двоих, кого ты принял за телохранителей Шуйца?

— Ну да.

— Так вот на самом деле они-то и были палачами Пересмешника.

— Что? — Я округлил глаза. — Но… кто тогда мог их убить?

Бенджамин лишь пожал плечами.

— Судя по всему, Моукер хочет это узнать не меньше нашего, — сказал зомби, хмуро глядя на меня.

В подвале воцарилась тишина.

Похоже, в нашем деле внезапно объявилась третья сторона.

* * *

— По-моему, она отвратительна, — заметила Эмма, когда Бычара, сидя на краюшке кровати, в очередной раз рассматривал шкатулку.

Он оглянулся через плечо; миссис Хорник, встав на колени и вытянув шею, пыталась со своей койки рассмотреть, что у мужа в руках.

— Ты это о чем? — не сразу понял Бак.

— О шкатулке, которую ты вертишь весь вечер. Она отвратительна.

— А. Что ж, может, и так, — хмыкнул Бычара. — Мне-то, видишь ли, на ее внешний вид наплевать. Гораздо важней то, что лежит внутри.

— А что там? — спросила Эмма с нескрываемым любопытством.

— Артефакт невиданной силы, — нехотя пояснил Хорник.

— Почему «невиданной»?

— Потому что ее не видно ни хрена. — Бак в сердцах сжал шкатулку обеими руками, отчего та жалобно хрустнула. — Ничего. Завтра приедет оценщик, разберемся.

— Так это взаправду какой-то артефакт? — не унималась девушка.

— Да ерунда это, если взаправду, — со вздохом ответил Бычара. — Веришь, нет, там внутри — иголка с ниткой. И все. В общем, надо с оценщиком эту штуковину осмотреть, тогда будет понятно, не зря ли я ее… раздобыл.

— О, ясно. Что ж, надеюсь, он не обманет твоих ожиданий.

— Я тоже надеюсь. — Бак поднялся с кровати и, пройдя к сейфу, поставил шкатулку на полку. — Пусть пока тут побудет. От греха подальше.

Он закрыл дверь и на всякий случай подергал за ручку, проверяя замок.

Порядок.

Ни один уважающий себя «медвежатник» не взялся бы открывать подобный сейф: надежностью своей он не уступал знаменитым влайзеповским хранилищам, чьи замки не брали ни инструмент, ни магия. Единственный способ добраться до содержимого — перебрать все возможные комбинации, но, с учетом того, что код состоит из семи цифр, на подобный подвиг не осмелился бы даже самый усидчивый в мире тролль.

Бычара забрался под одеяло и уставился в потолок. Он слышал тихое дыхание Эммы, лежащей на соседней кровати, слышал, как под порывами беспощадного осеннего ветра дрожат стекла в оконных рамах. Бак думал о завтрашнем дне, о грядущем визите Луиджи Берника, который на самом деле вовсе не оценщик, а самый настоящий стихийный маг, просто Эмме об этом знать не следует… И уж если даже Луиджи скажет, что иголка с ниткой абсолютно бесполезны, тогда шкатулку действительно впору будет выкидывать.

Ну, или, как вариант, можно будет ради смеха вернуть артефакт Пересмешнику — он ведь так его ждал. Подбросить в почтовый ящик или на коврик у двери поставить, постучать и спрятаться в ближайшем кустарнике, чтобы оттуда понаблюдать за его реакцией.

Хорник невольно улыбнулся, представляя, как бы это выглядело со стороны.

— О чем ты думаешь, Бак? — внезапно спросила Эмма.

— О разном, — неохотно буркнул хозяин Востока.

— Скажи, Бак… — После непродолжительной паузы девушка заговорила вновь: — А ты уже размышлял о… о наследнике?

— Что? — оторопело переспросил Бычара.

Он повернул голову и удивленно посмотрел на Эмму. Она тут же отвела взгляд, уставилась в потолок, и, явно стесняясь, попыталась объясниться:

— Ну, рано или поздно ведь настанет момент, когда ты уже не сможешь сам управлять своими… делами. Момент, когда тебе потребуется передать дела своему сменщику.

Девушка стрельнула глазами в его сторону, однако Бычара лишь недоуменно хмурился, силясь осмыслить услышанное. Попеременно краснея и бледнея, Эмма продолжила:

— Мы уже тринадцать лет живем с тобой под одной крышей, Бак. И моложе с годами не становимся. К тому моменту, когда тебе настанет пора уйти на покой, твой малыш должен быть готов занять твое место. Не может ведь пятилетний управлять делами вместо тебя? К тому же он, вероятно, не родится купцом или меценатом, и нам придется искать ему подходящую партию, а в Чернике браки, как ты прекрасно знаешь, заключают лишь по достижении восемнадцати лет. Нам следует учитывать все эти нюансы, если мы не хотим лишиться нашего богатства.

Бычара смотрел на нее, глупо хлопая ресницами. Никогда прежде Эмма не заговаривала с ним на эту тему, а сам он, сказать по правде, крайне редко задумывался о сыне.

Однако сейчас Бак внезапно понял, что девушка права, как никогда. Что с его «собачьей работой» будет большой удачей, если Хорник доживет до сорока, не говоря уже о пятидесяти или, тем паче, шестидесяти лет. А ведь ему уже тридцать один!.. И Эмме — столько же.

Может быть, сейчас самое подходящее время, чтобы решить эту проблему? Может, другого шанса уже не будет?

— Ты меня слышишь? — отвлекла его от мыслей девушка.

— Слышу, слышу, — рассеянно отозвался Бак. — И как бы согласен, что вопрос наследника, конечно, очень важный. Но… если честно, мне казалось, тебя все это не интересует.

— Почему же?

— Потому что мы спим в разных кроватях. Потому что мы муж и жена только на бумаге.

— И что же? Разве все браки заключаются по любви? В конце концов, мы должны исходить из того, что имеем. Я, как и любая другая женщина, хочу стать матерью, тебе ребенок нужен, чтобы продолжить свой род. Как видишь, наши интересы сходятся, так что, я считаю, мы вполне можем разок изменить традиции. Согласен?

— Ну, я… — неуверенно пробормотал Бак.

— А теперь просто помолчи, милый.

На щеках Эммы был легкий румянец. Медленно, но решительно она поднялась с кровати и на негнущихся ногах подошла к ложу Бычары. Хозяин Востока удивленно смотрел, как его жена через голову стягивает ночную рубашку, как пепельные волосы растекаются по голым плечам, смотрел на ее острые грудки с торчащими сосками, на роскошные бедра, на пухлые губы, влажные и слегка подрагивающие от волнения, и думал, что она куда красивей любой из женщин, с кем ему доводилось бывать. Пока он развлекался со шлюхами, дома ждал прекрасный цветок, ранее казавшийся недоступным.

И вот теперь ему выпал шанс этот цветок сорвать.

Бак обнял Эмму за бедра и притянул к себе. Она сопротивлялась только в первую секунду, с непривычки, после чего отдалась ему вся, доверилась мужчине, более опытному и умелому в делах постельных, и Бы-чара с радостью принял инициативу. Дикая, безудержная страсть охватила его могучее тело.

В ту ночь из спальни доносились настолько непривычные звуки, что Арнольд подумывал наведаться к хозяевам, дабы справиться об их самочувствии, однако, по счастью, так и не осмелился на столь поздний визит.

Все стихло ближе к полуночи. Насытившись друг другом, любовники расползлись по койкам и моментально уснули. Дом погрузился в привычную ночную тишину.

Правда, ненадолго.

Едва уловимый шорох никак не мог потревожить утомившихся Хорников. Тихонько звякнул металл о металл, и в крохотную щель между дверцей сейфа и удерживающей ее петлей протиснулась достопамятная иголка из шкатулки. Будто маленькая змейка, она скользнула вниз по стене, затем поползла по полу и, вскарабкавшись на кровать, метнулась к приоткрытому рту Бычары.

Секунду спустя она скрылась внутри, утащив за собой хвостик-нитку.

Усталый город заснул вновь.

Впереди была суббота.

* * *

Ночной Паркстон не баловал жителей ясным небом и мерным светом пятнистого овала луны. Вместо этого он предложил им ватное покрывало сизого тумана, куда более приличествующее осенней поре. Большинство паркстонцев отдыхало дома, в уютных и не очень квартирках; закутавшись в пледы, они дремали в креслах, храпели на диванах или же, сидя у окна с кружкой кофе, радовались, что очередная рабочая неделя подошла к концу.

Однако не все могли переждать сию промозглую ночь в тепле. Иных неотложные дела выгнали в промозглый октябрь вопреки несносной погоде.

Угрюмый джентльмен в темно-зеленом пальто, котелке того же цвета, белоснежном шарфе, с саквояжем в одной руке и черным зонтом в другой стоял на перроне, ожидая полуночного грайверного экспресса. Рядом с ним возвышался огромный мужчина в потертой черной куртке и шляпе с полями, надвинутой на глаза. Руки мужчина держал в карманах, и потому окружающим оставалось только гадать, какого размера у него ладони. Надо думать, связываться с подобным здоровяком не рискнул бы даже Паркстонский чемпион по кулачному бою: уж больно грозным казался этот парень, уж больно сильным и монолитным — из тех упрямцев, кого не так-то просто опрокинуть навзничь. Проводник, пожилой усач в штатной серо-синей форме, при виде громилы охнул от неожиданности и попятился назад.

— Доброго здравия, уважаемый, — привлекая к себе внимание бледного, как мел, сотрудника экспресса, поздоровался джентльмен в котелке. — Вам ли я должен отдать наши билеты?

— Наши? — испуганно косясь в сторону великана, уточнил проводник. — Вы едете вместе с этим высоким господином?

— Да, именно так. Я хирург, а это — мой верный помощник. Мы едем на врачебный семинар.

— Ага… — только и сказал усач.

— Вот, возьмите билеты, — джентльмен запустил руку за пазуху и, вытащив два бумажных квадратика, протянул их собеседнику. — Купе номер двенадцать в третьем вагоне. Это ведь третий вагон?

— Третий, — кивнул проводник, изучая полученные билеты. Убедившись, что с ними все в порядке, он уточнил:

— До Бокстона, верно? А то у здешних куриц почерк хуже, чем у иного аптекаря.

— Верно, — кивнул джентльмен.

— В таком случае, господа, прошу за мной, — сказал проводник и первым скрылся в тамбуре.

Джентльмен и его могучий спутник не заставили себя ждать. Верзиле пришлось сгорбиться, чтобы не цеплять головой потолок, однако никакого раздражения он не выказал, видимо, за годы путешествий привык к подобным неудобствам. Оказавшись в вагоне, троица прошла мимо красно-бурых дверей, пока не остановилась у нужной. Убедившись, что номер на ней совпадает с указанным в билетах, проводник оторвал контрольные полосы и вернул корешки хирургу со словами:

— А вот и ваше купе. Проходите, располагайтесь.

— Благодарю, — джентльмен улыбнулся проводнику и, отворив дверь, первым зашел внутрь. Мужчина в куртке последовал за ним. Стоя на пороге, проводник с интересом наблюдал, как верзила усаживается на лавку, как расправляет плечи и разминает затекшую шею.

— Вам пора, — внезапно произнес джентльмен.

Усач от неожиданности вздрогнул и вновь повернул голову к хирургу. Джентльмен равнодушно смотрел на него из-под полуопущенных век; рука его, в тонкой белой перчатке с прорезями, лежала на дверной ручке. Проводнику отчего-то стало не по себе. Было в этой странной парочке пассажиров нечто зловещее, пугающее. Находиться с ними в замкнутом пространстве усачу хотелось меньше всего на свете, и потому он охотно согласился с джентльменом:

— И впрямь. Удачной поездки, господа. Постараюсь не тревожить ваш покой без крайней необходимости.

— Будем вам очень за это признательны, — сухо произнес джентльмен.

— Ага. Ну, значит, встретимся через шесть часов, в Бокстоне! — проводник с трудом выдавил из себя улыбку.

— Именно, — кивнул хирург и, едва сотрудник экспресса шагнул назад, захлопнул дверь и закрылся на внутреннюю щеколду. Проводник постоял еще с полминуты, рассеянно глядя на покосившуюся табличку «двенадцать», а потом, будто опомнившись, устремился по коридору в направлении тамбура.

Тем временем джентльмен подошел к окну и задернул шторки. Воровато оглядевшись по сторонам, он опустился на свободную лавку и одарил спутника насмешливым взглядом.

— Ну что, Лоскуток? — обратился он к верзиле. — Ждешь ли ты встречи с большим городом?

Собеседник молча кивнул.

— Сними уже эту дурацкую шляпу, тебя все равно никто не видит, — добавил хирург раздраженно.

Верзила не спорил. Положив головной убор на столик, он бесстрастно уставился на джентльмена своими разноцветными глазами.

Проводник, увидь он вблизи кошмарное лицо Лоскутка, наверняка рухнул бы в обморок. По сути, это было даже не одно лицо, а странная мозаика из нескольких, будто собирающий беззастенчиво смешал фрагменты из разных наборов и насильно состыковал их друг с другом. Серую кожу здоровяка испещряли дорожки неровных стежков, соединяющих разрозненные компоненты жуткого портрета.

А джентльмен, сняв котелок, любовался этой физиономией, точно картиной великого мастера, чей талант не в силах умалить даже демонстративная небрежность. Насмотревшись всласть, хирург нацепил на кончик носа очки в тонкой металлической оправе и раскрыл крохотный томик, дабы приняться за чтение, как вдруг верзила вытащил из-за пазухи небольшую тряпичную куклу. Это была крохотная собачка, грубовато сшитая, однако по-своему симпатичная. Верзила потряс куклой в воздухе, но хирург, слишком увлеченный книгой, не обратил на спутника никакого внимания. Тогда Лоскуток прохрипел:

— О-о-ости-и-ин…

— Чего тебе? — нехотя оторвавшись от чтения, спросил джентльмен.

Лоскуток помахал ему куклой.

— Опять ты со своей псиной… — проворчал Остин, с ненавистью глядя на собачку в могучей ладони великана. — Зачем она тебе? Лишние хлопоты…

Лоскуток бессильно уронил голову на грудь. Джентльмен, глядя на него, тихо ругнулся.

— Вирм бы тебя побрал, Лоскуток… Ладно, убедил. Я сделаю это для тебя. Но прежде ты должен пообещать, что она не будет путаться под ногами!

Лоскуток энергично закивал и протянул куклу Остину. Тот брезгливо взял ее двумя пальцами и швырнул на махонький столик под окном. Затем, тщательно вытерев руки чистым носовым платком, джентльмен открыл саквояж и извлек наружу катушку красных ниток с торчащей из нее иглой. Лоскуток наблюдал за происходящим, слегка приоткрыв рот в предвкушении незабываемого зрелища. Верзила знал, что Остин способен на чудеса, которые другим людям не подвластны.

Вот он вдевает нить в иголку и завязывает узелок. Затем берет со стола тряпичную псину и начинает шить. Иголка ныряет в один бок, выныривает из другого и уходит в лапу, образуя внутри собачки некое подобие нервной системы. Паутина оплетает игрушечного питомца тонкими красными нитями. Клочки ткани, которыми она набита, — будущие мышечные ткани.

Остин, прикусив кончик языка, продолжает увлеченно шить. Он не слишком-то хочет этого, но, раз уж взялся, надо делать на совесть. С самого детства отец учил его быть старательным и прилежным, а Остин был из тех сыновей, кто всегда слушают папу.

Наконец хирург завязал последний узелок и, спрятав катушку обратно в саквояж, протянул собачку Лоскутку.

— Держи. Вот твой новый питомец.

Верзила бережно взял песика в ладони и поднес к уродливому лицу.

— Живи, — тихо сказал Остин.

Едва это слово сорвалось с губ джентльмена, собачка вздрогнула и, вскинув голову, уставилась на Лоскутка черными глазами-пуговицами. Затем, медленно встав на все четыре ноги, она шагнула вперед и храбро лизнула громилу в нос красным клочком, заменявшим ей язык, губы Остина, наблюдавшего за этой сценкой со стороны, невольно расплылись в улыбке. Убедившись, что Лоскуток всецело увлечен новым питомцем, джентльмен вернулся к чтению. Это был художественный роман в двух частях о судьбе молодого человека, оказавшегося в тюрьме за преступление, которого не совершал. Как раз сейчас молодой человек, обуреваемый жаждой мести, пытался сбежать из заключения, дабы поквитаться с оклеветавшими его мерзавцами. Написано было крайне увлекательно, не оторваться. Большой любитель чтения, Остин надеялся прикончить оба томика прежде, чем они нагрянут в столицу.

Ибо в Бокстоне у них и без того дел будет хоть отбавляй.

* * *

— Учитель! Учитель!

Ромидаль приоткрыл один глаз и хмуро посмотрел на меня.

— Что случилось? — спросил он хрипло.

Я стыдливо потупил взгляд:

— Простите, учитель… Я разбудил вас…

— Не томи, Тайлер, — проворчал некромант. — Что сделано, то сделано, и потерянный сон уже не вернешь. Так что давай, рассказывай, чего там у тебя?

— Вот, сами посмотрите! — радостно воскликнул я и, выждав пару секунд для пущего эффекта, достал из-за спины небольшую самодельную клетку.

— Это что, Микки? — спросил Ромидаль.

Прищурившись, некромант уставился на вяло копошащегося в опилках мышонка.

— Да, — улыбаясь, кивнул я. — Он самый.

— Так он же вроде… умер?

— Ну да. А я его оживил.

От взгляда, которым меня одарил Ромидаль, у меня мурашки побежали по коже.

— Как так — оживил? — рассерженно воскликнул он.

— Ну, вначале я обмотал ему голову проволочкой, а потом прочел заклятье при…

— Я не об этом! — оборвал меня чародей. — Зачем ты оживил мертвого мышонка, Тайлер? Разве я для этого обучал тебя некромантии?

— Но…

— Никаких «но», паренек! Ты что же, забыл, что я тебе говорил об этике некромантов?

— Нет, не забыл… Но ведь это Микки, учитель!

— И что же?

— Он такой славный… Я не хочу его терять!

— Прекрасно тебя понимаю, — энергично кивнул Ромидаль. — Но это не повод для оживления. Пойми, паренек: некромантия создана не для того, чтобы ты воскрешал умерших питомцев себе на потеху. Ты должен уважать чужое право на смерть, уважать Вечного Червя, который позволяет тебе время от времени вторгаться в его покойное царство и вызывать обитающие там души в наш мир. Твой Микки умер потому, что был слишком стар. Его тело уже испорчено временем и болезнями, возможно, он мечтал поскорей умереть, чтобы не испытывать мук… а ты взял и снова запихнул его душу в то же самое тело!

Я стоял, с тоской глядя на сидящего в клетке мышонка.

— Если ты действительно любишь Микки, ты должен позволить ему уйти, Тайлер, — мягко произнес некромант. — Раз он умер, значит, пришла пора его душе отправиться в царство Вечного Червя. Понимаю, сложно это принять, но ты должен, мальчик. Кто, если не мы, некроманты, будем уважать покой мертвых? Обещай, что отпустишь его! Ну же!

— Я отпущу его, — тихо буркнул я.

— Не отчаивайся, паренек. — Ромидаль, видя, что я вот-вот запла чу, положил руку мне на плечо. — Помни, что ты делаешь это ради Микки.

Закусив нижнюю губу, я кивнул и потащился к столу. Мышонок в клетке испуганно вертел головой из стороны в сторону; он, видимо, до сих пор не мог понять, что с ним случилось.

Когда я читал заклятье отзыва, в глазах стояли слезы.

Нет ничего страшней, чем упокаивать верного друга.

* * *

Гафтенберг выглядел замученным и слегка растерянным.

— Плохая ночь? — спросил я, входя в лабораторию.

— Ты даже не представляешь, насколько, — буркнул он, протирая уголки глаз пальцами. — Я возился тут с семи вечера. С небольшим перерывом на сон между четырьмя и шестью.

— И чем же ты занимался все это время? — уважительно хмыкнув, полюбопытствовал я.

— Проверял и перепроверял данные, полученные в ходе расследования. Проклятье! — он саркастически усмехнулся. — Да там всю комнату пришлось анализировать, даже оконную раму! И в итоге я все-таки нашел отпечатки, но они оказались слишком уж… странными, что ли. Или… неожиданными? Не могу слово подобрать.

— О чем ты толкуешь? — рассматривая пробирки, которыми уставлена была стойка, спросил я. — Что странного может быть в отпечатках? Ты нашел совпадение в картотеке?

— Об этом и речь, — кивнул Адам. — Совпадение есть.

— Ну так это же здорово, разве нет? — оживился я.

— В данном случае я склонен думать, что это — именно странно, — признался Гафтенберг.

— Может быть, ты перестанешь бродить вокруг да около и все-таки озвучишь имя нашего маньяка? — настойчиво предложил я.

Он помялся еще с минуту, однако под моим требовательным взглядом все-таки сдался и выдавил:

— Бенджамин Кротовски.

Меня будто громом поразило.

— Кро… что? — переспросил я, тщетно пытаясь скрыть удивление.

Адам, впрочем, истолковал мою реакцию по-своему.

— Вот у меня точно такая же реакция была, когда я прочитал на карточке это имя! — облегченно воскликнул Гафтенберг. — Ты, видимо, тоже вспомнил этого парня? Так вот, если верить отпечаткам, в «Петухах» побывал именно он!

Опираясь рукой на стойку, я медленно опустился на стул и попытался собрать мысли воедино. Это оказалось непросто — непоседливые, они разбредались по сторонам, будто стайка юных грайверов, — однако в конце концов я все же смог взять себя в руки.

Значит, это был Бен. Мой друг зомби по имени Бен.

Вирм, да как такое вообще возможно?..

«Ну, это хотя бы похоже на правду», — подумал я внезапно. По крайне мере, объясняет, почему убийца не покусился на мою жизнь — ведь одновременно с некромантом умирают и все зомби, пробужденные им. Это аксиома, дар и проклятье любого мага смерти. Бен об этом знал и потому даже не пытался скалить зубы в мою сторону — просто сбежал, поджав хвост, словно трусливая дворняга.

Вдобавок я начал задумываться о связи между резней в «Петухах» и убийством Фег-Фега. Что, если Бен замешан и там? Если верить покойному гному, маньяк из трактира выглядел точь-в-точь, как затонувший в Бессонном море ублюдок. Еще один довод против Кротовски, ведь он мог находиться под водой, сколько душе угодно: зомби не нужен воздух, они не дышат. Обитая в каюте рядом с останками гнома, Бен просто не обратил бы внимания на жуткую вонь. Он мог проводить в море дни и ночи, ведь еды и воды ему также не требовалось. Конечно, все это еще надо доказать, но пока нынешняя версия кажется мне наиболее подходящей.

Единственное, что я не мог понять, — мотивация. Что двигало Беном? Что заставило его убить всех этих людей? Ответа не было. Теоретически Бен мог убить и Фег-Фега, и Гейла Шуйца с палачами Пересмешника и даже, чем Вирм не шутит, того же Кайла Мейси, но с какой стати ему заниматься подобными темными делишками? Ради денег? Да ему ведь не на что их тратить, кроме, разве что, обожаемых книжек!

И тем не менее в комнате Гейла обнаружили именно его отпечатки.

Интересно, что на это скажет сам Бен, когда я нагряну к нему в берлогу и спрошу напрямик?

Очень надеюсь, у него найдется достойное оправдание. Сейчас, после трех лет нашего общения, я с трудом представляю, как буду его упокаивать. Это ведь не просто расставание с другом; по факту, я отниму у человека жизнь, которую сам же вернул ему два года назад. Вирм заберет его душу, а я останусь стоять рядом с хладным трупом, растерянно перебирая воспоминания о чудных встречах в «Скупом лепреконе» и наших совместно раскрытых делах.

Найди оправдание, Бен. Прошу тебя.

— Ты чего, заснул, что ли? — Гафтенберг пощелкал пальцами у меня перед глазами. — Эй, Тайлер! Очнись!

— Все в порядке, — отозвался я и вымученно улыбнулся. — А ты точно уверен, что не ошибся?

— Я же тебе уже сказал — всю ночь перепроверял! — обиженно воскликнул Адам. — Ошибки нет: это совершенно точно отпечатки Кротовски. Без вариантов. И, что самое интересное, отпечатки не только на оконной раме и кровати, но и на обложке паспорта Шуйца!

— Ладно, хорошо. Предположим, ты прав. Но как, скажи на милость, мне преподнести эту новость шефу? — невесело усмехнулся я. — «Помните, пару лет назад в морг привезли „подснежника“? Так вот этот тип и есть наш убийца!»?

— М-да… Не знаю даже, что тебе ответить. До сих пор ума не приложу, как такое вообще получилось, — признался Гафтенберг. — Я ведь сам пальцы того жмурика обкатывал и с картотечными данными сверял! Неужто ошибся?

— Сейчас это в любом случае уже никак не проверишь, — пожал плечами я. — Труп Кротовски — или кому он там принадлежал на самом деле — кремировали полтора года назад.

— Есть маленький, но все же шанс, что мы имеем дело с близнецом этого парня, — задумчиво предположил Адам. — Конечно, отпечатки у них все равно должны отличаться, но мое оборудование не столь совершенно, как хотелось бы, и потому я бы не стал исключать подобный вариант.

— Ну, в любом случае, мы должны искать кого-то с внешностью Кротовски, верно? — уточнил я.

— Теоретически — да. Боги, как все это странно и удивительно… — заохал Гафтенберг.

— Газетчики нас в порошок сотрут, — устало вздохнув, заметил я. — Так и вижу заголовок очередного выпуска «Вечернего Бокстона»: «Роковая ошибка полиции». Всех собак на управление повесят. И твою персону, разумеется, вниманием не обойдут.

Адам закусил нижнюю губу. Видимо, очень живо представил себе текст обличающей статьи.

— А внутренники? — продолжал рассуждать я. — Они тоже в стороне не останутся. Газетчики-то полают да успокоятся, а эти замучают допросами и тебя, и меня, и шефа…

Гафтенберг шумно вздохнул и обреченным взглядом уткнулся в кафельный пол.

— Возможно, стоит придержать эту информацию до лучших времен? — спросил я осторожно. — Как считаешь?

Судмедэксперт замер и некоторое время, кажется, даже не дышал, а потом вскинул подбородок и тоном, не терпящим возражений, заявил:

— Нет, Тайлер, ты что? Это абсолютно исключено.

— Исключено? — нахмурился я. — Но ведь последствия…

— О последствиях пусть капитан думает, — перебил меня судмедэксперт. — Я честно передам ему данные, а вы уж там решайте, давать им ход или нет. Не хочу брать на себя ответственность за сокрытие данных.

Я громко скрипнул зубами:

— Ну что ты за человек такой… Тебе ведь первому придется с внутренниками бодаться! Разве подходящее сейчас время для подобных «потех»?

— Время, может, и неподходящее, но осознанно брать грех на душу я не собираюсь, — уперся Адам. — За ошибку двухлетней давности меня, конечно, по головке не погладят. Но если потом всплывет, что я еще и данные задержал нарочно, меня точно упекут за решетку. Так что вы поступайте, как знаете, а я поступлю, как должен. Я свою работу сделал? Сделал. Извольте, получите результат.

— Сволочь ты, Гафтенберг, — признался я.

— Тоже мне новость! Будто до этого разговора ты думал иначе!

— Да нет, не думал. Но ты мог хотя бы попытаться как-то изменить мое мнение.

— А зачем? — презрительно усмехнулся Адам. — Думаешь, оно меня больно волнует? Не строй иллюзий, Тайлер. Мне наплевать, что обо мне думает какой-то там детектив из отдела убийств. Я просто делаю свою работу — провожу экспертизу и предоставляю ее результаты начальству.

— Все с тобой ясно, — сказал я. — Ничего нового, в общем-то. Старая песня.

— К Вирму твой сарказм, Тайлер, — поморщился Гафтенберг. — Я смертельно устал и хочу спать. Вот папка с результатами экспертизы. Забирай и делай с ней, что хочешь. Но прежде, чем ты уйдешь, я позвоню и предупрежу Такера, что отдал материалы тебе, — поднявшись со стула, Гафтенберг упер руки в бока и качнулся влево-вправо, морщась от боли. — Ох, моя проклятая старая спина… Опять ноет! И где мои двадцать шесть, Тайлер? В твоем возрасте я не знал, что такое усталость!..

Продолжая бормотать себе под нос, он устремился к телефонному аппарату. Решив, что больше говорить нам не о чем, я тоже встал и направился к выходу. Когда взялся за дверную ручку, услышал:

— Капитан Такер? Это Адам Гафтенберг, сэр. Я закончил. Результаты у детектива Гиллигана…

Отворив дверь лаборатории, я вышел на улицу и скорым шагом устремился ко входу в управление. Дорогой я открыл папку, чтобы своими глазами увидеть заключение Гафтенберга. Склонившись над листом, я прочел текст, выведенный до раздражения аккуратным почерком:

«Сверка отпечатков, найденных на месте преступления, с данными картотеки позволила установить, что они принадлежат некоему Бенджамину Кротовски, уроженцу Бокстона».

Капитан просто опешит, когда это прочтет. Впрочем, в ступоре он долго не пробудет — ведь преступника надо скорейшим образом изловить. На столбах появится портрет Бенджамина, и патрульные станут беззастенчиво заглядывать в лица прохожих, требовать паспорта и задерживать любого, кто хотя бы отдаленно напоминает Кротовски. Ну а ОВР непременно устремит свой пристальный взор на обитающих в управлении копов. В каждом сотруднике они будут видеть предателя закона, каждый будет априори считаться «продавшимся с потрохами», а пресловутая «презумпция невиновности» останется лишь словосочетанием, смысл которого давно утерян предками нынешних «ищеек». А тем временем гоблины с Цветочного Бульвара, пребывая в неведении о смерти Кайла Мейси, будут злиться все сильней.

Да, и про Пересмешника тоже забывать не стоит, ведь после бойни в «Петухах» он не умерит свой пыл, а, напротив, рассвирепеет еще больше. Это не тот случай, когда можно проявить слабость и отступить. Если Моукер сдастся, другие боссы перестанут воспринимать его всерьез. И тогда у них может возникнуть резонный вопрос: если одна из вершин четырехугольника несущественна, зачем он вообще нужен, этот четвертый угол?..

Что до предположения Гафтенберга насчет близнеца Кротовски, то его я конечно же даже не рассматривал всерьез. Поверить в такую возможность мне, некроманту, собственноручно оживившему Бена, было крайне сложно.

Капитан сидел за столом мрачнее тучи. Когда я зашел, он молча протянул руку мне навстречу: давай, мол, результаты. Я без лишних слов вручил ему папку Гафтенберга, и Такер, раскрыв ее на последней странице, приступил к чтению. Следующие пару минут тишину нарушало только мерное тиканье настенных часов.

— Итак, — сказал Квинси до устрашающего спокойным голосом, — у нас тут, значит, ожившие мертвецы?

Я слегка опешил от такой формулировки. Сам того не подозревая, Такер попал не в бровь, а в глаз. Мертвец действительно ожил, а некромант, приложивший к этому руку, стоял буквально в паре футов от стола и нерешительно переминался с ноги на ногу.

— О чем вы, шеф? — кашлянув, уточнил я.

— А тебе разве не ясно? — саркастически вопросил Квинси. — Два года назад мы привезли в морг труп, спустя полгода этот труп сожгли, а теперь мы находим отпечатки мертвеца на месте преступления. Вывод? Парень восстал из пепла, словно долбаный феникс, чтобы окончательно нас дотрахать! — Такер в сердцах стукнул кулаком по столешнице, покачнув карандашницу и чашку с недопитым кофе.

Под моим рассеянным взглядом он бессильно опустил голову и тихо закряхтел.

— Что будем делать, шеф? — растерянно спросил я.

— Надо поднимать его дело, — снова обращая свой взгляд ко мне, сказал Такер. — Пусть художники займутся портретом на основе посмертного снимка, чтобы сержанты могли раздать листовки патрульным. Чем скорее мерзавец найдется, тем лучше.

— Но как же мы отыщем его, если он уже мертв?

