Дау с силой бьет мотыгой по земле.

Сухая земля растрескалась. Высоко подняв мотыгу, Дау вонзает ее в землю, стараясь попасть в трещину. В такт ударам он с шумом выдыхает воздух: «Хак! Хак!» Все растет и растет площадка взрыхленной земли.

Дау работает без рубашки, высоко засучив брюки. Солнце немилосердно жжет его кожу. Время еще раннее, но солнце уже высоко. Пот льет градом с Дау. Он весь напрягается, поднимая мотыгу вверх. Вонзив ее в землю, Дау тут же с силой дергает ее, отваливая глыбы земли. Все его мускулы комками резко выделяются под кожей. Кажется, что пот, стекая вдоль рук, льется по рукоятке мотыги и смешивается с раскаленной землей.

Да, нелегко ему справляться с этой работой! С тех пор как буйволов отправили в тыл, распахивать землю приходится собственными руками.

Почва, обработанная мотыгой, лучше, чем вспаханная плугом, но, высохшую под солнцем твердую землю трудно мотыжить вручную.

Как уныло на поле! Несколько человек вдали тоже мотыжат землю под палящим солнцем. Кругом только побелевшая от зноя земля да кое-где торчит высохшее жнивье.

Жители еще не все вернулись домой. Но оккупанты так варварски расправлялись с крестьянами, что многие ушли из своих деревень. Но часть их вернулась из Тхяй-Хока. Пора было подумать и другим о возвращении: нельзя совсем забросить землю и умирать с голоду. Чем больше людей выйдет на поле, тем веселей пойдет дело, легче всем будет жить. Если же в поле всего три-четыре человека, а вокруг простирается сухая, потрескавшаяся земля, то людям работать труднее, и они устают быстрее.

Дядя Дау мотыжил землю, мечтая, чтобы рядом с ним работали другие люди. Вдруг он увидел сына, выходящего из деревни с мотыгой на плече. Чо уговорил крестьян, оставшихся дома, принести бамбук и заняться укреплением ограды вокруг деревни. Рана Чо благодаря лекарству, которое дал Куанг, быстро затянулась, но он все еще был слаб и бледен. Его уговаривали полежать, отдохнуть, но Чо не соглашался: он не мог жить без труда.

Заметив сына с мотыгой на плече, Дау подумал: «Если он идет в караул или на постройку ограды, это еще ничего, но если он вздумает мотыжить эту твердую, как камень, землю, да еще под таким палящим солнцем, то снова сляжет. Тогда будет трудно вновь поставить его на ноги».

Он перестал работать и спросил подошедшего Чо:

— Зачем ты пришел?

Чо встал рядом с отцом и взялся за рукоятку мотыги. Дау протестующе воскликнул:

— Я тебе говорю, пойди отдохни! Когда совсем поправишься — будешь работать, дашь мне отдохнуть.

— Дай мне отец, поработать с тобой, — попросил Чо. — Лежать, чтобы умереть с голоду? Так, что ли?

— Если ты будешь голоден, я накормлю тебя, — сказал ласково отец, — ведь мне же будет трудно, если ты умрешь!

Сын ничего не ответил и продолжал работать. Дау перестал мотыжить и остановился в нерешительности. Если бы сын что-нибудь ответил, можно было бы приказать ему вернуться. Но тот молча работал, не желая подчиниться.

Дау рассердился, но почувствовал, что не может справиться с упрямым сыном. В этот момент в поле появился Тик. Он шел из деревенского комитета. Он издалека крикнул:

— Братишка Чо! Ты уже вышел работать? Неужели совсем поправился?

Тик приходился Чо дальним родственником. Дау подхватил:

— Я говорю, что рано ему браться за работу, а он не слушает. Смотри, какой он бледный, как мертвец! Говорю, чтобы еще немного отдохнул, а он и внимания не обращает…

— Тик! Ты был на собрании? — спросил Чо.

— Да, был, — ответил Тик. И, засмеявшись, прибавил: — Иди-ка ты домой. С такой землей даже буйволу трудно справиться, а ты еще очень слаб, дружок.

Дау обрадованно прибавил:

— Вот, вот! Скажи-ка ты ему, а то он меня и слушать не хочет.

Чо хотел что-то возразить, но Тик перебил его:

— Отдохни пока. Мне надо с тобой серьезно поговорить.

