Все началось летом 1980 года, в один из тех приятно теплых дней, которыми так редко балует английская погода. Днем стояла удушающая даже для Дартмура жара, и только ночь приносила желанную прохладу. Но никто не жаловался. Прошлое лето, как, впрочем, и многие до него, было так себе — самый холодный июль за последние пятнадцать лет.

Анжела Филлипс, ее родители и брат Роб со своей женой Мэри жили на ферме «Пять вершин», названной так потому, что в ясный день оттуда хорошо просматривались скалистые вершины пяти холмов, — как раз там, где неподалеку от милой старой деревушки Блэкстоун, дома которой сложены из гранита, заканчиваются вересковые пустоши. Один конец фермерского дома, построенного в девонском стиле — просторного, довольно красивого длинного строения с различными пристройками, — был более-менее изолирован. В нем располагались комнаты Роба и Мэри.

Совсем новенькие конюшни, примыкавшие к задней стене дойки, радовали глаз как со стороны пустоши, так и с любой другой точки угодий Филлипсов. Но на исходе того самого дня семнадцатилетняя Анжела мало обращала внимания на местные красоты. Она накормила трех своих коней — двух гунтеров и одного конкурного жеребца, выступавшего на всевозможных соревнованиях, — и приготовилась вывести их, чтобы почистить в соседнем загоне.

Сегодня вечером, первый раз в жизни, Анжела собиралась пойти в деревню на танцы с молодым человеком. Случайное знакомство с Джереми Томасом, лучшим другом ее брата, переросло в нечто большее, когда прошлой зимой на охотничьем балу он неожиданно поцеловал ее во время последнего танца.

Анжела даже не подозревала, что может испытывать такие чувства. Они ошеломили ее. И с тех пор Джереми и их случайные встречи все больше и больше захватывали девушку, которую до этого интересовали лишь ее любимые лошади.

Солнце только начало тонуть за горизонтом, восхитительно озаряя дартмурские пустоши. Анжела закрыла загон и направилась по дорожке, ведущей к ферме. Предстоящий вечер занимал все ее мысли. Во всяком случае, в отношении его она строила далеко идущие планы.

Все ее внимание, как это иногда бывает у девочек-подростков, сосредоточилось на одном-единственном пункте: она решила расстаться со столь обременительной для нее девственностью, и не где-нибудь, а в определенной постели. И сегодня ночью подворачивалась идеальная возможность — Анжела знала, что родители Джереми уехали.

До этого физическая близость между Анжелой и Джереми осуществлялась почти исключительно на заднем сиденье его автомобиля. Их родители не придерживались тех свободных взглядов, которые позволили бы их отпрыскам спать у кого-нибудь из них дома. Неудачная попытка страстного свидания в самой дальней от фермы рощице неожиданно оборвалась, когда Анжеле в трусики пробрались муравьи. Это навсегда отбило у нее охоту встречаться на свежем воздухе. В тот день Джереми здорово рассердился, когда она не дала ему зайти дальше обычного. Но она на него не обиделась: к тому времени Анжела знала о сексе уже достаточно, чтобы догадаться, как бешено завела его.

Сегодня ночью в ее планы не входило останавливать его.

Во дворе она взглянула на часики. Немножко припозднилась! Было уже далеко за пять, а Джереми заедет за ней в семь. Ей же надо успеть вымыть голову, и, вообще, если эта ночь такая особенная, то сборы, пожалуй, чуть затянутся. К тому же она собиралась поэкспериментировать с новой косметикой, что с непривычки тоже займет немало времени.

Кроме того, ее ждало новое нарядное платье, самое «взрослое» из тех, что у нее когда-либо были. Обычно Анжела не особенно интересовалась одеждой, предпочитая джинсы и мешковатые рубашки в тех редких случаях, когда она не носила школьную форму или костюм для верховой езды. Но она убедила маму съездить с ней в Эксетер и купить что-нибудь совершенно особенное для танцев, которые традиционно устраивались в последний день ежегодного Блэкстоунского фестиваля. В этом году их назначили на последнюю субботу июля, и как раз установилась хорошая погода.

