Сперанца больше не носила литературу.

Она была на последних месяцах беременности, и ее освободили от всякой работы. Ее место заступила Эмилия.

Эмилия сильно изменилась с тех пор, как убили ее старика. Сперанца сначала боялась, что она в отчаянии будет неистовствовать, следила за ней и других просила присматривать.

Но Эмилия проявила замечательное самообладание. Ни жалоб, ни бурных приступов гнева… Несколько дней она была в каком-то оцепенении. Потом попросила поручить ей разносить литературу, и ее допустили к этой работе.

Лишь по осунувшемуся лицу, которое теперь выдавало ее настоящий возраст, по блуждающим глазам — она словно все искала кого-то — да по слишком внезапной перемене характера можно было догадаться о ее страданиях.

Когда спрашивали об Эмилии, Берта вполголоса, как бы по секрету, говорила: — Совсем другая стала. Не орет теперь, не ругается… Тяжело мне как, и не поверите. Уж лучше бы она меня разносила с утра до ночи, как раньше!

Эмилия ночи напролет была на ногах. Домой возвращалась на рассвете, но никогда не жаловалась.

Она молча входила, кидалась на постель и лежала с открытыми глазами, уставившись в потолок.

— Эмилия, — шептала Сперанца, — вы так замучаетесь… Не протянете долго… Я молодая, и то мне было трудно, а вам ведь под шестьдесят…

— Старость «своих» любить не мешает. И потом… Это ведь для него, ты знаешь, для Надалена…

Она переводила дыхание и поясняла:

— Сначала, по крайней мере, было так… Я себе говорила: Милия, ребята рисковали жизнью, чтобы отомстить за твоего мужа… А ты? Вот я и взялась за это дело. А потом: с кем поведешься, от того и наберешься… Стало у меня яснее в голове, понимаешь. Мне так думается, теперь я для всех стараюсь, даже для тех, кого не знаю, — все равно, наши люди. Работа у меня, может, и небольшая, да ведь по капельке — море, по былинке — стог…

— Да, да, — шептала Сперанца. — Но вы бы хоть денек передохнули. Вас так надолго не хватит — всю ночь ходить, а днем думать.

— Помру, тогда и отдохну… Ты ведь знаешь, о ком я думаю. О детях… Особенно о нем, о нашем… Эх, как бы я хотела его видеть! Он один у меня остался…

Джованнино уже несколько недель находился в хибарке, окруженной водой. Его отправили туда после убийства немца из опасения, что какой-нибудь след наведет на него карателей. Но это только ухудшило дело.

Исчезновение Джованнино было замечено, его отсутствие вызывало подозрения. Парня искали, и домой он вернуться не мог.

— Это из-за его волос, — говорила Берта. — Все знают его по рыжей голове и сразу заметили, что он куда-то пропал.

Розаннина в лодке возила ему еду, но об этом знали только Сперанца да Эмилия. Никто, даже Элена, не догадывалась, глядя на безмятежное личико девушки, что она выполняет опасное задание.

Фронт подходил все ближе, и другие парни отправлялись на болото к Джованнино.

Бои шли в нескольких километрах от селения. Со дня на день ждали наступления союзников.

Прорыв дамбы и наводнение сделали невозможным оборонительные работы в этом районе. Немцы не могли сопротивляться и отступали.

— Вы мне говорили, что, сколько себя помните, всегда боролись с водой и осушали землю и что это и есть ваша война, — сказал однажды Джованнино Эмилии. — А вот взялись же и вы за кирку и мотыгу, чтобы пустить воду на поля… И еще как работали — любо-дорого посмотреть!

— Да, любо-дорого! — отвечала Эмилия. — Сердце кровью обливалось. Ведь пашню затопляли, а во что она стала нашим людям, эта земля, подумать только… Но мне было бы еще тяжелее, если б пришлось увидеть, как иностранцы жнут на наших полях. Да, нам придется начать все сначала. Будем сызнова строить все, что разрушено, и немало на это уйдет и времени и труда. Но к труду нам не привыкать. Главное, чтобы земля не давала урожая врагам.

— Господи боже мой, Милия, — весело воскликнул Джованнино. — Вы патриотка, и сами того не знаете!

— Кто? Это я — то?

И Надален — это было еще при нем — беззвучно смеялся и весело подмигивал пареньку.

Прошло несколько недель, а вода все еще стояла на полях, и в ней, как в зеркале, отражалось небо.

За каждым гумном теперь были убежища, и люди проводили в них большую часть дня. Отступавшие войска лютовали, срывали злобу на безоружном населении, а самолеты союзников с утра до вечера поливали деревни свинцом.

Тем временем проходившие части разграбили дома и опустошили хлевы.

