Мысли о твари, которая ночью едва не довела до инфаркта, не отпускали ни на миг. И хотя чувство страха притупилось, полностью исчезать не желало. Едва я вспоминал жуткий крик, внутри что-то застывало, становилось неуютно, в душе поселялся ощутимый дискомфорт. Я не мог придумать логическое объяснение случившемуся, не мог отыскать в архивах памяти название существа, способного издавать столь невыносимые звуки. Предположения возникали разные, одно другого невероятнее. Ведь, когда заканчиваются нормальные аргументы, приходится выискивать их в области нереального.

Я сидел в беседке и, невзирая на данный себе обет, выкуривал одну сигарету за другой. В массивной каменной пепельнице уже не оставалось места для новых окурков, пепельная пыль устилала покрытую лаком поверхность стола.

— Славик! Вот ты где спрятался! А я уже весь дом обыскала…

Я вскочил, Наталка бросилась мне на шею. Так вот оно то, радостное, в предвкушении чего трепетало с утра сердце.

— Наточка, Солнышко! — она уткнулась головой мне в грудь, я гладил ее по мягким волосам, словно целебный нектар, вдыхая их аромат. — Как я рад, что ты здесь! Я так скучал по тебе.

— Правда?

Она отодвинулась и заглянула мне в глаза. Я смутился. Чуть-чуть. Ведь не соврал, действительно, скучал. Может и отвлекался иногда, но ненадолго и не всерьез…

Наталка что-то уловила. Не задалось у меня с лицом, все читают на нем, словно в открытой книге.

— Понятненько… Соблазны были, ты им мужественно противостоял, но они оказались сильнее.

Отпираться не было смысла. Лицо мое запылало, стало жарко.

— Я даже знаю, кто эта змея-искусительница.

— Откуда? — вырвалось у меня.

В ее глазах играли озорные искринки.

— Я заглянула в твою комнату.

Ноги мои подкосились. Одно дело рассуждать об абстрактном, и совсем иное… Я представил, что она могла увидеть, слабость овладела, ноги подкосились.

— Да не тушуйся, ты, — заметив мое состояние, успокаивала Наталка. — Ты мне в верности не клялся. Дело молодое, наживное…

Я не верил, что она говорит искренне. Не может девушка спокойно рассуждать о сопернице, пусть та и в подметки ей не годится. Такого не бывает.

— Конечно, вину искупать придется долго и упорно. — Все-таки да, мне показалось, что я уловил дымок досады, всего лишь на мгновенье затмивший ее взгляд. — Я потом придумаю, как тебя наказать. А пока, Славик, у меня к тебе просьба, — ее голос стая серьезным. — Желательно, чтобы никто не догадывался о наших отношениях. Продолжай развлекаться с Томой. Я разрешаю.

— Как…

— Как и прежде.

Наталка отстранилась от меня.

— Но почему?

— Так надо, — ответила загадочно.

Я ничего не понимал. Присел на скамейку, закурил очередную, не помню какую по счету, сигарету.

— И ты ко мне не придешь?

Она замялась.

— Не уверена.

— Обиделась?

— Я уже сказала, что — нет.

Она наклонилась, поцеловала меня и уже собралась выпорхнуть из беседки, когда рядом заскрипел гравий. На дорожке показалась инвалидная коляска, подталкиваемая сиделкой с непроницаемо-суровым выражением на лице.

Маринка показалась мне бледнее, чем раньше. Может, Наталья Владимировна не соврала, что ей ночью стало хуже?

Она хотела что-то сказать, но увидела рядом со мной Наталку и передумала. Кивнула небрежно, мимоходом, и коляска, не останавливаясь, покатила дальше.

Наталка при виде жены Влада изменилась до неузнаваемости. Радостно-озорное выражение, словно корова языком слизала. Лицо помрачнело, стало, как мне показалось, злым.

— Стервозина!

— Почему? Несчастная больная женщина, — заступился за Маринку.

— Она и раньше Владу житья не давала, а сейчас, после аварии, вообще хочет его со свету сжить. Впрочем, — она улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться, как-то через силу у нее получилось, — зачем тебе знать наши маленькие семейные проблемы?

Наталка наклонилась, чмокнула меня в щеку и, не успел я слова молвить, исчезла из беседки. Сказать, что я остался озадаченным, значит, ничего не сказать. Я вообще перестал что-либо понимать.