— Отпечатки, как видишь, говорят об обратном, — пожал плечами капитан. — Может быть, два года назад Гафтенберг допустил ошибку, а может, у нас тут феномен — два человека с одинаковыми отпечатками? В общем, как бы то ни было, первое, что мы должны сделать, — изловить этого парня, пока он не убил снова. Вирм меня сожри, да горожане скоро будут бояться из дома выйти!

Он вскочил с кресла и бросился к двери, на ходу вынимая из кармана мятую сигаретную пачку. По пояс высунувшись в коридор, Такер рявкнул:

— Сержанты Пеленгатон и Роксбери — ко мне в кабинет, живо!

Захлопнув дверь, Квинси побрел обратно к столу. По дороге он закурил и в кресло опустился уже с дымящейся сигаретой в зубах. Я стоял, опершись плечом на стену, и хмуро смотрел в пол.

Хорошо, что в нашу прошлую встречу я вернул Бенджамину его ухо. Услышь он мою беседу с Гафтенбергом, наверняка бы поспешил сбежать из Бокстона — подальше от вездесущей полиции и озлобленного некроманта. В его нынешнем состоянии этакого «полутрупа» бегство для Бена было единственным возможным ответом на любые нападки из мира живых. Зомби никто не станет слушать. Даже если у Бенджамина окажется железное алиби, его все равно приговорят к упокоению.

А потом они узнают о нашей с ним магической связи, и меня попросту вздернут, чтобы решить обе проблемы разом. Так мы с Кротовски и отправимся, рука об руку, в холодное царство Вирма…

— Что случилось, сэр? — спросил Роксбери, вваливаясь в кабинет вслед за Пеленгатоном.

— Садитесь, — велел капитан, проигнорировав вопрос.

Сержанты подчинились; заняв свободные стулья, они уставились на Такера, всем своим видом показывая, что готовы внимать каждому его слову.

— Запомните имя: «Бенджамин Кротовски», — сказал Квинси, глядя то на одного, то на другого и наставительно потрясая указательным пальцем. — Вы должны поднять дело этого парня и передать его снимок художникам, чтобы они подготовили розыскные листовки. Затем вы раздадите их патрульным и другим сержантам. Мы обязаны в кратчайшие сроки отыскать Бенджамина Кротовски и доставить его в управление для допроса.

— Конкретно мы, сэр? — пролепетал Пеленгатон испуганно.

— Все управление, сержант, — процедил Такер, раздраженно глядя на худощавого копа, который съежился и стал, казалось, еще меньше. — Меня не волнует, кто именно отыщет этого ублюдка Кротовски. Вы только задумайтесь, каков наглец!.. Тройное убийство! Прямо в центре города, под самым носом у полиции! Уму непостижимо…

Он крепко затянулся сигаретой и закашлялся, настолько глубоко вдохнул. Зажав рот кулаком и зажмурившись, Квинси несколько секунд сотрясался, будто от лихорадки, после чего шумно выпустил остатки дыма из легких. Одарив собеседников мутным взглядом раскрасневшихся глаз, Такер скомандовал:

— Ступайте, господа. И не возвращайтесь без Кротовски.

Часто кивая, сержанты вскочили со стульев и спешно покинули кабинет начальника. Мы с Квинси снова остались наедине.

— Мэр звонил сегодня утром, — сказал Такер неожиданно тихо. — А следом за ним — король.

— Негодуют? — спросил я.

— Ха! Еще как, — безо всякой радости усмехнулся Квинси.

Он затушил сигарету и, облокотившись на стол, сплел пальцы рук перед собой.

— Это какой-то позор, Тайлер, — слова явно дались капитану с большим трудом, но он все-таки произнес их. Здоровая самокритика и безудержная честность всегда отличали Такера от большинства иных знакомых мне копов. — Сначала один мерзавец убивает Фег-Фега и благополучно скрывается в морской пучине. Затем другой устраняет безобиднейшего паренька Кайла Мейси, и тут у нас даже зацепок нет, только проклятый кирпич! Конечно, можно грешить на гоблинов, решивших самолично вершить правосудие, но от этих догадок ближе к правде мы не станем, — он тяжело вздохнул. — А вчерашний случай в порту? Мы подняли три звена «ураганов», а проклятого артефакта даже не было на корабле!.. Ну и в довершение ко всему, будто вишенка, на, мать его, торте — тройное убийство среди бела дня в трактире «До первых петухов», который находится, считай, через дорогу от управления. Что дальше? Убийцы заявятся в королевский дворец и прикончат Генри Тихого?

— То, что произошло в трактире, — нелепый форс-мажор, — заметил я. — Это ведь любимое местечко Квартета, нейтральная зона. Там никто не пускает кровь.

— И что же мы имеем в сухом остатке? — будто не слыша меня, вопросил капитан. — Поднять первого засранца со дна мы не можем, как не можем установить личность второго, отправившего на тот свет бедолагу Мейси. Понять же, каким образом Бенджамин Кротовски, чей труп сожгли еще полтора года назад, совершил тройное убийство, вообще не представляется возможным. В общем, чем дальше в лес, тем больше дров, как говорится. Ах, да… Еще и артефакт Пересмешника маячит где-то на горизонте. Правда, есть шанс, что он действительно затерялся где-то в пути и не свалится на наши головы хотя бы в ближайшие пару дней. — Квинси вымученно улыбнулся. — Ладно. Хватит. И без того возбуждены сверх меры. Надо работать на результат, а не лить слезы, украдкой сморкаясь в кружевной платок, будто светская девка.

Он вновь повернулся ко мне и сказал, пристально глядя в мои глаза:

— Я рассчитываю на тебя, Тайлер. Сейчас мы — наше управление — в крайне затруднительной ситуации, и нам требуются все имеющиеся у нас ресурсы. Ты — отличный сыщик, который не одно дело распутал, и не хуже меня понимаешь, что на кону. Речь не только о нашей репутации. В городе творится настоящий беспредел. И мы должны искоренить его зачинщиков безжалостно и быстро. Это понятно?

— Да, шеф, — прокашлявшись, ответил я.

— Тогда вперед, — сказал Квинси, мотнув головой в сторону двери. — Иди и найди этого проклятого ублюдка.

Учтиво кивнув на прощанье, я вышел из кабинета. От волнения пульсировали виски; недавние события до сих пор будоражили истерзанный догадками разум.

Поскольку от моего нахождения в управлении толку все равно было мало, я решил немедленно ехать к Бену. Кто-то счел бы это бессмысленным и даже глупым риском, однако на самом деле мне ничто не грозило: даже если Кротовски окажется тем самым головорезом, который поочередно отправил в Покой пятерых черниковцев, он все равно не станет покушаться на мою жизнь, дабы не лишиться своей. Впрочем, я тут же напомнил себе, что его вину еще нужно доказать. Не ставь на друге крест раньше времени, Гиллиган. Как-никак, ближе Кротовски у тебя никого нет.

Подхватив со стула куртку, я на ходу просунул руки в рукава и вышел из управления. Проезжающее мимо такси остановилось, едва я махнул водителю значком. Узнав, куда мне ехать, он назвал цену, на которую я, не раздумывая, согласился. В тот момент деньги меня волновали мало.

Едва я оказался внутри, самоходка сорвалась с места и устремилась, громыхая свежими грайверами, в направлении улицы Святого Холлинза.

* * *

Протяжная трель, которой взорвался телефон, заставила Такера вздрогнуть. Гадая, кто это звонит — начальник отдела внутренних расследований, мэр или король, — Квинси поднес трубку к уху и хрипло сказал:

— Алло.

— Сэр! — связь была донельзя плохая, поэтому Квинси не смог определить по голосу, с кем говорит.

— Кто это? — готовясь к худшему, осторожно уточнил Такер.

— Я плохо вас слышу, сэр! — донеслось будто издалека. — Это патрульный…

Фамилия потонула в океане помех. Капитан нахмурился: то ли это с его телефоном беда приключилась, то ли звонили с аппарата, давным-давно нуждающегося в ремонте.

— Что случилось, патрульный? — воскликнул Квинси, стараясь перекричать шум. — Откуда вы звоните?

— Мне сказали… — треск.

— Откуда вы звоните? — раздраженно повторил Такер.

— У меня есть важные… — и снова треск заглушил последнее слово, сказанное патрульным.

— Что? Вас не слышно!

— Я знаю, где скрывается Бенджамин Кротовски! — отчаянно воскликнула трубка.

Брови Такера взлетели вверх. Сдержав удивленный возглас, он спешно выдвинул верхний ящик стола и достал оттуда блокнот и покусанные карандашный огрызок.

— Ну? — спросил Квинси, уперев обломок грифеля в белоснежный лист. — И где же?

Через секунду карандаш забегал по бумаге, оставляя за собой извилистый след.

* * *

Кротовски открыл не сразу. Мелькнула мысль, что Бенджамин, возможно, уже на пути в Паркстон или что после вчерашнего происшествия в «Петухах» он решит сбежать подальше от управления и старого друга Тайлера Гиллигана, так неожиданно вернувшего его к жизни…

Однако затем я услышал тихое ворчание да знакомый скрежет отодвигающегося засова и облегченно вздохнул: по крайне мере, у нас будет возможность побеседовать.

Дверь чуть приоткрылась, и Кротовски, высунув в образовавшуюся щель свой длинный нос, осведомился:

— Опять что-то срочное?

— Более чем, — без тени улыбки сказал я. — Впусти меня. Не на улице же болтать.

Он неохотно попятился, позволив мне шагнуть за порог, затем шмыгнул к двери и снова закрылся изнутри.

Пока он возился с засовом, я решил осмотреться. Взгляд мой скользил по окружающим развалинам, готовый в любую секунду вцепиться в деталь, ранее не виданную здесь — будь то удавка, револьвер или же, чем Вирм не шутит, некромантский артефакт Пересмешника. Однако ничего примечательного в подвале не было. Старый покосившийся диван с торчащими из обивки пружинами, зеленое кресло без подлокотника, ворох тряпья под ним да несколько стопок книг на колченогом столике в углу — все это я уже видел и не единожды.

— И что же привело тебя в мою скромную обитель на этот раз? — нетерпеливо вопросил Бенджамин.

— Где ты был вчера днем? — спросил я, продолжая озираться по сторонам.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Бенджамин.

— Мне надо знать, где ты был, когда в «Петухах» случилась перестрелка, — повернувшись к нему, холодно заявил я.

— Погоди-ка… Ты что же, подозреваешь меня в чем-то? — нахмурился Кротовски.

— В комнате Гейла Шуйца нашли твои отпечатки, — произнес я, пристально глядя на собеседника. — Как ты можешь это объяснить?

— Мои отпечатки? — переспросил Бен недоверчиво. — Да откуда им там взя…

Он внезапно запнулся на полуслове. Шевеля губами, точно буйнопомешанный, Кротовски прошел в центр комнаты и медленно опустился на диван. Взгляд его стал рассеянным, словно Бенджамин целиком погрузился в свои мысли и на некоторое время попросту выпал из окружающего мира.

— Неужели… — пробормотал он еле слышно.

— Неужели «что», Бен? — спросил я, подойдя к нему. — Что пришло тебе на ум?

— Это неважно, — буркнул Кротовски, пряча взгляд.

— Позволь мне решать, что сейчас важно, а что — не очень? — саркастически попросил я. — Ты по уши влип, старик! По уши!

— Просто поверь, что это был не я, ладно? — попросил Бенджамин, хмуро косясь в мою сторону.

— Нет, старина, так не получится, — твердо сказал я. — Тебя подозревают в тройном убийстве, так что, если ты что-то скрываешь, я должен это знать. В противном случае я просто не смогу тебе помочь, при всем желании… которого у меня, признаться, пока что нет.

Он в ответ лишь мотнул головой и угрюмо вперился в пол. Это меня окончательно разозлило.

— Да что с тобой такое? — раздраженно воскликнул я. — Ты хоть понимаешь, что теперь начнется? По бумагам, твое тело сожгли полтора года назад, а теперь имя Бенджамина Кротовски всплывает вновь, и в каком контексте?!. Тройное в «Петухах», в самом сердце Бокстона! Бен, старина, да меня же порвут за такое. Когда за дело возьмется ОВР — а он непременно возьмется! — Гафтенберг не станет меня покрывать. Ты представляешь, чем это может кончиться для нас обоих?

— Представляю, — буркнул Кротовски.

Он казался настолько разбитым, что я невольно растерялся. Шумно выдохнув, спросил куда более спокойным ГОЛОСОМ:

— Прошу, скажи мне правду, Бен, какой бы горькой она ни была. Откуда в комнате и на паспорте этого ублюдка Шуйца взялись твои отпечатки? Я не верю, что это был ты, что это ты порешил всех этих людей, но факты говорят об обратном, и потому мне нужна твоя помощь. Скажи мне все, без утайки, и мы вместе разберемся с этим дерьмом!

Бенджамин скорбно посмотрел на меня исподлобья и медленно стянул с левой руки перчатку. Я едва сдержал возглас удивления: вместо обычной человеческой кисти у зомби была механическая, блестящая стальными гранями в слабом свете керосиновой лампы, кое-как закрепленной под потолком.

— Это… откуда? Как? — спросил я, с трудом подбирая слова.

— Долгая история, — сказал Кротовски, то сжимая, то разжимая железный кулак.

Я прошел к дивану, сел рядом с другом. Сквозь потрепанную коричневую обивку и плотную ткань брюк назойливые пружины беспощадно жалили меня, точно осы, однако я не обращал на это никакого внимания.

— Мы никуда не спешим, — мягко сказал я.

Бен еще раз посмотрел на меня, будто в надежде, что я все-таки откажусь слушать, но этого конечно же не случилось. Тогда он начал:

— Сказать по правде, при жизни чтение не было моим любимым занятием. Нет, разумеется, иногда я брал в руки книгу, но случалось это крайне редко — видимо, потому, что у меня попросту не было свободного времени. Однако после смерти все изменилось. Времени стало хоть отбавляй, а развлечения, вроде женщин, еды и вина, были мне уже недоступны. Все, что осталось у старины Кротовски, — это редкое общение с тобой и книги, в мир которых я мог погружаться, не выходя из подвала. Я черпал из пухлых томиков эмоции, которых мне так недоставало в моем нынешнем состоянии полутрупа.

Я не перебивал, слушал молча, хотя множество вопросов так и просилось наружу. В частности, я не слишком понимал, как тяга Бенджамина к чтению связана с пропажей его левой руки.

Кротовски тем временем продолжал:

— Время шло. За эти два года я стал куда более привередлив. Теперь я не удовлетворялся дешевыми романами — я желал читать лишь шедевры. И вот однажды ко мне в руки попал один чрезвычайно потрепанный томик. Это оказалась первая часть дилогии «Справедливость и честь» известного прозаика Франциска Даллина. Я проглотил это чудо за один вечер, а на следующий день прочел книгу еще раз, от корки до корки. Это было просто волшебно! Ну а когда узнал, что в местной книжной лавке продается вторая и заключительная часть, я просто обезумел. Роман, который непревзойденный мастер закончил буквально накануне смерти, — о чем еще я мог мечтать? Мной овладело страстное желание заполучить эту книгу, однако, узнав ее цену, я понял, что необходимой суммы мне не скопить. О, как я переживал!.. Каждый раз, приходя в лавку, снова и снова косился в сторону книги… пока однажды не решился ее украсть.

— Боги, старик! — воскликнул я. — Ты ведь мог просто попросить у меня денег!

— Боюсь, знай ты ее цену, не говорил бы так уверенно, — виновато улыбнулся зомби. — В общем, придя туда под самое закрытие, я спрятал левую кисть между стеллажами, намереваясь воспользоваться ею ночью, чтобы открыть себе дверь изнутри. Однако мой план неожиданно провалился.

— Рука исчезла? — догадался я.

— Угу. Я звал ее битый час, однако она так и не откликнулась. Дождавшись открытия, я вернулся, но на прежнем месте руки уже не было. Она просто взяла и исчезла, представляешь? По наивности я полагал, что никогда ее не потеряю, ведь стоило мне пожелать, и она прибегала ко мне, где бы ни находилась. Но в этот раз почему-то не прибежала. Отчаявшись вернуть пропавшую руку, я заказал этот протез у одного подпольного умельца. Нельзя было допустить, чтобы ты прознал о моей афере.

— Вирм, да ты обязан был сразу все мне рассказать! — раздосадованно воскликнул я.

— Знаю, но… я побоялся, что ты решишь меня упокоить, — признался Кротовски, спрятав взгляд в пол. — За мой проступок.

Я не нашел, что на это ответить. Да, наверное, такая мысль пришла бы мне в голову. Возможно, позже я бы устыдился ее и даже пожурил себя за малодушие, но она определенно мелькнула бы. И как, скажите на милость, можно оставлять без присмотра зомби, который не гнушается использовать свои чудесные способности в преступных целях?

Хотя чего еще ждать от бывшего бандита и мошенника? Винить я могу только себя…

— Думаешь, ее стащил торгаш из лавки? — предположил я.

— Нет, вряд ли, — подумав, мотнул головой Кротовски. — Мы покидали магазин с ним вместе, когда он закрывал дверь, рука все еще лежала на прежнем месте. Куда она делась потом — ума не приложу. Но еще более странным мне кажется тот факт, что кто-то воспользовался ею, чтобы наследить в трактире. Кому вообще могло прийти в голову подставлять мертвеца?

— Может быть, тому, кто знает, что он все еще жив? — предположил я.

— Об этом известно только тебе, — мотнул головой Бен.

— Значит, уже не только, — заключил я.

Взгляд мой снова наткнулся на механическую кисть Бена.

— И во сколько же тебе обошлась эта стальная клешня?

— Пришлось отдать мастеру все, что у меня было. За время нашего с тобой сотрудничества я скопил около полутора тысяч баксов, но он все равно долго ерепенился. Лишь с большим трудом я убедил его уступить.

— Убеждать ты умеешь, — кивнул я, а потом, спохватившись, поднялся с дивана. — Ладно. Можно трепаться до пришествия Рута, но разгадка от этого ближе не станет. Заклинаю тебя, старина: не выходи из подвала, пока шумиха не уляжется, договорились? А я попытаюсь найти твою руку, хотя, признаться, пока даже не знаю, с чего на…

Новый, незнакомый шум, донесшийся снаружи, оборвал меня на полуслове. Подняв вверх указательный палец, я призвал Бена к молчанию и прислушался.

Это грайверы, понял я спустя пару секунд. Просто какая-то самоходка проехала мимо… Или не проехала? Я медленно подошел к двери. Шум никуда не делся, более того, даже усилился.

А потом я услышал голос, который показался мне до боли знакомым:

— Вы уверены, что это здесь, сэр?

«Да это же Роксбери! — с удивлением понял я. — Что он тут забыл?»

Внутренне похолодев, я снова весь обратился в слух.

Когда же услышал второй голос, все тело мое покрылось мурашками.

— Тот парень утверждал, что да, — ответил ему не кто иной, как Квинси Такер.

Одолеваемый любопытством, я прильнул глазом к замочной скважине. Да, слух меня не подвел: перед дверью определенно стояли Роксбери и капитан. Но они были не единственными копами, решившими в это субботнее утро навестить старину Кротовски в его берлоге: за спинами собеседников маячили патрульные, вооруженные пистолетами и револьверами.

«Облава!» — произнес дрожащий от волнения внутренний голос.

И на этот раз он был как никогда близок к истине.

— Что там? — прошипел Бенджамин, когда я на цыпочках вернулся в центр комнаты.

— Добрый десяток копов, — ответил я немного растерянно. — Кажется, мы в западне.

— Ну, может, и нет, — задумчиво произнес Кротовски и, не обращая внимания на мой удивленный взгляд, резко вскочил с дивана. Я с удивлением наблюдал, как он стремительно шагает к старому шкафу, стоящему в углу, и распахивает его дверцы.

— Давай скорей сюда, — позвал он. — Чего встал?

— Ты предлагаешь прятаться там, пока они не уйдут? — саркастически поинтересовался я, подходя к нему.

— Я предлагаю бежать, — сказал Бенджамин без тени улыбки.

Заглянув в шкаф, я увидел, что в задней стенке зияет дыра, а за ней находится вход в старую вентиляционную шахту. Выяснять, куда она ведет, не было времени: судя по металлическому скрежету, полицейские уже взялись за дверь. Пропустив меня вперед, Кротовски забрался следом и закрыл дверцы шкафа изнутри на миниатюрную щеколду. Конечно, лаз все равно обнаружат, но теперь у нас, по крайне мере, будет лишняя минута в запасе. Стирая колени о шершавую каменную поверхность, я устремился вперед, в темноту и сырость. Бен шуршал позади, стараясь не отставать ни на дюйм.

«Что же я делаю! — подумалось внезапно. — Почему я, детектив полиции, убегаю от своих же коллег?»

«Убегает не полицейский, — заметил внутренний голос. — Убегает некромант, который не просто оживил покойника, но и позволил ему свободно перемещаться по городу». Теперь некромант безумно хочет спастись от правосудия, хотя за своего зомби может и должен отвечать только он.

Бен, Бен, Бен… Ну почему ты рассказал про свою несчастную руку только сейчас?..

Наше увлекательное путешествие по вентиляционной шахте закончилось тем, что я больно стукнулся головой о неожиданно возникшую на пути преграду. В принципе, избежать столкновения без свечки или фонаря я бы все равно не смог, но осознание этого факта нисколько меня не утешило, тем более что на месте ушиба моментально выросла гигантская шишка.

— Это еще что? — спросил я, оглянувшись через плечо.

— Ты о чем? — отозвалась тьма голосом Бена.

— Я только что уткнулся в какую-то перегородку. Так и должно быть? Это тупик? Или очередная секретная дверца, которую ты сейчас откроешь специальным ключом?

— Что еще за перегородка? — недоуменно переспросил Кротовски. — Не было там ничего.

Когда он коснулся моей голени, я невольно вздрогнул и прошипел:

— Чего ты меня за ноги хватаешь?

— Хочу протиснуться поближе и посмотреть, во что ты там уперся. Тут же темно, как в заднице у ежевичника, Гиллиган, вот и приходится ползти на ощупь.

Я обреченно вздохнул:

— Давай, проползай. Потерплю. Надо ведь как-то выбираться.

Цепляя меня за одежду, за руки, а один раз даже легонько въехав мне локтем в нос — надеюсь, он это неумышленно, иначе я ведь и обидеться могу!.. — Кротовски добрался-таки до загадочной преграды. Я понял это по стуку: видимо, с его помощью Бенджамин пытался понять, что перед ним — глухая стена или действительно заслонка, за которой находится столь желанная свобода.

— Надо же, — задумчиво пробормотал Кротовски. — А ведь раньше ее тут не было…

— Давай мы подумаем о ее происхождении потом, ладно? — нетерпеливо прошипел я. — У нас полиция на хвосте, если помнишь.

— Помню, — буркнул Кротовски и на какое-то время умолк.

Прошла минута, за ней другая. К концу третьей я уже хотел поторопить уснувшего зомби, когда тишину внезапно разодрал оглушительный треск, будто кто-то со всего размаха треснул молотом по пивной бочке.

А в следующую секунду в заслонке появилась дыра диаметром в полфута.

— Как ты это сде… — хотел спросить я, однако в этот момент Кротовски уперся механической рукой в деревянное полотно преграды и надавил на него что есть силы. Щепки полетели во все стороны, и несколько досок просто вывалились наружу. Бенджамин уверенно работал усиленной искусственной кистью, методично разбирая преграду на части. Наконец проход был свободен, и мы с Кротовски оказались в другом подвале, являющемся зеркальным отражением его жилища. Разве что хлама тут было чуть побольше, да в углу, укутавшись в старое одеяло, спал потрепанный бродяга. На наше появление он никак не отреагировал, что конечно же было нам только на руку. Мимоходом я отметил, что Шар одарил бездомного клеймом врача, однако помещение, что греха таить, на кабинет доктора походило мало.

«Может статься, в протестантских учениях все-таки не так много лжи, — думал я, вслед за Бенджамином шагая через потрепанный зал к темно-синей двери. — Может, для кого-то действительно лучше было бы не иметь предназначения? Ведь, обладая достаточным талантом для того, чтобы стать врачом, он, судя по всему, не обладал достаточным усердием, чтобы закрепиться на своем месте».

«Наверное, стоит отложить эти размышления до лучших времен, — язвительно заметил внутренний голос. — До очень далеких лучших времен, которые, вполне возможно, никогда уже не наступят». Вирм, да я даже не знаю, что будет сегодня днем, где я окажусь к закату и не отправят ли меня на плаху за незаконное увлечение некромантией уже завтра утром. Я по-прежнему не в курсе, Бен ли убил троицу из «Петухов», Фег-Фега и Кайла Мейси или нет, однако все равно иду за ним следом, точно верный пес.

Наверное, это и есть дружба — когда ты продолжаешь верить своему товарищу, хотя все факты против него, а твой разум буквально вопит: «Беги!»

Кротовски приоткрыл дверь, и я первым выскользнул наружу. По счастью, проулок пустовал. Только одинокая дворняга возлежала рядом с помойным баком, лениво зевая и равнодушно осматривая свои скудные владения.

— Куда теперь? — спросил Кротовски.

— Надо поймать такси, — прикинув, в какой стороне находится дом Бена, я пошел в противоположную. — Кажется, где-то поблизости должна быть их стоянка…

Признаться, я до сих пор не понимал, как Такер и прочие смогли так быстро вычислить пристанище Кротовски, однако сейчас этот вопрос заботил нас куда меньше прочих. Нам следовало скорейшим образом убраться как можно дальше от злополучного подвала, последние два года служившего Бену жилищем, пока копы не сели нам на хвост. Лишь бы не попасться им на глаза!..

Вскоре мы выбрались на Пятую Тупиковую и остановились у дороги в надежде остановить такси, однако это оказалось не так-то просто. Движение в этой части города и в будни-то было не слишком оживленным, а в выходной сюда вообще никто не совался; за десять минут мимо проехали всего четыре самоходки. Субботний полдень, будь он неладен…

— Как бы нас прямо тут не взяли, — проворчал Кротовски, заматывая лицо шарфом.

Делал он это, разумеется, не оттого, что замерз, а лишь в целях конспирации.

— Предложи что-нибудь получше, — пожал плечами я.

— Куда мы вообще направляемся?

— Увидишь.

Из-за поворота показалась еще одна самоходка. Я инстинктивно вскинул руку, однако, увидев, что это не такси, тут же опустил. И, тем не менее, повозка остановилась.

Мы с Беном недоуменно переглянулись. Каждый готов был моментально сорваться с места и броситься наутек при малейшем намеке на опасность.

Как выяснилось, волновались мы зря.

Пассажирская дверь самоходки чуть приоткрылась, и наружу высунулась симпатичная мордашка Каталины Раст. Я уставился в ее карие глаза, удивляясь такой неожиданной встрече.

— Вас подвезти, детектив? — спросила она, иронично прищурившись.

— Даже не знаю… — ответил я слегка растерянно.

— Боюсь, иначе вы просто не уедете, — заметила Каталина. — Такси здесь проезжают нечасто, а до ближайшей стоянки вам придется топать минут двадцать, не меньше. Куда вам, кстати?

— Угол Ремесленной и Неймара, если не затруднит, — ответил я.

— Не затруднит, — кивнула Западная Лисица. — Забирайтесь, господа. Доставим в лучшем виде.

Нам не оставалось ничего иного, кроме как принять ее приглашение. Убедившись, что пассажиры уселись и все двери закрыты, девушка кивнула водителю, хмурому гремлину в приплюснутой кепке, и он снял самоходку с тормоза. Радостные грайверы потащили нашу повозку вперед, и вскоре мы покинули Пятую Тупиковую и отправились на запад Бокстона.

Как настоящий некромант, я должен был позаботиться о своем зомби.

И первым делом — дать ему убежище.

* * *

Капитан сидел в древнем зеленом кресле и дымил сигаретой, равнодушно созерцая пружины, торчащие из обивки стоящего напротив дивана. Полицейские разгуливали по подвалу, изучая трещины на стенах, валяющийся под ногами мусор и постные физиономии друг друга. В принципе, всех их можно было уже распустить по домам; оставить двоих — сержанта Роксбери да Гафтенберга — и дело с концом. Первый как раз допрашивает найденного в соседнем подвале бродягу, который вроде бы что-то слышал, а второй перетаскивает чемоданчик с места на место, снимая отпечатки и выискивая улики то тут, то там.

Сложно сказать, когда сюда в последний раз заходил Бенджамин Кротовски, однако в том, что заходил, сомнений не было. Так, среди прочего хлама обнаружились ботинки, украденные у Фег-Фега, и револьвер, чей калибр совпал с тем, из которого застрелили троицу в «Петухах». В барабане найденного револьвера недоставало как раз трех патронов — ровно столько понадобилось убийце, чтобы уложить Шуйца и его спутников.

Поначалу Такер глазам своим не поверил.

— Но ведь убийца, задушивший цветочника, сгинул в Бессонном море, — заметил Квинси, когда Гафтенберг продемонстрировал ему трофеи душегуба. — Гиллиган, Роксбери и Пеленгатон своими глазами видели, как он сиганул за борт!

— Ну, возможно, речь идет не об одном злоумышленнике, а о целой банде, — предположил Адам. — Один утонул, а второй продолжил его дело… Не знаю, шеф. Я всего лишь судмедэксперт. Выводы, предположения — все это не ко мне. Я специализируюсь на констатации фактов, а не на домыслах.

— Я знаю, Адам, знаю. Продолжай осмотр, — попросил капитан. — Если это действительно штаб-квартира нашей банды, следов тут должно быть в избытке. Не могли же мерзавцы постоянно ходить в перчатках.

Гафтенберг кивнул и сосредоточился на изучении дивана.

Интересно, куда подевался Гиллиган, размышлял Такер, наблюдая за копошением судмедэксперта. Наверное, на него вновь снизошло озарение, и он незамедлительно устремился проверять очередную теорию. Квинси улыбнулся своим мыслям. Да, побольше бы ему таких парней, как Тайлер, — сообразительных, наблюдательных, буквально живущих сыском, — и, возможно, они бы не были сейчас в подобной заднице.

Найди хоть что-нибудь, парень, прошу тебя!

Иначе внутренники нас всех с дерьмом съедят.

* * *

Эмма, напевая под нос, готовила яичницу с беконом. Масло скворчало на сковороде, и чудесный аромат растекался по кухне, рискуя пробудить аппетит в каждом, кто его почует. Эмма готова была держать пари, что степенно прогуливающийся по коридору Арнольд тоже истекает слюной, проходя мимо кухонной двери.

Скорей бы проснулся Бак. То-то он удивится, когда обнаружит, что она принесла ему завтрак!..

Вчерашний вечер был особенным. Эмма до последнего сомневалась, что решится заговорить с Хорником о наследнике, однако в итоге все получилось лучше некуда. Она улыбнулась своим мыслям: брачная ночь через пятнадцать лет после свадьбы, с ума сойти! Надо было решиться еще в том году, Бак наверняка бы согласился и раньше, она ведь, похоже, ему действительно нравится…

Через пять минут яичница была готова. Сгрузив ее на тарелку с золотой каемкой, Эмма шустро нарезала помидор и, подумав, добавила ломоть хлеба. Вилка, нож… Все это разместилось на подносе, а завершился натюрморт кружкой дымящегося кофе. Продолжая напевать, Эмма потащила завтрак в спальную.

— Помочь вам, госпожа? — спросил Арнольд, когда они столкнулись в коридоре.

— Нет. Сама хочу. — Эмма смущенно улыбнулась.

— Тогда не смею задерживать, — дворецкий улыбнулся в ответ и отступил в сторону, дабы не загораживать проход.

Хозяйка благодарно кивнула и засеменила дальше, стараясь не пролить кофе на яичницу. Возле двери возникла новая проблема: чем же ее открыть? Однако Эмма с честью вышла из положения — подцепив фигурную ручку очаровательным локотком, она потянула дверь на себя, после чего втиснула ногу между створкой и косяком, чтобы та предательски не захлопнулась. Проскользнув внутрь, довольно улыбнулась и пошла к кровати мужа.