Анжела прибавила шагу, пробежала через кухню, не обращая внимания на недовольство матери, когда дверь за ней закрылась неплотно, и помчалась, перепрыгивая через несколько ступенек, вверх по лестнице, к себе в спальню. При виде расправленного на кровати черного платья-рубашки с укороченной юбочкой ее сердце бешено заколотилось. Тут же на коврике рядом с кроватью стояла пара черных лакированных туфелек на очень высоком каблуке. У Анжелы были темно-каштановые волосы и гладкая розовая кожа, но она считала, что ее волосы слишком кудрявые и что выглядит она, в общем-то, как все, во всяком случае по части лица. Но что и впрямь заслуживало внимания, так это ее фигура, доведенная почти до совершенства занятиями верховой ездой. И главным достоинством этой фигуры были ноги. При росте не выше среднего ее ноги, стройные, красивой формы, казались длиннее, чем были на самом деле. А невероятно дорогие черные колготки, которые Анжела купила на свои карманные деньги, станут завершающим штрихом.

Она приняла ванну, вымыла голову и наскоро высушила волосы, решив не делать сегодня изысканную прическу, а довольствоваться просто чистыми волосами. Надевание колготок, да так, чтобы не наделать на них зацепок, тоже заняло определенное время, — в этом навыка у нее не было, как и в обращении с косметикой. Однако, сделав после нескольких попыток все более-менее правильно, Анжела критически оглядела себя в большое зеркало на дверце платяного шкафа.

Решив, что теперь она выглядит просто классно, но почти неузнаваемо, Анжела понадеялась, что Джереми оценит ее превращение. В конце концов, она же старается для него. Она не знала, чего больше ждала с нетерпением — показаться в таком виде, да еще и с Джереми, на танцах или… того, что будет после… Анжела мечтательно посмотрела в окно, опять едва замечая красоты природы, и подумала о своем рослом светловолосом кавалере, который на два года старше ее. Она представила, как они вместе танцуют всю ночь напролет под восхищенными взглядами друзей. А затем она начала представлять, как это — «быть его девушкой»…

Ее мечты прервал знакомый рев мотора, и мощный красный «форд-эскорт» — гордость и радость Джереми — въехал во двор и остановился на парковочной площадке у кухонной двери. Джереми нравилось возиться с техникой, и Анжела знала, что этот автомобиль он буквально перебрал своими руками, сам же нарисовал золотистые языки пламени по бокам и заменил колеса на большие по размеру.

Девушка взглянула на часики. Он приехал даже на пять минут раньше, — наверное, тоже, как и она, не может дождаться назначенного времени. Покинув свой наблюдательный пост у окна, она выпорхнула из комнаты и, стуча каблучками, побежала вниз по лестнице почти так же быстро, как совсем недавно бежала вверх.

Промчавшись через кухню, она на ходу бросила маме «до свидания» и выскочила во двор прежде, чем Джереми успел постучать в дверь дома. Отдавая себе отчет, что косметики на ней гораздо больше, чем одобрила бы мать, Анжела хотела, чтобы ничто не омрачило тот момент, когда ее кавалер впервые увидит, как она выглядит по-новому.

И Джереми оправдал ее ожидания. Когда она появилась в дверях, он отступил на шаг и, усмехнувшись, произнес: «Класс!» — а потом громко одобряюще присвистнул.

Анжела почувствовала себя на гребне волны. Итак, все складывается, как она и задумала. Джереми даже не догадался, какая тайная цель заставила его подружку одеться так сексуально. Никогда прежде он не видел ее такой. Он широко улыбнулся и с обезоруживающим видом собственника провел ее к машине. Но как только заурчал мотор, у другого конца дома показался человек.

— Эй, подождите меня! — закричал им, размахивая руками, Роб.

