— Спустя каких-то полгода ты появилась на свет. Твои родители к тому моменту были уже в разводе.
— В разводе и в нищете, — уточнила Нин, беззвучно рыча от гнева.
— Да. Но ты ведь знаешь, что только тогда я наконец стала писать. Подработки оплачивались плохо, а работать приходилось много. Квартиру пришлось продать, но зато теперь у меня была ты. Рядом с тобой я чувствовала себя сильной и бесстрашной и была счастлива, как никогда прежде.
— Не знаю, как такое может быть, ну да ладно, тебе виднее.
— Наверное, это трудно понять. Иногда наследство оказывается непосильной ношей, зайчонок, и я никогда не сожалела о том, что избавилась от своего. Ну, по крайней мере, от его денежной части. Остальное, к сожалению, так просто за борт не выбросишь.
Титания вдруг повернулась к озеру.
— Который час? — забеспокоилась она.
Нин молча протянула ей телефон: 7:55.
— Хорошо. Мне осталось показать тебе всего одну вещь.
Титания вынула из сумки газетную вырезку и положила на стол перед Нин. На странице стояла позавчерашняя дата, и статья называлась «Смерть Маэстро».
Пробежав текст по диагонали, Нин ухватила ключевые слова: сведение счётов, раздел награбленного, поджог автомобиля, обгоревший труп. Не было необходимости читать подробности, чтобы понять, что после долгих лет общения с неподходящей компанией Пьетро Пазини в итоге просто пристрелил кто-то посильнее его.
— Новость появилась в четверг, с утра. Сразу после этого Окто прислал мне письмо по электронной почте. Ему только что звонил Орион. За три клика всё было устроено: куплены билеты на самолёт для Роз-Эме и назначена наша встреча здесь. Вот.
Нин медленно встала с кресла: шея затекла, и спина онемела. Сейчас она больше ничего не хотела слышать. Достаточно. Свою дозу истории она получила.
Солнце било по поверхности озера утренними косыми лучами. День обещал быть знойным, ярким. Нин сделала несколько шагов, остановилась, сняла кроссовки — и с наслаждением ощутила голыми стопами прикосновение деревянных досок. Заведя руки за спину, она вдохнула через рот и резко выдохнула, чтобы разогнать застоявшиеся нейроны и другие клетки тела. Она повторила комбинацию глубоких вдохов и резких выдохов несколько раз. Но этого было мало.
Приставив ладонь ко лбу, она попыталась оценить расстояние от понтона до острова. Семьсот, восемьсот метров? Максимум километр. С учётом усталости понадобится двенадцать или тринадцать минут, чтобы туда доплыть. Раз плюнуть.
Нин уже совсем было собралась в дом за купальником, как вдруг рядом послышался звук мотора. Она оглянулась на тропинку, и сердце её бешено заколотилось. Она ничего не увидела, но услышала вдали скрежет шин по гравию, а за ним — шорох веток по крыше автомобиля. Всё говорило о том, что к дому вот-вот подъедет машина.
Мать выглянула на террасу.
— Ты слышишь?
Нин молча кивнула, и они обменялись встревоженными взглядами.
— Никогда не бывает подходящего момента, — повторила Титания, не столько для Нин, сколько для себя самой. — Просто однажды всё происходит, и ты не можешь этому противостоять.
Шум мотора приближался, и Нин всем телом развернулась к озеру. Нет. Она не готова увидеть собственными глазами персонажей, которыми была населена эта ночь. Противостоять моменту невозможно, окей. Но Титания забыла о том, что всегда остаётся запасной вариант: убежать.
Недолго думая, Нин достала из кармана телефон, расстегнула джинсы, спустила их до щиколоток и выбралась из штанин. Коротенькие шорты и футболка не будут слишком сковывать движения. Что же до телефона, то и для него тоже настал момент истины. Пора выяснить, действительно ли он такой уж непроницаемый!
Титания сделала несколько шагов в сторону приближающейся машины, а Нин разбежалась и нырнула с понтона вниз головой в озеро. Она только успела услышать, как мать выкрикнула её полное имя: «Антонина!» — но была уже под водой, надёжно укрытая от внешнего мира.
