На следующее утро, выпив свежевыжатый апельсиновый сок и эспрессо в кафе в городке Сен-Жан, Лили с Робертом и Уиллом направились на пляж – полосу белого песка вдоль моря, – где взяли напрокат два шезлонга с зонтами от солнца и расположились напротив «Ла пляж», симпатичного ресторанчика, известного тем, что в нем постоянно играла громкая танцевальная музыка и с 11:00 до закрытия подавали крепкие напитки. Раздев малыша и натерев солнцезащитным кремом, Роберт понес его к бирюзовой воде. Лили смотрела, как он опускает ножки сына в волну, а потом быстро поднимает – бледное тельце Уилла при этом тряслось от смеха, – и чувствовала колоссальное облегчение. Наконец-то Роберт интересуется сыном и занимается с ним. Несколько месяцев он брал его на руки только по ее просьбе и почти никогда сам не менял подгузник и не разводил молочную смесь. Сейчас же он практически не спускал его с рук.

Пролежав два часа на солнце и выпив розового вина из пластикового стаканчика, Лили больше не могла выносить грохота музыки, которую ди-джей заводил для красивых загорелых людей, собравшихся в ресторане перед ленчем. Мимо столика с девушками в похожих бикини от Миссони она направилась в туалетную комнату, где переоделась в шорты и футболку. Потом забрала малыша у Роберта.

– Пойду прогуляюсь, – сказала она, усаживая Уилла на бедро. – Если будешь меня искать, я в одном из магазинов, которые мы вчера проезжали.

– Ты ничего не забыла? – спросил он, щурясь.

– Кредитка с собой. – Она похлопала себя по переднему карману шорт.

– А поцеловать твоего преданного мужа? – И он вытянул губы.

Лили наклонилась и поцеловала его.

– Как я могла забыть! – рассмеялась она и направилась в сторону центральной улицы, где располагался бутик, в котором она вчера заметила тунику.

Когда она вошла внутрь, женщина с блестящей коричневой кожей, тонкими как спички ногами и копной осветленных волос, собранных на макушке, похожей на гнездо, поинтересовалась, нужна ли ей помощь. Когда Лили ответила «non merci», она вернулась на свой стул за кассовым аппаратом и закурила.

– Если передумаете, я к вашим услугам, – сказала она на английском с французским акцентом и достала табачную крошку, застрявшую между желтыми зубами.

Перебирая вещи, Лили быстро нашла то, что искала, и направилась в примерочную. Закрыв фанерную дверь, она положила Уилла на пол, чтобы он не мешал ей раздеваться. Но только она собралась натянуть тунику через голову, как малыш распахнул дверь и быстро пополз к центру торгового зала. Прикрыв рукой грудь, Лили бросилась за ним и уже успела схватить, но в этот момент трое мужчин, сидящих в кожаных креслах в середине магазина, оглянулись на нее.

«Неужели это Кристиан?»

Подняв ребенка, чтобы скрыть обнаженную грудь, она резко развернулась и оказалась лицом к лицу… с Морган.

– Какого черта ты здесь делаешь? – воскликнула она. Сегодня вена у нее на лбу выступала чуть больше, чем обычно.

– Решила пройтись по магазинам, – пискнула Лили, отступая в сторону примерочных. – Сейчас я оденусь и выйду.

Натягивая одежду, Лили придерживала дверь кабинки, чтобы Уилл снова не выполз. Потом он испачкал подгузник (очень вовремя!) и пришлось его менять. Так что к тому времени как они с малышом вышли из примерочной (оба полностью одетые), Морган уже стояла перед трехсторонним зеркалом в такой же тунике, которую собиралась мерить Лили, только с кожаным поясом на бедрах и в подходящих туфлях.

– Я слышала, вы будете на новогодней вечеринке у моих родителей? – спросила она Лили.

«Как странно… сегодня в ее голосе не слышно ни ненависти, ни недоверия».

Морган оглянулась через костлявое плечо, чтобы рассмотреть в зеркале спину, и позвала мужа:

– Кристиан, что скажешь?

– Очень красиво, – отозвался он, не поднимая глаз от «блэкберри».

Морган снова исчезла в примерочной, а Кристиан подошел к Лили. Слегка поклонившись, он взял ее руку и на этот раз слегка прикоснулся губами к кончикам ногтей.

– И как сегодня наша светлокожая Лили?

– Думаю, уже не такая светлокожая. Солнце палит нещадно. Смотри, – показала она бледную полоску кожи под часами от Картье, которые Роберт подарил ей на день рождения два года назад.

