Наступило утро следующего дня. Дау решил обработать три сао земли, которые он арендовал у Бай. Буйвола нет — приходится работать вместо него. Хоэ стоит на плуге, Тхиет, Льву и Чо тащат плуг, а Дау, согнувшись в три погибели, направляет лемех плуга. Густая пыль клубится столбом. Нестерпимо палит солнце. От земли поднимается пар, дышать тяжело. Вначале пахари бодро принялись за работу и, оживленно беседуя между собой, легко тащили плуг. Но скоро они выбились из сил. Они перестали разговаривать и, тяжело дыша, пропахали несколько десятков бороздок. Наконец Дау крикнул:

— Давайте отдохнем несколько минут!

Все тут те прекратили работу, и густая пыль, поднимавшаяся над полем, стала оседать. Льеу и Тхиет выпустили из рук плуг и весело засмеялись. Тхиет участливо спросил Дау:

— Ну, очень устали, дядюшка Дау?

Дау еще не успел отдышаться и не ответил на вопрос. Чо присел на землю, снял куртку и накрыл ею голову, защищаясь от солнца и пыли. Он отер пот с лица и сказал:

— И работал вроде немного, а грудь ноет, и ног под собой не чувствую.

Льеу засмеялся:

— Понятно, когда старые буйволы жалуются на усталость. Но почему же молодые буйволы немного поработали и уже выбились из сил? Ну и работники!

Хоэ внимательно посмотрел на утомленного Дау и сказал ему:

— Я ведь говорил, что вам надо стоять на плуге, а вы не послушались меня. Сейчас мы поменяемся местами. Дау сказал прерывающимся голосом:

— Я очень легкий. Ты потяжелее меня, и когда стоишь на плуге, он глубже пашет.

Он продолжал тяжело дышать, грудь его ходила ходуном. Жалко было смотреть на старика. Все пятеро были раздеты до пояса, у всех засучены брюки. Пыль покрывала головы, шеи, по телу градом катился пот. Но Дау было труднее всех. Его дряхлое тело покрылось пылью и было мокрым от пота. Вены вспухли, и от этого кожа казалась еще более дряблой. Лицо дядюшки Дау осунулось, рот широко открыт, щеки ввалились, скулы заострились… Он щурился, чтобы в глаза не попадала пыль, с трудом наклонился, поднял горсть земли, показал другим.

— Вот видите: пахали с таким огромным трудом, и все же земля плохо пропахана. Если бы работали на буйволах, нам не пришлось бы потом дробить эти комья земли. Сколько ни старайся, а результат один — только царапаем землю. Это никуда не годится.

Тхиет поддержал его:

— Да, эти комья помешают семенам взойти. Кроме того, остается много сорных трав; потом прополка замучает нас.

Чо поднялся с земли и сказал:

— Но все же пахать надо. Хоть и слаб результат, но это все же лучше, чем ничего.

Тхиет поддержал его:

— Да, хоть и плохо получается, но другого выхода нет.

Льеу, который стоял позади Чо, громко крикнул:

— Ну, буйволы, пора приниматься за работу, скоро стемнеет.

Он посмотрел на Дау.

— Дядя! Надо было бы притащить им травы и накормить.

Хоэ поднял веревку, протянул ее Дау и прикрикнул на Льеу:

— Все устали до смерти, а ты все шутишь! Видно тебе нравится это. Да, жаль, что пришлось угнать буйволов. Теперь мы вынуждены работать за них.

Дау, вставая на плуг, тихо сказал:

— Если мы сегодня не будем работать за буйволов, то вскоре мы вынуждены будем питаться травой. Боюсь, что и травы-то не найдется для еды…

Они опять с трудом потащили плуг. Над полем снова поднялась густым облаком пыль. Льеу запел:

— Французы взяли наших буйволов, но мы сами тащим плуг, мы вспашем эту землю и уничтожим французов.

