После полуночи внезапно разразилась гроза. При первых порывах ветра загорелись бумажные фонарики и девушки подняли визг. Гумно быстро опустело, и через минуту все веселыми ватагами бежали по дамбам, прикрывая головы пиджаками, шалями и мешками от первых крупных капель дождя, падавших все чаще и чаще. Повсюду слышались оклики, визг, шутки…
На каждой развилке кто-нибудь отделялся от толпы, стремясь как можно быстрее попасть к себе домой.
Надален, загребая руками, как пловец, несся впереди всех. Девушки, задыхаясь от бега, едва поспевали за ним.
— Ну и кавалер! — возмущалась Элена.
— Разве у вас не было своих кавалеров? Куда же они делись? При первой молнии и след простыл…
— Где Сперанца? — спрашивала Джулия.
— Не знаю. Она была с Таго, а больше я ее не видела…
— Может, она отстала?
— Не беспокойтесь, она давно уже дома, — сказал Надален, — ее с полчаса назад Таго увез на велосипеде.
Красный дом был на самом краю долины, и теперь они остались одни на дамбе.
Дождь лил как из ведра. В воздухе посвежело, но с земли клубом поднимались теплые испарение
Девушки бежали во весь дух, чтобы не отстать от Надалена.
— Подождите, не оставляйте нас одних, нам страшно!
— Это вам-то страшно? Не смешите меня…
Не замедляя бега, они свернули на стежку, которая вела к дому. Молния на секунду осветила блестящие от воды стены сарая и фасад дома с наглухо закрытыми окнами.
— А Сперанца уже в постели…
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Двери закрылись, и в доме воцарилась тишина. Слышно было только, как барабанил дождь да где-то вдалеке лаяла собака?
Сперанца между тем, примостившись на дне лодки и запрокинув голову, смотрела в небо, не пытаясь укрыться от дождя.
Еще до того, как кончилось гулянье, Таго посадил ее на велосипед, и они потихоньку уехали, ни с кем не попрощавшись, в надежде, что никто их не заметит.
Когда они проезжали мимо дороги, которая вела к Красному дому, Сперанца, думая, что Таго не сворачивает на нее по рассеянности, сказала ему:
— Нам сюда… Теперь ты проехал тропинку…
Но Таго, ничего не отвечая, ехал дальше.
Только минуту спустя, когда Сперанца, подняв голову, вопросительно посмотрела на него, он пробормотал:
— Ты не хочешь поехать в нашу хибарку?
Сперанца на миг окаменела, как бы подчинившись инстинкту самозащиты, но тут же преодолела его.
— Хочу, — ласково прошептала она.
Там, где раньше были затоны и камыши, теперь тянулись дамбы, окаймленные каналами. Сперанца думала, что узнает то место, где всего несколько лет назад была привязана лодка но теперь там только высились огромные насыпи белого гравия…
Когда пошел дождь, они уже доехали до болота и сели в лодку; Таго, отталкиваясь шестом, быстро отчалил от берега.
Он уверенно пробирался через камыши, хлеставшие его по лицу, и Сперанца спросила:
— Как это ты видишь, куда плыть?
Он даже не ответил. Но Сперанцу и не интересовало то, о чем она спрашивала. Ей только хотелось прервать молчание, преодолеть владевшее ею волнение. Съежившись на дне лодки, она подставляла лицо дождю и ветру. То где-то совсем рядом, то поодаль квакала лягушка, и больше ни одного живого голоса. Ветер свистел в камышах.
Длинные листья болотника, холодные и осклизлые, хлестали ее то по шее, то по лицу; она вздрагивала, но молчала.
Время от времени болото освещалось вспышками молний. Тогда пламенела вода и пламенело небо, и на мгновение на этом огненном фоне вырисовывались, как тонкие, извивающиеся змеи, черные арабески кустов, и ивы походили на спрутов с тысячами щупальцев.
При ослепительном блеске молний все вокруг казалось нереальным и чудовищным, и Сперанца тоскливо озиралась по сторонам.
