Русская троица ХХ века: Ленин,Троцкий,Сталин

Бондарев Виктор

Глобачев Михаил

Глава 6

 

 

Ни мир, ни война

Наркомом иностранных дел Троцкий стал по предложению Ленина. На кого же, как не на организатора октябрьского переворота, было взваливать ответственность за заключение мира? Нельзя не оценить аппаратную изощренность Ильича: своего постоянного конкурента он «ставил на место», загоняя в безвыходную ситуацию. По сути, Ленин предложил Троцкому самолично расписаться под актом капитуляции. И хотя тот имел полномочия шефа дипломатии, фактически это задача главнокомандующего — сдаться врагу с минимальными потерями. Для публичного политика такой акт смерти подобен: на всю оставшуюся жизнь клеймо. Ленин же выигрывал в любом случае: замирится Троцкий — власть премьера усилится, как и было задумано, а переговорщик получает репутацию капитулянта. Не удастся политическому сопернику добиться нужного результата — потери понесет опять же он.

Дебютный ход большевики сделали решительно. Уже 26 октября выпущен Декрет о мире: всем воюющим сторонам предлагается немедленно начать переговоры о подписании справедливого демократического мира без аннексий и контрибуций. 8 ноября — нота наркома иностранных дел Льва Троцкого с тем же предложением. 14 ноября германское командование выразило согласие, и 20-го в Брест-Литовске открываются переговоры о перемирии между Россией и Центральными державами: Германией, Австро-Венгрией, Болгарией, Турцией. Советская делегация во главе с одним из ближайших и самых стойких соратников Адольфом Иоффе требует заключить мир без аннексий и репараций, с соблюдением права народов распоряжаться своей судьбой. 7 декабря после десятидневного перерыва (устроенного по просьбе советской стороны, которая безуспешно пытается привлечь к переговорам страны Антанты) мирная конференция возобновляется; теперь делегацию возглавляет Троцкий. 5 января немецкий генерал Гофман в форме ультиматума предъявляет условия мира, по которым Россия лишается своих территорий на западе.

Троцкий ведет переговоры вязко, пытаясь выиграть время и используя заметные ему противоречия между германским генштабом и правительством, между Германией и Австро-Венгрией. Большевики пытаются — впрочем, без особого успеха — взывать к «германскому и австрийскому пролетариату».

В ЦК партии большевиков сталкиваются три позиции. Ленин стоит за продолжение переговоров, но в случае ультиматума согласен на капитуляцию ради укрепления революционной власти в оставшейся части страны; «левые коммунисты» во главе с Бухариным выступают за продолжение революционной войны для расширения арены революции. Троцкий предлагает промежуточный вариант: прекратить военные действия, не заключая мира. Преодолев упорное сопротивление со стороны советов разных территорий и многих членов ЦК, позиция Троцкого побеждает; теперь большинство за нее. Во внутриполитическом плане Лев Давидович ведет себя как умелый игрок: ему удается переложить часть ответственности на Ленина, которому пришлось бросить на чашу весов весь свой партийный авторитет, чтобы заставить недавних учеников признать резоны правительства.

Параллельно с борьбой на переговорах и спорами внутри партии Совнарком принял Декрет об организации РККА — большевики начали воссоздавать разрушенную армию. Забегая вперед, отметим, что декрет о всеобщей мобилизации в Красную армию был оглашен уже в конце мая. Армейскими делами занимается Троцкий. Человек, что называется, глубоко штатский, не обстрелянный даже на баррикадах революции, стремительно превратился в военного специалиста, организатора и главнокомандующего. Правда, был у него небольшой, но как видно, с пользой усвоенный опыт: в 1912-м Троцкий работал военным корреспондентом «Киевской мысли» на Балканах, а в начале мировой войны — во Франции. Да и сейчас во многих развитых странах министры обороны — гражданские лица; однако вести тотальные войны этим государствам уже не приходится.

А 28 января (еще по юлианскому календарю — переход состоялся после 31-го) Троцкий, реализуя свою формулу, сделал заявление, что «прекращается состояние войны между Россией и центрально-европейскими державами». После предъявления России ультиматума началось австро-германское наступление по всему фронту; оно продолжалось и после того как советская сторона в ночь с 18 на 19 февраля приняла все условия. Затем последовали новые, еще более жесткие требования. Ленину наконец удается добиться от ЦК безоговорочного согласия на его предложения. Принят декрет-воззвание «Социалистическое отечество в опасности!»; враг останавливается под Нарвой и Псковом в основном для отдыха и перегруппировки сил, поскольку серьезного сопротивления в эти дни он не встречал нигде. 23 февраля на позиции, брошенные разбежавшимися российскими солдатами, вошли разрозненные формирования Красной гвардии. Но кроме нескольких незначительных стычек и перестрелок, других событий в тот день не произошло, так что говорить о славных победах русского оружия не приходится. Тем не менее эта дата остается одним из главных государственных праздников, сначала как День Советской армии, теперь — День защитника Отечества. Ирония в том, что самыми деятельными его защитниками, выигравшими схватку на тот момент, были Ленин и Троцкий: трудно сказать, кто из них в большей степени. Во всяком случае, свой политический режим (для множества россиян по-прежнему неотделимый и неотличимый от понятия отечества) они отстояли объединенными усилиями. Но не может же страна имени эффективного менеджера Сталина «праздновать Троцкого»! Хотя как раз это и было бы, по всей очевидности, исторически справедливым решением…

