Когда на следующий день в обед Карен позвонила ему, Келли сидел за компьютером. Он просидел за компьютером все утро. С шести часов. Он только что проверил, и оказалось, что он уже успел сыграть десять игр в нарды и одиннадцать в черви.

Телефонный звонок был отличным поводом наконец-то сменить занятие. И пусть ненадолго, но все же Келли будет избавлен от необходимости делать вид, что работает над книгой.

– Доброе утро, детектив, – сказал он.

– Да.

У Карен Медоуз почти никогда не было времени на всякого рода любезности, подумал про себя Келли. Он не видел смысла в том, чтобы продолжать говорить, пока она сама не скажет то, что собиралась сказать. Карен была не из тех людей, что используют телефон для пустой болтовни.

– Я ездила в Хэнгридж, – начала она. – У нас был долгий разговор с полковником. Должна признаться, что он принял меня намного лучше, чем я ожидала.

Она замолчала. Келли терпеливо ждал.

– На самом деле полковник Паркер-Браун оказался совсем не таким, каким я его представляла.

В ее голосе была какая-та нотка, которую Келли никак не мог понять. И просто не мог удержаться от саркастического замечания:

– Неужели? Он что, типа голубой?

– Очень смешно, Келли. Нет, Джеррард Паркер-Браун – приличное, доступное и любезное лицо современной армии. Дружелюбный и всегда готовый к сотрудничеству и помощи. По крайней мере он производит впечатление именно такого человека. Так с чего мне думать, что результат встречи будет таким, словно я провела утро с полковником Блимпом?

– Понятно.

– Послушай, честно говоря, Келли, едва ли я смогу что-либо еще сделать, если не применить какие-то серьезные меры. Полковник пообещал, что постарается найти тех двух солдат, которых ты встретил. Я показала ему фотороботы. Но на твоем месте я бы не стала слишком надеяться.

– Так ты думаешь, он что-то скрывает?

– Келли, почему ты всегда во всем видишь какой-то скрытый смысл? У меня нет абсолютно никаких причин думать, что он что-то скрывает. На самом деле полковник был довольно искренен и честен со мной. Он сказал, что не узнает этих людей на фотороботах, что, без сомнения, никого из Хэнгриджа не посылали официально на поиски Коннелли и что если эти двое и были военными, то, скорее всего, это приятели Кон…

– Да нет же, черт побери. Я тебе точно говорю, они не были его приятелями. Готов поклясться своей жизнью, – перебил ее Келли. Он не собирался так просто сдаваться.

– Келли, у меня нет никаких оснований спорить с этим человеком. Так же как нет оснований пытаться и дальше лезть в дела армии. Я просто позвонила сказать тебе, что сделала попытку. А кстати, сегодня я снова общалась со следственным отделом по поводу места происшествия. Я попросила их тщательно осмотреть землю. Результат пока нулевой, и я опять-таки не стала бы слишком сильно надеяться.

– Что-то явно не так, – сказал Келли. – Должно быть что-то.

– Нет, Келли, не должно быть. Что-нибудь, может, еще и всплывет, но ты ошибся и смерть Алана Коннелли была всего лишь трагическим несчастным случаем, каким и выглядела с самого начала.

В этот момент Келли вдруг почувствовал, что сыт по горло тоном, каким Карен разговаривает с ним. Он понимал, что за годы общения дал для этого достаточно поводов, поскольку иногда делал глупости, граничившие с полным идиотизмом. Но все же бывали моменты, когда это начинало действовать на нервы.

– Дело не во мне, – резко ответил он. – Дело в молодом человеке, который был напуган так, что крыша съехала. Ты не видела его, Карен. А я видел. А если бы и ты там была, то, мне кажется, отнеслась бы к этому даже еще серьезнее, чем я.

– Не будь так суров ко мне, Келли, – сказала она. – Я отнеслась к этому достаточно серьезно. Думаю, серьезнее, чем должна была, учитывая, что у меня куча других дел. Поэтому и позвонила тебе.

Келли немного успокоился.

– Хорошо, – сказал он. – Прости. Я благодарен тебе за то, что ты сделала. Правда. Ты узнала хоть что-нибудь от этого полковника Паркера-Брауна? Коннелли утверждал, что у них в части были и другие смерти. Как насчет этого? Ты спросила его? Что он сказал?

– Не так быстро, Келли. Слишком много вопросов сразу. Я собиралась тебе это сказать. Конечно, я спросила.

И она рассказала вкратце о молодом солдате, погибшем во время учений.

– Выстрелил в себя? – возбужденно ответил Келли. – Ты сказала, выстрелил? Получается уже две гибели за полгода. Боже, этого достаточно, чтобы с полным основанием двигать дело дальше, нет?

