Геша спал. И неожиданное пробуждение его могло стать проблемой, ведь в руках он сжимал заряженное ружье.

— Геша, — осторожно позвал Рогозин, когда вдвоем с Юриком они сняли верхний слой крыши гешиного убежища. — Эй, Геша, просыпайся!

Геша всхрапнул и перевернулся на другой бок.

Зато стал виден Семен. Своим богатырским телом Геша припирал капитана к стенке ямы и подобраться к Семену, не переступив через тело Геши было бы невозможно.

Пергаментная кожа на лице бывшего капитана натянулась и высушилась. Кое — где потрескалась. Губы были полуоткрыты и виднелись гнилые зубы, хотя еще недавно улыбка у капитана была почти голливудской. Глаза же были совершенно открыты и зрачки внимательно отслеживали любое движение снаружи.

— Живой, — удивленно выдохнул Юрик, первым, как обычно, заметивший движение глаз Семена. — Живой! Витька, капитан живой!

— А?! Что?!! — на возглас Юрика первым отреагировал проснувшийся Геша.

Он зачем‑то попытался замахнуться своим ружьем, как здоровенной дубиной, но сделать это из лежачего положения оказалось совсем непросто.

— Тихо, Геша! Это мы! Тихо, тихо, тихо! — зачастил Рогозин. — Мы вернулись за вами! Слышишь? Просыпайся!

— А — а-а, — сдуваясь как проткнутый мячик, выдохнул Геша. — Это вы. Что‑то не больно торопились. Вода есть? Пить хочется и капитану тоже…

— Семен, как ты? — Юрик дотронулся до капитанского лба.

— Он не говорит, — булькнул водой из рогозинской фляжки Геша. — Когда вы ушли, он пару часов кувыркался по поляне как током ударенный, потом глаза открыл, смотрит вокруг, но ничего не говорит. И дышит… редко. Раз в минуту. Или и того реже. Семен, будешь воду?

— Их нельзя убивать, — отчетливо произнес бывший капитан лопнувшими губами.

По его подбородку потекла вязкая кровь.

— Их нельзя убивать, — повторил Семен. — Дайте им спокойно вернуться. Из космоса…

После этих слов голова его безжизненно упала на грудь.

— Заговорил! — пробормотал Геша. — А я уж думал, что он совсем…

— Этого не может быть, — задумчиво произнес Юрик. — Никто не может вернуться из Нижнего Мира. Это не Семен. Я сначала подумал, что это Семен, но теперь понимаю, что это не Семен. Это Улу подослал своих слуг заморочить наши мозги.

— Что здесь происходит? — не вытерпел дядя Вася, но всеми был проигнорирован.

— Он дышит, — сказал Геша. — Я слышу, он дышит.

— О ком он говорил? — Рогозин не мог понять, о чем говорил вернувшийся с того света капитан.

— Он говорил про абаасов, юэров и остальных друзей Савельева, — ответил Юрик. — Он сказал, что их нельзя убивать. Значит, и до Семена добрался Улу и теперь через него внушает нам, что мы не должны сопротивляться. Его надо сжечь!

— Кого? — глупо спросил Геша. — Капитана? Да я тебе ноги выдерну живьем! Никто не будет жечь капитана. Он и без вас натерпелся.

Здоровяк поднялся на ноги, отряхнулся.

— Витек, ты мой ствол потащишь. Я понесу капитана. В нем весу сейчас килограммов сорок — донесу, поди? Веди нас, паря. А ты, старый, будешь нам тылы прикрывать, понял?

И дядя Вася не нашел слов для возражений. Он стоял над безголовым трупом «черного» абааса — одним из двух, убитых в произошедшей накануне стычке, и пытался замерить длину когтей на чудовищной лапе, приставляя к ним свой ботинок сорок второго размера.

И снова они куда‑то пошли, ведомые всезнающим и осторожным Юриком.

К пещере выбрались совсем не с той стороны, откуда рассчитывал подойти Рогозин.

— Жрать хочется, — сказал Геша, опуская Семена на теплый камень, освещенный заходящим солнцем. — Попадись мне сейчас черный — сожрал бы не задумываясь. Еще дня три такой сушки и мне можно будет к титулу «мистер Олимпия» приглядываться. Эй, есть здесь кто? Тащите жрать скорее!

