— Славик, выручай! Ты же — спец по всякой хренотени. Кто, если не ты, сможет разобраться в этой дуристике?

Влад не был похож на себя, на того Влада, которого я знал со школьных лет. Раньше он отличался спокойным, уравновешенным характером, обладая крупным телосложением, относился к ровесникам с вальяжной снисходительностью.

Не помню, чтобы он выходил из себя или нервничал. Даже в экстремальных ситуациях, как во время разборок с подвыпившей шпаной, его флегма была непробиваемой. Не могли вывести его из себя и угрозы директора о возможном исключении, а после — неоднократные вызовы в милицию. Его невозмутимость и внутренняя уверенность в собственной правоте ставили всех в тупик и, не исключено, именно благодаря таким качествам Влад умудрялся выбираться сухим из воды в ситуациях, где другой бы на его месте отгреб по полной программе.

Друзьями мы с Владом не были, да и сомневаюсь, чтобы у него были друзья. Со всеми он держался ровно, но на расстоянии, словно отгораживался незримой стеной от всего, что его лично не касалось.

В учебе Влад не блистал, но в институт поступил и даже закончил его. О дальнейшей судьбе одноклассника я знал по обрывочным слухам. Мол, некоторое время мотался челноком по открывшемуся в перестроечные времена зарубежью, тогда многие начинающие бизнесмены, таким образом, зарабатывали стартовый капитал. Затем выкупил место на центральном рынке и по заграницам для него уже мотались другие. Позже Влад, якобы забросил торговлю, организовал свою фирму и вроде бы преуспел на бизнесовом поприще.

Пути наши не пересекались. Школьные встречи Влад игнорировал и с бывшими одноклассниками связи не поддерживал. Постепенно он стерся с памяти, вспоминал я о нем лишь иногда, листая старые школьные альбомы, да и то мимоходом.

Прошло больше двадцати лет, и, вот он, Влад, сидит напротив, растолстевший, но еще не утративший былую форму. Одет в дорогой костюм, рубашка с золотыми запонками, галстук от какого-то «диора». Внушительное кресло, украшение моего кабинета, ему тесновато. Владу неудобно, он постоянно ерзает, а несвойственная ему нервозность в доли секунды перечеркивает казавшийся незыблемым образ из детства.

Влад появился без предупреждения. С утра изводил секретаршу шефа назойливыми вопросами, когда я прихожу на работу и буду ли вообще? При этом он наотрез отказался общаться с директором. Игорь Владимирович наметанным глазом учуяв богатого клиента, едва не распластался перед ним, предлагая переговорить в кабинете за чашечкой кофе. В ответ Влад одарил его высокомерным взглядом (мне после Наталка рассказала), мол, кто ты такой и чего тебе нужно? Шеф обиделся, закрылся в кабинете, буркнув секретарше, что занят и его ни для кого нет. А Наталка через каждые пять минут названивала мне на мобильный, который я, выключив вчера вечером, так и не удосужился включить сегодня утром.

Я Влада сразу не узнал, столько времени прошло… И когда эта громадина набросилась на меня, заключила в объятия, настолько крепкие, что услышал хруст собственных костей, я не то, что опешил, дар речи потерял.

— Славик!!! Сто лет тебя не видел! А ты совсем не изменился! Не узнаешь? Это же я — Влад Егоркин! Одноклассник твой!

— Влад?

Я едва высвободился из медвежьей хватки, присмотрелся. Компьютер в голове включился, заработал. Шестеренки или что там, вошли в контакт, память понемногу возвращала из забытья годы счастливого детства. Узнавание, хоть и с опозданием, озарило мозг.

— Ты ко мне? — не отыскав ничего более уместного в лексиконе, спросил я.

— К тебе, дружище, к тебе…

Многословие, обилие пустых фраз не увязывались с воскресшим из глубин образом, но время способно и не на такие метаморфозы. Все мы меняемся.

Я не знал, о чем с ним говорить. Прошло много времени, мы стали чужими и незнакомыми. Его жизнь для меня скрывалась в потемках, и я не был уверен, нужно ли рассеивать их или лучше оставаться в неведении? Тем более что мне, по большому счету, был глубоко параллелен, как мир его обитания, так и он сам. Не возникни сейчас Влад на моем горизонте, возможно, до конца своих дней я бы о нем и не вспомнил.

Тем не менее, молчать становилось неприлично.