* * *

Влад был не в духе. Молча, плеснул в стакан коньяк и протянул мне. Я не возражал. Мне не мешало привести мысли в порядок.

Не перебивая, он выслушал рассказ о ночных приключениях и лишь потом резюмировал:

— Что за бред?

Я сдвинул плечами, мол, понимай, как знаешь, мое дело — поставить тебя в известность.

— Скажи, какого черта тебя понесло в подвал?

Тон, каким Влад спросил, мне не понравился.

— Призрак искал, — ответил резко. — Тот самый, который мешает тебе спать по ночам.

Какое-то время казалось, что Влад задался целью испепелить меня взглядом. Но потом опустил глаза, плечи его поникли.

— Что-то случилось?

— А, ерунда.

Он снова налил коньяк.

— Признайся, какую собаку Баскервилей держишь в подвале?

— Я? — удивление школьного товарища казалось искренним. — Клянусь, я ни слухом, ни духом.

— Чего же тогда орал?

— За тебя, дурака, испугался. Случись что, как бы я перед твоими родителями оправдывался? Или… перед Наталкой, — добавил после паузы. — Тех идиотов не жалко, туда им и дорога, а ты ж для меня не совсем чужой…

— Хоть предполагаешь, что там может быть?

— Нет. Но ты, прав, Славик, необходимо узнать. Хозяин я или не хозяин?

Только сейчас до меня дошло, что Влад пьян. Если и не в стельку, то весьма и весьма. Он поднялся, его пошатывало.

— Подожди, я сполоснусь.

Нетвердой походкой он направился в ванную. А я пожалел, что затеял разговор. Мысль о том, что придется снова спускаться в подвал, не вдохновляла. Но и, как отговорить Влада, я не знал. Вернее, знал, что отговорить его невозможно. Упрямый, зараза, если вдолбил себе в голову, не отступится.

Кеша вчерашнее, судя по всему, тоже воспринял близко к сердцу. Его хладнокровие дало сбой. Он наплевал на комплексы и поплыл по течению. Основательно и беспробудно. Мы увидели его в баре в полном вырубоне. Сколько он перед этим выпил, сказать трудно. Коньяк был в бутылке, в бокале и лужей растекался по столу. Невзирая на то, что кто-то успел убрать, ощущался приторно-кислый запах блевотины.

— Вот еще, чмошник! — Влад приподнял толстячка за воротник, словно тряпичную куклу, резко отпустил и тот расплылся по диванчику, не подавая признаков жизни.

— Оставь его, — попросил, ощущая некую солидарность с Кешей. Ему ведь довелось пережить ночью то же, что и мне. А, возможно, и пострашнее. Он мог не только слышать тварь, но и видеть ее.

— Ну его…

Влад брезгливо вытер руку о скатерть, и мы через кухню вышли во внутренний дворик.

В подвале тоже убрано, никаких следов. Освещенный электричеством, он выглядел иначе, чем ночью в луче миниатюрного фонарика. Аккуратные стеллажи почти полностью скрывали кирпичные стены, на них все сложено аккуратно и в определенном порядке. Ни зловещих теней по углам, ни чего-то иного, что могло смутить неокрепший разум, нагоняя на него безотчетный страх. Все буднично, прозаично и даже скучновато. Старинные кирпичи, аркой возвышающиеся над головой, и те оказались вычищенными до первозданного блеска. Покрытые прозрачным лаком, они тусклым зеркалом отражали матовые плафоны светильников.

Сейчас подвал казался меньшим, чем накануне и лишенным таинственности. Возможно, от подобной метаморфозы он утратил изюминку, но я не любитель экстрима, и таким он мне нравился больше.

— Показывай, где?

Мы прошли в торец помещения и остановились возле ряда огромных, почти в человеческий рост, бочек, выстроенных ровнехонько, как под линейку. Я растерялся, не мог вспомнить, под какой из них спрятано пробитое в полу отверстие.

— Кажется, здесь…

Влад хмыкнул. Взялся за одну из бочек, поднатужился, с трудом выволок ее из общего ряда. Ничего. Серый, как и во всем подвале, бетонный пол, монолитный, нерушимый. Влад принялся за следующую бочку, потом еще и еще. Вскоре от видимого порядка в помещении осталось лишь воспоминание.

