Молодой человек упал не сразу. Ударившись правым плечом, он завыл от боли. А потом всем телом начал медленно сползать на пол. Сцена чем-то походила на финальный акт очень плохого балета. Голова один раз отскочила от старинных каменных плит, а руки еще какое-то время хватались за воздух в отчаянной попытке хоть за что-нибудь зацепиться. Наконец парень слабо и бессмысленно дрыгнул ногой и больше не шевелился. Он лежал на полу, словно морская звезда, лицом вверх, руки и ноги раскинуты, глаза и рот широко раскрыты от удивления.

Падая, он рассек лоб о край стойки, и из раны сочилась струйка крови. Парень более не пытался ни двигаться, ни говорить. Хотя и до падения и то и другое давалось ему с большим усилием.

Келли сидел на стуле в углу бара как можно дальше от столика для пула. Ему не нравилось, когда в пабах играли в пул, потому что кии и крутящиеся задницы игроков превращали помещение в настоящую полосу препятствий. В тот вечер игроков не было, однако Келли все равно решил подстраховаться. Были вещи, с которыми даже Келли не решался экспериментировать.

Начало ноября. Понедельник. В пабе почти пусто. Дождь не прекращается с самого утра. Пару часов назад, когда Келли приехал на стоянку, он лил чуть ли не сплошным потоком. А восточный ветер дул в лицо с такой силой, что было трудно шагать. Не самое удачное время для поездки через торфяники в «Дикую собаку» – одинокую гостиницу восемнадцатого века неподалеку от дорог, пересекающих центр Дартмура. Но Келли готов был взяться за любое дело, в любое время. Единственное, к чему он не был готов, так это разобраться, что же ему делать со своей жизнью.

За столиком в конце паба ужинала пожилая пара. Место, где они сидели, некогда служило вестибюлем, пока хозяин заведения, Чарли Кук из Бирмингема, в общем-то приятный человек, но абсолютный дилетант в своем деле, не переделал его в шикарную, как ему казалось, столовую. Если не считать парня, валявшегося на полу, пожилая пара и Келли были в тот вечер единственными посетителями. Летом в «Дикой собаке» всегда полно народу, да и зимой в те счастливые выходные, когда погоду можно назвать приличной, дела шли не так уж плохо. Люди приезжали пообедать или поужинать из маленьких и больших городов на краю торфяников, таких как Плимут, Ньютон-Эббот и даже Торки – города на побережье, в котором жил Келли. Однако, как и во многих других деревенских пабах, в «Дикой собаке» почти или, лучше сказать, вообще не торговали спиртным. Теперь такие заведения делали ставку на еду и сезонные наплывы туристов. Пабы в наши дни стали уже совсем не те, с грустью подумал Келли.

Он наблюдал за падением молодого человека с равнодушием и восхищением одновременно. Это было даже не падение, а скорее скольжение; сначала вниз ушли голова и плечи, а затем парень прогнул поясницу так, что сила притяжения больше не позволила ему удержаться на стуле. В заключение он будто бы с неохотой дергает ногой, постепенно съезжает на пол и, придавленный нижней частью тела, буквально простирается на каменных плитах, гладко вытертых от времени. И вот парень уже лежит, раскинувшись во весь рост, почти угодив головой в огромный старый камин, занявший изрядную часть помещения. Совершенно никакой опасности обгореть. В центре камина едва теплится огонь маленького керосинового примуса.

Пожилая пара с еще большим усердием сосредоточилась на поедании лазаньи, разогретой в микроволновке. Кухней почти полностью занималась жена Чарли, но она не готовила в будние дни мертвого сезона. Однако супруг полагал себя асом приготовления еды в микроволновке. Келли с этим был категорически не согласен. Как-то раз он имел счастье отведать его лазанью. Та была холодная, сухая, не пропекшаяся в середине, резиновая по краям и совершенно безвкусная. Тем не менее, когда парень свалился со стула, пожилая пара сконцентрировала все свое внимание на еде, будто перед ними было не жалкое подобие лазаньи, а кулинарные изыски для настоящих гурманов. И сцена, разыгравшаяся перед посетителями «Дикой собаки», которая хоть как-то разнообразила этот серый ноябрьский вечер, осталась ими не замечена. Или, но крайней мере, они отчаянно делали вид, что это так.

