В том, что вход, который до нас искали очень многие и очень усердно, и который открылся нам сразу, в результате счастливого — здесь Белыч недовольно скривился — стечения обстоятельств, Петрович обнаружил ни много ни мало, но перст божий.
— Вот, — громко сказал он сверху, — вы, два Фомы, не верили в мои молитвы, а что, как не они вызвали явление этого чуда? Сколько здесь было алчущих? И почему путь открылся лишь нам?
— Не открылся еще, — морщась от боли, ответил Белыч. — Племянник вон твой уже битый час стены мацает, как призывник плаксивую невесту, а толку пока не видно.
— Потому что без души дело делает, без молитвы в сердце, — ничуть не усомнившись в правильности своих измышлений, заявил Корень.
— Верно, нужно всем сесть на жопу, помедитировать, глядишь — дверца сама и найдется. Что-то больно много чудес на одну твою молитву ожидаешь, Петрович.
— Не юродствуй, сталкер. Что там у Макса?
— Я ж говорю: все стены здесь облизал — ничего.
— Эй, Авгур! Стены-то толстые?
Я уже бегло осмотрел и ощупал полупроявленный искрами каркас. Внешние стены — метровой толщины монолит с арматурой, внутренние были разными: перпендикулярные к внешней стене — полуметровые, параллельная — в один кирпич. Потолок — полусферический и тоже метровой толщины, а вот межэтажное перекрытие — хлипкое, всего лишь в ладонь — плита-пустотка. Кажется, я начал понимать, что имел в виду «дядя», спрашивая о толщине стен.
— Петрович, если ты имеешь в виду детонирующий шнур, то я сильно против его использования.
— Чего это?
— Чего взрывать? Вот эту стеклянно-электрическую херь? Ты что-то знаешь о её свойствах? Может, эти стены теперь круче титановой брони? Или наоборот — так бабахнет, что пол-Зоны в воронку поместится?
— Максим, не умножай сущностей более необходимого! — Петровича явно понесло в теолого-филосовском направлении. Оккама вот вспомнил. — Попытка — не пытка.
— Петрович, — мне стало смешно, — как думаешь, что сказал пилот Пол Тиббетс, когда освобождался от груза над Хиросимой?
— Мне похеру, что он говорил, прости, Господи. Принимай пакеты.
— Господа, — проводник решил вступить в наш диспут, — право слово, неудобно вас об этом просить, но может быть, просвятите несведущего калеку, о каком взрыве идет речь?
Вместо ответа ему под ноги шлепнулся пакет с Primacord`ом, следом по веревке на карабине скользнул мешочек с электродетонаторами.
— Петрович, — мне все ещё не хотелось прибегать к этому крайнему средству, — ты предлагаешь при подрыве нам здесь побыть?
— Дурной совсем, что ли? — вопросом на вопрос ответил Корень. — Пару метров на дырку — это почти кило гексогена! В закрытом помещении. От вас даже рваных сандалий не останется! Уложите там все нормально и наверх выбирайтесь. И давай, Макс, пошевеливайся: действие твоего имипрапина не бесконечно. Через несколько часов будешь двоих на руках носить, если станешь сейчас притормаживать.
Белыч уже вынул шланг из пакета и недоуменно его разглядывал.
— Это что, Макс?
— Детонирующий шнур в шланге с октогеном. Сейчас обложим им контур будущего отверстия в перекрытии, воткнем электродетонатор, отойдем подальше и бахнем.
— Ты смотри! — восхитился проводник. — Полезная штука. Петрович, если после нашей экскурсии немного шланга останется — можно я себе заберу? В счет оплаты за понесенные ранения?
— Белыч, ты точно не еврей?
— А чего я такого сказал, брат? Жалко шланга?
— Заберешь, скопидом.
Укладка шнура заняла немного времени, гораздо дольше мы провозились с вытаскиванием Белыча из его нежданного узилища. Я сумел прилично ободрать себе руку, а сам Белыч пару раз хорошо приложился макушкой о потолок, когда я пытался его подсадить к люку. Корень с интересом посматривал на наши молодецкие забавы, не забывая, однако, время от времени внимательно обследовать подходы к кургану. Он успел переобуться, немного приодеться и теперь выглядел заправским головорезом. На голову повязал черную бандану, извлеченную непонятно откуда.
