Когда он приехал, металлическая решётка была уже опущена, но внутри горел свет. Окто представил своего друга в подсобке с проигрывателем Akai, компьютером Yamaha CX5M — и у него на глаза навернулись слёзы.

Он стал как сумасшедший колотить в ставни до тех пор, пока в дверном проёме не появилась всклокоченная голова Барнабе. Вместо того чтобы наброситься на него за весь этот грохот, продавец пластинок только улыбнулся, приобнял Окто за плечи и сказал:

— Ты как раз вовремя, я собирался поесть. Пошли.

Брат ночевал в подсобке «Диско Фазза» до конца лета.

Днём он сворачивал матрас, убирал в угол и приступал к работе: обслуживал клиентов и расставлял на полках новинки, — а вечером снова раскладывал матрас среди коробок и гитар, требующих ремонта. Подсобка была тесной и пыльной и раздражала его бронхи, но он наконец-то, впервые в жизни чувствовал, что обрёл дом, и мог выплакивать здесь свою печаль, не опасаясь, что кто-нибудь придёт жаловаться на шум.

В то лето Барнабе задал ему всего один вопрос. Это было вечером, когда они уже закрыли магазин.

— А Консолата вернётся?

Окто догадывался, что я поехала в Париж, хотя и не был в этом уверен. Поэтому он покачал головой, и Барнабе разочарованно кивнул, а через несколько секунд сказал со вздохом:

— Твоя сестра была слишком красивой для нашей дыры, правда?

Потом откупорил банку пива и воскликнул:

— Смотри! Сегодня прислали последнего Питера Гэбриела. Послушаем?

Брат развернул матрас, Барнабе поставил диск на вертушку, зазвучали первые такты «Красного дождя», они легли и унеслись далеко к звёздам.

Спустя некоторое время Барнабе связал Окто с приятелем, у которого был другой приятель, и тот помог оформить фальшивые документы. Роз-Эме не ошиблась: всё можно было купить. С этого дня Окто носил новое имя — Октябрь Д’Алтре. Конечно же, в честь Роджера Долтри, вокалиста группы The Who.

Что до Ориона, то он 15 июля двинулся в направлении Сен-Совера. Катился на своём велосипеде с идеальным положением седла, крутя педали не хуже Эдди Меркса, и преодолел расстояние всего за несколько часов.

Когда он приехал, ворота были открыты. Он соскочил с велосипеда только у самого крыльца и тут же стал свистеть старому спаниелю:

— Пилюля? Пилюля! Ко мне, мой верный пёс!

Но первой показалась Лулу — она вышла из прихожей, вытирая мокрые руки о передник, уже и без того промокший за мытьём посуды.

— Вот это да! Доктор! Взгляните-ка, кто к нам приехал!

Вслед за ней из дома вышел Вадим. Он сразу заметил чемодан, прикреплённый ремнями к багажнику Ориона, и улыбнулся так широко, что усы зашевелились.

— Ты к нам на каникулы?

Орион помнил, что рассказывать слишком много нельзя, поэтому ограничился кивком. Чтобы сменить тему, он помахал в воздухе последним выпуском «Велосипедной Франции», где был опубликован календарь летних гонок.

— Буду участвовать в отборочном туре «Труа Ляк»! Я готов, — заверил он доктора. — Я их всех разорву!

Склонившись вместе с ним над страницами журнала, Вадим увидел, что Орион отметил галочкой ещё полдюжины других соревнований, которые состоятся в ближайшие недели.

— Хм-м, программа амбициозная, — заметил доктор, поглаживая усы. — Тут не обойтись без тщательно спланированных тренировок. Начинаем завтра! Сделаем из тебя настоящего профессионала, малыш! Лулу?

— Да, доктор?

— Парню необходима солидная стопка блинов!

— Будет сделано, доктор!

Лулу, вне себя от радости, поспешила на кухню.

А Орион снова расположился в своей комнате на втором этаже.

Он задвинул чемодан в дальний угол встроенного шкафа, надеясь, что про него можно будет забыть, и принялся усиленно тренироваться в голубятне, кататься по местным дорогам и придерживаться режима питания, разработанного доктором. Вот только Пилюли он так и не встретил ни под кустами в парке, ни на кухне, где пёс любил караулить бифштекс: наш старый спаниель тихо умер во сне за несколько недель до возвращения Ориона.

Брат занял всего лишь четвёртое место в отборочном соревновании тура «Труа Ляк». Но на следующее воскресенье выиграл гонку Дё ля Валле, а ещё через неделю первым преодолел финишную черту перед зданием префектуры и привлёк к себе внимание местной прессы.

В августе фотографии Ориона с победно вскинутыми руками, в футболке Моншателя, появлялись в газетах четыре раза. А в конце месяца, когда он выиграл пятую гонку, здешняя газета объявила: «Звезда этого лета носит имя целого созвездия: Орион. Запомните это имя: Орион Борд!»

Ясное дело, брат записывался на гонки под фамилией доктора.

Что же до меня, то я нашла вторую половину своего псевдонима, прогуливаясь по набережной Сены, у букиниста. Книга с обложкой горчичного цвета называлась «Каталог несуществующих предметов», и это была пародия на те каталоги, которые Роз-Эме приносила домой. Примерно то же, что и зелёная тетрадь Ориона, просто более высокого качества. У меня слёзы навернулись на глаза, и я немедленно купила эту книгу. Автора звали Жак Карельманн.