Бак лежал на спине и, не шевелясь, смотрел в потолок Эмма даже поначалу решила, что он все еще спит, однако, подойдя, увидела, что глаза хозяина Востока открыты.

— Здравствуй, милый, — пропела жена, ставя поднос на прикроватную тумбочку. — А я тебе тут завтрак состряпала… Поешь, пока горячее.

Он повернул голову и уставился на нее. Губы Хорника были плотно сжаты, в глазах застыла немая мольба.

— Ты невесел, — заметила Эмма. Улыбка моментально слетела с ее лица. — Плохо спал?

Он мотнул головой, что, видимо, значило «Нет».

— В чем же дело? — она подошла и, опустившись на край кровати, заглянула ему в лицо. — Тебе нездоровится?

Он резко сел, отбросил одеяло в сторону и свесил ноги, повернувшись к жене спиной. Движения его при этом были неестественно резкими, точно за ночь Бычара отвык от собственного тела. Встав, Бак пошатнулся, однако удержался на ногах и побрел вокруг кровати к тумбочке, где стоял поднос. Эмма наблюдала за ним со смесью беспокойства и страха. Она не понимала, почему муж не хочет разговаривать с ней, да и в целом его поведение казалось странным.

Резким движением Бак выдвинул верхний ящик и извлек оттуда блокнот и ручку, после чего покосился на жену. Взгляд его показался девушке умоляющим, будто Бычара хотел ее о чем-то попросить, но по непонятным причинам не мог этого сделать. Склонившись над блокнотом, Хорник начал писать. Рука его дрожала, и, когда хозяин Востока, вырвав лист, протянул его девушке, она увидела малоразборчивые каракули.

«Лицо мое, кажется, парализовало, — прочла Эмма с трудом. — По крайне мере, я не могу открыть рот и сказать это вслух. Мне требуется лекарство. Позови дворецкого, нам нужно кое-что обсудить».

— Боги! — вырвалось у девушки.

Ей стало страшно. Что же с ними теперь будет? А если эта болезнь смертельна и Бак вскоре умрет? Другие члены Квартета не преминут воспользоваться такой удачей и непременно поделят земли Хорника между собой прежде, чем его труп успеет остыть. Кого волнует, что официально всеми активами Бычары владеет Эмма? Если понадобится, ее заставят отказаться от имущества в пользу других главарей.

«Не стоит забегать так далеко вперед, милочка, — урезонила себя женщина. — Бак пока что жив, и, возможно, толковый лекарь сможет излечить его от таинственной болезни».

— Давай я позвоню врачу? — предложила Эмма, глядя на угрюмого Бычару.

Тот мотнул головой.

— Ты поручишь это Арнольду? — догадалась она.

Пауза, затем — кивок. Теперь, видимо, только так им и осталось общаться — с помощью жестов да писем.

— Хорошо, милый, — сказала жена, поднимаясь с кровати. — Я велю ему навестить тебя.

Снова кивок. Эмма, ежесекундно оглядываясь через плечо, устремилась прочь из комнаты. Он в ее сторону даже не посмотрел — все внимание Хорника было сосредоточено на зеркальной двери шкафа. Когда девушка покинула спальную, он подошел к шкафу и дрожащей рукой провел по стеклу. В его взоре причудливым образом смешались злоба и страх.

Когда Арнольд, постучав, вошел в комнату, Бак возлежал на кровати, раскинув руки и зажмурившись. Звук шагов привлек его внимание. Дворецкий почувствовал на себе умоляющий взгляд, однако черты лица Бычары при этом остались неизменны. Впрочем, с учетом странного недуга, который неожиданно обрушился на Хорника, это было совсем не удивительно.

— Хотели меня видеть, сэр? — уточнил Арнольд на всякий случай.

Бак отрывисто кивнул и стал подниматься. Проковыляв к тумбочке, он снова взялся за ручку и принялся писать в блокноте. Дворецкий терпеливо ждал.

Наконец Хорник выдрал исписанный листок и протянул его слуге. Тот принял послание из рук хозяина и, нацепив на кончик носа очки, прочел:

«Собери всех моих бригадиров и объяви им мою волю: сегодня в девять они должны напасть на дом Пересмешника».

Удивленно выгнув бровь, Арнольд еще раз перечитал написанное. Затем, убедившись, что ему не померещилось, вопросительно посмотрел на Бычару. Тот ткнул пальцем в лист, что, вероятно, значило «Читай дальше». Вздохнув, дворецкий снова поднес бумагу к глазам.

«От моих информаторов мне стало известно, что сегодня вечером большинство людей Моукера будут находиться вне дома. Лучшего момента для штурма не будет. Пересмешника живым доставить сюда, дабы вызнать у мерзавца о противоядии. Это он повинен в моей болезни. Игла, которую принес Гейл, была отравлена».

Арнольд охнул и, опустив записку, снял очки. Взгляд его, полный отеческой заботы, был направлен на изможденного болезнью Хорника. Бак в те минуты являлся этаким гротеском, злой карикатурой на себя былого — идеальный атлет, который толком не может распоряжаться своим прекрасным телом. Он был как истовый любитель живописи, который внезапно ослеп. Как музыкант, напрочь лишившийся слуха.

Упущенная возможность во плоти.

Взгляд Арнольда посуровел. Он был преданным слугой семейства Хорников, готовым умереть за своих хозяев. Такую верность не выказывают даже собаки.

— Я сделаю это, сэр, — горячо пообещал дворецкий. — Передам все слово в слово.

После чего решительно устремился прочь из спальни Бака. Дверь захлопнулась, и Хорник вновь остался наедине с самим собой. Вернувшись на кровать, хозяин Востока снова уставился в стенку. Каждый мускул его тела был напряжен; Бычара отчаянно пытался вырваться из ловушки.

Но — безрезультатно.

Слишком крепки были прутья клетки.

* * *

— Ну вот и приехали, — сказала миссис Клемманс.

Водитель остановил самоходку у пожарного гидранта.

— Спасибо, — произнес я, открывая дверь. — Вы нас очень выручили.

— Не за что, детектив, — ответила Западная Лисица, с теплом глядя на меня через плечо. — Заходите в гости при случае.

— В гости? — неуверенно переспросил я.

— Вы так удивляетесь, будто я в первый раз вас зову! — она звонко рассмеялась.

— Тогда я решил, что вы шутите… — пробормотал я, пожимая плечами.

— С чего бы мне шутить? — фыркнула Каталина. — Повторюсь: вы действительно мне интересны, детектив. И я не отказалась бы встретиться с вами в неформальной обстановке.

С этими словами девушка озорно подмигнула мне и рассмеялась, видя, как на моих щеках проступает румянец.

Ее поведение крайне удивило меня. Совру, если скажу, что никогда не воспринимал миссис Клемманс как девушку, однако все мужчины погружаются в мечты, едва на горизонте появляется более-менее симпатичная представительница слабого пола. Это своеобразное правило. Но одно дело — мысли, и совсем другое — слова и тем более действия. За свою не слишком долгую жизнь я умудрился потерять всех близких мне людей и несколько раз прилично обжигался на отношениях, а потому не горел желанием с кем-то сближаться — слишком велик был страх в один момент эти отношения утратить. Единственный мой друг умер два года назад и теперь сидел рядом, с тоской глядя в окно.

Да и потом, мы с Западной Лисицей слишком уж разные, чтобы быть вместе. Я — детектив, а она — высокопоставленная преступница из могучего Квартета, притом замужняя (да, Джимми Ширма, о тебе я тоже не забыл!). Реши вода обвенчаться с пламенем, это и то вызвало бы меньше противоречий, чем мой возможный союз с Каталиной.

Конечно, пока ни о какой связи речи не шло, но некоторые события порой настолько будоражат воображение, что остановить поток фантазии становится крайне затруднительно.

— Так что вы скажете? — голос Каталины вернул меня в реальность.

Я мотнул головой, отгоняя нелепые мысли, и снова заглянул в ее глаза. Они улыбнулись мне, и уголки моих губ сами собой поползли вверх вопреки отчаянному стремлению оставаться серьезным. Моя внутренняя борьба конечно же не укрылась от внимания Западной Лисицы, и она беззастенчиво рассмеялась вновь.

— Ладно, вижу, мыслями вы уже далеко отсюда, сжалилась девушка. — Идите, детектив. И помните: мои двери всегда открыты для вас.

— Да, конечно, — собрав волю в кулак, я подарил Каталине еще одну улыбку и полез наружу.

Бен выбрался через противоположную дверь. В этой компании он явно чувствовал себя третьим лишним. Шофер был не в счет, ведь он, по сути, являлся всего лишь приложением к самоходке.

Стоя на пороге трехэтажного дома, мы смотрели повозке вслед до тех пор, пока она наконец не скрылась из виду.

— А ты, оказывается, тот еще сердцеед, да, Гиллиган? — ухмыльнулся Бен.

— Если ты не заметил, это она позвала меня в гости, а не наоборот, — бросил я, с неодобрением покосившись на улыбающегося зомби.

— Думаю, она просто не смогла устоять перед твоим очарованием.

— Пусть так, — пожал плечами я и, открыв дверь подъезда, вошел внутрь.

Кротовски последовал за мной, явно раздосадованный тем, что я так легко сдался.

— Куда мы? — спросил он тихо, когда мы миновали первый этаж и устремились выше.

— В восьмую, — сказал я.

Воспоминания тут же накрыли меня с головой. Слова мои будто бы прорвали плотину, и бурные воды памяти споро понесли плотик сознания по глади застарелых переживаний.

Когда-то в восьмой жила тетушка Агния, но последние четыре года квартира пустует. Каждодневное злоупотребление алкоголем не прибавило старушке здоровья, и в итоге мне пришлось перевезти ее в клинику Милы Врачевательницы. Я иногда навещаю ее, наверное, не так часто, как стоило бы, но и она, если вспомнить, уделяла мне не слишком много своего времени. Бутылку тетушка любила куда больше, чем непоседливого племянника. Подчас она засыпала, обняв ее, как дитя…

Теперь она обнимает только подушку.

Душевная болезнь прогрессирует. В свое время капитан Такер помог мне выбить для тети отдельную палату, и теперь Агнию курируют лучшие доктора, но от этого, к сожалению, мало толку. Никакие лекарства уже не в силах избавить старушку от наваждений и мороков; пилюли всего лишь замедляют необратимый процесс. Неизвестно, сколько еще протянет моя умалишенная опекунша, но одно я знаю наверняка: в квартиру номер восемь дома на углу Ремесленной и Неймара тетушка Агния не вернется уже никогда.

И потому я рискну временно поселить там друга.

Боги, как же давно я не открывал эту дверь!.. Ключ на брелоке холодный, будто чужой… да он и есть чужой, если вдуматься. В квартире тетушки я никогда не чувствовал себя, как дома.

— Чья это квартира? — спросил Бенджамин обеспокоенно, когда я уже вставил ключ в замочную скважину.

— Ничья, — глухо ответил я и, взявшись за ручку, потянул дверь на себя. — Входи.

Он недоуменно покосился на меня, но я лишь кивнул, подтверждая, что не шучу. Тогда Кротовски неуверенно шагнул за порог, затем сделал еще один робкий шажок и обернулся, словно ища поддержки.

— Не стой в дверях, — строго сказал я, входя следом за ним и запираясь изнутри на засов.

— Разуваться? — спросил Бен.

Он выглядел растерянным.

— Не надо. Проходи сразу в комнату, — я легонько подтолкнул его в спину.

Мебель стояла на прежних местах, что меня немного успокоило: я подозревал, что грабители, пронюхав о неожиданном отъезде хозяйки, наверняка захотят поживиться хранящимся внутри барахлом. Однако на старое кресло, софу, книжный шкаф, стол и три стула никто не позарился. Стоит ли удивляться, если подобный хлам легко отыскать на любой помойке?

Бен конечно же первым делом устремился к шкафу, доверху набитому старыми книгами. Взглядом знатока он пробежал по истрепанным корешкам и сказал:

— Похоже, последний раз их брали с полки лет пятнадцать назад. Тут слой пыли в палец!

— Бывшая хозяйка не очень-то любила читать, — заметил я с грустной улыбкой.

— О ком ты? Это твоя знакомая? Или…

Взор его внезапно наткнулся на старый снимок в темно-коричневой рамке, который стоял за стеклом в серванте. На снимке был изображен курносый мальчишка, коротко стриженный и темноглазый.

— Это что, ты, Гиллиган? — удивленно спросил зомби, делая шаг в направлении серванта. — Да, точно ты, только очень молодой… Выходит, это квартира твоей тетушки?

— Да, — нехотя признал я. — Она самая.

— Подумать только… — пробормотал Кротовски. Склонив голову набок, он с интересом разглядывал мой портрет. — Сколько тебе на этом снимке?

— Лет пятнадцать, — пожал плечами я. — Может, меньше.

Некоторое время в комнате царила тишина. Бен никак не мог налюбоваться моим детским фото, а я стоял, с тоской осматривая интерьер. Обои давно выцвели, стол поплыл, а еще я раньше не замечал, что один из стульев колченог… Толстый растрепанный томик, на который опиралась ножка дивана, показался мне знакомым; наверняка я читал эту книгу, когда был еще совсем юн.

— Но разве мне стоит здесь находиться? — спохватившись, вопросил Кротовски, с тревогой посмотрев на меня.

— Эта квартира пустует уже четыре года. Сюда даже почтальон дорогу забыл, — натужно хмыкнул я. — Так что она вполне сгодится, чтобы переждать денек-другой, прежде чем я разберусь с нашими проблемами.

— Ты уверен, что справишься так быстро? — скептически произнес Бенджамин.

— Сроки очень примерные, — уточнил я. — На деле конечно же все может затянуться. Но если ты не будешь высовываться из дома и задернешь шторы, думаю, некоторое время мы продержимся.

— Я ценю твою помощь, Гиллиган, — сказал Кротовски, пристально глядя мне в глаза. — Но признайся, у тебя есть хоть какие-то идеи или же ты в тупике?

— Есть одна.

— Озвучишь?

— Мне кажется, мы имеем дело с шайкой, члены которой знают о моем тайном увлечении некромантией. Пропажа руки, слепой гоблин, кирпич, брошенный в голову бедняги Мейси, а затем и пуля, угодившая Гейлу Шуйцу прямо в висок… Словно мерзавцы знали, что я допрашиваю покойников, и потому нарочно вышибали жертвам мозги либо, как в случае с Фег-Фегом, отправляли в Покой слепого. Возможно, конечно, что эти преступления никак не связаны между собой, но, если верить убитому в трактире «птенцу», которому пуля по счастливой случайности угодила не в голову, а в шею, тамошний стрелок выглядел точь-в-точь как парень с корабля Скрэби — тот же свитер, та же куртка с капюшоном. Подобное совпадение вряд ли случайно. Вероятно, члены шайки умышленно одеваются похоже, чтобы мы думали, будто все эти убийства совершил один и тот же человек.

— Но зачем им это?

— Чтобы гоблины думали, что убийца Фег-Фега все еще жив. Они и без того не слишком верят полиции, а если всплывет образ того парня со шхуны, возмущению их не будет предела. Боги… Не представляю, что сейчас творилось бы на Цветочном Бульваре, если бы мы не скрыли смерть Кайла Мейси!

— Все эти рассуждения довольно логичны, — признал Бенджамин, — но они бесполезны, если ты не знаешь, что делать дальше. В каком направлении ты планируешь двигаться, Гиллиган?

— Ну, для начала я собираюсь вернуться в управление и узнать, как они вычислили твое логово.

— Не боишься, что они нашли там твои отпечатки?

— Боюсь, конечно. Но надеюсь, все обойдется: Гафтенберг слишком дотошный тип, чтобы управиться в столь сжатые сроки. Так что, думаю, пара часов в запасе у меня еще есть.

Мы вернулись в коридор.

— Главное, не выходи из квартиры, — еще раз предупредил я. — И дверь никому не открывай. Связь будем держать по телефону. Если возьмешь трубку и услышишь незнакомый голос, просто верни ее на рычаг. Договорились?

— Ты поучаешь меня, словно маленького ребенка, — с улыбкой заметил Кротовски.

— Честно сказать, после твоей утренней исповеди мне бы стоило привязать тебя к стулу, чтобы ты не наделал новых глупостей, — признался я. — Наверное, это было бы безопасней всего. Так что цени мою гуманность и впредь старайся меня не подводить, ладно?

Не дожидаясь ответа, я вышел в подъезд и устремился вниз по лестнице.

Надеюсь, на этот раз Бенджамин не заставит меня пожалеть о моем милосердии.

* * *

— Вызывали, сэр? — постучав, Гафтенберг осторожно заглянул в кабинет Такера.

— Да, Адам! — воскликнул капитан, призывно махнув судмедэксперту зажигалкой. — Входи, присаживайся.

Гафтенберг сразу обратил внимание на темного эльфа, сидящего на стуле в углу. В Бокстоне дроу встречались крайне редко; куда больше их обитало на северо-западе королевства, в том же Паркстоне или Кейденбурге. Темнокожие остроухи не слишком любили море и потому старались держаться подальше от портовых городов. То же самое, впрочем, можно было сказать и о людях, но с их существованием дроу вынужденно мирились из-за собственной малочисленности. Отчистить материк от людской скверны — сокровенная мечта всех темных эльфов от мала до велика.

Заслышав новый голос, незнакомец поднял голову и с любопытством посмотрел на Адама поверх стильных очков в металлической оправе, которые покоились на кончике длинного носа. Одарив эльфа рассеянным взглядом, Гафтенберг прошел к свободному стулу и с усталым вздохом на него опустился.

— Разреши представить тебе инспектора Кефри Уинтера из отдела внутренних расследований. — Капитан махнул рукой в сторону длинноносого очкарика.

Внутри у Гафтенберга все похолодело. Он прекрасно знал, что из себя представляют сотрудники ОВР, и потому боялся их до глубины души. За свою многолетнюю карьеру Адам насмотрелся на этих стервятников, готовых поломать жизнь самому добросовестному копу, случись ему хоть раз оступиться или просто переусердствовать. Само поведение Гафтенберга, его неукоснительное подчинение ряду прописанных в уставе правил, было сформировано под впечатлением от кровопролитной борьбы ОВР с преступившими закон полицейскими. Он помнил лейтенанта Блинкеля, которого лишили жетона за избиение насильника-педофила накануне суда. Помнил и сержанта Генселя, который за расстрел членов уличной банды получил пять лет тюрьмы. Помнил Дэнни Неймарка, Рассела Грейнджера и многих других.

И, что самое страшное, он помнил тех, кто пробудил интерес ОВР к этим копам. Генселя, к примеру, сдал его же напарник, а на Блинкеля донес надзиратель, проходивший мимо камеры, когда лейтенант топтал ее обитателя ногами. Осознание того факта, что на тебя может настучать коллега, которому ты еще вчера жизнь готов был доверить, вынудило трусоватого и осторожного сверх меры Гафтенберга не доверять окружающим лишнего и всегда следовать инструкциям. Адам искренне верил, что такое поведение позволит ему избежать встречи с внутренниками и сопутствующего этой встрече стресса.

Однако он не учел, что людям свойственно ошибаться. И даже если ты сам дотошен сверх меры, другие наверняка рано или поздно ошибутся за тебя.

— А это, собственно, наш судмедэксперт Адам Гафтенберг, — покосившись в сторону Кефри, объяснил Такер.

— Рад знакомству, доктор Гафтенберг, — вежливо произнес инспектор.

Его цепкий взгляд, словно огромный противный жук, сновал по телу Адама вверх-вниз, отчего старый брюзга невольно поежился. Отрывисто кивнув инспектору, он поспешно уткнулся в пол, не желая смотреть ищейке из ОВР в глаза.

— Мистер Уинтер прибыл в управление, дабы принять непосредственное участие в нашем текущем деле, — тем временем продолжал Такер. — Отдел внутренних расследований хочет убедиться, что случай двухлетней давности — всего лишь нелепая случайность…

— Боюсь, не все так просто, сэр, — хмуро сказал Гафтенберг, по-прежнему глядя в пол.

— В каком смысле «не все так просто»? — нахмурился Такер.

Инспектор Кефри невольно подался вперед, предвкушая неожиданный поворот.

Адам, преодолевая волнение, протянул капитану тонкую черную папку, с которой вошел в кабинет:

— Вот результаты последней экспертизы, сэр. Взгляните сами.

— Ты уже закончил? — поразился Квинси. — Так быстро?

— Ну, вы ведь сказали, что время не терпит, — пожал плечами Гафтенберг. — Поэтому я постарался уложиться в кратчайший срок.

— Это похвально, — заметил Такер, раскрывая папку на первой странице.

— Что там, капитан? — спросил инспектор, вытягивая шею.

— Сейчас посмотрим… — пробормотал Квинси.

Щурясь, он приступил к чтению. Как и следовало ожидать, на рукояти револьвера нашлись отпечатки Кротовски. То же самое касалось и гоблинских ботинок — помимо самого флориста, их совершенно точно касался несостоявшийся мертвец Бенджамин. С каждым прочитанным предложением Такер все больше убеждался, что Кротовски так или иначе причастен к обоим убийствам, а возможно, даже и к трем — если учитывать нелепую кончину Кайла Мейси… о которой, по счастью, ОВР пока что ничего не известно.

Квинси покосился на темного эльфа, который все еще безуспешно пытался заглянуть в папку через капитанское плечо. Сидит, прислушивается, высматривает, подмечает… Призвание всей жизни — исковеркать судьбу другого копа. Тем, кто хоть однажды имел дело с внутренниками, не нужно объяснять, почему их офис находится в отдельном здании на севере Бокстона, в часе ходьбы от управления. Настоящий коп, оказавшись в одной комнате с «ищейкой» из ОВР, испытывает абсолютно адекватное желание этого коварного соглядатая треснуть.

Ах, как же манит запретный плод…

Такер с явным трудом подавил желание отвесить Уинтеру подзатыльник и вновь углубился в чтение. Вода, вода, вода… Гафтенберг не изменил себе даже сегодня. И когда только успел «налить» столько? Загадка…

С великим трудом Квинси продрался через пласты текста к долгожданному заключению… и замер, его прочтя.

«Помимо отпечатков уже находящегося в розыске Бенджамина Кротовски, в подвале шестого дома по улице Святого Холлинза обнаружены также отпечатки Тайлера Гиллигана, детектива отдела убийств» — черным по белому было написано в нем.

— Да ты что, ополоумел? — воскликнул Квинси, в сердцах захлопнув папку. — Это же… Да это чушь какая-то!

— Коварство заключается в том, что поверить в это сложно лишь поначалу, — заметил Гафтенберг, подняв наконец взгляд от пола.

— О чем идет речь? — вклинился в разговор Кефри.

Скрипя зубами, Квинси протянул черную папку инспектору:

— Прочтите заключение.

— Надо же! — последовав наказу Такера, притворно изумился дроу. — А это, случайно, не тот самый Тайлер Гиллиган, который занимался делом Кротовски два года назад?

— Он самый, — мрачно подтвердил Квинси.

— Стало быть, детектив отдела убийств наведывался в подвал, где скрывался ваш беглый мертвец? — ухмыльнулся Кефри, пролистывая отчет в начало и скользя взглядом по строкам.

— Как видите, — желание влепить агенту ОВР звонкую оплеуху стало практически непреодолимым, но Такер не дослужился бы до капитанского чина, если бы все время шел на поводу у собственных вожделений.

— Если вдуматься, детектив Гиллиган действительно лучше других подходит на роль сообщника мистера Кротовски, — вновь подал голос Адам.

— В самом деле? — спросил Квинси. — И почему же?

— Взять хотя бы убийство в «Петухах», — принялся объяснять Гафтенберг. — Что, если детектив Гиллиган появился там вовсе не случайно? Что, если мы имеем дело с хорошо разыгранным спектаклем? Допустим, Кротовски и детектив Гиллиган заявляются в трактир, расправляются с тремя жертвами, после чего Кротовски преспокойно уходит, а детектив Гиллиган совершает звонок в полицейское управление, дабы отвести от себя всяческие подозрения…

— Удивительно складно рассуждаешь, — проворчал капитан, — для человека, который обычно избегает выстраивать теории и делать выводы.

Он вытащил из кармана сигаретную пачку и зажигалку. Адам невольно сморщился, предвкушая отвратную, тошнотворную вонь, но смолчал: запретить капитану курить в собственном кабинете он, к сожалению, не мог.

Квинси на мучения Гафтенберга внимания не обратил; целиком и полностью погрузившись в невеселые думы, он жевал сигаретный фильтр и перебирал пальцами по столешнице. Что это — разоблачение или нелепое совпадение? Отпечатки Кротовски — повсюду, его вина практически неоспорима. Однако против Тайлера прямых улик нет. Следы на старом диване, из которого пружины наружу торчат? Вирм, да это вообще мог быть его старый диван! Допустим, пару дней назад Тайлер снес его на помойку, а Бенджамин с сообщниками утащил находку к себе в подвал.

Однако событий двухлетней давности никто не отменял. Если вспомнить, кто больше других ратовал за «закрытие дела ввиду отсутствия криминальной составляющей», в подобное совпадение верится уже не так легко.

В глубине души капитан мечтал, чтобы дверь кабинета внезапно распахнулась и Тайлер втолкнул связанного по рукам и ногам Кротовски внутрь со словами: «Дело сделано, шеф». Но Квинси слишком хорошо знал жизнь, чтобы всерьез ожидать подобного развития событий. Скорей всего, отпечатки нашлись в подвале не случайно. Скорей всего, замечательный детектив Гиллиган, соблазнившись хрустящим долларом, продался шайке бандитов, решившей навести в городе свой порядок. Многие хорошие копы в погоне за большими деньгами растоптали собственные репутации, точно никчемный окурок. Сколько таких было и сколько еще будет?.. Десятки, сотни, тысячи…

А может, все еще хуже и Тайлер переступил закон не ради денег, а ради пресловутой идеи. Может, поняв, что свод законов Черники оставляет слишком много лазеек для мерзавцев, вроде Моукера и Хорника, он решился вступить в сговор с молодыми и дерзкими головорезами (привет Кротовски и его банде!), надеясь с их помощью очистить Бокстон от укоренившейся в нем скверны?..

Впрочем, к Вирму романтику. Нынешнему поколению она не свойственна. Всем заправляют «мертвые короли», которые смотрят на нас с купюр различного номинала.

Довольно символично, кстати, что на стодолларовой банкноте изображен Джентри по прозвищу Шизоправ. Его портрет служит своеобразным напоминанием того, что деньги и власть, приходящая с ними, могут свести с ума кого угодно.

— Что планируете делать, капитан? — голос ненавистного инспектора ОВР вернул Такера в реальность.

Покосившись на незваного гостя, Квинси выпустил в потолок сизую струю дыма и холодно заявил:

— Задерживать и допрашивать.

Судя по тону, миндальничать с детективом Гиллиганом Такер не собирался.

* * *

Эмма, сгорбившись, сидела на своей кровати и растерянно смотрела на широкую спину Бычары. Отвернувшись к двери, он, кажется, спал: глаза его, по крайне мере, были закрыты. Все тело мелко подрагивало, а левый кулак постоянно сжимался и разжимался, но девушка старалась не обращать на это внимания.

Когда она спросила у Арнольда, зачем его хотел видеть Бак, дворецкий вежливо ответил, что Хорник просил не распространяться на этот счет. Когда же хозяйка, раздосадованная его ответом, поинтересовалась насчет врача, Арнольд с загадочной улыбкой заявил: «Сегодня вечером мы постараемся раздобыть лекарство». Где и как, он конечно же не уточнил; извинившись, вышел из кухни, оставив Эмму наедине с недоумением. Последнее, что она от него услышала: «Все наладится, миссис Хорник, не стоит переживать».

«Не стоит переживать!..»

Ну конечно! Это ведь так просто! В конце концов, он всего лишь ваш муж! И что, что он болен? Это ведь такие мелочи! Все наладится, миссис Хорник! Не волнуйтесь!

«Может быть, стоит набраться смелости и все-таки позвонить в клинику?» — думала она, глядя на трясущегося Бака. Просто сидеть и смотреть на его страдания было невероятно трудно, однако Эмма помнила о словах Арнольда и терпеливо ждала вечера, надеясь, что дворецкий не лукавил насчет лекарства.

— Милый, милый Бак… — прошептала Эмма и заплакала, не в силах больше сдерживать слезы.

Он слышал ее. Слышал, но не мог повернуться, не мог даже раскрыть глаз или поднять руку, чтобы привлечь ее внимание.

Однако, несмотря на все это, у него был маленький, даже скорее совсем крохотный, но все же повод для радости.

С превеликим трудом Бак отвоевал у таинственного вируса левую кисть и, воодушевившись этой удачей, с утроенной энергией продолжил борьбу.

Теперь его целью была вся рука.

* * *

— Разрешите, шеф? — постучав, я приоткрыл дверь капитанского кабинета и заглянул внутрь.

Квинси, завидев меня, едва сигаретой не подавился. Закашлявшись, он поспешно вырвал дымящийся бычок из губ и воткнул его в холм других окурков, украшавший пепельницу. Темного эльфа, восседающего на стуле в углу и с нелепой улыбкой глядящего на меня через тонкие стекла очков, я никогда прежде не видел, но его хитрая морда сразу же вызвала у меня страстное желание разочек по ней съездить.

— А дело, меж тем, становится все интересней, правда, капитан? — хохотнул дроу, косясь в сторону мрачного, словно грозовая туча, Такера.

Не обращая внимания на смеющегося незнакомца, я вошел внутрь и плотно закрыл за собой дверь. Похоже, мои худшие опасения подтверждались, однако лезть на рожон все равно не стоило.

— Что с вами, шеф? — спросил я, уже примерно зная, что услышу в ответ.

— А ты, мать твою, будто не знаешь! — зло воскликнул Такер, от переизбытка чувств грохнув кулаком по столу. — Твои отпечатки нашли в логове банды Кротовски! Не хочешь объяснить, как они там оказались?

— Если вы говорите о логове, которое находится в подвале шестого дома по улице Святого Холлинза, — сдержанно произнес я, — то я был там сегодня утром.

Оба, и капитан, и незнакомец, выпучив глаза, уставились на меня, словно из детектива Гиллигана я внезапно превратился в дракона. Они, вероятно, думали, что я буду упираться до последнего, и потому мой утвердительный ответ поразил их до глубины души.

Втайне надеясь на лучшее, я, тем не менее, вполне допускал, что под давлением капитана, мэра и короля старый брюзга Гафтенберг может справиться куда быстрей, чем обычно, и потому заранее попытался придумать сносную отговорку.

— Когда я, побеседовав с вами этим утром, вышел за двери управления, на меня напали и оглушили, — я коснулся достопамятной шишки на голове. — Очнулся я уже в подвале, на старом диване с торчащими изнутри пружинами. Удивительно, но, кроме меня, никого вокруг не было. Наверное, у похитителей нашлись дела поважней, чем сторожить пленного детектива.

— Почему же, когда мы вскрыли дверь и вошли внутрь, тебя там не оказалось? — подозрительно сощурился Такер.

— По счастью, я смог освободиться от пут и сбежать через вентиляционную шахту, — объяснил я, — которая соединяет подвалы этого дома и того, что стоит через дорогу.

— Допустим, все, что ты сказал, правда, — произнес Квинси, задумчиво глядя на меня. — Но тогда где ты пропадал все это время? Почему не пошел в управление сразу, как выбрался? Почему даже не позвонил?

— Я хотел, но телефонного автомата поблизости не оказалось. А в управление я добирался окольными путями, поэтому и вышло так долго.

В кабинете воцарилась тишина. Такер и дроу задумчиво смотрели на меня; я же уставился в стену позади их спин, не решаясь пересекаться взглядом ни с тем, ни с другим. Версия моя была недостаточно правдоподобной, чтобы тут же забыть о любых подозрениях, но я надеялся, что вкупе с моей безупречной репутацией она позволит мне избежать каких-либо серьезных последствий.

Как выяснилось, не учел я одного — того, что в кабинете Такера, помимо самого капитана, окажется улыбчивый темный эльф в стильных очочках.