Из темнеющего зева пещеры показалось бледное испуганное лицо Ларисы. Мелькнуло, сверкнув глазами, и пропало во тьме. Но вскоре она вышла наружу, держа в каждой руке по банке тушенки с гречкой.

— Вот, — женщина протянула одну жестянку голодному Геше, вторую — Юрику.

Достала из кармана флягу и тоже передала Геше.

— Остальные не приходили?

— Нет, — она слегка качнула головой. — Не было никого. Но где‑то неподалеку стреляли. Много стреляли. Виталик сначала услышал, скулить стал. Потом и я услышала…

Юрик, разрубив тесаком банку пополам, передал одну ее половину Рогозину, а во вторую полез сам приготовленной заранее ложкой. Лариса на секунду отвлеклась, проследив за манипуляциями якута, затем продолжила:

— Несколько раз часто — часто стреляли, потом одиночными, но погромче…

— Прямо не тайга, а стрельбище какое‑то, — хмыкнул Геша, облизывая пятерню, которой лазил во вскрытую банку. — Ладно, мать, сейчас сгоняем, поглядим, кто там бузит. А ты пока Семена накорми, — он кивнул на похожего на мумию капитана. — Видишь, как исхудал?

— Это Семен?! — Лариса закрыла рот ладонью, словно боялась произнести неосторожное, обидное слово и выпучила глаза. — Господи, божечки!

Рогозин внимательнее посмотрел на беднягу — капитана. Больше всего Семен напоминал теперь мумию. Должно быть, такими бывают какие‑нибудь буддийские монахи, про которых говорят, что они сами себя мумифицируют: умиротворенные, безразличные ко всему, ничего не желающие. Глаза Семена, широко открытые, взирали на мир с необъяснимым глубинным просветлением, казалось, что в этих двух мерцающих отражениями садящегося солнца глазах скрыта вся мудрость мира, спрятаны самые тайные и великие знания, которые он унесет с собой в смерть, в небытие, в вечность. Только нимба над головой не хватало в тот миг Семену. Хотелось бухнуться перед капитаном на колени, покаяться во всех совершенных и только замышляемых грехах и молить, молить о прощении.

Лариса тоненько зарыдала.

— Спокойно, мать! — рыкнул Геша. — Семен нынче из такой задницы вылез, что теперь сущая ерунда осталась. Присматривай за ним и корми, глядишь и выкарабкается.

Несмотря на то, что Геша целых полтора часа тащил на руках Семена, здоровяк не выглядел утомленным, наоборот, Рогозину показалось, что эта тяжелая прогулка придала ему сил.

— Ну и это, Лар… Таблеток каких‑нибудь что ли дай ему? Аспирина там…

Он подхватил Семена на руки и внес в пещеру, но очень скоро выбрался наружу:

— Пошли, орлы! Посмотрим, кто там барагозит.

Лара опять почему‑то всхлипнула, махнула неизвестно чему рукой и пошла, сгорбившись, в убежище.

— Я не пойду, — неожиданно для всех вдруг сказал Юрик. — Мы договорились встретиться здесь, значит, нужно оставаться здесь.

— Ты чего, оленевод?! — нахмурился Геша. — Бычить придумал? Неожиданно. Давай так сделаем: ты для поддержания своего реноме чуть — чуть побычь, а потом бычить переставай, лады?

— Отстаньте от него, Геша, — поддержал Юрика Рогозин. — Я тоже не пойду. Велено было ждать — значит, нужно ждать. Да и куда идти‑то? Она даже не знает, в какой стороне стреляли. То ли наши, то ли не наши?

Геша недоуменно поднял бровь, и посмотрел на Виктора так, будто перед ним заговорило дерево.

— Мужик, ты тоже решил бычить? Совсем неожиданно. Прямо день открытий какой‑то.

— Вам и дядь Вася то же самое скажет, — кивнул на старика Рогозин.

И только сейчас Виктор почувствовал как устал — сделать еще хотя бы сотню шагов казалось ему уже выше человеческих сил.

— А этот сивый хрен с горы мне вообще по барабану, — смерив дядь Васю презрительным взглядом, заявил Геша. — Пойми, дурилка, сейчас в этой тайге все, кто стреляет — наши, а в кого стреляют — не наши? Ву компрене? Так доступно для понимания?