Дежурная, ничего не значащая фраза сорвалась и вместо ожидаемого скудного ответа вызвала долгую тираду. Влад рассказывал что-то о своей жизни, о бизнесе, о семье, а я тупо уставился на его обрюзгшее тело и едва не зевал. Мне хотелось, чтобы он скорее выложил причину нежданного визита, а он, словно опасался ее затрагивать и убаюкивал меня ненужными россказнями, оттягивая миг чистосердечного признания. Наконец, поток красноречия иссяк или он уловил мое не восприятие, запнулся на полуфразе и покашлял в кулак.

— Я к тебе вот по какому делу…

Он ожидал, что я заинтересуюсь, сделал паузу, достал зачем-то носовой платок, повертел в руках и засунул обратно в карман. Я молчал, пауза снова затянулась, сгустилась и надавила ощутимым грузом.

— Знаешь… Как-то неловко здесь говорить… Не располагает казенщина… Может, выйдем, посидим за чашечкой кофе…

Я не хотел кофе, мне не хотелось никуда идти, работы было по горло, сроки поджимали, тем не менее, сам не знаю, почему, с готовностью поднялся из-за стола.

* * *

Погода не радовала, начало сентября после сухого горячего августа решило воздать недостающую влагу. Уже неделю над городом клубились тяжелые свинцовой окраски тучи, моросил надоедливый мелкий дождь. Резкие порывы ветра сгибали деревья и гоняли мусор по хмурым морщинистым лужам. Неуютно, сыро… И настроение под стать, тоскливо, хоть волком вой. Беспричинно, просто так, ни с того, ни с сего. В таком настроении все чаще задумываешься о безвозвратно потерянном времени, о суетности и бесполезности, как своей жизни, так и происходящего вокруг. Наверное, первые симптомы надвигающейся старости, хотя, в сорок лет думать о ней как будто еще не принято.

Влад первым вынырнул из уютного подъезда навстречу моросящей влажной пыли, которую ветер нещадно швырял в лицо. И остановился в растерянности. Он не знал, куда идти, по-видимому, давно не был в этом районе, а, может, и в городе. Пришлось брать бразды в свои руки. Вслед за ним я ступил в неуютную сырость, и крупицы тепла, накопившиеся за недолгое время пребывания в офисе, сразу испарились. Ветер без помех пробрался под легкую одежду и ледяными ладонями защекотал тело, вынуждая скукожиться.

— Ну и погодка, черт бы ее побрал!

В замороженное сознание, слова Влада проникали с трудом, внешний дискомфорт возвел плотный барьер, гася внутреннее восприятие и концентрируя ощущения лишь на осознании собственной уязвимости и ничтожности. Окружающая реальность виделась безликой серой картинкой, а звуки сливались в отдаленно гудящий фон, не имеющий ничего общего ни с моими мыслями, ни с ощущениями.

— Уснул что ли?

— Бежим!

Я схватил Влада за руку и, согнувшись, как будто это могло уберечь от дождя, потащил его к пешеходному переходу, за которым на противоположной стороне улицы манящими огоньками подмигивала неоновая вывеска уютного подвальчика.

Аромат кофе с мускатом, табачного дыма и еще чего-то непонятного, но приятного. Шибануло контрастом, ударило в голову, расслабило. Плюс убаюкивающая мелодия, едва сочившаяся из динамиков, скрытых за деревянными панелями. Хорошо, приятно, здорово до умопомрачения.

Как мало человеку нужно для счастья, всего лишь немножко тепла и уюта. Вот только плохое быстро забывается, а к хорошему привыкаешь сразу, и, когда его не с чем сравнить, оно становится обыденным…

Что за день такой? Сплошная философия в мозгах. Погода подействовала?

Кафе было маленькое, всего на четыре столика. В углу нечто вроде кабинки: огражденное высокими спинками диванов, отделенное от общего зала пространство. Лучшего места для приватной беседы и не пожелаешь. К тому же рядом камин приветливо потрескивал угольками, щедро обволакивая сухим жаром, ни с чем несравнимым и по-домашнему комфортным.

Расслабляющая атмосфера, убаюкивающая, отвлекающая от суеты, удачно сочеталась с горячим крепким кофе и золотистым коньяком, сверкающим на донышке непомерно больших бочкообразных бокалов. Заказывал Влад: скромно, без излишеств, сугубо для беседы. Хотя, скромно — понятие относительное. Коньяк не из дешевых, но для Влада, этой прожженной акулы капитализма, без напряга (что для меня половина зарплаты, для него карманные расходы). Разные у нас весовые категории.