– Нет, Келли, я с тобой не согласна. И чертовски хорошо знаю, что и начальник полиции не согласился бы с тобой. Во-первых, было дознание. Даже военным никуда не деться от этой процедуры, ну по крайней мере в мирное время. Я проверила отчет службы по расследованию насильственных смертей, все должным образом изучено, заключение – несчастный случай. Так что, думаю, тема Алана Коннелли исчерпана. Да, произошло два смертельных случая. Да, это огромная трагедия, но ничего подозрительного нет. Солдат умирает во время тренировки. Да, когда играешь с заряженным оружием, какой-нибудь несчастный ублюдок нет-нет да и застрелит себя.

– Послушай, Карен, Коннелли сказал – «как убили и других». Все сходится.

– Ничего не сходится, Келли. Есть еще кое-что. Он не только был пьян до невменяемости в ту ночь, когда умер, парень еще оказался и настоящим фантазером. Полковник сказал, что Алан постоянно сочинял всякие там небылицы.

– Полковник сказал, – передразнил ее Келли. – Ну конечно, он так скажет, Карен. Он лапшу тебе на уши вешает. Но ты-то не должна была попасться на удочку. Кто угодно, только не ты, Карен.

– Келли, какого черта ты меня оскорбляешь? Если не прекратишь сию минуту, то разговор окончен.

– Ладно, ладно, извини. Просто дело в том, что бедного малого, возможно, толкнули под грузовик. Я не исключаю такой возможности. И думаю, ты тоже. Иначе ты просто не стала бы за это браться.

– Келли, я действительно не исключаю подобного варианта, после всего, что ты рассказал мне, не исключаю. Но я также не исключаю и самоубийство.

– Нет, нет, нет. Во-первых, почему такой парень, как Коннелли, захочет умереть именно таким образом? Даже если он и принял решение свести счеты с жизнью. Я тебя умоляю, он же был солдат. У него был доступ к оружию.

– А может, хоть он и был солдат, но оружие не очень-то уважал. Не знаю. Знаю только, что в самоубийстве вообще сложно найти какую-нибудь логику. Со слов водителя грузовика, все выглядит безусловно так, будто он специально бросился под колеса проходящей мимо машины.

– Или его толкнули, – вставил Келли.

– Келли, пожалуйста, послушай меня. Абсолютно ясно, что Алан Коннелли в армии долго бы не протянул. В конечном счете его выкинули бы оттуда из-за этой страсти к фантазиям, и, что намного серьезнее, фантазиям относительно молодой девушки, которую он, можно сказать, преследовал. Коннелли не раз предупреждали насчет его поведения и возможных последствий. Он знал, что его дни в армии сочтены. И все же, несмотря на эту его склонность к фантазированию, он вроде был неплохим солдатом. И вряд ли хотел быть выставлен из армии. Известно также, что жизнь в его семье была просто ужасна. По словам полковника, его отец был пьяница и драчун, который уже несколько лет нигде не работал и страдал приступами маниакальной депрессии. Итак, сложив воедино все эти факты, мы не исключаем вариант самоубийства, если, конечно, смотрим на вещи разумно, что я и стараюсь делать.

Критическая нотка в ее голосе не ускользнула от Келли, и он решил, что лучше ему смириться. Возможно, та была вполне оправданной. Про Келли не скажешь, что он поступал разумно. Карен не было нужды говорить ему это прямо. Он ждал, когда она продолжит.

– Есть еще кое-что, Келли. Сегодня утром появился свидетель, который прочитал заметку о случившемся в старом номере «Аргуса». Проезжавший мимо мотоциклист видел молодого человека, без сомнения Коннелли, идущего вдоль дороги примерно в нескольких сотнях ярдов от «Дикой собаки» всего лишь за несколько минут до несчастного случая. Его «штормило». Свидетель сказал, что едва не сбил его. И без сомнения, Коннелли был абсолютно один.

– Хорошо, – сказал Келли. – Но если он был один, то куда же делись те двое – так неожиданно, прямо после того, как нашли человека, которого искали? И почему? Почему они оставили его одного? Если, конечно, оставили. Если я не ошибся и они действительно были военные, то им известно все о том, как держаться вне поля зрения, когда им это надо. Ты уверена, что Паркер-Браун не знает намного больше, чем он рассказал тебе, Карен?

– Послушай, я не сомневаюсь в том, что он, как и всякий армейский офицер, очень неохотно дает полиции вмешиваться в дела армии, пусть и старается создать впечатление открытости, – ответила Карен. – Но у нас нет абсолютно никаких оснований полагать, будто он скрывает что-то важное в отношении этого дела.

– Да брось, Карен. Сколько всего солдат там, в Хэнгридже? Думаю, полковник знает их всех. Так почему он не смог вывести тебя на тех двух, что пришли в паб, а? Держу пари, он прекрасно знает, кто они.