В это время из деревни Тхай-Хок возвращался старик Хоать. Увидев пыль в поле, он понял, что там трудились люди, и побежал по направлению к ним, крича на ходу:

— Эй, Дау! Дау!

Хоать бежал по только что вспаханному полю, падал, поднимался, бежал и снова падал… Хоать обычно во всех случаях жизни умел сохранять спокойствие и шутливый тон. Но сейчас он выглядел чрезвычайно удрученным.

— Эй, Дау!

Все прекратили работу. Пыль начала понемногу рассеиваться. Хоэ первый услышал голос Хоатя.

— Это ты, отец?

— Старик Дау с вами?

Дау откликнулся:

— Я здесь!

Солнце, пыль, а больше всего волнение мешали Хоатю, и он ничего не видел перед собой.

— Французы забрали буйволов! — крикнул он.

Веревка выскользнула из рук Дау. Он слез с плуга и подошел к Хоатю.

Чо переспросил:

— Что? Забрали буйволов?

Хоать, очутившись среди друзей, обрел прежнее спокойствие. Он снял шапку, почесал затылок и сказал:

— Вы тут трудитесь, а о буйволах забыли. Вот их и отобрали у нас. Даже веревок не осталось.

Хоэ сделал вид, будто не расслышал отца и переспросил:

— Правда, что они забрали буйволов?

— Да, правда. Сегодня утром они забрали девять буйволов.

Тхиет спросил:

— А чьи буйволы?

Но Льеу перебил его, спросив в свою очередь:

— Они забрали только трех буйволов, которые принадлежат жителям деревни?

Хоать рассказал, как было дело:

— Французы заметили появление новых хлевов. Они правильно рассудили: раз хлевы новые, значит, в них поставлены буйволы. Но даже в старых хлевах они сумели найти наших буйволов: увидели там свежий навоз.

— Но ведь Там Ить, шурин Ча, — сказал Хоэ, — объявил наших буйволов своими! У него есть на них документ, как же французы посмели отобрать их?

Чо в отчаянии грузно опустился на землю и сказал, отчеканивая каждое слово:

— Для них документ — пустая бумага!

Дау тоже был огорчен, он сказал подавленно:

— Да! Бумаги для них ничего не значат. Я все время чувствовал, что если мы пошлем буйволов в Тхай-Хок, то французы отнимут и продадут их.

На глаза крестьянина навернулись слезы. Желая сберечь буйволов, крестьяне отвели их в Тхай-Хок. Но с того дня Дау не знал ни минуты покоя: не переставал тревожиться за судьбу буйвола. И особенно тяжело было на душе у Дау сегодня, когда пришлось работать вместо буйвола. Дау вспомнил своего буйвола, вспомнил, как работал на нем. Ведь Дау просил Ча вернуть ему буйвола. Но Ча ответил, что пока рано забирать буйвола обратно: если французы устроят облаву, трудно будет спасти их. Казалось, что Ча был прав. Но теперь у Дау появились нехорошие мысли: Ча арендовал клочок земли у Там Итя и, конечно, он хотел попридержать буйволов у себя, чтобы обработать на них землю.

Дау и Хоать обычно гораздо больше, чем Ча, заботились об их общем буйволе, которого они купили на троих. Ча не богат, но очень хитер. У него были деньги на покупку буйвола, но он разделил эту сумму на четыре части. Вместе с другими он участвовал в покупке четырех буйволов. Если французы отберут одного буйвола, у него останутся другие. Кроме буйвола, которого Ча купил, объединясь с Дау и Хоатем, у него оставалось еще три буйвола, приобретенных им совместно с другими крестьянами. Горе сделало Дау несправедливым, он думал о том, что Ча заботился только о себе. Хоать, который стоял около него, также раздражал его. Но Хоать понял его мысли и сказал с горькой усмешкой:

— Если бы мы и не послали туда буйволов, неизвестно, удалось ли бы нам сохранить их здесь. Что бы мы делали с ними во время облавы? Буйвол — общий, вам принадлежит одна нога буйвола, а мне и Ча — по полторы ноги. Мы не меньше вас беспокоились о буйволе, и все же французы отобрали его.