— Вот такие дела, братишка…

Влад отхлебнул коньяк, поморщился, то ли напиток не пришелся по вкусу, то ли от мыслей, которые его тревожили, но все еще оставались непостижимой загадкой для меня.

Я смотрел на бывшего одноклассника и видел перед собой чужого человека. Десять лет, проведенные в одном коллективе, канули безвозвратно, и смутные обрывки воспоминаний ни на йоту не приближали к пробуждению, если не родственных, так хотя бы дружеских чувств. А ведь на выпускном вечере слезы на глаза наворачивались, обменивались адресами, делились планами на будущее и не верили, что сможем жить в отдельности друг от друга. Теперь с колокольни прожитого наивные юношеские чувства казались нелепыми и смешными. Сколько нам тогда было? Семнадцать. Из них десять лет, большая часть жизни, вместе. Теперь та большая часть составляет жалкую кроху, незначительную и в чем-то нереальную.

— И в чем проблема? — я тоже отхлебнул из бокала, покатал во рту терпкую, кажущуюся маслянистой жидкость и лишь после этого проглотил ее.

Отличный коньяк, как на мой вкус. Правда, какой из меня эксперт? Нечасто доводилось вкушать благородное пойло. Зарплата, увы, не позволяла, а желающих угостить ничем не выдающегося серенького клерка не так уж много. Точнее, совсем немного.

— Даже не знаю с чего начать, — Влад снова нахмурился, теперь уже точно не от коньяка. — Фигня какая-то со мной происходит. Словами и не объяснишь. Сам не могу понять. Мистика, одним словом. Или на самом деле все вижу, или к врачу пора обращаться…

— Я-то здесь причем?

Грубовато, наверное, только я действительно не понимал ни сути проблемы, которую Влад так и не объяснил, ни зачем я ему, собственно, понадобился? К медицине я никаким боком, по поводу мистики, конечно, зацепки имелись, но, опять-таки, весьма и весьма отдаленные.

— Я читал в газете о вашей фирме. Потом узнал, что ты там работаешь. Славик, для меня ты просто находка. Ведь не откажешься помочь старому другу?

Во, загнул! Старым другом обозвал. Четверть столетия ни слухом, ни духом и вдруг… Интересно, если бы мне от него что-нибудь понадобилось, как бы он отреагировал?

Впрочем, что за мысли? У человека неприятности, а я к словам придираюсь.

— Может, расскажешь, что случилось?

Влад призадумался. Его лоб уже привычно сморщился, обозначая следы будущих морщин.

— Понимаешь, Славик, так просто всего не объяснишь. И не из-за боязни, что ты меня за сумасшедшего примешь. Не хочу тебя заранее программировать, мне необходима свежесть твоего восприятия. Хочу, чтобы ты сам, без моих слов, понял, есть необычное или нет?

— Как ты себе это представляешь?

— Да очень просто, — Влад взгромоздил локти на столик, приблизился ко мне, голос его стал громче и напористее. — Приедешь ко мне в гости, ну, вроде бы, в гости, для жены, для тещи… Отдохнешь, заодно и посмотришь, что к чему.

— Легко сказать. У меня — работа, до отпуска еще о-го-го сколько.

— Плюнь на все! Возьми за свой счет. Шефу твоему я отстегну, сколько положено. Да и ты, братишка, в накладе не останешься. Согласись, идеальный вариант: отдых и к тому же бабки неплохие заработаешь…

Вариант, действительно, неплохой. Каждый день торчать в офисе или в архиве, перебирать скучнейшие бумаги и сочинять нуднейшие отчеты, надоело до чертиков. Согласился бы с дорогой душой. Только, не уверен, что шеф клюнет на замануху, а грызться с ним никакого резона.

— Соглашайся!

Влад поднял бокал, его рука замерла в ожидании, что я сделаю то же. Я подчинился, но ответ мой его разочаровал.

— Не могу обещать. Шеф у меня не подарок. Договоришься, так и быть, наведаюсь к старому школьному другу.