Чо понял, что Тик пришел неспроста. У него было, очевидно, какое-то важное дело. Чо, положив мотыгу на плечо, последовал за Тиком. На прощанье Тик сказал дяде Дау:

— Ты уж постарайся, дядя, поработай. Последнее время я был занят собраниями. Все никак не мог взяться за мотыгу. Моя жена обработала около одного сао{} земли рядом с кладбищем.

— Для женщины это немало, — ответил Дау. — Молодец!

Тик вместе с Чо направился обратно на хутор. Дау опять взялся за мотыгу. Работая, он с любовью думал о своем сыне. Хоть и дал им бог разные характеры, но как же не любить его? Он ведь такой, обычно, послушный сын, что требовать от него больше нечего. И работа в поле, и общественные дела — все так и горит у него в руках. Только при народной власти с помощью товарищей

он смог стать человеком. Прежде, как бы он ни старался, все равно пришлось бы ему работать на чужих людей. Больше, чем слугой, он тогда бы не стал. Пора подумать и о женитьбе. Теперь, правда, это стало нетрудно, но надо все же подумать… Народная война протянется не год и не два. Не стоит откладывать женитьбу в долгий ящик и ждать, пока вся страна станет свободной. Была бы жива мать, она давно позаботилась бы об этом. Кого выбрать ему в жены?

Мысли Дау перешли к младшему сыну. Сейчас Сон живет в деревне Тхай-Хок вместе с тетушкой Бай и Хьеу, в доме сестры Бай, крестьянки Фан. Хьеу пришла в родную деревню и уговорила дядю Дау отпустить с ней Сона. Она увела мальчика, не поговорив даже с Чо. Кажется, она несчастлива? А какая она добрая девушка!

Раздумывая, дядя Дау усердно работал. Мотыга в ритм с его дыханием мерно била землю: земля ровно ложилась большими пластами.

В это время Тик и Чо по дороге в деревню обсуждали серьезные дела.

Чо узнал, что на днях Тик присутствовал на собрании, где были представители руководства района и провинции. Вчера ночью состоялось партийное собрание, которое затянулось до утра. Чо не был членом партии, но Тик часто и подробно рассказывал ему о своей партийной работе. Об этих собраниях Чо обычно знал заранее. По просьбе Тика он организовывал охрану деревни в течение нескольких последних ночей. Сейчас Тик на ходу рассказывал Чо о главных вопросах, обсуждавшихся на этих собраниях.

— Руководство считает, что после каждого поражения враги ожесточаются и усиливают операции по прочесыванию местности в оккупированных районах и пытаются начать наступление на свободный район. В последнее время враги повсюду терпят поражение. Особенно досталось им в провинции Хоа-Бинь. В нашей провинции они были разбиты в Тай-Нгуэне. Они боятся, что летом мы начнем наступление. Именно поэтому они усилили облавы, именно поэтому они спешат назначить старосту в нашей деревне. Таким образом они думают задушить партизанское движение в нашей провинции.

На минуту Тик остановился, затем продолжал:

— В нашем районе враги осмелели: они заметили, что мы устали от войны, они знают, что мы голодаем. Война Сопротивления продолжается в некоторых местах пять-шесть лет, два года подряд у нас была засуха и неурожаи. Люди измучены лишениями и невзгодами. Враги пользуются этим, стараются вызвать как можно больше экономических затруднений. В частности, они поставили перед собой задачу сорвать у нас августовский сев. А если августовский сев будет сорван, — нам грозит голодная смерть. Голод означает прекращение всякой борьбы. Не так ли?

Тик замолчал и посмотрел в лицо Чо, который все время внимательно слушал его. Когда Тик обратился к Чо с вопросом, последний только молча посмотрел на него, ожидая, не добавит ли он еще чего-нибудь. Тик продолжал:

— Понимаешь теперь, как обстоят дела! А я не понимал всего этого. Сейчас президент Хо, партия и правительство указывают нам, что надо во что бы то ни стало укрепить силы народа, силы Сопротивления. Мы должны всеми способами защищать крестьян, чтобы они могли провести августовский сев. Секретарь партийного комитета нашей провинции очень удачно выразился. Он сказал смеясь: «Сейчас все решает буйвол!» Это очень верно сказано. Тебе понятно?