Через сорок минут подготовка к подрыву была полностью завершена: мы сидели в трубе, еще совсем недавно послужившей нам в качестве засады-укрытия.
— Ну, что? Приступим, братия? — Петрович вертел в руках брелок дистанционного подрыва. — На счет три. Раз, два, — под ногами едва заметно тряхнуло, — три. Давай, Макс, ты самый быстрый, посмотри, пока мы доковыляем.
Я привычно подхватил свою кладь и побежал по уже известному маршруту.
Взрывом сорвало с крепления веревку, и чертова аномалия втянула в себя еще метра три, куцый обрывок свисал с кургана, не доставая до круглого люка, теперь отмеченного сизоватой дымкой, полутора метров. Не смертельно. Я бросил вниз свой рюкзак, следом по веревке спустился сам. Подрыв мы предусмотрительно организовали не прямо под люком, поэтому я без боязни спрыгнул вниз. Дым быстро рассеивался, против ожидания не через верхнее отверстие, а словно стекал вниз, через только что сделанный пролом.
— Ну, Макс, что там? — донеслось сверху. Доковыляли, болезные.
— Есть ход! — я смотрел на утекающие вниз клубы и вдруг с изумлением заметил, как только что с такими мытарствами пробитое отверстие начинает срастаться!
Наверное, если попробовать взорвать лужу киселя, можно получить сходный эффект. Через некоторое время края разрыва сомкнутся и о том, что недавно здесь было отверстие почти метрового диаметра — можно будет догадаться только по ошметкам этого киселя на стенах. Но и стены здесь были необычные — я не увидел ни одного обломка от перекрытия. А будь это нормальный бетон, они просто обязаны были здесь валяться в немалых количествах!
— Петрович! — я заорал так громко, что сам на секунду оглох, — оно зарастает! Быстрее спускайтесь!
— Что там у тебя зарастает? — Корень не заразился моим волнением. — К врачу потом сходишь, когда совсем зарастет. Какать все же иногда нужно.
— Петрович, дошутишься! Дыра в полу зарастает. — Я говорил уже спокойнее, — минут через десять придется еще раз взрывать.
— Макс, — очень неуверенно, — ты не бредишь? Нанюхался там чего, ага?
— Либо вы спускаетесь сейчас, либо подождите десять минут и сразу бросайте мне еще один кусок шланга.
Сверху послышалась суета, потом в световое пятно свалились один за другим два рюкзака, посыпалось оружие, с громким матом на кучу рухнул Белыч, и, завершая картину пожарной эвакуации, спрыгнул Петрович.
— Где? — они подскочили ко мне одновременно, но по разному: Белыч прыгал на одной ноге, Корень — перекатываясь шустрым колобком — он даже не вставал на ноги.
— Вон, любуйтесь, — я показал им на сжимающуюся дыру пальцем. — Сантиметров пять уже сожрало. Теперь мне понятно, почему я ни окон ни дверей не нашел.
— Ух ты! — Белыч почесал небритый подбородок. — Сахаров с компанией за обломок этой хрени мне путевку в клуб миллионеров выписали бы не задумываясь! Это какая же область применения в народном хозяйстве?! На миллиарды!
— Булками шевелите, руконогие! — заорал Корень, осознав, что мой бред про самозатягивающийся прозрачный бетон вовсе и не бред даже.
Мы втроем кинулись к куче наваленных вещей и стали перекидывать их в сжимающееся отверстие. Глубина, судя по доносившимся звукам, оказалась небольшой — метра три. Когда все было сброшено, и лишь в моих руках оставался единственный АС «Вал» с десятью патронами, да «Глоки» Петровича с двумя магазинами, мы как-то вдруг, разом осознали, что остались без оружия, продовольствия, боеприпасов и других, необходимых для выживания вещей — все это было уже внизу. А отверстие сжалось так, что самому толстому из нас — Петровичу — уже надо было бы потрудиться, чтоб протиснуть сквозь него свое тело. Белыч, не понаслышке знавший, чем это — остаться без стволов и всего остального — грозит в Зоне, предпочел неизвестность подземелья, но с оружием. Он набрал в легкие воздуха и прыгнул вниз. Крик «твою мать!» и поток непечатной матерщины известил нас, что приземление прошло успешно. Корень перекрестился трижды, а я, пока он собирался, последовал за проводником. Приземление вышло не совсем удачным, но если б я вовремя не откатился, Петрович переломал бы мне все ребра.
