Затем все снова изменилось. Как-то вечером, когда Джоанна везла Эмили на день рождения к ее школьной подружке, ей позвонил Тим Джонс.

— Полиция нашла дневник дочки Томми О’Доннелла, — сообщил он. — Ее дядюшка Джимбо был еще тот фрукт, хотя в этом вряд ли кто сомневался. Он насиловал девчонку на протяжении нескольких лет, и она записывала все это в своем дневнике.

Джоанна резко свернула в сторону, чтобы не наехать на велосипедиста. До нее вдруг дошло, что она не может сосредоточиться на дороге, — она словно вся замерла в ожидании. Эмили притихла рядом на пассажирском сиденье, положив для верности ей на колено руку. В первое же мгновение Джоанна поняла только одно: эта новость имеет огромное значение.

— Расскажи подробнее, — попросила она, стараясь не выдавать волнения.

— Полиция получила еще одну анонимную наводку, — сказал молодой репортер. — Они обыскали дом Томми, и прямо в яблочко!

— А Томми?

— Никто не может с ним связаться. Вероятно, он уже дает показания следствию. Но ни Скотланд-Ярд, ни кто-либо из официальных лиц пока ничего определенного не говорят.

— Значит, заявления еще не было. А ты откуда узнал?

— Знакомый из Ярда поделился слухами.

— Тим, слухами? И насколько им можно верить?

— Стопроцентно. У меня надежный источник.

Больше ему нечего было рассказать ей. Но Джоанне и этого было достаточно. Сам по себе мотив — это еще не основание для приговора. Но какой мотив-то! Всего несколько минут назад она и мысли не допускала, что кто-то из О’Доннеллов способен сексуально оскорбить другого члена семьи.

И эта бомба разорвалась, как раз когда Джо пыталась убедить себя, что убийство Джимбо организовал человек, который играл в ее жизни такую большую роль. Получается, Майка Филдинга действительно подставили и все это время он говорил правду?

Расследованием убийства Джимбо О’Доннелла занимался Тодд Маллетт. Он считал своей «территорией» все, что имело отношение к его жертве. Поэтому именно Тодд получил ордер на обыск и возглавил бригаду, явившуюся в дом Томми О’Доннелла. Маллетт не любил анонимные наводки, а эта по убийству О’Доннелла была уже вторая.

Первая наводка, которая привела к файлам в компьютере Майка Филдинга, теперь казалась всего лишь отвлекающим маневром. Маллетт задал себе тот же вопрос, что и Джоанна: может, Филдинг в самом деле стал жертвой хитроумного компьютерного мошенничества, как он всегда и заявлял?

И снова на сцене появились компьютеры, и не в одной роли. Но, с другой стороны, как может быть иначе в наши дни? Наводка пришла в виде письма, набранного в редакторе Word 97 и распечатанного на лазерном принтере фирмы «Эпсон». Анонимнее не бывает. Давно прошли те времена, когда по тексту машинописного письма можно было выйти на владельца пишущей машинки. На почтовом штемпеле значилось «Центральный Лондон».

«Зайдите в компьютер дочки Томми О’Доннелла, — предлагал анонимный автор, — там вы найдете ее дневник, который уже нашел ее отец».

И полиция тоже нашла его — в корзине на рабочем столе. Дата указывала, что его отправили туда уже после ее смерти. Точнее, через несколько месяцев. Но всего лишь за несколько дней до исчезновения Джеймса Мартина О’Доннелла.

Направляясь к дому Томми, Маллетт спрашивал себя, окажется ли там ее компьютер. Однако комната девочки с постерами рок-кумиров современных подростков на стенах и CD-дисками, грудами лежащими на полке, выглядела совсем так, как скорее всего она и оставила ее, решив свести счеты с жизнью. Даже на кровати все так же валялись небрежно брошенные джинсы и футболка. Тодд слышал, что ее родители в память о ней решили ничего не менять в комнате дочери, но реальность оказалась намного более гнетущей.

