Титания вытянула ноги. Она чувствовала себя совершенно разбитой. Сейчас поспать бы часок-другой… Она взглянула на экран телефона и покачала головой. Ещё столько всего нужно рассказать! На сон времени нет; придётся не спать вовсе.

— Ты, кажется, видела в буфете пачку кофе? — спросила она Нин.

— Да, отличная мысль! — воскликнула девушка, тоже потягиваясь.

Титания рылась в шкафчиках в поисках фильтра для кофе, а Нин задумчиво споласкивала под краном кофеварку.

— Так это что, правда из-за твоего булыжника?

— Конечно нет, зайчонок! Но очень здорово совпало!

— И Орион заговорил? Вот так, просто — раз! — и заговорил?

— Точь-в-точь как я тебе рассказала. Раз, и заговорил.

Нин вытерла кофеварку и посмотрела на мать с недоверием. Как разобрать, где правда, а где вымысел, когда имеешь дело с писателем? И уж тем более когда речь идёт о воспоминаниях детства?

— Что такое? — спросила Титания, почувствовав тяжёлый взгляд дочери. — Не веришь?

— Как-то слишком складно, тебе не кажется?

— Орион сам это подтвердит, когда приедет. Не веришь мне — спроси у него.

Титания встряхнула пачку с кофе.

— Тебе крепкий?

Нин нахмурилась. Крепкий, слабый, какая разница: она вообще не пьёт кофе. По-настоящему важно совсем другое. Орион и Окто выросли, и она сможет с ними поговорить — прямо здесь, всего через несколько часов!

— Так значит, — продолжала она, — он перестал быть инвалидом?

— Этого я не говорила, зайчонок. Орион, конечно, заговорил, а потом стал читать, писать, рисовать: я тебе уже показывала его тетради. Даже научился сам завязывать шнурки. Но всё равно он оставался очень-очень странным!

Насыпая в фильтр кофе, Фея саспенса снова думала про Орвеля Шпигеля. Пятнадцать лет назад, придумывая своего любимого персонажа, она считала, что асоциальный сыщик, который любит ездить на велосипеде и коллекционирует аккордеоны, — плод её воображения. Теперь она вынуждена была признать, что придумала не так уж много.

Титания включила кофеварку.

— Душновато здесь, да?

Она нащупала задвижку балконной двери и, легонько надавив, сняла блокировку.

— Иди-ка посмотри.

Застеклённая дверь со скрипом отъехала, и Титания шагнула через порог. Ночь тут же окутала её со всех сторон, влажная и тяжёлая, как намокший под дождём свитер.

От свежего воздуха сразу стало легче. Здесь было так вольно и дико! Совсем не так, как в городе! Разве что оглушительный крик лягушек, прячущихся в траве и камышах, немного напоминал городской шум.

— Ух, холодно! — сказала Нин, выходя на террасу вслед за матерью.

Она похлопала себя по плечам и попрыгала по доскам террасы, чтобы согреться. Вообще-то это была не совсем терраса — скорее продолжение плавучего моста, который тянулся вдоль озера и проходил прямо перед домом.

— Жутковато от всех этих звуков… А мы ещё жалуемся, что в Париже трудно уснуть! Надеюсь, тут хотя бы волки не водятся?

Титания улыбнулась.

— Волки — вряд ли. Но вот лягушек и жаб буквально тысячи! Когда я приезжаю сюда с ночёвкой, всегда беру с собой беруши.

— Ты часто приезжаешь?

— Последние годы — нет. Но было время, приезжала частенько.

Нин посмотрела наверх, на миллионы звёзд. Конечно же, у всех матерей на свете есть своя тайная жизнь, какие-то дела, которыми они не делятся с детьми, друзья или коллеги, о которых они никогда не рассказывают, сумасшедшие сны, тревоги. Иногда — любовники. Вот у её матери есть секретный домик на берегу озера.

— Ты тоже сюда приезжала. Но была такой маленькой, что не помнишь.