Неужели мне привиделось? Влад тоже, наверное, засомневался. С каждой новой бочкой его энтузиазм угасал, раздражение все больше выплескивалось нецензурной бранью. Пока еще абстрактной, но чувствовалось, что скоро она приобретет личностный характер, и я даже подозревал, на чью голову выльется. Я готовился к худшему, морально настраивал себя безропотно стерпеть справедливое негодования товарища. Как вдруг Влад замолчал, что-то в его настроении поменялось, он даже присвистнул от изумления.

— Ни фига себе! Во, ребятки, дают. Прямо-таки — шахтеры, ударники производства.

Я заглянул через его плечо и увидел знакомую дыру.

— Здесь еще лестница была, — подсказал Владу.

— Щас что-то придумаем. А я уж, братишка, засомневался.

Лестница никуда из подвала не делась. Она лежала под стенкой на виду, и мы не увидели ее сразу лишь потому, что искали другое. Влад легко поднял ее и опустил в отверстие.

— Ну что, с Богом!

Он уже ступил на лестницу, когда я окликнул его.

— Что еще…

— Вдруг там, действительно что-то опасное, а мы — с голыми руками.

Влад улыбнулся, приподнял полу пиджака, и я увидел воткнутый за пояс пистолет. Оружие не ахти, какое, дробовик в данном случае был бы полезнее, но все-таки…

* * *

Днем, хоть в подземелье такое понятие более чем условное, да еще и за широкой спиной Влада, вооруженного кроме пистолета мощным фонариком, было намного спокойнее и почти не страшно. Тем более что никакие звуки, кроме наших шагов и срывающихся с потолка капель, устоявшуюся тишину не нарушали. Оно и понятно, нечисть, по всем канонам, активизируется ночью, а в светлое, пусть и условно светлое, время суток ей положено отсыпаться. Конечно же, скользкая грязь и стекающая за шиворот влага сами по себе неприятны, но с ними можно было смириться, в надежде, что ничего страшнее не предвидится.

Мы быстро продвигались узким коридором. Свет фонарика поочередно перемещался со стен на потолок, всего лишь мельком, смотреть там было не на что, в основном же его луч был направлен вперед. Вскоре мы достигли, как показалось сначала, тупика, однако, приблизившись, увидели, что ход сворачивает. Только раньше он был заложен каменной кладкой. Теперь стена разрушена, разбитые кирпичи усеивали пол, здесь же валялись брошенные лом и кирка.

Наверное, ход продолжался и в противоположную сторону, осмотрев стену, мы обнаружили трещину, но руки кладоискателей до нее еще не дошли.

Пространство расширилось, и я вдруг понял, что мы продвигаемся не по сотворенному руками ходу, а природной каменной пещерой: пока еще узкой и тесной, но с каждым шагом она расширялась, увеличивалась, как вширь так и ввысь.

Пол уже не был ровным, попадались каменные наросты, цепляющие за ноги, норовящие свалить и не пустить дальше. Владу было проще, мне же свет заслоняла его спина, и я то и дело спотыкался.

— В таких апартаментах, любая тварь поселиться может. Идеальное место для обиталища монстров.

Я не знал, шутит Влад или говорит серьезно, но смеяться, отнюдь, не хотелось.

По мере нашего продвижения пещера все разрасталась. Вскоре она приобрела воистину громадные размеры, мы оказались в подобии огромного зала, едва вступив в который, содрогнулись от страшного визга потревоженных летучих мышей. Они беспорядочными тенями заметались над головами, иногда настолько близко, что от всколыхнувшегося воздуха по лицам пробегал холодок, а волосы на голове взметались, как от ураганного ветра. Летучих мышей было много, сотни, может, тысячи.

Я зажмурился, старался смотреть строго под ноги, чтобы не видеть окружающий кошмар, от отвращения сводило желудок, сердце замирало всякий раз, когда какая-то из тварей пролетала слишком близко. Я боялся чтобы меня не задели, чтобы сдуревший от внепланового беспокойства упырь не вцепился в волосы. Влад, судя по всему, тоже чувствовал себя неуютно, и, хотя не подавал виду, шаги его стали шире и быстрее, вскоре он едва не перешел на бег.

Каким-то образом нам удалось пересечь царство летающих монстров, и мы уткнулись в глухую стену, потолок над которой снижался почти до высоты человеческого роста. Простора для полетов здесь было недостаточно, и мы вздохнули спокойнее. Влад прислонился спиной к граниту и стал водить фонарем по залу, тщательно исследуя каждый его уголок. Однако, кроме летающих тварей, которые начали успокаиваться, иных монстров в пещере не увидели. Ничего такого, что могло бы издать испугавший ночью рев. Лишь камни и летучие мыши. Значит логово местного Минотавра, так я мысленно окрестил неведомую тварь, располагалось не здесь. Влад переместил свет фонаря на стену и стал исследовать ее темные, прячущиеся в тени закоулки.