Мускулы сковало холодом, поэтому она максимально вытянулась в воде и инстинктивно стала производить хорошо знакомые движения. Оттолкнуться ногами, развести руки в стороны — и скользить под водой, задержав дыхание и наслаждаясь горсткой быстротечных секунд, когда все звуки приглушены, и находишься в невесомости, и только чувствуешь, как пузырьки воздуха ласково прокатываются по всей поверхности ног.
Когда она снова вынырнула на поверхность, крики матери стали вдвое громче:
— Нин! Что ты делаешь? Вернись! Нин!
Девушка не стала оглядываться: она наметила направление и поплыла кролем. Только телефон, зажатый в левой руке, мешал выполнять верные движения. В остальном она всё делала правильно, как на тренировке: следила за дыханием, контролировала положение тела, подбирала хороший ритм, понемногу прибавляла скорость. Первые двести метров продвигаться вперёд было нелегко. Вода в озере оказалась вязкой и гораздо более плотной, чем в городском бассейне. Но понемногу Нин привыкла, и удовольствие снова взяло верх.
Она быстро удалялась от домика, с облегчением, перерастающим в эйфорию.
Голубое небо над головой напомнило ей о прошлогоднем спортивном лагере в Испании. Четырнадцать дней она и другие девочки из клуба интенсивно тренировались и вернулись домой загорелыми, подтянутыми, настроенными на победу — и действительно выиграли три ближайших соревнования. Это были хорошие воспоминания, и Нин ухватилась за них. Она больше не хотела думать о том, что рассказала мать. Она хотела лишь одного: плыть, плыть и плыть. Никто в этой её новой семье не сможет понять, какие чувства она сейчас испытывает. Разве что Орион? С ним бы она наверняка поладила. А вот остальные казались ей подозрительными, с ними как-то не хотелось встречаться. По крайней мере пока.
Нин рассекала воду почти идеальными движениями, сердце стучало ровно, руки двигались свободно, и через десять или одиннадцать минут, когда она добралась до острова, девушка чувствовала себя гораздо лучше.
Ноги увязли в иле, но ей была приятна мучнистая нежность этого прикосновения и тепло воды, прогретой у островка. Некоторое время Нин сидела неподвижно на корточках в этой тёплой прибрежной воде, давая сердцу успокоиться, а солнцу — подсушить ей плечи.
Островок утопал в густой зелени, на первый взгляд совершенно непроходимой. Но чуть дальше, справа, нашёлся небольшой выступ, поросший мхом, — пожалуй, на него можно было сесть. Нин поднялась на ноги, пошла в ту сторону и выбралась из воды.
Усевшись на крошечный мыс, она положила телефон на солнышко и наконец подняла глаза на берег, с которого только что приплыла.
С этого расстояния домик казался игрушечным. Рядом с «опелем» стояла чёрная машина, а на понтоне копошились четыре малюсенькие фигурки. Лиц Нин разобрать не могла, только догадывалась, что они смотрят в её сторону и что силуэт, который машет рукой, принадлежит Титании.
Она пожала плечами.
— Давай-давай. Позвони мне.
Она постучала по экрану телефона, лежавшего на мху. Включить его она пока не пыталась, и, честно говоря, было бы настоящим чудом, если бы здесь ловила сеть.
— Плевать. Попрошу у папы новый на день рождения, — сказала она вслух. — В Лондоне уж точно продаются телефоны получше этого.
Девушка дрожала в мокрой футболке. Ну конечно, ещё совсем рано, солнце еле греет.
В обычное время она бы сейчас ещё лежала в постели. Или нежилась на диване с планшетом и серией «Хора». Нин злилась на мать, что та втянула её в эту историю, которая перевернула привычную жизнь с ног на голову!
— Да ещё и деньги выбросила! — воскликнула она.
Она оторвала кусок мха и швырнула в озеро.