Третьего марта 1918 года российское государство, подписав Брестский мир, лишилось сразу четверти своего народонаселения, такой же доли обрабатываемых земель, около трех четвертей угольной и металлургической промышленности. Вскоре прошел Восьмой экстренный съезд большевистской партии, на котором РСДРП(б) была переименована в РКП(б). Съезд одобрил тезисы Ленина против «левых коммунистов», поддерживающих линию Бухарина на продолжение «революционной войны». 14–16 марта Четвертый (чрезвычайный) Всероссийский съезд Советов ратифицировал Брестский мирный договор, а левые эсеры в знак протеста ушли из правительства. Последнее обстоятельство большевиков не сильно огорчило: межпартийные дискуссии в структурах исполнительной власти им нужны были в тот момент меньше всего.

После этого Троцкий, можно сказать, с чувством выполненного долга оставляет пост наркома иностранных дел и с апреля возглавляет военно-морской народный комиссариат. Здесь начинается его последний звездный час: он фактически создал одну из сильнейших регулярных армий тогдашнего мира, основанную на всеобщей воинской повинности и строгой дисциплине, и был ее верховным главнокомандующим в годы Гражданской войны (до 1925-го — также председателем Реввоенсовета Республики). Люди, сколько-нибудь осведомленные в истории, признают, что Троцкий был главным организатором побед Красной армии в ее первые годы. Кстати сказать, одну из самых ценимых воинских наград — Орден Красного знамени ввел тоже он.

 

Поход Бонапарта

Лев Троцкий яснее многих других понимал психологию современной войны. Он писал: «Нельзя строить армию без репрессий. Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. До тех пор пока гордые своей техникой, злые бесхвостые обезьяны, именуемые людьми, будут строить армии и воевать, командование будет ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади».

О своем способе действий он рассказывал на совещании в Москве: «Дайте мне три тысячи дезертиров, назовите это полком, я им дам боевого командира, хорошего комиссара, подходящих батальонных, ротных и взводных — и три тысячи дезертиров в течение четырех недель дадут у нас превосходный полк». При этом Троцкий не только командует и казнит, но и агитирует, доказывает необходимость продолжать борьбу тысячам простых мужиков, которые в этой необходимости сомневаются, так как главную цель считают уже достигнутой — земля в их руках. У него всегда за плечами несколько десятков решительных помощников с партбилетами, готовых выполнить любой приказ. А в Москве — надежный заместитель по Реввоенсовету, блестящий организатор Склянский.

Добровольный набор в войска заменен обязательной службой, отменены выборы командного состава, в частях появились политические комиссары. Для создания боеспособной армии предприняты решительные и жестокие меры: взятие заложников, расстрелы, заключение в тюрьмы и концлагеря противников, дезертиров и нарушителей воинской дисциплины, причем для большевиков не делалось исключения. Приказ Троцкого гласил: «Предупреждаю: если какая-либо часть отступит самовольно, первым будет расстрелян комиссар части, вторым — командир. Мужественные, храбрые солдаты будут поставлены на командные посты. Трусы, шкурники и предатели не уйдут от пули. За это я ручаюсь перед Красной Армией!».

Впрочем, ничего принципиально нового в такой установке не было. В июле 1917 года либерально-социалистическое правительство Керенского детально прописало применение высшей меры: «Смертная казнь через расстрел полагалась за военную и государственную измену, побег к неприятелю, бегство с поля сражения, самовольное оставление своего места во время боя и уклонение от участия в бою, подговор, подстрекательство или возбуждение к сдаче, к бегству или уклонение от сопротивления противнику, сдача в плен без сопротивления, самовольная отлучка с караула в виду неприятеля, насильственные действия против начальников из офицеров и из солдат, сопротивление исполнению боевых приказов и распоряжений начальников, явные восстания и подстрекательства к ним, нападения на часовых или военный караул, вооруженное им сопротивление и умышленное убийство часового, изнасилование, разбой и грабеж — лишь в войсковом районе армии» [Милюков, 2001:266].

Большевики, памятуя опыт Великой Французской революции, добавили к этому соответствующий коллективный документ. В нем уже трактуются репрессии не столько против изменников, дезертиров и мародеров, сколько против широкого круга «классовых врагов».

К лету 1918 положение новой власти было близко к катастрофе. Контроль большевиков, и без того далеко не абсолютный, распространяется на территорию меньшую, чем Великое княжество Московское при Иване Третьем. Восстали по пути на родину чехи — бывшие военнопленные и перебежчики, оседлав своими эшелонами осевую железнодорожную магистраль страны. Французы и англичане вводят в периферийные российские города свои ограниченные контингенты — скорее как бы на всякий случай, нежели с ясно выраженными захватническими намерениями. Тем не менее их действия пафосно назовут Интервенцией и будут потом трактовать как настоящую оккупацию, хотя данный термин и означает всего-навсего вмешательство. Белое сопротивление в городах и на казачьих землях, убийство левыми эсерами (занимавшими важные посты в ЧК!) германского посла и мятеж сторонников этой партии… Москва «в кольце фронтов» гражданской войны.