«Хорошо, хоть дневник не уничтожили, и на том спасибо», — подумал он. Чтение завораживало даже опытного полицейского.

С самого начала Тодд считал, что со смертью Каролины связана какая-то тайна. Он никогда не верил в сказку про экзамены. Не такой семейкой были О’Доннеллы. Преступники — да, но на земле они стояли крепко и детей своих любили. Томми О’Доннелл возлагал на образование большие надежды и хотел, чтобы его семья занялась законным бизнесом и у нее было будущее. С трудом верилось, что своим строгим обращением он довел дочь до самоубийства.

А вот насилие со стороны ее дяди — это другое дело. Беда пришла изнутри этой семьи, где все и вся переплетались так тесно.

Дневник, который Каролина вела с одиннадцати лет и прекратила совсем незадолго до смерти, изо дня в день подробно описывал сексуальные преступления, которые ее дядя Джимми совершал по отношению к ней. Теперь причина, почему тринадцатилетняя девочка решила расстаться с жизнью, высвечивалась совсем по-новому.

«Дядя Джимми присматривал за мной, пока папа и мама были в ночном клубе. Он пришел ко мне в спальню и лег ко мне в кровать. Он целовал меня и ласкал и все время спрашивал, приятно ли мне, и еще говорил, что это наша маленькая тайна. Мне было неприятно, но он продолжал».

Еще одна запись:

«Он с силой раздвинул мне ноги и настойчиво пытался попасть туда. Было очень больно. Но он не остановился.

Не знаю, зачем я пишу все это. Мне некому рассказать. Я чувствую себя такой грязной. Мне очень стыдно».

Стыдно. Удивительно, как часто дети чувствуют стыд, подвергаясь сексуальному насилию. Именно на этом чувстве и играют педофилы.

При мысли, что пришлось пережить этой маленькой девочке, Маллетт вздрогнул. Подлинность дневника ни на секунду не вызывала сомнения. Тодд работал в службе по защите детей. Он принимал заявления и даже сам видел подобные дневники. Нет ничего необычного, что ребенок хочет записать то, что с ним случилось, когда чувствует, что не может рассказать об этом никому из окружающих. Возможно, это давало некоторое облегчение. И эти печальные излияния трагических событий всегда оказывались безошибочно подлинными.

Вероятно, Томми тоже сразу понял: все, описанное в дневнике, — правда. Сексуальные предпочтения Джимбо всегда выглядели подозрительными. На протяжении всей его жизни время от времени всплывали истории о его извращенных «подвигах». У него уже было осуждение за изнасилование, а затем — дело Анжелы Филлипс. Но О’Доннеллам всегда удавалось прикрыть Джимбо, сохранить видимость, что он тут ни при чем. Вероятно, Сэм в конце концов и сам поверил в это. А вот Томми, как считал Тодд, никогда не верил. Но, разумеется, никому из них и в голову не пришло, что Джимбо обратит свой извращенный взгляд на кого-то из членов семьи — изнасилует собственную племянницу. Какими бы монстрами ни были О’Доннеллы, но о своих они заботились.

Сэм, конечно, вне подозрений. Глава клана О’Доннеллов умер вскоре после ареста Майка Филдинга, но Тодд знал, что в течение предыдущих месяцев Большой Сэм перенес несколько ударов разной тяжести. О’Доннеллы старались держать это обстоятельство в тайне, но новость все-таки просочилась. Когда старый Сэм умер — отмучился, как сказала бы матушка Тодда, — ему устроили пышные похороны. Запряженный лошадьми катафалк с гробом проследовал по улицам Лондона, и народу собралось столько, как будто подданные пришли отдать последние почести особе королевской крови. «Да, такие нынче времена», — безрадостно подумал Тодд.

И в результате Томми с общего согласия возглавил семейный клан.