— Все это белыми нитками шито, — заявил он, качая головой. — Нет никаких доказательств того, что вас доставили в подвал против вашей воли.

— Как нет и доказательств обратного, — парировал я, с неприязнью посмотрев на него. — Да и вообще, сэр, прежде чем требовать от кого-то каких-либо доказательств, не лишним было бы представиться!

— Инспектор Кефри Уинтер, отдел внутренних расследований, — смерив меня презрительным взглядом, назвался очкарик.

— Чего и следовало ожидать, — беззастенчиво хмыкнул я.

Злобно сверкнув глазами, Кефри повернулся к капитану и холодно заявил:

— Пусть прямых доказательств вины детектива Гиллигана нет, его история кажется мне крайне сомнительной. Если он и впрямь находился в плену неких бандитов — якобы сообщников Кротовски, — то почему не вышел на связь сразу после чудесного освобождения? В конце концов, он действительно мог воспользоваться телефоном или же поймать такси и приехать в управление на нем. История про окольные пути больше смахивает на дешевую отговорку. Да и зачем злоумышленникам понадобился мистер Гиллиган, если они забыли о нем, едва привезли в подвал? Зачем вас похитили, детектив?

— Не знаю. Мне об этом как-то не сообщили.

— Вот это и странно, — кивнул Уинтер.

— Странно, что не сообщили? — ядовито поинтересовался я.

— Странно, что украденного полицейского не допросили сразу по приезде в подвал.

— Вряд ли можно винить детектива в идиотизме похитителей, — заметил Такер.

— Это верно. Но ведь пока что мы не знаем, с чем имеем дело — с их идиотизмом или с ложью детектива Гиллигана, — сказал темный эльф, сверля меня взглядом. — И потому я считаю, целесообразно будет временно отстранить детектива Гиллигана от расследования и поместить его в тюремную камеру до выяснения обстоятельств дела.

— Что значит «в камеру»? — возмутился я. — На каком основании?

— На основании улик, найденных в логове Кротовски, — безучастно ответил дроу.

— Тайлер — мой лучший детектив, — произнес Такер угрюмо. — Вы уверены, что в этом есть необходимость?

— Уверен, — ответил Кефри без тени сомнения. — В таком случае мы по крайней мере будем спокойны за наши тылы. Что до самого детектива, то арест ему никак не навредит. И даже более того: если он все-таки говорит правду — в чем я, признаться, крайне сомневаюсь, — стены тюрьмы уберегут его от нового похищения бандитами.

Квинси перевел на меня преисполненный грустью взгляд и нехотя сказал:

— Выворачивай карманы, Тайлер.

— Шеф… — раздосадованно протянул я, однако он был неумолим.

— Выверни карманы, — потребовал Такер, и в голосе его на сей раз отчетливо слышны были металлические нотки.

Поняв, что отпираться бесполезно, я сдался.

Звякнув, на стол неуклюже плюхнулся жетон. Рядом легли часы, револьвер, бумажник и моток веревки. Стальной ободок призыва я решил пока оставить за пазухой, боясь, что его появление может вызвать ненужные вопросы.

— Оставил на память? — уточнил Кефри, кивнув в сторону веревки.

Капитан покосился в сторону сияющего инспектора, однако смолчал.

— Что дальше? — спросил я, проигнорировав колкость Уинтера. — Позвать Роксбери, чтобы надел на меня браслеты и проводил в камеру?

— Сам справлюсь, — глухо отозвался капитан.

Из верхнего ящика стола он вытащил видавшие виды наручники, затем, кряхтя, поднялся из кресла и, подойдя ко мне, велел:

— Вытяни руки перед собой.

— Это не поможет, шеф, — сказал я тихо, так, чтобы меня услышал только он.

— Прости, — одними губами прошептал Такер и скосил глаза в сторону инспектора Уинтера, который с благодушной улыбкой наблюдал за моим арестом.

Этому дроу очередной пойманный коп — как бальзам на душу. Пусть мою вину еще предстоит доказать, но я уже в кандалах, а вскоре окажусь и за решеткой. И вот тогда можно будет не торопиться — давить потихоньку, пока я сам во всем не сознаюсь.

«Ищейку» ведь не волнует, что у нас на эту утомительную волокиту просто нет времени.

Хуже всего то, что даже капитан Такер, глава полицейского управления, не может противиться решению банального инспектора ОВР — потому что тогда он тоже окажется под подозрением.

Квинси похлопал меня по карманам, дабы убедиться, что я не припрятал там ножик или гвоздь, после чего указал на дверь.

Вперед, Гиллиган. Тюрьма ждет.

Когда я вышел из кабинета, сверкая металлическими браслетами, десятки взглядов тут же вцепились в меня. Были среди них осуждающие, были сочувственные и раздраженные, но больше всего было, конечно же недоуменных.

— Давай, Тайлер, — капитан легонько подтолкнул меня в спину. — Чем быстрей покончим с этим, тем лучше. Дел и так по горло, сам знаешь.

Я не спорил. Дел действительно хватало.

Мы покинули управление и отправились в тюремную пристройку. Проводив меня в одиночную камеру, Такер закрыл решетчатую дверь на ключ и только тогда снял наручники.

— И сколько мне придется тут сидеть? — потирая запястья, спросил я.

— Этот вопрос тебе стоит задать инспектору Уинтеру, — ответил Такер, устало посмотрев на меня.

Происходящее немало утомило даже его, человека, который на своем веку повидал всякого. Еще утром никто из нас не думал, что к трем часам дня мы окажемся по разную сторону от тюремной решетки. Квинси не знал, виновен ли я, а я… я, признаться, и сам этого не знал. Все было бы куда проще, если бы десять лет назад Шар признал меня некромантом и я отправился в Дикий край, где до конца своих дней упражнялся бы в оживлении мертвых, борясь с лютыми морозами и лесными хищниками. Возможно, та судьба подошла бы мне больше.

Но это, конечно, лишь догадки, домыслы. Никто не может знать наверняка, что бы сейчас происходило с Гиллиганом-некромантом, но Гиллиган-коп совершенно точно попал в крупный переплет и теперь вынужден отдуваться по полной. Остается только уповать на здравый смысл темного эльфа (который пока что не производит впечатления «друга всея полиции») и надеяться, что коллеги не станут проверять квартиру моей бедной тетушки, иначе наша с Беном некромантская связь перестанет быть тайной.

— Так что, какие у вас на меня планы? — спросил я, повернувшись к дроу.

— К завтрашнему утру я подготовлю список вопросов, и мы с вами побеседуем в здешней допросной, — пояснил Уинтер непринужденно. — После этого мной будет принято решение по вашей дальнейшей судьбе. О возвращении в строй, разумеется, речи пока что не идет, но, возможно, мы позволим вам покинуть тюрьму и вернуться домой. Не обязательно, но возможно. Все зависит от нашего грядущего разговора.

— Думаю, чтобы возможное стало возможным, — криво улыбаясь, сказал я, — вы должны заранее предоставить мне список правильных ответов на ваши вопросы.

— Это, конечно, невозможно, но я рад, что вы все еще способны шутить. До завтра, мистер Гиллиган. — Кефри развернулся и пошел к двери, ведущей наружу. — Пойдемте, капитан. Нам с вами есть что обсудить.

Вздохнув, Такер устремился следом за остроухим. Уже на пороге он оглянулся через плечо и, ненадолго задержав на мне рассеянный взгляд, вышел из пристройки. Седобородый надзиратель — кажется, его звали Гарри — тут же закрыл за ними, и уличный шум разом стих.

Бессильно опустившись на корточки, я тоскливым взглядом окинул камеру. В лучшем случае, мне предстоит провести в ней одну ночь, в худшем — десятки. Пока что у них есть только отпечатки, найденные в подвале Кротовски, и с такими уликами они меня даже в суд не затащат. Но авторитет уже подорван, репутация запятнана, и свобода, столь необходимая мне для поисков утраченной руки Бена, теперь ограничена тремя стенами и решетчатой дверью.

— Эх, и как же вас угораздило, сэр… — услышал я горестное бормотание.

Повернув голову на голос, я увидел Гарри. Старик стоял в паре футов от решетчатой двери и с грустью смотрел на меня. С таким лицом ребенок наблюдает, как Санта-Клаус, только что навещавший его в комнате, снимает фальшивую бороду и превращается в папу.

С этого дня малыш больше не верит.

— Все это — досадное недоразумение, Гарри, — мотнул головой я. — Я невиновен.

— Надеюсь, что так, сэр. По крайне мере, мне бы этого очень хотелось.

— Все разрешится, вот увидишь, — заверил я.

Он кивнул и, кашлянув в кулак, побрел к столу, позволяя мне вновь остаться наедине с беспокойными моими мыслями. Усевшись, старик устало зевнул и спросил:

— Надеюсь, вы не осудите меня, если я маленько вздремну? Умаялся за день, знаете ли…

— Ради Хорста, конечно же спи, — фыркнул я. — Странно, что ты вообще спрашиваешь. Я ведь сейчас всего лишь подозреваемый.

— Но при этом вы по-прежнему офицер полиции, — покачал головой старик. — И кто бы там что ни говорил, выдающийся сыщик!..

Он закрыл глаза и, свесив голову набок, задремал, а я так и остался сидеть, глядя в стену напротив.

Знал бы ты, Гарри, какими методами я пользуюсь, разыскивая очередного убийцу!.. Правда — она ведь лишь мне известна да еще Бену, который до сих пор ошивается в мире живых лишь благодаря моему тайному увлечению. Другие видят лишь результат. Но большинство логических цепочек я выстраиваю не на тех данных, которыми меня потчует Гафтенберг. Мне известно больше, чем любому, ведь я обладаю уникальной возможностью — напрямик, спросить убитого, кто его убил. После этого остается лишь связать то, что у меня есть, с тем, что у меня появилось после визита в морг.

Я всегда считал, что важен только результат. Главное, чтобы работало, а как это получается — дело десятое. Однако последняя неделя показала, чего я стою. Едва негодяи отобрали возможность вызнать у жертвы приметы убийцы, вся моя хваленая удача мигом улетучилась. Я никак не мог взять в толк: то ли все знания, полученные в академии, со временем забылись мной за ненадобностью, то ли я изначально ничего не умел и на роль полицейского детектива не годился вовсе. Приходит время, когда ты должен посмотреть правде в глаза. Чем дальше, тем больше уверялся я в том, что занимаю чужое место. Мои способности детектива, как верно заметил Бен в нашем недавнем разговоре, существенно уступали талантам некроманта. Какое-то время я выкручивался за счет последних, но везение не могло продолжаться вечно.

Ты мухлевал, Гиллиган, и вот он, логичный финал: мошенник оказался за решеткой.

И все бы ничего, если бы у меня не осталось дел снаружи, дел, которые никто, кроме сыщика-некроманта, не мог довести до логического завершения. Я должен найти ублюдков, похитивших руку Кротовски, должен прижать их к стенке раньше, чем копы доберутся до Бена, но вместо этого я сижу за решет кой из-за нелепой прихоти инспектора Уинтера и злобно скриплю зубами.

Не зная, чем себя занять, я улегся на нары и уставился в серый потолок камеры.

За окном зашумел дождь. С каждой секундой капли падали на мостовую все чаще. Сверкнула молния, а вскоре подоспел и гром.

В Бокстоне начиналась гроза. Она убаюкивала, напоминая детективу Гиллигану, как его утомила суета последних дней. Невольно я, подобно Гарри, задремал, хоть и думал, что не засну. Снилось мне умиротворяющее ничто.

Прошел час, а может, даже два или три, когда скрип дверных петель заставил меня встрепенуться. Заинтересованный, я поднялся с нар и медленно подошел к прутьям решетки, дабы взглянуть на визитера.

Увиденное заставило меня ахнуть.

По коридору уверенно шагал мой старый знакомец в свитере и капюшоне. В правой руке ублюдка блестел револьвер. Я в ужасе отпрянул назад; сердце мое бешено колотилось.

Как он проник внутрь? И зачем? Неужто он пришел по мою душу?

Бродяги, сидящие в соседних камерах, при виде незваного гостя оживились. Я видел, как они с любопытством разглядывают спешащего по коридору ублюдка, как перешептываются между собой, гадая, кого это принесла нелегкая.

Будь у меня оружие, пристрелил бы гада, не раздумывая. Но револьвер остался на капитанском столе, и потому единственной моей надеждой был седобородый надзиратель, древний, точно вековой дуб, и медленный, как черепаха.

— Гарри! — в отчаянии воскликнул я.

От моего оклика старик подскочил на стуле и глупо захлопал глазами. Завидев маньяка, потянулся к кобуре, однако убийца оказался слишком быстр для прилежного, но уже изрядно потрепанного временем надзирателя. Грянул выстрел, и пуля вошла старику точно между глаз; охнув, Гарри стукнулся затылком о стену и испустил дух. Заключенные испуганно притихли. Такого развития событий они точно не ожидали.

А убийца, как ни в чем не бывало, сунул револьвер за пояс и достал из кармана связку ключей. Бродяги вновь зашумели. Они, видимо, решили, что парень в свитере собирается их освободить. Но я догадывался, что он пришел сюда только из-за меня.

Когда убийца вставил ключ в замок моей камеры, я попятился к окну. Лихорадочно шаря взглядом по полу, я попытался отыскать хоть что-то, способное помочь в схватке с угрюмым монстром, но ничего не смог найти. Тогда, не придумав ничего лучше, я сжал кулаки и приготовился драться. Спасусь вряд ли, но хоть не откажу себе в удовольствии разок съездить мерзавцу по морде. В том, что меня не пристрелят, я почему-то не сомневался: стал бы он отпирать камеру, чтобы просто всадить мне пулю в лоб!..

Тем временем дверь открылась, и маньяк шагнул внутрь. Когда он подошел на расстояние удара, я врезал ему с правой. Попал в скулу, отчего ублюдок отшатнулся. Воодушевленный успехом, я хотел добавить с левой, но он ловко поднырнул под моей рукой и стукнул меня по затылку. Наверное, это была рукоять револьвера. «Кулаком так не ударишь точно», — успел подумать я, прежде чем провалился в обморок.

* * *

— Что там случилось? — воскликнул Такер, пулей вылетев из здания управления.

Сержант, встречавший его с зонтом, явно ждал каких-то прелюдий и потому слегка опешил, когда Квинси взял с места в карьер. Однако сейчас действительно было не до сантиментов: убит надзиратель, а опальный детектив Гиллиган исчез из камеры, в которую его поместили буквально пару часов назад. Об этом, собственно, и поведал Такеру худющий сержант по дороге из управления в тюремную пристройку. Неутомимый инспектор Уинтер плелся в хвосте процессии, с неподдельным интересом слушая сбивчивый рассказ провожатого.

— Вирм меня подери, да это уже переходит все границы! — раздраженно воскликнул Квинси, когда сержант закончил. — Как Гиллиган покинул камеру? И как убил надзирателя?

— Не знаю, сэр, — пожал плечами сержант. — Меня ведь здесь не было.

Распахнув дверь, капитан ураганом ворвался в пристройку.

От окружающего шума закладывало уши. Хмурые полицейские сновали туда-сюда, а заключенные, облепив решетки камер, встревоженно вертели головами и о чем-то неразборчиво балакали. Такер громко скрипнул зубами. Зоопарк, будь он неладен. Надо наводить порядок.

— Так, давай живо наружу, — повернувшись, велел Квинси сержанту с зонтиком. — И чтобы никого к двери не подпускал, а в особенности — проныр из «Вечернего Бокстона»! Понял, нет? Выполняй!

Сержанта и дух простыл. Капитан удовлетворенно кивнул и, подняв руки над головой, несколько раз хлопнул в ладоши.

Воцарилась тишина. Заключенные с интересом уставились на вновь прибывшего; иные, узнав капитана, опускали головы и прятали взгляды в пол. Копы замерли, кто где стоял, и даже Гафтенберг отвлекся от изучения трупа Гарри и поднял взгляд на Такера. Убедившись, что теперь он находится в центре всеобщего внимания, Квинси воскликнул:

— Первые трое, кто расскажет мне, что здесь случилось, будут досрочно освобождены и отпущены на все четыре стороны!

Пара секунд понадобилась бродягам, чтобы оценить широту капитанского жеста. Что потом началось!.. Заключенные тянули руки наружу, вопя и вереща. Кто-то рвался домой, к жене, кто-то — в трактир, к недопитой кружке пива. Лишь единицы, те, кому действительно негде было провести ночь, отступили к лавкам, дабы не участвовать во всеобщей толкотне. Такер наугад выбрал троих, а остальным велел заткнуться во избежание удвоения срока. Это подействовало; большинство сочло за лучшее умолкнуть, самых же импульсивных сержанты припугнули дубинками.

— Ведите их в камеру Гиллигана, — бросил Такер. — Послушаем, что они расскажут.

Он прошел в камеру и, усевшись на нары, стал наблюдать, как сержанты заводят внутрь одного бродягу за другим. Строго говоря, не все эти ребята были бездомными. «Бродягами» полицейские называли лишь тех заблудших, кто без особой цели слоняется по жизни, напивается в трактирах и дебоширит на улицах. На их руках нет крови, у многих имеются собственные квартиры, жены и дети. Отсутствуют только устремления и надежды. Прожить бы еще один день — и ладно.

Вскоре перед Квинси стояла вся троица: помятый мужичок в пиджаке (судя по размеру, с чужого плеча), пожилой гремлин с обвисшими мохнатыми щеками («Наверняка таксист!» — отчего-то подумалось Такеру) и высокий худющий парень с пшеничными усами, ничем не походивший ни на первого, ни на второго и, похоже, вообще оказавшийся здесь случайно.

Ненавистный Кефри опустился на нары рядом с капитаном. Идиотская улыбка по-прежнему не покидала его лица, отчего он больше походил не на инспектора ОВР, а на обычного психопата, чудом сбежавшего из клиники.

— Ну? — произнес Такер, рассматривая бродяг. — И что же здесь произошло?

— Сущая бредятина, сэр! — опередив других, с чувством воскликнул Пиджак. — Какой-то тип, в грязном свитере, пришел, как к себе домой, а потом прямо к надзирателю двинул. Ну и вот…

Гремлин беззастенчиво перебил мужичка и заверещал:

— Вот тогда парень из этой камеры — ну, которого вы привели часа два назад — начал звать надзирателя, а тот знай себе храпит!

— Он потом проснулся, — неодобрительно покосившись в сторону Таксиста, снова заговорил Пиджак. — И к кобуре руку потянул — хотел, видно, в гада этого выстрелить. Но не тут-то было! Тот и сам был с револьвером, ну, и всадил старому легашу пулю в лоб! Ой, простите за легаша… — запоздало спохватился мужичок и потупил взор. — Увлекся…

Капитан отрывисто кивнул и, жестом призвав заключенных к молчанию, напрямик обратился к третьему бродяге, неловко переминающемуся с ноги на ногу:

— Ты можешь сказать, что было дальше?

— Ну… Когда полицейский упал, — припомнил Усач, — убийца открыл камеру с этим… ну вот которого недавно доставили… и они драться начали. Новенький убийце в скулу двинул, а убийца его по башке револьвером и к выходу потащил, когда тот в обморок брякнулся.

— А потом снаружи металлический скрип послышался, как будто самоходку с тормоза сняли! — не вытерпев, вставил Таксист. — Точно вам говорю! Я самоходку по звуку узнать могу, даже если она в миле от меня грайверами рычать будет!

«Что же получается, Гиллигана забрали отсюда против его воли? — недоуменно подумал Такер. — Тогда он действительно не преступник, а жертва!»

— Как давно это случилось? — вслух спросил Квинси.

— С полчаса назад, — прикинул Пиджак.

— Может кто-то что-нибудь добавить? — уточнил Такер.

Бродяги замотали головами. Похоже, они действительно рассказали все, что знают.

— В таком случае благодарю за содействие, — сказал капитан и, повернувшись к двери, гаркнул:

— Роксбери!

— Да, шеф? — отозвались из коридора.

— Отведи эту троицу в управление и зафиксируй их показания, — велел Такер.

— А потом? — осторожно уточнил Роксбери, входя в камеру.

— А потом убедись, что они не воры-убийцы, — добавил Квинси, грозно глядя на стоящих перед ним бродяг. — И, если с этим порядок, отпусти их на все четыре стороны. Приказ понятен?

— Так точно, — отрывисто кивнул сержант. — Идемте… господа.

Обрадованные неожиданной амнистией, заключенные чуть ли не вприпрыжку устремились следом за Роксбери.

— Что думаете, инспектор? — поинтересовался Такер, когда они с Кефри остались наедине.

— А вы? — насмешливо поинтересовался дроу.

— Полагаю, с арестом детектива Гиллигана мы поспешили, — откашлявшись, произнес Квинси.

— А может, напротив, опоздали, — невозмутимо пожал плечами Кефри.

— Но вы ведь слышали, что сказали те трое!.. — устав разыгрывать из себя паиньку, раздраженно воскликнул капитан. — Убийца напал на Тайлера, оглушил его и уволок из камеры!

— Это могла быть красивая постановка, чтобы мы сочли мистера Гиллигана невинной жертвой, — поморщился дроу. — Но что, если убивший надзирателя человек на самом деле сообщник детектива?

— Мне начинает казаться, что вы нарочно пытаетесь очернить имя Тайлера, — раздраженно заметил Квинси. — Там он врет, тут — организует собственный побег… Вы не забываете, инспектор, что речь идет о выдающемся детективе отдела убийств, а не о матером преступнике, который полжизни провел за решеткой?

— Ну, разумеется, я об этом помню. А вот вы, капитан, похоже, забываете, что любой, даже самый примерный человек может свернуть на кривую дорожку беззакония. И чтобы докопаться до истины, нам следует не защищать детектива, а, наоборот, условно полагать его корнем всего зла. Возможно, хотя бы тогда дело сдвинется с мертвой точки.

— То, что вы предлагаете, идет вразрез с определением «презумпция невиновности», — проворчал Квинси. — Вас это не смущает?

— Меня смущает то, что человек, подозреваемый в сговоре с шайкой бандитов, самовольно покинул тюрьму и скрылся в неизвестном направлении. Да, возможно, его силком вытащили из-за решетки — но это предположение, повторюсь, не поможет нам в поисках Тайлера. Так почему бы не попытаться зайти с другого конца? Подумайте, куда мог отправиться Тайлер, если бы он сбежал из тюрьмы?

— Мне не слишком нравится эта игра, — признался Такер, хмуро глядя на Кефри.

— Ну, естественно. Вы ведь знаете Тайлера с лучшей стороны! Но сейчас вы должны забыть о личной симпатии и действовать, как подобает истинному профессионалу, — голос Уинтера был сама патока. — Итак, Тайлер сбежал. Куда он отправится? Домой? Нет, это было бы слишком глупо, ведь там его станут искать в первую очередь. Тогда, может быть, к родителям?

— У него их нет, — покачал головой Такер. — Умерли, когда он был совсем еще юн.

— Значит, Тайлер рос в детдоме?

— Нет. После смерти матери его отправили к тетке — женщине по имени Агния Блэр, — припомнил Квинси. — Кажется, она жила в доме на углу Ремесленной и Неймара, пока четыре года назад ее не увезли в клинику Милы Врачевательницы с крайне прискорбным диагнозом.

— Вот, уже теплей! — обрадовался Кефри. — Думаю, этот адрес стоит проверить в первую очередь.

Такер нехотя кивнул, хотя ему эта затея казалась бессмысленной. После сбивчивого рассказа бродяг Квинси практически не сомневался, что Тайлер действительно стал невольным заложником обстоятельств — просто очередной честный коп, чье усердие в работе вынудило преступников действовать решительно и нагло.

Впрочем, несмотря на разность мнений, в одном Такер и Уинтер были солидарны: кем бы ни выступал в этой истории Тайлер Гиллиган, злодеем или героем, первое, что они должны сделать, — это скорейшим образом его разыскать.

Потому что без участия Гиллигана разобраться в происходящем было попросту невозможно.

* * *

Когда я открыл глаза вновь, мрачное октябрьское небо надо мной, нахмурившись пузатыми грозовыми тучами, нещадно молотило по лицу холодными струями ливня. С трудом приподняв голову — после достопамятного удара она буквально раскалывалась на части, — я увидел своего пленителя. Равнодушный взгляд, серая кожа и ворот грязного свитера, скрывающий рот, нос и клеймо — да, это, безусловно, был тот самый парень, которого я уже видел в минувшую среду на шхуне дядюшки Скрэби.

Засунув руки в карманы куртки, некогда принадлежавшей старому рыбаку, убийца пристально смотрел на меня; я чувствовал себя мухой, угодившей в плен клейкой ленты. Барахтаясь в липком страхе, я пытался вынырнуть из этого омута, но безуспешно — наверное, слишком сильно увяз. Больше всего пугала неопределенность: я попросту не знал, для чего понадобился своему похитителю. Интуиция подсказывала, что в моей смерти он не заинтересован, иначе прикончил бы меня еще в камере. Или же в «Петухах». Или когда я застукал его на шхуне.

Раньше. Гораздо раньше.

Продолжая смотреть мне в глаза, незнакомец правой рукой потянул ворот свитера вниз, позволив наконец-то разглядеть его худое лицо. Первым делом конечно же я уставился на его правую скулу и крайне удивился, когда увидел там клеймо с изображением шатра.

Циркач?..

Вряд ли клоун — с такой-то рожей. И не силач: телосложение для поднятия огромных гирь явно неподходящее, хотя и довольно крепкое, без излишков жира. Наверняка гимнаст или акробат.

Но что, Вирм меня побери, у него с лицом? Почему оно такое серое? Может быть, это грим?

— Гиллиган… — тихо прошептал незнакомец, отвлекая меня от размышлений.

Кто же ты такой на самом деле, думал я, глядя в его карие глаза. И почему вытащил меня из тюрьмы? Ты мог пленить меня во время бойни в «Петухах», мог вломиться ко мне домой вчера, позавчера ночью, но не стал. Почему?

Видимо, тогда я был тебе не нужен.

Но что изменилось с того момента?

Скосив глаза в сторону, я увидел кресты и надгробия, торчащие из земли то тут, то там.

Значит, мы на городском кладбище. В грозу. Наедине с убийцей.

Вирм побери, эта черная полоса вообще когда-нибудь закончится?..

— Поднимайся, — велел незнакомец.

— Сейчас, — хрипло ответил я.

Движения мои были резкими, неуверенными. И без того грязный, точно болотный огр, я еще больше вымарался, когда вставал. Выпрямившись, медленно повернулся к нему и беззастенчиво посмотрел прямо в глаза.

— Отпечатки Бена в «Петухах» — твоих рук дело? — спросил я напрямик.

— Шагай, — проигнорировав мой вопрос, мерзавец махнул рукой вглубь кладбища.

Мне не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться.

По счастью, долго месить грязь не пришлось; минут через пять циркач скомандовал:

— А вот тут притормози.

Я послушно остановился перед невысокой оградкой из тонкой дешевой жести. Перешагнув через нее, циркач застыл возле деревянного гроба, мрачной глыбой темнеющего на самом краю разрытой могилы. Из-за сплошной стены дождя эпитафию на могильной плите было не разглядеть.

Сердце мое забилось, точно рыба в садке.

Что, если все это предназначено для меня, с ужасом подумал я внезапно. Что, если этот сумасброд хочет похоронить меня заживо? Никому не придет в голову проверять кладбищенские могилы. Окружающие будут думать, что я все еще жив, и продолжать поиски где угодно, но только не здесь. Идеальное убийство, что и говорить…

— В этом гробу девушка, — внезапно сказал циркач. — Я хочу, чтобы ты оживил ее, Гиллиган.

— Оживил? — переспросил я.

Нет, сомнений в том, что он знает о моем увлечении магией смерти, у меня не было и раньше. Но, судя по его странной просьбе, циркач слабо представлял, насколько ограничены возможности некроманта.

— Да, оживил! — неожиданно зло рявкнул незнакомец и резко повернул голову ко мне. Я невольно попятился. — Так же, как ты это сделал со мной!

Последняя фраза окончательно поставила меня в тупик. Нахмурившись, я спросил:

— О чем ты толкуешь, Вирм тебя побери? Если бы я оживил тебя, то ты был бы…

— Зомби, — докончил циркач. — Он и есть.

Удивлению моему не было предела. То ли передо мной стоял душевнобольной, недавно сбежавший из клиники Милы Врачевательницы, то ли туда впору было отправлять меня, поскольку я даже близко не помнил этого типа и уж тем более не подозревал, когда и где мог его оживить. И это донельзя удивительно, ведь операция по призыву мертвяка, мягко говоря, немного сложней банального щелчка двумя пальцами. Ну а чтобы получить на выходе зомби, ничем не уступающего обычному человеку, мне, как минимум, нужны были свежайший труп (желательно — «подснежника», вроде Бена) и проводник, через который в его тело прошел бы заряд магического тока!

— Кончай ломать комедию, Гиллиган! — гневно воскликнул незнакомец. — Десять лет назад ты лишил меня возможности уйти из жизни, буквально силком в нее вернул, а теперь делаешь вид, что не знаешь, кто я?

— Представь себе, нет!

— Лучше не дури, — мотнув головой, прорычал циркач. — Ах, если бы твоя смерть позволила моей душе вернуться в Покой, я бы давно свернул тебе шею… но Остин сказал, что мы сможем получить от тебя кое-что получше. Когда придет время. И вот оно пришло.

Он указал на гроб позади себя:

— Оживи ее, Гиллиган!

— Постой… Погоди… Дай мне для начала пару минут, чтобы переварить услышанное! — попросил я, подняв руки, словно сдающийся в плен. — Значит, ты утверждаешь, что десять лет назад я, Тайлер Гиллиган, оживил тебя… против твоей воли… и бросил на произвол судьбы?

— Точно так, Вирм меня побери! — воскликнул маньяк. — Оживил, даже не спросив, нужно ли мне это!

Я почесал в затылке. Десять лет назад… Тогда я только-только ждал восемнадцатого дня рождения, чтобы получить свое предназначение и наконец-то сделать клеймо. Что до оживления мертвецов, то этим я занялся куда позже, уже закончив академию. Единственным зомби, сознательно оставленным мной в живых, был Бенджамин Кротовски.

И вот теперь, по-видимому, откуда-то взялся второй.

Если, конечно, мой таинственный похититель ни с кем меня не перепутал.

— Прости, но… я в упор тебя не помню, — признался я, виновато разводя руками.

Некоторое время циркач пристально смотрел на меня, а потом замотал головой, бормоча:

— Это ложь, ложь, ложь…

Не успел я и глазом моргнуть, а он уже оказался рядом и, обеими руками ухватив меня за грудки, легко оторвал от земли. Я отчаянно задрыгал ногами, однако циркач на мои трепыхания не обратил никакого внимания: злобно сощурившись, он процедил:

— Убить не могу, значит, буду калечить. Сначала пальцы, один за другим, потом — руки-ноги… Посмотрим, захочешь ли ты снова врать, когда я начну пытку!

Небо разрезала кривая сабля молнии, в свете которой кладбище показалось мне еще более зловещим, чем раньше.

— Отпусти меня! — воскликнул я в отчаянии.

Одарив меня злобным взглядом, он нехотя разжал пальцы, и я плюхнулся на землю, едва не зацепив локтем покосившуюся оградку.

— Оживляй! — вновь потребовал циркач.

— А ты хоть представляешь, какой она из могилы поднимется? — вопросил я, полулежа в грязи. Испортить наряд еще больше было уже невозможно, и потому я не спешил вставать снова.

— О чем ты толкуешь? — нахмурился маньяк.

— Ну, она ведь не две минуты назад умерла? То-то. Человеческий мозг — он ведь, понимаешь ли, штука очень хрупкая, хрупче некуда. Так что если твоя суженая лежит там больше суток, можешь забыть об этой идее.

— Ты ее оживишь. Точка, — произнес циркач тоном, не терпящим возражений. — Я не для того проделал весь этот путь, не для того запятнался в чужой крови, чтобы в последнюю минуту поддаться на твои уловки и отступить!

— Это не уловки, — твердо сказал я. — Это истина. Некромантия, к сожалению, далеко не всесильна.