Бокалы снова соприкоснулись с нежным звоном, хотя с лица Влада слетел прежний энтузиазм. Он погрустнел, неужели, в самом деле, рассчитывал, что я сразу сорвусь с места и умчусь невесть куда и неведомо зачем?

— Ладно, братишка, считай, что добазарились. Пойдем к твоему шефу.

* * *

Разговор с шефом велся за закрытой дверью. Не для посторонних ушей тема, коль речь, кроме всего прочего, касалась материального поощрения.

Накануне Игорь Владимирович не отказал себе в легкой мести за пренебрежение, с которым мой одноклассник отнесся к нему при первой встречи. Промурыжил Влада в приемной полчаса, при этом, шепнула мне на ушко Наталка, срочных дел, кроме разве что еще одной чашечки кофе, у него не наблюдалось. Утренний кофе, неизвестно который по счету, плюс разбор почты. Поэтому я был почти уверен, что шеф просто-напросто морочит Владу голову или набивает себе цену.

И то и другое — плохой признак. Кроме прочих недостатков Игорь Владимирович обладал еще и ослиным упрямством, не всегда, конечно, но иногда накатывало. И я не исключал, что затея Влада может потерпеть фиаско, даже невзирая на неограниченные возможности его бумажника.

Сам же я уже представлял, как буду чинно прогуливаться по особняку, иногда делать умное лицо и словно перлы ронять веские комментарии. Словом, грузить лапшу по полной программе, чем, если уж совсем откровенно, процентов на семьдесят и занималась наша контора. Так что работа по специальности и по моим скромным возможностям.

Думаю, не стоит и говорить, что во время вынужденного ожидания Влад, наверняка не привыкший к подобному отношению, накалялся и закипал словно электрочайник. Наталка, как и положено примерной секретарше, всячески пыталась ублажить гостя. Но, ни ароматный кофе, ни ее точеная фигурка не смогли пробить броню молчаливого негодования. Нелегко приходится богам, свергнутым с Олимпа и приравненным к черни.

Наконец, громко запищал селектор, и Влад был допущен в святая святых.

Некоторое время я слонялся по приемной, не зная, что делать: дожидаться результата разговора, или идти к себе и заниматься работой, чего, ох как, не хотелось.

Наталка втихаря наблюдала за мной из-за монитора, как и всякую женщину, ее разбирало любопытство. И она таки не выдержала.

— Интересный парень, твой знакомый…

— Ага, — ответил я, — к тому же, богат до неприличия.

Женщины всегда неравнодушны к деньгам. Наталка, невзирая на все положительные черты, не являлась исключением. Глазки ее загорелись, но, к ее чести, не алчным огнем, а еще более возросшим любопытством.

— Он вспомнил о тебе и решил поделиться? — съязвила.

— Похоже на то, — не стал возражать я.

— Хороший друг, настоящий… А если серьезно, что ему нужно?

Врать Наталке не хотелось.

— Не знаю, — ответил честно. — Он долго и мучительно пытался мне объяснить, но так и не решился.

— Интригует.

Наталка снова спряталась за монитором, долго щелкала клавишами, наверное, сочиняла ответ очередному поклоннику из социальных сетей.

Я уже готов был убраться из приемной и продолжить ожидание в своем кабинете, когда снова проснулся и подал голос селектор.

Обстановка в кабинете, судя по всему, была напряженной. Лицо Влада ничего не выражало, он успел справиться с эмоциями, и сейчас казался непробиваемой скалой, чего нельзя было сказать об Игоре Владимировиче. Раздражение шефа ощущалось во всем: во взгляде, каким он меня встретил, в резких движениях и в интонации, с какой обратился ко мне.

— Итак, чем ты сейчас занят? — поинтересовался.

Вопрос прозвучал таким образом, что любой ответ выглядел бы оправданием, лишь подчеркивающим почти не прикрытый подтекст, мол, я — лодырь, бездельник и тому подобное.

Такая встреча, не скрою, удивила и ошарашила меня. В глубине души я надеялся, что Влад с шефом сумели достичь компромисса и вызвали меня, чтобы обсудить детали будущей командировки. Попав под своеобразный холодный душ, я растерялся, невнятно забормотал о какой-то справке, о проволочках в ответе на поданный еще неделю назад запрос и тому подобное. Многозначительно хмыкнув, мол, все понятно, Игорь Владимирович бросил взгляд на Влада, демонстрировавшего полнейшее равнодушие к происходящему, и снова повернулся ко мне.

