Суд над Джимбо О’Доннеллом проходил в эксетерском городском суде в апреле 1981 года, через семь месяцев после ареста. Джоанна снова приехала в Девон, чтобы освещать этот процесс.

Филдинга она не видела с последнего судебного заседания. Всю фоновую информацию «Комет» уже собрала, и до начала слушаний в суде наступило некое затишье. Пока писать по этому делу было не о чем. Но у Джоанны накопилось много другого материала, который следовало обработать. Плюс Фрэнк Мэннерс. Плюс все другие ублюдки. И плюс — самое важное! — муж.

Направляясь по шоссе М4 в Девон, Джо снова размышляла о мрачной перспективе отношений с Крисом. Их брак явно изжил себя. Они больше не спали вместе и едва выносили общество друг друга. Джоанна чувствовала, что она уже на пределе. Первый раз в жизни она серьезно задалась вопросом, есть ли у Криса другая женщина. Они столько лет прожили вместе, но, похоже, сейчас он по-настоящему ненавидит ее, свою жену, и это совершенно не укладывалось в голове. Иногда ей казалось, что Крис просто придумывает проблемы в их отношениях, и она невольно спрашивала себя, не делает ли он это нарочно.

Когда ей хотелось выпить и поболтать, Пол Поттер неизменно оказывался поблизости, но она продолжала считать его лишь другом, и не более того. Только он один из всего ее окружения, которое становилось все более и более враждебным, давал ей такое желанное утешение. Так или иначе, Джоанна при первой же возможности, не задумываясь, уехала из Лондона.

Как и ожидалось, О’Доннелл продолжал настаивать на своей невиновности по всем пунктам обвинения. С древних времен эксетерский королевский суд располагается в величественном Эксетерском замке, построенном еще во времена римского завоевания. Джоанна всегда с содроганием проходила в неприступные, окованные железом ворота — единственный вход во внутренний двор, где когда-то стояла виселица. Там бесконечно много раз приводился в исполнение смертный приговор. Но Джеймса Мартина О’Доннелла, похоже, вообще ничто не трогало. Джимбо явно не беспокоили мрачные призраки других, более жестоких времен. Как подозревала Джо, воображение не относилось к его сильным сторонам. Его именитые адвокаты с самого начала рьяно взялись за дело, и Джоанна испугалась, что благодаря финансовой поддержке папаши защитники Джимбо во главе с блестящим молодым адвокатом по имени Брайан Бернс успешно справятся со всеми обвинениями.

На этот раз Джимбо выглядел совсем по-другому и вел себя тоже по-другому. Теперь его волосы, немного отросшие за время заключения, были аккуратно подстрижены и приобрели русый цвет, какой им, скорее всего, и полагался от природы. Вызывающая татуировка на плече скрылась под одеждой. В суд он неизменно надевал темный костюм, безупречно отглаженную белую рубашку и скромный галстук. Когда Джимбо говорил, он был сама вежливость, особенно в отношении судьи и присяжных. Казалось, в нем не осталось ни капли высокомерия. Над новым образом Джимбо трудились люди, отлично знавшие свое дело.

Большинство доказательств против О’Доннелла были косвенными. Впрочем, некоторые из них выглядели довольно весомо, в том числе и показания одного бывшего военного, вызванного полицией в качестве свидетеля. Он твердо заявил, что О’Доннелл находился в составе их группы, когда во время учений они прятались в шахте Нак-Майн. Но обвинению не удалось использовать эти показания в качестве хорошего начала. Джимбо довольно охотно признал, что в день исчезновения Анжелы он действительно находился в частных владениях Филлипсов, но тут же заявил, что это простое совпадение. Время от времени он выбирался отдохнуть на природе, разбил палатку на дартмурских пустошах, недалеко от фермы «Пять вершин», а потом нечаянно забрел на землю Филлипсов. На заявление прокурора, что О’Доннелл вел наблюдение за фермой, изучая передвижение Анжелы и членов ее семьи, Джимбо с жаром возразил.

— Я наблюдал за птицами и именно поэтому взял с собой бинокль! — разразился он негодующе. — Что бы я да за кем-то подглядывал?! Мне-то это зачем?!

Сама мысль, что Джимбо наблюдает за птицами, была настолько дикой, что Джоанна чуть не рассмеялась. Однако, взглянув на присяжных, она поняла, что они невозмутимо проглотили весь этот бред.

«Неплохо бы получше проработать концепцию, согласно которой человека судят двенадцать добропорядочных граждан, никогда не замеченных в преступных деяниях, и все такое», — уже не в первый раз решила Джоанна.

Адвокат обвинения Малкольм Бауман, полноватый серьезный молодой человек с заметным косоглазием, не сдавался.

— Вы тщательно изучили семью Филлипс, — настаивал он, — оценили их состояние и пришли к выводу, что это довольно богатая семья, способная выложить за жизнь Анжелы пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. С раннего детства, мистер О’Доннелл, вы были одержимы идеей стать военным, так? И вы воспользовались вашими знаниями и навыками в этой области, когда планировали свое жуткое преступление, правильно?

Джимбо смотрел прямо перед собой.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, сэр, — произнес он.

— Вы посчитали, что вашей военной подготовки хватит, чтобы похитить и удерживать в неволе молодую женщину, так? — продолжил Малкольм Бауман. — И вы хорошо знаете местность. Вы изучили ее за время учебных сборов в Оукхэмптонском военном лагере. Мистер О’Доннелл, мы только что слышали от заслуживающего доверия свидетеля, что вы лично знали о шахте, где обнаружено тело Анжелы Филлипс. Вам известно, что шахта Нак-Майн — отличный тайник, и я обвиняю вас в том, что, похищая Анжелу Филлипс, вы уже тогда собирались спрятать ее там.

— Нет, сэр, это неправда, — тихо, но твердо ответил Джимбо. — Если я и приближался к этой шахте, то только на учениях, и теперь совсем ее не помню. — Он отлично выучил роль. Очевидно действуя по инструкции, Джимбо спокойно продолжал все отрицать.

— Вы мучили и насиловали Анжелу, чтобы удовлетворить свои извращенные желания, — настойчиво продолжал Бауман, — а когда ваши попытки получить выкуп провалились, безжалостно бросили ее умирать в шахте.