Кристиан взял ее за кисть и провел большим пальцем по ее внутренней стороне. По шее у Лили тут же побежали мурашки.

– Есть еще какие-то полоски, которые ты хочешь мне показать? – спросил он.

– Ты ведь только что все видел? – Она покраснела до корней волос и отняла руку.

«Он в своем уме? Его жена – признанная во всем мире красавица, дочь богатых родителей; ее фотографии с детства не сходят со страниц журналов, не говоря уже о том, что она сейчас совсем близко, а мой муж вот-вот станет его партнером в бизнесе!»

– Я хотел обсудить с тобой кое-что.

– О, серьезно?

– Последние пять лет я занимаюсь инвестициями в искусство для МИПГ. Нам удалось собрать впечатляющую коллекцию известных работ. Почему бы тебе не написать о ней? Репортаж с фотографиями готовы сделать «Архитектурный дайджест», «Элль декор» и «Таун энд кантри», ведь наша галерея «Ротко» превосходит даже галерею Филлипса в Вашингтоне. Но я бы предпочел, чтобы материал об этом появился в «Сентинл». Не могла бы ты предложить эту идею своим редакторам?

Морган снова появилась из примерочной, на этот раз в бледно-розовом мини-платье и шелковых эспадрильях с цветочным рисунком. Она прогнулась назад, демонстрируя Лили и Кристиану выпирающие тазовые кости.

– Тебе не кажется, что оно слишком длинное? – спросила она, задирая подол на пару сантиметров.

– Возможно, – неопределенно ответил Кристиан и снова переключил внимание на Лили.

– Но меня вряд ли можно назвать экспертом по искусству. Почему бы вам…

– А Роберт сказал нам прямо противоположное. Когда мы показывали ему галерею, он упомянул, что у тебя диплом в области истории искусств.

– Я специализировалась на международном праве. А историю искусств изучала в гораздо меньшем объеме.

– Какая разница, в большем или в меньшем? Ты любишь искусство и немного разбираешься в нем, разве я не прав?

– Да, – согласилась она.

Эта тема подойдет для «Разговоров по четвергам», и ей самой было бы интересно этим заняться. Но она не сможет сохранить нейтральный тон – нужно будет отметить претенциозность самого факта наличия галереи стоимостью сто миллионов долларов (или во сколько там оценивается все собрание?) в офисных зданиях хеджевых фондов. А Лили не хотела, чтобы у Роберта возникли осложнения с новым руководством. К тому же с ее стороны не совсем этично браться за эту тему.

– Кристиан, я бы с удовольствием, но сейчас, когда Роберт начал работать с МИПГ, мой материал о фонде, даже если я напишу просто о декоре офиса, может быть воспринят как неэтичный. На этот счет существуют строгие правила.

– Тебе совсем не обязательно рассказывать всем, что он у нас работает.

– Нет, но я могу навлечь на себя кучу проблем, если об этом станет известно.

– А тебе не кажется, что все самые достойные занятия в жизни немного рискованные?

Лили залилась алым румянцем.

– Кристиан, – позвала мужа Морган, выйдя из примерочной с кипой одежды под мышкой. – Мне нужен твой совет. Пожалуйста, подойди ко мне.

Кристиан сделал круглые глаза и чуть ближе наклонился к Лили.

– Похоже, мне нужно идти.

– Конечно, конечно. Я только заплачу и вернусь к Роберту. – Лили показала ему тунику.

– Есть еще кое-что, о чем тебе нужно знать, когда ты будешь принимать решение, – прошептал он ей на ухо, и по спине у Лили снова побежали мурашки. – Роберт – новый человек в нашем фонде, и ему еще предстоит узнать, что мы все должны приносить пользу общему делу. У кого-то – это связи, которые являются нашим главным капиталом. Я вижу у твоего мужа хороший потенциал, но, должен сказать, не все со мной согласны. Уверен, если бы тебе удалось написать позитивный материал о фонде, скептики изменили бы свое мнение и мы могли бы оставить Роберта на постоянных условиях.

– Я и не предполагала… – Лили запнулась и, сделав глубокий вдох, начала снова: – Я и не предполагала, что могу оказаться полезной таким вот образом.

«Неужели Роберта взяли в МИПГ только на испытательный срок? Но почему он не сказал мне? Ведь я имею право знать?»

Лили подошла к кассе и протянула тунику женщине, которая так и не вставала со своего высокого стула.

– Двести евро, – сказала она, и Лили неохотно протянула кредитку.