Унижение, горечь побежденных толкали немцев на новые зверства.

Не было в долине дома, куда бы не заглянула смерть. Дымящиеся в полях развалины, словно вехи, обозначали путь бегущих войск. Когда-то плодородная долина была разорена, но сердца людей бились все сильнее в нетерпеливом ожидании нового дня.

Всю ночь Сперанца металась по комнате, охваченная необъяснимым возбуждением.

— Что-то неладное делается, чувствую я, — говорила она.

— Это от твоего состояния, — говорила Берта. — Так иной раз бывает и с теми, кому посчастливилось жить спокойно. Можешь расхаживать сколько угодно, но выбрось из головы мрачные мысли.

Только на заре Сперанца упала на постель и заснула.

И тут Берта услышала стук в дверь. Она открыла.

Перед ней стоял человек средних лет, высокий, худой, темнолицый, с иссеченными сединой волосами.

Чёрные, живые глаза пристально смотрели на старуху.

— Вы — Берта, да?

Она кивнула и вдруг зажала руками рот, точно не могла сдержать крик.

— Иисус!.. Таго!..

— Тише, — шепнул он.

Берта приблизилась к нему, ощупала его руки, будто хотела убедиться, что это не призрак,

— Ох, сыночек! Мне и не верится, что я тебя вижу!.. Сколько воды утекло с тех пор, как ты приходил в Красный дом к своей милой!.. Старика-то убили, небось, слышал?

Она опустила голову и тихо заплакала.

Таго молчал, склонившись над нею. Он спешил, но не мог оставить старуху без слова утешения.

— Крепитесь, Берта, скоро кончатся наши страдания… Мы их лупим и в хвост, и в гриву… Слыхали?.. — он понизил голос. — Вчера ночью была облава на болоте. Веселая была охота! Мы-то, вы же понимаете, на болоте как у себя дома, а они точно совы днем. А тут еще со всей округи собрались ребята пособить нам запрятать их в мешок.

Он усмехнулся и добавил: — Я это вам говорю, чтобы вы не падали духом. Только ничего не говорите Спере. Незачем ей знать, что Джованнино вчера дрался и должен еще этой ночью прочесывать местность с другими ребятами.

Берта подняла голову:

— Чуяло ее сердце… А ты-то видел своего парнишку?

— Да, — сказал Таго. — Довольно-таки забавно мы с ним познакомились. Поскользнулись оба в грязи и чуть не стукнулись лбами. Еще бы тут не узнать друг друга…

— Волосы, — улыбнулась Берта.

— Нет, темно было, сразу не разглядишь… Но чуть он заговорил… Я его сразу в сторонку, и посветил ему в лицо зажигалкой. Он самый! Вылитый дед. Помните старика Цвана? Глаза те же и хвастает так же… Но отчаянный…

— Если б она знала… Сколько лет она мечтала увидеть, как вы встретитесь…

— Знаю. И мы уговорились доставить ей эту радость. Спере не будет знать, что мы встретились этой ночью и вместе дрались. Пусть порадуется! Мы сделаем вид, что видимся впервые.

Он засмеялся и нежданно показался помолодевшим.

Заулыбалась и Берта.

— Ох, господи! Ты спешишь, а я тут тебя задерживаю! Тебе ведь еще со Сперанцей повидаться надо. Сейчас я тебе отопру… Но только, сынок, позволь сказать тебе спасибо…

— За что?

— За то, что ты сделал и делаешь для всех нас. Другие, которые теперь дерутся рядом с тобой, отблагодарят тебя получше. А такие старухи, как я, только и могут сказать «спасибо, Таго!» Лет нам много, а сил у нас мало…

Таго ласково похлопал ее по плечу и вошел с ней в дом.

Берта засуетилась, отыскивая коптилку, и через минуту на столе вспыхнул огонек.

— Спере, — прошептал Таго.

— Да, — сразу ответила Сперанца, вскочила я села на кровать.

— Да, — повторила она, протирая глаза. — Таго? Ты? Что ты здесь делаешь? Что случилось?

— Тсс! — сказал Таго и улыбнулся. — Ничего плохого. Мимоходом заглянул — вот и все, Пришло в голову зайти тебя проведать,

Он не сводил смеющихся глаз с жены, и перед ним вставало далекое прошлое.

Маленькая Спере и серый ослик… Спере — подросток, бойкая и смелая. Спере — девушка влюбленная и ревнивая. Она жаловалась: почему он танцевал с этой женщиной…

Теперь Спере была матерью того занятного парнишки, которого он оставил там, на болоте, командовать отрядом ребят.

Потому он и захотел повидать ее, когда проходил мимо дома. Чувство глубокой признательности волновало его с той ночи.