Однако Келли заметил все. Келли вообще всегда все замечал.

Это было его работой. Так или иначе, с самого юного возраста он зарабатывал себе на хлеб тем, что внимательно смотрел, слушал, а затем записывал. Он был журналистом много лет. Был на самой вершине Флит-стрит, пока не пустился во все тяжкие, а затем вернулся к тому, с чего начинал, – к местной газете в южном Девоншире. Но сейчас все это было для Келли пройденным этапом. Хватит с него сломанных жизней. Нет, он не был святым или филантропом, но он был чертовски хорошим криминальным журналистом с отличным нюхом на стоящую историю. Журналистом, чей труд, по крайней мере, принес больше добра, чем зла. Хотя пару раз было и наоборот. Но все это уже в прошлом. Забота о собственной жизни – вот что волновало Келли сейчас больше всего. И он принял решение стать писателем. На самом деле он уже стал им, ведь он не только ушел с постоянной работы, но и написал половину вступления и почти две главы своего первого романа.

Тем не менее в данный момент писатель испытывал пониженную творческую активность. Казалось, это состояние затягивалось. И у Келли было нехорошее предчувствие, что ситуация не изменится в течение всей его писательской карьеры.

Он поставил стакан на стойку бара. В нем было около двух дюймов теплой выдохшейся диетической колы. Келли больше не пил спиртного. Не потому, что не хотел, а потому, что отлично понимал: если он когда-нибудь еще прикоснется к бутылке, это его убьет. Все просто. Однако в этот вечер было слишком много диетической колы для одного человека. Келли сидел в своем углу уже два часа, делая вид, что думает. Но даже делать вид не очень-то у него получалось. В голове было абсолютно пусто. Парень перепил и свалился со стула – вот единственное заметное событие этого дня.

Келли нехотя посмотрел на неподвижное тело, распростертое на полу, а затем перевел взгляд в сторону стойки. На том конце он видел лишь верхний край двери, ведущей в подвал. Чарли улизнул туда около десяти минут назад, якобы сменить пивной кег, но Келли подозревал, что бедняге просто все до смерти наскучило и ему захотелось сменить обстановку. И едва ли его можно было осудить за это. Посетители в тот вечер не так чтобы валили косяком.

Келли просидел несколько часов на высоком деревянном, жутко неудобном стуле. И теперь у него ныла спина. Он попытался размять мышцы шеи через толстый рыбацкий свитер темно-синего цвета, а затем вытянул руки над головой. По правде говоря, Келли вообще не понимал, что он делает в этом пабе. Все утро он просидел у монитора, играя в компьютерные игры и периодически проверяя свою электронную почту, на которую приходили лишь интернет-рассылки скучнейшей порнухи. Так пролетели три часа. А когда Келли надоело заниматься самообманом, убеждая себя, что еще пять минут, и он примется за работу, он приготовил себе омлет на поджаренном хлебе, поел и вновь принялся за то же самое. Так пролетело еще несколько часов. Когда наконец наступило время вечернего чая, Келли решил, что с него хватит. И, будучи в состоянии крайнего недовольства собой, он сел в машину и ударил по газам. Ему ничего не стоило поехать в пивную. Это было гораздо ближе и уж точно веселее. Но Келли предпочел «Дикую собаку», решив, что там он вряд ли встретит компанию, которая ему помешает. Он убедил себя в том, что, в конце концов, смена обстановки на более благоприятную послужит толчком для написания сюжета следующей главы. Келли тяжело вздохнул. Опять самообман. Что в пабе, что у себя дома, он был одинаково не способен сосредоточиться на своем великом романе. К тому же обстановка в «Дикой собаке» была далеко не благоприятной, и он прекрасно это знал. Чего еще можно было ожидать в такой день и в такую погоду? Келли пришло в голову, что в его поведении появились элементы мазохизма.