— Да пошел ты, — вяло бросил Юрик и побрел в пещеру. — Наши, ваши. Надоело очень. Скоро ночь. Я устал.

— Стой, усатый! Я ведь тебе ноги сломаю!

— А по тайге тебя потом зайцы водить будут? — буркнул, не оборачиваясь, якут. — Или с медведем договоришься? Темно скоро будет. Нечего в темноте по лесу ходить — сучком глаз выбьешь, совсем слепой станешь.

— С — с-сволочь, — прошипел вполголоса Геша. — Там же кореша твои!

— Я этого не знаю наверняка, паря, — донеслось из‑под свода пещеры: Юрика уже не было видно. — А тайга большая, мало ли кто в ней стрелять придумал?

Рогозин пошел следом за ним, а третьим пристроился дядя Вася, виновато пожавший плечами, когда проходил мимо обескураженного Геши.

— Что вы за люди! — сплюнул тот под ноги. — Да люди ли вы вообще? М — да — а-а. Я здесь побуду. Мне с вами в одном помещении стремно дышать… Задыхаюсь я, душно мне.

Рогозину было обидно слышать подобные слова, но реагировать он никак не стал, ведь если этому амбалу так уж хочется гулять по вечерней тайге — его никто не держит.

Глаза трудно привыкали к темноте, костер по случаю отсутствия людей не горел и только через несколько минут Рогозин сумел разглядеть пристроившегося между камней Юрика, настороженный и недоверчивый взгляд мерцающих глаз полубезумного Виталия, Ларису, пытающуюся ухаживать за Семеном.

Виктор опустился на камень, положив рядом свой карамультук, обхватил голову руками, почесал слипшиеся от пыли и пота волосы, вытряхивая из них на землю какой‑то таежный мусор. Рядом кашлянул дядя Вася.

— Чего вам? — повернулся к нему Рогозин.

— Перекусить бы?

Рогозин сходил на склад, нашел там краюху пересохшего хлеба, кусок запечённого в углях зайца — из тех, что приволок с собой дядя Вася.

— Вот, — протянул он снедь старику, когда вернулся. — Вы что‑то рассказать пытались о первых космонавтах, когда на нас юэр напал? Сейчас самое время…

— Сейчас, Вить, сейчас все расскажу, — пообещал дедок и вцепился зубами в мясо. — Я расскажу все, без утайки, только чуть брюхо набью, хорошо?

— Ладно, — покладистый Рогозин никуда не торопился.

Виктор устроился рядом со стариком и некоторое время изучал «нового» дядю Васю. Видно было плохо, даже отблеск слабого костерка почти не помогал, но даже при таком освещении Виктор успел рассмотреть многое. Старик, совсем недавно претендовавший на лавры спасителя и героя, здорово сдал, утратил весь свой напор, потерял какой‑то стержень и теперь был готов на что угодно за простое доброе слово. Рогозин знал, как это бывает в жизни: в любой дворовой компании всегда есть какой‑нибудь косячник, крупно лопухнувшийся и растерявший авторитет, и поэтому теперь лебезящий даже перед изгоями.

Пока дядя Вася тренировал челюсти, в пещеру вошел Геша, постоял с полминуты в проеме — точно на той линии, что разделяла мрак и свет, потом пошел дальше, повернул за камень и скрылся из виду где‑то в той области, где Лариса ухаживала за двумя капитанами.

— Слухов всяких я много насобирал, — дядя Вася проглотил последний кусок и сразу заговорил. — Только здесь дело такое: слухи разные бывают. Одному можно верить, а на другой — только плюнуть и растереть. К тому же сразу после закрытия лаборатории знающие люди постарались понапустить туману. Одно время все думали, что там уран добывали. Потом люди стали считать, что там было тайное бомбоубежище и в нем приняли страшную смерть несколько сотен политзаключенных. Еще я слышал слух…

— На самом‑то деле как было? — оборвал Рогозин разболтавшегося старика.

— Да кто ж его знает теперь — от? Хотя… Может, в Москве кто‑нибудь жутко секретный и знает, но нам‑то он точно ничего не скажет. Не знаю, Витя, что там было на самом деле, но могу рассказать о том, что думали по этому поводу мой отец, мой коллега из Батагая и еще пара человек, которые меня инструктировали.