Тик рассказывал, улыбаясь, приветливо поглядывая на Чо. Юноше казалось, что он сам присутствовал на собрании, говорил с секретарем и слышал, как тот сказал: «Сейчас все решает буйвол!»

Чо внимательно слушал. Он еще не все понял, но ответил:

— Да! Значит, не случайно враги старались захватить буйволов или пристрелить их? Тем самым они стремились помешать нам сеять.

Кивнув утвердительно головой, Тик продолжал:

— Да! Это так. Они угоняли наших буйволов, убивали их, не давали нам сеять в августе. Крестьянам следует понять это. Если мы сможем сохранить оставшихся буйволов, то сможем пахать, боронить и даже при такой засухе доставать воду из колодцев…

— Сейчас все жители ушли из деревни, — перебил его Чо, — побросали свои участки земли и. чтобы уберечь буйволов, отправили их в тыл. Пока буйволы не вернулись домой, крестьянам придется самим обрабатывать землю.

— Конечно, — согласился Тик. — Ты как будто читаешь мои мысли. Во что бы то ни стало надо сохранить буйволов! А население должно вернуться и работать. Нужно принять все меры, чтобы провести августовский сов, организовать оборону деревни, укрепить партизанский отряд. Сейчас главная задача партизан — уберечь буйволов.

Он продолжал негромко, но отчетливо выделяя каждое слово:

— Вчера этот вопрос обсуждался тщательно. Оказалось, что многие придерживались ошибочных взглядов на этот счет. Сам я никогда не разделял мнения Ча, который полагает, что враги будут устраивать жестокие облавы до тех пор, пока они будут встречать лишь незначительное сопротивление партизан. Но, по правде говоря, я тоже не верил в возможности партизан, я верил только в регулярную армию. Я никому не говорил об этом, но сознаюсь, все надежды я возлагал на приход регулярной армии.

Тик посмотрел на Чо.

— Помнишь ночь у забора, когда все мечтали о приходе регулярной армии и считали, что вражеский пост можно уничтожить только с ее помощью? В душе я был согласен с ними, но промолчал.

Тик говорил долго. Он рассказал, что сейчас жители разделились на две части: одни надеются уцелеть, переселившись в общину Тхай-Хок и получив паспорта у старосты, другие, более мужественные, остались в своей деревне, но опять-таки они надеются только на приход регулярной армии. А сейчас главной силой являются партизаны, которые могут организовать оборону деревни и создать условия для работы на полях, но мы не уделяем должного внимания партизанской борьбе. Сейчас мы должны сделать так, чтобы все поняли исключительную важность партизанской борьбы, чтобы верили в собственные силы.

Тик посмотрел на Чо и улыбнулся.

— Помню, как в ту ночь ты сказал с возмущением: «Болтают о тактике, но не заботятся о караулах!» Ты правильно сказал. Прежде всего мы должны заботиться о выполнении своих задач. Когда у нас будет сильный партизанский отряд, когда придет регулярная армия, мы преодолеем все трудности.

Похвала Тика обрадовала Чо. Он думал именно так, кат; говорил старший товарищ: конечно, замечательно будет, если придет регулярная армия, но до ее прихода надо позаботиться о решении ряда задач. Не следует сидеть сложа руки или переселяться в более безопасное место в ожидании прихода регулярной армии. Если даже все покинут деревню, он, Чо, останется один и, пока жив, будет выполнять свой долг.

Тик, словно угадав мысли Чо, задумчиво промолвил:

— Но если партизанский отряд не будет пополняться и в нем останется один человек, то каким бы активным он ни был, все равно его старания будут напрасными. Ты подумай, сможем ли мы с тобой и другими партизанами продолжать борьбу, если наши односельчане не вернутся обратно? Вон у тебя глаза совсем ввалились, а толку от этого мало.