— Нет, сэр, это неправда, — повторил Джимбо снова все так же тихо.

Джоанна знала, что преступник практически не оставил отпечатков на тех немногих уликах из жуткой гробницы Анжелы, с которыми работали самые лучшие эксперты. В те дни — еще до ДНК-анализа — сперма, обнаруженная в теле Анжелы, могла принадлежать любому человеку с той же группой крови, что и у О’Доннелла. А первая группа крови резус положительный не такая уж редкость. К тому времени, когда Малкольм Бауман упомянул коллекцию ножей, найденную на квартире у О’Доннелла, его обвинения выглядели все более и более слабыми. Ни один из этих ножей экспертиза не признала однозначно орудием пытки Анжелы Филлипс.

— Это память о годах, проведенных в армии, сэр, — ответил Джимбо.

Бауман недоверчиво взглянул на него:

— Память, мистер О’Доннелл? Вы говорите о коллекции потенциально смертельного оружия, в которую входит и почти новый боевой армейский нож одной из последних модификаций?

— Да, сэр, для меня это память. Поймите, я люблю военное дело.

— А для чего предназначена ваша коллекция, мистер О’Доннелл, если не убивать и не калечить людей?

— Сэр, я никогда не пользовался этими ножами. Мне нравится просто смотреть на них.

Смешно, но присяжные снова не обратили на это внимания.

Наконец в ход пустили ту самую улику, на которую намекал Филдинг во время их последнего разговора сразу после ареста Джимбо.

Обвинение заявило, что золотой медальон, который носила Анжела Филлипс, после ее исчезновения был найден на лондонской квартире О’Доннелла, в ящике шкафа в его спальне. Эту весомую улику уже нельзя было назвать косвенной. Она вполне могла переломить весь ход судебного разбирательства. В душе у Джоанны ожила надежда. С галереи за ней, где сидела семья Анжелы, донесся громкий вздох. Похоже, этот пункт обвинения произвел впечатление даже на присяжных. Но у защиты уже имелся готовый ответ, и на этот раз под прицелом оказался Майк Филдинг. Надежда Джоанны стремительно угасала. На медальоне обнаружили отпечатки пальцев О’Доннелла, и это обстоятельство оставалось бесспорным, но выяснилось, что, объявив о находке, Филдинг с торжествующим видом помахал своим трофеем перед носом Джимбо и позволил ему взять медальон в руки. Джо заметила, что Филдинг заметно смутился, когда его попросили встать и объяснить свое поведение.

Майк безуспешно попытался спасти обвинение:

— Да, сэр, мы нашли этот медальон в спальне, здесь все правильно. И какая разница, брал его мистер О’Доннелл в руки или нет…

— Детектив Филдинг, вы отлично знаете, что мистер О’Доннелл действительно брал этот медальон в руки, — настаивал Брайан Бернс. Высокий, худощавый, красивый, он крепко держал ситуацию под контролем, составляя резкий контраст Малкольму Бауману. — Я предлагаю вам, детектив-сержант, сказать правду, — продолжал Бернс. — Ведь с вами там были другие полицейские? И возможно, они не станут так хитрить, как вы.

В конце концов у Филдинга не осталось выбора, и он признал, что позволил О’Доннеллу взять в руки главную улику.

— Меня поразила эта находка, и я плохо понимал, что делаю, — сказал он.

— Детектив Филдинг, вас поразила эта находка? И поэтому вы позволили подозреваемому взять главную улику в руки и оставить на ней множество отпечатков пальцев? Вы и впрямь считаете, что суд поверит вам?

Ответа не последовало. Бернс задал новый вопрос:

— Детектив, а что сказал мой подзащитный, когда вы передали ему медальон?

— Я не передавал ему медальон, он сам взял его.

Джоанна искренне пожалела Филдинга. Ну как он не понимает, что сейчас каждое его возражение только все портит?

— Допустим, — небрежно бросил Бернс. — Так что сказал мой подзащитный, когда вы позволили ему взять медальон в руки?

На лице у Филдинга было написано поражение.

— Он сказал, что никогда в жизни не видел этого медальона.

Джоанна чуть не застонала. Все пошло наперекосяк! Она не верила своим ушам: Филдинг допустил такую глупую ошибку! Теперь само собой напрашивалось объяснение: он подбросил медальон. Ведь именно он первым из полицейских оказался на месте преступления. И если медальон оставался на Анжеле в шахте Нак-Майн, то у Филдинга была отличная возможность тайно снять его и приберечь на будущее — так, на всякий случай, если позже вдруг выяснится, что улик недостаточно. Джоанна знала, что такое случается.

Именно к этому выводу и подвел присяжных Бернс. Серию своих перекрестных вопросов он завершил следующими словами:

— Я утверждаю, детектив Филдинг, что вы не находили этот медальон дома у моего клиента, но расчетливо подбросили его. Вам необходимо, чтобы моего подзащитного осудили. Вы собираетесь подняться на следующую ступеньку карьерной лестницы, и вам не нужны нераскрытые преступления, верно?

Бернс действовал очень умело. Его аргументы вскрывали в системе обвинения такие дыры, что в них свободно проехал бы автобус. И так происходило всякий раз, когда за дело бралась эта команда лучших адвокатов.

Суд продолжался шесть с половиной рабочих дней, полтора дня из которых присяжные согласовывали вердикт. Они пришли к выводу, что Джеймс Мартин О’Доннелл невиновен, и это под конец судебных слушаний уже никого не удивило, но ужасно разочаровало полицию, прокуратуру, семью и друзей Анжелы Филлипс. И Джоанну — Филдинг сумел убедить ее в виновности О’Доннелла. Пока Джимбо не оправдали, она даже не понимала в полной мере, насколько сильно ей хотелось, чтобы его осудили за это зверское преступление.

«Разумеется, присяжным ни слова не сказали о предыдущей судимости О’Доннелла за изнасилование, а также о криминальной репутации его самого и всей его семьи. Хотя наверняка большинство из них не могли не слышать об О’Доннеллах», — думала Джо.