Искать долго не пришлось. Узкая щель, уводившая дальше в неизведанные недра, находилась почти рядом. Я ступил в нее почти с облегчением. Ночные страхи если и не позабылись, то основательно стерлись с памяти, и сейчас реальные летучие мыши казались страшнее, нежели мифическое существо. Ведь не исключено, что напугавший ночью звук был всего лишь следствием природного катаклизма. Камень свалился или еще что-то, а причуды акустики превратили естественный звук в нечто ужасное и не поддающееся идентификации. Не убедительно, но ведь такое вполне могло быть.

Щель лишь поначалу была узкой, дальше она расширялась, не до таких размеров, как раньше, но достаточно, чтобы можно было идти свободно и не цепляться за стены. Под ногами тоже было ровно, преобладала крошка гравия, ступать по которой было значительно легче. К тому же, мне показалось, что мы движемся вверх, воздух стал чище и приятнее. Несколько раз тоннель круто поворачивал, но боковых ответвлений я не заметил, и это успокаивало, значит, не заблудимся.

Влад погасил фонарь, и я увидел дневной свет. Узкая полоска строго перпендикулярно, пересекала нам путь, перерезала его, словно лезвием ножа. Над головой виднелась трещина. Она была достаточно широкая, для летучих мышей, но не более того. Никакой монстр в нее пробраться не мог, нам тоже, не светило. Мы недолго порадовались естественному свету и чистому воздуху, после чего отправились дальше. Слишком далеко забрались, чтобы бросить все и не удовлетворить любопытство в полной мере.

— Не думал, что под моим домом такие катакомбы, — голос Влада казался озадаченным.

Это была первая фраза, произнесенная им, не помню, за какой период времени. Тяжелая дорога, постоянное напряжение, граничащее со стрессом, не располагали к разговорам.

Тоннель еще несколько раз повернул, воздух стал теплее и менее влажным. Он перестал быть чистым, в нем появилось нечто неприятное, раздражающее и тревожащее одновременно.

Чем дальше продвигались, он становился тяжелее, гуще, вдыхался с трудом, и, как будто, не выходил полностью наружу, оставляя в легких неприятный осадок. В голове закружилось, глаза начали слезиться, стало труднее сдерживать рвотные позывы.

— Влад, мы отравимся, здесь какой-то газ.

— Еще чуть-чуть и вернемся…

Влад говорил с трудом, его голос срывался, он тоже держался из последних сил. Слова были лишены здравого смысла, продиктованы упрямством и не поддающемся доводам разума духом противоречия. Промолчи я, возможно, он сам предложил бы бежать подальше от опасного места. Но теперь он должен был проявить характер. Иначе он не был Владом, тем Владом, каким я знал его раньше, и, каким он, похоже, оставался до сих пор.

Меня стошнило.

Сознание меркло, и готово было покинуть бренную оболочку. Я уже почти ничего не понимал, что меня вело вперед, затрудняюсь сказать. Ноги двигались по привычке, подчиняясь инстинкту сохранения равновесия и не более того. Если бы я замедлил размеренный ритм, я бы свалился и не поднялся. Мне не приходило в голову задерживать дыхание или закрыть нос рубашкой, разумные мысли отдалились и не воспринимались. Я полной грудью вдыхал ядовитый воздух, что было сродни суициду.

Еще поворот, я почти не осознал его, и — свет. Не от фонарика, а — естественный, дарящий надежду освобождения. Свет, который должен избавить от мучений и прояснить разум.

Отравленный организм не воспринимал избавления. Воздух, вместо того, чтобы стать свежее, сделался совсем нестерпимым, а еще недавно дрожащее от подвальной сырости тело вдруг стало липким от пота. Не в силах больше удерживаться на ногах, я свалился на колени. Но что-то не позволило растянуться на обжигающем песке и продолжало толкать меня дальше к выходу, пусть даже на четвереньках.