Келли глубоко затянулся. Он всегда сам скручивал себе сигаретки. Эта была докурена почти до конца и чуть не обожгла ему губы. Он потушил окурок в переполненной пепельнице, содержимое которой целиком и полностью было делом Келли и его поруганных легких. Курение – единственная вредная привычка, от которой он не смог отказаться, хотя от других отказался, поскольку у него не было выбора. Он много курил и больше не беспокоился об этом. Единственное, что он собирался бросить в отношении курения, – это даже притворяться, будто хочет бросить.

Машинально он полез в карман за табаком и сигаретной бумагой. В этот момент с пола послышались полузадушенные звуки. Пожилая пара так близко наклонилась к своим тарелкам с лазаньей, что, казалось, еще чуть-чуть, и они исчезнут в них. Келли посмотрел на парня без всякого энтузиазма.

«Вот дерьмо», – подумал он.

– Чарли! – крикнул он взволнованно в тот конец бара. – Чарли!

Парень перевернулся на бок и сделал безуспешную попытку приподняться на одной руке.

– Чарли! – опять прокричал Келли.

Ответа не было. Келли перегнулся через стойку бара, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь открытую дверь. Внизу был виден свет, но, даже если Чарли все еще и находился в погребе, он никак не отреагировал. Паб был построен на склоне холма, и Келли знал, что с другой стороны погреба имелась служебная дверь, которая вела во двор, а за ним в пивную на открытом воздухе. Была бы ночь не такой промозглой, Келли мог бы предположить, что Чарли просто дал деру. И нисколько бы не винил его за это. Чарли был из большого города и раньше занимался продажей автомобильных страховок. Однажды он охотно поведал, что всю сознательную жизнь его не покидала романтическая мечта стать деревенским трактирщиком. Однако Келли решил, что если для несостоявшегося писателя «Дикая собака» была идеальным местом самоистязания, то для Чарли она стала местом крушения иллюзий. Туристский ад летом и морг зимой – вот что думал Келли об этом заведении.

Спрашивая себя, какого черта он здесь делает, Келли еще сильнее согнулся над стойкой, но его внимание вновь было привлечено булькающими звуками, доносящимися с пола. Он повернулся на своем стуле, чтобы еще раз взглянуть на распластавшегося парня. Глаза у того были выпучены, а челюсть отвисла. Дурной знак. Келли с ужасом почувствовал: он знает, что сейчас произойдет. И он не ошибся. У молодого человека начались позывы к рвоте, все его тело содрогалось в характерных судорогах.

– Твою мать! – сказал Келли.

Несмотря на то, что Келли был довольно крупным, он всегда мог быстро двигаться и, что удивительно, до сих пор не утратил этой способности. Одно ловкое движение, и вот он уже склоняется над горе-пьяницей. Одной рукой хватает парня сзади за воротник, другой берет его под руку.

– Давай, солнце мое, поднимайся! – заорал Келли.

Пожилые люди, занятые ужином, словно вросли в свои стулья и зарылись с головой в лазанью. Тем временем молодой человек, возможно благодаря властному голосу, пришел в полусознание и с помощью Келли почти встал на ноги, все еще продолжая содрогаться. Пригнувшись, чтобы не удариться головой о старые, искривленные балки под низким потолком в пабе, Келли затащил парня в мужской туалет, пинком открыв дверь. Как только они оказались внутри, он засунул его голову в ближайшую раковину, зная, что до унитаза тот может просто-напросто не дотерпеть.

И он был прав. Парня громко вытошнило. Тяжело дыша, Келли прислонился к двери. Может, он и не утратил способности быстро двигаться, но годы издевательств над организмом все же давали о себе знать. Теперь даже минимальная физическая нагрузка вызывала одышку. А тащить в туалет не такого уж легкого пьяного юнца – нагрузка далеко не минимальная.

Келли самого начало слегка подташнивать. Но он удержался. Он не хотел, чтобы парень захлебнулся в своей блевотине; с того станется. Во всем этом был явный элемент самоистязания. Так называемые писатели, проводящие большую часть времени, играя в компьютерные игры, ничего лучшего и не заслужили. Казалось только справедливым, чтобы Келли претерпевал в этот вечер страдания.