Решение было принято большинством голосов. Возможно, если бы соответствующий закон изменили и информация подобного рода предоставлялась присяжным, — многие люди считали, что положение о деятельности присяжных должно быть изменено, особенно если рассматривается преступление на сексуальной почве, — могла бы перевесить и другая точка зрения. Десять присяжных из двенадцати вынесли вердикт «невиновен», и Джимбо О’Доннелл вышел из зала суда свободным человеком.

Когда старшина присяжных зачитал вердикт, Джимбо в характерном жесте вскинул вверх руки со сжатыми кулаками. Интересно, усомнились ли присяжные при этом жесте в правильности принятого решения? Разумеется, как только до О’Доннелла дошло, что дело выиграно, он тут же отбросил свою показную респектабельность.

Джо присоединилась к толпе, последовавшей за ним из зала суда. Его отец, присутствовавший на всех судебных заседаниях, стоял рядом с сыном посреди древнего замка, улыбаясь в свете вспышек в объективы фотоаппаратов.

— На этот раз справедливость восторжествовала, — блистая широкой улыбкой, объявил Сэм. — Мой мальчик никогда не пошел бы на такое, в чем его обвиняли. Он — О’Доннелл. Мы не обижаем женщин и детей. И я ни минуты не сомневался в нем. Никогда. Вот он стоит рядом со мной, мой мальчик, посмотрите на него! Я прошу вас, посмотрите на него… — Сэм протянул руку и взъерошил новую прическу сына.

Джимбо изо всех сил старался выглядеть подкупающе невинным и пострадавшим ни за что, но все, что ему удалось, — это только самодовольный вид. В зале суда, во время заседаний, его игра была убедительной, во всяком случае достаточно хорошей, чтобы убедить присяжных, а все другое теперь не имело значения.

Полную противоположность О’Доннеллам составляла семья Филлипс. В сопровождении Джереми Томаса и мрачного Тодда Маллетта они постарались незаметно проскользнуть к ждавшей их машине. Но у них ничего не получилось. Журналисты окружили их, забрасывая вопросами. Джоанна тоже находилась в самой гуще, выкрикивая: «Мистер Филлипс, Роб, Джереми, просто расскажите нам, что вы чувствуете!» Они все выглядели подавленными. Журналистам, чтобы написать статью, нужны слова. А фотографы всегда настаивают, что один снимок может быть красноречивее тысячи слов. «Возможно, они и правы», — подумала Джоанна. Никакие слова не выразили бы так полно, что переживает сейчас эта семья, как подавленный вид Филлипсов. В какой-то момент Джоанна перехватила взгляд Билла Филлипса, но в его глазах она увидела только пустоту побежденного, бремя которого стало еще тяжелее.

Прямо за Филлипсами, оттесняя газетчиков, следовали Филдинг и инспектор Парсонс. Они также отказались отвечать на вопросы, доносившиеся в их адрес из толпы журналистов, через которую они с трудом прокладывали путь. Оба мужчины выглядели мрачными. Джоанна не сводила глаз с Филдинга: обычно самоуверенный, детектив тяжело переживал поражение, его лицо стало почти пепельного цвета.

Джоанна полагала, что пройдет время и Филдинг в долгу не останется, но сегодня его карьере нанесли смертельный удар. Такое полицейскому может присниться только в кошмарном сне: на открытом судебном заседании его обвиняют в том, что он подбросил главную улику. Джоанна почти жалела Филдинга, — его радужное будущее больше не выглядело радужным.

Сделав набросок статьи и пристроив Мэннерса присматривать за полицией, Джо уехала в Дартмур и провела вторую половину дня на дороге, ведущей к ферме Филлипсов. Они по-прежнему не желали общаться с прессой. Джоанна дождалась Гарри Фаулера, которого редакция прислала ей на смену, и около десяти часов вечера покинула свой наблюдательный пост. Джо так устала, что просто валилась с ног. Сейчас она мечтала лишь об одном — поскорее добраться до своего номера в эксетерском отеле, заказать большую порцию виски и, пожалуй, несколько бутербродов, а затем — спать.

Неожиданно она обнаружила, что, подчиняясь внезапному порыву, направляется к полицейскому участку на Хэвитри-роуд. Она оставила машину на почти пустой стоянке. Снаружи дежурили пара журналистов и один фотограф. Джо знала, что Мэннерс уже побывал в участке и сегодня больше не собирался возвращаться сюда. Джоанна нисколько не удивилась. Фрэнк не относился к тем людям, кто согласен дежурить на любых ступеньках, хотя он всегда оказывался в курсе всего, что происходит. «Всегда выйдет сухим из воды», — скрепя сердце, признавала Джоанна.

Она прошла мимо незнакомых журналистов — их обоих она видела лишь пару раз со стороны — к дежурному и поинтересовалась, можно ли поговорить с детективом Филдингом. Джо и сама не объяснила бы, почему так поступает. Вряд ли сейчас Филдинг в состоянии предоставить ей эксклюзивную информацию. И не факт, что он вообще захочет разговаривать об этом деле. Или все-таки в глубине ее души таилась другая причина?

Дежурный без особого энтузиазма пристально посмотрел на нее:

— Он не общается ни с прессой, ни с кем другим. Вы можете присоединиться к вашим коллегам на улице и подождать там.

— Послушайте, просто спросите его. — И она одарила дежурного своей самой обворожительной улыбкой.

— Попробую, — уже не так неприступно сказал дежурный.

— Пожалуйста. Просто спросите его. Больше ничего не надо.

Джо снова улыбнулась. Может, и не стоило разуверять тех, кто сплетничал, что она спит с полицейскими, а они платят ей за это эксклюзивной информацией. Эти басни только ее муж принимал за чистую монету. Если уж быть честной до конца, то ни у Мэннерса, ни у ему подобных нет ни малейшего шанса поговорить с Филдингом сейчас, а у нее есть. Покусывая нижнюю губу, она сделала вид, что вот-вот заплачет. Уловка сработала. Дежурный поднял трубку. Странно, но почему-то Джоанне и в голову не пришло, что за час до полуночи Филдинг может быть где-то в другом месте, а не на работе.