Льеу присел рядом с Чо и сказал:

— Дело тут не только во французах! Очевидно, кто-то показал французам наших буйволов. Откуда французы могут знать, какие буйволы наши?

Хоэ сокрушенно покачал головой:

— Как безжалостны солдаты! Эта мера похуже назначения старосты. Они решили запугать нас, заставить выбрать старосту.

Дау долго молчал, потом тяжело вздохнул:

— Что же теперь нам делать?

Люди посмотрели на него. Глаза его были красные и мокрые от слез. Все молчали. Даже Хоать перестал усмехаться и, сняв шапку, медленно чесал затылок.

В это время вдали показались три человека. Они шли из деревни. Это были Тик, Луан и Ча. Все смотрели в их сторону, ждали их приближения, будто их приход мог принести облегчение. Узнав о том, что французы отобрали буйволов, посланных в Тхай-Хок, Тик и Луан ушли с поста, чтобы побеседовать с жителями о случившемся. По пути они встретили Ча, и все трое пошли в поле, посоветоваться с Дау.

С приходом Тика, Луана и Ча начался бурный спор. Мнения разделились. Одни считали, что надо раздобыть денег и выкупить буйволов. До сих пор бывало так, что французы, забрав буйволов, разрешали потом жителям выкупать их. Другие считали, что нужно найти способ угнать буйволов ночью, а если это не удастся, тогда попробовать выкупить их. Ча придерживался первого мнения.

Он говорил:

— Хорошо, если нам удастся угнать буйволов, а если нет? Если нам не удастся увести их, надежда на выкуп также будет потеряна. Знаю, что если французы и разрешат нам выкупить буйволов, то это обойдется нам не дешевле, чем покупка буйволов заново. Но все же тогда у нас будут буйволы. А если мы их не выкупим, французы прирежут их на мясо. Хуже этого ничего не может быть. Сейчас наше правительство учит нас прилагать все силы для сохранения каждого буйвола и не разрешает колоть на мясо даже старых животных, — мы не можем допустить, чтобы французы уничтожили сильных, хороших буйволов. В противном случае мы пойдем вразрез с политикой правительства.

— Вы не так понимаете политику правительства, — возразил Чо. — Да, действительно, политика правительства состоит в том, чтобы сохранить буйволов. Но это ворсе не значит, что французы всегда будут беспрепятственно забирать буйволов, а мы каждый раз будем доставать деньги и выкупать их. Вы с вашим пониманием политики правительства не защищаете интересов соотечественников; например, вы не хотите, чтобы партизаны атаковали врага, боясь, что французы будут за это мстить населению, будут сжигать дома, но, рассуждая таким образом, можно согласиться и на назначение старосты в деревне.

Чо обернулся к Хоэ:

— Как ты думаешь, Хоэ?

Но Хоэ не успел ответить: в разговор вмешался учитель Луан:

— Французы забрали буйволов, и мы должны атаковать врагов, чтобы они впредь боялись трогать нас. А если мы не можем наступать на них, то нужно побольше вредить им, побольше беспокоить их. Где мы найдем деньги для выкупа буйволов? И разве можно позволять французам делать все, что они хотят? А если они все же решат назначить старосту, значит, по-вашему, мы должны будем согласиться с ними?

Снова заговорил Чо:

— Обо всем этом у партизан должно быть твердое мнение. Если же крестьяне не понимают нашей политики, нужно провести среди них разъяснительную работу. Мы здесь трудимся, выполняем работу буйволов, а французы в это время забирают наших животных. Мы не можем выкупать буйволов! Правильно я говорю, Тхиет?

— Если бы не было никакого другого выхода, — вмешался учитель, — пришлось бы выкупать.

Хоэ взглянул на Луана:

— Да, вы, конечно, правы. Прежде чем говорить о выкупе, надо попытаться силой или хитростью отобрать у них буйволов.