Троцкий выезжает навстречу боям и под Казанью приступает к организации отпора. Он вводит жесткую дисциплину, подавляет панику и измену; по войсковым частям распределяются надежные кадры, привезенные на фронт наркомом. Ему удается собрать в единый кулак разрозненные красные отряды. «Сочетанием агитации, организации, революционного примера и репрессий был достигнут необходимый перелом» [Троцкий, 1991: 390]. Наконец, первая победа: 10 сентября 1918 года Красная армия берет Казань.

Одно из самых известных сражений Гражданской войны — за Петроград. В октябре 1919-го Троцкий отбил наступление Северо-Западной армии генерала Юденича, когда Зиновьев со своей партийной командой потерял надежду отстоять город. Ситуация во многом напоминает 1941 год, когда поднимать боевой дух в Ленинграде, которым руководил растерявшийся партбосс Жданов, прилетел генерал армии Жуков. Объективно говоря, этого национального героя России тоже можно считать военным выучеником и последователем Льва Троцкого, под чьим началом молодой красноармеец Георгий Жуков сражался на нескольких фронтах…

В конце 1918 года рухнул Второй рейх. Перемирие между союзниками и Германией аннулировало Брестский договор. Это сильно подняло авторитет Ленина: тот вроде как оказался провидцем, хотя, конечно, поражение одной Германии никак не могло заменить всемирную революцию. Но хотя бы «капитулянтство» вождя было предано забвению.

Троцкий тем временем руководил военными операциями из специального поезда, превращенного в мобильный генштаб, колесивший с одного фронта на другой. В нем помещалась важная часть аппарата управления всей страной: секретариат, типография, радио, электрическая станция, гараж. Над вагоном связи была натянута антенна, которая позволяла в пути принимать радиотелеграммы из Европы и держать постоянную связь с Москвой. Передвижной гараж с автопарком позволял в любой момент «отскочить» от железной дороги, чтобы разобраться в обстановке на позициях и принять необходимые меры. В этих вылазках Троцкого сопровождали команды «запасных назначенцев» и вооруженная до зубов, с ног до головы одетая в кожу охрана.

Траектория движения этого уникального транспорта: Самара, Челябинск, Вятка, Петроград, Балашов, Смоленск, Ростов, Новочеркасск, Киев — более ста тысяч верст проехал Верховный по дорогам Гражданской войны. Не раз личная храбрость Троцкого решала исход боев; были случаи, когда министр обороны сам вел в атаку полки. Фактически всю войну Троцкий провел вдалеке от центрального правительства, лишь наездами бывая в столице. Иными словами, все тот же «синдром Моцарта»: делал что должно, не оглядываясь на то, что творится у него за спиной в глубоком тылу. Несомненно, впоследствии и этот затяжной отрыв от партаппарата с его корпоративными заботами, раскладами и интригами тоже сыграет свою роковую роль.

Но не следует думать, что стиль руководства Троцкого был сплошной импровизацией — прикатил, выступил, победил. Нет, он выстроил сверху донизу четкую систему принятия решений, управления войсками, непрерывного подбора кадров. Председатель Реввоенсовета сформировал шестнадцать армий, которые воевали на всех фронтах и привели большевиков к победе. Создавая вооруженные силы, Троцкий опирался на интеллект и опыт российского офицерства. Он отверг тактику «малой войны»; и здесь ему пришлось выдержать не одну баталию с любителями партизанщины вроде Клима Ворошилова.

Революционный военный совет Республики оставался высшим коллегиальным органом военной власти в стране вплоть до 1934 года. Кандидатуры членов РВСР предлагались ЦК РКП(б) и утверждались Совнаркомом. Их количество было непостоянным и составляло, не считая председателя, его заместителей и главкомов, от двух до 13 человек. В функции председателя, он же нарком по военным и морским делам, входил контроль за правильностью претворения политики партии в военном строительстве. Его заместитель через Управление делами РВСР и Всероссийский главный штаб руководил центральным и местными военными аппаратами, координировал их деятельность с работой Главного командования, являлся докладчиком по военным вопросам в партийных и правительственных органах. В велении второго заместителя (должность введена в 1924 году) находились вопросы боевой подготовки войск.

Руководство Красной армией Реввоенсовет осуществлял через подчиненные ему штабы и управления: Управление делами РВСР, Полевой штаб Реввоенсовета Республики, Всероглавштаб, Всероссийское бюро военных комиссаров (позже Политотдел и Политическое управление РВСР), Высшую военную инспекцию. Центральное управление снабжения, Морской отдел, Военно-революционный трибунал, Военно-законодательный совет и другие. За годы Гражданской войны в РВСР входили:

Лев Троцкий (6.09.1918–26.01.1925) — председатель.

Заместитель председателя: Эфраим Склянскнй (22.10.1918 -

11.03.1924).

Главкомы Вооруженными Силами Республики:

Иоаким Вацетис (6.09.1918–8.07.1919);

Сергей Каменев (8.07.1919–28.04.1924).

