Ровно через неделю Лили оказалась в том же районе Нью-Йорка, только на этот раз она была совсем не похожа на латиноамериканку, работающую в спа-салоне, которая проскользнула сквозь позолоченные двери теннисного клуба. В то утро в «Сентинл» вышла ее статья, и буквально через несколько часов новость о таинственном салоне подхватили Си-эн-эн, национальное государственное радио и сайт Gawker.com. Таким образом, ее небольшое расследование стало одной из тем национальных новостей. Более того, уже звонил репортер «Шестой страницы», который хотел завтра написать о ней заметку.

«Ну что, Умберта, кто теперь самая популярная девушка?»

Чтобы отметить это событие, Лили в последний момент записалась на укладку в салон к Эрнесто и в результате, появившись в ярко-красном холле клуба «Даблз» в идеально скроенном пальто, расклешенном книзу, и в сапогах от Хлое, выглядела ухоженной и элегантной.

– Посмотрите сюда, – попросил фотограф, которого Патрик Макмаллан прислал на день рождения Лекси Фостер.

– Чаз, если не ошибаюсь? – спросила Лили, усаживая одетого в бархатный комбинезончик Уилла к себе на бедро.

– О, отлично. Не двигайтесь. – Он сделал полдюжины снимков. – Великолепно!

Лили вынуждена была признать, что ей нравится снова быть в центре внимания. На дне рождения Чаз даже не подумал ее сфотографировать. А сейчас он уже знал ее имя.

Взяв для Уилла мягкие ушки олененка и игрушечную собачку, она прошла через бар в помещение клуба, где за круглым столиком рядом с танцполом сидели Роберт и Джозефин. Жаль; она надеялась, что свекровь опоздает и у нее будет возможность поговорить с мужем о статье. Лили так ничего и не рассказала ему заранее, чтобы в случае расспросов со стороны руководства клуба он мог честно ответить, что не имеет к материалу отношения. Другими словами, она хотела, чтобы он имел возможность честно все отрицать.

– Привет, дорогой. – Лили передала ребенка отцу. Уилл обхватил шею Роберта пухленькими ручками и радостно заверещал, упираясь лбом в его шею. – Вы здесь давно? – поинтересовалась она и увидела, как Джозефин закатила глаза.

– Не очень. – Роберт отвел взгляд. – Может быть, нам сфотографироваться с Сантой, пока не так много желающих? – обратился он к матери.

Лили сняла пальто и положила его вместе с сумочкой на стул рядом с Робертом. Он сердится – это очевидно. Наверное, кто-то рассказал ему о статье. И все же это не оправдывает грубость. И она ни за что не позволит им сделать рождественское фото без нее. К тому моменту как Лили догнала Роберта и Джозефин, они уже устроились на скамейке рядом с Сантой.

– Подождите меня, – сказала она фотографу и встала за ними.

– О, дорогая, ты не возражаешь, если мы сфотографируемся одни? – попросила ее Джозефин.

Лили уставилась на Роберта в надежде, что он вступится за нее, но он в ответ лишь ухмыльнулся, как бы слегка извиняясь. Глядя, как свекровь тепло улыбается в объектив, Лили почувствовала желание выхватить Уилла из ее костлявых рук с кожей, напоминающей куриную, и втиснуться на скамейку рядом с безмятежным Сантой, но потом поняла, что такой поступок будет выглядеть глупо и по-детски.

«К черту. Если ей так хочется, пусть фотографируется».

– Ну вот, теперь у нас есть и рождественская фотография, – весело защебетала Джозефин, поднимаясь со скамейки.

Теперь Лили села рядом с Сантой, и удивленный фотограф сделал еще несколько снимков. Когда они с Робертом и Уиллом вернулись за стол, Джозефин объявила, что идет в туалетную комнату, и прошла прямо через небольшую квадратную танцевальную площадку.

– Поверить не могу, что ты позволил сделать рождественскую фотографию моего ребенка без меня, – прошипела Лили сидящему напротив мужу и протянула Уиллу мягкое песочное печенье.

– Только сегодня не начинай, я не в настроении. – Он несколько секунд раздраженно смотрел на нее. – Это твоя статья вышла в сегодняшней газете?

– Да, а что?

– Как ты могла не сказать мне об этом? Утром в клубе я чувствовал себя полным ослом. Все знали о ней, кроме меня.