Мы втроем сидели перед грудой снаряжения, почесываясь и матерясь, и зачарованно смотрели наверх, где от нашего лаза оставалась едва заметная щелка. Но вскоре затянулась и она, и нас окружил уже знакомый полумрак.
— Я вот чего не пойму, — Белыч перешел на доступный пониманию язык, — если дырки так быстро и надежно зарастают, то почему оставался открытым люк, в который я провалился? Мистика! Представьте, нас ведь снаружи теперь не видно! А мы сидим, всё видим! А как оно заросло, а? Тонкое напыление на ботинки и им сносу не будет вечно! Это однозначно Нобелевская премия! Только бы теперь до сахаровского бункера добраться! Или статью в центральной газете. Какой материал! Эх, таких бы клиентов на год раньше — разве б я здесь застрял бы?
— Шнобелевская, — Петрович, кряхтя, поднялся. Помотал руками-ногами, — Вроде цел. Ты, Макс, как? Клаустрофобия не мучает?
— Рука саднит, надо бы обработать чем-нибудь, а так — наверное, выживу.
— Здания из такого бетона! — Белыч не унимался. — Это ж мечта любого архитектора. Практически неразрушаемые.
— Обязательно, — согласился Петрович, — только окна с дверями замаешься прорубать. И каменные ботинки на ногах странновато будут смотреться. Перекусим?
— Давай, торопиться теперь некуда. Вон дверь, — кажется, я успел осмотреться раньше своих спутников, и первым заметил, что аномальный бетон в помещении, где мы оказались, через несколько метров вглубь меняется на нормальный, и в двадцати шагах от нас в обычной серой стене виднеется контур дверного проема, наполовину перегороженный металлическим шкафом.
— Насчет «торопиться-не торопиться», я бы не был столь категоричен, — заметил Белыч, вынимая уже порядком опостылевшую тушенку. — Все же у тебя на руках двое замученных тяжелым переходом и ранами людей. Каждый час промедления уменьшает наши шансы на выживание, — он вскрыл ножом крышку и отправил кусок граммов на двести в рот, скорчил трагичную гримасу и захрипел, — ну вот, пришел мой час!
— Хватит, ага? — Петрович оборвал его и забрал вскрытую банку, — угомонись уже. На полчаса объявляю привал.
Белыч недовольно насупился, и замолчал.
Некоторое время тишину нарушала лишь сосредоточенная работа трех пар челюстей и редкое позвякивание ножей о тонкую жесть вскрытых банок. Было время немного отдухнуть от бешеной гонки последних дней и немного поразмыслить о разном.
Набив желудок, я отошел в угол, чтобы полистать ПДА Макимота и его безымянного товарища. У самого Макимота в электронном помощнике не обнаружилось ничего интересного, а вот в наладоннике его соратника я сразу наткнулся на фрагмент переписки этого неудавшегося гранатометчика — как оказалось, его здесь знали под прозвищем Капелюх — с заказчиком.
«27.06. 23–52. Кому: Балдерс. Отправитель: Капелюх. Макимот видел в баре „Тегусигальпа“ интересующее вас лицо в сопровождении гражданского. Искали проводника. Фотографии в приложении».
Это еще не факт, что о нас, но дата и время настораживают. Приложение пустое. Или пересылалось с флэшки. Или удалено после отправления. Или… можно долго гадать, посмотрим, что они ещё друг другу писали.
«27.06. 23–55. Кому: Капелюх. Отправитель: Балдерс. Контракт подтверждаю. Установить маршрут следования Каравая».
Тоже непонятно, но уже можно подумать, что речь идет о Корне — был же он когда-то и капитаном.
«28.06. 00–41. Кому: Балдерс. Отправитель: Капелюх. Точный маршрут установить не удалось. Проводником нанят Белыч. Конечная точка — Рыжий лес. Выход завтра».
А вот здесь уже нет никаких сомнений, что речь идет о нас. Балдерс? Мне это имя ни о чем не говорило. Надо как-то ненавязчиво поинтересоваться у Белыча, кто это такой и чем мы могли его заинтересовать. Что там дальше?