— Хватит! — рявкнул маньяк. — Хватит лжи, Гиллиган! Будь здесь Остин, он бы давно тебя разоблачил… Подними мою Клару, или я сломаю твою проклятую руку!

Что ж, словами мне его, по всей видимости, не убедить. Ну и ладно, в конце концов, что мне стоит выдернуть душу несчастной девушки из Покоя? Пусть циркач своими глазами увидит, какой она предстанет после долгих лет, проведенных под землей.

— Если ты действительно так этого хочешь, то открывай крышку и приступим, — с трудом поднявшись, сказал я устало.

Он победно улыбнулся и, согнувшись, подобрал с земли мощный лом.

Стоя чуть в стороне, я бесстрастно наблюдал, как убийца поддевает своим орудием старую крышку и нажимает на получившийся рычаг. Как гнилое дерево, ломаясь, осыпается трухой и вызывает недовольное бормотание циркача. Разозленный, он уже не пытается действовать аккуратно, толково. Вместо этого начинает размахивать ломом, бить им по дряхлой крышке, словно булавой. Щепки и ругательства летят во все стороны.

Когда он наконец закончил и заглянул внутрь, его глаза сами собой закрылись. Преодолевая отвращение, я шагнул к гробу, дабы посмотреть на то, что некогда было его Кларой.

Разумеется, на девушку увиденное походило меньше всего.

Мне еще не доводилось проводить эксгумации, и потому я только громадным усилием воли сдерживал рвотные позывы. Меня мутило, когда я осторожно надевал на ее череп стальной ободок, когда случайно касался пальцами старых, пожелтевших костей. Верить, что заклятье некромантов превратит груду тлена в прекрасную девушку, мог только полный идиот…

…или же бедолага, которому любовь окончательно затуманила разум.

Я покосился на циркача. Думаю, если бы зомби умели плакать, он давно бы умылся слезами.

— Верни ее, Гиллиган, — буркнул мой пленитель.

— Сейчас попробуем… но для начала я бы предпочел связать… это… то есть ее.

— Зачем? Не надо, — мотнул головой циркач. — Это ведь Клара.

— Ну да, точно… И как я мог забыть? — пробормотал я рассеянно.

И, шумно выдохнув, — ну, с Хорстом!.. — начал читать достопамятный стих призыва. При этом я медленно пятился назад, к оградке, не желая находиться рядом с гробом непосредственно в момент воскрешения. Делиться своими мозгами с лежащей в гробу дамочкой в мои планы определенно не входило.

Едва прозвучало последнее слово, покойная девица резко села в гробу, а потом медленно, со скрипом повернула голову к застывшему циркачу и уставилась на него пустыми глазницами.

— Клара? — робко уточнил маньяк.

Сейчас циркач меньше всего походил на человека, хладнокровно отправившего на тот свет пятерых.

Не издав ни звука, скелет Клары протянул к циркачу изуродованные руки. Левой не хватало кисти, а правая заканчивалась на локте.

— Гиллиган! — с беспокойством наблюдая за потугами зомби, позвал меня циркач.

— Что? — спросил я, стараясь не выпускать мертвячку из виду.

— Почему она… такая? — неуверенно спросил убийца.

— Потому что она умерла очень, очень давно. Я пытался тебе объяснить, но ты счел это ложью… Что ж, как видишь, я не врал.

— Ты наверняка сделал это специально!

— Думай как знаешь, правда от этого не изменится, — пожал плечами я. — Заклятье призыва — одноединственное, неизменное. И оно, к сожалению, всего лишь возвращает душу обратно в тело. Придать же туловищу первозданный облик по силам, наверное, одному только Хорсту. Во всяком случае, некроманты на это не способны.

— Боги… — протянул циркач, глядя, как осыпаются жалкие ошметки плоти с желтых костей. — Но это… это несправедливо…

— Давай вернем ее в Покой! — воскликнул я, пытаясь воззвать к его разуму. — Позволь ей уйти, если она тебе действительно дорога!

— Но Остин ведь говорил… — мотая головой, прошептал убийца.

— Кем бы ни был этот твой Остин, он врал, — безжалостно констатировал я.

— Но… зачем ему это?

— Давай ты поищешь ответ на этот вопрос чуть позже, ладно? А пока притормози свою неуемную девушку, чтобы она не рассыпалась раньше, чем я снова отправлю ее несчастную душу в Покой.

Циркач нехотя подчинился. Осторожно взяв воскрешенную за ветхие плечи, он бережно уложил бедняжку обратно в гроб. Изо рта ее не вырывалось ни звука, а глазницы были черны, словно две бездонные ямы.

От былой Клары не осталось и следа. Давно уже не осталось, судя по всему. Души бессмертны, но тела со временем становятся неспособны принять их обратно. И потому нам следует отпустить и забыть, а не цепляться крючками памяти за прошлое; оно было прекрасно лишь в своей поре, и вернуть те чувства уже не под силу ни одному магу мира.

Не под силу никому.

Пока я читал заклятье отзыва, Клара трепыхалась, но крайне вяло: усилий, чтобы удержать ее в гробу, практически не требовалось. Наконец душа покинула скелет, и по моему кивку циркач медленно убрал руки. Некоторое время он молча созерцал останки возлюбленной, после чего повернулся ко мне и заявил:

— Отправь меня следом, Гиллиган.

— Что? — не понял я.

— Я не хочу жить без Клары. Я люблю ее. Всегда любил. Если это правда и она уже никогда не вернется в мир живых, я хочу отправиться следом за ней. Верни мою душу в Покой.

Похоже, он и вправду не знает главного подвоха некромантии, иначе уже пустил бы мне пулю в лоб и счастливо умер. Видимо, я должен был поблагодарить таинственного Остина за то, что он по каким-то причинам ввел моего незадачливого пленителя в заблуждение и тем самым невольно спас меня от смерти.

— Читай свое заклятье, Гиллиган, — поторопил циркач, снимая с головы Клары обруч и нахлобучивая его себе на голову. — И покончим с этим.

— Не так быстро, — покачал головой я.

Раз он думает, что моя смерть лишит его возможности отправиться в Покой, на этом можно и нужно сыграть.

— Почему это? — нахмурился зомби.

— Я не сделаю этого, пока не узнаю, кто ты такой и кто такой этот твой Остин, о котором ты вечно толкуешь, — беззастенчиво заявил я.

Он потянулся к револьверу, который торчал из-за пояса.

— Эй-эй-эй, полегче, парень! — криво улыбнувшись, воскликнул я. — Хочешь меня убить? Понимаю. Но не забывай, что повлечет за собой моя смерть. Если я умру, твоя душа никогда не вернется в Покой. Поэтому не обманывайся: я нужен тебе живым.

Сердце мое при этой лжи бешено колотилось, но иных аргументов против его ярости у меня попросту не было. Оставалось надеяться, что он достаточно сильно любит Клару, чтобы ради воссоединения с ней принять мои правила игры.

По счастью, трюк сработал. Циркач нехотя убрал руку от револьвера и прорычал:

— Что ты хочешь услышать, Гиллиган? Спрашивай, и покончим с этим! Я устал бродить по миру живых без нее!

— Ну, если ты всерьез намерен отправиться в Покой, почему бы тебе напоследок не рассказать мне всю свою историю, от начала и до конца? — я продолжал наглеть, благо ситуация к этому располагала. Да, у него была пушка, но в данном случае куда ценней было иное оружие, которым обладал я, — моя собственная жизнь. Ее наличие позволяло мне торговаться. — Через несколько минут ты будешь уже мертв, так не все ли равно? Баш на баш, незнакомец. Ты расскажешь мне все, что я хочу знать, а за это я позволю твоей беспокойной душе отправиться в Покой, к Кларе.

Он долго кусал нижнюю губу, а потом нехотя произнес:

— Мое имя Том Кастор, и я — прирожденный гимнаст.

Я едва сдержал самодовольную улыбку. Моя догадка насчет его ремесла оказалась верна.

— Тринадцать лет тому назад я поступил на службу в бродячий цирк господина Приджиони — напыщенного, но весьма щедрого тролля, — пустился рассказывать Том. — Он, как и публика, сразу оценили мой талант. Народ на выступления валил толпами, и я самозабвенно парил под куполом, своими трюками поражая людей по всему королевству. Приджиони был доволен, ведь деньги рекой текли в его огромные карманы. Однако все когда-то приедается, и мои полеты тоже вскоре утомили публику. Тогда Приджиони, как и всякий тролль, искренне верящий, что лучше — это непременно больше, нанял еще одного гимнаста, точней, гимнастку — Клару Макграт. — Том положил руку на бортик гроба и с тоской посмотрел на лежащий внутри скелет. — Мы полюбили друг друга с первого взгляда. И пусть Клара была не слишком талантлива, тогда я об этом не думал: сила любви позволяла мне работать за двоих. Публика опять заинтересовалась гимнастическими номерами, и мы стали собирать аншлаги. Приджиони снова был счастлив. Мы с Кларой — тоже.

Том выдержал паузу, и я не торопил его, понимая, как трудно вспоминать о былых потерях.

— Однако на самом деле наш союз был не так гармоничен, как всем казалось, — наконец выдавил Кастор. — Голодная публика постоянно жаждала новых номеров. И моя Клара честно пыталась не отставать от меня, буйного экспериментатора, но природа действительно была к ней не столь благосклонна. Трюки, которые я выполнял без особого труда, для нее оказывались сложными. И все же она терпеливо молчала, а я, будто не видя ее измождения, продолжал выдумывать… И вот однажды мы собрались сюда, в Бокстон. Приджиони загодя назвал точную дату приезда, зная, что я непременно захочу преподнести столичной публике незабываемый сюрприз. Так и вышло. Новый номер даже мне давался нелегко, что и говорить о Кларе? Однако я не хотел отступать, думал, что это — всего лишь новый вызов для нас обоих, что мы обязательно со всем справимся, а она… Она по-прежнему улыбалась, делая вид, что не так уж все и сложно. И вот мы вышли на арену, и бокстонская публика поприветствовала нас, словно героев, вернувшихся с войны. Мы начали с простого, постепенно усложняя программу. Венцом нашего выступления должен был стать новый номер, и вот, наконец, пришел его черед. Мы с Кларой поднялись под самый купол и начали двигаться навстречу друг другу, перепрыгивая с одной раскачивающейся трапеции на другую. Зрители от переизбытка чувств ахали и охали, зажмуривались и поминали Хорста. Мы должны были встретиться в центре и воссоединиться на радость многочисленной публике, но этого, к сожалению, не случилось. Я уже видел, как мы, застыв в наивысшей точке, купаемся в овациях публики, но она неверно выбрала момент для прыжка и потому… не долетела. Я наблюдал за ее падением сверху. Помню ее предсмертный взгляд с застывшей в нем мольбой о помощи и прощальную улыбку, которая коснулась ее губ, когда Клара поняла, что обречена.

Я живо представил, как несчастная девушка падает с тридцатифутовой высоты, и мне стало не по себе.

— Наверное, стоило упасть следом за ней. Но тогда я еще не думал о смерти. Еще не осознал всю горечь потери. Спустившись, я растолкал докторов и зевак, протиснулся к ней, бессильно упал на колени и зарыдал. В общем-то, после этого я и сломался. История попала во все газеты, и Приджиони, не желая дразнить напуганную трагедией публику, повесил всех собак на меня и уволил из цирка. Так я остался в столице, без любимой женщины, без любимой работы и без будущего. Впрочем, в тот момент я жалел только о потере Клары. Сначала мне было просто тяжело, затем, когда я стал задумываться о причинах трагедии, стало еще хуже — ведь я наконец-то понял, что совсем ее не берег. Она следовала за мной, доверяла мне, не хотела жаловаться, видя, как я воодушевлен… А я был слепым дураком, который совершенно не думал о самом дорогом человеке на свете — о моей Кларе. Тогда я решил свести счеты с жизнью, чтобы наши души смогли воссоединиться хотя бы в Покое. Лучшим из возможных способов мне показалось утопление, и потому в тот роковой день я отправился на старый мостик на берегу Серпантинки.

Внутри у меня екнуло. Обучаясь у Ромидаля, я часто проводил время на одном заброшенном мостике, разучивая заклятья и правила, которыми меня снабжал наставник.

— Уже стоя на краю, я задумался на мгновение — а может, не стоит спешить, может, лучше еще раз все обдумать? Но тут я услышал чей-то голос и, засуетившись, все-таки шагнул вперед. Вода приняла меня, и камень, привязанный к шее, живо потянул тело на дно. Проснулись инстинкты, внутренний голос закричал, чтобы скинул петлю и выбирался из речки, однако я твердо решил умереть и потому не трепыхался, хоть это было и непросто. Вскоре мое сознание отключилось. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я снова открыл глаза. Когда же это случилось, удивлению моему не было предела. Ошарашенный, я озирался по сторонам, недоумевая, почему до сих пор жив. Поняв вскоре, что Вирм не спешит забрать мою душу, я решил выбраться на берег и найти иной способ свести счеты с жизнью. На то, чтобы разодрать веревку зубами, понадобилось, наверное, не меньше часа, а то и двух. Выбирался я уже под покровом сумерек, а ведь это был июнь, не декабрь!.. Пора, когда вчерашние школьники с нетерпением ждут предназначенья…

И тут меня осенило.

Я отчетливо вспомнил тот июнь. Каждый день просиживал я штаны на излюбленном мостике, готовясь к последнему экзамену у Ромидаля. Повторял различные правила декламировал заклятья. И среди них конечно же, был достопамятный стих призыва, который я, по-видимому, однажды забыл компенсировать отзывающим заклятьем…

Тогда я и помыслить не мог, что моя невинная зубрежка вернет к жизни отчаявшегося циркового гимнаста.

Однако теперь все наконец-то встало на свои места. Заслышав мои шаги, Том решился нырнуть и захлебнулся, однако прочитанный мной стих тут же вернул его к жизни. Это могло объяснить, почему разум циркача остался цел и практически невредим. Ну а вода, проводящая магический ток куда лучше любого металла, послужила заменой моему привычному ободку, позволив душе Тома вернуться в тело, не успевшее еще толком остыть.

Все эти мысли промелькнули в моей голове буквально за секунду. А Кастор тем временем продолжал:

— Потом я долго и безуспешно пытался отправиться на тот свет. Перепробовал все — и вешался, и вены себе резал, и с крыши прыгал, но ничего не помогало. Я по-прежнему был жив, хотя и чувствовал, что жизнь эта — иная. Мне не хотелось ни есть, ни пить. Поначалу я думал, что тому виной — апатия, связанная со смертью Клары, но через несколько дней стало ясно, что мой организм попросту не нуждается в пище. Разозленный своей неожиданной живучестью, я вернулся в город и долго слонялся по подворотням, нарочно ища неприятностей, но очередная потасовка не приносила желанного избавления. Однажды какой-то косоглазый бандит пырнул меня ножом в сердце и, увидев, что я, как ни в чем не бывало, продолжаю махать кулаками, испуганно заголосил о происках некромантов. Тогда-то меня и осенило: что, если в моем воскрешении действительно замешан маг смерти? Что, если я — уже не человек, а зомби? По крайней мере, это могло объяснить, почему я до сих пор жив. Решив во всем разобраться, я проник в городские архивы и нашел там всего одно имя «Остин Хардман». Согласно записям, это был единственный прирожденный некромант Бокстона за последние тридцать лет. Хардман получил свое предназначение в тысяча девятьсот десятом — в тот самый год, когда неизвестные силы вернули мою душу из Покоя.

В тот самый год, когда Шар определил для меня судьбу детектива, отметил я про себя.

— Решив, что он-то мне и нужен, — сказал Том, — я отправился в резервацию некромантов, дабы поговорить с Хардманом по душам. Транспорта и денег у меня не было, и потому я, недолго думая, отправился в путь пешком. Благо в еде и воде я не нуждался, да и усталости, как выяснилось, не испытывал.

Я представил себе, как Том бредет вдоль дороги в направлении Дикого Края. Как пробирается через снега, утопает в сугробах и прячется в лесах от зверья и разбойников. Насколько же велико в нем было желание умереть, если он потащился за смертью на самый север континента?..

— Идти пришлось долго. Я не считал дни и ночи: после моего воскрешения время для меня потеряло всякий смысл. День за днем шагал я вперед, пока наконец не достиг своей цели. Передо мной был поселок некромантов — несколько десятков бревенчатых изб в окружении вековых елей. Найти жилище Хардмана оказалось довольно легко: он жил на самой окраине, один, в покосившемся доме с закрытыми ставнями. Как я выяснил позже, среди некромантов Остин был изгоем, этакой белой вороной. Обитавшие в поселке маги долго и упорно пытались обучить новичка основам магии смерти, однако в итоге махнули рукой: чародейский потенциал Хардмана оказался до смешного ничтожным. Никто не понимал, как Шар мог наречь этого парня прирожденным некромантом, но писать о досадной ошибке в столицу жители поселка не решались — боялись, что их сочтут протестантами и отправят на виселицу. А Остин тем временем, несмотря на бесконечные неудачи, упрямо штудировал различные фолианты и гримуары в надежде, что однажды ему все-таки удастся постичь некромантское искусство… но все было тщетно. Таланта мага смерти в нем имелось не больше, чем в самом обыкновенном булыжнике.

В душу мою начинали закрадываться смутные сомнения. Я вспомнил свой первый курс, комнату в общежитии академии, гору учебников вокруг и мое отчаяние в преддверии первых экзаменов. Учеба, что греха таить, давалась не так просто, как хотелось бы. История Хардмана напомнила мне мою собственную, пусть моя и не была такой печальной.

— Я сначала конечно же не поверил ему, решил, что Остин врет. Но множественные попытки меня упокоить, которые он предпринял, так ни к чему и не привели. Хардман читал заклятье снова и снова, но ничего не изменялось. И тогда мы оба задумались — если не Остин вернул меня в мир живых, то кто? Кто он, этот таинственный чародей, пришедший на берег реки в злополучный июньский полдень? И тогда Хардмана осенило. Он предположил, что проклятый Шар по ошибке отдал его судьбу прирожденному некроманту и, тем самым, невольно обрек Остина на прозябание в Диком Краю. Конечно, верилось в это с трудом, но я не мог отрицать очевидного: любые попытки Хардмана совладать с темным волшебством ничем не заканчивались. При этом парень обладал крайне острым умом, отличался прилежанием и усидчивостью, а значит, вполне мог сгодиться для иной, никак не связанной с магией работы. Но клеймо-то у него было некромантское!.. Чтобы найти способ проверить свою теорию, Хардману потребовалась дня три, не больше. Из-за магического браслета, который ограничивал его перемещения, в Бокстон я отправился в одиночку. Мне надо было проверить около сотни сверстников Остина, а потом с результатами этой проверки вернуться в северный поселок с докладом. Разумеется, быстро справиться с подобной задачей я не мог, но, по счастью, времени у нас обоих имелось в достатке: у Остина впереди была целая жизнь, у меня же и вовсе вечность.

Том прервался на пару секунд — видимо, вспоминал какие-то важные детали, — а потом заговорил вновь:

— Вернувшись в Дикий Край спустя два с лишним года, я с удивлением обнаружил, что Хардман все-таки извлек небольшой толк из постоянных своих упражнений: теперь с помощью нехитрых заклятий он мог мысленным приказом перемещать иголки и нитки. Конечно, это нельзя было сравнить с умениями прирожденных некромантов, но Остин пообещал мне, что обязательно найдет достойное применение даже этим пустяковым трюкам. Получив результаты моей разведки, он, однако, на время забыл о магии и полностью сосредоточился на нашем деле. Через несколько дней скрупулезных исследований Хардман назвал мне шесть имен и велел уделить этим господам самое пристальное внимание. Остин не сомневался, что один из них и есть тот самый некромант, чье место он по нелепой случайности занял. И среди этих шести имен, Гиллиган, было твое.

Я вздрогнул. С середины повествования, когда зашла речь о возможной ошибке Шара, я начал подозревать, что моя фамилия рано или поздно всплывет. Неделю назад я бы счел подобные заявления чушью и ересью, происками вездесущих протестантов, которых хлебом не корми — дай осудить работу старинного артефакта, но за последние дни вера моя поугасла, и потому Кастор лишь подтвердил опасения, давно терзавшие душу.

— И, разумеется, в конечном итоге ты вышел на меня? — хрипло спросил я.

— Да. И, если бы не обещание, данное мной Хардману, клянусь, я бы прикончил тебя сразу же, едва вычислил!.. В общем, когда я снова приехал в поселок и сказал, что выкрал руку твоего дружка Кротовски, Остин просто расцвел. К тому времени он уже управлялся с нитями, точно Кельмет Природный — с выводком змей. Зрелище было поистине завораживающее. Нити сновали по дому, то скрываясь из вида, то выползая из щелей по первому зову хозяина. Складывалось впечатление, что Хардман умудрился наделить их частицей сознания, — до того живыми они казались. Изучив газеты и книги, по его просьбе украденные мной из столичной библиотеки, Хардман составил план, который мне надлежало воплотить в жизнь.

— Ты можешь озвучить пункты этого плана? — попросил я.

— Первым делом — прихлопнуть гоблина-цветочника, дабы выгнать его сородичей из уютных нор, и спрятаться на заброшенной шхуне в нескольких милях от берега, чтобы сбить полицию со следа. Затем отправить на тот свет Кайла Мейси, обставив все так, чтобы люди решили, будто это — гоблинская месть. — Том перечислял своих жертв так непринужденно, словно речь шла о комарах или мухах. Видимо, утратив возможность умереть, гимнаст перестал ценить не только свою жизнь, но и чужие. — После этого я должен был убить еще кого-нибудь в центре. Наплевать кого, главное — оставить на месте преступления отпечатки Кротовски. Громкое убийство должно было привлечь внимание горожан к делу двухлетней давности и скомпрометировать тебя. Затем я сжег похищенную руку, чтобы Кротовски не смог призвать ее обратно, и стал ждать дальнейших инструкций.

— То есть, ты хочешь сказать, что Гейл Шуйц не был вашей целью? — удивился я.

— Нет, не был, — покачал головой Кастор. — Но невольно ею стал, когда выкрал артефакт, предназначенный для Моукера.

— Так этот артефакт — тоже ваших рук дело?

— Затея Хардмана, — отрывисто кивнул Том. — Я даже не представляю, как эта штуковина выглядит. Знаю лишь, что она должна была попасть в руки Моукера.

— Но ему она, по-видимому, так и не досталась?

— Похоже, что нет. Я хотел найти артефакт и все-таки подкинуть его Моукеру, но во время последнего нашего телефонного разговора Остин убедил меня, что необходимость в этом отпала. Сказал, что вроде как установил, где находится посылка, и нынешний владелец его вполне устраивает. Ну а потом ты попал за решетку, и я решил действовать, пока тебя не вывезли за пределы Бокстона. Хардман просил повременить, но я слишком боялся не успеть. Так мы с тобой очутились здесь.

— Выходит, Остин не знает, что ты выкрал меня из тюрьмы?

— Нет. По плану после убийства в центре я должен был встретиться с ним сегодня в восемь вечера.

— Так он что, уже в городе? — удивился я.

— Ну да. Прибыл сегодня утром.

— А как же защитный браслет?

— Остин вроде как выкрал ключ от него у старшего надзирателя поселка, — пожал плечами Том. — Подробностей я не знаю.

— Но зачем он вообще приехал? Ты ведь уже сделал все, что от тебя требуется! Цель практически достигнута: детектив Гиллиган оказался за решеткой, а его зомби разыскивают по всему городу. Что еще нужно Хардману?

— Не знаю, — пожал плечами Том. — Изначально все это действительно затевалось с одной целью: уличить тебя в некромантском промысле. Но Остин конечно же мог не сказать мне всего. После разочарования с Кларой я бы этому ничуть не удивился.

— И где же вы должны встретиться? — спросил я.

— На чердаке седьмого дома по улице Святого Холлинза.

Неужели это тот самый дом, в подвал которого я и Бен проникли через вентиляционную шахту? Выходит, мы с Кротовски, сами того не подозревая, находились в считанных футах от логова негодяя, повинного во всех наших невзгодах? Ясно, как день, что убежище выбрано Хардманом не случайно. Более того, я бы ничуть не удивился, узнав, что именно Остин навел полицию на логово Бена, предварительно заколотив досками выход из шахты.

— Больше тебе нечего мне рассказать? — уточнил я.

— Нет, — ответил Том. — Это все. А теперь давай покончим с этим, Гиллиган. Я слишком устал от людей, устал от обмана. Единственный человек, которому я поверил, и тот солгал мне, чтобы заручиться моей помощью в своих темных делах… Эгоисты. Все вы, все мы — эгоисты. Так было, так есть и так будет. Устал, очень устал…

Качая головой, он забрался в гроб и, скрючившись, прильнул к останкам Клары.

— Сделай это Гиллиган, ради всех пяти богов, — пробормотал Том и закрыл глаза, будто намекая, что разговор окончен.

Дрожащими руками поправляя металлический ободок на его голове, я размышлял, правильно ли поступаю, дозволяя маньяку, хладнокровно отправившему на тот свет пятерых, избежать правосудия. С одной стороны, серийных убийц все равно приговаривали к смертной казни, так что милосердием мой поступок не являлся. С другой же упокоение было вожделенной мечтой Кастора, и потому лучшим наказанием для него стала бы не смерть, а, напротив, вечная жизнь, лишенная Клары, а значит, пустая и бессмысленная.

Однако имелась в этом деле и третья сторона. И именно из-за нее я начал ритуал отзыва в ту злополучную субботу, когда небо, казалось, решило разом вылить на Бокстон всю накопленную влагу.

«Каждый имеет право на смерть», — упрямо вдалбливал мне Ромидаль. И некромант как никто другой должен уважать это право да по возможности следить, чтобы его не нарушали иные, менее совестливые темные маги. Волей-неволей я вернул к жизни самоубийцу и теперь хотел исправить свою досадную оплошность.

Том не издавал ни звука — лишь гладил бледной рукой пожелтевший череп возлюбленной. Умер он с улыбкой, которая показалась бы нелепой любому зрителю, не знавшему трогательной истории любви гимнаста и гимнастки из бродячего цирка мистера Приджиони. Я невольно вспомнил похороны матери, вспомнил свои слезы и поспешно зажмурился, чтобы избежать новых.

«Не время для сантиментов, Гиллиган, — осадил меня внутренний голос. — Хардман все еще на свободе, а ты стоишь посреди кладбища и горюешь о давно ушедшем былом».

Но ведь в былом и кроются причины нынешних потрясений. Все происходящее уходит корнями в прошлое. Корень зла — не Остин Хардман, решивший испоганить тебе всю жизнь, и даже не Том Кастор, помогавший ему в надежде вернуть с того света гимнастку Клару. Это — всего лишь всходы. Не причины, а следствия.

Корень всего зла — это ты сам, семнадцатилетний Тайлер Гиллиган, который непринужденно пропел стих призыва на берегу Серпантинки, даже не вспомнив о заклятье отзыва. Как ни пытался Ромидаль выбить из тебя эту блажь, ты все равно оставался легкомысленным мальчишкой, недостаточно серьезно относящимся к некромантии. Все, что происходит с тобой сейчас, не случилось бы, будь ты чуточку мудрее тогда.

Но это вовсе не значит, что мне следует посыпать голову пеплом и отправиться в паломничество по святыням пяти богов. Взрослый человек отличается от сопливого подростка не только умением признавать свои ошибки; взрослый человек умеет их исправлять.

И сейчас я собирался заняться именно этим. Да, безусловно, мне жаль, что я не могу вернуться в тот жаркий июньский день и позволить душе Тома Кастора навсегда покинуть бренное тело. Безумно жаль. Но это не повод опускать руки.

Теперь я должен остановить безумца, ради банальной мести готового утопить столицу в крови.

И похоже, во всем Бокстоне есть только один человек, способный мне в этом помочь.

* * *

— Проклятые грайверы! — выругался долговязый полицейский. — Угораздило же их сдохнуть именно сегодня!

Его слова гулким эхом разнеслись по подъезду. Напарник, вошедший следом, укоризненно заявил:

— А я тебе говорил, что их заменять надо, еще две недели назад говорил! Они уже давно дышали на ладан.

— Ничего ты мне не говорил! — огрызнулся первый, сверкнув в сторону спутника зелеными глазами.

— Да ладно! Ты просто не помнишь!

— А если даже и говорил, то что? Сам бы взял и отогнал к механикам, пусть бы поменяли! Рук нет, что ли?

— Руки-то есть, а вот времени точно не вагон!..

— Ну вот и не умничай тогда почем зря!

Бранясь, патрульные топали вверх по лестнице, пока не достигли двери с номером «восемь».

— Здесь ведь? — уточнил зеленоглазый коп.

— Да, — помахивая монтировкой, ответил напарник.

— Может, постучим для начала?

— А толку? Хозяйка в клинике, а Гиллигана, если он там, мы этим стуканьем только спугнем.

— Что, тогда сразу вскрываем?

— Ну да. А зачем, по-твоему, нас сюда прислали? Чтобы мы потоптались на пороге и ушли?

— Кончай язвить! — прикрикнул на спутника зеленоглазый. — Займись лучше дверью!

Напарник презрительно фыркнул, однако за дело взялся. Вставив монтировку между створкой и косяком, он навалился на импровизированный рычаг. Зеленоглазый хмуро наблюдал за потугами товарища, держа руку на кобуре. Наконец дверь с громким хрустом распахнулась, открыв взорам полицейских невзрачную прихожую. Вооружившись револьверами, полицейские медленно вошли внутрь.

— Никого, — доложил зеленоглазый из кухни.

— Никого, — эхом отозвался напарник из комнаты.

Вернувшись в коридор, они хмуро уставились друг на друга.

— Что думаешь? — спросил зеленоглазый. — Был здесь кто-то?

— Вряд ли. Пыли в комнате — море. А в кухне что?

— Та же ерунда. Заглянул в шкаф — пусто. Думаю, если бы Тайлер решил здесь схорониться, он бы наверняка жрачкой запасся.

— Тоже верно… — согласился напарник.

В этот момент из комнаты послышался грохот. Переглянувшись, копы рванули внутрь, однако это оказалась всего лишь оконная рама: поднявшийся ветер распахнул ее и теперь беспощадно трепал грязную занавеску.

— Наверное, щеколда разболталась, — решил зеленоглазый, — вот и открылась.

Напарник кивнул и, заметно расслабившись, убрал револьвер в кобуру.

— Пойдем? — спросил он, выжидающе глядя на компаньона.

— Пожалуй.

— Что Такеру скажем?

— «Все чисто», — усмехнулся напарник.

Озираясь по сторонам, они вышли в подъезд.

— Ну что, обратно в управление? — поинтересовался зеленоглазый.

Задумчиво наморщив лоб, напарник сказал:

— Тут неподалеку есть одна закусочная, где жарят обалденные сосиски. Может, заскочим туда по дороге?

— Звучит заманчиво. Они действительно так хороши?

— Лучше, чем ты можешь себе представить. Ну что, в путь?

— Добро.

Они живо спустились вниз и, забравшись в дежурную самоходку, покинули угол Ремесленной и Неймара. Теперь, после визита в квартиру несчастной миссис Блэр, они имели полное право озаботиться поздним обедом.

Проводив удаляющуюся повозку хмурым взглядом, Кротовски выскользнул из проулка и быстрым шагом устремился к дверям подъезда. Оказавшись внутри, он первым делом вытащил из щели в стене свое левое ухо и, на ходу прилаживая его на место, побежал вверх по лестнице: под подоконником на втором этаже предусмотрительный зомби загодя спрятал правый глаз.

Бен уже понял, что полицейские разыскивали здесь Тайлера и, похоже, речь шла не о консультации по важному полицейскому делу, иначе они, надо думать, не стали бы вскрывать дверь монтировкой. Похоже, все куда серьезней…

И, возможно, тому виной их с Гиллиганом посмертная связь.

Кротовски замер у двери, ведущей наружу, отчаянно размышляя, что делать дальше. Оставаться в квартире Агнии нельзя, но куда еще ему податься? В оставленный копам подвал? За город, в лес? Заманчиво, но нет. «Надо искать Гиллигана», — решил Бенджамин. Искать, невзирая на риск быть пойманным.