— В таком случае, нечего отираться в приемной и строить глазки секретарше. Ступай — работай.

Реплику по поводу «глазок» можно было воспринять, как шутку, только почему-то не воспринималось. Не тот тон, не та атмосфера. Скорей — завуалированный нагоняй, который непременно будет иметь неприятное для меня продолжение. С другой стороны, не исключаю, что, таким образом, Игорь Владимирович набивал себе цену перед моим одноклассником. Смотри, мол, я здесь полновластный хозяин, что хочу то и делаю, плевать мне с высокой горки на твои проблемы и неурядицы. Да и кошелек твой не особо прельщает.

Последнее, конечно, блеф.

* * *

Часа два я просидел над раскрытой папкой, тщетно пытаясь вникнуть в суть собранных в ней документов. Историческая справка, над которой я прокорпел почти две недели и которую при нормальном раскладе мог закончить сегодня, ускользала из моего внимания. Я не только не понимал смысла написанного, даже не мог вспомнить, о чем там речь. Мысли мои были заняты иным. Я ждал, что вот-вот заглянет Влад и скажет, чем закончились нелегкие переговоры. Но так и не дождался. Мой одноклассник не соизволил зайти попрощаться. Соответственно и вывод напрашивался один. Без вариантов, как говорится.

Вместо Влада неожиданно заглянула Наталка. Неожиданно, потому что раньше, если меня требовал шеф, она использовала селектор. А наш робкий флирт ограничивался многозначительными взглядами в пределах приемной.

— Работаешь?

Она примостилась на стуле для посетителей. Изумление, наверное, слишком явно отразилось на моем лице.

— Я, почему зашла, Славик… — чувствовалось, что она тоже ощущает себя не совсем комфортно. — Этот твой друг, он какой-то не совсем нормальный. Игорь Владимирович после его визита сам не свой. Рвет и мечет. На меня наорал ни с того ни с сего. Где ты его только выкопал?

— Не я, он меня нашел.

— У него что, призвание такое: приносить людям неприятности? Шеф после общения с ним вообще в расстроенных чувствах умотал к своей ненаглядной зализывать раны. Не думаю, что он сегодня появится на работе.

— Влад что ему морду побил? — мне почему-то хотелось услышать утвердительный ответ. Хоть какое-то моральное удовольствие в постылой рутине, которую и жизнью можно назвать лишь с огромной натяжкой.

— До этого не дошло. Но словесно обложил по полной программе. Так что будь готов. Раздражение шефа, несомненно, выльется на твою бедную головушку. Должен же быть козел отпущения…

Я приуныл. Еще больше, нежели до этого, хотя еще несколько минут назад считал подобное невозможным. Нет предела беспределу, нет ничего такого плохого, что не могло быть стать еще хуже. Избитые заезженные цитаты каруселью вертелись в голове.

Наталка со свойственной женщинам прозорливостью угадала, о чем я думаю.

— Славик, ты, главное, не пори горячку. Шеф, конечно, будет наезжать, но со временем все утрясется.

Легко давать советы. Но, все равно, мне была приятна ее забота. Она говорила не дежурные слова, она искренне за меня переживала. Я чувствовал это.

— Спасибо, Солнышко, я постараюсь…

— Неубедительно. Что-то ты совсем раскис.

Еще бы не раскиснуть. Было все хорошо, все нормально и вдруг ни с того, ни с сего. И откуда Влад взялся на мою голову. Двадцать лет его не видел и еще бы сто прожил. А ведь чувствовал с самого утра, что плохой сегодня день, должно что-то случиться. И как не верить после всего в интуицию?

А, может, плюнуть на все, написать заявление?

Я мысленно подсчитал собственные финансовые резервы, и какое время смогу на них протянуть. Высшей математики не понадобилось, баланс на нуле не сходился, нырял в минусы. Заплатить за коммуналку, раздать долги…

Хотя, — стрельнуло в мозгу, — Влад ведь обещал заплатить за работу, притом, по его словам, неплохо. И какая ему разница, приеду я, как представитель фирмы или, как частное лицо, как бывший одноклассник? Но тут же иная мысль безжалостно похоронила радужную перспективу: хватит ли у меня наглости взять деньги просто так? Проклятая совестливость уже не раз подставляла ножку и, возможно, лишь благодаря ей я влачил столь жалкое существование.