«28.06. 00–55. Кому: Капелюх. Отправитель: Балдерс. Гражданского ликвидировать. Капитана доставить на известную вам точку».
Похоже, Петрович нужен Балдерсу живым? Стоп, а может быть Балдерсом Зайцев? Почему нет? Тогда получается, что меня нужно ликвидировать? Нет, Зайцев так поступить не мог.
«28.06. 12–17. Кому: Балдерс. Отправитель: Капелюх. На заставе Рыжего леса группа не появлялась. Ответственный по заставе — Просветленный Сын Британец, в расчетное время появления группы принимал конвой. Посторонних в конвое не было. Предполагаем, проводником выбран альтернативный маршрут — через Пузырь. Жду инструкций».
Наверное, речь идет о заставе Монолита с робокопами, через которую мы решили не ломиться.
« 28.06. 12–35. Кому: Капелюх. Отправитель: Балдерс. На заставе оставить двоих. Британец получит соответствующие инструкции. Организовать поиск Капитана и группы в Рыжем лесу. В случае невозможности преследования или утери следов — оставаться на месте».
Я посмотрел на Петровича. Он как раз разливал остатки чая по стаканчикам. Стоит ли ему говорить о моей находке? А если Капитан не он? Тогда по всему выходит, что Капитан — это я?! Максим Берг в Зоне был Бергом, а не Капитаном. Фамилия лучше любого прозвища. Но, может быть, мои новые ощущения не связанности меня и Берга в одно целое имеют именно такое толкование? Я — Капитан? Капитан чего или кого? Бред сивой кобылы! Мне нужен Балдерс: он знает кто такой Капитан! Я или Корень.
— Авгур, будешь чай? — в руках у Петровича были два стакана и он стоял передо мной.
— Да, спасибо, — я взял протянутый мне стакан. Чай был уже даже не теплый.
— Что-то интересное? — он кивнул на ПДА, сложенные у меня на коленях.
— Переписка с подружкой. Очень романтично. Жалко вдову.
— Ты только не заплачь от избытка чувств, — он развернулся и отошел к Белычу. — Однако, калики вы мои перехожие, угораздило нас попасть в местную кордегардию! Где еще можно встретить висящие на стенах таблички с родным: «Воин! Разряжай оружие в установленном месте!»? А? Правду сказать, такое же предупреждение висело и в мужском туалете в моей первой роте. Но это однозначно не туалет — нет соответствующих приборов, и интерьер лишен милой моему сердцу метлахской плитки.
Он еще что-то вещал, а мне в голову пришла свежая мысль — первым нас заметил Макимот! В его коммуникаторе должны быть так нужные мне снимки! Пришлось вновь вернуться к его файлам и в разделе «Заказы» я обнаружил фотографию Максима Сергеевича Берга в полевой форме ВС РФ с погонами ка-пи-та-на! А за плечом у него виднелся перевязанный белой изолентой приклад автомата…
Голова идет кругом от всего этого! Человек был похож на Берга больше, чем я сам! Хотелось заорать и несколько раз стукнуться башкой о стену! Жаль, что в сталкерских аптечках редко встретишь валерьянки с пустырником. Нужно успокоиться. И спросить Белыча о Балдерсе. Я откинул голову на стену, прикрыл глаза и стал считать про себя. Досчитав до сотни, решил, что этого будет достаточно.
— Белыч, — я отложил коммуникаторы на пол, но вставать не стал, — ты не знаешь человека по прозвищу Балдерс?
Проводник поперхнулся чаем, прокашлялся и поставил крышку от термоса, в которой еще что-то плескалось, рядом с собой. Удивленно посмотрел на меня и спросил:
— Тебе он зачем?
— Здесь покойный называет его в числе друзей.
— Дай-ка машинку, — проводник протянул руку, ожидая, что я привычно брошусь выполнять его команду. Ага, щазз!
— Скажи сначала.
Петрович настороженно следил за нашим разговором, переводя взгляд с одного на другого, словно пытался уследить за летающим теннисным мячиком. Но не вмешивался.
— Как хочешь, брат, — проводник отстраненно пожал плечами, — на нет и суда нет.
Он демонстративно-безразлично взял свой сосуд и нарочито громко чвыркнул, всасывая остывшее ещё вчера пойло.