«Слишком дорого для куска хлопка», – виновато подумала она, глядя, как из аппарата появляется крошечный, практически нечитаемый чек.

У двери магазина она увидела Кристиана, который курил сигарету.

– Увидимся в Новый год! – нервно пробормотала она.

Он жестом подозвал ее к себе.

– Ты переживаешь из-за того, что я рассказал тебе, да? – И, отвернувшись, он выпустил облако дыма.

– Да, – тихо согласилась она.

– Мне не стоило говорить тебе об этом. – Кристиан покачал головой, и прядь черных волос упала ему на глаза, сделав его чрезвычайно привлекательным. – Это было ошибкой.

– Нет, все в порядке. Я серьезно.

– Когда наступит подходящий момент, я сам расскажу Роберту все, что он должен знать. Информация не должна исходить от тебя. И не беспокойся – пока я позабочусь о нем.

– Спасибо, – вздохнула она с облегчением.

Хорошо, что ей не придется сообщать мужу о том, что не все руководство фонда его поддерживает. Это ведь не жена должна делать. И если сказать сейчас, когда к Роберту еще не окончательно вернулась уверенность в своих силах, не начнется ли у него очередная депрессия и не возненавидит ли он ее за плохие новости?

Лили уже уходила, когда Кристиан прокричал ей вслед:

– Подумай о статье. Можешь дать мне ответ в Новый год.

Через четыре дня, в новогоднюю ночь, Лили с Колетт оказались зажаты на заднем сиденье арендованного джипа. Надушенная шея Джозефин была всего в нескольких дюймах от носа Лили, и от сладкого запаха ее затошнило. Ей хотелось спрятать голову в колени, но это было невозможно – чтобы не помять тюлевую юбку платья от Оскара де ла Ренты, свекровь отодвинула свое кресло назад, насколько это было возможно.

– Вам там достаточно места? – ехидно поинтересовалась она.

Машин было даже больше, чем обычно, но виллы Говардов и Бартоломью располагались неподалеку, и поездка заняла чуть меньше получаса. А вот у ворот им пришлось подождать. Охранник в униформе проверял по списку имена приглашенных и махал рукой, разрешая проезд. Судя по всему, людей из машины перед ними в списке не было, потому что, простояв минут десять, Эдвард был вынужден отъехать назад, чтобы дать им возможность покинуть очередь.

– Сколько проблем от этих незваных гостей, – недовольно заметила Джозефин.

Оказавшись внутри, Лили, Роберт, Эдвард и Колетт устремились к столу с напитками, оставив Джозефин в кругу подруг с накачанными рестилайном и отшлифованными лазером лицами.

– Кошмар, – содрогнулась Колетт, когда эти женщины остались позади. – Пристрелите меня, если я когда-нибудь буду так выглядеть.

Роберт заказал бармену в белом пиджаке два бокала шампанского и протянул один сестре, а другой Лили.

– Пойдем оглядимся, – предложил он.

Втроем они обошли все комнаты, открытые для гостей вечеринки, и полюбовались видом с террасы, но потом Роберт присоединился к группе мужчин – как он объяснил, инвесторов фонда, – а вскоре и Колетт отправилась на улицу выкурить сигарету.

Войдя в туалетную комнату, Лили увидела там печально известную миссис Фортрайт, которая поправляла макияж.

– На этот раз мне наплевать, что все говорят. Было так приятно… – Увидев Лили, она осеклась.

– Простите, – покраснела Лили. – Я уже ухожу.

– Все в порядке, дорогая. – Миссис Фортрайт захлопнула пудреницу и убрала ее в золотистую сумочку-клатч в форме яйца. – Заходи. Полагаю, раз тебя пригласили на эту вечеринку, ты уже знаешь все о моей жизни.

– Нет. Только то, как вы любите стирать одежду мужа.

– Бывшего мужа, – поправила она. – А ты забавная. – Она протянула Лили руку: сильную, загорелую и без лишних украшений. – Зови меня Сэнди.

– Лили Бартоломью.

– Гм, одна из Бартоломью, говоришь? – Она понимающе прищурилась, разглядывая Лили. – Знаешь, я была примерно в твоем возрасте, когда сбилась с пути, если выражаться словами святого отца, который исповедовал меня в детстве. Я влюбилась в богатого парня, который дал мне все, чего может желать девушка. Огромные бриллианты, дома, машины, заводы, – перечисляла она, загибая пальцы. – Все думали, что я живу лучше всех. Но знаешь что? Я чувствовала себя глубоко несчастной. Я позволила себе погрузиться в этот ограниченный мир, где царит вечная конкуренция, где всех волнует только, в какую школу ходит твой ребенок, где расположены твои апартаменты и в каком благотворительном фонде ты заседаешь в этом году. А потом, через тридцать лет брака, мой муж ни с того ни с сего приносит мне бумаги на развод. На мой вопрос «почему», он отвечает, что я стала злой старой сукой.