– Келли, ты просто одержимый. Сколько еще можно об этом говорить. Ради бога, мы даже не знаем, были ли эти двое военными. И, к твоему сведению, весь состав Хэнгриджа, включая и тех, кто проходит обучение, составляет более тысячи человек, мужчин и женщин. Очень сомневаюсь, что Паркер-Браун может узнать и назвать по имени каждого из них.

– Я думаю, у него хотя бы есть какие-то догадки. Учитывая то, каким ты его описала.

– Хорошо, Келли. Ты лишь мельком видел их в пабе. Иногда фотороботы получаются просто замечательные, но иногда это глупая шутка. И откуда, скажи на милость, я должна знать, насколько хороши эти, если даже ты не знаешь? Те два типа, которых ты описал, выглядят чертовски подозрительно, особенно в этих дурацких шапочках. Только знаешь, не позволять гражданской полиции совать нос в армейские дела – это одно, но очень сомневаюсь, что командующий офицер девонширских стрелков будет мне намеренно лгать. Ты согласен, Келли?

– Только если он думает, что это сойдет ему с рук, – пробормотал Келли.

– Что?

Келли знал, что Карен прекрасно его расслышала. Это было понятно по ее реакции.

– Ну, я не знаю, Карен, – ответил он непринужденно, – я не исключаю такой возможности, если речь идет об убийстве. В подобной ситуации человек легко способен на ложь.

– Нет, ты говоришь полную чушь. – Карен опять резко произносила каждое слово.

На секунду Келли показалось, что она собирается повесить трубку. Но он не позволит ей этого сделать, пока не вытянет из нее всю информацию, какую только сможет.

– Послушай, только скажи мне одну вещь, – быстро произнес он. – Тебе известно имя того солдата, который погиб на стрельбах?

– Да.

– Ну?

– Брось, Келли. От тебя всегда одни неприятности. Я сделала дальнейшие запросы, но, честно говоря, на данный момент версия того, что смерть Алана Коннелли просто несчастный случай, меня полностью устраивает.

– Нет, она тебя не устраивает, Карен, иначе ты бы даже не позвонила мне сегодня.

Келли был уверен, что прав. Он знал Карен Медоуз слишком хорошо, так же как и она знала его.

– Кроме всего прочего, Келли, я не думаю, что тебе, тебе как никому другому, следует и дальше связываться с этим делом. Начнешь совать свой нос куда ни попадя. И плодить неприятности одну за другой. Вдобавок это теперь даже не твоя территория, не так ли? Ты же у нас писатель.

– Да, а Хэнгридж для меня – это просто смена вида деятельности. Вот и все. И возможно, способ немного подзаработать, что для меня сейчас весьма кстати. Какой вред от того, что ты просто скажешь мне имя?

Он слышал, как Карен вздохнула.

– Я знаю, что пожалею об этом, – пробормотала она.

Келли ждал. Он все еще не был уверен, скажет ли Карен имя второго солдата. Но он прекрасно знал, что больше давить на нее не стоит.

– О'кей, – наконец сказала она, – Фостер. Рядовой Крейг Фостер. Вообще, я немного удивлена, что ты ничего не помнишь о его смерти. Хотя, должна признать, я тоже. Но то, что пресса это освещала, – факт. А ты в то время как раз работал в «Аргусе».

– Полгода назад? Думаю, мне просто было не до этого.

Полгода назад Келли был все еще с головой погружен в другое дело. И как это всегда с ним бывало, когда он чем-то увлекался, это граничило с помешательством, и он мало обращал внимания на то, что творилось вокруг.

Карен не ответила. Келли знал, что она прекрасно понимает, о чем он.

– Ты хочешь мне что-то еще рассказать? – спросил он.

– Нет, Келли. Я не сомневаюсь, что и так рассказала тебе слишком много сегодня. Впрочем, как и всегда.

Она даже не попрощалась. Уж точно как всегда, подумал Келли.

Он медленно положил трубку и заставил себя сосредоточить внимание на компьютерном мониторе.

Телефон зазвонил почти сразу же. Это была дочь Мойры Дженнифер.

– Я просто подумала, позвоню-ка я Джону напомнить, что мама ждет тебя сегодня вечером.

Келли знал, что она имеет в виду. Он слышал те слова, что она не произносила вслух. Пожалуйста, не забудь, или не притворяйся, что забыл, или что ты там делаешь, лишь бы избежать встречи с мамой. Пожалуйста, не подводи ее опять.

Ужасная правда была в том, что он больше не хотел никогда видеть Мойру. Пока она больна. И это было трагическим фактом – то, что она уже не оправится. Если даже никому не будет позволено сказать об этом полслова. Но Келли знал, что пойдет сегодня – хотя бы затем, чтобы уплатить часть своих многочисленных долгов.