Члены совета:

Петр Кобозев (6.09.1918- 17.04.1919);

Константин Мехоношин (6.09.1918–8.07.1919);

Федор Раскольников (6.09.1918–27.12.1918);

Карл Юлий Данишевский (6.09.1918–27.04.1919);

Иван Смирнов (6.09.1918–8.07.1919);

Аркадий Розенгольц (30.09.1918–8.07.1919; 28.08.1923 -10.12.1924);

Семен Аралов (30.09.1918–8.07.1919);

Константин Юренев (30.09.1918–8.07.1919);

Николай Подвойский (30.09.1918–8.07.1919);

Василий Альтфатер (15.10.1918–24.04.1919);

Владимир Невский (30.09.1918–10.05.1919);

Владимир Антонов-Овсеенко (30.09.1918–8.07.1919; 4.08.1922 -5.02.1924);

Ивар Смилга (8.05.1918–24.03.1923);

Алексей Рыков (8.07.1919–09.1919);

Алексей Окулов (30.01.1919–8.07.1919);

Дмитрий Курский (2.12.1919–5.01.1921);

Иосиф Сталин (8.10.1918- 8.07.1919; 18.05.1920–1.04.1922);

Сергей Гусев (21.06.1919–4.12.1919; 18.05.1921–28.08.1923).

Нелишне вспомнить этот список: большинство из тех, кто совершил чудо победы красных, были потом уничтожены и надолго забыты.

Под конец советско-польской войны, в 1920 году Троцкий возражал против ухода Красной армии вглубь территории противника, слишком далеко за так называемую линию Керзона — восточную границу этнически польских земель, понимая, что польский народ неминуемо увидит в этом прямое продолжение завоевательной политики царей. И вместо пролетарского братания с «освободителями» поступит с ними так, как упомянутые литературные герои Сенкевича — с его же антигероями. Именно это случилось на подступах к Варшаве. Официозные российские источники называют одни и те же цифры: 200 тысяч пленных красноармейцев, из которых самое меньшее 80 тысяч умерли на чужбине от голода, болезней и издевательств. По польским данным выходит 85 тысяч военнопленных, 20 тысяч умерших. Последнее выглядит более правдоподобно, учитывая возможную емкость существовавших мест для интернирования: ведь специальную систему концлагерей на польской территории тогда еще никто не создавал.

Зато последняя крупная операция Гражданской войны на Балтике — подавление восстания моряков в Кронштадте в марте 1921 года — завершилась быстрым и полным успехом; руководил ею опять же Лев Троцкий.

Гражданская война закончилась полной победой красных, но ее итоги, особенно «боевая ничья» с ближайшим западным соседом, окончательно похоронили надежды на мировую революцию в обозримый срок. Хотя полуофициальный отказ от этой идеи будет зафиксирован лишь после смерти Ленина (когда Сталин неожиданно для многих товарищей, но более чем логично с точки зрения собственных интересов и планов примется отстаивать тезис о возможности построения социализма в отдельно взятой стране), а упоминание о некоей «Мировой Советской Социалистической Республике» как важной цели коммунистов исчезнет из Конституции СССР и подавно в 1936 году.

Ведь империя уже собрана заново без малого в прежнем объеме. А возникновение новых революций, у которых наверняка появятся собственные вожди с претензиями на свою долю реальной власти в «земшарной республике Советов», грозит нарушить тот далеко не окончательный баланс, что установился в границах Советского Союза. Нет, товарищу Сталину определенно следует сперва решить целый ряд более важных и неотложных задач. Потом уже можно будет подумать и о слияниях, и о поглощениях, и конечно, нужна постоянная помощь всем антиимпериалистическим движениям и силам, — но ни о каком равном партнерстве с иностранцами речи быть не может.

Пока же державе предстоит утверждаться в роли социалистического уникума на долгие годы, который призван когда-нибудь стать примером для всей планеты. Это покойный вождь слепо повторял основоположников, твердя о какой-то там относительной отсталости; более того, считал, что стоит только произойти революции в двух-трех странах Европы, как Россия мигом переместится из авангарда в арьергард коммунизма. Ничего подобного: отныне мы — самые передовые!

А «Моцарт мировой революции» Троцкий, фактически преподнесший на блюдечке возрожденную империю своему новому сопернику, продолжал, подобно пушкинскому Моцарту, играть и слышать лишь то, чего душа просила. Не считаясь ни с какими обстоятельствами.

Являлось ли ему «виденье гробовое, незапный мрак иль что-нибудь такое»? Томила ли бессонница?

Как бы то ни было, начальные такты «Реквиема» уже прозвучали.

 

Первый ученик

Революцию начали постепенно «изымать» из биографии Троцкого еще в те годы, в середине 1920-х. Пропаганда, а за ней и система образования, и массовое искусство все труды и заслуги Льва Давидовича «переписали» на Ленина и Сталина, причем октябрьский переворот достался преимущественно Ильичу. Основное же, что на первых порах Сталину приходилось делить с Троцким — Гражданская война. К концу своей жизни генсек не только ликвидировал главных участников тех событий, но и присвоил все победы красных, заодно Троцкого представили злостным врагом большевистского дела. После XX съезда КПСС уже Сталин «пропал» с театра военных действий, но его безвестность оставалась сравнительно недолгой.