— Белыч, он первый спросил, — Петрович вступил в разговор на моей стороне. — Да мне и самому стало интересно. Наверное, это ты им нужен был, да? А когда мы тебя нанимали, ты умолчал о конфликте с этим Балдерсом, ага? И подставил под удар мой проект. Так? А если так, то стоит ли мне платить тебе деньги? Стоишь ли ты их, если так запросто кидаешь клиентов? Хотел, чтоб мы тебя прикрыли от этого Балдерса? Кстати, его не Виталий ли Ольгердович зовут? Мне тебя сразу мочкануть или ты все же ответишь на вопросы?
Час от часу не легче — Петровичу-то откуда знать Балдерса?!! Здесь счетом до сотни нервы не успокоить. У всех вокруг какие-то тайны, знаки, намеки, один я как деревенский дурачок, ни хрена не понимаю! Может, просто «на пушку» берет? Однако, что ответит Белыч?
Вот чего не отнять у Корнеева Ивана Петровича — это умения быть чертовски убедительным! Белыч под грузом высосанных из пальца обвинений потрясенно молчал. Остатки чая вылились на его штаны, но он этого не замечал, беззвучно открывая и закрывая рот. Наконец его прорвало и он разъяренно зашипел:
— Да здесь у половины Зоны не решенные конфликты с другой половиной! Нет у меня конфликта с Балдерсом! И я не знаю его отчества!
— А что ты про него знаешь? — Корень встал у проводника за спиной, и теперь уже я испугался за Белыча, помня о том, что случилось, когда вот так же Корень возвышался над Чапаем.
Белыч вскочил, охнул от боли в перевязанной ноге и, развернувшись лицом к Петровичу, заорал, разбрызгивая слюну:
— Балдерс — это наемники! Мне они по херу — я сними дел не имею! Но если Балдерс послал своих людей за вами, то вам из Зоны не выбраться! Со мной или без меня!
— О как! — Петрович сложил руки за спину и неторопливо стал ходить из стороны в сторону, о чем-то сильно задумавшись.
Потом, как будто очнувшись, спросил:
— Но зовут его Виталий?
— Виталий, — согласился проводник.
— Из военных, — уточнил Корень, — лет, эдак, сорока пяти-пятидесяти? И туговат на левое ухо?
— Меня на его День Рождения ни разу не приглашали, — успокаиваясь, огрызнулся Белыч, — и к лору я его не водил. Да, из военных и не первой молодости. Он выполняет те заказы, за которые по каким-то причинам не берутся сами наемники. Балдерс распределяет задачи между подходящими вольными сталкерами, планирует. И, говорят, никогда не знает осечек.
— Все страньше и страньше. — Корень присел, открыл пластиковую бутылку с тоником, отхлебнул и сказал: — Балдерс, Максим, это человек, служивший когда-то давно на подхвате у Зайцева.
— А кто такой Зайцев? Ты уже второй раз упоминаешь об этом человеке.
— Борис Зайцев, мой старинный друг. Ныне покойный. — Стоит ли упоминать, что он опять перекрестился? — Помнишь, я рассказывал тебе о нашем совместном с Сергеем бизнесе? Борис был третьим. Начальником особого отдела дивизии. Но вот какое отношение к этой истории имеет Балдерс? Хотел бы я знать.
Мы все задумались. Не знаю хода мыслей Петровича, но для меня загадок только добавилось. Если Балдерс, бывший некогда правой рукой Зайцева — в Зоне, то что это должно значить для меня? Это хорошо или плохо? И как тогда следует читать сообщения на коммуникаторе Капелюха? В какую игру играет со мной Зайцев? Зачем Балдерсу Капитан? Кто такой Капитан? Кто такой я? Как бы не сорваться в истерику — было бы некстати.
Голова пухла от новых вопросов.
— Балдерс занимается у наемников самыми грязными делами, — нарушил повисшую паузу Белыч, — убийства, похищения, подставы. И он ВСЕГДА, — сталкер выделил интонацией произнесенное слово, — выполняет принятые заказы.
Пауза стала совсем зловещей. Предчувствуя, что рано или поздно Корня заинтересует найденная мною переписка, я лихорадочно стал удалять сообщения. Оставил лишь нейтральное:
«27.06. 23–55. Кому: Капелюх. Отправитель: Балдерс. Контракт подтверждаю. Установить маршрут следования Капитана».