— Не тяните уже, а? Спать хочется.

— Вот послушай. За что купил, за то и продаю. Когда Сергей Павлович Королев делал на кульмане еще только первые наброски своих ракет, уже многим было понятно, что на химическом топливе далеко не улетишь. Про формулу реактивного движения Мещерского слыхал? Я тоже не слыхал, но мне знающие люди объяснили, а я запомнил. Чем быстрее хочешь лететь, тем быстрее тебе нужно тратить топливо, а чем быстрее ты его тратишь, тем меньше его остается. Чтобы далеко улететь нужно бесконечное количество топлива и…

— Я понял, — кивнул Рогозин. — На ракетах далеко не улетишь. И что?

— Нашлись люди, которые стали искать другие способы перемещения во Вселенной.

— На лошадях?

— Не совсем, — дядя Вася, кажется, нисколько не обиделся на усталое хамство Рогозина. — Про филадельфийский эксперимент слышал?

— Это где корабль проводами опутывали и невидимкой делали?

— Да, только вместо невидимости умудрились отправить его за тысячу километров.

— Я не помню тонкостей. Слышал, что это была операция по дезинформации Гитлера?

— Чушь! — дядя Вася даже вскочил на ноги. — Телепортацию тогда изобрели! Только управлять ею не сумели! Говорят, там сам Эйнштейн проектом руководил! И Тесла тож.

— Молодцы, что здесь сказать? Только какое отношение Филадельфия имеет к нам?

— А вот здесь есть такой момент: в те годы среди американских умников было полным — полно агентов Лаврентий Палыча, слыхал о таком?

— Берии, что ли? Ну, слышал. И что?

— Ну вот. Эти агенты, значица, сумели утащить проектную документацию эксперимента. И отчеты об испытании. Потом так же атомную бомбу утащили, — дядя Вася окончательно успокоился и сел на камень рядом. — Были каналы. Передали нашим в Москву в какую‑то шаражку, а там Ландау с компанией стали мараковать — как эту штуку к делу пристроить?

Дядя Вася многозначительно замолчал.

— И? — подтолкнул его Рогозин.

— И додумались! — в словах старика слышалась гордость за советских ученых. — Построили механизм, проводов целые километры намотали. Это уже здесь было. Не спрашивай про тонкости — я ведь только охранник развалин. Подключили электричество. Там, — дядя Вася показал рукой направление, — ниже по реке, до сих пор есть руины электростанции — она только этот объект и питала. Жуткие мегаватты. Потом, когда зачищали все, ее тоже подорвали. Жалко… Мы‑то в селе на дизеле до сих пор сидим, а там целая станция была. На сотню таких сел ее быс избытком хватило.

— Дальше‑то что? — с нетерпением спросил Рогозин.

— Интересно стало? Вот послушай. Поставили они эту установку — от, отладили, запустили. А она возьми и сработай — портал открылся! Только куда — никто понять не может! Сладили какие‑то зонды, отправили, да с концами. Телеметрия какая‑то с них идет обрывками, а сами аппараты назад вернуть невозможно. Система ниппель, понимаешь? Здесь передатчик, там просто приемник. Отсюда туда отправить можно и принять тоже можно, а вот оттуда сюда отправить ничего нельзя!

— Засада, — согласился Рогозин. — И как они выкрутились?

Рогозина захватила история дяди Васи, она оказалась куда интереснее версии Мони и уж тем более Юрика.

— Ну, решили, что стоит послать туда несколько добровольцев — чтобы те, значит, на той стороне тоже станцию наладили. Одноразовую. Отобрали несколько человек, натренировали, обучили. Потом привезли скафандры. Тогда уже и королевскую космическую программу испытывали, так что скафандры — что у Гагарина, что у наших молодцов — одинаковые были. Белые такие с надписью СССР на шлеме. Ну да видел, поди, на картинках‑то? Вот точно такие. Сперва, конечно, собак с мышами запускали, только толку от них никакого нет: какое‑то время они по приборам вроде как живут, а потом показания исчезают. То ли мрут собачки, то ли убегают куда подальше от портала — непонятно было. Короче, судили — рядили, сроки горят, результат нужен кровь из носу! Нашли людей. Тогда ведь знаешь как? «Коммунист? — Да! — полезай в пекло!» И ничего, брали под козырек и шагали!