Если подойти объективно к немногим имеющимся данным, напрашивается вывод, что во время самой войны существенных разногласий между Троцким и Сталиным не было, а отдельные споры разрешались в текущем порядке. В пользу этого говорит и распространенное сегодня мнение о разном статусе Троцкого и Сталина в то время. Первый — красный бог войны, второй — аппаратчик, пусть и из числа особо приближенных к Ленину. Тем более в соответствии с версиями «хрущевского» извода, Сталин вплоть до 1922 года, когда его чуть ли не по чистой случайности избрали генсеком, вообще ничего особо заметного не совершал. Если объединить оба популярных представления — какой может быть конфликт у «фельдмаршала» с «бумажной душой»?

Первый председатель Совнаркома страну знал слабо, дальше Горок не бывал, решения в силу их объективной сложности либо некомпетентности новой когорты управленцев принимались зачастую едва ли не наобум, на одной интуиции или, как говорили, «классовом чутье». Лавина дел, обрушившаяся на большевистское правительство, привела Ленина к необходимости полноценной коллективной работы. В таких условиях нужно было иметь управляемую команду, которая не вспоминала бы о сделанных ошибках, не выясняла отношения и не боролась за близость к быстро слабевшему телу, а работала.

Надо признать, что Ленину удалось сформировать дееспособный костяк органов управления, в котором удачно применялось разделение труда. Разносторонняя одаренность и темперамент Троцкого позволяли взвалить на него любую сложнейшую проблему — и он чаще всего справлялся наилучшим образом. Свердлов, Каменев и Рыков были упорными и исполнительными помощниками под рукой у вождя. Дзержинский не только проявил себя беспощадным организатором репрессий, но впоследствии постарался по хозяйственной части. Бухарин, Преображенский, Радек — «товарищи оформители», яркие публицисты и теоретики. «Аппаратный либерализм» Ленин пытался компенсировать выдачей мандатов, дающих абсолютные полномочия — такими бумагами он награждал Троцкого и его людей в Реввоенсовете. Например, 10 июля 1919 года Рыкова произвели в «диктаторы» по военному снабжению, с задачей накормить советскую власть в условиях массового голода и сопротивления крестьян.

А какое место в этой слаженной команде занимал Сталин?

Реальные заслуги тирана в Гражданской войне сегодня оценить непросто. Мало-мальски просвещенные обыватели помимо повести Алексея Толстого «Хлеб» (в которой писатель, само собой, «отдал дань культу личности») знают разве что о том, как Сталин «помешал Тухачевскому взять Варшаву», да еще чувствительный такой фильмец по ящику, где двухметровый красавец Иосиф куда-то мчит сквозь метель на паровозе, пока его жене-бедняжке делают на походной наковальне очередной — сорок первый, что ли, по счету аборт. Люди более продвинутые могут припомнить конфликт с табуированным Троцким под Царицыном, когда абрек Джугашвили, привычный к терактам и прочей партизанщине, ставил палки в колеса наркомвоенмору, строившему современную армию. Вот, собственно, и все.

Действительно, оборона Царицына — самый известный эпизод в боевых действиях с участием Сталина. Но и здесь картину затемняют многослойные «культовые» напластования: в память об этом событии Царицын еще в 1925 году переименовали в Сталинград, потому титаническая битва за этот город в следующей войне стала Сталинградской. Очевидно, во всяком случае, стратегическое значение Царицына-Сталинграда в обеих войнах. Тот, кто держал его в руках, перекрывал Волгу, связывавшую по меридиональной оси всю европейскую часть страны; следовательно, Сталин в Гражданскую находился на одном из ключевых направлений. И если Троцкий играл первую скрипку в большевистском оркестре, то его будущий преследователь был никак не меньше, чем «главным ударником».

Официально карьерный взлет Сталина начался с назначения на пост наркома по делам национальностей, что всегда оставалось общеизвестным. Только после «оттепельных» разоблачений эту должность стали считать синекурой с неясным кругом задач, тем более полномочий. Ну допустим, Ленин перед смертью вдруг принялся разбираться с национальным вопросом и настоял на федеральной организации СССР. Но чем конкретно занимался Сталин битых пять лет до этого решения, не сообщалось. Да были ли тогда вообще национальные проблемы, или большевики всех сепаратистов догадались вовремя поставить к стенке, не то что Горбачев и Ельцин?