Ну ладно, «Кровавое дело» тоже принесёт матери неплохие деньги. Но ведь не три миллиона, и даже не один! Нин теперь не могла перестать думать, насколько иначе сложилось бы её детство, если бы Титания не вывалила наследство в воду. Она жила бы не в социальном жилье с видом на кольцевую дорогу, как сейчас, а в каком-нибудь красивом районе. На зимние каникулы ездила бы кататься на лыжах, а на летние — на Лазурный берег, как Бене, а не в дурацкие деревенские лагеря. Она могла бы покупать себе классные шмотки, и смартфон у неё был бы достоин своего названия!
Нин оторвала ещё один клочок мха и со злостью бросила его в воду как можно дальше.
Там, у понтона, все собрались вокруг какого-то предмета.
— Что это они там затевают?
Девушка прищурилась. Они, похоже, тащили к воде какую-то штуку.
— Чёрт, лодка, — догадалась она.
Мать, кажется, говорила, что лодка трухлявая и протекает, но вдруг на самом деле нет? Нин встала и почувствовала, как мокрая футболка огромной холодной присоской облепила ей спину и грудь.
— Давайте-давайте! — крикнула она. — Попробуйте догоните!
Она подняла телефон и решила обойти островок кругом, идя по кромке воды. Может, тут найдётся какое-нибудь укрытие? Пещера, где можно спрятаться?
К несчастью, островок так густо порос колючим кустарником, что проникнуть на него могла разве что выдра или нутрия, а человек — вряд ли. Нин поморщилась, подумав о том, что тут, может, и змеи тоже водятся. А может, и какие-нибудь другие твари, жалящие и ядовитые? Она решила отойти подальше от берега, раскинула руки и несколько секунд полежала на спине, погрузив голову в тёплую воду озера. Небо над ней было таким высоким, чистым, бескрайним и мирным. И тут девушка заметила два пятна, шевелившиеся в кустах на острове. Нин опустилась на ноги. Наполовину скрытые листвой пятна оказались двумя большими птицами, которые вдруг взмыли в воздух и грациозно полетели над озером. Величественные длинноногие птицы с белым оперением.
— Цапли, — изумлённо прошептала Нин.
Они летели в сторону противоположного берега очень быстро, почти касаясь крыльями воды, и вскоре исчезли в камышах. Нин улыбнулась.
— Подождите меня! Я с вами!
Уверенная в своих силах, она повернулась к лесному домику спиной и решила переплыть оставшуюся часть озера. Если грести достаточно быстро и держаться под прикрытием островка, её никто не увидит.
— Пусть сколько хотят гоняются за мной на своей тупой лодке, — сказала Нин и нырнула.
Ей нечасто доводилось плавать в природных водоёмах. Удовольствие, которое она испытывала, рассекая поверхность дикого озера, было огромным, глубоким и обострялось от усталости после бессонной ночи. Переходя с кроля на брасс, переворачиваясь на спину, Нин проплыла минут пятнадцать и наконец добралась до камышей на другом берегу.
Она снова почувствовала дно под ногами; воздуха не хватало, но тело больше не болело, как будто вода его очистила, сняла всё напряжение. Минуту девушка постояла неподвижно, прислушиваясь, не шевельнётся ли кто-нибудь в траве, но нет, ничего. Цапли пропали.
Нин швырнула телефон на берег. Теперь-то он точно захлебнулся водой. Ну и ладно. Она сняла футболку и выжала её, скрутив насколько хватило сил, потом проделала то же самое с шортами.
Одевшись, она всё-таки взяла телефон и решила просто идти вперёд, через лес. По логике, дорога должна была огибать озеро и проходить чуть выше. Нин оставалось только стиснуть зубы и шагать босыми ногами по веткам, корням, ракушкам и острым камням.
— А там посмотрим.
Нин была не приспособлена к тому, чтобы провести всю ночь сидя на стуле или в кресле. Теперь, в движении, голова заработала лучше, и девушка попыталась разобраться в огромной горе новостей, которые узнала за последние часы. И хотя тысяча сложных вопросов по-прежнему не находили ответа, с каждым шагом гнев понемногу утихал.