К тому же, где мне искать Влада? Координат он не оставил. Так что всем моим помыслам: реальным и не очень, самой судьбой суждено оставаться лишь помыслами.

— Славик, ты вечером, чем занимаешься?

Не думаю, что Наталка руководствовалась лишь чувством жалости. Ее интерес к собственной персоне я чувствовал давно, едва ли не с первого дня работы в фирме. Вот только избегал более близкого знакомства. Сам не могу объяснить, почему. Из-за глупости, наверное. Да еще и от комплексов из-за собственной нищеты и не обустроенности. Сейчас мне не хотелось отказываться от ее, хоть и хрупкого, но искренне подставленного дружеского плеча. Один раз живем, в конце-то концов.

— Может, выпьем кофе?

Я знал, что именно на такой ответ она рассчитывала, знал, что она сама подтолкнула меня к этой фразе, но почему-то испугался, что сейчас услышу отказ. Зря испугался. Она радостно кивнула головой и мотыльком выпорхнула за дверь. А сердце мое затрепетало в предвкушении приятного. Тягостные мысли мгновенно выветрились из головы, как будто их там никогда и не было.

* * *

Моя наличность не располагала к широким жестам, более того, настойчиво требовала экономии. Но заглядывать в будущее желания не возникало. Хотелось гульнуть, погусарить напоследок, а там, хоть трава не расти.

Без особого сожаления снял со счета остававшиеся крохи, и вечером, мы с Наталкой сидели в том же подвальчике, у того же камина, где днем Влад угощал меня дорогим коньяком. Правда, народу стало больше, и музыка играла громче, но я увидел хороший знак в том, что уютное место в уголку оказалось незанятым, словно специально нас поджидало.

— Хорошо здесь.

Ее улыбка теплой волной прошлась по телу, согревая лучше шипящих за спиной дров и, я уверен, тех горячительных напитков, воздерживаться от употребления которых в этот вечер я не собирался.

Официант, молодой парнишка лет двадцати в отутюженных брюках и сверкающей белизной рубашке, узнав меня, приветливо улыбнулся. Наверное, Влад не обидел его чаевыми, и в сей раз он мгновенно нарисовался возле нашего столика. Я не стал спрашивать у своей прелестной спутницы, что она желает, глупое занятие, начнутся разговоры о чашечке кофе и ничего более, заказал бутылку шампанского, не самого дорогого, конечно, но и не самого худшего, а вот дальше моя фантазия истощилась. Ну не знал я, с чем принято употреблять благородные напитки. Солененькие орешки — пошло, больше к пиву подходят. Шоколадку? Конфеты? Официант, увидев мое затруднительное положение, поспешил на выручку.

— Предлагаю легкий салатик с оливками, мясом краба и зеленью…

Я и представить боялся, во сколько обойдется предложенный легкий салатик, достаточно сказать, что по прейскуранту одно лишь шампанское урезало мой бюджет наполовину.

— А можно только оливки? И еще, пожалуйста, порежьте лимончик и посыпьте сахаром.

Вряд ли Наталка не соблазнилась салатиком. Я был искренне благодарен ей за проявленную деликатность, ненавязчивую и не оскорбляющую моего мужского достоинства.

Искристый холодный напиток приятно пощекотал горло, легко проскользнул внутрь и показался необычайно вкусным. Наталка лишь пригубила бокал, я же не стал деликатничать и залпом сделал несколько больших глотков. Даже слезы на глазах выступили, но, словно по мановению, исчезла прежняя скованность, на смену ей пришла некая бесбашенность, приятная, волнующая. Уровень настроения если и не достиг пика, то уж точно поднялся на высоту, с которой я мог созерцать мир радостным и не омраченным взором. Спутница моя тоже расслабилась, щечки ее порозовели, глаза затуманились. А, может, и не происходило с ней метаморфоз, просто я сейчас смотрел на нее иными глазами, не обремененными серой завесой, которая надежно глушила радостную гамму окружающей жизни.

Чувствуя, что мысли уносятся не в ту степь, я поднял бокал, прикоснулся им с Наталкиным, и в два глотка допил все, что в нем оставалось. Затем, не мешкая, разлил снова, чуть-чуть девушке, в ее посудине напитка почти не убавилось, и щедро себе, пока пена не перевалила за край бокала. Все это — молча, благо громкая музыка дарила такую возможность. Тем более что я совершенно не знал, о чем говорить.