Проблемы, конечно же, были, и не менее, если не более сложные, чем семьдесят лет спустя. В многонациональной империи, унаследованной большевиками, русские составляли 43 % населения; гораздо острее, чем сейчас, стоял еврейский вопрос, а роль закоренелых сепаратистов, не согласных ни на какие компромиссы и подающих дурной пример всем остальным, играли поляки. Финский народ отстаивал свои права более умеренными методами, но столь же упорно. Весьма непросто складывались отношения нового государства с Украиной. И на Кавказе были практически все те же линии разлома, что мы наблюдаем сегодня: осетино-вайнахская, армяно-азербайджанская, грузино-абхазская…

Выходит, далеко не последний по значимости пост получил Джугашвили. Просто так сложилось, что для биографии вождя народов всегда хватало более эффектных сюжетов — будь то борьба с Царским режимом, с мировым империализмом и фашизмом или с «троцкистско-бухаринской кучкой убийц, шпионов и вредителей». Однако его особая увлеченность массовыми депортациями соотечественников по этническому признаку, проявившаяся уже с начала 1930-х, явно шла от «первичной специализации»

Еврейский вопрос Сталина в годы Гражданской войны как будто не занимал. Он решался на другом уровне и другими средствами — евреи активно участвовали в боевых действиях и чистках, занимали государственные посты, а при этом в прифронтовых зонах, как водится, шли погромы, которыми грешили не только белые, но и красные. К польской и финской проблемам Сталин приложил руку уже в другом качестве и в другое время. Советская власть поначалу легко согласилась отпустить из империи оба народа, потом спохватилась, но было поздно.

Впрочем, провозглашение права наций на самоопределение было не только эффектным, но и высокоэффективным политическим ходом. Приписывание Борису Ельцину «большевистских методов», неизменно раздражающее его сторонников-либералов, по крайней мере, в этом отношении не глупость и не провокация. А для «красных», «белых» или каких других «имперцев» оно и подавно имеет глубокий смысл. В 1990-е Ельцин фактически повторил этот ход на свой манер, заявив фрондирующей Республике Тачарстан: берите суверенитета, сколько сможете. И выяснилось очень скоро, что реальные потенции местного суверенитета не так уж сильно угрожают государственному единству. Гораздо хуже вышло с Чечней, но там центральная власть не учла такой «факультет забытых вещей», как устойчивые реликты военно-демократического уклада. Ничего удивительного, коль скоро сегодня не каждый квалифицированный историк способен представить во всех подробностях, что это такое; о питомцах Высшей школы КГБ им. Ф.Э. Дзержинского и говорить не приходится. А военная демократия — совсем не только абречество и даже не набеговое хозяйство с пережитками домашнего рабства: ее главный сущностный признак — полное отсутствие властной вертикали в привычных и сколь-нибудь понятных нам формах. Иными словами, для того, чтобы официальная Москва хотя бы теоретически могла договориться о чем угодно с тамошними мятежниками, следовало бы подписывать отдельное соглашение с главой каждой чеченской семьи. (Именно с этим фактором взаимного непонимания мотиваций столкнулось в свое время правительство США, когда еще пыталось заключать мирные договоры с племенами степных индейцев: обе стороны постоянно обвиняли друг друга в вероломстве, и с позиций собственной «школы цивилизации» обе были одинаково правы.) Это, впрочем, совершенно особая большая тема — Большевики в Гражданскую войну использовали сепаратистские настроения, как чудо-оружие в борьбе с белыми, у которых не принимались на дух даже мягко федералистские проекты — только Единая-и-Неделимая! В этом идеологическом аспекте русопятствующие «заединщики» современного образца стали их прямыми наследниками. С тою принципиальной разницей, что среди последних вовсе не нашлось готовых идти на смертный бой не то что за имперские идеалы, но даже за свои корпоративные интересы. Если политика Ельцина лишь косвенно способствовала переделу земли и имущества в пользу «коренных»; то ленинская гвардия приложила руку самым прямым образом — например, на том же Северном Кавказе в борьбе вайнахских родов с «белоказаками» и «белоосетинами». В конечном итоге призывы к самоопределению оказались эффективной демагогией — справившись с главным врагом, красные подавили по отдельности сопротивление большинства окраин. Так, в Средней Азии местные элиты отвергали большевиков не столько как создателей нового политического строя, но как противников веры. Эти элиты были полностью уничтожены. (И что же — к началу нового тысячелетия «задержанная» история успешно вырастила их точную социально-политическую кальку, правда, в каких-то деталях упрощенную, в чем-то и ухудшенную, как любая копия по сравнению с оригиналом…)

Однако задачи Сталина в Гражданскую войну не ограничивались Наркомнацем. Он был еще и членом Реввоенсовета Республики, реввоенсоветов Западного, Южного и Юго-западного фронтов, затем вошел в Совет обороны представителем от ВЦИК. А главное, в марте 1919-го Сталин назначается начальником Государственного контроля, позднее реорганизованного в наркомат Рабоче-крестьянской инспекции. А кто еще в РСФСР имел сразу два поста в Совнаркоме? К тому же начальник Рабкрина — это универсальный мандат, позволяющий внедриться в любую сферу деятельности. Здесь, как и в нацвопросе, не приходится ничего производить или обменивать, надо только контролировать и карать. Как Наркомнац связан со всеми географическими регионами, так и главный контролер страны обрастает связями во всех отраслях экономики. В отличие от многих других, которые, заняв определенное место, так на нем и застревали — например, Зиновьев просидел «на Питере» до самого конца. Вполне естественно, что такой человек становится универсальным деятелем с соответствующими возможностями. Все начальство его знает, и он знает всех. Но что знают другие о нем?