Она вспомнила о маленькой ворчунье Консолате и её неспокойной жизни среди хиппи. Вспомнила про пожар, который едва не стоил девочке жизни, про мечты о футболе и все тяготы, выпавшие на её долю. Вспомнила про двух белых цапель. Сколько лет живут такие птицы? Десять? Двадцать? Больше? Возможно ли, что это те самые цапли, которых видела мать в утро, когда уехала Роз-Эме? Как узнать?
С уверенностью Нин могла сказать сейчас только одно: очень всё-таки больно тут идти босиком. Ужасно больно.
— Ай! — воскликнула она, пробираясь между тесно растущих стволов.
Когда Нин наконец вышла на дорогу, лодыжки были все в царапинах, на ступнях выступила кровь, но радость, которую она испытала, встав на твёрдый тёплый асфальт, затмевала боль. Добралась!
Первым делом она рефлекторно достала из кармана телефон. Не слишком веря в успех, нажала на кнопку включения, и тут, к её изумлению, аппарат вдруг завибрировал в ладони, экран засветился и на нём появилась просьба ввести пин-код.
Проведя более получаса под водой, эта китайская штуковина всё ещё была в состоянии связать Нин со всем миром? Затаив дыхание, она ввела код.
На экране появились её обои — фотография Бене, Марго и Ким на фоне лицея, которую Нин сделала дней пять или шесть назад. Увидев родные хохочущие лица, Нин чуть не заплакала от радости и благодарности. Она стала подпрыгивать на месте.
— Ну же, давай, давай! — просила она телефон.
Невероятно, но факт: несмотря на свою квадратность и ограниченность функций, этот предмет, похоже, выдержал испытание плаванием! Он немного потормозил, как обычно, но потом вдруг — ура! — в верхнем углу экрана появились целых две палочки сети.
— Ловит!
Нин дрожащим пальцем коснулась иконки мессенджера.
И тут же увидела десятки непрочитанных сообщений, которые подружки присылали ей вчера во время праздника в лицее.
Ноги у Нин подкосились, она уселась по-турецки прямо на обочине и стала лихорадочно просматривать сообщения.
Телефон показывал фотографии, комментарии, всякие глупости, которыми вчера обменивались подружки, смешные рожи парней, нелепые позы девчонок, «нам тебя так не хватает», заезженные фразы, которые совсем ничего не значат. Нин вдруг показалось, что ей только что удалось избежать катастрофы планетарного масштаба или же что она вернулась из путешествия в иное измерение. Как будто бы Париж, лицей, сплетни девчонок и все обычные вещи, которые раньше составляли её жизнь, вдруг, за одну только ночь, стали ненастоящими.
В некоторых сообщениях Ким и Бене речь шла о Маркусе. О Маркусе, который — первая новость! — похоже, порвал с Розали Маршан. О Маркусе, который якобы подходил к Бене, а потом и к Ким и спрашивал их, где Нин. Маркус, у которого, если верить подругам, был суперогорчённый вид (sic!), когда он узнал, что она не придёт на праздник.
«Клянусь, он прямо совсем такой:(((((("
«Он реально в тебя влюбился!»
Сидя в одиночестве на обочине дороги, петляющей среди елей, Нин вдруг расхохоталась. Сердце бешено колотилось. Она-то считала, что Маркус её не замечает, она для него прозрачная тень! А он, оказывается, даже знает, как её зовут? И знает, кто она?
Ошарашенная этой новостью, Нин подняла голову и огляделась по сторонам.
Вокруг было так тихо и спокойно. Так красиво.
— Вообще-то нет, — сказала она громко и отчётливо. — Он не знает, кто я. Я этого и сама не знала до сегодняшней ночи.
Она положила телефон на землю. Он твёрдо держал свои две палочки сети, но Нин не хотелось сразу же отвечать подругам. Что она им напишет? Как передать в нескольких фразах пережитое этой ночью? А Маркус? Он что, правда думает, что можно вот так, по щелчку пальцев, перебежать от Розали к Нин?