Странные у нас с Наталкой складывались отношения: взаимная симпатия на уровне интуиции, заинтересованность друг другом и — ничего, кроме работы. Наталка иногда пыталась ненавязчиво обращать на себя внимание, я же с непонятным упорством игнорировал знаки внимания, и в то же время был к ней весьма и весьма неравнодушен. Сам не понимаю, почему так.

Возможно, как ни парадоксально, истинная причина моего идиотского поведения крылась в том, что Наталка мне действительно нравилась. Но наученный горьким опытом, я пытался избегать серьезных отношений, предпочитая мимолетные, ни к чему не обязывающие встречи.

До сегодняшнего дня.

А денек сегодня еще тот выдался. Как после всего случившего не верить в чертовщину? Пятница плюс тринадцатое число. Начался, хрен знает как, и…

Мне было приятно смотреть на миленькое личико девушки, я был безумно счастлив, что она сейчас здесь, рядом со мной, но уверенности, что все идет правильно, увы, не ощущал. Я стал слишком осторожным в отношениях с женщинами и панически боялся, как бы жизнь не поставила очередную подножку. Тем более, как я уже упоминал, сегодня — пятница, тринадцатое…

— Хорошо здесь, — уловив паузу в музыке, заметила Наталка.

— Да, я тут часто бываю, — зачем-то соврал. — Здесь уютно, комфортно и хорошее обслуживание.

— Но цены, наверное, астрономические?

— Скорей — гастрономические, — пошутил.

Наталка улыбнулась.

Дежурные, ничего не значащие фразы, только ведь нужно с чего-то начинать. Тупое поглощение шампанского, его, кстати, и осталось совсем ничего, может создать обо мне превратное впечатление. Но напиток — приятный, а в голову бьет, пожалуй, не меньше, чем выпитый накануне коньяк.

И вдруг мне безумно захотелось коньяка. Того самого: дорогого, ароматного, который не столько пьянит, сколько создает настроение. Хорошее настроение…

Как будто угадав мои мысли, возле столика нарисовался официант с неизменно приветливой улыбкой, приклеенной к лицу.

— Желаете еще что-то заказать?

— Как насчет кофе? — поинтересовался у девушки. Наталка не возражала. — И коньячка, пожалуйста, того самого, ну, вы знаете… — Я не мог вспомнить название, но официант покладисто кивнул и незаметно удалился.

Снова заиграла музыка. Уже не магнитофон — живая. Музыканты расположились в противоположном углу зала на небольшой круглой эстраде и для начала затянули нечто томное, лирическое. Рядом с ними нарисовались несколько пар и замелькали в полумраке смутными тенями.

— Тебя можно пригласить? — неожиданно для самого себя сказал я и протянул девушке руку.

Наталка благодарно улыбнулась и охотно откликнулась на призыв. Сомкнув ладони, мы вместе направились к эстраде. Ее ладонь была теплой и приятной на ощупь, от нее исходила такая мощная энергия, что у меня закружилась голова. А потом я обнял ее за талию и совершенно лишился рассудка. Музыка звучала где-то далеко, я ее почти не слышал. И не видел ничего, кроме глаз девушки, глубоких и темных, словно омуты. Они затянули меня без остатка. Я утонул в них, отключился от всего, кроме этих глаз мир перестал для меня существовать.

— Ты прекрасно танцуешь.

— Правда?

Я не верил. А если Наталка и не лгала, моя заслуга была незначительной. Виной всему — гипнотический транс, в который меня погрузили ее колдовские очи.

Как и несколько других пар, мы не спешили уходить с площадки. Хотелось продолжить очарование, волшебство или, как еще назвать то состояние, в котором недавно пребывал? Мои руки по-прежнему лежали на талии девушки, ее мягкая грудь прижималась ко мне, ее волосы щекотали мое лицо. Я вдыхал аромат терпких духов и сходил с ума.

А потом снова был танец.

Лишь когда музыканты взяли тайм-аут, мы вернулись за столик. Там уже стоял графинчик с коньяком и почти остывший кофе.

— Мне хорошо с тобой…

— Мне тоже.

Если бы мы сидели рядышком, я бы ее поцеловал. Вместо этого поднял бокал с оставшимся шампанским. В этот раз Наталка выпила до дна.

