Наконец шатающейся походкой Келли побрел к своей машине. Он тыкался в дверь несколько секунд, прежде чем смог ее открыть и с чувством благодарности упасть на водительское сиденье. Несмотря на то, что его всего трясло, он смог завести мотор «вольво» с первого раза. Ни за какие коврижки он не провел бы на парковке уединенного пляжа ни минуты более. В конце концов, оставалась вероятность того, что нападавший может вдруг пожалеть о своем великодушии и вернуться для еще одной попытки. Келли не собирался предоставить ему такую возможность. Он неуклюже включил коробку передач и помчался так быстро, как только смог. Голова все еще кружилась, и он едва мог сосредоточиться. Объехать огромный грузовик на почти вертикальном изгибе дороги на полпути вверх по холму было нелегко. Раз за разом это заканчивалось тем, что у него срывалось сцепление и машина съезжала обратно, затем он переключал передачу и пробовал еще раз. На третий раз у него получилось. С огромным трудом он все же наконец выехал на главную дорогу на ветреном холме, где затормозил на первой смотровой площадке и упал головой на руль. И в таком положении находился еще минут десять, прежде чем смог снова поехать. Он прекрасно понимал, что ему все еще не следует водить машину, но он просто хотел умчаться прочь от пляжа Баббакомба и добраться до дома так быстро, как только сможет. У него не было абсолютно никакого намерения звонить в полицию или даже Карен, пока он не начнет соображать более ясно.

И когда он понял, что немного отошел и может хотя бы попытаться снова поехать, он медленно повел машину к улице Церкви Святой Марии, оставив водительское окно открытым, отчасти потому, что свежий воздух мог освежить его голову, отчасти потому, что резкий запах собственной мочи был непереносим.

И так он ехал, стараясь не думать ни о чем другом, кроме как о том, чтобы безопасно добраться до дома. Он должен был предельно сосредоточиться. Келли прикинул, что последствия сотрясения должны полностью пройти только через несколько часов. И к тому же не надо забывать о шоке. Он знал, что был в состоянии шока. Он же думал, что умрет.

Те пять минут, или примерно пять минут, что он добирался до дому, казалось, были самыми долгими в его жизни. Маленький типовой домик, высоко над центром Торки, был в тот момент самым желанным местом во всем мире. Он отчаянно хотел провести какое-то время наедине с собой – переодеться, может быть, принять душ, немного отдохнуть и прийти в себя, прежде чем что-либо делать. Он знал, что, наверное, ему следовало бы сейчас поехать прямиком в травмпункт больницы Торбея, но и этого он не собирался делать. Потому для начала, что он просто был не готов даже к попытке объяснить, что с ним произошло.

Наконец он притормозил у дома, смутно осознавая, что паркуется под изрядным углом к тротуару. Но он был абсолютно не способен сделать с этим что-нибудь. При первой попытке выйти из машины он чуть было не упал. Колени у него подкосились. Казалось, что его ноги все еще не восстановили полностью способность носить тело. Несколько минут он стоял, прислонившись к машине, прежде чем осторожно ступить через тротуар и схватиться за столб ворот. Келли почувствовал, что дрожит всем телом.

Как только Келли закрыл входную дверь, он сразу же скинул с себя грязную одежду, оставив ее кучей на кафельном полу холла. Затем неуверенной походкой поплелся в ванную, осторожно держась за перила.

Он зашел в душ и включил горячую воду на полную мощность. Голова начала болеть, но того странного чувства больше не было. Душ действительно помог, даже больше, чем он ожидал, и, стоя на ванном коврике, он уже трясся чуть меньше, чем когда приехал домой. Он замотал тело, с которого все еще капала вода, в несколько полотенец и стал искать упаковку нурофена, которая, он знал, была где-то в ванной комнате. Закрывая зеркальную дверь шкафчика, он случайно поймал свое отражение.