– Я приду, – пообещал он. – Только передай ей, что я люблю ее. Попробую раздобыть парочку классных видеокассет…

Он снова положил трубку, несколько минут держался руками за голову, а затем невероятным усилием воли переключил свое внимание на компьютерный экран и заставил себя выйти из игр.

– Так, – сказал он, с решимостью щелкнув по «Моим документам», и зашел в документ «Неозаглавленная глава три». Добрых десять минут он сидел, уставившись на пустой белый экран, почти не шевелясь. Затем вдруг схватил мышку, вышел из «Ворда» и вновь открыл игры.

Посреди игры, продувая в нарды уже третий раз, он признался, что не способен даже просто сосредоточиться, не говоря уж о том, чтобы писать. В своих мыслях он находился в совершенно другом месте. На дороге через торфяник, поздним вечером, в дождь и туман. И еще – по ту сторону забора военной части, где молодых солдат обучали их ремеслу вдали от любопытных глаз. Место, где может случиться все, что угодно. И даже в двадцать первом веке, веке высоких технологий, в стране, где все еще якобы есть свободная пресса, было очень вероятно, что никто никогда не узнает о происходящем на охраняемой караульными территории.

– Черт, – сказал Келли. – Там что-то творится, что-то неладное. Что-то очень серьезное. Я просто чувствую это.

Примерно час спустя в кабинете Карен Медоуз раздался неожиданный звонок. Она с головой зарылась в нескончаемую кучу бумаг и обрадовалась такому предлогу отвлечься от ненавистного занятия. Не меньше, чем Келли был рад отвлечься от так называемого творчества чуть раньше в тот же день.

Но этот звонок был очень необычный. Кроме того, что он был очень неожиданный, как Карен нехотя призналась себе, он был еще и очень приятный.

– Добрый день, Карен. Это Джеррард Паркер-Браун.

Боже мой, подумала она. Ей и в голову не приходило, что он может позвонить ей. Она механически думала, что при данных обстоятельствах это ей придется преследовать его, если она хочет довести разговор до конца. Вслух же она сказала только:

– О, здравствуйте.

– Я просто позвонил сообщить вам, что мой запрос пока что не привел ни к каким результатам, – сказал полковник. – Никто из тех, кому я показал ваши картинки, не опознал по ним парней из паба, так же как никто из моих людей не подошел сказать, что он был там.

Ну, это для меня не сюрприз, подумала Карен. Но все же ей было любопытно, зачем полковник позвонил ей, если ему нечего сказать, да еще так скоро.

– Но я на этом не остановлюсь, уверяю вас, Карен, – продолжал полковник. – Я проведу внутреннее расследование и уверен, это нам что-нибудь даст.

Карен это не убедило, но она ничего не сказала.

– Даже если они были солдатами, они могли быть и друзьями юного Коннелли из другого полка, кто знает? Но я еще не сдался, Карен, и, как только мы найдем что-нибудь, хоть что-нибудь, я сразу же вам сообщу. Обещаю.

– Спасибо большое, – сказала Карен.

Она не знала, что еще сказать. На самом деле ей казалось, что здесь вообще больше говорить нечего. И продолжала думать о том, что же заставило Джерри Паркера-Брауна так быстро позвонить ей, лишь затем, чтобы не сказать ровным счетом ничего. Она понимала: он не из тех людей, которые делают что-то без какой-либо на то причины.

– Между тем я подумал: а что если нам встретиться? Выпить и немного поужинать, – вкрадчиво продолжил Паркер-Браун.

Карен чуть не упала со стула. Что бы там ни крутилось в ее голове относительно этого звонка, но чтобы полковник Джеррард Паркер-Браун пригласил ее на свидание… Такое не могло прийти ей на ум. Но похоже, именно это сейчас и происходит. И она была до такой степени растеряна, что не смогла даже по-человечески ответить.

– Ну… Я не знаю… Хм. Он прервал ее бормотание:

– Я знаю, что это непростительно нагло. Но все мои вечера заполнены лишь армейскими делами того или иного рода. А сегодня так случилось, что я свободен, И я просто подумал – какие у вас планы? Если хотите, мне просто до черта надоело проводить свободное время одному.

Последнее не особо льстило, но полковник – или Джерри, как, Карен полагала, ей следует теперь думать о нем, – сделал так, что стало понятно: он свободный мужчина. И она подозревала, что он сделал это намеренно.

– Ну, я не знаю.