- Ладно, — Корень поднялся со своего места, — Макс, дай-ка мне ПДА этот, где про Балдерса написано.
Я отдал ему ПДА Капелюха.
— Белыч, а кто такой Капитан? — прочитав послание, спросил Петрович.
— Здесь в Зоне, Капитанов, что твоих собак нерезаных, брат. — Сталкер заметил недовольное выражение на лице Корня и добавил: — Но, если в контексте Балдерса, то речь, скорее всего, идет о капитане Семенове. Наверное, уже и снорки в курсе, что Балдерс третий месяц ищет этого человека. Чем-то насолил он им сильно. То ли сдал кого-то, то ли наоборот не сдал — не знаю. Поначалу его сильно искали. Потом пару месяцев спокойно было. Пропал куда-то Капитан. Теперь, выходит, опять началось.
— Число в сообщении позавчерашнее, — заметил Петрович. — Вряд ли они вели два контракта одновременно. Не та публика. Это тебе не соевыми бобами торговать. И искали Капитана где-то в этих местах. По всему выходит, что Капитан где-то рядом, — он хохотнул и добавил, — может быть, даже кто-то из нас. Не Белыч. Либо ты, Макс, либо я. Дата отправления совпадает с нашим прибытием, команда вышла на нас и без разговоров начала стрелять. Наверняка по нашу душу. А может быть кто-то третий? Лежит где-нибудь под кустами и снорков кормит.
— А почему это не я? — Белыч, похоже, обиделся.
— Тебя здесь хорошо знают и не стали бы мудрить с позывными, — Корень стал загибать пальцы на правой руке, — это раз, тебя не обязательно выслеживать по Рыжим лесам, это два. Ты слышал о Семенове, но ты не он, это три. Два месяца ты жил здесь спокойно, хотя тебя в любой момент могли взять за гузно, это четыре… Продолжать?
— Да ладно, — Белыч отмахнулся.
— Что же нужно Балдерсу? — Петрович двумя руками взялся за голову, почесал волосы, задел обожженное ухо и недовольно поморщился.
— Может быть просто совпадение? — Мне самому не верилось в такую возможность.
— Сомневаюсь я, Макс. Не бывает таких совпадений. Нас кто-то ведет. Не знаю только — зачем и куда? Если по старым моим делам — один расклад, если по нынешним — другой, а если Балдерсу нужно что-то от тебя, а я так — рядом шёл, то третий. И это, пожалуй, единственный человек, у которого могут случиться разом все три причины. Ладно, — он наклонился и поднял свой рюкзак, давая понять, что привал окончен. — Будет день, будет пища. Сейчас все одно ничего не решить. А след наш он наверняка потерял. Нужно пользоваться моментом. Пошли?
Нас не пришлось долго уговаривать и меньше чем через минуту, отодвинув в сторону металлический шкаф, мы стояли у насквозь проржавевшей пожарной лестницы.
Слабый свет, падавший из открытой двери, едва освещал первые пять ступеней — дальнейший путь терялся в непроглядном мраке. Белыч включил фонарь, и яркий луч осветил стены до следующего пролета. Лестница впереди была относительна цела. Проводник первым ступил на металлическую с крупной насечкой поверхность. Его вес конструкция держала, он еще потоптался на месте для полной уверенности и шагнул на следующую ступень. Здесь Белыч несколько раз — сначала осторожно, а потом в полную силу попрыгал на месте, и, удостоверившись в прочности, махнул нам рукой, приглашая следовать за собой.
Я привычно пошел вторым. Теперь на мне было навьючено гораздо больше прежнего, и по общему весу, я, наверное, уже сравнялся с Петровичем. Но и меня лестница приняла благосклонно.
Вслед за проводником мы спустились на три лестничных марша, над нашими головами уже не стало видно светящегося дверного проема. Белыч остановился. Я посмотрел через его плечо, желая увидеть, чем вызвана остановка. До пола оставалось половина пролета, но её-то как раз и не было. Луч фонаря упирался в обшитую нержавейкой дверь, на которой висело предупреждение:
«Внимание! Зона повышенной опасности».
Проводник оглянулся:
— Макс, давай, ты первым вниз. Мне еще тяжело скакать, нога побаливает. Примешь мешки и нас. — Он отступил к стене, пропуская меня вперед. — Посмотри, что там с дверью?