Тик объяснил младшему товарищу, что при реорганизации деятельности партизанского отряда прежде всего нужно опираться на народ. Партизанский отряд будет иметь силу только в том случае, если у народа поднимется боевой дух, если народ тесно сплотится в единой борьбе, если укрепятся все массовые организации. В партизанский отряд должны войти наиболее активные представители этих организаций, но борьба партизан должна быть неразрывно связана с их работой. В первую очередь необходимо установить тесный контакт с партийной организацией. Хотя Чо и не был членом партии, но Тик полностью доверял ему и поэтому поведал о крупнейшем недостатке в работе парторганизации: партийная ячейка отошла от руководства партизанским отрядом. Заместитель секретаря партийной ячейки, который одновременно возглавлял Крестьянский союз, не следил за делами партизанского отряда. Этими вопросами занимались только Кхань, секретарь партийной ячейки и комиссар партизанского отряда, и Фай, командир отряда. Некоторые члены партии под предлогом перегруженности партийной работой до сих пор не вступили в партизанский отряд. Если уж члены партии не вступили в партизанский отряд, чего же требовать от остальных?

Тик снова подчеркнул, что нужно все сделать для того, чтобы крестьяне вернулись в родную деревню — только при этом условии можно реорганизовать, пополнить и укрепить партизанский отряд.

— Во-первых, мы должны уговорить людей вернуться в деревню, во-вторых, — нужно по-новому организовать и усилить караулы. Жители при хорошей организации караулов сами захотят вернуться сюда, и чем больше их вернется, тем сильнее будет наш партизанский отряд.

Чо стало ясно, какие задачи надо выполнять, и он горячо заговорил:

— Итак, мы должны бороться, чтобы жители нашего селения вернулись домой. Одновременно мы должны укрепить партизанский отряд. Но, по-моему, прежде всего нужно выгнать из отряда всех неустойчивых, неверных людей и принять в отряд новых, наиболее активных.

Тик спросил:

— Кого же, по-твоему, нужно принять?

Чо назвал несколько имен. В числе названных был Льеу.

Все свое свободное время Льеу проводил у защитного забора. Он добровольно ходил на караулы, независимо от того, день ли был или ночь. Льеу утверждал:

— Ходить на караулы, бороться с врагами родины вместе с партизанами хоть и опасно, но все же лучше, чем жить в доме Хюе. Я работал на Хюе, как вол, а взамен этого получал пинки и проклятия.

Льеу часто просил Тика и Чо принять его в партизанский отряд. Он горячо говорил им:

— Никто теперь не властен запретить мне бороться вместе с партизанами!

Мать его, когда он был маленьким, ходила по деревням и просила милостыню. Так она добралась до общины Хонг-Фонг. После смерти матери Льеу Хюе взял к себе мальчика и стал его жестоко эксплуатировать. Но теперь, когда вся семья Хюе переселилась в Тхай-Хок, Льеу оказался на свободе и мог делать все, что ему захочется. Когда Хюе был еще в деревне, Льеу попросил у него разрешения вступить в партизанский отряд. Хюе и слышать не хотел об этом. Льеу несколько ночей подряд горько плакал, ему было обидно и стыдно перед другими. Но теперь он свободен, никто не помешает ему вступить в партизанский отряд.

Чо, рекомендуя Льеу в партизанский отряд, сказал о нем не только хорошее. После того, как Тян покинул деревню и Льеу убежал из дома Хюе, юношу ничто не интересовало, кроме караулов. Все остальное время Льеу слонялся без дела по близлежащим деревушкам. Односельчане настойчиво советовали Льеу поработать в поле, но он никого не слушал. Тян оставил ему так мало риса и бататов, что Льеу часто голодал. Но вместо того, чтобы приняться за работу, он бродил по деревне. Поэтому Чо, подумав, добавил:

— Правда, он храбрый малый. Но ведь ты сказал, что партизанами могут быть только лучшие активисты, люди, которые, кроме всего прочего, заботятся о полевых работах. А этот лентяй предпочитает гулять по деревне. Ну что ты с ним поделаешь?

Тик засмеялся.

— Ты уж слишком многого от него требуешь. Ему хочется погулять, развлечься: до самого последнего времени его жестоко эксплуатировали в доме Хюе, держали в черном теле. Вот он вырвался сейчас на свободу, как птица из клетки, поэтому ему море по колено. Но он храбрый паренек, и если найти к нему правильный подход, из него выйдет хороший партизан.

Слова Тика вполне удовлетворили Чо. Главное то, что Льеу смельчак, а остальные качества можно развивать. Если у человека нет мужества, то его, по мнению Чо, нужно исключить из партизанского отряда, даже если он обладает другими хорошими качествами. Чо вспомнил о Тяне и сказал:

— Нужно продумать и кандидатуру командира отряда: сейчас наш отряд, по существу, обезглавлен.