Она продолжала колебаться и в то же время злиться на саму себя. Да что же не так? Почему ее так сбило с толку приглашение на свидание? Хотя она, конечно же, знала ответ на этот вопрос. Ее последний, вовсе безрассудный роман, который был для нее так важен, происходил с женатым мужчиной – младшим сержантом Филом Купером – и закончился полным разочарованием в мужчинах вообще. Когда жена Купера узнала обо всем, он сразу же прекратил отношения с Карен. Потом он, конечно, пытался начать все заново, но сердце Карен было уже разбито. По-настоящему разбито. И после этого печального эпизода, который, кроме всего прочего, мог еще и помешать ее карьере, Карен полностью отключила все свои чувства. Уже почти год, как ее сердце и ум были полностью закрыты даже для намека на романтическую сторону жизни. Как только Купер перестал для нее существовать, секс стал для Карен неинтересен. И желаний изменить что-либо с тех пор у нее не возникало.

Паркер-Браун снова прервал ее, за что она была ему благодарна, так как подозревала: он, очевидно, выводит ее, а вместе и себя из затруднительного положения.

– Послушайте, ничего особенного, – сказал он убеждающим голосом. – Просто двое людей, у которых, я полагаю, может быть очень много общего и которые, я надеюсь, смогут стать друзьями, выпьют и поужинают вместе. Вот и все.

Карен следовало отдать ему должное. Он умел красиво говорить.

– Ну, сегодня вечером я свободна… – начала она.

На самом деле она была свободна практически каждый вечер. За исключением тех вечеров, когда работала. И это, она подозревала, и было то самое «общее».

– И?

Карен глубоко вздохнула и услышала, как отвечает ему:

– С удовольствием.

И она понимала, что это действительно так. Что было для нее самой еще одной неожиданностью.

Он зашел за ней в восемь тридцать, как и сказал. На нем были голубые джинсы, черная куртка и ярко-белая футболка. Куртка была очень стильная. Карен разбиралась в одежде. Возможно, подумала она, это куртка от Пола Смита. Карен была рада, что он оделся просто. Это был ее стиль. Она тратила огромную часть своей зарплаты на эксклюзивные дизайнерские вещи, но предпочитала спортивный костюм от DKNY или куртку от Армани более строгой одежде.

На ней были широкие брюки цвета хаки и куртка с абстрактной вышивкой. Она подумала, что их костюмы отлично сочетаются.

Он выглядел хорошо, чего уж там. И очень молодо. Она уже догадалась, что Джерри года на четыре-пять моложе ее сорока трех, но без формы он выглядел даже моложе. И привлекательней, подумала Карен. Но с другой стороны, ей никогда не нравилась форма. По ее мнению, она была неизбежным злом, связанным с некоторыми профессиями, и она была просто счастлива навсегда избавиться от своей, когда перешла работать в уголовно-следственный отдел.

Она незаметно оглядела его с ног до головы. Копна волос песочного цвета, смеющиеся глаза и улыбчивость делали его очень привлекательным мужчиной. Ей придется пересмотреть свое мнение о том, что он похож на героя с квадратной челюстью из старых журналов для мальчиков. Вот и все.

Он принес букет белых роз, которые подал ей, слегка поклонившись.

– Прошу извинить мои старомодные привычки, но я так воспитан, – сказал он, широко улыбаясь.

При этом он выглядел и говорил так, будто пытался слегка пошутить, но Карен подумала, что, возможно, он просто говорил правду. В конце концов, если кто и окончил частную школу и носит печать Сэндхерста – то это Джеррард Паркер-Браун. Даже его имя о многом говорило. Карен могла себе представить, из какой он семьи.

– Я думала, что двое друзей просто посидят и выпьют вместе, – сказала она и смягчила свои слова улыбкой.

– Да, это так, но по пути был ларек, где продавали эти розы, и я не смог удержаться.

– А. Вы любите цветы?

– Да. Садоводство – моя страсть. Точнее, была.

Казалось, он уже хотел рассказать ей что-то, но потом остановился. Что было вполне разумно. В конце концов, они стояли на пороге ее квартиры, не вполне подходящее место, чтобы обмениваться откровенностями.

– Забавное хобби для военного, не правда ли? – сказала она непринужденным тоном, жестом приглашая его войти.

– Не такое уж забавное, как вам может показаться, – ответил он. – Некоторые величайшие генералы в истории были садоводами.

– Назовите хотя бы двух.

– Знаете, у меня в голове абсолютно пусто. И я не могу вспомнить даже одного. Но это правда. Честно.

Рассмеявшись, она взяла свой белый плащ. За последние дни погода заметно улучшилась, но Карен ей не доверяла. Все-таки на дворе стоял ноябрь. И ей очень не хотелось намочить волосы. Они были кудрявые спереди и с завитушками сзади и по бокам.

Он улыбнулся ей.

– Если вы готовы, машина ждет, – сказал он.

Эта фраза показалась ей довольно забавной, но он не дал Карен время отозваться. Заговорил почти сразу, она успела только взять свои ключи от машины с маленького узкого столика у входной двери.