Затем он посмотрел на Чо и сказал решительно:

— Обсуждать этот вопрос среди партизан не следует, и так все ясно.

Он обернулся к отцу:

— А ты как думаешь, отец? Стоит ли попытаться угнать буйволов?

Хоать сначала был на стороне Ча, но теперь он полностью согласился с партизанами. После этого осталось только переубедить Ча. В конце концов им удалось это, и Ча сказал, правда, не совсем уверенно:

— Да и я так думаю, но ведь все зависит от вас, от партизан.

Тик до сих пор ничего не говорил; он сидел и спокойно слушал спор. И только выслушав всех, он медленно и твердо сказал:

— Да, мы должны перейти к активным действиям. Но надо позаботиться и о том, чтобы защитить наших людей от вражеской расправы.

Ча уцепился за последнюю фразу:

— Вот об этом-то я и беспокоюсь. Если мы нападем на французов, они будут мстить нам, устроят облаву, жестоко расправятся с населением.

Чо хотел было возразить, но Тик перебил его:

— Я имею в виду тех крестьян, которые еще продолжают жить на той стороне.

Хоать с затаенной улыбкой посмотрел на Ча:

— Если ты поговоришь с женой, и она вернется в нашу деревню, многие последуют ее примеру. Тогда французам не с кем будет расправляться. Видишь, все зависит от тебя:

Ча смутился:

— При чем тут я?.. Я не запрещаю ей вернуться. Но мы, мужчины, во время облавы можем спрятаться в убежищах, и французам трудно найти нас. А куда прятаться женщинам с детьми? Дети в убежище начнут плакать, им не заткнешь рот.

Чо резко ответил:

— Надо брать пример с других. Расскажите своей жене о мужестве жены Тика, которая осталась в деревне с детьми.

Снова их беседу перебил учитель:

— Сегодня ночью необходимо во что бы то ни стало угнать буйволов! Наших односельчан, которые до сих пор живут в Тхай-Хоке, надо убедить вернуться домой еще до наступления ночи. Те, которые не успеют перейти в нашу деревню, будут бороться другими средствами. Ты согласен Тик?

Тик о чем-то сосредоточенно думал и не ответил учителю.

— Если французы заставят крестьян явиться на пост с паспортами, они должны будут говорить примерно в таком духе: «Мы переехали сюда и получили паспорта только потому, что французы обещали защищать нас. Но мы не знали, что французы отберут у нас буйволов». Как ты думаешь, Тик?

Тик попросил всех высказываться по очереди: он должен доложить обо всем административному комитету и получить конкретные указания.

Ча колебался. Все односельчане давно уже отремонтировали тайные убежища. Он же, рассчитывая на то, что жена и дети будут жить в общине Тхай-Хок, построил убежище только для себя одного на тот случай, если придется вернуться в Хонг-Фонг. Он так и не решился больше высказаться: боялся осуждения товарищей — они ведь скажут, что Ча мешает осуществить их план.

Административный комитет одобрил план, предложенный Чо и Тиком.

План был очень прост: нужно было сломать внешний забор, окружающий французский пост, и угнать буйволов.

Под контролем поста находился довольно большой район. Базар тоже находился на территории поста и также был окружен забором. Французы привязали отнятых у крестьян буйволов к деревьям, растущим на площадке перед базаром. Рядом с этой площадкой, ближе к посту, тянулся целый ряд построек: помещение для собраний, публичный дом, дома старост, караульщиков и их помощников. Главный пост был окружен несколькими заборами. Задача состояла в том, чтобы выбраться с буйволами через первый — внешний забор, а это сделать было не так уж трудно.

Чо тщательно разработал план операции. Он верил в ее успех. Кроме того, он считал, что удачный исход дела поднимет боевой дух партизан. Партизаны Третьей деревушки будут наблюдать за дзотом и казармами. План подробно обсуждался в административном и партийном комитете и среди крестьян общин Хонг-Фонг и Тхай-Хок. С вечера стали готовиться к операции.