Тик усмехнулся.

— Вот именно: обезглавлен.

Кхань давно уже работал в свободном районе, Фаи погиб, а Тян переехал в Тхай-Хок.

И тут только Тик признался Чо, что на заседании партбюро его, Тика, назначили комиссаром и одновременно командиром партизанского отряда. Он прибавил очень серьезно:

— Партийная организация поручила мне подготовить нового командира отряда, который помогал бы мне. Боюсь, что один я не справлюсь: у меня очень много работы.

— По-моему, — возразил Чо, — ты справишься с работой и без помощника. Зачем назначать помощника, если он только будет числиться помощником на словах, а на деле всю работу будешь делать ты?

— Нет, сейчас нам нужен хороший работник, не такой, как Тян.

Чо понял, что Тик хочет назначить его командиром. И, возможно, партбюро уже обсудило этот вопрос: ведь однажды уже предлагали назначить его помощником командира. Чо и не собирался отказываться от задания, но он подумал о Тяне и спросил:

— Если мы собираемся укрепить партизанский отряд, то как быть с партизанами, которые ведут себя малодушно?

Тик не догадался, на кого намекает Чо. Командир отряда решил, что Чо имеет в виду Хоэ. Тик знал о раздоре между Чо и Хоэ: на днях ему самому пришлось вмешаться в одну историю, чтобы помешать их ссоре.

* * *

Когда Тян переехал в Тхай-Хок, Хоэ перевели в группу Чо. Однажды утром Чо поручил Хоэ караулить в кустарнике у защитного забора. Из этого кустарника был ясно виден пост, но и французы также могли видеть караульщика. В последнее время они частенько обстреливали кустарник, пытаясь поджечь его. В кустарнике уже было убито несколько жителей деревни, и поэтому партизаны устроили караульный пост немного поодаль от него. Чо приказал все же Хоэ караулить на старом месте. Хоэ не послушался его и встал несколько поодаль. Чо возмутился и заставил его засесть в кустарнике. Между ними возник спор, и они поссорились. Тик, узнав об этом, послал Льеу в кустарник, к Хоэ. С приходом Льеу Хоэ успокоился.

Вспомнив об этом случае, Тик подумал, что Чо хотел бы исключить Хоэ из партизанского отряда. Он с улыбкой посмотрел на Чо.

— В последние дни Хоэ караулил в кустарнике?

— Да. Он уже привык к этому, теперь караулит один. Правда, однажды Льеу здорово напугал его, но после этого Хоэ перестал бояться.

Тик заинтересовался:

— Как его напугал Льеу?

Чо рассказал, что на другой день после заседания партбюро, на котором был Тик, Чо снова приказал Хоэ караулить в кустарнике. Хоэ уговорил Льеу пойти с ним. Льеу согласился, но в голове у него родилась озорная идея. Когда они добрались до кустарника, Льеу забрался на дерево, которое росло неподалеку, сложил ладони рупором и стал громко ругать французов. Французы начали стрелять в дерево, но Льеу соскочил на землю, и, насмехаясь над врагами, захлопал в ладоши. Едва стрельба прекратилась, как он опять залез на дерево и вновь принялся ругать французов. Французы снова начали ожесточенно стрелять, но Льеу опять спрыгнул на землю и как ни в чем не бывало хохотал и хлопал в ладоши. Хоэ умолял Льеу прекратить эти шутки, но юноша не слушал его и всю смену забавлялся таким способом. В конце концов Хоэ тоже понравилась эта игра, он спокойно устроился в кустарнике и восхищенно наблюдал за Льеу. После этого случая Хоэ перестал бояться караулить в одиночку.

Тик, выслушав рассказ Чо, рассмеялся, но затем сказал серьезно:

— Вот видишь, Льеу сумел сделать его смелым. Но вы зря так запугивали его. Хоэ боялся караулить в кустарнике, но ты все же заставил его пойти туда, а Льеу сделал еще так, что французы обстреляли кустарник. Правда, таким путем вам удалось сделать его смелым, но, мне кажется, вы пошли по неправильному пути. Ты ведешь себя по-старому. Помнишь, как ты насильно заставлял Хоэ ходить в караул, когда он еще не был в твоей группе?