— …Джоанна Бартлетт, газета «Комет», да, Майк, я сказал ей, что ты не…

Последовала пауза, пока дежурный с чуть удивленным видом слушал. Затем, отвернувшись от Джоанны, он едва слышно ответил. Однако она слышала его слова довольно отчетливо:

— Старик, ты уверен? Тебе что, мало неприятностей?.. Ладно. Как скажешь. — Вздохнув, он повесил трубку. — Можете подняться, — сказал он Джоанне. — Второй этаж. Детектив встретит вас на площадке.

К тому времени, когда Джоанна миновала два лестничных пролета, Филдинг уже ждал ее. Пожалуй, сейчас он выглядел даже хуже, чем после суда. Он не улыбнулся ей, а просто сказал «привет» и провел ее к себе в кабинет. Джоанна догадалась, что, наверное, он пил, и не ошиблась: на его рабочем столе стояла на три четверти пустая бутылка виски. Он предложил ей выпить, и она согласилась. Он нашел бумажный стаканчик и щедро плеснул ей из бутылки. Затем, предложив жестом располагаться, он уселся в свое кресло, положил ноги на стол и хорошенько хлебнул прямо из горлышка. Откинувшись на спинку кресла, Майк прикрыл глаза. Джоанна чувствовала его мрачное настроение. Ей тоже было несладко. Она верила в виновность О’Доннелла и хотела, чтобы его осудили. К тому же теперь вся информация, которую она насобирала, пошла коту под хвост. Почти ничего из этого материала печатать нельзя — О’Доннелла оправдали.

— Сочувствую, что для вас все прошло так неудачно, — наконец произнесла она.

Майк открыл налившиеся кровью глаза и в упор посмотрел на нее. Его лицо было все того же пепельного цвета. Сейчас в нем совсем ничего не осталось от подарка судьбы, который Бог приготовил женщинам. Но голова более-менее работала.

— Надеюсь, вы не записываете? — спросил он.

— Конечно, нет, — машинально ответила Джоанна.

Может, с ее стороны это и непрофессионально, но она даже не пыталась заполучить от него что-нибудь под запись. Обычно, когда дело касалось работы, Джо своего не упускала. Особенно если разговаривала с полицейскими.

Как она и ожидала, Филдинг поверил ей на слово и заметно расслабился.

Он еще раз приложился к бутылке виски.

— Какая задница вышла! — сказал он. — Просто нет слов.

— Ваша ошибка не была единственной, — успокоила его Джо, почувствовав, что он во всем винит себя. — Немного увлеклись, и не более того.

— Как всегда. По сути, медальон — единственная серьезная улика. Я дал Джимбо выкарабкаться, зацепившись за этот медальон. Неужели эти дурацкие присяжные действительно поверили, что я подбросил его?

Джоанна пожала плечами. Разумеется, поверили. Не поверили бы — не оправдали бы Джимбо. Кстати, у нее, к примеру, тоже возникли сомнения. Не по поводу О’Доннелла. Вернее, не совсем. По поводу Филдинга. Как, похоже, и у его начальства. Филдинг знал, что крепко вляпался. Она изменила тактику:

— Вы по-прежнему не сомневаетесь насчет О’Доннелла?

— Конечно, не сомневаюсь. Этот мерзавец кругом виновен, на нем живого места нет. Но даже всей мощи полиции Девона и Корнуолла, взятой вместе с прокуратурой, не хватило, чтобы засудить этого подонка! Все, не будем об этом. Полная задница, и я тоже внес свою лепту… — Он помолчал, словно подыскивая слова. — Да еще какую, — заключил он с немного наигранным пафосом.

— И что теперь будет с вами? — поинтересовалась Джоанна.

— Что заслужил. Теперь-то уж точно я не скоро получу инспектора. Может, и вообще никогда не получу. Скорее всего назначат служебное расследование. Если все повернется против меня, я просто загнусь. Хотя вряд ли. Наверняка замнут по-тихому. В лучшем случае я вел себя как полный дурак, в худшем — попытался подбросить улику. Как ни крути — сукин сын, так получается?

Джоанна промолчала. Что здесь можно сказать? Филдинг еще хлебнул виски, поднялся с кресла и подошел к окну. Он продолжал говорить, повернувшись к ней спиной и глядя на улицу.

— По ночам я просыпаюсь от кошмара: мне снится Анжела, как она, изуродованная, лежит в дерьме. — Его голос дрогнул.

Джоанна удивилась: ничего, кроме жалости к себе, от Филдинга она не ждала. Он профессиональный детектив. Такой же тертый калач, как и преступник, которого он преследовал. Один ловит другого. Это его работа, именно так все говорят о детективах.

— У меня эта сцена из головы не идет, — продолжил он. — Первый раз в жизни на меня так повлияло место преступления. Надеялся, засадим этого ублюдка и все закончится. Но мы проиграли. И второго шанса у нас не будет.

Джоанна видела, как поднялся его локоть, — это Филдинг снова приложился к бутылке.

— Вот и все. Я подвел себя и обманул Анжелу.

Теперь никакого сомнения не осталось, — его голос определенно срывался. «Возможно, этот человек все-таки больше, чем просто еще один честолюбивый полицейский», — подумала Джоанна. Она поднялась со своего места, подошла к нему и стала молча смотреть на проезжающий за окном длинный автомобиль. На мгновение свет фар выхватил из темноты двух журналистов, все еще стоявших, разговаривая, на тротуаре. Ночь была прекрасна: чистое небо, усыпанное звездами. Но почему-то это казалось неправильным. Пусть лучше бы шел дождь или бушевала буря, — в общем, хотелось, чтобы было темно и противно, под стать тому, что произошло в этот день.

— Вы же не один отвечаете за случившееся, — сказала она. — Вы сделали все, что смогли.

Филдинг повернулся к ней. Джоанна с изумлением увидела, что у него мокрые щеки.

— Знаете, говорят, что это худшая эпитафия, какую можно написать на надгробном камне? — спросил он, пробуя улыбнуться, но улыбка получилась не очень. Она осталась у него на губах, так и не добравшись до глаз.