Голова парня оставалась в раковине еще несколько секунд, пока он не закончил свое дело. Несчастного кидало из стороны в сторону, и, чтобы не упасть, он оперся о стену. Теперь он смотрел прямо на Келли. Лицо раскраснелось и покрылось пятнами. Он был среднего роста и телосложения. Келли разглядел, что парень, хоть и в стельку пьяный, все же чрезвычайно крепок. Ни унции лишней плоти, рыжевато-каштановые волосы очень коротко стрижены, выбриты сзади и по бокам и лишь слегка длиннее на макушке. Он вполне мог быть молодым солдатом или бравым моряком из Плимута, раздумывал Келли, поворачиваясь к раковине, чтобы ополоснуть лицо холодной водой.

– Как тебя зовут, приятель? – спросил он как бы между делом, выпрямляясь и проводя рукой по своим редеющим, некогда черным волосам.

Парень попытался сфокусировать взгляд на Келли. Глаза его все еще были стеклянными. Ответа не последовало.

– Твое имя? – повторил Келли, на этот раз гораздо громче, четко произнося каждое слово.

– Тебе-то что? – еле внятно пробормотал парень в ответ.

– Я собирался угостить тебя выпивкой, – ответил Келли. – А я угощаю выпивкой только тех, кого знаю по имени.

Келли знал язык пьяниц. Он прекрасно понимал их логику. Он был вполне уверен в ответе, который должен последовать, – и не разочаровался.

– Ну, хорошо. Алан. Меня зовут Алан.

Парень говорил с сильнейшим шотландским акцентом, из-за чего его бормотание было еще сложнее разобрать. Но Келли и с этим справился.

– О'кей, Алан. Пришло время искупаться.

Келли в два шага пересек маленькую комнату и схватил пацана за воротник. Тот почти не сопротивлялся, когда его потащили к уже наполненной водой раковине и опустили туда его голову. Алан что-то бормотал, но не стал возмущаться, когда Келли убрал руки и позволил ему выпрямиться. Точнее, выпрямиться настолько, насколько это было возможно в его состоянии. Он все еще был очень пьян, и глаза оставались стеклянными. Молодой человек неуверенно оперся о раковину, с него капало. Келли кинул ему пару бумажных полотенец и, полагая, что на этом его миссия закончена и дальше парень справится сам, направился к двери.

– Просто приведи себя в порядок, дружище, – сказал Келли.

Благодаря молодости парень, как казалось, оправился почти моментально. По крайней мере настолько, чтобы ходить, что в его случае было значительным достижением. Он быстро последовал за Келли в бар, придя, как раз когда будущий писатель садился на стул, а Чарли наконец-то возник из своего укрытия.

Молодой человек нерешительно осмотрелся.

– Где мой стакан? – спросил он.

Парень все еще едва мог говорить, равно как и видеть, что стакан так и стоял там, где его оставили.

Чарли быстрым движением отодвинул стакан, возможно давая понять, что он прекрасно видел происходящее, но предпочел оставить пьяницу на Келли, однако не успел. Молодой человек не только заметил, но и отлично понял, как с ним поступают. Что было удивительно, учитывая его состояние.

– Эй, я хочу свое пиво, – чуть ли не прорычал он, отчаянно пытаясь казаться агрессивным.

– Сейчас, сейчас, – начал было Чарли.

Келли снова тяжело вздохнул. Если есть на свете человек, знающий все о том, как обращаться с пьяницами, так это Джон Келли. В конце концов, он был когда-то одним из них. И долго.

– Все в норме, приятель, – сказал он. – Подойди, присядь со мной, и я куплю тебе еще пива.

Он повел его к столику у стены и чуть ли не толкнул на стул. Кому-нибудь другому Алан, наверное, не позволил бы так обращаться с собой. Но только не Келли. Видимо, даже будучи пьяным, парень чувствовал, что у того богатое прошлое.

Келли заказал в баре кружку имбирного пива для своего юного друга и еще один стакан диетической колы для себя, признав тем самым, что ничего полезного в этот вечер он уже не сделает, так почему бы и не посидеть еще чуть-чуть в «Собаке». Имбирное пиво было теплое, жидкое, бледно-коричневое и слегка шипучее. Келли готов был поспорить, что парень даже и не заметит, что в его стакане вовсе не горький хмельной напиток.