Анжела души не чаяла в брате, и обычно она с удовольствием принимала его компанию, но только не сегодня.

— А я думала, ты останешься сегодня дома, с Мэри, — не слишком дружелюбно сказала Анжела, когда Роб быстрым шагом подошел к ним.

— Ха, моя сказала, чтоб я не сидел дома, а немножко развеялся, — ухмыльнувшись, ответил Роб.

Анжела промолчала.

— Здорово, старик! — обрадовался Джереми.

Они с Робом дружили еще до его женитьбы. После свадьбы Роб проводил много времени со своей молодой женой, забеременевшей почти наверняка в медовый месяц. На самом же деле именно эта беременность и удерживала Мэри и Роба более-менее в семейном кругу. Беременность протекала тяжело, и почти все время Мэри плохо чувствовала себя, о чем она подробно и без запинки жаловалась всем подряд.

«Неудивительно, что Роб так обрадовался возможности куда-нибудь выбраться!» — немного злорадно подумала Анжела.

— Анжи, давай-ка дуй на заднее сиденье! Мне там мало места.

Снова раздражение на мгновение кольнуло ее, но, несмотря на каблуки и короткую облегающую юбку, Анжела сделала, как просили, и с удивительной ловкостью протиснулась между передними сиденьями назад. Ее братец был невероятно высокий и плечистый для Филлипсов. Такое телосложение он унаследовал по материнской линии.

— Первый раз, как женился, выбираюсь с парнями! Во мне все прямо кипит! — не унимался Роб, устраиваясь впереди рядом с Джереми.

— Я — не парень! — сдержанно заметила с заднего сиденья Анжела.

— Я в курсе. Ты — моя маленькая сестренка! — небрежно бросил Роб, отлично зная, как ее раздражает такое отношение.

Анжела молча надулась, а когда Джереми громко рассмеялся, обиделась еще сильнее. Она привыкла находиться в центре внимания своей семьи и рассчитывала на внимание своего кавалера. А вот такое отношение ей определенно не нравилось. К тому времени, когда они доехали до деревни, ее настроение окончательно испортилось.

— Ну как? В «Герб Блэкстоуна»? — предложил Роб, и, к еще большему раздражению Анжелы, Джереми охотно согласился.

Парни первыми вышли из машины и сразу направились в бар, даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, следует ли Анжела за ними. Выбираясь из машины, Анжела так спешила, чтобы прийти в паб вместе с ними, что зацепилась за механизм, откидывающий переднее сиденье, и порвала колготки. Не сдержавшись, она выругалась.

Обстановка в «Гербе Блэкстоуна» была так же старомодна, как и сама деревня Блэкстоун. Мужчины, некоторые уже довольно пьяные, подпирали барную стойку, а женщины всех возрастов сидели у столиков и на стульях, расставленных вдоль стен, хихикая в стаканы, наполненные белым вином или джином с тоником. Компания местных парней, уже довольно наклюкавшихся, шумно приветствовала новеньких. Джереми заказал себе и Робу по пинте пива и, наконец-то вспомнив об Анжеле, предложил заказать и ей. Она попросила шенди. Несколько раз Анжела уже пробовала и вино, и пиво, но, так как ей было только семнадцать, самое большее, на что она могла рассчитывать в пабе родной деревни, был шенди — слабоалкогольный коктейль, по большому счету лимонад, его даже привозили уже смешанным и разлитым по бутылкам.

— Сегодня собираюсь оторваться по полной, — сообщил Роб, передавая сестре бокал, и Анжела мрачно подумала, что оторваться получится не у всех.

Девушке польстило, когда двое друзей окликнули ее и пригласили присоединиться к их компании. Пусть Джереми увидит! Но он как будто и не заметил, что она пересела за их столик, одернув юбку так, чтобы закрыть дырку на колготках. Тогда же она заметила небольшую ссадину на ноге. Настроение стало еще хуже. А она-то так старалась, чтобы выглядеть сегодня на все сто.