— Давайте не будем об эпитафии, Майк Филдинг, вы еще не мертвы, — тихо произнесла Джоанна и, протянув руку, коснулась дорожки от слез у него на щеке. Она вполне отдавала себе отчет, что, возможно, он плакал просто потому, что был пьян. Но тем не менее…

Он взял ее руку и с нежностью поцеловал. Вдруг как-то так получилось, что она оказалась в его объятиях и их губы встретились. От него пахло виски и табаком, но ощущение с самого начала было чудесным. Его прикосновения были приятны. Позже она не могла бы с уверенностью сказать, как случилось, что в полицейском участке они слились в страстном поцелуе. Его объятия стали жарче. Она чувствовала, как он весь напрягся, прижимая ее к себе. Его руки уже искали под блузкой ее грудь, и она услышала, как он тихонько, с облегчением, вздохнул, когда коснулся ее возбужденного соска. Его руки уже раздвигали ей ноги и в то же время успели задрать юбку. Не веря себе, Джоанна поняла, что она уже готова. Она чувствовала, что, пока одна рука настойчиво добивалась своего, другой рукой он начал расстегивать молнию на брюках.

Но тут в ней проснулся здравый смысл. Из последних сил она оторвалась от его губ и, отталкивая его руку, прошептала:

— Нет Майк! Нет!

Он тут же остановился, тяжело дыша, и немного отстранился от нее.

— Боже, Джоанна, прости, — проговорил он. — На меня будто нашло. Прости меня. Это было, словно… — Он помолчал, точно не зная, как сказать.

Она покачала головой:

— Все в порядке. Я тебя понимаю и чувствую то же самое.

Он все так же не отнимал одну руку от брюк. И Джоанна неожиданно догадалась, что он пытается прикрыть образовавшуюся в районе молнии выпуклость. Забавно. Майк удивленно взглянул на нее.

— Правда? — спросил он.

— Да. Может, я чокнутая, но я безумно хочу тебя. Только не здесь. Ты забыл? Это же твой кабинет в участке на Хэвитри-роуд, и вокруг полно полицейских.

Он обескураженно улыбнулся, а затем рассмеялся. На его лице все еще оставались едва заметные дорожки от слез, а рука все так же держалась за брюки.

Вопреки абсурдности ситуации ей хотелось его смертельно. Она отняла его руку от брюк и прикрыла выпуклость своей ладонью. Она ощутила твердость его тела. Он весь был на взводе. Как, впрочем, и она сама. Безумие, но, кажется, у нее не осталось выбора.

— У меня здесь, в отеле, номер, — начала она.

— Так чего же мы ждем? — спросил он низким, хрипловатым голосом.

Когда они выходили из кабинета, Джо заметила на его столе фотографию хорошенькой рыжеволосой женщины с младенцем на руках. Она догадалась, что это жена Майка Филдинга с его ребенком. Но сейчас ей совсем не хотелось думать о его жене, так же как не хотелось вспоминать и о собственном муже.

Она вышла из участка первой. Они договорились, что он последует за ней через несколько минут и сам доберется до ее отеля. В конце концов, не было никакой необходимости афишировать их намерения.

Оказавшись в ее номере, они оба будто пытались забыть о горячечном порыве и сделать все как надо. Без спешки, как раньше, Филдинг сидел рядом с ней на кровати и целовал ее лицо, глаза, щеки, шею, пока их губы снова не встретились. И этот поцелуй был еще дольше и нежнее.

— Ты разденешься для меня? — спросил он.

Она кивнула, поднялась и сняла с себя одежду. Все так просто. Джоанна не чувствовала смущения. Она не играла на публику, превращая раздевание в стриптиз. Она просто сняла одежду и, обнаженная, встала перед ним.

— У тебя красивое тело, — произнес он все тем же низким голосом.

— Чудо, — откликнулась она. И действительно чудо, если учесть, как она сейчас жила.

— Мое чудо, — сказал он ей. — Теперь ложись.

И снова она сделала, как он приказал. Возбуждение все больше захватывало ее.

Она легла рядом с ним. И он тут же раздвинул ей ноги и принялся ее целовать. Он совсем не касался ее руками. Возбуждение дошло до предела. А он все продолжал и продолжал, пока она отчаянно не захотела, чтобы он вошел в нее, и не сказала ему об этом. Так почти всегда она кончала в первый раз.

Наверное, прошла целая вечность, пока он оторвался от нее. Она уже приготовилась к тому, что должно было последовать дальше. Но вместо этого он повалился рядом с ней на кровать и какое-то время лежал, почти не двигаясь, — только его губы тихонько касались ее губ. И она чувствовала запах и вкус своей собственной влаги.

Она потянулась к нему, но он немного отодвинулся.

— Боюсь, у меня ничего не получится.

Смешно, но он так и не снял брюки.

Она вдруг почувствовала, что выпуклость совсем исчезла.

— Я разочаровала тебя? — тихо спросила она.

— Напротив, — ответил он. — Это виски. А может, нет. Обычно я — как железный конь.

Она усмехнулась.

И он тоже.

— Я совсем не то имел в виду, — сказал он.

— Я понимаю.

— Можно, я останусь с тобой? Утром все будет по-другому, обещаю.

— А тебе не надо домой? А жена?

Он помотал головой.

— Она привыкла, — ответил он.

«Бедная курица, конечно, привыкла. Можно подумать, у нее есть выбор», — пронеслось в голове у Джоанны. Но сейчас она была не в том настроении, чтобы разбирать моральный облик Филдинга. И уж конечно, ей совсем не хотелось, чтобы он уходил.

Он разделся, и она увидела, что у него тоже хорошее тело. Трусы он снимать не стал, что вызвало у нее невольную улыбку. Он забрался под одеяло и обнял ее. Через несколько минут его дыхание стало глубоким и ровным. Он уснул. У нее так не получится. Слишком возбуждена, чтобы легко заснуть. Сбросить напряжение пока не удалось, и похоже, придется потерпеть.

Но ждать до утра не пришлось. Кое-как заснув поверхностным сном, лежа на спине, она проснулась ночью, почувствовав на себе его вес. Джоанна открыла глаза. Его лицо было совсем близко, и он улыбался. В незашторенное окно светила полная луна, и в лунном свете она ясно видела его, счастливого и сосредоточенного на том, чем он занимался.

— Отлично, ты тоже уже готова, — пробормотал он с пониманием дела и в следующую секунду вошел в нее.