Для Маллетта не составляло труда понять, что чувствовал Томми О’Доннелл, читая дневник дочери. У Тодда самого были дети, умные, замечательные, счастливые, и, насколько он знал, на их долю никогда не выпадало ничего такого. Не говоря о том, что они были живы. Да, Тодду не нужно было долго объяснять, какие чувства переполняли Томми О’Доннелла.

Тодд был законопослушным, добропорядочным гражданином. Полицейским. Но он знал, что способен убить своими руками любого, кто совершил бы против его детей такое преступление. А если бы этим человеком оказался его брат, то его гнев был бы еще страшнее. Брат Томми О’Доннелла делал с племянницей такое, что невозможно было выразить словами. И девочка, получив тяжелую психическую травму, покончила с собой.

Тодд не сомневался, что Томми наверняка с радостью придушил бы своего братца. Наверное, это было первое, что пришло ему в голову. Но, как и его отец, Томми понимал, что при любых обстоятельствах руки должны оставаться чистыми. Поэтому его вторым инстинктивным желанием было не только отомстить, но и раз и навсегда оградить от неприятностей и разбирательств себя и остатки своей семьи. А уж тот, кто родился О’Доннеллом, отлично знал, как это сделать. Томми не стал мстить собственноручно и даже не захотел воспользоваться услугами постоянного громилы О’Доннеллов. Он хладнокровно нанял чужака.

Особое значение имела и дата, когда дневник отправили в корзину, — ровно за неделю до того, как исчез Джимбо. За это время Томми разработал план, тщательно продумал, что должен именно киллер проделать с Джимбо, который предал его таким чудовищным образом.

Чем дальше Тодд читал дневник, тем больше приходил к убеждению, что Лодочника нанял именно Томми. Но разумеется, абсолютно никаких доказательств не было, и вряд ли они могли быть. Сейчас существенным оставался вопрос, кто еще, кроме Томми, мог знать об этом дневнике и сообщить о нем в полицию. Наверное, наперсники бывают даже у преступников. И иногда их лояльность не выдерживает. С другой стороны, получалось так, что кто бы анонимно ни указывал на Томми, на самом деле оказывал огромную услугу Филдингу. Возможно, некто близкий к Томми, но задолжавший Филдингу. По большому счету Тодд знал, насколько слабы шансы предъявить Томми О’Доннеллу обвинение, не говоря уж о том, чтобы успешно судить его. Но тем не менее его вызвали на допрос.

— Да, я нашел дневник, все так, — легко и сразу признался Томми, — и, как прочитал, отправил его в корзину. Не хотел, чтобы жена увидела.

Тодд не удивился. Отпираться было бессмысленно: дата, когда файл открывали в последний раз, ясно говорила, что Томми или кто-то из его семьи обнаружил дневник. Если уж кто-то и разбирался в косвенных доказательствах, так это член семьи О’Доннелл. А особенно Томми О’Доннелл.

Далее все спустилось на тормозах. Допрос Томми оказался пустой тратой времени, чего Тодд и опасался.

— Мистер Маллетт, я не могу выразить словами, что почувствовал, когда нашел дневник Каролины, — сказал Томми. Его голос немного дрожал, когда он говорил, и Тодд ни на миг не усомнился, что в этом не было ни капли наигранности. — Может, я никогда и не нашел бы его, — файл был спрятан среди файлов с ее домашними заданиями. Сочинения, тесты по математике и все такое, а затем… затем… этот ужас. И еще была его распечатка. Она находилась среди учебников. Время от времени я перебираю их. Раньше я ее почему-то не видел… А потом, когда прочитал… Представляете, поначалу я в самом деле поверил, что все это подстроено! А оказалось, нет…

Так вот, я возненавидел Джимбо до того, что готов был убить его. Но я его не убил. И не нанимал Лодочника. Я всего лишь нашел дневник незадолго до того, как Джимбо исчез. Я мучился, не мог решить, что мне с ним делать. Да, очень хотелось изувечить братца. Но я должен был думать об отце и об остальных членах семьи. Бедняжка Каролина мертва, и я не смог бы помочь ей. Пока я судил да рядил, Джимбо уже завалили. И я тут ни при чем. Честно.