– Я понимаю, но все должно быть в порядке. Я намеренно держала тебя в неведении, чтобы ты мог отрицать свою причастность к ней.

– Президент клуба вызывал меня в свой офис. Совет единогласно проголосовал за мое исключение. И даже моему отцу назначили испытательный срок.

– Но это же невозможно. Ты ничего не знал о моих планах. И ни в чем не виноват. Ты разве не сказал об этом?

– Чтобы выглядеть как мужчина, который ничего не знает о делах своей жены? Лили, черт тебя побери, как ты только могла предположить, что мне это ничем не грозит?

– Не знаю, просто не подумала.

– Не подумала? Но это же очевидно! – насмешливо произнес он. – Не сомневаюсь, для тебя это была суперистория, но как можно было не задуматься о последствиях? Те парни, чьи слова ты процитировала, оказались в полном дерьме. Теперь для них на всю жизнь закрыты двери в наш клуб, а «Рэкет-клаб» и «Ривер-клаб» уже аннулировали их заявки на вступление.

– Значит, ты тоже не сможешь вступить в эти клубы?

– Не знаю. – Он вздохнул. – Мама говорит, что близко знакома с президентом «Ривер-клаб». Она собирается сделать большой взнос, но это все равно не дает никаких гарантий.

– Значит, на помощь снова приходит мама и ее деньги? Слава Богу, у тебя будет еще одна причина целовать ей задницу!

– Не смей так говорить! – зло прошипел Роберт и швырнул салфетку на стол.

– Да? А она может говорить обо мне все, что вздумается? Или напомнить тебе, как она однажды назвала меня деревенщиной?

– Знаешь что? Сейчас речь не о ней, а о тебе и о том, что ты все испортила. И теперь, когда мама собирается исправить то, что ты натворила, винить ее в чем-то – последнее дело с твоей стороны. Если уж на то пошло, сейчас ты должна быть в какой-то степени благодарна ей. – Роберт резко замолчал, словно испугавшись сказать что-то лишнее, и откинулся на спинку стула. После долгого молчания он произнес: – Ты никогда не признаешь свою вину, так?

– Я же сказала, мне очень жаль.

Роберт встал из-за стола и отдал ей Уилла.

– Я хочу поздороваться с Томом Говардом, – решительно объявил он.

Лили смотрела, как он идет по залу к Джозефин и отцу Морган – седому мужчине в костюме в тонкую полоску.

Несколько дней назад Роберт упомянул, что мистер Говард – партнер-основатель компании «Международное инвестиционное партнерство Гринвича», более известной как МИПГ, – рассматривал возможность рекомендовать его на работу. И хотя Лили совсем не радовала перспектива связать финансовое благополучие своей семьи с компанией, где имеет влияние Морган, ей очень хотелось, чтобы Роберт наконец снова начал работать. Может, тогда он перестанет проводить с матерью практически каждый вечер и уделит больше времени ей, дому и ребенку – как это и должно быть.

Оставшись за столиком в компании Уилла, Лили взяла у официанта бокал дешевого вина и сняла ободок с оленьими ушами, который надела в начале праздника. Она испугалась, что муж никогда не простит ей исключения из клуба. Он злился на нее даже больше, чем в тот день на парковке, когда она не смогла разделить его восторг от нового «порше». Джозефин снова сумела воспользоваться ситуацией и сыграла роль спасительницы, выставив Лили эгоисткой. Как она могла допустить, чтобы это случилось снова? Лили принялась собирать вещи – она не могла больше находиться на этом празднике, – но не успела надеть пальто, как заметила Верушку, которая направлялась к ней прямо через крошечную танцевальную площадку. Она была очень раздражена.

– Почему ты мне так и не перезвонила? – недовольно поинтересовалась Верушка, скрестив руки на груди отчего ее круглые золотые браслеты громко зазвенели.

– Ты мне звонила?

– Трижды с самого утра! Не возражаешь, если я присяду?

– Пожалуйста. – Лили отодвинула стул. – Рождественское печенье? – Она протянула Верушке маленькую красную тарелку из пластика. В таком модном заведении посуда могла быть и получше!

Верушка покачала головой и взяла Лили за руки.

«Ну вот, начинается».

– Дорогая, у меня прекрасные новости.

– Правда?