— Жесть, — вздрогнул Рогозин, представив себя на месте такого коммуниста. — А дальше?

— Снарядили экспедицию. Пять человек. Здоровы умные парни все. Страшные лейтенанты. Да и отправили всех на ту сторону с узлами для передающей станции. Несколько дней здесь получали данные, что люди живы и считали, что эксперимент удался. Едва в Москву не доложились. А потом как‑то получили фотографии оттуда. Это было страшно… Батя крестился, когда об этом вспоминал, хотя сам, конечно, ничего не видел, только с некоторыми людьми знаком был. В общем, когда люди в портал входили, какая‑то ерунда с ними происходила и на ту сторону они прибывали уже в состоянии… как бы это сказать? Ну вот, к примеру, если бы мы с тобой отправились, то на выходе наши с тобой тела смешались бы в один организм — четырехногий и четырехрукий с двумя головами. Причем, одна голова могла бы быть внутри другой, а ноги расти из лопаток. Врубаешься, как там эти добровольцы померли?

— Вообще жесть! — Рогозин сглотнул ком, вставший в горле. — А если один человек будет?

— Тогда выворачивает его шиворот — навыворот. Слышал выражение " в рот мне ноги»? Вот там это реальностью становилось.

— На фиг такую телепортацию!

— Не приведи Господь, — перекрестился дядя Вася, вообще‑то совсем не религиозный.

— И как, решили проблему?

— Решили, — кивнул старик. — Только так решили, что лучше бы и не решали вовек!

— Так что же?

— Долго думали, мудрили, потом какой‑то умник выдвинул гипотезу, что для стабильности тела человеку нужен полный контроль над ним — на молекулярном уровне. Чтобы разум все время перемещения контролировал организм и не позволял клеткам или, как говорил этот умник, — информации о клетках — заниматься ерундой. У человека есть ведь сознание, подсознание, инстинкты. Человек, к примеру, не может отрастить себе лишний палец по желанию, или приказать черепу разветвиться рогами?

— Ну насчет рогов не знаю, — хихикнул неслышно подошедший Геша. — Рога — штука странная.

— Помолчите, Геша! — очень вежливо, но твердо попросил Виктор. — Пожалуйста.

— Как скажешь, начальник, — Геша уселся напротив. — Мне и самому интересно такую байку послушать. Давай, дед, трави дальше! Только расскажи сначала, как ты это узнал, если все живые участники наверняка давали тысячу подписок о неразглашении?

— Мне батя рассказал и велел молчать. Но раз уж мы все в это вляпались…

— А ему кто? — настаивал Геша, нагло ухмыляясь.

Дядя Вася поскреб затылок и нехотя ответил:

— Здесь, мил человек, понимаешь, дело такое… В общем, был мой батя как‑то в Москве на стажировке. В начале шестидесятых это было. Отец, еще только — только начавший службу на этом объекте на объекте, познакомился на этих курсах с одним коллегой. Николаем того звали. Он в Западной Украине работал и тоже на стажировку в Москву приехал. А дед того Николая был в те годы, как считалось окружающими и докторами, уже в глубоком маразме. Альцгеймер или Паркинсон или еще что — я в медицине не силен. Так вот, этот Николаев дед без умолку нес какую‑то околесицу о взорванном подземелье в Якутии и космических героях. Ближние‑то думали, что дед съехал, а батя сразу смекнул, о чем старикан бормочет — несколько знакомых названий услыхал. Работал этот маразматик, оказывается, точно на нашем объекте — начальником смены в охране. Тому деду из‑за маразма его накласть уже было на всякие подписки, вот и спешил выболтать все, что можно. Потом его в спецпсихушку увезли, и больше отец никогда его не видел. Но то, что дед успел рассказать, запомнил накрепко и мне передал.

— Гладко, — одобрил объяснение Геша. — Ну, раз так, тогда трави дальше.