Выскользнув из подъезда, Кротовски снова нырнул в проулок и пошел вперед вдоль угрюмой кирпичной стены.

Он не знал, с чего начать поиски, но сидеть без дела тоже не мог.

Его некромант попал в беду.

И потому верный зомби окунулся в сумрак городских лабиринтов, отринув страх перед разоблачением и арестом. Он шел мимо столбов, с которых на него смотрели собственные портреты, лавировал между людьми, способными узнать его и сдать властям. Его гнало вперед чувство ответственности.

Тот, кто вернул его к жизни, нуждался в помощи.

* * *

— Сказать по правде, ваш визит нас крайне удивил, — заметил Мохнатый Тони, вытащив изо рта толстую коричневую сигару.

— У меня просто не было выбора, мистер Фурри, — развел руками я.

Агнесса сидела в кресле у камина и неспешно потягивала шампанское из фигурного бокала. Она погрузнела с годами, но былая стать никуда не делась — сильная, властная женщина, мужу под стать. Удивительно, но Тони абсолютно не стеснялся в ее присутствии обсуждать свои темные делишки и даже порой советовался с миссис Фурри по тому или иному вопросу. Жена была его верным соратником, советником и опорой, а не бесполезным балластом, нужным лишь для прикрытия и спасения собственной шкуры от тюрьмы, как у наследников прочих трех кланов.

— Понимаю, понимаю… — Тони положил дымящуюся сигару в пепельницу и, сплетя пальцы рук, задумчиво уставился на меня. — Мы уже в курсе, что ваши коллеги повсюду разыскивают вас.

— И это одна из главных причин, по которой я пришел к вам, а не к ним. Там меня сейчас попросту не станут слушать.

— С чего вы взяли, что выслушают тут? — делано удивился хозяин Севера.

— С того, что в минувшую среду вы пообещали мне и капитану Такеру свою помощь в деле Фег-Фега.

— Пару дней назад вы утверждали, что убийца мертв, — нахмурился Тони.

— Это так, — кивнул я. — Но заказчик-то по-прежнему жив!..

Лицо Тони посуровело. Агнесса отставила бокал в сторону и впервые с начала беседы удостоила меня заинтересованным взглядом.

— И вы его нашли, правильно я понимаю? — уточнил хозяин Севера, мрачно глядя на меня из-под густых бровей.

— Мне известно, где находится его временное убежище, — кивнул я. — Если поторопимся, застанем там мерзавца прежде, чем он его покинет.

— И кто же он такой, этот тип? — внезапно спросила Агнесса.

— Некий человек, решивший перевернуть все вверх дном, — туманно ответил я, покосившись в ее сторону.

— Очередной безумец… — миссис Фурри улыбнулась самыми уголками рта. — Жизнь таких, как правило, коротка, но крайне ярка. Как у бабочки-однодневки.

— Зачем ему понадобилось убивать несчастного слепого цветочника? — поинтересовался Мохнатый Тони, снова взяв в руки сигару. — То есть, почему именно Фег-Фег стал жертвой?

— Случайный выбор, — ответил я. — Судя по всему, он просто хотел стравить людей и гоблинов.

— Очевидно, чтобы нанести нам с Агнессой убытки?

— Не только, — уклончиво ответил я. — Но Цветочный бульвар по его задумке действительно должен был потонуть в крови. По счастью, мистер Мейси своим отъездом невольно спас нас от гражданской войны.

— Да уж, пока что Хорст миловал… — медленно кивнул Мохнатый Тони. — Но мы больше не можем уповать на счастливый случай.

Он тяжело поднялся из кресла и, подойдя к столику, налил себе шампанского из открытой бутылки. Подмигнув Агнессе — она в ответ обольстительно улыбнулась, — хозяин Севера вновь повернулся ко мне.

— Помощь какого рода вам требуется, детектив? — спросил он напрямик.

— Мне нужен револьвер, самоходка и ваши люди в качестве огневой поддержки, — перечислил я. — Когда имеешь дело с подобными расчетливыми ублюдками, сами понимаете, ни один ствол лишним не будет.

— Хорошо, я вас понял, — сказал мистер Фурри, отпив из бокала и шумно причмокнув пухлыми губами. — И я могу дать вам все, что вы просите. Но меня смущает один момент…

Подойдя к креслу, он вновь погрузился в него и, окинув меня оценивающим взглядом, произнес:

— Знаете, о чем говорят на улицах, детектив? Что вы сбежали из тюрьмы, куда вас поместили по подозрению в преступном сговоре с неким Бенджамином Кротовски.

— На улицах много о чем толкуют, — сказал я, стараясь не выказывать своего волнения. — Но, как мы оба прекрасно знаем, не всему услышанному стоит верить.

— И все же я хотел бы прояснить кое-что, прежде чем мы ударим по рукам, — сказал Мохнатый, испытывающе глядя на меня.

— Ваше право, — пожал плечами я. — Так о чем идет речь?

— Видите ли, детектив, у нас с мистером Кротовски некогда были… кое-какие общие дела… но потом он, насколько мне известно, скоропостижно скончался. Новость эта крайне меня расстроила, ведь наше сотрудничество было… скажем так, в самом разгаре. И вот теперь его вдруг объявляют в розыск, и у меня, как вы понимаете, возникает резонный вопрос: неужели мистер Кротовски по-прежнему жив?

— Когда два года назад к нам привезли мистера Кротовски, — сказал я, упрямо глядя ему в глаза, — он был мертвее мертвого. Так что вряд ли с тех пор что-то изменилось, ведь полтора года назад его труп превратился в горстку пепла.

Мой ответ, кажется, удовлетворил мистера Фурри. По крайне мере, уголки его губ искривились в некоем подобии улыбки.

— Что ж, теперь я хотя бы могу быть уверен, что последние два года он не прятался от меня по подворотням, — сказал Тони. — Хоть какое-то утешение.

Знал бы ты, насколько, сам того не подозревая, приблизился к истине, подумал я, глядя в его суровое лицо. Тогда, возможно, мы бы разговаривали по-другому. Не было бы улыбок, шампанского, сигар и уж точно не было бы обещаний помощи.

Тони вряд ли поверил мне на слово, но, поскольку сейчас наши интересы совпадали, он решил не утомлять меня чередой скользких вопросов. В конце концов, если выяснится, что я соврал, хозяин Севера всегда найдет возможность спросить с меня за мою ложь. Я покосился в сторону Агнессы: она, кажется, давно потеряла к нашей беседе интерес — отвернувшись к камину, жена Мохнатого Тони наслаждалась завораживающей пляской пламени и шампанским.

— У меня будет к вам всего одна просьба, детектив, — сказал хозяин Севера, откидываясь на спинку.

— Какая? — осторожно уточнил я.

— Прежде чем отвезти вашего сумасброда в полицейское управление, доставьте его ко мне.

Он кашлянул в кулак и, хищно осклабившись, добавил:

— Думаю, мы с ним найдем, о чем потолковать.

* * *

Щедрость Мохнатого Тони ограничилась четырьмя «косолапыми» в темно-коричневых пиджаках. У каждого из них была хмурая физиономия, подозрительный взгляд и пистолет в кобуре под мышкой. Хозяин Севера заверил меня, что на этих ребят можно положиться, и я, за неимением альтернативы, вынужден был принять его слова на веру. Нет, сомнений в том, что «косолапые» умеют обращаться с оружием и, если придется, будут биться до последнего патрона, у меня практически не было. Смущала меня только численность нашего отряда. Хватит ли нас пятерых, чтобы совладать с умником Остином? Как знать. В любом случае, отступать было некуда: на кону стояла не только моя судьба, но и, возможно, судьба всего Бокстона.

Забравшись в самоходку, мы отправились в дом номер семь по улице Святого Холлинза. Вел машину брюнет по имени Клайд, на пассажирском трясся рыжий усач Викс, а я сидел сзади, между двумя великанами, Гордином и Люком. Врач, строитель, грузчик и шахтер соответственно. Никто из четверых не удовлетворился предназначением Шара и пошел по извилистой тропке. И если последних трех я еще мог понять, — утомительный физический труд мало кому по душе, — то причина, по которой Клайд променял халат врача на пистолет гангстера, была мне неясна. Сидел бы себе в чистом кабинете, принимал людей, пользовался уважением коллег и при этом имел неплохие деньги… Конечно, в жизни доктора тоже хватает неприятных моментов, но по крайне мере в него стреляют куда реже, чем в гангстера.

Впрочем, каждый волен сам выбирать свой путь. И не мне, некроманту в шкуре детектива, судить этих суровых ребят с большими черными пушками под темно-коричневыми пиджаками.

Случись кому-то из управления увидеть меня в одной машине с четверкой «косолапых», и последние сомнения наверняка оставили бы даже самых преданных моих друзей. Но я нарочно схоронился между двумя верзилами старины Тони, чтобы не светиться почем зря. В итоге мы без особых приключений прибыли на место и, объехав здание кругом, припарковались у заднего входа.

— Это здесь? — уточнил Клайд, окидывая дом оценивающим взглядом.

— Да, — подтвердил я, взглядом отыскав табличку с номером. — Если, конечно, мой информатор не врал насчет места встречи.

— Ненадежный информатор хуже чумки, — заметил Гордин.

— Другого у меня все равно нет, — пожал плечами я.

— Ох уж мне эти копы… — проворчал Клайд, открывая дверь.

Выбравшись наружу, мы устремились прямиком к черному ходу. Проушины на дверях оказались скручены между собой массивной стальной проволокой.

— Так ты точно уверен, что это тот дом? — спросил несостоявшийся врач, оглянувшись на меня через плечо.

— Номер тот. А что тебя смущает? Проволока? Ну так у дома два входа, если ты вдруг забыл. Мог ведь наш клиент воспользоваться парадным?

Клайд скрипнул зубами и, повернувшись, распорядился:

— Викс, метнись к повозке и притащи мне монтировку из багажника.

— Шума не наделаем? — обеспокоенно спросил я, провожая рыжего взглядом.

— А мы здесь разве не за этим? — фыркнул Клайд.

Я не нашел, что ему ответить.

Вернулся усач с монтировкой, вставил ее в щель между дверьми и надавил что есть силы. Одна из проушин попросту вылетела из полотна, и створки распахнулись, открыв нашему взору хлипкую лестницу с причудливо изогнутыми перилами.

— Добро пожаловать, — тихо сказал Гордин за моей спиной.

Клайд вытащил пистолет из кобуры и вопросительно посмотрел на меня. Я отрывисто кивнул, и мы устремились на чердак. «Косолапые», несмотря на свои габариты, двигались практически бесшумно, чем немало меня удивили; с пистолетами наголо, мы медленно шагали вверх, готовые в любой момент огрызнуться пулями.

Наконец я увидел чердачную дверь. Она была слегка приоткрыта, и через щель между косяком и створкой лился слабый желтый свет от керосиновой лампы. Послышался тихий собачий лай, однако, решив, что доносится он снаружи, я не придал ему особого значения.

Отыскав взглядом Викса, Клайд жестом направил его вперед, проверить обстановку. Рыжий наемник без лишних вопросов протиснулся мимо Гордина и, поднявшись на верхнюю ступеньку, осторожно заглянул внутрь. Полминуты спустя он вернулся к нам и яростно зашептал:

— Их там всего двое — очкастый тип в зеленом пальто и верзила в черной куртке. Очкарик не боец, слишком сухой, тощий. Второй покруче, похоже, он у него вроде телохранителя, но, думаю, когда мы наставим на них пушки, эти ребятки дружно вскинут лапки кверху.

— Я бы не был так уверен, — скептически заметил я.

— Пять стволов есть пять стволов, Тайлер, — наставительно изрек Клайд. — Если этим засранцам дороги их жизни, они вынуждены будут сдаться. Значит, заходим, вяжем нашу сладкую парочку и везем к Тони. Всем все ясно?

«Косолапые» закивали, а я лишь закатил глаза от бессилия. Ну конечно, чего им слушать никчемного детектива полиции? Пусть даже он утверждает, что сидящий внутри мерзавец сообразителен и не лишен магических талантов. Против пистолетов не попрешь, считают «косолапые», и потому мы будем нагло давить противника силой.

Хотелось верить, что сей примитивный план сработает и мы все-таки спеленаем Хардмана и его приспешника. Но у меня отчего-то были большие сомнения на этот счет.

— Не стой столбом, детектив, — окликнул меня Гордин. — Время действовать.

Подойдя к двери, Викс пинком распахнул ее настежь и воскликнул:

— Всем стоять!

Наемники один за другим протиснулись внутрь. Я вошел последним, неуверенно озираясь по сторонам. Руки мои были мокрыми от пота.

— Нет, ну надо же, какая встреча!.. — услышал я приятный баритон. — Тайлер Гиллиган собственной персоной… Неужто мне это не снится?

Тогда я поднял голову и увидел его. Довольно высокий, худощавый, в дорогом зеленом пальто, серых брюках и черных туфлях, он насмешливо смотрел на меня поверх очков, не скрывая благодушной улыбки.

— Вы — Остин Хардман, верно? — спросил я.

— Истинно так, сэр. Как я понимаю, за ваш внезапный визит мне нужно благодарить моего протеже мистера Кастора? — рассмеялся Остин. Кажется, направленные на него стволы ничуть не смущали беглого некроманта. — О, этот мистер Кастор… Я бы не назвал его глупым, но слишком прямолинейным, доверчивым — да, несомненно. Надеюсь, вы отправили бедолагу в Покой, мистер Гиллиган?

— Отправил, — нехотя ответил я, опасливо косясь на сопровождавших меня верзил.

Они, однако, вряд ли поняли, что речь идет о некромантии. Подобные суровые мужи отправляют людей в царство Вирма при помощи пуль, а не заклятий и стальных ободков.

— В таком случае, все это уже было не зря — раз хотя бы у одного из нас мечта сбылась, — кивнул Остин. — Ну да ладно, оставим мистера Кастора в покое. Ха! Ох уж мне эта проклятая игра слов! Вы позволите, господа?

Хардман снял очки и сунул руку в карман.

— Полегче, мистер! — предупредил Клайд. — Мы хотим видеть твои руки.

— Да это ведь всего лишь платок! — Хардман вынул из кармана сложенную вчетверо тряпицу и помахал ею «косолапым». — Просто хочу протереть запотевшие стеклышки.

— Кончай ломать комедию и сдавайся, пока мы в тебе дырок не наделали, — лениво бросил Викс.

— Вот уж сдаться я, к сожалению, никак не могу, — покачал головой Остин. — Десять лет в родном Бокстоне не был, дел накопилось — уйма!.. Так что — извините, — он водрузил очки на кончик носа и потешно развел руками.

В этот момент справа и слева от меня прогремели выстрелы. Резко повернув голову, я увидел, как рыжий наемник Викс падает на пол. Из дыры во лбу, пятная одежду «косолапого», лилась кровь, а ствол пистолета в правой руке еще дымился.

— Люк! — рявкнул Гордин.

Оглянувшись, я с ужасом уставился на труп несостоявшегося шахтера, разделившего участь Викса.

Они что же, выстрелили друг в друга? — ошарашенно подумал я.

— Сукин сын! — воскликнул Клайд. — Вали его, парни!

Они с Гордином открыли огонь по Хардману, однако тот уже спрятался за массивной спиной здоровяка. Впрочем, «косолапых» сей факт ничуть не расстроил: пусть Остин пока вне досягаемости, зато его телохранитель ничем не защищен, а значит, можно для начала расправиться с ним.

Однако не все оказалось так просто.

Промазать по верзиле было практически невозможно. Пули одна за другой входили в рыхлое тело здоровяка, но он, несмотря на множественные раны, продолжал твердо стоять на ногах. «Это что же, зомби?» — подумал я, в растерянности опуская пистолет. Тогда ему от наших выстрелов ни холодно, ни жарко.

Но как, Вирм меня побери, бездарному некроманту Хардману удалось создать полноценного зомби?!

Краем глаза я заметил едва уловимое движение слева от себя. Приглядевшись, я понял, что это блестящая швейная иголка, виляя ниткой, точно хвостом, споро ползет к здоровяку Гордину по дощатому полу чердака.

Мне сразу же вспомнился рассказ Тома о пустяшных трюках Хардмана, которым непутевый маг обещал со временем найти более достойное применение.

— Гордин! На полу, под ногами! — воскликнул я, надеясь привлечь внимание наемника.

«Косолапый» опустил голову и недоуменно уставился на нить, которая, словно почувствовав его взгляд, замерла в нерешительности.

— Не дай ей подойти ближе! — предупредил я.

Гордин попятился назад, стараясь не выпускать «змейку» из виду. Полежав на одном месте, она вдруг развернулась и опрометью бросилась к своему хозяину, который по-прежнему скрывался за спиной молчаливого верзилы.

— Не хочется вас разочаровывать, господа, — воскликнул Остин, стараясь перекричать шум лающих стволов, — но время уже поджимает, и потому я вынужден откланяться! Пойдем, Лоскуток. Нас ждут великие дела!

Верзила, до того больше похожий на нелепую статую, внезапно ожил. Резко повернувшись вокруг своей оси, он заключил хозяина в медвежьи объятья и понесся вперед, не разбирая дороги. На преграды в виде старой мебели, которой был заставлен чердак, здоровяк внимания не обращал — только стекла и щепки летели во все стороны. Проломив кирпичную стену могучим плечом, телохранитель попросту вывалился на улицу. Переглянувшись, мы бросились к дыре, однако, когда выглянули наружу, злоумышленников уже и след простыл. Только по земле были разбросаны обломки кирпича и черепицы.

— Что это был за монстр, Гиллиган? — повернувшись ко мне, требовательно вопросил Гордин. — Мы напичкали его свинцом по самое не балуйся, а он даже глазом не моргнул! А потом еще и побежал, как ни в чем не бывало, вниз сиганул и свинтил вместе с тем, очкастым! А тут, между прочим, до земли — три этажа…

— Об этом парне мне ничего не известно, — пожал плечами я. — Возможно, у него есть какой-нибудь амулет бессмертия или иная подобная штуковина…

— А с Виксом и Люком что приключилось? — не унимался верзила. — Тоже амулет виноват? Почему они выстрели друг в друга? И что это была за нить? Она же двигалась, реально двигалась, как проклятая змея!

Я молчал, не зная, что на это ответить. Остин действительно умудрился преподнести нам парочку крайне неприятных сюрпризов. И если про нити мне уже рассказывал Кастор, то объяснить случившееся с Люком и Виксом я попросту не мог… как, впрочем, и несказанную живучесть Хардманского телохранителя.

Я с тоской посмотрел вниз. Обидно, но мы упустили отличный шанс поймать Хардмана и, что еще хуже, потеряли его след. Куда отправился мерзавец и что еще он замышляет, известно было, похоже, одному лишь Вечному Жеребцу, глядящему на землю с высоты небес.

— Эй, Тайлер, смотри! — воскликнул Клайд.

Я повернулся к наемнику и, проследив его взгляд, увидел, что под завалившимся старым шкафом что-то шевелится. Обогнув гору хлама, я подошел к находке «косолапого» и опустился рядом с ней на корточки.

Крохотный песик, жалобно скуля, безуспешно пытался выбраться из-под коричневой глыбы шкафа. Приглядевшись, я с удивлением обнаружил, что он сделан из разноцветных тряпичных лоскутков, сшитых воедино толстой красной нитью.

Вот оно, внезапно осенило меня. Вот какое применение своему новому умению нашел Хардман! Собачонка, которая сейчас барахтается под махиной шкафа, никогда не смогла бы двигаться, если бы ее лоскутки сшили обычной ниткой. Но живая нить Хардмана подарила банальной тряпичной кукле некое подобие сознания, взяв на себя роль примитивной нервной системы.

Тряпичный песик наконец обратил на меня внимание и, вскинув потешную мордочку, звонко тявкнул.

«Не бойся малыш, — думал я, пристально глядя на странную собачонку. — Мы не причиним тебе вреда».

По крайне мере, до тех пор, пока ты не приведешь нас к своему хозяину.

* * *

В тот вечер Пересмешник пребывал в достаточно сносном расположении духа — примерно до тех пор, пока в окно его кабинета не залетела бутылка с керосином. А вот когда вспыхнул дорогущий ежевичный ковер, поводов для радости не осталось вовсе. Скрипя зубами, Моукер рывком выдвинул верхний ящик стола и уставился на два пистолета, лежащие внутри. Подумав, Алекс взял оба, по одному в каждую руку, и, поднявшись из кресла, быстрым шагом устремился к дверям.

— Хозяин! — воскликнул верный дворецкий, буквально ввалившись внутрь. — На нас… на дом напали!

— Я в курсе, — процедил Моукер, презрительно глядя на него сверху вниз.

«Хорошо, что не выстрелил, — про себя подумал Алекс. — Потом умаялись бы стены от его мозгов отмывать!»

Следующая бутылка с керосином приземлилась на стол и со звоном разлетелась на куски, разлившись по столешнице огненной лужей.

— Кто это там балует? — спросил Пересмешник, хмуро глядя, как посреди его кабинета разгорается громадный костер.

— Похоже, «рогатые».

— Значит, Бычара? — хмыкнул Моукер. — Прелестно, прелестно…

«Что ж, все вполне логично», — подумал он про себя. Собственно, Хорник с самого начала фигурировал в списке подозреваемых на первом месте, и неудача с Гейлом Шуйцом в «Петухах» лишь отсрочила его разоблачение. Вероятно, заполучив таинственную некромантскую штуковину, Бычара решил, что ему теперь сам Рут не брат, и пошел в наступление на вчерашних сообщников по Квартету.

Наглость, что и говорить, из ряда вон. И Пересмешник не преминул бы позвонить Тони и Каталине, дабы поведать им о творящемся беспределе, если бы его телефон сейчас не плавился в огне.

Что ж, по-видимому, ему придется выкручиваться самому.

Ну и ладно, размяться иногда тоже бывает полезно.

— Потуши мой стол, — велел дворецкому Моукер и, распахнув двери, вышел из кабинета.

Двоих он пристрелил сразу же, едва шагнул за порог. Подойдя к перилам, пулей в лоб угомонил верзилу с двустволкой, разгуливающего внизу, после чего уверенно пошел к лестнице. Стреляя с обеих рук, Алекс преодолевал ступеньку за ступенькой, а сраженные враги падали навзничь, поливая дорогущие ковры в гостиной своей презренной «бычьей» кровью. До конца лестницы оставалось всего три ступеньки, когда на пути Моукера вырос коренастый бородач с кастетом. Размахнувшись, он попытался вмазать Алексу, но тот ловко ушел в сторону, отчего бородач потерял равновесие и лишь с превеликим трудом устоял на ногах. Однако развернуться для новой атаки он уже не успел: Моукер выстрелил ему в затылок и, презрительно сплюнув на рухнувший труп, продолжил спуск.

Пернатые бойцы, завидев, что их хозяин лично вступил в бой, приободрились и начали теснить изрядно потрепанных «рогатых». Судя по достаточно скромному количеству последних, далеко не все главари Хорника решились отправить в дом Пересмешника своих бойцов. Только самые преданные и глупые в тот вечер пришли в поместье Моукера, и этих преданных теперь увлеченно кромсали озлобленные «птенцы».

Входная дверь, сорванная с петель, валялась на крыльце. Пройдя по ней, точно по мостику, Алекс ступил на газон. Свернув за угол, он увидел троицу негодяев, увлеченно швыряющих бутыли с керосином в окно его кабинета. Снарядов у «рогатых» хватало, и потому они резвились вовсю, совершенно не думая о том, что хозяину дома их поведение может не понравиться. Моукер обиженно поджал губы: ох уж эта нынешняя молодежь!..

— Эй! — воскликнул он раздраженно.

Услышав до боли знакомый голос, наемники вздрогнули. Медленно повернув головы, они испуганно уставились на Пересмешника.

— Вам родители не говорили, что швыряться бутылками с керосином в окна чужих домов — дурной тон? — вопросил Алекс, гневно рассматривая стоящих перед ним наглецов.

Поняв, что ответа ждать бессмысленно, Моукер пристрелил двух крайних и быстрым шагом устремился к единственному уцелевшему. Не успел тот опомниться, как горячий ствол пистолета уперся ему в подбородок.

— Я задаю вопросы, ты отвечаешь, — сдержанно процедил Алекс. — Будешь долго думать, схлопочешь пулю. Будешь мне лгать — схлопочешь пулю. Понял, нет? Тогда поехали… Вас прислал Хорник?

— Да… сэ-сэ-сэр, — заикаясь от волнения, проблеял «рогатый».

— Зачем?

— Чтобы мы схватили вас и доставили к нему, — шумно сглотнув, ответил пленник.

— Не проще ли было просто позвать меня в гости? — делано подивился Моукер.

— Я… я не знаю, сэр! — робко пролепетал бандит. — Мистер Хорник велел сделать так, ну и мы… мы попытались!..

— Верность — хорошее качество, — веско кивнул Алекс и нажал на спусковой крючок.

С выражением крайнего удивления на лице убитый проказник рухнул на землю. Моукер некоторое время недоуменно смотрел на труп в траве, а потом, наткнувшись взглядом на пистолет в своей руке, раздраженно сплюнул под ноги и воскликнул:

— Ах, да! Я же забыл предупредить, что ты в любом случае схлопочешь пулю! То-то ты так удивился…

Повернувшись к дому, Моукер крикнул:

— Эй, дворецкий, дурья твоя башка!

— С… сэр? — на всякий случай уточнил слуга, прежде чем высунуть голову в разбитое окно.

— Ты потушил мой проклятый стол?

— Да… почти…

— Так «почти» или «да»?

— Заканчиваю с этим, сэр.

— Потом займись гостиной, — наставительно изрек Моукер. — Эти ублюдки порядком там наследили, чтоб их Вирм сожрал!.. Так что надо будет там прибраться как следует.

— Сделаю, сэр… — обреченно отозвался дворецкий.

Он примерно представлял, во что обратилась гостиная после эпохальной стычки между «рогатыми» и «птенцами», и потому особого энтузиазма конечно же не испытывал.

Иные дома проще сжечь, чем снова навести в них порядок.

— Да, и непременно проведай Маргарет! — припомнил Алекс. — У бедняжки от всей этой пальбы наверняка будет очередной нервный срыв… Успокой ее, дай таблеток… Ну, в общем, веди себя с ней, как обычно. Не хочу, чтобы она сыграла в ящик. Только не сегодня.

— Хорошо, сэр…

— А я тем временем… — Пересмешник поскреб в затылке рукоятью пистолета. — А я… а я… Ах, да! Точно! Пока ты там будешь возиться, я с ребятками нанесу визит моему старому другу Хорнику. После сюрприза, который он мне преподнес, я просто обязан ответить ему той же монетой. Пусть познает гнев пернатых!

И, направив стволы вверх, Моукер дал несколько залпов в хмурое октябрьское небо.

* * *

Как и следовало ожидать, пижама у Петца также оказалась презабавная. Крохотные дракончики, карикатурные гоблины с букетиками ромашек и самоходки с огромными глазами вместо фар — о такой мечтали многие школяры, но перед нами стоял не подросток, а взрослый мужчина, пусть и друид. Крохотный колпачок с кисточкой и пушистые тапки только добавляли образу сонного эльфа нелепости.

— Гиллиган? — не поверив своим глазам, удивился горе-кинолог.

— На лишние вопросы нет времени, — предупредил я, бесцеремонно перешагивая через порог и вталкивая его вглубь квартиры.

Гордин и Клайд по-прежнему следовали за мной, точно хвост за кошкой. Я объяснил им свой план, и они, скрепя сердце, согласились ему следовать, памятуя о наказе Мохнатого Тони. Хотя, судя по скептическим взглядам, моя идея им не слишком понравилась. Впрочем, меня это ничуть не удивило: работникам ножа и топора крайне трудно мыслить магическими категориями.

— Что… кто… что ты себе позволяешь, Тайлер? — воскликнул эльф, донельзя возмущенный моим поведением. — Тебя ищут все полицейские города за побег и соучастие, ОВР роет землю, а ты, как ни в чем не бывало, заявляешься ко мне в компании двух… кто это? — он указал на стоящих позади верзил.

— Люди Мохнатого Тони. Они, скажем так, помогают мне восстановить мое честное имя, — сказал я. — И ты, надеюсь, тоже не откажешься помочь.

Руперт открыл было рот, чтобы мне ответить, однако в этот самый момент черный портфель, который Клайд держал в руках, внезапно громко тявкнул. Нет, разумеется, он скулил и раньше, просто мы были так увлечены нашей беседой, что не обращали на него никакого внимания.

— Постой-ка, — тихо сказал Петц, с опаской косясь на портфель. — Там у тебя что же, собака?

— Можно сказать и так, — туманно отозвался я. — Теперь ты, надеюсь, догадываешься, почему мы пришли именно к тебе?

— Ради Кельмета Природного, Тайлер, я не хочу в тюрьму!.. — обреченно простонал Руперт. — Вот поэтому-то я изначально и не хотел работать в полиции: из-за проклятого ощущения незащищенности! Я знал, что подобное может когда-нибудь случиться, но рассчитывал свалить раньше, чем это все-таки произойдет… и ничего не вышло, как видишь! Все благодаря тебе!

— Не время ныть! — рявкнул я, пытаясь докричаться до его разума. — Ты должен помочь мне, Руперт.

— Боги, Тайлер, — побледнев, сказал эльф. — Если капитан узнает о твоем визите, нам обоим — каюк.

— А если ты не поможешь, каюк, вероятно, придет всему Бокстону!

Он посмотрел на «косолапых», затем — на скулящий портфель и, наконец, снова на меня.

— И чего же ты хочешь? — с горестным вздохом спросил эльф.

— В этой сумке сидит псина парня по имени Остин Хардман, — сказал я. — Этот ублюдок уже отправил на тот свет шестерых и, надо думать, не собирается останавливаться на достигнутом.

— Неужели он настолько опасен?

— Более чем! Когда ты увидишь его псину, сам все поймешь. Парни, — обратился я к громилам. — Покажите ему.

Клайд нехотя шагнул вперед и потянул за блестящую молнию. Наклонившись, эльф с любопытством уставился в черную бездну портфеля.

— Ничего не вижу… — пробормотал друид еле слышно.

Он протянул руку к ближайшему краю сумки, намереваясь взяться за него и оттянуть на себя, когда изнутри внезапно высунулась презабавная мордашка тряпичной псины. От неожиданности Петц отшатнулся назад и, если бы не стоящий позади шкаф, непременно плюхнулся бы на пол.

— Это… что это за существо? — спросил он испуганно. — Похоже на собаку, но… оно вроде как… из ткани?..

— Да, верно, — подтвердил я. — Всего лишь сшитые между собой лоскутки. Но Остин Хардман сумел вдохнуть в них жизнь, и теперь это — самая настоящая собака, которая может бегать, прыгать, лаять и скулить.

Будто в подтверждение моих слов лоскутная псина оглушительно гавкнула.

— А еще она может привести нас к хозяину, — я в упор посмотрел на ошарашенного эльфа. — Если ты ее, конечно, попросишь. По-свойски.

— Но ты… ты ведь сам только что сказал, что это… эм-м-м… не совсем обычная собака?

— Ну да, я так сказал. И что это меняет?

— Да все! Тайлер… — взъерошив себе волосы, простонал друид, — ты от меня уже во второй раз пытаешься добиться того, что я делать не умею в принципе! Сначала тебе потребовалось допросить собаку-поводыря, теперь ты хочешь, чтобы я загипнотизировал псину, сделанную из тряпок… Я понимаю, ты не обязан знать законов природной магии, но здравый смысл ведь еще никто не отменял!

— Ты можешь хотя бы попытаться? — спросил я, не отводя взгляда. — Просто попробуй проделать с ней то же самое, что ты уже делал с Сосиской и другими собаками до нее!

— Ничего не выйдет, — уверенно заявил Руперт, качая головой.

— Тогда мы просто уйдем, — пообещал я. — Если не выйдет. Но пока ты не попытаешься, я не отстану.

Петц тихо выругался.

— Может, мне ему вмазать? — склонившись к моему уху, предложил Клайд.

Я покачал головой — «не стоит».