Хьеу получила от Тика задание провести беседы с крестьянами и уговорить их вернуться в родную деревню. Хьеу ходила по домам, уговаривала земляков понять необходимость возврата в Хонг-Фонг. И к тому времени, когда партизаны засели в засаде, многие жители уже вернулись в свою деревню.

Хьеу настояла на том, чтобы ее мать, тетушка Бай, вернулась вместе с Соном домой — в Хонг-Фонг. Сон жил вместе с Бай и Хьеу в доме тетушки Фан. Рана на ноге у него давно зажила. Он несколько раз просил разрешения вернуться к отцу. В чужом доме и чужом месте он не чувствовал себя свободным. Ему не приходилось работать, кормили его неплохо, но ни днем, ни ночью ему не разрешали выходить из дому: французы бросали в тюрьму даже двенадцати-тринадцатилетних детей. Самым тяжелым для Сона было то, что он не мог громко говорить, петь, веселиться. Однажды Сон мыл посуду и по привычке тихо запел:

«Войска идут с песнями…»

Фан услышала песню и строго-настрого запретила мальчику даже слегка повышать голос. И Сону было очень скучно. Он не раз просил отпустить его домой, но Бай и слышать не хотела об этом.

— Здесь твой буйвол, — говорила она, — кто будет ухаживать за ним, если ты вернешься в деревню? А куда ты денешься во время облавы?

Хьеу тоже уговаривала его пока жить с ними. Но этой ночью Сону разрешили вернуться домой. Радости его не было границ.

Дойдя до защитного забора, Сон встретил партизан, готовившихся к операции по угону скота. Сон стал упрашивать их взять его с собой: ведь французы иногда заставляли мальчика работать в посту, поэтому он хорошо знал дорогу. Но партизаны отправили его домой.

Хьеу проводила мать до самого дома, а затем вернулась к забору. Тик сказал ей, что некоторые крестьяне, ранее пожелавшие вернуться домой, раздумали это делать сейчас. Тик занят операцией — ему надо быть с партизанами, поэтому он дает задание Хьеу пойти вновь в Тхай-Хок, повидаться там с крестьянами, которые не пожелали вернуться домой, еще раз попытаться доказать им опасность их положения.

Хьеу узнала, что многие семьи уже совсем было собрались вернуться в свою деревню, но потом раздумали: появился Ча и приказал жене и детям остаться здесь, не трогаться с места. Жена Ча была сестрой Там Итя — жителя общины Тхай-Хок. У нее было трое детей, самому младшему едва исполнилось полгода. По настоянию мужа она уже три месяца жила здесь. Ча достал ей французский паспорт и арендовал восемь сао земли. Ча хотел подождать, пока подрастет ребенок, поэтому он временно не разрешал жене возвращаться в родные места. Жена Ча была доброй женщиной. Хьеу часто заходила к ней. И вернувшись вечером в Тхай-Хок, Хьеу зашла к ней, чтобы поговорить о возвращении. Ее и не надо было уговаривать: она сама приготовилась уйти этой ночью, но пришел Ча и сказал, что нужно немного переждать: он не успел еще вырыть убежища. Если партизаны осуществят свой план, то завтра же французы устроят облаву. Куда она тогда денется с детьми? Лучше ей пожить здесь еще несколько дней, пока он не выроет убежище. И жена Ча решила остаться. Хьеу поговорила с ней и с другими жителями о том, как надо вести себя в случае облавы.

В это время партизаны приступили к выполнению задачи: они ломали забор, окружающий вражеский пост. Чо руководил проведением операции. Рядом с ним все время был Хоэ. Вечером, когда распределили обязанности, Хоэ сам вызвался пойти ломать забор. Тогда Тик сказал:

— За последнее время Хоэ осмелел.

Чо улыбнулся:

— Обстановка подействовала. Когда французы усилили зверские расправы с населением, каждому захотелось бороться с ними, у всех поднялся боевой дух.