А потом немного прояснилось. Нет, воздух не стал чище. Отравляющие миазмы еще больше сконцентрировались, но в глазах как будто навели резкость. Не нормальную, а — неестественную, более резкую, чем она может быть. Я плохо соображал, но видел все отчетливо, каждую песчинку под ладонью, каждый камушек, каждую крупицу грязи. И, самое страшное, я видел миллионы мух. Зеленых, синих, громадных. Они невыносимо жужжали, роем носились вокруг, облепляли меня. И это не могло быть реальностью. Реальность не бывает настолько отвратительной.

Я сошел с ума, мое отравленное сознание не выдержало нагрузки и почему-то вместо успокоения подвергло меня новым изощренным мучениям.

Завибрировал песок, вздрогнули каменные стены. Рев, тот самый, который испугал ночью. Но сейчас я его скорее ощущал, чем слышал.

— Славик, дружище, держись! Еще немного осталось.

Голос Влада доносился из неизведанных глубин, я не знал, слышу его, или он мне только кажется.

— Славик очнись!

Моя голова бессильно моталась из стороны в сторону. Влад плескал ладонями по щекам, и я начинал осознавать это.

— Ну, слава Богу!

Я смотрел на Влада. Его лицо расплывалось.

— Влад, ты слышал? Это было оно!

Язык едва поворачивался.

— Не только слышал, и видел тоже.

— Да? — признание товарища не столько испугало, сколько пробудило интерес. — Оно страшное?

Влад рассмеялся. Наверное, это был истеричный смех. Его организм тоже отравлен, и он, как и я, вел себя неадекватно.

— Славик, и ты сейчас будешь смеяться. Но, клянусь, кому-то придется горько заплакать…

* * *

Сознание возвращалось так же быстро, как раньше упорхнуло от меня. Я вдыхал тошнотворный запах, но уже свыкся или смирился с ним. Мухи тоже не исчезли. Их не породила фантазия, они существовали на самом деле и это успокаивало. И дневной свет никуда не делся.

Лицо Влада еще пару раз мелькнуло передо мной, потом исчезло. Я приподнялся на локтях, дышать старался реже, вонь была непереносимой. Оперся рукой, присел. В пещере достаточно светло, чтобы рассмотреть неровные каменные стены.

Влад насторожился, прислушался. Я не понимал, что взволновало школьного товарища. А он, убедившись, что со мной все в порядке, ничего не объяснив, вдруг быстро направился к выходу и исчез за камнем. Вскоре оттуда послышалось его грозное «Твою мать!», после чего прозвучал выстрел.

Я встал на ноги, земля качалась, подташнивало, но, придерживаясь за камни, как мог быстро, поспешил за Владом. Впереди огромный валун преграждал трещину, и увидеть выход на поверхность, можно было, лишь обойдя камень. Трещина вела в еще одну пещеру, которая уже непосредственно связывалась с белым светом. В арочном проеме я увидел отражение солнечного света и кусочек безупречно синего неба. Душа возрадовалось, сердце затрепетало, однако, дышать, по-прежнему, было невозможно.

Зажав нос рукой, я поспешно двинулся к выходу, нога наступила на что-то мягкое и скользкое, я едва сохранил равновесие. Посмотрел вниз, и меня снова стошнило. Каменный пол пещеры обильно орошен уже подсыхающей кровью, повсюду разбросаны чьи-то внутренности, облепленные мухами и толпами отвратительных насекомых.

Влад снова выругался и снова выстрелил. Потом я услышал другие голоса, чужие. О чем шла речь, разобрать не мог, но по интонации понял, что Влад контролирует ситуацию, а его противники пытаются оправдаться. Голоса их звучали жалобно с просящими нотками.

Наконец-то, мне удалось вдохнуть свежего воздуха Полной грудью. Я упивался целебным нектаром, испытывал настоящее блаженство. Оно было сродни легкому опьянению, когда тело как будто воспаряет над землей, предметы приобретают необычайную четкость, краски становятся более яркими, а окружающий мир кажется чуточку лучше, чем на самом деле.

Я словно заново родился, а, может, так и было. Ведь мог стать жертвой отравляющего разложения, а сердце могло не выдержать рева умирающей животины, которую живодеры безжалостно исполосовали ножами.

Вот и вся сказка о монстре!

Наверняка, таким образом, и рождались легенды о чудовищах. Усиленный каменной акустикой звук способен кого угодно повергнуть в трепет, даже, нас, современных, повидавших немало ужасов в кинострашилках. А каково было древним без голливудской закалки?