Анжела угрюмо уставилась на Роба и Джереми сквозь бокал со слишком газированным шенди. Два ее самых любимых во всем мире мужчины, не считая, конечно, отца, и вот сейчас она почти ненавидит их. С каждой кружкой они становились все более шумными, но все их внимание к ней сводилось к тому, чтобы время от времени наполнять ее бокал и наконец крикнуть через весь бар: «Как ты там, Анжи?» Она понимала, что Роб и Джереми уже давно не выбирались посидеть вместе в пабе. Но обида по-прежнему не проходила. Она пыталась поддерживать разговор со своими друзьями — в основном о лошадях, — пока в конце концов, почти через два часа и несколько пинт пива, не настояла, чтобы Роб и Джереми отправились на танцы. Ах, если бы только ей удалось отвлечь Джереми и получить его в свои объятия на танцевальной площадке, — может, еще не все было бы потеряно! Она уже сомневалась, что эта ночь закончится в постели под кровом его родителей, но, может, еще удастся вернуть этому вечеру хоть немного романтики.

Но в деревенском танцевальном зале Роб и Джереми опять направились прямо в бар.

Анжела разочарованно вздохнула.

— Может, хватит тебе? Ты же за рулем, — тихонько сказала она Джереми.

На секунду во взгляде ее кавалера, обычно довольно разумного молодого человека, появилось сомнение. Но Роб подслушал ее замечание.

— Слушай, ты его уже достала! — язвительно вмешался он. — Анжи, тебе самой-то не надоело занудствовать?!

Джереми сжал ее руку.

— Я в порядке, честно! — произнес он. — Еще одна кружка пива, и все. И потом, домой поедем по глухой дороге… кто там узнает… ну выпил немного…

Приободрившись, Анжела шепнула ему:

— Может, тогда потанцуем?

— Как только скажешь! — ответил Джереми.

Но это «как только» тянулось и тянулось.

Одна кружка сменилась другой, та — третьей. Ее два самых любимых молодых человека постепенно начинали выглядеть довольно непривлекательно. Застряв вместе с ними у барной стойки, она могла лишь бросать завистливые взгляды на пары, что кружились на танцевальной площадке. Народу было много, и в зале сильно накурили. Музыка играла так громко, что Анжела едва слышала слова, если рядом кто-то говорил, хотя это не имело большого значения, поскольку ей ни с кем не хотелось разговаривать. «В общем, Робу и Джереми наплевать», — обиделась она. Прошло еще немного времени, и Анжеле уже казалось, что лучшая местная группа играет довольно паршиво, и вообще непонятно, чего она так рвалась на эти деревенские танцы. Внезапно все вокруг стало выглядеть каким-то посредственным, особенно оба ее спутника.

Она взглянула на свои часики. Уже половина двенадцатого ночи, и надо признать, что ее романтический ночной выход полностью провалился.

Она в последний раз попыталась как-то поправить дело, хотя уже поняла, что слишком поздно что-либо поправлять.

— Ну давай же, Джереми, идем танцевать! — ласково проворковала она и потянула его за рукав куртки.

— Слушай, старик, че она тобой помыкает?! Прямо вся в свою мамашу пошла! — снова вмешался Роб.

На этот раз Анжела почувствовала, как в ней безудержно закипает злость. Ее щеки вспыхнули. Она не привыкла к такому обращению. Обычно она поступала так, как считала нужным, и ей не перечили ни отец, ни брат и, уж конечно, ни ее молодой человек.

Джереми громко засмеялся. Слишком громко. И скорее всего, нервно. Но Анжела уже так разозлилась, что не заметила этого обстоятельства.

— Да пошли вы оба!.. — заорала она на них, хотя такие выражения были не в ее характере. — Я ухожу домой! И, Джереми, я очень хочу, чтоб сегодня ты разбил свою дурацкую машину… и тебя остановила полиция… и отобрала права…

— Давай-давай, проваливай! — развязно произнес Роб.