* * *

Обычно, когда французы намеревались напасть на деревню, партизаны по сигналу тревоги собирались в определенном месте и устраивали засаду. Но Хоэ не являлся на место засады. Заслышав сигнал сбора партизан, трусоватый Хоэ бежал туда, куда ему вздумается. Однажды Чо преградил ему путь и заставил явиться на место сбора партизан. Позднее партизаны обсудили поведение Хоэ. Все беспощадно критиковали труса, но одновременно крепко досталось и Чо.

Тик напомнил об этом случае, и Чо разозлился.

— Да, теперь говорить легко! Допустим даже, что вы правы, но неужели я должен был в тот момент спокойно воспитывать его? Как тут сдержать себя?

Тик на минуту задумался.

— Я заметил, что, когда поднялась тревога и мы помогли Хоэ спрятать вещи, он вел себя гораздо спокойнее. Если бы ты был тогда у него, ты бы тоже заметил, что он ничего не боялся.

Чо слушал молча. Тик продолжал:

— Надо быть рядом с ним, помогать, терпеливо воспитывать его. Другие тоже иногда падают духом в трудную минуту. Что же, всех их нужно немедленно исключить из партизанского отряда?

Но Чо и не собирался исключать Хоэ из отряда. Просто Тик не понял его. Хотя Чо злился на Хоэ и не раз отчитывал его, не скупясь на бранные словечки, но ему и в голову не приходила мысль об исключении Хоэ из партизанского отряда. Хоэ, по крайней мере, не переселился в Тхай-Хок. Если исключить его из отряда, что же тогда делать с Тяном? Тян, переселившись в Тхай-Хок, лишь изредка приходил в Хонг-Фонг. Тик несколько раз встречал его и беседовал с ним, но Тян всякий раз со смехом отвечал:

— Понимаю! Все понимаю!

С наступлением вечера Тян возвращался в Тхай-Хок. В последние дни Тик был очень занят, он попросил Луана побеседовать с Тяном. Но и с учителем Тян не пожелал разговаривать серьезно и продолжал попрежнему уходить в Тхай-Хок.

Чо подумал: «Очевидно, мы плохо воспитывали Тяна, поэтому он стал таким. Его нужно оставить в отряде и попытаться перевоспитать».

И Чо прямо спросил Тика:

— А как быть с Тяном? Тик повторил задумчиво:

— Как быть с Тяном? Как он вел себя в эти дни? Кажется, попрежнему уходил в Тхай-Хок? Не знаешь, он не поселился еще в доме отца? Этот вопрос серьезный. Возможно, он не порывает связи с нами и одновременно не хочет ссориться с французами? До Бьен не слепой, он только делает вид, что ничего не замечает, чтобы привлечь на свою сторону Тяна. Но как бы там ни было, Тян не может быть больше помощником командира отряда. Это ему надо объяснить. Не следует исключать его за глаза. И не нужно объявлять всем о том, останется ли он в партизанском отряде или нет. Партизаном можно считать любого человека, который борется с врагом.

Чо не совсем уяснил себе то, о чем говорил Тик, и тот, поняв это, улыбнулся.

— Ты хочешь, дружок, сходу решить все вопросы? Это нелегко.

Они подошли к дому Чо, зашли во двор, сели под хлебным деревом и продолжали беседу. Чо взял рукоятку мотыги и начал Постукивать ею по ветвям хлебного дерева, которые висели перед ним.

Тик посмотрел на него и неожиданно мягко сказал:

— Я заметил, что ты, Чо, очень изменился за последнее время. И все же ты еще слишком суров и слишком требователен…

Тик долго доказывал Чо, что он неправильно относится к людям, которые переселились в Тхай-Хок. Нельзя так строго осуждать жителей, получивших французские паспорта, и женщин, посещавших французские базары… Тик не забыл сказать и о том, что Чо несправедливо и жестоко относится к Хьеу.

Чо, слушая командира отряда, молча сбивал листья хлебного дерева: измяв и смешав с пылью один лист, принимался за другой.

«Очевидно, Хьеу рассказывала обо всем Тику», — подумал он. Чо неожиданно для себя широко улыбнулся. «Пожалуй, Тик прав — нужно быть мягче с людьми. Выходит, что я зря так обидел Хьеу. Да и с Хоэ был слишком груб. Но Тян?.. С Тяном надо быть строже, тут уж никто его не переубедит. Да, во многом Тик прав…»