Под его ласковый шепот она кончила почти сразу. Затем второй раз — перед тем, как кончил он сам. Никогда в жизни она не испытывала такого наслаждения. Он проделывал с ней такое, что было для нее совершенно новым. У него не было комплексов, так же как и у нее. По крайней мере, в постели с ним. В прошлом всегда находилось что-то, удерживавшее ее от полного сексуального раскрепощения. Но с ним все было по-другому. С ним она свободна. С ним все естественно, легко и просто. Затем они, умиротворенные, лежали в объятиях друг друга. Они почти не говорили. Им и так было хорошо.

Это был самый лучший секс в ее жизни. Все настолько превосходило то, что она знала раньше, словно она занималась любовью в первый раз. И это в двадцать восемь лет! Она и сама не могла сказать почему, но факт оставался фактом: все было чудесно, ошеломляюще, изумительно хорошо, и где-то в глубине души она даже немножко боялась, что когда-нибудь наступит утро.

Филдинг во многом чувствовал то же самое. Он ушел от нее на рассвете. И ему не хотелось уходить. А хотелось остаться и любить ее весь день, и всю ночь, и весь следующий день. На самом деле вряд ли он смог бы повторить хотя бы еще раз. Но мысль была заманчивой.

Он чувствовал себя на подъеме, но эта ночь ошеломила его. Сколько у него до этого было женщин? Он давно уже сбился со счета. Всех форм, размеров и возрастов. Даже пара проституток. Большинство из них охотно принимали любые сексуальные игры, какие только забредали в его голову. В конце концов, в жизни для него целью номер один всегда было забраться в чью-нибудь постель. Ну и еще, конечно, работа. Работайте, обольщая, как делал Филдинг, и вы тоже непременно получите свою долю успеха. Как же вышло, что никогда ему не было так хорошо? Как вышло, что он никогда не переживал ничего подобного? «Как вышло, что раньше я никогда сам не был так хорош»? — подумал Филдинг, мысленно улыбаясь.

Этого он не понимал. Он потряс головой, проясняя мысли. Здесь надо действовать разумно. Может, в самом деле лучше с ней больше не встречаться?.. В конце концов, у него и так достаточно проблем. И самое последнее, чего ему теперь не хватает, — это интрижка с журналисткой с Флит-стрит. «Придется охладить отношения, — пожалуй, это единственное разумное решение», — посчитал Филдинг.

Тем временем Джоанна лежала в постели, заново переживая эту ночь, так порадовавшую ее. У нее совсем не было настроения вести себя разумно. Тело светилось от удовольствия, и хотелось еще и еще. Интересно, сможет ли она растянуть командировку? Доводя себя до изнеможения, она представляла, как чудесно они с Филдингом проведут время в следующий раз, который, как она искренне надеялась, наступит очень скоро.

Затем раздался телефонный звонок. Редактор новостного отдела Рег Фоли позвонил ей из дома в начале восьмого, чтобы сообщить, что главный редактор хочет купить у Джеймса Мартина О’Доннелла серию эксклюзивных интервью.

Такая перспектива не особо воодушевляла Джоанну. Она по-прежнему считала Джимбо виновным, и ей не нравилась сама идея, что ее газета будет швырять деньги в его сторону.

— Джо, его оправдали, — заметил Фоли. — Значит, он невиновен, так? В любом случае это желание главного редактора. Так давай дадим ему, что он хочет.

Тейлор уже выехал на это задание, но, естественно, Том Митчелл хотел, чтобы шеф отдела криминальной хроники лично все проконтролировала. Это означало, что Джо необходимо вернуться в Лондон как можно быстрее. Вот она и получила ответ на один из своих вопросов. Ее командировка в Девон закончилась. И уж сегодня она точно не увидится с Филдингом. И когда наступит следующий раз, она даже не представляла.

Джо послушно упаковала свой небольшой чемоданчик. Перед выходом из номера она позвонила Филдингу на Хэвитри-роуд. Он еще не пришел на работу. Все верно, еще нет восьми. Она оставила ему сообщение, что ее вызвали в редакцию в Лондон, и попросила перезвонить туда позже.

Он не перезвонил. Ни в тот день, ни на следующий, ни в течение недели.

Джоанна чувствовала себя оскорбленной. Она оставила на Хэвитри-роуд еще одно сообщение, затем дважды звонила ему. Наверное, ей стоило смириться: выходило, что она для него лишь очередное случайное увлечение. В конце концов, она же знала его репутацию. И даже сама сказала ему об этом. С чего она взяла, что их единственная ночь чем-то отличается для него от всех других. Впрочем, почему-то она искренне верила в это. В том-то и проблема. И как видно, ее проблема.

Кроме всего прочего, его молчание заставляло ее чувствовать себя обманутой. К счастью, у нее было мало времени, чтобы хорошенько поразмыслить над этим. Интервью с Джимбо О’Доннеллом отнимали у нее все время и силы. Сначала она вела переговоры, а затем, когда «Комет» успешно обошла всех конкурентов, Митчелл отправил ее брать эти интервью.

К О’Доннеллу она относилась отрицательно, но всякий раз, когда у сенсации намечалась неожиданная развязка, Джо самозабвенно отдавалась своей работе, и в случае с Джимбо с неожиданной развязкой как раз было все в порядке. Его привезли в отдаленный отель в окрестностях парка Эппинг-Форест, чтобы убрать подальше от конкурентов, пока «Комет» не опубликует серию купленных интервью. Джоанну поселили в соседнем с Джимбо номере. И вскоре она уже благодарила Бога, что фотографа «Комет» поселили в той же гостинице. И еще одного журналиста, чья работа в основном заключалась в подстраховке Джоанны.

Ей очень не нравилось, как Джимбо ведет себя в ее присутствии. Как к женщине, он относился к ней почти презрительно. Он снова вернулся к облегающим футболкам — похоже, его излюбленной одежде, — так выгодно демонстрирующим его торс, который, пока Джимбо сидел в тюрьме, стал еще рельефнее. О его безобразной татуировке не стоило и говорить. Кроме того, он носил слишком узкие черные джинсы и время от времени поправлял их в определенных местах, при этом вызывающе глядя на Джоанну. Сейчас она, как никогда, была убеждена, что он виновен на сто процентов. Сексуальное чудовище, которому удалось провернуть по-настоящему ужасающее преступление. Но, выполняя задание редактора, она старалась держать себя в руках, не обращая внимания ни на что, кроме работы.