По большому счету — разве только то, что слишком очевидных ошибок он не совершал и в порочащих связях с кем-либо не замечен. Примечательно, что Ленин до конца своих дней не находил у «чудесного грузина» никаких более серьезных недостатков, нежели слишком грубые манеры. Но такое легко было объяснить простонародным происхождением и куда более суровой, чем у множества соратников, жизненной школой. (Правда, Каменев в последней, самой тяжкой ссылке, был вместе со Сталиным, и его как будто в брутальном поведении не упрекали.) Да и сам главный вождь, по крайней мере, на бумаге, хамил неугодным ничуть не меньше — беря, в свою очередь, пример с учителя Маркса…

Некоторые, как покойный Дмитрий Волкогонов, полагают, что Ленин был интеллектуально ярче и сильнее, чем Сталин. Однако сталинский диамат в «Кратком курсе истории ВКП(б)» или его брошюра о языкознании ничем не уступают «Материализму и эмпириокритицизму», хотя к философской науке все эти труды имеют весьма отдаленное отношение.

Попробуем представить изменения в аппаратном весе Сталина, сведя их в таблицу состава высших партийных органов с 1919 по 1923 год (см. след. стр.).

Понятно, что в то время партийная иерархия еще не приобрела столь четкой структуры, как в годы «развитого социализма», когда даже порядок расположения на Мавзолее во время праздничных мероприятий был четко зафиксирован. Тем не менее, из списка виден «основной состав» ленинской команды, его ближайшее окружение — Политбюро, ядро которого составляют Ленин, Каменев, Зиновьев, Троцкий. Сталин, Бухарин а еще, как ни странно, совершенно невыразительный (хотя и «рабоче-крестьянский» донельзя, и знавший Сталина еще по Тифлису; может, для того и понадобился?) Михаил Калинин.

Теперь подсчитаем номенклатурный рейтинг соратников простейшим способом: суммировав количество кооптаций в высшие органы, считая присутствие в каждом из них — Политбюро, оргбюро, секретариате — за единицу. Можно разделить на максимально возможное количество номенклатурных позиций — 15 (пять съездов помножены на три позиции). Получаем относительный рейтинг:

Сталин — 12 (0,750) Калинин — 10 (0,667) Троцкий — 6 (0,400) Молотов — 6 (0,400) Томский — 6 (0,400) Зиновьев — 6 (0,400). Бухарин — 6 (0,400) Каменев — 5 (0,333) Крестинский — 5 (0,333) Рудзутак — 5 (0, 333)

Старшее поколение помнит, что такое «член Политбюро». Если сравнивать с прошлой имперской эпохой — статус члена царствующего дома, что-то вроде великого князя. И кого здесь мы видим?

Ленин — самый главный, безусловный лидер.

Троцкий — по сути, по делам — не менее значительная фигура этого периода.

Каменев — в отличие от двух первых, его сегодняшняя репутация совсем никакая, поэтому стоит перечислить его, прямо скажем, неординарные функции — первый «президент» большевистской России, заместитель Ленина по Совнаркому и Совету труда и обороны, руководитель Москвы.

Зиновьев — близкий соратник Ленина, знакомый с ним с 1903 года, рядом с вождем много лет прожил за границей, был его любимым учеником, способным и почтительным. Именно его Ленин взял с собой в Разлив в 1917 году, когда ему угрожал арест и, возможно, казнь. Партийный начальник Петрограда, впоследствии «главный коммунист во всем мире» — руководитель Коминтерна; блестящий оратор (об этом говорил Троцкий!) и агитатор.

Сталин — последний в списке, но он надолго переживет всех остальных. Оставаясь в рамках логики, принять хрущевские утверждения, якобы будущий диктатор был рядовым в команде Ильича, невозможно.

Однако многообразие должностей и впрямь не позволяет однозначно описать функцию каждого из вождей. Троцкий — фактически первый заместитель, Каменев и Зиновьев — заместители. А Сталин? Поищем подходящее слово. Пожалуй, наиболее точное — помощник, то есть человек, реально очень близкий к боссу в силу, может быть, не столько своего авторитета, сколько готовности и умения выполнить любое поручение. Не приходится сомневаться, что в иных обстоятельствах он мог бы и руководить группой киллеров, как, вероятно, руководил боевиками в «эксах».

После революции Сталин обретает реальные административные и силовые полномочия, становится кем-то наподобие генерал-адъютанта при императоре. Кстати, с незапамятных пор в каждой мало-мальски представительной ведомственной конторе имеется должность руководителя аппарата: поставленный на нее человек не отвечает за какое-либо конкретное направление деятельности, но участвует во всех делах как главная бюрократическая «крыша». Из советской действительности эта должность плавно перекочевала в новую Россию.

Одним словом, если подытожить все регалии и чины Сталина, то можно убедиться, что он для Ленина — незаменимое «второе я». Не только тот, кто всегда голосует «за», но и «бич божий» вождя, его Аракчеев, которому можно поручить самую неприятную работу с полной уверенностью, что он, во-первых, не станет задаваться ненужными вопросами, во-вторых, выполнит все по максимуму, не считаясь ни с какими сантиментами.