По счастью, эльф, кажется, ничего не услышал. Глядя на тряпичную собаку, свесившую красный лоскуток языка набок, Петц увлеченно жевал верхнюю губу.

— Ладно, хорошо, — наконец сдался он. — Давай попробуем, Тайлер. Надо полагать, раз ты приперся ко мне на ночь глядя в сопровождении этих… верзил, значит, дела действительно плохи.

— Хуже, чем ты можешь себе представить, — подтвердил я.

— Тогда за дело.

Сходив в комнату, Руперт вскоре вернулся с крохотным ошейником в руках. Осторожно застегнув его на шее тихо рычащей собачки, он пригладил волосы и, склонившись к тряпичной морде, хмуро уставился на нее.

Некоторое время питомец Хардмана раздраженно тявкал и рвался из сумки наружу, всячески демонстрируя, что гипноз Петца на него не действует. Честно сказать, я уже отчаялся чего-то добиться, как вдруг собачка умолкла. Одновременно с этим тонких губ Петца коснулась робкая улыбка.

— Кажется, получилось, — сказал он, выпрямив спину. — Давай попробуем… Голос!

Собачка, заслышав его команду, разразилась звонким лаем.

— Молчать! — велел эльф, и она тут же затихла.

Друид задумчиво причмокнул губами и, повернув голову ко мне, сказал:

— Похоже, Кельмет Природный благоволит нам.

— Надеюсь, остальные боги его поддержат, — криво улыбнулся я.

Склонив голову набок, лоскутная собачка преданно смотрела на Петца, готовая выполнить любой его приказ.

Оставалось надеяться, что она приведет нас к Хардману раньше, чем этот упертый очкарик приведет в исполнение свой таинственный план.

* * *

Эмма бежала по коридору. Волосы и платье ее растрепались, дыхание было сбивчивым, неровным; капли пота, покрывавшие высокий лоб, блестели в огне керосиновых ламп.

Бак пропал. Она вошла в спальную, чтобы его проведать, однако в кровати Хорника не оказалось. Встревоженная, Эмма заглянула в ванную, но та тоже оказалась пуста. Выйдя из комнаты, она устремилась к двери кабинета, решив, что Бычара мог отправиться туда, когда окружающую тишину взорвал звук выстрела.

Сердце ее предательски екнуло, дыхание перехватило. Приоткрыв рот, она несколько секунд тупо смотрела на дверь кабинета, а потом, словно очнувшись ото сна, сорвалась с места и бросилась вперед.

Эмма влетела внутрь, точно порыв беспокойного ветра, и замерла на пороге, с ужасом наблюдая чудовищную картину: Бак Хорник, хозяин Востока, с дырой в виске, лежал на полу в луже собственной крови. Чуть поодаль валялся револьвер, дуло которого еще дымилось.

— Бак! — воскликнула девушка, не веря своим глазам.

Неужели Бычара настолько отчаялся, что решил свести счеты с жизнью? Да нет, он бы не сдался так быстро. Миссис Хорник неплохо знала своего мужа: его можно было обвинить во многих пороках, но только не в трусости.

Опустившись рядом с мертвецом на колени, Эмма взяла его правую руку в свои и зажмурилась. Из уголков глаз устремились вниз по щекам крупные жемчужины слез.

Возможно, их брак был обычной фикцией, в которой Бак нуждался куда больше, чем она. Возможно, со стороны их семья ничем не отличалась от кланов Моукеров или Раст. Однако в итоге они оказались на пороге чего-то большего, они смогли найти точки соприкосновения, и будущее еще вчера виделось Эмме бесконечно чудесным… но уже сегодня она осталась одна.

Странная болезнь перечеркнула все. Ее надежды разлетелись на куски, врезавшись в монолитную стену реальности, которой, как известно, нет дела до людских желаний.

Достигнув подбородка, слезы полетели вниз и разбились о ворсистую поверхность ковра, оставшись на нем крохотными темными пятнышками.

Внезапно пальцы Бычары сжались. Он вцепился в миниатюрную ладонь жены, словно коршун в бедового воробушка, имевшего глупость забраться на невиданную доселе высоту Эмма ахнула и попыталась вырваться, однако хватка Бака оказалась донельзя крепкой.

Что это? Последние конвульсии, непроизвольные сокращения мышц? Или же что-то большее?

Когда она посмотрела ему в лицо, глаза Бака были широко открыты. Голова медленно приподнялась, и он уставился на нее стеклянным, безжизненным взором — точно какая-то кукла, чертовски натуральная, но напрочь лишенная души.

Не понимая, что происходит, Эмма подалась назад, с утроенной энергией борясь за собственную руку. Наконец ее ладошка выскользнула из грубой и холодной кисти Хорника. Эмма спешно вскочила на ноги и попятилась к двери, а Бак тем временем неуклюже сел. При этом правая рука его двигалась резко и неестественно, а левая висела, точно плеть. Эмма дрожала от страха; она не понимала, как Хорнику удалось выжить. В голове Бака зияла дыра, все вокруг было заляпано кровью, но он по-прежнему шевелился, вопреки смертельной ране.

Внезапно она услышала голоса, затем до ушей долетел звук шагов множества ног. Эмма затравленно оглянулась через плечо.

Кто это? Кто принес в ее дом новые звуки? Возможно, это подельники мужа. Но почему они так орут?

Бак уже почти поднялся, когда дверь кабинета распахнулась от мощного пинка и внутрь ворвался Алекс Моукер собственной персоной. В каждой руке владыки Южного Бокстона было по револьверу, а позади Пересмешника столпились верные «птенцы», один из которых держал за плечо Арнольда. Запястья дворецкого связали толстой веревкой, а в рот вместо кляпа вставили чей-то грязный носовой платок.

Эмма прижалась к стене, не зная, кого следует бояться больше — мужа, неожиданно восставшего из мертвых, или же сумасбродного мафиози, который, судя по оружию в руках и обильной свите, пришел сюда не дружеское сочувствие выказывать.

«До чего же все-таки ненадежны люди», — подумала она с тоской. Стоило бедняге Баку захворать, и вот, глядите, соратник по Квартету уже тут как тут, дерзко вламывается в его дом с явным намерением отправить сраженного недугом товарища в Покой!

«Какая же сволочь этот Моукер!» — решила Эмма, с ненавистью глядя на тяжело дышащего хозяина Юга.

— Ба! — воскликнул тот, с кривой ухмылкой глядя на Хорника. — Да это же мой старый дружочек, Бак! Привет, старина! Тебе, говорят, нездоровится?

Бычара медленно выпрямился — насколько мог в своем нынешнем состоянии — и, подняв голову, мутным взглядом посмотрел на Моукера.

— Твои ребятки, по крайне мере, утверждали, что выглядишь ты неважнецки… — продолжал Алекс, — и я, наблюдая тебя сейчас, склонен с ними согласиться. Как считаешь, порция свинца поможет твоему организму восстановиться от заразы?

С этими словами он поднял правую руку и выстрелил Баку в плечо. Эмма от неожиданности вскрикнула. Словив пулю, Хорник слегка пошатнулся, но устоял на ногах и даже не пикнул. Выровнявшись, он сделал еще один шаг вперед.

— О, ты погляди, кажется, действительно помогает! — восхитился Алекс и выстрелил снова, теперь — с левой.

Еще одно попадание, прямо в печень, но Бычара этого словно не почувствовал — как ковылял к дверям, так и продолжил, в том же неспешном темпе шаркая тапками по ковру.

Моукер нахмурился, явно недовольный тем, что Бак до сих пор шевелится. Он начал стрелять с двух рук, безжалостно разряжая содержимое магазинов в Бычару От грохота пистолетов Эмма невольно втянула голову в плечи. Со смесью гордости, удивления и страха она наблюдала за упрямым Хорником, продолжающим шагать к Алексу, невзирая на множественные ранения от пуль.

«Птенцы» за спиной Пересмешника забеспокоились, зашептались. Болтали о магии, об амулетах и оберегах; кто-то припомнил даже некромантию. И действительно: в тот момент Хорник больше всего походил на зомби, которого, вопреки смертельным ранам, гонит вперед чудодейственная мощь темного волшебства.

— Вирм бы тебя побрал! — выругался Моукер и в сердцах отшвырнул пистолет с опустевшим магазином в сторону. Стукнувшись о стену, оружие плюхнулось на пол да так и осталось лежать, но Алексу до него уже не было никакого дела. Направив второй пистолет вверх, он прищурился и нажал на спусковой крючок.

Миссис Хорник не сразу оценила все коварство замысла. Лишь через секунду она поняла, что Пересмешник целился в веревку, удерживающую люстру под потолком.

Бычара остановился, словно почуяв подвох.

А в следующую минуту чудовищная конструкция обрушилась на него всем своим весом. Огромная, почти шесть футов в диаметре, она припечатала Бака к полу, точно подошва ботинка — ничтожного червя. От удара металлические дуги погнулись, а свечи, вывалившись из плафонов, рассыпались по ковру.

— Ну что? Хватит с тебя? — победно воскликнул Моукер, глядя на Хорника, вяло барахтающегося под горой хлама.

Одна из свечей упала на ковер рядом с лицом Бака, и язычок пламени лизнул плотно сжатые губы, которые неожиданно вспыхнули, точно политые керосином.

— Боги! — вырвалось у Эммы.

Хорник под обломками задергался с утроенной силой. Подобно выброшенной на берег рыбе, он беззвучно шлепал губами, а стеклянные глаза вылезли из орбит, будто невидимый великан стиснул его тело в огромной пятерне. Эмма и Пересмешник, Арнольд и «птенцы», словом, все, кто в тот момент находился в кабинете, ошарашенно наблюдали за конвульсиями Бака. Тело Хорника светилось изнутри желтым светом, словно неизвестные лилипуты развели в его желудке костер, который с каждой секундой пылал все ярче. Не светилась только левая рука, безмятежно спящая среди металлических обломков.

Моукер покосился в сторону Эммы.

— Что с ним такое, женщина? — требовательно вопросил он.

Испуганно глядя на хозяина Юга, Эмма лишь пожала плечами.

— Сама не знаю… — пролепетала она.

Мучения Бака продлились еще с полминуты, а потом желтый свет погас так же внезапно, как вспыхнул, и Хорник бессильно обмяк под люстрой. Похоже, наконец-то умер, но что тому стало причиной — пули Моукера или же пылавшее внутри пламя, — никто из зрителей так и не понял. Глаза и рот Бычары по-прежнему были открыты; в тот момент он более всего напоминал аляповатое чучело, состряпанное неумелым таксидермистом.

— Алекс Моукер! — внезапно послышалось из коридора.

Возглас невидимки вывел окружающих из ступора. Все, как по команде, повернули головы… да так и остались стоять.

Шестеро «ураганов», заслонившись штурмовыми щитами, перегородили коридор. «Птенцы» растерянно хлопали ресницами, понимая, что любое резкое движение может стоить им жизни, ведь помимо щитов у полицейских были еще и пистолеты. Пересмешнику живо вспомнилась стычка в порту, когда детектив Гиллиган вместе с тремя десятками «ураганов» едва не поймал его с поличным.

Что ж, вечно везти не может даже веселой птахе. Иногда копы появляются в тот самый момент, когда ты с пистолетом в руке стоишь возле свежего трупа, нашпигованного пулями, точно кекс изюмом.

И тут даже целая армия адвокатов не поможет. Тебя, мать твою, взяли с поличным.

— Алекс Моукер! — снова донесся из-за спин солдат усиленный заклятьем голос.

— Кто там так жаждет меня видеть? — ворчливо осведомился Пересмешник.

— С вами говорит капитан полиции Такер! — представился голос. — Бросайте оружие! Вы окружены!

«Их всего шестеро, — подумал Алекс. — А нас — добрая дюжина. Справимся!..»

«Не занимайся ерундой, геройская твоя задница, — осадил его внутренний голос. — Эти ребята не столь самонадеянны, как тебе бы хотелось. Положим этих шестерых — придут другие, на лестнице и снаружи наверняка хватает бойцов, а те, что перед тобой, всего лишь передовой отряд, призванный защитить капитана. Возможно, среди тех, остальных, есть даже парочка боевых магов, которые разметают всю твою кодлу прежде, чем ты успеешь сосчитать до пяти».

— Повторяю… — снова подал голос Квинси.

— Делайте, что он велел! — в ответ на вопросительные взгляды «птенцов» прорычал Моукер.

Один за другим бандиты бросали пистолеты на пол и поднимали руки, демонстрируя, что безоружны. Вскоре десятки черных стволов беспомощно лежали на кремовой ковровой дорожке, словно киты, штормом выброшенные на берег.

— Это все? — уточнил Такер.

— Все, — нехотя ответил Алекс.

Его ствол затерялся среди прочих.

— Берем их, ребята, — деловито сказал Квинси.

Один из «ураганов» сделал шаг вперед и вправо, позволив вступить в игру заскучавшим соратникам. Операция началась. Хмурые приспешники Моукера с неприязнью глядели в бесстрастные лица бойцов, защелкивающих на их запястьях наручники. Среди прочих, как водится, отыскалась парочка буйных, которые в последний момент передумали сдаваться и попытались вырваться из цепких рук правосудия. Этих непосед «ураганы» успокаивали короткими сериями выверенных ударов, после которых желание сопротивляться у норовистых головорезов, как правило, отпадало напрочь.

Когда очередной солдат подошел к Моукеру, дабы надеть на него наручники, хозяин Юга поднял голову и в упор посмотрел на Эмму, до сих пор в растерянности стоящую у стены. Миссис Хорник от его взгляда невольно поежилась — несмотря на арест и грядущие проблемы, в глазах Алекса по-прежнему плясали озорные огоньки.

— Спасибо за теплый прием, миссис Хорник! — воскликнул Моукер со зловещей усмешкой. — Искренне соболезную вашей утрате и обещаю, что обязательно загляну к вам вновь, как только мне выпадет такая возможность!

— Боюсь, случится это ох как нескоро, — заметил «ураган», покончив с браслетами.

— И все же гораздо раньше, чем миссис Хорник успеет соскучиться. — Алекс задорно подмигнул Эмме.

— Давай шагай! — велел солдат, грубо подтолкнув его к выходу.

Оставшись в одиночестве, Эмма некоторое время стояла, рассеянно глядя Пересмешнику вслед, а потом, закрыв лицо руками, зарыдала. Теперь, когда все закончилось, она могла не сдерживать рвущиеся наружу эмоции.

— Миссис Хорник! — к ней подбежал бледный Арнольд, обнял, прижал к себе, точно любимую дочь. — Ну тише, тише…

Утирая слезы тыльной стороной ладони, она посмотрела ему в глаза.

— Как же так, Арнольд?.. — всхлипывая, вопросила девушка. — Как же так вышло?..

— Когда играешь с огнем, сгореть — дело нехитрое, — ответил дворецкий с усталым вздохом. — А мистер Хорник об этом, видимо, позабыл…

Шмыгая носом, Эмма крепко зажмурилась.

Арнольд был прав. Хорник сам выбрал этот скользкий путь, сам определил свою судьбу. Да, можно сколько угодно рассуждать о наследии предков, о том, что выбор был сделан задолго до рождения Бычары, но эти дешевые оправдания никого не убедят. Предки Бака давно уже лежали в земле и не могли остановить потомка ни словом, ни делом, а потому винить их в чем-то было попросту глупо.

— Миссис Хорник, — голос капитана вывел девушку из ступора.

— Да, капитан? — слабым голосом произнесла она, выглядывая из-за плеча Арнольда.

— Примите мои соболезнования, — сказал Такер. — Мы позаботимся о том, чтобы мистер Моукер ответил за содеянное по всей строгости закона.

— Благодарю вас, — сдержанно кивнула Эмма.

— Скоро сюда прибудет наш эксперт, — добавил Квинси, — и санитары. Они все здесь осмотрят и заберут тело мистера Хорника в морг для дальнейшей экспертизы.

Еще один кивок. Он дался вдове непросто, но она сумела пересилить себя.

«Пусть делают все, что нужно, — подумала Эмма, глядя в хмурое лицо капитана. — Находиться в одном доме с трупом Бака я все равно не смогу: постоянно буду ждать, что он снова поднимется и придет за мной!»

— Постарайтесь ничего не трогать, ладно? — попросил Такер, махнув рукой в сторону люстры. — Это существенно облегчит нам работу.

Кивнув в третий раз, Эмма, кажется, окончательно успокоила капитана, и он, достав сигарету, отправился на улицу дожидаться приезда «скорой». Проводив его рассеянным взглядом, вдова повернула голову и с тоской посмотрела на Хорника, похороненного под обломками. Что же с тобой случилось, Бак? Что за странная зараза тебя поразила? И что за пламя в итоге сожгло изнутри?

Взгляд Эммы внезапно наткнулся на лист бумаги, припечатанный к столешнице авторучкой. Сердце девушки застучало быстрей. Интересно, что это может быть? Выскользнув из объятий Арнольда, она по широкой дуге обогнула гору железного хлама и вплотную подошла к столу. На листе было что-то написано, но крайне неразборчиво, будто правша попытался что-то накарябать левой. Дрожащей рукой девушка взяла лист со стола и поднесла к глазам.

«Милой Эмме. Надеюсь, наш сын будет лучше меня. С любовью, Бак Хорник» — прочла она с трудом.

Глаза ее вновь заблестели. Сминая лист руками, трясясь всем телом, Эмма опустилась перед люстрой на колени и уткнулась подбородком себе в грудь. Арнольд стоял рядом, точно верный пес, а она все плакала, не в силах сдержать горьких слез, двумя солеными ручьями стекающих по щекам.

Изо рта Бака, сверкнув в тусклом свете настенных ламп, выпала на ковер достопамятная иголка. В ее ушке чернела петелька обугленной нити.

* * *

Лоскутная собачка шустро бежала вперед, натягивая тонюсенький поводок, а я неустанно ломал голову, пытаясь предугадать, куда она нас ведет. Пока все смахивало на то, что собачка стремится в самое сердце Бокстона, и это конечно же несказанно меня тревожило. Чем ближе мы подходили к королевскому дворцу, тем чаще стучало мое сердце, тем мрачней становилось лицо.

А потом я увидел, что творится на Площади Чести, и попросту обомлел. Волосы на моей голове зашевелились, а по коже забегали крупные мурашки. Открыв рты, мы ошарашенно наблюдали, как через распахнутые ворота королевского двора один за другим выходят потрепанные зомби. Бряцая ржавыми доспехами, сжимая мечи в костлявых руках, они покидали сад, окружающий дворец, и беспрепятственно проникали в город.

— Боги! — испуганно воскликнул Руперт. — Это еще кто такие?

— Похожи на скелетов, — неуверенно заметил Клайд. Вытащив пистолет из кобуры, он с тревогой наблюдал за зловещими мертвецами, готовый в любую минуту открыть огонь.

Горожане, забредшие на площадь в тот злополучный вечер, спешили как можно быстрей ее покинуть. Испуганные крики: «Зомби! Зомби!» доносились отовсюду. Еще немного, и паника накроет все близлежащие районы.

Приглядевшись, я понял, что не все мечники бездумно разбредаются по округе. Вопреки законам некромантии, часть зомби застыла в воротах, образовав этакую не слишком живую изгородь.

— Почему они там встали? — недоуменно пробормотал кинолог.

— Такое ощущение, что они сторожат вход во двор, — сказал я, задумчиво рассматривая физиономии мертвяков.

Но как такое возможно? Попахивает высшей некромантией… хотя о чем это я? Даже лучшие чародеи королевства не смогут втемяшить приказ в голову безмозглого зомби! А столпившиеся у ворот мертвяки определенно были безмозглыми. Со дня смерти этих бедняг явно не один десяток лет минул: жалкие остатки плоти трепыхались на пожелтевших костях, а от мышц и сухожилий давно уже не осталось и следа. Однако несмотря на это, мертвяки умудрялись двигаться и грозно потрясать мечами, будто предупреждая самонадеянных храбрецов, что с ними лучше не связываться.

Пока я ломал голову над странным поведением зомби, тряпичная собачка Остина продолжала рваться во дворец, недвусмысленно давая понять, что наш главный враг находится там.

— Это явно происки Хардмана, — сказал я, оглядываясь на спутников.

— Думаешь, ему и мертвяков поднимать по силам? — осведомился Гордин.

— После случившегося на чердаке я даже представить боюсь, на что он вообще способен! — признался я.

Мы снова умолкли, хмуро рассматривая столпившихся у входа скелетов.

— Надо прорываться, — сказал я.

— Что? — опешил Руперт. — Да ты в своем уме, Тайлер? Их же там несколько десятков!

— Боюсь, голубок прав, — произнес Клайд.

— Голу… кто? — переспросил эльф, глупо хлопая глазами.

— Через этот заслон нам не пройти, — продолжал «косолапый», не обращая внимания на удивление друида. — Я сражаться с трупаками не обучен, как и Гордин. Брал бы их свинец, мы бы не поскупились, но, думаю, стреляя в них, только пули зазря потратим.

— И то верно, — мрачно согласился его компаньон.

«Возможно, все куда проще, чем кажется», — подумал я внезапно. В конце концов, Том Кастор утверждал, что Хардман — никудышный некромант, а значит, не магия смерти помогла ему вытащить десяток скелетов из уютных могил. И уж точно не она заставила горемычных мечников сторожить вход во дворец. Никудышный некромант с подобным бы точно не справился.

А значит, он снова воспользовался своими «дрессированными» нитями. Только с их помощью Хардман мог связать все части скелетов воедино и превратить горы старых костей в размахивающих мечами воинов.

И, чтобы проникнуть внутрь, нам требовалось каким-то образом эти нити разорвать.

— Нам нужен огонь, — сказал я наконец.

— Решил закурить напоследок? — фыркнул Гордин.

— Оставим сарказм, сейчас он неуместен. Помните, в убежище Остина мы уже видели ожившие нити? Так вот, я думаю, здесь тоже без них не обошлось. Кости этих скелетов наверняка соединены чародейскими путами Хардмана. Избавимся от них — освободим проход во дворец.

— Звучит как-то не слишком правдоподобно, — заметил Клайд. — Это же проклятые зомби, Тайлер, а не марионетки на веревках!

— Все равно иного выхода у нас нет, — пожал плечами я. — Так что, думаю, стоит попробовать.

— Ладно, — нехотя сдался «косолапый». — Давай пытаться. Только для начала план озвучь.

Взглядом отыскав керосиновую лавку Джошуа, я ткнул в ее сторону пальцем:

— Вот наш план.

Пяток скелетов, каким-то образом почувствовав, что мы, в отличие от других прохожих, не спешим обращаться в бегство, засеменили к нам.

— Делай, что считаешь нужным, только побыстрей, — беспокойно глядя в их сторону, произнес Клайд. — А то у этих ребят уже, похоже, имеются на нас виды. И мне это, сказать по правде, совсем не нравится.

— Тогда вперед, — бросил я и, подхватив упирающуюся собачонку под мышку, первым устремился к керосиновой лавке.

Не выпуская жутких мертвяков из виду, мы без приключений достигли двери, которая, как и следовало ожидать, в столь поздний час была заперта на увесистый навесной замок.

— Проклятье! — выругался я.

А зомби, меж тем, продолжали свое неспешное преследование. Видимо, чем-то мы им, окаянным, глянулись.

Отступив на шаг, я выдернул из кармана револьвер и, приставив его к замку, нажал на спусковой крючок. Механизм жалобно крякнул, и я, воодушевленный промежуточным успехом, с силой пнул дверь ногой. Замок брякнулся на мостовую.

— Берите фонари! — велел я спутникам, едва мы оказались внутри, а сам бросился к полкам, надеясь соорудить из подручных средств примитивный факел.

Клайд, Руперт и Гордин послушно похватали фонари. Я же, отломав ножку у допотопного стула, который скрывался за стойкой, принялся спешно наматывать на нее грязную тряпку, валявшуюся на полу. Бутылки на полках блестели в слабом уличном свете, который проникал внутрь через громадное, на полстены, окно.

— Тайлер! — отчаянно воскликнул эльф, тыча пальцем мне за спину.

Обернувшись, я увидел, что один из преследовавших нас скелетов стоит в дверях, зловеще глядя в мою сторону пустыми глазницами. Всего лишь грубая кукла или живое существо, наделенное сознанием? Собачонка у меня под мышкой заставляла поверить во второе.

Размахнувшись, скелет ухнул мечом по ближайшей витрине. Осколки брызнули во все стороны. Ухватив с полки первую попавшуюся бутыль, я стал щедро поливать керосином свой импровизированный факел.

Тем временем скелет снова занес оружие для удара… да так и застыл. Когда я понял, что его остановило, из груди невольно вырвался возглас удивления: за спиной мечника, надвинув на глаза потасканную шляпу, стоял Бенджамин Кротовски и удерживал ржавый клинок своей механической рукой.

Поймав мой взгляд, зомби подмигнул мне и резко дернул меч на себя. Скелет, не ожидавший такого подвоха, неуклюже плюхнулся на пол; рука его, отделившись от тела, моментально утратила признаки жизни.

— Это еще кто? — вопросил Клайд, покосившись в мою сторону.

— Свой, — туманно ответил я.

Щелкнув зажигалкой, я поднес ее к вымоченной в керосине тряпке, и мой факел моментально вспыхнул, озарив лавку ярким желтым светом. Однорукий зомби, лишенный руки, однако, все еще барахтался на полу, безуспешно пытаясь подняться. Ведомый интуицией, я шагнул вперед и сунул факел прямо ему в пасть.

— Кельмет Природный! — ахнул Руперт, когда скелет от моего прикосновения вспыхнул, точно спичка.

Несчастного мертвяка выгнуло дугой, тряхнуло, а потом пламя, объявшее его тело, резко потухло, и старые кости, утратив даже жалкое подобие жизни, бессильно рассыпались по полу.

— Вперед! — окрыленный успехом, воскликнул я. — Надо спешить!

Я помог компаньонам зажечь их фонари, и мы, грозно потрясая нашим новым оружием, устремились к королевскому дворцу через кишащую мертвяками площадь. Бен предусмотрительно отвлек преследовавших нас скелетов на себя; пробегая мимо, я видел, как он ловко уходит от неуклюжих выпадов марионеток Хардмана. Тряпичная собачка по-прежнему рвалась на свободу, однако ей явно не хватало силенок; удержать в руках нашу малютку было не сложней, чем самого обычного бумажного змея.

— Бросайте в них фонари! — воскликнул я, когда мы вплотную приблизились к воротам.

Два раза повторять не пришлось. Размахнувшись, мои компаньоны зашвырнули «снаряды» в толпу. Полыхнуло — будь здоров!.. Сотрясаясь в конвульсиях, скелеты падали на землю, а хитрое прожорливое пламя споро перепрыгивало с одного зомби на другого, выжигая их нити дотла. Не прошло и минуты, как от скелетов осталась лишь груда безобидных костей.

— Клайд! Гордин! — воскликнул я. — Оставайтесь здесь на тот случай, если Хардман вдруг попытается удрать! Руперт — за мной!

И, не обращая внимания на возражения косолапых, я первым перемахнул через останки мертвого отряда и устремился к дверям, ведущим во дворец.

Стражники лежали на полу, будто парализованные. Скорей всего, их Хардман тоже усмирил при помощи нитей. Чем дальше, тем больше я боялся этого не в меру сообразительного парня, однако пресловутый долг полицейского упрямо гнал меня вперед.

Спасти короля!.. Спасти королевство!..

Внезапно сверху раздался душераздирающий вопль.

— Найди телефон и позвони в управление, скажи, король в опасности! — велел я Петцу и стремглав бросился к лестнице, ведущей на второй этаж.

Заслышав позади себя шаги, я оглянулся через плечо и с удовлетворением отметил, что ко мне снова присоединился Бен. Главное, чтобы никто не признал в нем бандита, чьи портреты развешаны по всему городу. Впрочем, в окружающей суматохе вряд ли у кого-то нашлось бы время, чтобы подолгу разглядывать чужие лица.

С разгона врезавшись в дверь королевской спальни плечом, я ввалился внутрь и замер на пороге, пораженный увиденной картиной. Достопамятный здоровяк, разворотивший чердак седьмого дома по улице Святого Холлинза, одной рукой держа бледного правителя Черники за грудки, второй замахивался для сокрушительного удара. Супруги и наследника нигде видно не было — вероятно, по счастливому стечению обстоятельств они пребывали в отъезде.

— Эй, Лоскуток! — воскликнул я, привлекая внимание громилы.

Медленно и неохотно монстр повернул голову и уставился на меня своими разноцветными глазами.

— Смотри! — Взяв тряпичную собачку обеими руками, я поднял ее над головой. — Узнаешь?

— Да… — Казалось, от его баса обрушатся стены.

— Хочешь получить ее обратно?

Верзила протянул ко мне свободную руку и пророкотал:

— Дай…

— Для начала отпусти короля, — потребовал я.

Здоровяк покосился на Генри и с явной неохотой разжал пальцы. Престолодержец плюхнулся на пол да так и остался лежать; судя по всему, от переизбытка эмоций он попросту потерял сознание.

— Так-то лучше, — кивнул я.

— Дай, — повторил громила, сделав шаг вперед.

Теперь в ярком свете настенных ламп я отчетливо видел, что его тело сшито из ошметков доброго десятка других. Возможно, Лоскуток стал первым детищем Остина — не слишком красивым, но достаточно мощным и послушным, чтобы использовать его в качестве личного телохранителя.

— Может, лучше поступить, как он хочет? — предложил Бен, обеспокоенно косясь на великана.

— Не все так просто, — прошипел я и, вытянув шею, спросил:

— Где твой хозяин, Лоскуток?

— Шар, — глядя себе под ноги, буркнул здоровяк.

— Что? — не понял я.

— Ключ, — он указал на лежащего позади короля. — Лифт. Шар.

Я нахмурился. Всем и каждому известно, что в подвале дворца находится лифт, способный доставить вас в святая святых Черники — Хранилище мифического Шара. Но открыть двери этого лифта можно лишь с помощью особого влайзеповского ключа, которые носит на шее король…

И вот теперь, судя по всему, Хардман обзавелся этим ключом.

— Но… зачем?! — воскликнул я. — Зачем он отправился к Шару?

— О-о-ости-и-ин… Шар… Бух! — с трудом произнес великан.

— Бух? В смысле… в смысле, он что, хочет его… уничтожить? — хмурясь, спросил я.

Лоскуток энергично закивал, радуясь, что я его понял.

Внутри все похолодело. Так вот на что замахнулся мерзавец Хардман! Вот какова была его главная цель! До чего же сильна должна быть жажда мести, если он ради удовлетворения оной решил разрушить саму основу Черничного королевства? Прикрываясь желанием изобличить меня, Остин на самом деле втайне лелеял надежду уничтожить великий Шар предназначений и тем самым лишить страну помощи драгоценного артефакта. Я не знал, насколько Шар хрупок, не знал, по силам ли Хардману его сломать, но совершенно точно не имел права верить в лучшее.

Взгляд мой уперся в огромную тушу Лоскутка. И что же нам с тобой делать, дружочек? Убить? А за что? Ты ведь ничего дурного не сделал. Так, подержал короля за грудки да выпустил. Но Генри тебе этого не простит. Он заставит своих палачей разобрать тебя на части, сжечь по кускам, а потом развеять пепел над Бессонным морем…

Передо мной стояло громадное и в то же время донельзя трогательное чудовище, которое нельзя было ни казнить, ни помиловать.

А меж тем, пока я решаю, что делать с Лоскутком, Хардман уже спешит к потайному лифту в подвале, чтобы спуститься в Хранилище Шара.

Решение нашлось неожиданно легко и быстро. Вероятно, оно не было лучшим, скорей всего, даже хорошим не являлось, но иного я найти попросту не смог.

— Держи, — сорвав с тряпичной собаки ошейник, я передал ее растерявшемуся Бену. — Уведи этого верзилу прочь из города, в лес, и пригляди за ним, пока я вас не найду.

— А ты? — спросил Кротовски.

— А я попытаюсь остановить Хардмана, — бросил я, уже спеша вниз по лестнице.