Как она и ожидала, Джимбо вешал ей лапшу на уши по поводу своей невиновности и по поводу полиции, якобы постоянно преследовавшей его и всю их семью. Но среди этой чепухи попадались и настоящие перлы.

«Я — НЕ ДАРТМУРСКИЙ ЗВЕРЬ. МОЙ НОЧНОЙ КОШМАР — НЕСПРАВЕДЛИВЫЙ АРЕСТ», — кричали заголовки на первой странице «Комет», когда газета, по договоренности с Джимбо О’Доннеллом, напечатала первое из трех интервью, всего лишь через шесть дней после его оправдания. «За всю жизнь я не причинил вреда ни одной девушке. Я — не сексуальный маньяк. Полиция преследует нашу семью всего лишь потому, что кто-то из О’Доннеллов попал в их картотеку. Говорят, что я насиловал раньше, — нет, она просто завела меня. Если это называется изнасилованием, то это было изнасилование во время свидания. И тогда я был всего лишь подростком. Я никого не убивал» и т. д. и т. п. За такое интервью конкуренты отдали бы многое, и Джоанна отнеслась к своему заданию профессионально. Она раскрутила Джимбо на разговор о его предыдущем обвинении в изнасиловании, и таким образом газета получила возможность напечатать информацию, которую иначе посчитали бы предосудительной с точки зрения закона.

Она вернулась в редакцию в тот день, когда версталась третья, заключительная часть этого обширного интервью. Ее работа закончилась. Материал обработан и опубликован. До Джимбо «Комет» больше не было дела: газета успешно сорвала свой большой куш. Том Митчелл остался доволен. Спрос превысил все ожидания, тираж этих номеров даже пришлось существенно допечатать. Вечером Джо отправилась в «Нож» отпраздновать успех. Всегда приятно пропустить стаканчик-другой в одном из пабов на Флит-стрит, когда знаешь, что поработал на славу и сделал по-настоящему большой сенсационный материал, даже если это серия эксклюзивных купленных интервью, которые неизбежно несколько преуменьшали сенсационность для Джо.

Уже прошло девять дней с тех пор, как она провела ночь с Филдингом. От него по-прежнему не было ни слова. Джо запретила себе вспоминать о нем. В конце концов, сейчас у нее было достаточно других дел.

Пол Поттер сидел в баре. Он принес бутылку шампанского, которую они и распили. Но Джо ушла одна, — единственно правильное решение для слегка подвыпившей журналистки с Флит-стрит, если у нее есть хоть капля здравого смысла.

Недалеко от входа остановилась машина. Когда Джо проходила мимо нее, пассажирская дверь открылась, преграждая ей путь, и ее крепко схватили за руку.

Испугавшись, Джо чуть не закричала, но затем догадалась, что в машине — Филдинг.

— Следишь за мной или как? — поинтересовалась она.

— Повезло тебе сегодня, дорогая. Залезай в машину.

Его голос звучал сердито. В нерешительности Джоанна не знала, что делать. Он почти затащил ее в салон.

— Я прочитал дерьмо, которое ты написала, и хочу лично высказать все, что думаю о тебе.

Она замерла и похолодела. Всю неделю она так страстно желала увидеть этого человека, но ей и в голову не приходило, что она может встретить его в таком настроении. Сразу протрезвев, Джо заставила себя говорить ровным, почти безучастным голосом.

— И ты только за этим приехал в Лондон? — будто мимоходом поинтересовалась она.

— Не обольщайся. Ради тебя я бы не поехал через весь этот долбаный Эксетер.

— Это я уже поняла. — Она изо всех сил старалась сохранить спокойствие.

— Ты такая же сука, как и все остальные писаки, — шипел он на нее. — Как вы могли платить деньги этому извращенному ублюдку? Как вы могли дать трибуну для его брехни? Как ты могла?

Джоанна сжалась, словно еще миг — и он ударит ее.

— Это моя работа.

— И она здорово воняет.

— Ну да, воняет, — согласилась она, — в отличие от твоей. По крайней мере, я не подбрасываю улики. — С этими словами она вылезла из машины и быстро пошла прочь.

Филдинг тут же выскочил за ней и оказался рядом, прежде чем она успела подумать, не стоит ли ускорить шаг. Грубо схватив ее за плечо, он прижал ее к стене паба. Казалось, он был вне себя от ярости. Его глаза сверкали, он почти тряс ее.

— Ты дрянь, дрянь! — шипел он на нее сквозь сжатые зубы.

«Сейчас, наверное, ударит», — решила Джо.

Неожиданно его взгляд смягчился, и в нем произошла такая стремительная перемена, что Джоанна изумилась. Он припал к ней и начал целовать ее.

Она сразу же ответила ему, тоже осыпая его страстными поцелуями. Ее тело совершенно не желало прислушаться к голосу рассудка.

Вдруг так же резко, как он начал, Майк остановился и отстранился от нее. Они стояли на тротуаре, тяжело дыша и глядя друг на друга.

— Я на самом деле не хотел, чтобы мы с тобой снова… — тихо проговорил он.

Она молча обняла его одной рукой за шею и притянула его лицо к своему.

Он тут же снова отстранился.

— Мы стоим на улице рядом с пабом около твоей работы. А это еще хуже, чем полицейский участок на Хэвитри-роуд, верно? — сказал он уже более спокойно.

— Ты прав как никогда, — ответила она. Невероятно, но, пока до нее не дошел его намек, она, пожалуй, была согласна заняться с ним любовью прямо здесь, у стены паба.

— На этот раз номер в отеле — у меня, — произнес Филдинг очень серьезным тоном.

Джо просто кивнула и последовала за ним к машине.

В отличие от Филдинга Джоанна все-таки пыталась помнить, что она все еще замужем. Она покинула отель в четыре утра, на такси добралась домой и, стараясь не шуметь, пробралась в гостевую комнату, где, в основном, спала в последнее время.