– Ни с того ни с сего? Но ведь это ужасно, – удивилась Лили.

Миссис Фортрайт оперлась о столешницу и убрала за ухо непослушную прядь светлых волос.

– Я ему и говорю: «Конечно, я злая. Я ничего не ем, никогда не говорю, что на самом деле думаю, и не делаю ни одного неверного шага». У меня есть своя теория о стареющих женщинах. Они либо толстеют, либо становятся стервами. Одно или другое. Так что на сегодня я решила, что буду набирать вес. К черту все!

– Какая вы молодец! – Лили захлопала в ладоши.

– Ты мне нравишься, – отметила миссис Фортрайт. – Поэтому я дам тебе самый лучший совет, какой только могу. Не вступай в то же дерьмо, что и я. Ты убережешь себя от многих несчастий.

– Это один из тех советов, который легко дать, но почти невозможно выполнить, – заметила Лили.

– И все же… – Женщина подняла бровь и улыбнулась. Придерживая подол платья – классического прямого кроя, из шелка фисташкового цвета, – она открыла дверь. – Наслаждайся вечеринкой, дорогая.

Вернувшись в гостиную, где с потолка свисала огромная люстра, напоминающая хрустальные щупальца осьминога, раскинутые над погрузившейся под воду комнатой, Лили огляделась по сторонам, пытаясь среди гостей и официантов найти Кристиана. Все это время она размышляла, стоит ли соглашаться и предлагать редакторам материал о коллекции фонда. Несомненно, с ее стороны писать его крайне неэтично, и лучше, если бы им занялся другой репортер. Но такой вариант тоже заставлял Лили нервничать, потому что тогда она потеряла бы контроль над ситуацией и в случае провала статьи винить все равно стали бы ее. Оставалась единственная возможность: подождать несколько недель, а потом солгать Кристиану, что редакторы отклонили ее предложение. Ведь правды он все равно не узнает. А поскольку она не собирается писать о галерее, не обязательно рассказывать Роберту о предложении Кристиана. Он тут же почувствует, что с точки зрения морали здесь нечисто, и задумается, почему она сразу не ответила отказом.

Размышляя об этом, она заметила Кристиана около бассейна. Он курил сигарету и на фоне царящего веселья выглядел на удивление мрачным. Лили направилась к нему, автоматически разглаживая юбку.

Она слегка наклонилась, он чмокнул воздух около ее щеки и положил руку – теплую и мягкую – на вырез платья на талии.

– С Новым годом, – произнес он.

– И тебя тоже. Замечательная вечеринка.

– Разве у Говардов бывают другие?

Эта фраза прозвучала так язвительно, что Лили вздрогнула. Они молча смотрели на свечи, плавающие в бассейне, и наконец она заявила:

– Я хотела сказать, что решила предложить редакции статью о вашей галерее.

– Отличные новости. – Он повернулся к Лили и стиснул ее руки. – Я могу организовать для тебя экскурсию.

– Ладно. – Лили нервно улыбнулась и отняла руки.

Кристиан снова затянулся сигаретой.

– Вон твой муж, – кивнул он, указав в другой конец комнаты. Том Говард стоял с самодовольным видом до неприличия богатого человека, а рядом, согнувшись пополам, громко хохотал Роберт. На секунду Лили стало стыдно. Но это прошло быстро, и она отругала себя за такое отношение к мужу.

– Я должна пойти к нему. Еще раз с Новым годом. – Она прошла мимо бассейна, пытаясь найти Роберта, который уже скрылся в толпе гостей.

Гораздо позже, когда часы пробили полночь и большинство гостей уже отправились на свои виллы и яхты, Роберт вывел Лили на террасу и поцеловал. Он долго прижимал ее к себе. Она чувствовала слегка кисловатый запах его пота и слышала, как колотится его сердце.

– Я люблю тебя, – пробормотал он. – Я понимаю, жизнь со мной оказалась не совсем такой, как ты представляла когда-то. Я вел себя как полный придурок. Но все наладится, я обещаю. С этого момента погода всегда будет ясной.

Лили хотелось верить, что худшее позади, но, глядя на едва различимую сквозь темноту и туман белую пену волн, разбивающихся о скалы внизу, она опасалась, что это не так.