Тодд не поверил ни единому слову. Почерк О’Доннеллов читался четко. Месть. Дикое правосудие. Они всегда жили по этому закону. Но доказательств не было, Тодд знал это.

Однако вывод напрашивался сам собой: Филдинг невиновен и, получается, не врал, заявляя, что его подставили.

Кроме того, адвокат Филдинга обратился к компьютерному эксперту. Выяснилось, что вирус, посланный в память компьютера, способен разместить там любые файлы. Технически вполне выполнимо подбросить таким обманным путем черновики писем.

И наконец, отец одного двенадцатилетнего мальчика из Шотландии, разбиравшегося в компьютерных вопросах намного лучше многих своих сверстников, обратился в местный полицейский участок. Как выяснилось, на подержанном винчестере, который отец купил ему в Глазго на знаменитом компьютерном рынке «Берроулендс», мальчик обнаружил следы любопытнейших файлов — переписку между contractor и enforcer.

Среди этих писем не было ни одного, что нашли в ноутбуке Филдинга. Совсем ничего общего, кроме имени пользователя. Стиль тоже был другой. Полиции удалось проследить, откуда пришли письма contractor’a. Их отправили, как и предсказал Лодочник, из интернет-кафе. И на этом след обрывался.

Дело Филдинга выглядело теперь совсем неубедительно. Полный полицейский отчет был представлен в Королевскую прокурорскую службу, которая сразу же обратилась в эксетерский и уорфордский городской суд о снятии всех обвинений ввиду изменения обстоятельств.

Майка Филдинга освободили из тюрьмы.

Джоанна внимательно следила за развитием событий. Источник Тима в Скотланд-Ярде оказался действительно хорош, и молодой репортер получал информацию более подробную, чем в официальных сводках, и далеко не все из нее можно было напечатать. Джоанна с облегчением вздохнула, когда с Филдинга сняли обвинение, и вдруг поняла, что совсем не знает, как ей теперь быть: Майк дважды звонил ей в тот день, когда его освободили, и еще раз на следующий день. Все три раза она не ответила на его звонки. Но может, потому, что хотела извиниться, а может, из любопытства или потому, что ей по-прежнему было не все равно. Она в конце концов сама позвонила ему примерно через неделю.

— Я так рада, что ты свободен, и так виновата, что сомневалась в тебе, — первым делом сказала она ему.

У Филдинга дрогнуло сердце. Приятно услышать такие слова от Джоанны. А он-то уж испугался, что между ними все кончено. Пусть, когда она приходила на свидание в тюрьму, он наговорил ей кучу глупостей, он все равно очень хотел увидеться с ней. Он принял ее извинения. Она причинила ему боль, но куда больнее было бы, если бы он навсегда лишился возможности встречаться с ней.

— Наверное, это был Томми, да? — спросила она.

— Ну да, ты же знаешь, Томми всегда недолюбливал своего братца, — ответил он. — Его не одурачишь, как и его папашу. Наверняка он всегда презирал Джимбо, хотя вполне возможно, что и не догадывался, что Джимбо был педофилом: Томми, как и подавляющее большинство старомодных бандитов, на дух не переносит сексуальные преступления. А тем более когда дело коснулось его семьи. Когда он обнаружил, что Джимбо насиловал его дочь, — что, похоже, и стало причиной ее самоубийства, — его Каролину, свет его очей и любимицу всего клана О’Доннеллов, он, разумеется, не позволил, чтобы Джимбо это сошло с рук просто так. Он просто не мог. Это полностью противоречило бы его природе.