Место знакомое. Именно сюда вчера завело меня любопытство, именно отсюда я поспешил убраться, не выдержав запаха.

Туша коровы лежала на боку, брюхо ее вспорото, выпотрошенные внутренности разбросаны вокруг в бурых пятнах слизи и застывающей крови. Отрезанная голова валялась в стороне. Один глаз животного был приоткрыт и смотрел на окружающее безобразие с тоской и укоризной. Зрелище не для слабонервных. Но что-то в моих мозгах успело атрофироваться, и я воспринимал увиденное спокойно. Рвотные спазмы больше не тревожили, возможно, потому, что желудок заранее изверг все, все, что в нем находилось, и извергаться было нечему. Нервы тоже в порядке, я ощущал себя спокойным, как никогда. Приятно после пережитых мистических ужасов удостовериться, что монстров и чудовищ не существует, а самая страшная тварь, которую можно повстречать, передвигается на двух ногах, разговаривает на человеческой языке и внешне кажется положительной и добропорядочной.

Двое из таких тварей лежали возле грузовика и слезно умоляли Влада не убивать их. На людей они были мало похожи: измазанные в крови и прочей гадости спецовки, растрепанные волосы. У одного под глазом наливался фингал, второй лежал, подогнув под себя ноги, и держался руками за живот. Лица у обоих бледные, в глазах — обреченность. Влад возвышался над ними в образе то ли статуи правосудия, то ли гестаповского палача. Ноги раздвинуты, в руке пистолет. Ствол, правда, смотрел в землю, но запуганных жертв это мало успокаивало.

— Вы, сволочи, меня давно достали! Мне, что делать нечего, как постоянно жалобы выслушивать? У того корову украли, у того… Вообще, нюх потеряли? Да я вас сейчас на месте порешу, и мне только спасибо скажут.

Его словам внимали и, похоже, верили. И мне, почему то, тоже казалось, что он не шутил.

— Мы больше не будем, — словно не выучивший уроков двоечник, бормотал один из живодеров, второй молчал, лишь тяжело, со свистом втягивал воздух и окровавленными руками размазывал по лицу слезы.

— Конечно, не будете, — согласился Влад. — Вы больше ничего не будете и никогда не будете. Знаете, я даже не стану трупы прятать. Вот, — он что-то поддел ногой и, как заправский футболист, подбросил ближе к несчастным, — скажу, что оборонялся. Мне за это еще грамоту дадут. Я повешу ее на стенку и буду ею любоваться.

Я присмотрелся к предмету и распознал измазанный красным нож. Вероятно, им разделывали туши коров. Не уверен, что им пытались разделать и моего товарища, меня в то время рядом не было, но, кто его знает? Вдруг это не просто заблудшие селяне, а матерые преступники? Не зря же Влад из пистолета палил?

— Может лучше милицию? — подал голос, молчавший до сих пор?

— Я сам знаю, что лучше, — отрезал Влад и поднял пистолет.

— Не надо! Не надо! — в два голоса запричитали живодеры.

— Почему?

Я успокоился. Понял, что Влад никого убивать не собирается. Но злоумышленники не просекли черного юмора и обрадовались паузе. Хоть и говорят, что перед смертью не надышишься, они, словно за пресловутую соломинку, хватались за каждое подаренное мгновенье.

— Мы заплатим!

— Мы много заплатим! — поддержал второй. — Все, что есть, отдадим.

— Да что у вас может быть? — Влад или действительно выглядел разочарованным, или мастерски играл выбранную для себя роль.

— Тысячу!

— Чего-чего?

— Зеленых…

— Ха! Ха! И еще три раза — ха!

Щелкнул взведенный курок.

— Две тысячи, Три тысячи!!!

Раздался выстрел. Второй, третий. Грузовик за спинами поверженных злоумышленников протяжно вздохнул и сделался ниже. Из разодранных шин со свистом вырывался воздух.

— Значит, так. Все здесь убрать, закопать, чтобы было чисто, как в Эрмитаже. И никуда не уходить. В случай чего, найду и церемониться не буду…

— Да, да, все сделаем, — оглушенные выстрелами, а еще больше пришибленные осознанием того, что, казалось, неминуемая смерть пронеслась мимо, запричитали бандиты.

Влад достал мобильник.