– Отличная штучка, – заметил он, – георгианская?

Она кивнула, вновь слегка удивленная. Она не только не могла представить его человеком, увлекающимся садоводством, но и еще в меньшей степени любителем антиквариата.

На парковке он направил ее к черному «рейнджроверу». На водительском месте сидел шофер-солдат. Неожиданно фраза «машина ждет» приобрела смысл.

– Одно из преимуществ моей работы, – быстро сказал Паркер-Браун, не давая ей времени сказать что-нибудь. – И это значит, что мне можно выпить.

Она так и не произнесла ни слова. Будь что будет, сказала она себе. Он повез ее в ресторанчик в Дартингтоне, где они заказали пиво и пироги с рубленым мясом и почками. Разговор шел легко и непринужденно, намного легче, чем она ожидала.

– Мне больше нравится ужинать так, чем чопорно есть на всяких торжественных обедах, надеюсь, ты со мной согласна, – сказал он, когда они сели вместе у бушующего огня.

Карен откинулась на стуле, лениво посматривая на огоньки. Без сомнения, она чувствовала себя очень расслабленно в обществе этого мужчины.

– Мне это тоже очень нравится, – ответила Карен. – Но я полагала, что ты предпочитаешь церемонии. То есть я хочу сказать, учитывая то, из какой ты семьи, и твое воспитание, легко подумать, что ты обедаешь только в светской обстановке.

– Да, что касается моей армейской жизни, это абсолютно справедливо, – сказал он. – В первую очередь соответствующая одежда и полковое серебро и все в таком духе.

– Я не сомневаюсь, – перебила его Карен. – Можно догадаться, зная, из какой ты семьи.

Теперь настала его очередь перебивать.

– Карен, черт побери, из какой же, ты думаешь, я семьи? – спросил он.

Она замолчала и внимательно посмотрела на него. По его лицу ничего нельзя было прочесть.

– Ну, думаю, частная школа в Сэндхерсте, – сказала она. – А твоя фамилия – самые сливки общества.

Он быстро улыбнулся, но, когда заговорил вновь, был довольно серьезен.

– Мой отец был стрелком, еще один профессиональный солдат, но он не был офицером, – начал свой рассказ Джеррард. – Он был капралом в первом батальоне Королевского стрелкового полка. Его звали Грэм Паркер, и я очень смутно его помню. Он погиб в Северной Ирландии в шестьдесят восьмом, когда мне было всего четыре года, и я не думаю, что мы слишком часто видели его дома.

Карен мысленно делала подсчеты. Таким образом, Джерри сорок, по крайней мере на год или два больше, чем она предполагала, но тем не менее он все равно довольно молод, чтобы быть полковником.

– Это было самое начало волнений, немного времени спустя после марша в защиту гражданских прав в Лондондерри, с которого, как считают многие, все и началось, и лишь несколько недель спустя после первого рейда королевских стрелков.

Карен заметила, что в его голосе появилась ностальгическая нотка, он был где-то далеко в своих воспоминаниях.

– Ему действительно очень, очень не повезло. Но хватит об этом. С тех пор уже много воды утекло.

Паркер-Браун вновь засиял своей улыбкой:

– Между тем моя мать вторично вышла замуж спустя несколько лет после смерти отца за водопроводчика но имени Мартин Браун. Он усыновил меня, и воспитал, и делал все возможное, чтобы стать мне настоящим отцом. Но моя мама не хотела, чтобы я забыл своего настоящего отца, и подумала, что это важно – чтобы я оставил его имя. Вот так я и стал Паркером-Брауном. Это было ее решение. И Мартин с ним согласился.

– Понимаю, – сказала Карен. – Но как насчет твоего настоящего имени – Джеррард. Я хочу сказать, не слишком ли это шикарное имя для сына простого капрала?

– А. – Паркер-Браун теперь безмятежно улыбался. – Кажется, моя мама смотрела кино незадолго до моего рождения, в котором показывали Джеррард-стрит в Вест-Энде. Мама всегда страдала приступами мании величия, и ей так понравилось, как шикарно звучит имя Джеррард, что решила так и назвать своего сына. И вот поэтому у меня две буквы «р» в середине вместо обычной одной. На самом деле она, к сожалению, слишком поздно узнала, что эта улица полна китайских ресторанчиков и публичных домов и в ней нет ничего шикарного.

Карен засмеялась и помотала головой.

– Ну а чего же ты ждала, а?

– Ну, ты хотя бы ходил в частную школу?