– Джерри прочитал статью о нашей вечеринке покупок и твой по-о-трясающий материал, который вышел сегодня утром. Антисемиты, собравшиеся в этом теннисном клубе, в свое время отказали и ему – только не говори никому об этом. Как бы там ни было, он считает, что ты за-а-мечательно пишешь. И поручил своим журналистам в «Таунхаус» написать о тебе, – растягивая слова, сказала она.

«Таунхаус», журнал о светской жизни, волшебным образом появлялся в холлах самых известных небоскребов Ист-Сайда. В определенных кругах считалось обязательным читать его. Каждый месяц в нем публиковали материал о самой популярной красавице или влиятельной паре.

– Он хочет, чтобы твоя фотография была на обложке.

– Но, Верушка…

– Считай, это моя маленькая благодарность. – Она подмигнула Лили и встала. – Пеппи Браун свяжется с тобой, чтобы назначить время съемки, а потом кто-нибудь из редакторов позвонит насчет интервью.

То, что муж Верушки хотел видеть фотографию Лили на обложке «Таунхаус», – отличная новость. Но Лили беспокоилась, как на это отреагирует Роберт, и чувствовала себя еще более подавленной. Она надела пальто и собралась уходить. Роберт разговаривал в баре с незнакомой пожилой женщиной. Она понимала, что муж не желает ее видеть, но нужно предупредить о своем уходе.

– Извините, что перебиваю вас, – обратилась она к женщине, лицо которой было неестественно гладким для ее возраста, а щеки – пухлыми, как у голландской молочницы. – Роберт, у меня ужасно болит голова. Ты сам заберешь коляску и Уилла, или мне отвезти его домой?

– Можешь забрать его, – быстро ответил он, не глядя ей в глаза.

Лили удалось усадить малыша в коляску и войти в лифт, не расплакавшись. Уилл тоже оставался спокойным. Но как только она вышла на Пятую авеню и направилась в сторону Медисон, в глазах у нее появились слезы.

«Роберт прав: я не подумала о последствиях. Станет ли эта статья последней соломинкой в наших отношениях? Сможет ли Роберт простить меня?»

Лили искала в сумке упаковку носовых платков, как вдруг услышала шаги за спиной.

– Подожди секунду! – Холодный ветер развевал полы пиджака Роберта, его шелковый галстук был перекинут через плечо.

– Что ты делаешь здесь раздетый? Ты ведь простудишься, – пробормотала Лили, смахнув слезинку.

Он взял ее за локти, притянул к себе и посмотрел прямо в глаза.

– Хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Ты поступила глупо и безответственно, но все равно я люблю тебя. Просто пообещай, что будешь рассказывать мне, над чем работаешь. Если это как-то может повлиять на нашу жизнь, мне следует знать заранее.

– О, Роберт, я обещаю. Больше никогда, даю слово. – Лили почувствовала такое облегчение, что ее голос задрожал. – Я совсем не хотела, чтобы тебя выгнали. Даже представить не могла, что такое случится.

– Я знаю. Именно поэтому ты должна была сказать мне. Твоя статья спровоцировала огромный скандал. Ты даже не представляешь…

– Но где же их чувство юмора?

– Лили, у этих людей его просто нет.

– Тогда зачем тебе вообще нужен этот клуб?

– Ох, не знаю… Возможно, потому, что самые влиятельные люди в городе регулярно ужинают там. Или потому, что мой прадед был одним из его учредителей, – с сарказмом произнес он. – Лили, мне казалось, ты понимаешь, что я хожу туда вовсе не потому, что обожаю махать ракеткой. Признаюсь честно, я бы ни капли не сожалел, если бы мне вообще больше не довелось сыграть в теннис.

– Но почему тогда ты злишься, что тебя исключили?

– Потому что у моих партнеров по игре отличные связи. Любой из них мог бы помочь мне найти хорошую работу или по меньшей мере договориться о собеседовании.

– Роберт, мне очень жаль, но, честно говоря, я не верю, что это возможно.

Он покачал головой и вздохнул:

– Я знал, что ты так скажешь.

– Ты все еще злишься.

– Переживу. – Он дрожал на холодном ветру. – Подожди меня, я схожу за пальто. Ладно?

Лили смотрела, как муж бежит к отелю «Шерри Нидерланд» за пальто, а когда он скрылся за углом, принялась рассматривать витрины «Крейт энд Баррел». Глядя на блестящие венки и столы, украшенные к Рождеству, она почувствовала, что ее захватила праздничная атмосфера.

«Роберт по-настоящему любит меня. И моя фотография появится на обложке “Таунхаус”».