— Лейтенант? Привет! Кто говорит? Ну, ты, парень, и даешь. Да ты на своем участке должен всех не только в лицо знать, а… В общем, так, завязывай с ерундой. У тебя, как с раскрываемостью? Не, парень, ты не прав. Есть дело, и еще какое — дело. Ты живешь на мои налоги, и я имею право интересоваться. Не, ты чего-то не догоняешь? Значит так, бери ручку, карандаш или, что там у тебя под рукой, записывай. Каменный Брод. Старую ферму знаешь? Езжай, не промахнешься, спускаешься к ручью, тут пещера каменная. Найдешь двух гавриков, с поличным. Крестьяне тебя после этого на руках носить будут. Да на фига тебе моя фамилия, ты лучше делом займись. Все, отбой!

Влад раздраженно выключил мобильник.

— Вот придурок, ему готовое предлагаешь, на блюдечке… — он махнул рукой, с удивлением заметил, что все еще сжимает пистолет. Щелкнул предохранителем и спрятал оружие за пояс.

* * *

После обеда набежали тучи, укрыли солнце, сорвался ветер, посеял моросящий дождь.

Я сидел в гостиной возле камина, огня в нем не было, но мягкий диван расслаблял и успокаивал. Мысли мои метались беспорядочно, без всякого сладу. Вспоминались ночные приключения и их утреннее продолжение, не давала покоя загадка с проникающим в мою комнату призраком (призраком ли?), но больше всего волновало непонятное поведение Наталки. Явившись на мгновенье, она исчезла и больше не показывалась, как будто специально меня избегала. Непонятно. Очень непонятно, как и многое в этом доме.

Неожиданно я пришел к выводу, что эффективность моей работы равна нулю, и нет даже предпосылок, что она может стать продуктивнее. Мне удалось собрать букет загадок, но решить их я не мог. Правда, некоторые отсеивались сами. Но лишь те, которые подчинялись законам логики и держались на фундаменте материализма. Как, например, старуха на дороге или таинственный монстр из подземелья.

Поведение Наталки не вписывалось в категорию мистического, тем не менее, было непонятным. Мысленно я прокручивал в голове подробности утренней встречи, пытался найти объяснение происходящему, но мои потуги равнялись сбиванию воды в ступе.

Логичней было бросить глупое занятие, отвлечься, расслабиться, попробовать наслаждаться отпуском. Только пить не хотелось, погода не располагала к прогулкам, и подыскать альтернативу полосканию собственных мозгов оказалось не просто.

Поискать Тому, что ли? Тоже неохота. Придется долго и нудно рассказывать ей, как мы с Владом обезвредили пещерного монстра. А мне было лень что-то рассказывать и объяснять.

В доме царила тишина. В каких потаенных уголках скрывались немногочисленные обитатели, неведомо, да и знать не хотелось. И то хорошо, что не надоедают с расспросами и не капают на мозги. А одиночество, все же, приятнее навязчивой компании…

Не успел подумать, как зазвонил мобильник. Почему я не оставил его в комнате? Ах да, хотел вызвонить Наталку…

— Славик, зайди ко мне!

Голос Влада был деловой и серьезный. Не успел я ответить, как он отключился, и в ухе надоедливо запиликали короткие гудки.

Милиционер расположился в гостевом кресле, которое я уже привык считать своим. Мне пришлось присесть на диванчике, не менее мягком и удобном, но отсутствие подлокотников, на которые так приятно опереться, создавало ощущение незащищенности. Я чувствовал себя неуверенно, тело предательски задрожало. Особенно, когда участковый пронзил взглядом, таким нехорошим и наполненным подозрения, что я сразу почувствовал себя виновным и почти готовым сознаться в этом.

Внешне участковый выглядел классическим милиционером, каких я помнил из советских фильмов. Короткая стрижка, голубая, выглаженная рубашка, серые брюки с красными по бокам полосками и отутюженными стрелками. Он был не то, чтобы худой, но какой-то вытянутый, словно его специально растягивали, лицо несоразмерно длинное, напоминающее лошадиное, а лоб выпуклый, словно у младенца. Маленькие нехорошие глазки прятались в глубоких впадинах, закамуфлированных густыми русыми бровями. Тонкая бледная кожа плотно обтягивала рельефно выступающие скулы, квадратный, рассеченный ложбинкой, подбородок и костлявый нос выдавались вперед немножко больше, чем нужно. В ином случае такая диспропорция могла показаться комичной, но в сейчас она больше ассоциировалась с образом злодея. И повстречай я представителя закона ночью в глухом переулке, наверняка бы испугался.