— Я уйду, можешь не волноваться! Ненавижу вас! — ответила Анжела, зло проталкиваясь мимо них.

Она задела Джереми, державшего кружку в руке, и пиво выплеснулось ему прямо на брюки и ботинки. Роб ухмыльнулся и смачно отхлебнул из своей кружки.

— Норовистая деваха… — объявил он, растягивая слова и при этом чуть покачиваясь.

Джереми захихикал, на этот раз определенно нервничая.

— Пойду провожу ее, — сказал он, опуская на стойку свою почти пустую кружку.

— Старик, я бы на твоем месте дал ей немножко остыть, — посоветовал Роб, едва ворочая языком.

— Пожалуй, Роб, ты и прав, но до вашего дома добрых две мили топать. — Джереми смотрел вслед удаляющейся Анжеле, которая, сердито расправив плечи, прокладывала себе среди танцующих путь к выходу.

— Ничего, пусть прогуляется, — невозмутимо заметил Роб. — Давай, Джер, твой черед заказывать.

В два часа ночи Лилиан и Билл Филлипс услышали, как подъехал переделанный на заказ «эскорт» Джереми Томаса. Этот звук ни с чем нельзя было спутать. Машина шумно въехала во двор, хлопнула дверца, и послышался громкий смех.

Потом раздался голос их сына:

— Отличная ночь, старик, да-а, давно мы так не сидели.

И снова послышался хохот.

— Вернулись, — прошептала Лилиан Филлипс.

Она понимала, что ведет себя глупо, но не могла спать спокойно, пока сын и дочь не вернулись домой: дети совсем выросли, а Роб так и вообще уже женатый человек и скоро сам станет отцом. Лилиан отлично знала, что ее муж тоже не спит, хотя и старается, чтобы она не заметила.

Билл Филлипс проворчал:

— Мальчишка напился.

— Ну и что? Он в первый раз, с тех пор как женился, выбрался погулять, — снисходительно проговорила Лилиан.

Билл Филлипс снова проворчал:

— Ты бы об этом помнила, когда я выбирался погулять!

— Вот еще! Ты — мой муж, — не вдаваясь в разъяснения, ответила Лилиан.

— А то я этого не знаю, — совсем тихо произнес Билл и примирительно погладил жену по руке.

Лилиан вздохнула в темноте:

— Мы такие счастливые, верно? Двое замечательных детей, этот дом. Скоро станем бабушкой и дедушкой. Знаешь, никак не могу решить, кого бы я больше хотела — внука или внучку. А ты, Билл? Наверное, мальчишку, чтоб было кому потом передать ферму? Да? Билл? Билл?

На этот раз муж ответил ей только негромким похрапыванием.

Лилиан Филлипс осторожно сняла его руку со своей и, счастливая, уютно свернулась калачиком. Через несколько секунд она спала спокойным, безмятежным сном.

Утром первым поднимался Билл Филлипс. Вот уже много лет, как он не доил коров сам, — Филлипсы нанимали для этого работника, — но старая привычка осталась. Ему нравилось вставать в начале шестого и, устроившись у радиоприемника с чашкой горячего чая, слушать программы о фермерской жизни.

Вскоре после него вставал Роб. Обычно он приходил на родительскую половину дома — выпить первую за утро чашку чая. Он знал, что к его приходу отец уже заварит ароматный чай. Но сегодня утром Билл не ожидал, что сын проснется рано — после такой-то ночи, когда он дал себе волю хорошенько порадоваться жизни!..

Фермер улыбнулся. В глубине души он так же, как и его жена, терпимо относился к тому, что изредка сын мог позволить себе и перебрать. Роб вырос хорошим, трудолюбивым парнем. Лучшего сына они и не могли пожелать. Впрочем, Билл всегда говорил, что хочет дать обоим детям выбор, и если сын не захочет заниматься фермой, то он не будет неволить его. И как же он обрадовался, когда стало ясно, что все интересы в жизни его единственного сына были связаны с их фермой «Пять вершин», которая со временем ему и отойдет. И Роб станет четвертым поколением Филлипсов, живущих на этой земле.