— Значит, по-твоему, точно Томми?

— Наверняка. Но я бы очень удивился, если бы это сумели доказать. Томми знает, как заметать следы. У него отличная многолетняя практика.

— Как думаешь, а он мог бы подставить тебя?

— В принципе да. Он не любит меня, но, по-моему, ему и в голову не пришло бы, что ему нужен козел отпущения. К тому же я не уверен, что у кого-то из О’Доннеллов хватит на такое мозгов. Нет, Томми — малый сообразительный, но тот, кто подставил меня, умен по-настоящему. Это должен быть компьютерный гений. Хотя, возможно, Томми знал, как найти подходящего для такой работы человечка. — Он сделал паузу, а затем озорным тоном добавил: — Нет, правда, Джо, кого-нибудь вроде тебя.

— Майк, прошу, не начинай опять. Кроме всего прочего, я не обладаю такими познаниями по части компьютеров, и ты знаешь это.

— Да я шучу. Видишь ли, я постоянно думаю о том, кто бы это мог сделать.

— И есть идеи?

— Ничего определенного, — признался он. — У меня хватает врагов. Можно составить целый список тех, кто хотел бы, чтобы я пошел ко дну. Но кому такое по силам — это другой вопрос.

— Так что ты думаешь…

Он не дал ей договорить:

— Джо, когда я тебе позвонил, я не хотел говорить об этих делах. Я уже понял, что мне со всем этим жить, если я рассчитываю хоть на какое-нибудь будущее. Вот об этом я и хотел поговорить. О моем будущем. О нашем будущем. О нас.

— Майк, по-моему, «нас» больше не существует. — Джо говорила сдержанно.

— Все может измениться.

Конечно же, он пришел в себя и снова захотел ее видеть. Сидя в тюрьме, он мечтал только о ней. Она всегда пребывала в его мыслях, особенно когда он просыпался по утрам и понимал, что во сне думал о ней. Без нее он чувствовал себя опустошенным, словно нечто важное вынули из него. Он не мог объяснить, что с ним творится. И почему его так швыряет из одной крайности в другую. Может, его самого пугала неодолимая сила, притягивавшая его к Джоанне. То он решительно не хотел ее больше видеть, а уже в следующую минуту чувствовал, что не стоит дальше жить, если рядом нет ее. Он ни о чем не жалел: но они дарили друг другу слишком много удовольствия и даже немножко радости. Но и боли тоже хватало. Видимо, иначе они не умели.

— Иногда я думаю, что ты и я всегда будем «мы», — продолжил он. — Я сердился на тебя, потому что ты небезоговорочно поверила мне, а для меня это было важно, особенно когда меня упекли в тюрьму. Но мои чувства к тебе остались прежними.

— Майк, твои чувства меняются, как погода, и мне следовало бы это усвоить еще двадцать с лишним лет назад.

Она словно прочла его мысли. Он не возражал. Он слишком хорошо знал, что она права.

— Когда я шла через тюремный двор, я встретила твою жену.

— Здорово.

— И я поняла, что она никогда ничего не знала о наших отношениях!

— Слушай, Джо, может, все-таки встретимся и поговорим?

— Майк, давай не будем. Разговоры не самая наша сильная сторона, — медленно произнесла она.

«Да, не самая», — подумал Филдинг. Им никогда не хватало времени на разговоры. Секс и работа, у каждого своя, — вот что связывало их, но, пожалуй, было между ними и что-то другое, именно оно и воскресало так легко.

— Может, все-таки попробуем. Если мы собираемся расстаться навсегда, то давай не будем делать это по телефону.

Он услышал, как она вздохнула:

— Майк, это бессмысленно. Я не хочу рисковать. Насколько я знаю Пола, он все еще следит за мной. Он наверняка узнает и тогда подаст на развод. Так он мне сказал, и, знаешь, у меня нет оснований сомневаться в этом. Второй раз он мне не простит.