Хотя Хоэ и сам вызвался идти вместе с другом, но сейчас, когда они уже сломали забор и Чо жестом приказал ползти вперед, Хоэ вдруг остановился в нерешительности. На караульных башнях раздавались удары гонга, из поста время от времени слышались выстрелы. Пост и караульные башни утопали во мраке. Из публичного дома доносились смех, шутки, крики. Сноп света освещал пространство до самой площадки, на которой находились буйволы. Надо было ползти вперед, но Хоэ вдруг охватил страх. С минуту он колебался, потом бросился к Чо и шепнул ему:

— Разреши мне сломать еще один участок забора! Это на тот случай, если произойдет что-нибудь неожиданное и придется срочно отступать.

Но когда Чо и другие партизаны уползли вперед, в темноту, Хоэ стало еще страшнее. Вокруг не было ни души, он остался один, он хотел было ползти за товарищами, но было уже поздно. Отступить? Еще хуже. Хоэ растерялся и мысленно ругал себя за то, что не пополз вперед вместе со всеми. В этот момент он увидел впереди, во мраке что-то похожее на буйвола, за ним появился другой, третий… Хоэ облегченно вздохнул. Но в это время послышался топот буйволиных копыт — буйволы побежали. В публичном доме по-прежнему кричали и бранились французы, но на караульных башнях поднялась тревога, затрещали пулеметы. Где-то впереди раздался взрыв гранаты и беспорядочные выстрелы из винтовок — это партизаны группы Тика отвлекали внимание врага.

Вспыхнули ракеты. У Хоэ потемнело в глазах и, ничего не видя и не слыша, он бросился бежать назад. Его настигал топот буйволов, и Хоэ перетрусил еще больше: он подумал, что французы будут преследовать буйволов, и тогда он погиб. Стрельба все усиливалась. Французы на близлежащих постах решили, что на гарнизон напали отряды Народной армии, и начали палить из всех орудий.

Оглушительно ухали пушки, со свистом падали осколки снарядов. Хоэ неожиданно упал.

* * *

Чо вместе с другими партизанами дополз до площадки, где были привязаны буйволы. Партизаны на ощупь находили веревки на шеях буйволов и перерезали их. Одна за другой падали веревки. Чо надеялся освободить всех буйволов. Но буйволы, почувствовав запах человека, начали фыркать и топать копытами. Одни побежали, не дожидаясь, пока их выведут, другие сами срывались с привязи. Не успели партизаны освободить всех буйволов, как французы подняли тревогу. Чо старался освободить всех животных, но один буйвол, стоявший в самом конце площадки, все же остался на привязи. Чо поспешно побежал назад. По дороге он наткнулся на раненого Хоэ. Чо, не долго думая, взвалил товарища на плечи и побежал дальше.

Партизаны благополучно прибыли в Хонг-Фонг. Там их ждали крестьяне. Вся деревня была на ногах, особенно рады были те хозяева, которым вернули их буйволов.

Было уже поздно, но люди толпились в хлевах, зажгли там лампы и факелы. Все были возбуждены и говорили наперебой.

Дау, Хоать и Ча обежали всю деревню, но не нашли своего буйвола. Очевидно, именно его и не удалось освободить.

Ча громко возмущался:

— Что нам теперь делать? Я ведь знаю, если у французов останется хоть один наш буйвол, выкупить его будет невозможно. Вот не везет! Почему именно наш буйвол остался там?

Дау был совершенно подавлен. Хоать, как всегда, улыбался. Он показал на освещенные хлевы и сказал:

— Наш буйвол остался там. Но мы вернули другим буйволов, разве односельчане не дадут нам их хотя бы на несколько дней?

Но старик только старался казаться веселым, а на самом деле ему было тяжелее, чем другим: ведь был ранен его сын Хоэ.

Дау попросил Ча сходить еще раз на поле: может быть, буйвол бродит где-нибудь за забором? Ча безнадежно махнул рукой.