Сердце мое бешено колотилось в груди. Страх опоздать гнал меня вперед, и я отдался ему, точно он был ветром, а я — парусом судна, которое стремится скорей достигнуть бухты и там переждать надвигающийся шторм.

* * *

— Стоять.

Остин Хардман вздрогнул и, выпрямив спину, медленно поднял руки вверх.

— А, мистер Гиллиган, — произнес он, не оборачиваясь. — Сказать по правде, я не думал, что вы успеете меня нагнать.

— Это все твоя собачка… точнее, собачка Лоскутка. Тебе, судя по всему, они оба не слишком интересны, — продолжая держать его на мушке, я шагнул вперед. — Тебе вообще никто не нужен, ведь правда? Том, Лоскуток, тряпичный песик — все они были лишь инструментами, которыми ты воспользовался для достижения своей цели. Этакий расходный материал.

— Красиво излагаете, некромант, — фыркнул Остин.

— Детектив полиции, — поправил я.

— Чушь! — мотнул головой Хардман. — Мы оба знаем, что Шар ошибся. Вы заняли мое место, а я — ваше.

— Это всего лишь твои домыслы.

— Это — святая правда, — тоном, не терпящим возражений, заявил Остин. — Я — никудышный некромант, а вы, уж простите, никудышный детектив. Или вы не согласны с таковым мнением?

— Мне наплевать, что ты думаешь о моих талантах, Хардман, — признался я. — Я — полицейский, а ты — вонючий преступник, который замешан в шести убийствах и новом восстании шестидесяти мечников. Пришла пора предстать перед судом и понести заслуженное наказание.

— Не корчите из себя хладнокровного копа, мистер Гиллиган, — усмехнувшись, сказал Хардман. — Вы достаточно мягкий человек, иначе никогда не решились бы оставить своего дружка Кротовски в живых. А еще вы, что греха таить, недостаточно умны, чтобы расследовать убийства без своих некромантских трюков. Я, находясь в сотнях миль от Бокстона, вычислил вас и придумал план, который позволит мне уничтожить треклятый Шар Лжи и избавить мир от этой нелепой указки, а что за это время сделали вы? Вызнали у десятка покойников, кто их убил, и получили за это абсолютно незаслуженные награды и привилегии? Вы не детектив, мистер Гиллиган. Вы — приспособившийся некромант, на месте которого должен был оказаться я.

— Шар не ошибается, — я подошел к Остину вплотную и упер ствол револьвера ему в спину.

— Возможно, не ошибался раньше, — голос Хардмана оставался до омерзения спокойным, как будто мы беседовали в «Скупом лепреконе», за чашкой кофе и утренней газетой. — Но сейчас он допустил промашку, себе на беду. Вы знаете, как поступают с грайвером, если он перестает тянуть повозку вперед? Его выбрасывают. И если Шар начал совершать ошибки, от него надлежит избавиться.

— Жившие во времена Одульмана чародеи не смогли его даже оцарапать, — фыркнул я. — А ты планируешь справиться с ним в одиночку?

— Поверь, я найду способ, — холодно заявил Хардман. — Уж точно я не собираюсь действовать так же топорно, как чародеи эпохи Одульмана.

— Почему ты так уперся? — спросил я, несколько напуганный его непроницаемой уверенностью в собственных силах. — Сколько времени ты потратил, сколько людей погубил — и ради чего? Чтобы поквитаться с дурацким Шаром за ошибку, которую тот, возможно, даже не совершал?

— Я хочу освободить людей от плена этого зловредного артефакта! — горделиво вскинув подбородок, воскликнул Остин.

— Не надо пафосных речей! — раздраженно воскликнул я. — Какими бы благими целями ни прикрывались герои, у них всегда есть личные мотивы.

— Мотивы… — эхом повторил Хардман.

Он внезапно сгорбился и осунулся, точно постарел лет на двадцать за одну ничтожную секунду.

— Мой отец, Герберт Хардман, — тихо сказал горе-некромант, — после смерти матушки страдал пороком сердца. Я был его единственной радостью, единственной его надеждой и опорой. А потом Шар выдал мне судьбу некроманта. В тот день, когда конвой увозил меня из города на север, сердце Герберта не выдержало. Так я стал сиротой, еще не покинув Бокстон. И после случившегося вы хотите, чтобы я отказался от своей затеи? — из груди Остина вырвался нервный смешок.

— Но он ведь уже мертв! — воскликнул я. — Убивая других людей, ты не вернешь его с того света!

— Но, возможно, то, что я сделаю, спасет других людей от подобной незавидной судьбы, — решительно произнес Хардман, вновь выпрямляя спину.

Земля резко ушла из-под моих ног, и я рухнул на пол, от неожиданности выронив револьвер. Воспользовавшись моей оплошностью, Хардман шустро вставил ключ в замочную скважину и провернул его против часовой стрелки. Стальные створки лифта со скрежетом разошлись в стороны, и Остин шагнул в кабину. Перевернувшись на живот, я толкнулся всеми четырьмя и прыгнул к револьверу Обхватив рукоять потной ладонью, взвел курок и направил дуло в сторону лифта.

Это была последняя, отчаянная попытка остановить Хардмана.

Я видел, как черная нить, сбившая меня с ног, спешит к кабине. Видел слезы, застывшие в глазах Остина.

Прицелившись, я выстрелил. Я должен был успеть. Ради Бокстона, ради всего Черничного королевства, ради тех мальчиков и девочек, кому стукнет восемнадцать завтра, послезавтра, через неделю или через год.

Ради всех них…

Щелк.

Это пуля, срикошетив от металлической створки лифта, неуклюже шлепнулась на пол.

Двери закрылись. Из-под решетчатой заслонки над кабиной вырвался столб горячего пара. Огромные шестерни скрытого под стальным кожухом механизма пришли в движение. Тяжело дыша, я медленно уронил руку с револьвером и обессиленно уткнулся носом в холодный пол.

Все.

Финал.

Остин отправляется вниз, к Шару, и я уже никак не могу помешать ему уничтожить главное достояние Черники. Сам Остин, впрочем, Шар достоянием не считает. Для Остина Шар — виновник всех бед, разрушитель грез и надежд, машина, созданная, должно быть, самим Вирмом для постепенного разрушения нашего мира.

Внутри у меня стало пусто, будто у голема в утробе. Все начнется завтра — когда восемнадцатилетние подростки не получат от Шара традиционные пригласительные. Завтра — отправная точка, знаменующая медленную и болезненную смерть Черники. Королевство умрет не на следующей неделе, и не в следующем месяце, и даже не в следующем году: на развал понадобятся годы, десятилетия, может быть, даже века, но оно — неизбежно. Люди смогут сами выбирать для себя профессии, наниматели привыкнут к отсутствию обязательного клейма на скуле соискателя, и мы потихоньку вползем в следующий век, сжав кулаки в надежде, что наши желания чудесным образом совпадут с нашими возможностями. У нас больше не будет мудрого наставника, способного направить, предостеречь, вразумить одной открыткой, которая волшебным образом попадает в почтовый ящик в строго предусмотренный день. Ничтожная горстка сразу попадет в «яблочко», большая часть со временем притрется, а о тех, кто так и не найдет себя в жизни, постараются поскорей забыть, словно о дурном сне или детском страхе. Полицейские разучатся хвататься за рукоять пистолета, едва завидят играющего на трубе каменщика или расхаживающего по сцене «Маски» столяра. Им придется принять новый мир — или уйти в отставку, убедив себя, что иного выхода просто нет.

Все это будет.

Но — завтра.

А сегодня я должен всех об этом предупредить.

На негнущихся ногах я устремился вверх по лестнице, дорогой пытаясь убедить себя, что спасение короля из лап негодяев должно помочь мне избежать серьезных последствий.

Получилось не очень.

 

ЭПИЛОГ

К моему удивлению, назавтра открытки пришли. И на следующий день — тоже. И потом. Как будто Шар продолжал работать, невзирая на события минувшей субботы.

А в следующую среду я узнал, что король поручил мастерам с Ремесленной улицы создать големов для охраны лифта.

— Без ключа в Хранилище все равно не попасть, — сказал я капитану, едва он поделился со мной этой новостью. — А подделать влайзеповский ключ современным мастерам не под силу.

Мы сидели в «Скупом лепреконе», за тем самым столиком, где обычно встречались с Беном. Капитан потягивал молочный коктейль, а я заказал пинту пива, чем немало удивил обслуживающую нас карлу — за последние годы официантка слишком привыкла к моей безалкогольной диете.

Да, дорогуша, представь себе, ничто человеческое мне не чуждо!..

— Всегда находятся новые умельцы, — пожал плечами Квинси, — и то, что вчера казалось невозможным, сегодня — обычное дело. Те же самоходки, телефоны и экспрессы… Когда я был еще молокососом, подобными вещами пользовалась только элита, а сейчас телефон есть дома практически у каждого! Наука не стоит на месте… Так что никогда не говори «никогда».

— Ну, теперь, когда Шара нет, всем нам придется забыть о былом прогрессе, — криво улыбнулся я.

— Шар есть, — уверенно заявил капитан. — Был и будет. Не вынуждай меня задерживать тебя за протестантские лозунги!

— Простите, шеф, но молчать об этом выше моих сил, — честно признался я. — Я ведь… я ведь был там, понимаете? Видел, как Хардман входит в лифт, как закрываются двери и как кабина медленно уползает вниз, к Шару… Он должен был его уничтожить!

— Однако по какой-то причине не смог, — сказал Такер холодно. — Может, что вполне логично, этот орешек оказался для него слишком крепок? А может, ему помешали хранители Шара, о которых нам, простым мещанам, ничего не известно?

— Вот уж не думал, что услышу от вас подобные предположения! — хмыкнул я. — Вы же взрослый человек, шеф, да вдобавок офицер полиции. Ну сами подумайте: откуда там, внизу, взялись бы какие-то секретные хранители? Надо смотреть правде в глаза. Преступник хотел уничтожить Шар предназначений и проник для этих целей в Хранилище. С чего бы ему теперь отказываться от своих планов?

— Ну а кто же тогда продолжает рассылать открытки? — раздраженно прошептал Такер, подавшись вперед. — Кто распределяет сопляков и соплячек? Вирм? Рут? Может, Хорст? Или это Мила Врачевательница сошла с небес и теперь, запасшись картоном, штампует пригласительные в типографии «Вечернего Бокстона»?

— Не знаю, — мотнул головой я. — Но в том, что Шар уничтожен, у меня нет практически никаких сомнений. Хардман не из тех, кто бросает дело на середине.

— Послушай, Тайлер, — сказал Квинси, с трудом уняв гнев, бушующий внутри. — Я прекрасно понимаю, почему ты это делаешь. Почему продолжаешь упрямо твердить, что Шара нет. Ты детектив, Тайлер, и, как настоящий детектив, ты буквально сходишь с ума, когда встречаешься с чем-то, чего не в силах понять, доказать или опровергнуть. Кабина лифта унесла Хардмана вниз, и ты решил, что для Шара все кончено. Но что, если тебе удалось ранить его, когда створки еще не закрылись? Что, если он умер раньше, чем лифт добрался до низа? Или же он умер от жажды и голода, так ничего и не добившись? Эти версии не рассматривались?

— Рассматривались, — сказал я мрачно.

— Но ты все равно не успокоился, — констатировал капитан и шумно выдохнул.

Мы помолчали. Он сосредоточился на своем коктейле, а я — на виде за окном. Проклятые нимфы снова облепили крыльцо. Надо бы их прогнать, пока еще кого-нибудь не облапошили.

— Полагаю, через пару недель расследование по твоему делу прекратится, — сказал Квинси наконец, — и я смогу вернуть тебе значок и револьвер. Уинтер, разумеется, упирается всеми конечностями, но против воли короля внутренники не попрут, кишка тонка. Так что твой спонтанный отпуск, уверен, совсем скоро подойдет к концу.

Я рассеянно кивнул в ответ.

— Ты не рад? — спросил Такер удивленно.

— Честно? Не знаю, — пожал плечами я. — Пока что не могу сказать определенно. Мысли, как клубок ниток, — только концы наружу торчат, а все остальное внутри спрятано…

— Ты большое дело сделал, Тайлер, — заметил Квинси, откидываясь на спинку лавки. — Сам ты, может, так не считаешь, но я лично тобой горжусь. Некромант сгинул в Хранилище, Моукер за решеткой, Бычара — на том свете, а очередное восстание покойников умерло в зародыше. Словом, для Бокстона все закончилось не так уж плохо.

— Сколько людей погибло, шеф, — покачал головой я. — Подумать страшно!..

— А могло — в десять, в тысячу раз больше! — воскликнул Такер. — Да что там — весь город мог в крови утонуть, но мы этого, по счастью, не допустили. А жертвы… Они подчас неизбежны. Ты главное пойми, Тайлер: мы все, всё наше поколение, — это ведь лишь абзац из учебника истории, максимум — страница или две, но даже это не так уж и важно. Важно, что на этой странице учебник не закончится. Что Черника продолжит жить и после нас. И за это страна должна быть благодарна в первую очередь именно тебе.

Капитан отвернулся к окну и так просидел с минуту, весь погруженный в мысли.

— Каждый вертится, как может, это понятно, — сказал Квинси наконец. — За свою жизнь, признаться, я не раз совершал поступки, за которые меня вполне можно было отправить на скамью подсудимых. Но я никогда не делал ничего, что могло навредить стране, которой мы служим. И я несказанно этим горжусь.

Он посмотрел на меня с грустной полуулыбкой и добавил:

— Надо уметь радоваться сиюминутным победам, Тайлер. Иначе ты всю жизнь будешь так же хмур, как сегодня.

На этом наш разговор закончился. Допив пиво, я расплатился с карлой и, пообещав шефу наведаться в управление не позже следующей пятницы, покинул кафетерий.

На улице меня подстерегал холодный ветер. Благо я еще перед выходом предусмотрительно задрал воротник новой куртки — во избежание, так сказать. Разочарованный, ветер отправился на очередную прогулку по извилистым и не очень улочкам Бокстона, колыхая ветки облысевших деревьев, вывески и указатели на фонарных столбах.

Столица Черничного королевства медленно, но верно приходила в себя после событий минувшей недели. Пару дней назад в газетах появилась новость о том, что талантливый цветочник Кайл Мейси свалился с лошади во время загородной прогулки и, неудачно приземлившись виском на придорожный булыжник, погиб. Люди поохали, поахали, но на гоблинов никто не подумал. А те украдкой облегченно вздохнули: излюбленная профессия зеленокожих снова очистилась от «людской скверны».

Тело Тома Кастора, найденное на кладбище, «труповозкой» доставили в морг, и старый брюзга Гафтенберг, говорят, днями от него не отходит. Катает пальцы, делает вскрытия, словом, как обычно, выслуживается… Впрочем, покойному циркачу до его суеты нет никакого дела. Своего он добился, и теперь их с Кларой души уже не разлучить.

Достав из кармана часы, я посмотрел на циферблат: двенадцать пополудни. До встречи с Каталиной — целых два часа. Этого должно хватить на то, чтобы подогреть воду для ванны, искупаться и привести квартиру в порядок.

Принимать таких гостей мне, что и говорить, в диковинку.

Бессрочный отпуск, в который я отправился после нападения Хардмана на королевский дворец, пришелся как нельзя более кстати. Мне действительно требовалось привести мысли в порядок, разобраться в себе и свыкнуться с тем фактом, что Шар, вопреки козням Хардмана, продолжает функционировать. Это было довольно сложно: думать о Шаре и не думать об Остине. Так и вижу, как закрываются створки лифта и кабина уносит его вниз…

В общем-то, за домыслы насчет уничтожения Шара мне действительно могло достаться, и потому я старался не трепать языком почем зря. Прегрешений у меня и без того хватало, поэтому меньше всего мне хотелось добавлять к их обширному списку еще одно.

ОВР до сих пор подозревало меня в сговоре с бандитами, при этом не умаляя заслуг в предотвращении очередного восстания мертвяков и спасении короля. Меня порицали и хвалили, я купался в лучах славы и испытывал унижение. За эти несколько дней Тайлера Гиллигана швыряло из крайности в крайность так часто, что он и сам начал сомневаться, кем является — полицейским или преступником. Отстранив меня на неопределенный срок, инспектор Уинтер пообещал, однако, сохранить за мной звание и все привилегии на тот случай, если обвинения будут сняты. И вот сегодня капитан наконец обмолвился, что амнистия моя уже не за горами.

Решив, что времени предостаточно, я пошел домой пешком. Дорогой много думал о Бене, которого не видел с того самого злополучного вечера. Надеюсь, с ним все в порядке. До сих пор корю себя за то, что усомнился в его преданности. Улики уликами, но люди должны оставаться людьми. Едва верну жетон, сразу отправлюсь на его поиски. Терять такого друга, как Бен, мне не хотелось.

Издали приметив, что в почтовом ящике что-то лежит, я полез в карман за ключом. Интересно, от кого это письмецо? Может, как раз от Бена? А может, Каталина решила перенести нашу встречу? Или это вообще из полиции — какая-нибудь повестка с текстом вроде «Явитесь на допрос к трем часам дня…».

Надеюсь, это все-таки от Бена.

Адреса отправителя на конверте не оказалось — наличествовал только мой. Я напрягся. Получать письма от анонимов я не слишком-то любил. Впрочем, это все равно мог быть Кротовски — не станет же он, в конце концов, подписываться собственным именем или придумывать какой-нибудь потешный псевдоним!

С письмом под мышкой, я открыл дверь и нырнул в квартиру, после чего мигом задвинул засов. В комнате было до жути холодно; погода напоминала, что совсем скоро переменчивая осень подойдет к концу и Бокстон погрузится в долгую зиму. Пройдя к камину, я разжег огонь, после чего взял с журнального столика канцелярский нож и осторожно вспорол белоснежный бок конверта. Выудив наружу сложенные вдвое листы бумаги, я расправил их и прочел верхнюю строчку на первом.

Сердце мое замерло.

Там было написано «От Хардмана».

Не веря своим глазам, я прочел строку еще раз. Нет, все правильно. Действительно «От Хардмана».

Лоб мой мигом покрылся испариной, а остановившееся сердце, решив, видимо, компенсировать секунды простоя, заколотило в грудную клетку с утроенной частотой. На негнущихся ногах я прошел к креслу и неуклюже плюхнулся в него.

Как это возможно? Он что, сумел выбраться из Хранилища?

Сгорая от любопытства, я принялся читать:

«Здравствуйте, мистер Гиллиган!

Искренне Ваш,

Вы, верно, удивлены моему письму, однако факты, открывшиеся мне при спуске в Хранилище проклятого Шара Лжи, оказались настолько неожиданны и удивительны, что я не сдержался и решил написать Вам при первой возможности.

Остин Хардман».

Когда спуск подошел к концу, кабина замерла и двери открылись. Передо мной был темный коридор, и я побрел вперед, сгорая от нетерпения. Коридор этот привел меня в самое сердце Хранилища, то место, куда я, казалось бы, и стремился… однако увиденное мной разительно отличалось от моих ожиданий.

Это был огромный круглый зал, с кучей столов и людей, работающих за ними. С озабоченными лицами люди сновали по залу, либо писали что-то на листах, разбросанных перед ними, либо стучали по клавишам печатных машинок.

А в самом центре зала стоял овальный стол, за которым суетился старик, седобородый и хмурый. Облаченный в несуразное рубище, он принимал подносимые остальными бумаги, изучал их, после чего брал одну из множества печатей, которыми был заставлен его стол, и делал на очередной белой картонке оттиск. Подойдя ближе, я понял, что он занимается оформлением пригласительных и каждая печать его определяет будущее клеймо адресата.

„Что ты делаешь?“ — спросил я старика. И только тогда на меня обратили внимание. Шелест бумаг, голоса, шаги — все разом стихло, и десятки взглядов устремились ко мне. Старик посмотрел на меня серыми выцветшими глазами и спросил, кто я и как попал в святая святых. Остальные, по-видимому обескураженные моим появлением не меньше старца, в нерешительности переминались с ноги на ногу за пределами центрального круга.

„Где Шар?“ — спросил я, проигнорировав его вопросы. И тогда старик ответил, что теперь они и есть Шар, что они были им последние десять лет, а до них были другие… Пораженный, я спросил, был ли настоящий Шар хоть когда-то, на что услышал, что был, но более века назад странным образом поломался и перестал рассылать пригласительные. Тогда в срочном порядке был создан Комитет Шара, который стал не покладая рук трудиться на благо Черничного королевства, лично создавая предназначения. Астрологи, предсказатели, психологи и метеорологи — вот кто теперь обитал в Хранилище, вот кто стал вершить судьбы людей!

Возмущению моему не было предела. В гневе я спросил, по какому праву он, и его предшественник, и его тоже, и все эти люди занимают свои места?

„Так решил король“, — ответил он мне. Нынешний, отец его, и праотец — все они хранили эту страшную тайну. Все они поддерживали легенду о всезнающем Шаре и, спасая людей от права выбора, переломали десятки, сотни, тысячи жизней.

„Но кто же вы, наконечник судьбы, который подводит итог? — спросил я. — Кто удостоился участи столь высокой, сколь и бесконечно ответственной?“.

„Некромант, — ответил он. — Некромант и отшельник, знакомец жизни и смерти“.

„И как же объяснишь ты, некромант и отшельник, что мою жизнь проживает другой, — спросил я. — Почему прирожденный некромант Тайлер Гиллиган служит в полиции, а я, чьи способности к магии смерти жалки и смехотворны, обитаю в Диком Краю?“

Заслышав Ваше имя, он вздрогнул, и в глазах его мелькнуло смятение. Хриплым от волнения голосом он попросил меня повторить вопрос, и я подчинился.

Собравшиеся вокруг нас люди стали тихо переговариваться между собой.

И тогда старик признался, встав из кресла, на глазах у всех этих астрологов, магов, психологов, на глазах у меня, что осознанно поменял наши с Вами предназначения местами. То был единственный раз, когда он дал волю чувствам, надеясь спасти полюбившегося ему паренька от лютых морозов Дикого Края. И вот к чему это милосердие привело…

„Поступайте со мной теперь, как считаете нужным, — сказал он, обратившись к толпе. — Но постыдный поступок мой надлежит сохранить в тайне, ибо никто не должен знать, что Шар ошибся“.

„Но почему?! — воскликнул я в сердцах. — Почему так важно поддерживать легенду? Почему бы просто не сказать людям правду?“

„Потому что в правду люди не верят, — был ответ. — Людям нужен покровитель, направляющий их, определяющий, куда им идти. Лишившись Шара, люди попросту остановятся в нерешительности да так и простоят до самой смерти, и похоронят их в том же самом месте, где они встали. Ценен не сам Шар — ценна надежда для миллионов. Вера в лучшее завтра, где тебе не понадобится что-то решать. В конце концов, не так важна предрасположенность к чему-то, как уверенность в собственных силах. А что может дать больше уверенности, чем решение всесильного Шара? Прирожденный музыкант станет отличным плотником, если поверит в себя и будет прилежно учиться, а плотника с клеймом музыканта все равно будут с удовольствием слушать, как бы ужасно он ни играл. Это чистая психология. Вера в безошибочность предназначений помогает людям вставать рано утром, изо дня в день трудиться на благо страны и при этом радоваться жизни“.

„Ну да, — усмехнулся я. — Кому же еще, кроме некроманта, управлять миллионами зомби?“

В этот момент из толпы выступил человек с револьвером и, чинно поблагодарив старика за верную службу, выстрелил ему прямо в сердце, чем немало меня удивил.

Седобородый некромант рухнул на пол, как подкошенный, да и так остался лежать, истекая кровью, а я стоял и удивленно смотрел на него сверху вниз. Другие молчали.

А потом человек с револьвером повернулся к собравшимся и сказал: „Ты, Роджер, займешь место умершего и поднимешь тем самым второе звено, а новеньким пусть займется Микки. Пусть передаст ему свою работу и объяснит, что он должен делать“.

„Вы что же, хотите, чтобы я остался и работал тут?“ — удивился я.

Джентльмен утвердительно кивнул.

„А может, я лучше пойду?“ — неуверенно предложил я. „Нет, нет, останьтесь и работайте, — сказал джентльмен. — На поверхность вам уже нельзя, ведь вы знаете тайну Шара“.

И тогда я понял, что обречен. Либо я стану винтиком этого огромного механизма, либо лягу рядом с убитым некромантом. В отчаянии я хотел натравить на него свои чудесные нити, но они отчего-то не откликнулись на мой зов.

Обескураженный и растерянный, я все-таки выбрал первый вариант, решив отсрочить свою смерть.

С тех пор я, к собственному удивлению, тружусь на благо Черники, выдумывая на основе кучи анализов предназначения для юношей и девушек по всему королевству. Некромант сменил некроманта — все, кажется, верно.

Нетрудно догадаться, что сие письмо написано с целью пошатнуть Вашу веру в чудесный Шар и сообщить о смерти Вашего покровителя Ромидаля, место которого теперь занимает некий Роджер из второго звена. Обидчик найден, месть свершилась. Думаю, отец бы мной гордился.

На том живите спокойно, мистер Гиллиган, если теперь, конечно, сможете. Знайте, однако: что бы вы ни решили, что бы ни сделали, меня Ваше решение никоим образом не затронет, по той простой причине, что спуститься в Хранилище у обитателей поверхности более нет возможности — ведь я забрал с собой единственный существующий ключ.

Таков мой прощальный подарок. Пусть люди вокруг Вас продолжают верить, а Вы — сомневайтесь. Смотрите на их радостные лица, на студентов, охотно спешащих на занятия, дабы обучаться чужим профессиям, и вспоминайте это письмо. Вспоминайте, что Шара нет, когда видите бездарную мазню очередного прирожденного художника, слышите бесталанное пение в трактире или наблюдаете за плотником, забивающим гвоздь в собственную ладонь.

И утешайте себя мыслью, что у людей по-прежнему есть, во что верить.

Я с отвращением отшвырнул письмо в сторону, отчего листы разлетелись по комнате, будто перья подстреленной птицы. Грудь разрывалась от мощных ударов сердца, а на душе было скверно и пусто. Хуже я себя не чувствовал даже в прошлую субботу, когда наблюдал за уплывающей в хранилище кабиной лифта.

Что это было? Правда или вымысел? Хардман ли писал это письмо или кто-то из его прихвостней?

Я облокотился на колени и, обхватив голову руками, закрыл глаза.

Самое обидное заключалось в том, что слова Остина до жути походили на правду. Я могу и дальше считать себя хорошим детективом, но правда от этого не изменится: магических талантов во мне куда больше, чем сыскных, а тот же Хардман совершенно не способен вызывать души из царства Вирма. Его умение обращаться с нитями и иголками никоим образом не связано с некромантией. Это новое, созданное им самим искусство, мощное, но совершенно чуждое любому магу смерти. Он не был прирожденным некромантом, равно как и я не был прирожденным детективом.

И все же мы оказались там, где оказались.

Кто в этом виноват — Шар предназначений или же Ромидаль, который сжалился над своим единственным учеником и уберег его от ссылки в Дикий край, — я не знал и, вероятно, не узнаю уже никогда. Единственный ключ от лифта, как верно заметил Хардман, теперь находится там, внизу, а это значит, что для всех обитателей поверхности вход в святая святых закрыт. Правда ушла в подполье и будет там оставаться до тех самых пор, пока не возникнет нужда в новом некроманте…

Или, если письмо Хардмана ложь, правды мир не узнает уже никогда.

Внезапно мощный порыв ветра распахнул окно и ворвался внутрь. Я невольно отвернулся и поежился: уж больно холодным он оказался. Подхватив разбросанные по полу страницы письма, неугомонный проказник швырнул их в распахнутую пасть камина. Желто-алый язык пламени тут же жадно лизнул бумагу, отчего она мигом занялась. Я вскрикнул и, схватив кочергу, бросился к камину, намереваясь спасти письмо, однако остановился на полпути.

Во-первых, оно уже было обречено: я бы обжег все руки, но в итоге выгреб только горстку бесполезной золы. Ну а во-вторых, я внезапно понял, что в спасении письма нет никакого смысла. С такими посланиями меня либо на смех поднимут, либо, если буду настаивать, скрутят и отвезут в клинику Милы, к тетушке Агнии в палату… Нет уж, увольте, репутации опального копа мне достаточно. Городским сумасшедшим быть отказываюсь.

Единственное, что можно было бы уточнить, — дату отправки на почтовом штемпеле. Мне вдруг пришла в голову мысль, что письмо это Хардман мог написать задолго до случившегося переполоха, дабы окончательно меня запутать. Такие неожиданные, шокирующие ходы были вполне в его духе.

Шумно выдохнув, я отбросил кочергу в сторону и снова опустился в кресло. Откинувшись на спинку, закрыл глаза и попытался унять беспокойство, раздирающее меня изнутри.

К Вирму все. Надоело.

По сути, в данный момент времени меня это не должно заботить вовсе. Формально я ведь сейчас даже не офицер полиции. А простому мещанину до всяких протестантских листовок дела нет. Никакого внимания он на них обращать не должен — «увидев, мимо пройди, во избежание проблем», как увещевают граждан хмурые полицейские с расклеенных по всей столице плакатов.

Так я и поступлю.

Есть Шар или нет — так ли это важно, в самом деле? Главное — это пригласительные, которые указывают юным обитателям Черники их путь.

И, раз Бокстон до сих пор не утонул в крови, мой путь, вероятно, определен не так уж и скверно.

* * *

— За-а-а…

— Ну же!

— За… пла-а-а…

— Ты на верном пути, парень!

— За… за, — выдавил Лоскуток и, обреченно опустив голову, уткнулся хмурым взглядом в дощатый пол избушки.

Бенджамин разочарованно причмокнул губами.

— Что ж, пока не получается, — с напускным весельем сказал он. — Но это ведь только пока!

Покинув город в роковую субботу, Кротовски, как и велел ему Тайлер, увел Лоскутка в чащу леса, подальше от людских глаз. Выбранная наугад тропка неожиданно привела путников к заброшенной избушке, чьи стены давно поросли мхом. Решив временно обосноваться в ней, Бен вскоре начал догадываться, что они волей случая оказались в том самом доме, где юный Гиллиган постигал основы темной магии под чутким руководством строгого учителя Ромидаля. По количеству паутины и пыли Бен сделал вывод, что избушка пустует лет десять, не меньше.

И куда же, интересно, мог подеваться старый некромант?..

— За-а-а… — вновь протянул здоровяк, заискивающе глядя на Бена.

— У тебя обязательно получится, — положив руку Лоскутку на плечо, ободряюще произнес Кротовски.

Верзила благодарно кивнул.

Поначалу Бен хотел избавиться от великана, однако быстро убедился, что никакой злобы в детище Хардмана нет и в помине. По счастью, Остин так и не сумел привить Лоскутку ненависть к окружающему миру. Верзила напоминал большого ребенка — такой же наивный, слегка неповоротливый, стеснительный и необыкновенно прилежный.

И потому у Кротовски просто не поднялась на него рука.

Он не знал, что с ними будет дальше, не знал, когда сможет вернуться в город и сможет ли вообще. Лоскуток и тряпичный песик скрашивали одиночество Бена, заменяя тому уже порядком надоевшие книги. Теперь Кротовски не приходилось целый день дожидаться встречи с Гиллиганом, чтобы предаться беззаботному разговору о том о сем. Когда зомби хотел поболтать, он просто подзывал к себе Лоскутка и начинал рассказывать ему одну из множества историй, которых Бенджамин знал в достатке. Пока ученик ограничивался лишь односложными ответами да кивками, но они ведь только недавно начали учить его речи!..

— Зап… лат… ка, — по слогам произнес Лоскуток и ощерился, безумно довольный собой.

Тряпичная собачка, заслышав свое имя, звонко тявкнула, а Бенджамин улыбнулся, растроганный успехом верзилы.

Ему нравилось учить Лоскутка. Возможно, не так уж и ошибался Гиллиган, когда упрекал друга в том, что карьере учителя Бенджамин предпочел службу у Мохнатого Тони. Какими бы стрессами ни сопровождалась работа преподавателя, у нее было одно весомое преимущество перед профессией бандита.

В учителей стреляли куда реже, чем в гангстеров.