— Сколько мне тогда было?

— Годик. Вот там, в маленькой комнате на втором этаже, я начала придумывать первое расследование Орвеля Шпигеля.

— «Тёмное убежище»?

— Да. Это место мне всегда помогало сделать правильный выбор.

После недолгой паузы Титания добавила:

— Именно здесь я решила уйти от твоего отца.

— А, — тихо отозвалась Нин.

Мать обхватила дочь за плечи и прижала к себе.

— И когда я узнала, что беременна, тоже приехала сюда. И приняла здесь лучшее решение в своей жизни.

— Оставить меня?

— Да.

Титания указала куда-то в ночь. Если прищуриться, можно было различить границу между водой и небом, одинаково чёрными.

— Я стояла вот тут. На этом самом месте. Жизнь моя в то время была очень запутанная, и я спрашивала себя, что смогу дать ребёнку. Я ждала рассвета. И, когда солнце пересекло линию горизонта, вон там, я поняла, что хочу дать тебе именно это.

— Восход солнца?

— Да, вот этот красный отблеск, который появляется на рассвете. А ещё птиц, воду, туман, лягушек…

— И комаров, — договорила Нин, пришлёпнув вампира, усевшегося ей на плечо.

— Да, и комаров, — растроганно прошептала Титания. — Мир — такой, какой он есть: с его бескрайней красотой и всеми заморочками. Понимаешь?

Нин кивнула.

Она прекрасно понимала, потому что всегда любила жизнь. Даже когда дела не клеились и было грустно, когда она болела и ужасно выглядела, даже когда Маркус проходил мимо по коридорам лицея, не удостоив её взглядом, она продолжала ценить в жизни главное: возможность дышать, бежать. Пить холодное, когда жарко. Пить горячее, когда холодно. Слушать музыку на последнем сиденье автобуса. Смотреть, как между двух домов возникает Эйфелева башня. Ловить на лету слова чужого разговора. Забираться на тумбу номер три (её счастливое число), нырять в бассейн и быстро плыть. Плыть хорошо. Плыть от души.

— Мне надо повесить вещи для бассейна! — вдруг сказала она, вспомнив про сумку и скомканное полотенце.

— Сейчас?

— Ну да!

Она вернулась в дом и стала искать сумку с мокрыми вещами, а Титания осталась одна на мосту. Нин развернула купальник и полотенце, встряхнула их, развесила на спинке кресла и подвинула его поближе к печке.

— А купаться в этом озере можно? — спросила она у матери.

Титания оглянулась.

— Можно. Правда, дно илистое и вода холодная, но можно.

Нин улыбнулась. Если завтра будет хорошая погода, возможно, она разок нырнёт. Произведёт впечатление на бабушку и продемонстрирует дядям, что она девчонка не промах.

— Там дальше даже есть необитаемый остров, — сказала Титания. — Мы с братьями плавали туда на лодке, но ты-то, думаю, запросто доберёшься и вплавь.

— Легко! А ты, конечно же, сразу бросишься меня догонять, я тебя знаю!

— Не уверена. Бедная лодка, наверное, уже совсем трухлявая, ей миллион лет.

Титания вернулась в дом, дрожа от холода, и закрыла дверь балкона. Хор лягушек и жаб прекратился; слышно было только потрескивание дров, шипение воды в кофейнике и стук капель, стекающих на пол с купальника Нин.

— Домик купила Роз-Эме? — спросила Нин.

— Да. Это была часть её плана.

— Что за план? — удивилась Нин.

Титания нашла в шкафу две кружки, налила дымящийся кофе и поставила на стол, рядом со стопкой тетрадей. Она помассировала уставшие плечи, встряхнула руками и запрокинула голову, чтобы размять шею. «Совсем как пловчиха, которая готовится к заплыву на четыреста метров», — подумала Нин.

— Ну что ж, постараюсь рассказать, пока не настал новый день, — сказала Фея саспенса. — Тебе с сахаром?