И если еще до июля 1917 года первым среди апостолов «пролетарского мессии» был Григорий Зиновьев, то после этой даты именно Сталин сделался связующим звеном, незаменимым для Ленина. Понятно, что на войне преуспевают те, кто умеет добиться результата любыми средствами. Надо думать, действия Сталина производили на Ленина наибольше впечатление, иначе почему у него одного столько мандатов? Именно Сталин становится, по Евгению Шварцу, «мерзавцем — первым учеником». Потому не случайно, но вполне логично его последующее призвание на пост генерального секретаря ЦК.

В официальной пропаганде до XX съезда партии аппаратные победы Сталина не педалировались. Но и тогда его представляли, выдающимся, как придумали говорить сейчас, менеджером, которого Ленин направлял на самые сложные участки и который неизменно добивался победы. В следующую войну сам Сталин отчасти перенесет это амплуа на Георгия Жукова; оттого, надо полагать, лихому маршалу при нем и прощалось многое такое, что не сошло бы с рук другим, не менее одаренным полководцам.

В связи с этим стоит вспомнить, с чего началась царицынская эпопея Сталина. В мае 1918 года его назначили «руководителем продовольственного дела на юге России» — чрезвычайным комиссаром от ЦК с неограниченными полномочиями по жизненно важному направлению. Приехав с группой доверенных людей, он принялся наводить жестокий порядок и в конце концов поставил-таки ситуацию под свой личный контроль, хотя бои под Царицыном шли еще долго, с переменным успехом. После 1956-го в учебниках из ближайших военных соратников будущего генсека оставили только Ворошилова и Буденного.

Характерно, что даже чрезвычайного мандата Сталину как будто очень скоро стало не хватать. В начале июля он сообщает Ленину, что реквизировал уже много зерна, но пока не может отправить его в Москву из-за разрушенных железнодорожных путей. И добавляет как бы между прочим: «Дайте кому-либо (или мне) специальные полномочия (военного характера) в районе южной России для принятия срочных мер пока не поздно. Ввиду плохих связей окраин с центром необходимо иметь человека с большими полномочиями на месте для своевременного принятия срочных мер». Через пару дней, не дожидаясь ответа, пишет новое письмо: «Вопрос продовольственный естественно переплетается с вопросом военным. Для пользы дела мне необходимы военные полномочия. Я уже писал об этом, но ответа не получил. Очень хорошо. В таком случае я буду сам, без формальностей свергать тех командармов и комиссаров, которые губят дело. Так мне подсказывают интересы дела, и, конечно, отсутствие бумажки от Троцкого меня не остановит».

Для Сталина эта кампания завершилась полным успехом: созданием Военного совета Северокавказского округа во главе с ним (причем возводить его на этот пост пришлось самому Троцкому — «по поручению Совнаркома) и последующим прореживанием «троцкистской гвардии» военспецов, чьи планы обороны не понравились Сталину. Тут уже можно было выразить удовлетворение достигнутым: «Не сомневаюсь, что [наши дела] пойдут еще лучше… Жму руку моему дорогому и любимому Ильичу. Ваш Сталин».

Другая важная командировка — Восточный фронт. В январе следующего года Сталин вместе с Дзержинским расследует причины сдачи Перми: аресты трибунал, расстрелы… Еще одним известным местом «наведения порядка» стал Петроград, где Сталин проводит мобилизации рабочих и аресты классово чуждых элементов. Весенне-летнее наступление Юденича захлебнулось. Но при следующем, осеннем, спасать ситуацию пришлось уже Троцкому, что, конечно, не прибавило ему симпатий со стороны «абрека».

Впоследствии Сталин стал известен и как организатор наступления на юге. Однако на польском фронте ему впервые не повезло по-крупному, что впрочем, не повлияло на цековские расклады. Надо заметить и то, что сам он, в отличие от Троцкого, в атаки никогда не ходил, предпочитая осуществлять руководство вдали от передовой.

Тем не менее товарищи по партии отметили его заслуги патетическим постановлением: «…В минуту смертельной опасности, когда окруженная со всех сторон тесным кольцом врагов, Советская власть отражала удары неприятеля; в минуту, когда враги Рабоче-крестьянской Революции в июле 1919 года подступали к Красному Питеру и уже овладели Красной Горкой, в этот тяжелый для Советской России час назначенный Президиумом ВЦИК на боевой пост Иосиф Виссарионович Джугашвили (Сталин) своей энергией и неутомимой работой сумел сплотить дрогнувшие ряды Красной Армии. Будучи сам в районе боевой линии, он под боевым огнем, личным примером воодушевлял ряды борющихся за Советскую Республику. В ознаменование всех заслуг по обороне Петрограда, а также самоотверженной его работы на южном фронте. Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет постановил наградить И.В. Джугашвили (Сталина) орденом «Красного Знамени»».

Так в Гражданскую войну впервые схлестнулись пути Троцкого и Сталина. В конечном итоге все свершения одного были приписаны другому. Потом, правда, произошел очередной разворот непредсказуемого прошлого. Даже бывший Царицын переименовали по-новому, однако Сталинградская битва, вопреки торжествовавшему в тот момент духу волюнтаризма, все-таки не стала «Волгоградской». (Сейчас в разных кругах — как самодеятельных, так и полуофициальных — периодически поднимается вопрос о возвращении городу славного имени номер два.)

А главное, Троцкому не вернули совсем ничего и нигде.