– Никакой частной школы. Государственная начальная, а затем средняя школа. Возможно, в этой системе образования и были свои недостатки, но она действительно давала шанс таким парням, как я. Я всегда хотел пойти в армию и особенно стать стрелком, как мой отец, а мама, несмотря на то что потеряла своего мужа в сражении, всегда только поддерживала меня. Она всегда говорила, что знает: мой отец хотел бы именно этого. Он был преданным своей службе солдатом, несмотря на его звание, понимаешь? Она была более чем счастлива, что я выбрал военную карьеру. Думаю, она не могла предположить, что я стану офицером, но – как ты верно заметила – дала мне подходящее имя. В любом случае школа предоставила мне такую возможность. Я сдал нужные экзамены и – да, я поступил в Сэндхерст. Это единственное, в чем твои предположения оправдались.

– И теперь ты полковник. В сорок лет? Это довольно молодой возраст для полковника, не так ли?

– Да, молодой. Из подполковников меня произвели только месяц назад. Тем не менее. Жизнь полна маленьких чудес, не так ли?

– Твоя мама, должно быть, очень тобой гордится?

– Да, думаю, гордится. Хотя все было не так уж гладко. По крайней мере в личной жизни.

– А.

– Да. Так оно и есть. Мы с женой недавно разошлись. Она предпочла мне оболтуса с именем, парня из высшего общества, что после всего для меня не было таким уж сюрпризом. Я совершил ошибку, женившись на представительнице военной аристократии или того, что слывет таковой, и я вряд ли когда-либо был тем, кем моя жена хотела меня видеть. Я думал, что влюблен по уши, но сейчас мне порой кажется, что я был влюблен в семью ее родственников.

Она была удивлена его честностью. Его прямотой. Он действительно оказался человеком, полным сюрпризов.

– У тебя есть дети?

Он кивнул:

– Мальчик и девочка. Возраст – двенадцать и тринадцать. Они сейчас оба в школе-интернате. Разумеется, жена и ее семья не рассматривали никакой другой возможности, кроме школы-интерната. И я теперь вижу их нее реже и реже. Думаю, что бы там люди ни говорили, гак почти всегда происходит с отцами, чьи бывшие берут опеку над детьми.

– Может быть, – сказала Карен уклончиво. – Я не знаю.

– Нет детей?

– Нет, – быстро ответила Карен.

Ей нравилось узнавать о жизни других людей, но о своей она рассказывала без радости. Что и говорить, теперь она уже была в таком возрасте, когда приходилось признать: возможно, она уже никогда не станет матерью. И хотя она никогда не чувствовала в себе особой тяги к материнству, обсуждать этот вопрос с кем бы то ни было ей не хотелось.

– А мужья? Бывший или настоящий?

Карен внимательно посмотрела на него, прищурившись. Она об этом даже не подумала, но, разумеется, Паркер-Браун и понятия не имел, замужем она или нет, потому что, как обычно, она мало рассказывала о себе. Но все же он пригласил ее на свидание. Он сказал: просто как друга. Она не была уверена. Всегда ли он был так внимателен к своим друзьям и проявлял столько интереса к ним? Или у него есть какие-то скрытые мотивы?

– Нет.

Она снова не стала распространяться. В последнее время все сильнее и сильнее, если она встречала мужчину, который интересовал ее, она не хотела быть такой чертовски подозрительной. С одной стороны, подозрительность была издержками профессии, с другой – она упорно воздерживалась от разговоров о себе, которых можно было избежать. Но пока она раздумывала, как бы сменить тему, он опять заговорил:

– Я удивлен. Я подумал, что ты пользуешься огромным успехом.

Карен засмеялась. Ловкий наглец, подумала она. Вслух же сказала:

– Даже если это и так, пользоваться успехом и быть замужем – две абсолютно разные вещи.

Тогда он засмеялся вместе с ней. Она действительно чувствовала себя очень легко в его компании. И остаток вечера прошел так же приятно. Они продолжали вести легкий, непринужденный разговор, и она узнала, что у них действительно есть общая страсть – к антиквариату.

– На самом деле большинство моих вещей можно считать просто грудой утиля, я полагаю, – призналась Карен.

– Утиля высшего класса, – сказал Паркер-Браун. – Любой человек с приличным банковским счетом может потратить целое состояние на Бонд-стрит. Но найти уникальный кусок – на это нужен талант.

– Хм, – призадумалась Карен. – В моем случае нет никакого выбора. Я, конечно же, не могу позволить себе Бонд-стрит на свою зарплату.

– Я тоже, – сказал Паркер-Браун, – несмотря на приличные средства, моя дорогая бывшая делает все, чтобы выжать максимум из моих ежемесячных доходов.

Она посочувствовала ему. Разговор перешел на тему летних отпусков, затем плавно к любимым ресторанам и вновь вернулся к ярмаркам антиквариата и к ценным находкам на распродаже.