На мгновение она закрыла глаза и представила себе свою каморку с косыми балками под потолком, узкую кровать, пахнущий смолой сундук, оконце с белой занавеской и веточкой майорана на подоконнике, младенца Иисуса в голубом одеянии, зеркальце на стене, отражавшее ее тревоги и радости…
Эта каморка, в которой вешалками служили вбитые в стену гвозди и из-под кровати выкатывалась под ноги сваленная в кучу картошка, была самой жалкой дырой, какую только можно представить. Но теперь Сперанца мысленно возвращалась в нее и укрывалась там, как в своей крепости, заперев за собой дверь и захлопнув окно. А лодка между тем плыла и плыла.
Когда они пристали к берегу, Сперанца очнулась от резкого толчка.
Она промокла до нитки и окоченела. Ей понадобилось сделать над собой усилие, чтобы подняться и выйти из лодки. Она оперлась на руку Таго и пошла с ним по узкой тропинке под нависавшими над головой мокрыми от дождя ветвями деревьев.
Неожиданно она оказалась в нескольких метрах от хибарки, выросшей перед ней в багровом от зарниц просвете.
Таго толкнул дверь и она вошла.
В хибарке было тепло и стоял острый запах свежеобструганного дерева.
— Подожди, сейчас я разожгу огонь, — сказал Таго.
Он вышел и тут же вернулся с большой охапкой хвороста.
Через минуту в очаге, потрескивая сухими ветками, высоко взметнулось пламя, и его отсветы длинными язычками заплясали на стенах.
Стоя посреди комнаты, Сперанца внимательно осматривалась. Постепенно к ней вернулась прежняя бодрость.
Это была все та же комната, что и прежде, но стены были заново обшиты тесом, а вместо утоптанной земли под ногами был настоящий пол из красных кирпичей еще со следами известки. Новая печь была сложена у самой стены.
Но попрежнему одна против другой на голых стенах висели две старые двустволки, и, увидев их, Сперанца слегка вздрогнула.
— Мне их недавно вернули, — сказал Таго, перехватав ее взгляд, — еле добился…
Ничто более не напоминало о прошлом, но и этого было достаточно. Сперанца закрыла глаза, и ей почудилось, будто она снова видит, как плывут в тишине лодки с двумя мертвецами… Они были завернуты в парусину, и возле них лежали двустволки. Лодки медленно скользили по неподвижной воде, и Сперанца, сидевшая в одной из них, услышала, как у нее за спиной застучал топор, и поняла, что кто-то водружает кресты…
Ей опять стало тоскливо, и Таго, казалось, поняв ее состояние, подтолкнул ее к очагу.
Сперанца потянулась к огню, и живительное тепло помогло ей понемногу снова оправиться.
Некоторое время они пребывали в полном молчании. Оно становилось тягостным, и Сперанца почувствовала растущую неловкость. Она попыталась найти тему для разговора, но ей ничего не приходило в голову.
Таго стоял теперь у нее за спиной, и только дыхание выдавало его присутствие.
Тогда Сперанца, наклонившись к очагу, пододвинула в жар головешки и опустилась на колени раздуть угасавший огонь.
Это был инстинктивный жест, унаследованный от многих поколений женщин, которые до нее делали то же самое с той же простотой и естественностью, но этого было достаточно, чтобы растрогать Таго.
Он приблизился к Сперанце и погладил ее по голове.
— У тебя волосы мокрые… — сказал он и поворошил их пальцами, чтобы они рассыпались и поскорее просохли. Потом он сел на камень возле нее и обнял ее за плечи.
— Я уж почти пожалел, что привез тебя сюда, — прошептал он.
Сперанца, обернувшись, посмотрела на него, и пламя осветило ее улыбку. Один жест и одна сердечная фраза рассеяли всякое недоверие.
Уже ни о чем не тревожась, она положила голову на плечо Таго, и они стали вместе следить, как угасает огонь, пока на поду не остались только красные угольки.
За окном монотонно шумел дождь, падая в камыши, на ветки ив, на крышу… и на кресты на берегу затона… Ветер завывал на болоте.
Таго вдруг наклонился и в приливе нежности поцеловал руку Сперанцы. Она посмотрела на него с удивлением, потом приникла к нему и прошептала:
— Вон там мы должны повесить зеркало. Мне оно часто будет нужно, потому что я люблю смотреть на себя, когда я счастлива.