— А дальше началось странное, — перешел на полушепот дядя Вася. — Дедок тот спятивший, он ведь тоже не в шибко больших чинах был, мог рассказать только то, что заметил сам. А заметил он, что в лаборатории стали появляться священники. Много, очень много всяких попов: наши, католические, магометанские, буддисты, раввины, какие‑то уж совсем нетутошние, привозили даже несколько сатанистов из самой Америки, но чем они там занимались — то деду неведомо было. Однако ж потом и попы пропали, зато вместо них на постоянную работу устроились несколько якутских и юкагирских шаманов. Реально — с бубнами, с костями своими древними. Да.

Рогозин внутренне напрягся, ожидая, что вот — вот все станет понятно.

— После этого дела у наших космических путешественников пошли на лад, — продолжал свой рассказ дядя Вася. — Специально отобранные ребята, после того, как с ними поработали шаманы, ходили в этот космос как к себе домой. Назад, правда, возвращаться не торопились. Никто не вернулся тогда. Зато стали присылать с той стороны всякие ценности: золотишко там, камушки всякие, устройства какие‑то необыкновенные, много полезного всякого для страны. Тоннами.

— Так в чем дело‑то было — почему людей выворачивать перестало? — не вытерпел Рогозин. — И при чем здесь попы? Как попы согласуются с квантовой механикой и релятивистской физикой? Не понимаю?

— Вот чего не знаю, того не знаю, Вить. Николаев дед ничего и сам не знал. Секретность ведь на каждом шагу. До сих пор голову ломаю — нет у меня ответов. Ну дак я же не Ландау с Капицей, — дядя Вася виновато развел руки.

— И дальше что было? — опять влез Геша.

— А дальше стало происходить странное. Пару раз из того портала в лабораторию приходили… Николаев дед даже названия им не знал. Но я, повидавший черных и светящихся — юркиных абаасов с юэрами, — теперь‑то понимаю, о чем, вернее — о ком говорил дед. В общем, золото золотом, но когда персонал лаборатории был полностью истреблен во второй раз, начальники на самом верху не вытерпели и порешили проект полностью закрыть. Ведь никто из умников не мог ответить на простой вопрос: кто еще может к нам прийти с той стороны?

— Забавная байка, — хмыкнул Геша, стряхивая со штанов какой‑то сор. — Дурацкая. Не очень‑то на государственную тайну похожая. Действительно — бред маразматика.

Он поднялся на ноги и пошел к Ларисе.

— Много ты понимаешь в государственных тайнах! — прошептал ему вслед дядя Вася. — Иной раз такое рассекретят, что просто диву даешься — как руки — от поднялись подобное сотворить?

Он проводил взглядом в спину недоверчивого Гешу и, уже веселее, добавил:

— Честно сказать, я и сам‑то во все это не очень верю с одной стороны. Источник — тот еще. Где он что‑то увидел, запомнил, а где потом уже придумал — сейчас не разобрать. А с другой стороны… в мире так много всякого, необъяснимого.

— А про Железноногого что скажете? — полюбопытствовал Рогозин, не обращая внимания на Гешино мнение.

— Про Железноногого? Не знаю, Вить. Подозреваю, что он тоже из той же лаборатории, может даже из тех самых космонавтов хлопец, но сказать твердо ничего не могу. Встречал его пару раз в тайге, выходил он к реке на своих ходулях и грустно так в след мне смотрел, пока я в лодке отгребал подальше. Он ведь без языка — ни сказать, ни крикнуть ничего не может.

— Может только людей убивать, да? Охотников? А может быть, это тоже ваш подельник — народ от объекта отваживал? Ну из параллельного ведомства?

— Нет, Вить, — отказался от такого коллеги дядя Вася. — Железноногий — это что‑то другое. Он ведь не стареет совсем. Не человек он. Или не совсем человек. Вот приятеля бы его допросить — физика, с которым они из лесу к нам приходили, вот было бы дело. Тот наверняка что‑то знал. Да только где‑то в тайге сгинул. Как пришли из леса, так и пропали в ём. Вот после того как они объявились, а потом пропали, моего батю и поставили сторожить место.

— На нашего Савельева он очень похож. Мы с Юриком его через реку видели. Там узкое русло, хорошо все рассмотрели. Как близнец Савельеву этот Железноногий, но только лет на тридцать помоложе. Хотя на самом деле лет на тридцать постарше должен быть.

— Не знаю, Витя. Вот чего не знаю, того не знаю. Я и без того сегодня уже наболтался, пойду, может, посплю немножко.