— И ты считаешь, что это большая потеря?

— Майк, не смеши меня. В случае развода я теряю слишком многое. В том числе и Эмили.

— Интересно, с каких это пор дочь стала для тебя так важна?

— Майк, о чем ты говоришь?! Разумеется, она важна для меня!

— Правда? Важнее работы, навороченного дома и перспективы стать леди Поттер?

Филдинг сам не понимал, зачем он все это говорит. Сейчас он меньше всего хотел оттолкнуть ее, но вместо этого всеми силами уничтожал свой последний шанс. Он сам загонял себя в угол. Ну почему их разговоры часто заканчиваются именно так?

Когда Джоанна ответила, ее голос слегка дрожал, но она говорила очень терпеливо, словно с ребенком:

— Майк, по-моему, иногда ты сам не понимаешь, что говоришь. В любом случае теперь это не важно. Между нами все кончено. Должно быть кончено.

— И ты остаешься с человеком, которого не любишь, лишь потому, что он богатый зануда?

Он вдруг заметил, что кричит в трубку. Он тут же начал, запинаясь, бормотать извинения.

Но было слишком поздно.

В трубке послышался щелчок, и он прошептал «прости» уже в гудки прерванного звонка.

Она закончила разговор.

Джоанна сидела на краю постели в розово-белой спальне в своем ричмондском доме и молча сверлила взглядом телефон. Как это похоже на Майка! Раз — и вспыхнул! И все-таки он ошеломил ее. Она никогда не говорила ему, что не любит Пола, и в любом случае все было не так просто. Нет, для Филдинга, конечно, было просто. Он всегда оценивал поступки других людей однозначно — как хорошие или плохие. Правда, его собственные неизбежно не подпадали ни под одно из этих определений.

Перед тем как позвонить Филдингу, Джоанна убедилась, что она одна дома. Сейчас она радовалась этому обстоятельству. Было около шести часов. Эмили останется у подружки. Няню она отпустила. До возвращения Пола оставалось еще несколько часов.

Джо дала волю слезам, оплакивая конец любви. Все кончено. Она не нарушит слово, данное Полу. Но, господи, как больно! И самую большую боль причинил ей Майк. Такого она от него не ожидала. Наверное, он и сам не понимает, как ей больно.

У них не было будущего. Наверное, шанса на общее будущее у них не было и раньше. Огромный груз пережитого казался невыносимым. Анжела Филлипс, Джимбо и Томми О’Доннеллы, Лодочник — так много лиц возникало у нее в памяти, когда бы она ни вспомнила о Майке. А вспоминала она постоянно. И все же их обоих будут вечно мучить сомнения: их жизни были испорчены подозрением и предательством.

Майк Филдинг и Джоанна Бартлетт. Пара, у которой нет будущего. Пара, которая запуталась в сетях проблем, зачастую ими же и созданных.

Теперь Джо не сомневалась, что Майк не нанимал Лодочника и что его подставили. И все-таки она не доверяла ему. А как она могла доверять? Разве можно быть в чем-то уверенным, когда дело касается Филдинга? Этой изменчивостью он был так не похож на Пола.

Она прекрасно понимала, что, если бы она не повесила трубку и сказала ему то, что он хотел бы услышать, — ради него она согласна бросить Пола, Эмили, все, — то на другой день, возможно, он уже передумал бы.

Джоанна знала, что поступила правильно. Просто знала. Ее единственно верное решение. Но от этого ей не стало легче.

Слезы безостановочно текли по щекам. В последнее время она часто плакала, и утешения не было.

Джо бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушки. Эпоха Филдинга закончилась навсегда. Все кончено. Так же, как наконец закончилось дело Анжелы Филлипс и Джеймса Мартина О’Доннелла.

И даже сейчас, когда ей было так плохо, в голове промелькнула мысль: пусть дикое, но правосудие все-таки свершилось.