Он встрепенулся, улыбаясь, пошарил во внутреннем кармане куртки и что-то достал из него.

— Покажи-ка, что это?

Сперанца посмотрела на сжатый кулак, потом в лицо мужу. Берта тоже подошла, заинтересовавшись.

— Ну-ка?.. Не догадываешься? Нет?

Он разжал пальцы. Что-то блестело у него на ладони.

— О господи! Две маренги! Где вы их взяли? Давненько мы их не видели! — сказала старуха.

Сперанца с улыбкой смотрела на монеты, но губы у нее дрожали: слезы подступили к горлу.

— Они все время были при мне, — сказал Таго, — я только не хотел тебе говорить. Все думал, когда-нибудь, если будет у нас сын, я ему куплю копилку и опущу их туда. Потом позовем Спере и покажем ей. Забавно мне было представлять, какой у тебя тогда будет вид…

Он вдруг осекся, словно голос у него надломился от волнения.

— Бывало по целым дням маковой росинки во рту не держал. Но их никогда не трогал. Позвякивают себе в кармане, и на душе веселее.

Сперанца глотала слезы.

Берта забилась в темный угол, не подавая голоса.

— Но парень теперь у нас совсем взрослый, Спере, он, чего доброго, посмеется над родителями. Мы лучше эти маренги положим под карниз в нашем доме, когда вернемся…

Таго наклонился, поцеловал жену и направился к двери. Он выглянул, осмотрелся и еще раз обернулся к Сперанце.

— До скорого… — прошептал он и быстро вышел, захлопнув за собой дверь.

Сперанца и Берта тут же побежали открыть ее, чтобы посмотреть ему вслед… Но еще только-только забрезжило, и как ни всматривалась Сперанца в предрассветную полутьму, рослая фигура мужа скоро скрылась у нее из виду.

Вскоре пришла Эмилия,

— Ты видела Таго?

— Да. Вчера вечером.

— Он сюда только что приходил.

— Зачем?

— Так. Заходил повидаться.

— Куда он пошел?

— Не знаю. Я его даже не спросила. Он не любит, когда его спрашивают.

— Оно и лучше… Как узнала я вчера вечером, что они дерутся в низине и что наш малый там, мне не по себе стало!

Сперанца схватила руку Эмилии и крепко сжала ее.

— Все кончилось хорошо, — поспешила сказать старуха. — Убитых у нас нет. Ребята еще прочесывают болото, но опасность миновала. Осталось переловить тех, кто уцелел, да они сразу сдаются.

Все трое вошли в дом, и Эмилия продолжала:

— Таго и Джованнино вместе дрались этой ночью. До чего хорошо! Они там и встретились!

— О Иисусе… Он велел не говорить ей… — пробормотала Берта.

Сперанца смотрела то на одну, то на другую.

— Откуда вы знаете? — спросила она.

— Мне Таго рассказал, — ответила Берта.

— А я даже сама его видела, я тоже была там, внизу, — сказала Эмилия. — Нынешней ночью мы сменили товар. Теперь не литературу, а оружие носим.

Эмилия опустилась на кровать, Берта примостилась рядом, глядя на нее с выражением ужаса и восхищения, как смотрела бы на зияющее жерло пушки.

Уже через несколько часов в долине распространилась весть, что болото очищено. Она всех окрылила, как развернутое знамя, вдруг зардевшее впереди. Заждавшиеся люди подняли головы, но тут же склонили их — знамя это оказалось с черной каймой.

Долгожданная радость не веселила. Над гумнами повисла мертвая тишина. Никто не проходил по тропинке, которая вела к дому Сперанцы.

Берта узнала о случившемся, когда была у Элены, и не решилась вернуться домой.

— Что же это! Что же это! — твердила она. — Это нельзя пережить… И как раз теперь, когда все, казалось, кончилось!.. Когда они могли, наконец, жить вместе!.. Можно подумать, что они взвалили себе на плечи горе всех людей.

Розаннина не шевелилась, точно восковая статуэтка, но сердце у нее колотилось так, что видно было, как дрожит жилка на шее. Казалось, оно готово было вырваться из слабой груди.

Сперанца и Эмилия сидели на пороге дома и смотрели на посветлевшее небо.

— Как будто все вымерло, — промолвила Эмилия.

— Да, что-то никто не показывается. Даже Рико с молоком… А ведь в этот час больше всего проходит народу, — самое спокойное время. И Берта тоже не возвращается, — добавила Сперанца.

Ею овладело необычайное беспокойство.

Они помолчали, потом Эмилия поднялась.

— Пойдем узнаем, в чем дело…

Сперанца тоже встала, и они направились к соседним домам.