Карен, всегда чувствовавшая себя неловко в ситуациях, которые могут положить начало каким-то новым отношениям, была в равной степени удивлена и тем, как приятно она проводит время, и тем, с какой теплотой начинает относиться к Джерри Паркеру-Брауну.

На самом деле это мог бы быть идеальный вечер, если бы он не был слегка омрачен тенью дела Алана Коннелли. Все время мысль о нем была где-то в ее голове, и она боролась с соблазном поднять эту тему. Ей очень хотелось знать, что на самом деле думает Паркер-Браун и привели ли его поиски к каким-нибудь результатам. На самом деле Карен втайне думала, что, может быть, одной из причин сегодняшнего свидания все-таки было намерение поговорить с ней об этом деле.

Но Паркер-Браун даже не упомянул о нем. И было уже почти время уходить, когда Карен все-таки решилась. Причем она понимала, что это звучит немножко неуклюже на фоне непринужденной вечерней болтовни.

– Интересно, есть ли какой-нибудь прогресс в деле Алана Коннелли, Джерри? – сказала она совершенно невпопад, так и не найдя повода гладко ввести эту тему в разговор.

Паркер-Браун сделал большой глоток своего напитка и вытянул длинные ноги.

– Не думаю, – сказал он. – Ты уверена, что хочешь поговорить об этом именно сегодня вечером?

– Да, уверена. – Она не собиралась так легко отпустить его с крючка.

– О'кей. Сейчас я полностью уверен, что эти двое, которых описал твой свидетель, не из моей части. На самом деле я не могу найти и следа кого-нибудь похожего на них. Я знаю, твой свидетель не сомневается, что они военные, но он не может быть полностью уверенным, не так ли? Они же были не в форме.

– Нет.

Она начала чувствовать легкое раздражение. У нее вдруг возникло чувство, что ее обвели вокруг пальца, что весь этот вечер был просто способом смягчить ее, постепенно подготовив к моменту, когда Паркер-Браун скажет, что ничем не может помочь. И вероятно, не имеет никого желания попытаться чем-то помочь, хотя он с самого начала делал все, чтобы убедить ее в обратном.

– Он не может быть абсолютно уверен, но у него создалось определенное впечатление, что это военные. И между прочим, по простому совпадению вышло так, что наш свидетель – это человек, которого я знаю уже много лет и чьим словам доверяю.

И тут до нее дошла вся абсурдность ситуации. В общем и целом она всегда доверяла Келли, но она не думала, что когда-нибудь говорила ему об этом.

Паркер-Браун внимательно посмотрел на нее, почесывая свой подбородок, который можно было бы назвать разве что изваянным.

– Ну, в таком случае я, конечно же, продолжу поиски, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты не сомневалась, Карен: я помогу всем, чем только смогу. Один из моих молодых солдат погиб, и, если в его смерти есть что-либо подозрительное, я хочу знать об этом все не меньше, чем ты.

– Спасибо, – сказала Карен.

Но он перебил ее, прежде чем она успела сказать что-либо еще.

– А теперь давай не будем портить вечер разговорами о работе. Я отлично провожу время. Ты очень приятный собеседник. – Он остановился. – Для офицера полиции, – добавил он задиристо.

– И ты тоже не так уж плох – для военного, – почти моментально ответила она.

Но она больше не чувствовала себя легко. Несмотря на то что ей очень понравился вечер и компания Паркера-Брауна, она не могла избавиться от мысли, что он решил подружиться с ней вовсе не просто так и, возможно, даже готов пойти и дальше, лишь бы она не вмешивалась в его дела.

– Ну да ладно. Давай отвезем тебя домой, – сказал он, перебив ход ее мыслей.

Он снова улыбнулся, а его улыбка и в самом деле была обезоруживающей. Он выглядел абсолютно искренним. Большой мальчик, занимающийся серьезной работой, который абсолютно неспособен, сказала себе Карен, быть таким притворщиком.

– И я действительно надеюсь, что когда-нибудь мы сможем это повторить.

Карен сомневалась, все еще борясь с чувством, что в этом был некий скрытый план. Да это же просто смешно, наконец сказала себе она. Она просто нафантазировала, прямо как Алан Коннелли. Это не какой-нибудь Ирангейт. Ведь на самом деле у нее нет никакой информации, касающейся смерти Коннелли или Крейга Фосгера, которая давала бы повод подумать, будто Паркер-Браун что-то скрывает.

Не было причины, по которой она не смогла бы насладиться компанией этого мужчины столько раз, сколько ей захочется. Он привлекательный, обаятельный, и с ним приятно. А вот ей действительно надо научиться контролировать себя и не подозревать всех и каждого в каких-то скрытых мотивах. А особенно тех, кто проявляет к ней неподдельный интерес.

– С удовольствием, – сказала она вполне обдуманно, когда Джерри вел ее к двери.

И она действительно так решила.