Потом мы снова танцевали, пили коньяк, кажется, заказывали еще. Меня словно прорвало, я о чем-то громко рассказывал, наверное, долго и скучно. Может, даже признавался в любви?

Также не помню, каким образом мне удалось оплатить счет, и оплачивал ли я его вообще? Полный провал в памяти, и от того — гнуснейшее ощущение на душе и, как расплата, невыносимое чувство стыда. Хоть в петлю лезь…

И что за безумие на меня нашло?

В общем, пятница, тринадцатое отыгралась на мне по полной программе.

* * *

Проснулся я, как ни странно, в своей квартире и на своей кровати, но, хоть убейте, не мог вспомнить, каким образом добрался домой. А также разобраться, что со мной произошло. Вроде бы, не много выпил… С другой стороны, откуда мне знать, сколько я выпил?

Будильник на тумбочке показывал девять часов, благо, суббота и не надо никуда спешить. Я сумел заставить себя подняться. Голова закружилась и отдалась жестокой болью. Мир казался тусклым, серым и неприветливым. Даже, невзирая на то, что за окном, кажется, распогодилось, и от крыши соседнего дома как будто даже отражался солнечный луч.

Рядом с будильником я заметил бутылку с минералкой, набросился на нее с остервенением, даже не задумываясь, откуда она там появилась. Раньше я за собой такой предусмотрительности не замечал.

Лучше бы, конечно, пивка, но… На безрыбье, как говорят…

Горячий душ распарил, разогнал кровь по жилам и слегка облегчил физические страдания. Чего нельзя было сказать о страданиях моральных. Я не мог представить, как посмотрю в глаза Наталке. Господи, что я ей вчера наболтал и, вообще, что я вчера делал? Смутные воспоминания выдавали обрывки разрозненных эпизодов: танец, шампанское, коньяк… Собрать воедино разбросанные пазлы было выше моих возможностей.

Кажется, мы целовались?

Кушать не хотелось, от одних мыслей о еде становилось тошно, но все же, для порядка, заглянул в холодильник. И несказанно удивился, даже засомневался, у себя ли я дома и мой ли это холодильник? На дверной полочке высилась ополовиненная бутылка шампанского, на большом блюде почти целый торт.

Чудеса!

Ладно, еще шампанское, но чтобы я когда-нибудь покупал домой торт, не припомню.

Надо же было так набраться?

Тем не менее, шампанское, холодное, колючее пришлось как нельзя кстати. Не утруждая себя поисками посуды, я от души приложился к горлышку бутылки и почти сразу ощутил бодрящее действие благородного напитка. Мир вокруг начал приобретать подобие красок, угрызения совести слегка притупились.

В сущности, ничего страшного не произошло. Подумаешь, выпил лишку. Но ведь проснулся дома, хоть и с больной головой, зато целый и невредимый. А что память слегка отшибло, так и раньше такое случалось…

Не желая расставаться с чудным эликсиром, вместе с бутылкой направился в спальню. В прихожей заглянул в зеркало и остолбенел. Не от вида собственной помятой физиономии.

«СЛАВИК, ТЫ — ЧУДО!»

Размашистым почерком было выведено на стекле. Буквы — толстые, красного цвета, вероятно, написаны губной помадой.

Неужели по дороге домой я кого-то прихватил с собой?

Может, Наталка?

В последнее верилось с трудом. Но в спальне я, почему-то взял в руки подушку, понюхал ее и, как мне показалось, уловил тонкий запах знакомых духов. А вот и волосинка, золотистая, длинная…

Только, разве это, что-нибудь значит?

Сколько вокруг женщин со светлыми волосами и не такой я эксперт по поводу запахов, чтобы отличить одни духи от других. Единственное, в чем я больше не сомневался, что провел ночь не один. Вот только, какой она была эта ночь? Судя по нынешнему своему состоянию, на свершение больших подвигов, я вряд ли был способен. И все равно, горечь обиды на изменившую мне память нахлынула с новой, убийственной силой.

Потом взгляд скользнул на тумбочку и сомнения частично развеялись. Рядом с минералкой была еще одна записка, уже нормальная, написана ручкой на листочке, вырванном из блокнота.

«Славик, позвони Владу. Он очень просил».

Я залпом допил шампанское, вытер выступившие от пузырьков слезы. Вот только звонить, никуда не стал. В отличие от Наталки, мне Влад номер своего телефона не оставил.