Он поставил питье на столик перед молодым шотландцем, который взял его и выпил половину одним глотком. Затем он снова уселся на стул и принялся изучать стакан в некотором недоумении. На мгновение могло показаться, что одурачить его не удалось и что вот сейчас он выскажется по поводу содержимого, но Келли не дал ему шанса завладеть предметом разговора.

– Ты, наверное, солдат? – спросил Келли.

Алан не ответил, но посмотрел прямо на него с явным намерением сфокусировать взгляд. Что-то в его глазах норовило прорваться сквозь пьяное отупение. Но что именно, Келли не мог бы сказать.

– Так да или нет?

Алан кивнул, потянулся за своим стаканом и опрокинул его со стола, забрызгав и Келли, и себя самого имбирным пивом.

Стакан разбился о каменные плиты на множество маленьких осколков.

– Вот черт! – сказал Келли.

Алан плюхнулся на стул, глаза вновь стали абсолютно пустыми, будто он с трудом осознавал, что вообще находится вокруг.

Тут Чарли, видимо, вспомнил, что он хозяин заведения.

– Ну ладно, – сказал он, выходя из-за стойки бара с тряпкой, веником и совком для мусора. – Все, приятель. Проваливай отсюда.

От порядка не осталось и следа. Алан закрыл глаза, казалось, он заснул, по крайней мере наполовину потерял сознание.

– Все нормально, Чарли. Я с ним разберусь, – сказал Келли.

Он сам в свое время был не раз бесцеремонно вышвырнут из многих пабов, так же как и не раз спасен от этой участи случайными собутыльниками. Келли начал трясти молодого человека за плечи.

Алан резко и неестественно широко открыл глаза.

– Послушай, старина, я думаю, что тебе не помешала бы чья-нибудь помощь, – осторожно сказал Келли. – Где твоя база? Почему бы мне не позвонить твоим приятелям? Кто-нибудь наверняка придет и заберет тебя.

– Нет, нет, я не хочу. Нет. Не звони никому! – закричал Алан.

Ему все еще было трудно говорить, тем не менее свою мысль он выразил абсолютно ясно. Келли был даже немного удивлен такой бурной реакцией. Казалось, парень был очень встревожен перспективой оказаться в заботливых руках кого-либо из сослуживцев.

– Понимаешь, ты не можешь здесь оставаться, – продолжал Келли. – Может быть, я тебя подброшу.

Это была не такая уж и плохая идея. К тому же Келли ничего не стоило это сделать. По крайней мере, отличный повод наконец-то убраться из этого бара. И кто знает, может, еще не все потеряно и по приезде домой он предпримет еще одну попытку сесть за написание великого романа.

– Нет. – Парень был непреклонен.

– Хорошо, Алан, но как еще ты сможешь добраться до базы? Только не говори мне, что там снаружи машина. За руль-то тебе уж точно нельзя садиться.

Алан в полудреме помотал головой:

– Да не, я вроде сюда пешком пришел.

– Ясно.

Келли призадумался на минуту, пытаясь вспомнить, какая армейская база находится так близко, что парень смог бы добраться пешком. Он прекрасно знал не только торфяники, но и все окрестности южного Девона, но не мог припомнить ни одну армейскую базу в этом районе.

– Ну и откуда ты пришел пешком? – как бы небрежно спросил Келли.

– Из Хэнгриджа, – ответил Алан, а затем, словно поняв, что сказал лишнее, добавил: – Но я ни за что на свете не собираюсь туда возвращаться! Даже не думай об этом!

В его голосе было столько решимости, что на секунду показалось, будто он протрезвел.

– Хэнгридж, – задумчиво повторил Келли.