Иногда в хороший, солнечный денек Билл отправлялся в обход по своим угодьям. Но то утро выдалось пасмурным и промозглым. Ясная, теплая погода накануне оказалась всего лишь краткой передышкой в унылой череде дождливых дней. К тому же было воскресенье. Он подлил себе чая и, устроившись в кресле поудобнее, решил по крайней мере еще на час-другой задержаться дома, наслаждаясь ароматным горячим напитком и радио.

Лилиан тоже поднималась рано и вскоре после шести была уже, как обычно, на ногах. В другие дни она относила Анжеле чашку горячего чая прямо в постель, стараясь смягчить суровую необходимость раннего подъема. Анжела любила поспать. Привычка родителей подниматься рано, похоже, совсем не передалась ей по наследству. В будние дни Лилиан будила дочь в половине седьмого, чтобы та успела управиться со своими лошадьми до школы. По воскресеньям Анжела могла рассчитывать, что ее разбудят в половине восьмого, — дела в конюшне находились каждый день. Но, помня, с каким нетерпением дочь ждала этих танцев, — чтобы надеть свое новое платье и отправиться туда первый раз в жизни в сопровождении собственного кавалера, — Лилиан Филлипс решила дать ей еще немного поваляться в постели, что случалось довольно редко. И еще реже — освободить ее на сегодня от утренней рутины в конюшне.

Лилиан натянула резиновые сапоги и сама отправилась к лошадям. Летом их выпускали пастись только ночью. Иначе лошади жирели, да и мухи сильно донимали их днем.

Вся работа заняла немного времени. Как только женщина открыла загон, лошади сразу подошли к ней, ожидая, что их, как всегда утром, покормят зерном. Через несколько минут Лилиан уже вернулась в дом и, заварив свежий чай, понесла большую кружку наверх, дочери.

Еще не было и половины девятого, когда она остановилась у двери спальни Анжелы и прислушалась. Из комнаты не доносилось ни звука. Улыбаясь, мать толкнула дверь:

— Эй, соня, надеюсь, ты не в таком состоянии, как твой братец…

Слова застряли у нее в горле. Постель Анжелы была не тронута. Ничто не говорило о том, что она вообще приходила в комнату с тех пор, как вчера вечером собиралась на танцы.

Лилиан испуганно поставила кружку на пол лестничной площадки и поспешила на половину сына. Добравшись до их спальни, она постучала в дверь и, не получив ответа, спустилась по дальней лестнице в их кухню.

Роб, растрепанный, с затуманенным взглядом, сидел за столом вместе с Мэри. Но при виде матери ему все-таки удалось слабо улыбнуться.

— Привет, мам! — начал он. — Не стану спрашивать тебя, слышала ли ты, как я вернулся домой, — точно слышала… — Но, увидев выражение ее лица, он тоже поперхнулся словами. — Ч-что-то не так? — с сомнением поинтересовался он.

— Роб, где твоя сестра? — спросила его мать.

— Не знаю. Спит, наверно. Ну, поздно вернулась и все такое… А что? Почему ты спрашиваешь?

— Разве она приехала не вместе с тобой? Роб, ну говори же, ведь Анжела приехала вместе с тобой?

На мгновение Роб растерялся. В конце концов, голова все еще гудела с похмелья.

— Со мной? Да нет же! Она просто достала нас с Джером. Стала показывать свой норов, а потом свалила — сказала, что пойдет домой. Должна была вернуться еще за час до нас…

Наконец до Роба дошло, что мать смотрит на него немигающим взглядом, в котором застыл ужас.

— Мама! Да что случилось-то?! Ты хочешь сказать, что ее нет дома? Да?

Лилиан только молча кивнула.