Одна на небольшой односпальной кровати, положив руку между коленями, она вспоминала совсем недавно пережитое удовольствие. Ну почему ей было так хорошо? На самом деле она не имела ни малейшего понятия почему. Но на этот раз все было даже лучше, чем в предыдущий. И это только начало. Филдинг проведет в Лондоне две недели: он приехал в командировку — отрабатывает лондонский след одного дела о мошенничестве. По большей части будет корпеть над записями в офисе компании, изучая счета и другие деловые бумаги. Майк предполагал, что его отправили в Лондон сразу после суда над О’Доннеллом, чтобы убрать с линии огня. Также он рассказал ей, что уже является «субъектом внутреннего расследования, возбужденного на основании заявлений, сделанных против него в зале суда».

Отель ничего собой не представлял, самый дешевый из доступных. Но Джоанна радовалась, что Филдинга не поселили в полицейском общежитии. Очевидно, там не оказалось свободной комнаты. Мрачная, унылая обстановка номера не подразумевала, что здесь могут заниматься любовью. Но им это не мешало, все прошло даже лучше, чем в прошлый раз. Филдинг поинтересовался, сможет ли она провести с ним эти две недели.

Джоанна, не раздумывая, согласилась. Утром она сказала мужу, что на две недели уедет из города в командировку. Он даже не побеспокоился, хотя бы из приличия, расспросить ее. Она понимала, что по большому счету ему теперь все равно, чем она занимается, и с недоумением спрашивала себя, зачем вообще надо было возвращаться домой прошлой ночью. «Привычка», — решила она и, собрав свой чемоданчик, в конце рабочего дня забросила его в номер Филдинга. Вечером они собирались пойти вместе поужинать. Но так и не пошли. Первым делом они забрались в постель да так там и остались. Джоанну изумляли его неутомимость и изобретательность, но и ее собственные тоже. Раньше она не представляла, что способна так сильно возбудиться. К счастью, с ним происходило то же самое.

— Не могу насытиться тобою, — сказал он ей, а затем признался, что собирался порвать их отношения в самом начале: его влечение к ней оказалось таким сильным, что он посчитал дальнейшие встречи слишком опасными. — Поэтому и не звонил. После той ночи решил — все, — объяснил он. — И когда случайно увидел тебя около паба, я был в полной уверенности, выскажу тебе в лицо все, что думаю об этих дрянных статейках, и больше ничего. — Он улыбнулся, смягчая свои следующие слова: — Кстати, я до сих пор считаю, что покупать у О’Доннелла эксклюзивные интервью — это позор.

Она не стала отвечать. Они оба знали, что все в их жизнях, включая их карьеры, блекло и становилось незначительным по сравнению с той отчаянной любовью, которая захлестнула их.

— А затем, когда я увидел, как ты уходишь, ноги прямо от подмышек, волосы до самой талии… я же знаю, какая ты сексуальная, какая ты там… Я не мог отпустить тебя вот так просто.

— Благодарю Бога, — прошептала Джо и обняла Филдинга.

Каждый раз, занимаясь любовью, они получали все больше и больше удовольствия. Втайне Джоанна спрашивала себя, возможно ли, что так будет всегда. Никогда прежде она не переживала ничего подобного. Каким-то непостижимым образом получалось, что чем больше они занимались любовью, тем ненасытнее она становилась. И даже когда у них совсем не оставалось сил, Джо чувствовала, что ей необходимо все время касаться его: будто она постоянно желала убедиться, что он здесь, рядом.

За эти проведенные украдкой две недели чувства Джоанны крепли день ото дня, и она сама себя не понимала. Во многих отношениях он относился к тому типу мужчин, который ей не нравился. И тем не менее ее желание обладать им, постоянно находиться рядом с ним не знало границ. Каждый раз она открывала в нем что-то новое.

Однажды ночью он привел ее в замешательство. Сначала они занимались любовью, затем он перекатился на спину и, слегка коснувшись ее губ рукой, тихо сказал:

— По-моему, я влюбился.

Глупо, наверное, но первое, что ей пришло в голову, — он смеется над ней. Филдинг в жизни не любил ни одну женщину. Он спал с ними, а потом, когда они надоедали, уходил и возвращался домой к жене. Джо знала об этом и считала безумием связать свою жизнь с ним. С ним она чувствовала себя непривычно хрупкой и уязвимой, и ей это не нравилось.

Она решила подыграть ему.

— Ты так говоришь всем женщинам. Я отлично знаю твою репутацию, — непринужденно ответила она.

Он заключил ее в объятия.

— Переспать с кем попало и быть с тобой — это две большие разницы, моя глупышка, — сказал он и с чувством поцеловал ее в самый кончик носа.

«Боже, вот сукин сын, разыгрывает из себя покровителя, для него женщины, видите ли, существа второго сорта, — думала она. — Но как ему удалось так необыкновенно захватить меня?»

— Это было в прошлом. Теперь все по-другому. Я хочу быть с тобой все время.

— Майк, у тебя жена и дети. Я знаю таких мужчин, как ты. Пишу о них каждый день. Вы всегда возвращаетесь в свои семьи.

Она не любила, когда ее принимали за дурочку, но подозрение, что именно так все и происходит, не покидало ее.

Его голос стал суровее.

— Что ты хочешь этим сказать? Откуда ты вообще можешь что-то знать обо мне? Неужели ты и впрямь думаешь, что я просто дурачусь с тобой? Ты считаешь наши отношения банальностью? Но если бы они были банальностью, было бы нам так же хорошо, как сейчас?

Она помотала головой. Пожалуй, Майк прав. Иначе ничего бы между ними не сложилось.

— В противном случае у нас ничего не получилось бы, — продолжил он нежнее, не дожидаясь, пока она придумает ответ. — У меня никогда не было ничего подобного, никогда. Знаешь, я даже думал… ну, в общем, я хочу перевестись в Лондон.

— Что? — Этого она не ожидала.

— Что слышала, Джо. Не могу я больше оставаться с Рут. Моя жизнь становится фальшивкой, если рядом нет тебя. Когда вернусь домой, я все расскажу ей. И тогда нашим с ней отношениям наступит конец.