Конечно же, он знал это место. В стоящих на отшибе казармах, построенных на отдаленной вершине холмов Дартмура, дислоцировались Девонширский стрелковый центр и крупная учебная база пехоты. Вересковые пустоши занимали фермеры, армия же всегда выбирала вершины холмов. Хэнгридж был известен не только подверженностью, в силу расположения, влияниям наиболее злокачественных из природных явлений Дартмура, но и жесткостью режима, в котором воспитывались юные призывники. Тем не менее девонширские стрелки считались элитным подразделением, гордившимся своей историей, и учебная программа Хэнгриджа была рассчитана на подготовку профессионалов экстра-класса. Келли невольно призадумался, как же так вышло, что шотландский парень попал в это подразделение, которое, насколько ему было известно, набирало как минимум шестьдесят процентов призывников из его родного Девона.

Он и сам один раз побывал в Хэнгридже. Это было в прошлом году, когда по заданию газеты Келли должен был осветить ежегодный визит какого-то там члена королевской семьи, высокопоставленного военного. Но в данный момент Келли не мог определить месторасположение Хэнгриджа относительно «Дикой собаки». Он попытался мысленно представить себе карту Дартмура. Паб находился на южной стороне торфяников, в одной из самых высоких точек дороги между деревнями, приблизительно в сорока пяти минутах езды от Торки. Хэнгридж был значительно севернее, на дальней окраине торфяников, в стороне Окхэмптона. Келли прикрыл глаза, пытаясь мысленно подсчитать расстояние.

– Черт. До Хэнгриджа почти двадцать миль. И ты все еще утверждаешь, что пришел пешком?

– Легко, – пробормотал Алан. Неожиданно на его лице на секунду появилось то, что называется армейской гордостью, которая столь свойственна воспитанникам Хэнгриджа. – Я пришел через холмы. Не так уж и далеко.

После практически идеально произнесенных слов, он снова шлепнулся на свое сиденье, выкинув вперед ноги. Только сейчас Келли заметил, что джинсы у него в пятнах почти до колен, а на ботинках ошметки грязи. Мокрая куртка комком валялась на полу возле стойки.

– Однако ж это довольно большой путь ради кружечки пива, – сказал Келли.

Прежде чем ответить, Алан окинул взглядом паб. Келли показалось, что он нервничает.

– Я направлялся на главную дорогу. Хотел поймать машину. Но промок до костей и чертовски замерз…

Речь Алана прервалась внезапным приступом икоты. Келли закончил предложение за него:

– И поэтому ты пришел сюда. Все-таки скажи мне, куда же ты собирался поехать в такую ночь?

– Какое тебе, на хрен, дело! – ответил сквозь икоту Алан.

– Отлично, – сказал Келли, который слишком много общался с пьяными, чтобы обижаться. – Но ты уже выпил свое. Так почему бы мне не отвести тебя обратно в Хэнгридж? На машине это совсем недолго.

Келли и сам не знал, почему он был готов помогать этому парню. Все-таки казармы находились почти в противоположном направлении от Торки. Была ли это просто доброта, или столь великодушное предложение было вызвано все возрастающим любопытством. Что-то явно не срасталось, а Келли никогда не мог устоять перед любой, пусть даже самой маленькой головоломкой.

Однако копаться в догадках времени не было. Алан отреагировал на последние слова Келли, будто его ударили. Он внезапно выпрямился на своем стуле и, без сомнения, вскочил бы на ноги, если бы был способен на такое резкое движение.

– Я ни за что на свете не вернусь туда! – закричал он во весь голос. – И не надо меня никуда везти!

Краем глаза Келли заметил, что пожилая пара, чья мирная трапеза была так беспардонно нарушена, потихонечку направлялась в сторону двери, все еще стараясь не смотреть на нарушителя порядка.

– Ради бога, Джон, – сказал Чарли, на этот раз из безопасного места за стойкой бара, – избавь меня от этого маленького ублюдка, если ты собираешься это сделать. Если нет, то я вызываю копов.

Келли злобно посмотрел на него, но не удосужился ответить. Копы? Что ж, должно быть, Чарли намекал на возможный визит патрульной машины из Эшбертона. Но в столь поздний час, когда до закрытия бара оставалось совсем чуть-чуть, это было маловероятно. А что касается службы 999, то один перепивший подросток – недостаточная причина, чтобы звонить туда. По понятиям страны пабов, хозяин «Дикой собаки» даже не знает о его существовании. Келли повернулся к Алану.