Уточнив мои фамилию имя отчество и место проживания, которые он тщательно и неторопливо записал в стандартный бланк протокола допроса, участковый снова испепелил меня взглядом и тут же ошарашил убийственной фразой:

— Вы подозреваетесь в соучастии в вооруженном разбойном нападении на мирных граждан, о чем имеется соответствующее заявление пострадавших.

* * *

Его слова повергли меня в шок. Я словно окаменел, в голове сумбур, губы зашевелились, как у вытащенной из воды рыбы. Такого я не ожидал.

Милиционеру моя реакция понравилась, на нечто подобное он и рассчитывал. Лошадиное лицо растянулось в подобии улыбки, хотя она больше напоминала гримасу или оскал хищного зверя.

— Лейтенант, ты говори, да не заговаривайся.

Влад сидел за столом в дальнем конце комнаты и внешне казался совершенно спокойным.

— Старший лейтенант, — поправил милиционер.

— Пока еще старший, — проворчал Влад.

Милиционер хмыкнул, мол, нашел, чем пугать.

— Ладно, еще не обвиняетесь, — согласился он. — Расскажите, где вы находились и что делали сегодня утром между восьмью и десятью часами.

Я не знал, что можно рассказывать, а что нельзя. Мне все еще было не по себе от предъявленного (шутя или всерьез?) обвинения.

Милиционер не отводил от меня глаз, а я в полной растерянности гипнотизировал Влада, ожидая подсказки.

— Лейтенант, ты уже все записал. Перепиши с моих слов и дай расписаться. Зачем тебе головная боль?

— Эта головная боль, как вы выразились, входит в мои служебные обязанности.

— Да пойми ты, дурачок, — таким тоном родитель разговаривает с непутевым сыном. — Мы идем тебе навстречу. Мы раскрыли тебе преступление, поймали злоумышленников.

Участкового его слова не проняли.

— Вы применили огнестрельное оружие. На каком основании? У вас имеется разрешение? Если нет — это уголовное преступление.

— Какое оружие? Откуда ты его выцепил? Мало что тебе наговорили… — возмущение Влада казалось искренним, я же понял, о чем говорить не следует.

— Экспертиза покажет.

— Шутишь? Какая экспертиза? Или ты всерьез рассчитываешь, что кто-то будет заниматься проверкой твоих домыслов?

— Вы будете отвечать на мои вопросы? — оставил без внимания реплику Влада участковый, и снова обратился ко мне.

— По закону он не обязан.

— В таком случае я выпишу повестку, и мы поговорим в отделении. Но там разговор уже будет другой.

— Для начала поговори с моим адвокатом.

Влад вышел из-за стола, подошел к милиционеру и небрежно бросил ему на колени визитку.

— А сейчас прошу оставить мой дом, у меня много работы.

— Вы понимаете, что создаете препятствие для работы правоохранительных органов?

— Объясните это моему адвокату.

Когда милиционер ушел, Влад взял мобильник, набрал номер.

— Петрович? Да, я. Привет. Слушай, у меня самого времени мало. Тут участковый у нас… Да, тот еще фрукт. Но, пронырливый, зараза. Такой до чего угодно докопается. Тебе не кажется, что он засиделся на должности. Продвинь его куда-то в район, дай ему еще одну звездочку. Достал он меня, я ему преступление раскрыл, ворюг с поличным повязал, а он… Нет, увольнять не надо, лучше на повышение, жаль такими кадрами разбрасываться. Вакансий нет, так придумай что-нибудь. Начальник ты, или, кто? Кого участковым? Стажера любого пришли, пусть жизни учится, у нас ведь тихо, спокойно… Лады, договорились. С меня причитается.

Влад отключил телефон.

— Ты не думаешь, что участковый крышевал воров? — спросил я.

— Нет, для этого у него кишка тонка. Слишком он какой-то правильный. Я ему бабки предлагал, и немалые. Просто так, мне ведь пришить нечего, а он, дурак, отказался.

— Зачем же ты его поощряешь, на повышение продвинул, пусть бы увольняли.

Я все не мог отойти от шока. После общения с милиционером на душе было мерзко и неприятно.

— В райотделе его быстро обломают. Может еще станет на человека похожим. Да и на меня причины таить зла нет. Кто знает, как оно дальше повернется? На благодарность я, конечно, не рассчитываю, но и обозленного мента, да еще такого правильного, за спиной иметь не хочу.