Вдруг тишину леса нарушил приближающийся гул мотора. Нин поднялась на ноги и прислушалась. Да, так и есть: по дороге ехала машина. Возможно, грузовик?
Нин подумала, не пробежать ли обратно вниз по насыпи и не спрятаться ли за деревьями, но всё-таки решила остаться на обочине, усталая, босая и с мокрыми волосами. А что, если какой-нибудь местный тип остановится, чтобы подвезти её на своём тракторе до ближайшей деревни, как подвезли её мать тридцать лет назад? А что, если она сейчас возьмёт и убежит от всех, как Роз-Эме когда-то?
Машина вдруг резко вынырнула из-за деревьев, и это был не трактор. И не грузовик. Скорее, что-то вроде танка цвета старой железяки, старомодное немецкое корыто с вмятинами там и сям, которое загрязняет атмосферу с конца двадцатого века. При виде этой знакомой развалюхи сердце девушки запело от радости.
Все окна в машине были открыты, и Титания Карельман остановила «опель» прямо перед Нин. Не снимая рук с руля, посмотрела на дочь и молча улыбнулась.
Нин прикусила губу и взмахнула в воздухе телефоном:
— Представляешь? Он правда водонепроницаемый!
Девушка открыла дверь и уселась в мокрых шортах рядом с матерью. На заднем сиденье она успела заметить обе их дорожные сумки.
— Чего нельзя сказать о нашей лодке, — заметила Титания. — Кажется, я угробила кроссовки.
Нин заглянула под приборную панель и поперхнулась от смеха, увидев белые кроссовки, вымазанные илом.
— Если хочешь, можем поехать в Париж прямо сейчас, — предложила Титания.
— В смысле… Прямо сейчас?
— Если хочешь — да.
Двигатель «опеля» работал вхолостую и покашливал. Перед лобовым стеклом в солнечном луче, проникающем сквозь листву, роилась мошкара. Нин прижалась лбом к стеклу и посмотрела на озеро, небо, деревья. С этого места дом невозможно было обнаружить. Бабушка выбрала отличное укрытие.
— Я немного проголодалась, — наконец сказала девушка. — Как думаешь, Роз-Эме согласится сделать мне суп из тапиоки, тартинки с тунцом-и-помидорами и перчёные сухарики?
Так и не двигаясь с места, крепко сжимая руль в руках, Титания Карельман почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Она сглотнула.
— Думаю, с радостью согласится.
Нин вздохнула, прижалась к матери и положила голову ей на плечо.
— Ты всё-таки была права.
— Что решила привезти тебя сюда?
— Да.
— Даже несмотря на пропущенный праздник в лицее?
— Это ведь не последний праздник, правда?
Лицо Титании озарилось улыбкой. Она включила первую скорость, и машина тронулась с места.
— Развернёмся на развилке на Сен-Совер и Бомон.
Машина покатилась между елей. Нин попыталась привести в порядок волосы, которые пахли озером и илом. Чтобы распутать их окончательно, времени понадобится очень-очень много, она это знала. Но пока девушка испытала приятное чувство, похожее на то, которое охватило её, когда она впервые поднялась на пьедестал: особая гордость, которая наполняет лёгкостью и верой в то, что завтра всё будет хорошо. Так, может быть, вот оно — её наследство? Эта самая сила жизни? Отчаянная уверенность, что она справится — всегда и везде? Как её мать? Как бабушка?
— Как ты думаешь, Окто сможет сделать мне пригласительные на следующий концерт? — спросила она. — А как думаешь, Орион сможет отрегулировать красный «Эльетт» под меня, чтобы я попробовала на нём прокатиться? А как думаешь, если нырнуть с маской, можно обнаружить на дне обломки «панара»? А как думаешь, Барнабе до сих пор в тебя влюблён? Вот было бы классно, представляешь: отчим — гитарист из Sign of…!
Титания расхохоталась, продолжая вести машину по петляющей лесной дороге.
Где-то там, укрытые в высокой траве, сушили на солнце перья две белые цапли. Стоял конец июня. Начинался новый прекрасный день.