– Пошли, приятель, – сказал он. – Ты слышал, что сказал Чарли? Ты не можешь здесь оставаться. И если я не отвезу тебя обратно в Хэнгридж, то куда же, черт возьми, ты собираешься идти?

– Да в любое место, где я смог бы остаться в живых! – нахмурившись, ответил Алан. Слова давались ему с трудом. Но, по крайней мере, он перестал икать.

Келли усмехнулся. Ему была знакома эта пьяная паранойя.

– Да ладно, – сказал он. – Все наверняка не так уж плохо.

Молодой солдат вновь сделал громадное усилие над собой, пытаясь выглядеть трезвым.

– Не так уж плохо? Да если тебя не устраивает все, что там происходит, они убьют тебя к чертовой матери!

Алан изобразил правой рукой, как перерезают горло. Потом позволил своей руке свободно упасть, как будто держать ее в каком-то ином положении было слишком тяжело.

– И это ты называешь «не так уж плохо»? – спросил он.

Келли улыбнулся. Он похлопал Алана по плечу и встал. Все было бесполезно. Парень уже почти дошел до белой горячки. Что ж, Келли никогда не претендовал на роль благодетеля. К тому же дома его ждал великий роман. Ну или, как минимум, встреча с компьютерными нардами.

– Если ты не хочешь, чтобы тебе помогли, дело твое, приятель, – сказал Келли, забирая свой стакан и направляясь к стойке бара. – С ним ничего нельзя поделать, Чарли, надо просто выкинуть этого сучонка отсюда, а я уже слишком стар для таких игр. Так что он полностью в твоем распоряжении. Я пошел домой.

Он поднял стакан, чтобы выпить последний глоток безвкусной диетической колы, как вдруг Алан, пошатываясь, встал на ноги, с поражающей быстротой пересек бар, схватил Келли за локоть и начал дергать так, что тот чуть не пролил свой напиток на свитер.

– Эй, полегче, – сказал Келли, восстановив равновесие.

Парень, слегка покачнувшись, осторожно уселся на стул, отчего у Келли возникло жутковатое ощущение дежа вю. Это начинало надоедать. Пора идти домой.

– Ты не понимаешь, – залепетал Алан. – Никто не понимает. В этом-то вся проблема. Я пытался рассказать людям, пытался говорить…

– Ну, ну. – Келли все это уже где-то слышал.

Другие люди, другие обстоятельства – смысл примерно тот же. Несчастный, преследуемый всеми пьяница. Парень все еще держался за его руку. Келли попытался было ее сбросить, но тот лишь схватился еще крепче. Парень был силен, даже в таком состоянии.

– Не оставляй меня, – сказал он.

О господи, подумал Келли. Не оставляй меня. Ради всего святого, они же только-только познакомились. Ну почему он всегда умудрялся вляпаться в какую-нибудь историю?

– Слушай, просто оставь меня в покое, Алан, у тебя все будет в порядке, – умоляюще сказал Келли.

– Нет. Я не уйду, они меня достанут. Они меня найдут. И сделают со мной то же, что и с другими.

Пальцы Алана буквально вонзились в руку Келли. Это было уже чересчур.

– Парень, ты немного перепил. Ты сам не понимаешь, что говоришь, – попытался утихомирить его Келли.

– Да нет. Я все отлично понимаю, – злобно зашипел Алан. – Я говорю о Хэнгридже и о том, почему я никогда туда не вернусь. Они убили остальных. Они убьют и меня. Я в этом уверен.

– Да, да, я знаю, – мягко сказал Келли, вконец отчаявшись уйти. – Просто отпусти мою руку, и мы поговорим – нормально, хорошо?

Парень потихоньку ослабил хватку. Вдруг старинная дубовая дверь широко распахнулась, и в баре появились двое мужчин. Первый был примерно такого же роста и телосложения, как и Келли. Если только не брать в расчет, что бывший журналист успел отрастить себе порядочное брюшко. Второй же был пониже ростом, однако такой коренастый, что, когда он входил, его широкие плечи заняли практически весь дверной проем. На незнакомцах были куртки из непромокаемой ткани, с поднятыми воротниками и натянутые на лоб шерстяные шапки. С них капала вода. Погода явно не улучшилась. По тому, как прямо они держались, когда оглядывали бар, Келли сделал вывод, что оба мужчины, скорее всего, были военными и, хотя их лиц не было видно, они явно были старше Алана.

Тот, что был повыше, вытер одной рукой капли дождя со лба, а другой указал на юного приятеля Келли:

– Слава богу, вот он!

Алан повернулся лицом к незнакомцам. И хотя Келли мог теперь видеть лишь его затылок, он все равно чувствовал, что парень весь окаменел, плечи его напряглись, и через свитер были видны его сомкнутые лопатки. В то же время пожатие руки слабело, так что она вовсе упала, плечи опустились, и все тело будто поникло. Келли испугался, что сейчас все повторится и Алан вновь упадет со стула.

На этот раз настала его очередь схватить парня. Инстинктивно он протянул руку, чтобы поддержать его.

– Вы из Хэнгриджа? – спросил Келли.

Незнакомцы не произнесли ни слова, однако четыре глаза удивленно посмотрели прямо на него. Ответа не последовало.

– Ну так вы его друзья, не правда ли? – продолжал Келли.

– Конечно, – ответил тот, что был повыше. – Мы заметили, что он направляется к торфяникам, куда-то в эту сторону. Уже везде обыскались.

– Я рад, что вы его нашли. За ним надо бы присмотреть.

– Да. Я вижу. И спасибо вам за то, что вы сделали.

И хотя сказано это было очень дружелюбно и мужчина улыбался, все же в его словах не чувствовалось душевности. И Келли, который для старого писаки удивительно тонко понимал чувства других людей и атмосферу общения, сразу же уловил это. Парень, видимо, их до смерти достал, подумал Келли, отпуская Алана. В это время оба мужчины взяли молодого человека под руки и помогли ему подняться. Но говорил только высокий.

Он обратился к Келли:

– Теперь мы о нем позаботимся. Он порядочно набрался, не так ли? Но мы приведем его в чувство.

– Пара часов сна – все, что ему нужно, – начал было Келли, но остановился, поняв, что никто его не слушает.

Алан, казалось, вернулся к худшей стадии своего опьянения и еле волочил ноги, почти не пытаясь идти. Его буквально тащили к выходу.

Он уже ничего не говорил, но у самой двери повернулся так, что Келли впервые после прихода незнакомцев смог увидеть его лицо.

И то, что он прочел в этих глазах, поразило Келли в самое сердце. Будучи репортером, он достаточно повидал в своей жизни. И невыносимые страдания, и крах, и жестокость людей по отношению друг к другу, и очень много смертей. Он держал за руку плачущих женщин, которые не могли даже говорить о том, как жестоко их избивали мужья и любовники. Он видел, как люди вели бессмысленные войны по всему миру и совершали нечеловеческие злодеяния во имя великих идей, которым они якобы были преданы. Он видел, что может сделать с людьми голод, болезнь или даже просто одна и та же тяжелая монотонная работа изо дня в день, без всякой надежды на какое-либо будущее.

По линии службы его не раз швыряло в самый центр бессмысленного кровопролития. В семидесятых в Северной Ирландии, обосновавшись в знаменитом отеле «Европа» в Белфасте, который стал городским медиацентром, в самом очаге событий, Келли несколько раз с завязанными глазами ездил с солдатами ИРА на интервью с их кровавыми предводителями, чье местонахождение скрывалось. Он попадал под перекрестный огонь столько раз и во стольких местах, что всего и не припомнить. Однажды он был похищен революционерами в отдаленной части Африки. И хотя в плену он был недолго, но это было самое страшное, что случалось с ним. Келли до сих пор не забыл это чувство палящей сухости в горле и теплой влаги между ног, когда перед вооруженными до зубов головорезами, кричавшими на него на непонятном языке, он непроизвольно надул в штаны.

Вообще, со своим немалым жизненным опытом Келли мог, как никто другой, узнать то, что он увидел в этих глазах.

Это был страх. Беспредельный, всепоглощающий страх.