Зрелище было не из приятных. Он был бледен словно полотно, не считая того, что на лбу у него красовалась надутая разноцветная шишка. И по крайней мере под одним глазом точно будет синяк. Содрогаясь в равной степени от своего ужасного вида и от головной боли, он с трудом извлек три маленькие таблетки из упаковки, пытаясь следить за тем, чтобы пальцы не дрожали. Он положил таблетки в рот и запил их водой из-под крана, неуклюже поднеся ее ко рту в ладошках и пролив при этом половину у подбородка.

К счастью, ноги стали меньше дрожать. Он пошел через лестничную площадку в спальню, которая служила ему офисом, и уселся там на большой вращающийся стул. Так он и сидел не шевелясь, стараясь дышать глубоко и ритмично. Он только начинал полностью осознавать, как был напуган на этом пляже. Буквально до смерти напуган, и должно было пройти какое-то время, прежде чем он снова сможет действовать.

Он откинулся в кресле и закрыл глаза. Это была ошибка, потому что, как только он это сделал, танцующие огоньки снова вернулись. Он быстро открыл глаза и стал ждать, когда огоньки исчезнут. И когда нурофен подействует и избавит его от раскалывающей головной боли.

Наконец боль начала ослабевать, и он стал думать, что же ему делать дальше. Надо рассказать Карен Медоуз о том, что случилось, как можно быстрее. Он пока и понятия не имел, на что натолкнулся в Хэнгридже, но точно знал, что теперь он лично втянут в очень опасную ситуацию. И он сам уже чуть не погиб. Или точнее, чуть не был убит. Келли сам понимал, что сейчас для него настало время отступить и передать все, что он знал, в руки людям, которые, можно надеяться, будут профессионально компетентны, чтобы справиться с последствиями.

Он рывком потянулся за телефоном, чтобы позвонить Карен Медоуз, но видел все еще слишком плохо, и руки его дрожали так, что он понял – ему вряд ли удастся набрать номер. Он решил еще немного подождать. Ему очень хотелось сигаретку, но он весьма сомневался, что сможет скрутить ее.

Затем, в тот момент, когда он отчаянно пытался вспомнить, нет ли у него где-нибудь запрятанной пачки готовых сигарет, зазвенел мобильник. В холле внизу. Он вспомнил, что оставил его в кармане замшевого пиджака, который так бесцеремонно бросил прямо у входной двери. До этого он старался избегать звонков, так как знал, что Карен Медоуз наверняка попытается дозвониться до него, но сейчас ему безумно хотелось знать, кто может звонить ему в такое время.

Ругаясь, он быстро вскочил на ноги, чтобы поспешить ответить на звонок. Но от такого резкого движения голова его опять закружилась, и он вынужден был быстро сесть.

К тому времени, когда ему удалось наконец спуститься вниз и порыться во всех пустых карманах, телефон давно уже прекратил звонить. Когда он наконец нашел его, то сразу же взглянул на дисплей, думая, что это опять была Карен. В конце концов, он подвел ее.

На маленьком экране высветился номер мобильного телефона Ника. Он взглянул на часы слева от трюмо. Как он и предполагал, была почти половина второго. Немного волнуясь, он проверил SMS. Одно сообщение от Карен, которая спрашивала, где его, черт побери, носит, но ничего от его сына. Что же могло понадобиться Нику в такое позднее время?

И пока он размышлял над этим и одновременно пытался собрать все свои силы и перезвонить, телефон зазвонил снова, и снова номер Ника высветился на дисплее. Келли ответил сразу же.

– О, привет, папа. Прости, что звоню так поздно, но я знаю, что ты редко ложишься спать раньше этого времени, хоть и прикидываешься писателем-жаворонком.

– Да, похоже, ты прав. И не волнуйся, мне всегда приятно услышать твой голос. – Келли понял, что, когда говорит, он слегка проглатывает слова. В голове все еще не было полной ясности. Ему стоило определенных усилий шевелить языком.

И, казалось, от Ника это тоже не ускользнуло, что в общем-то было неудивительно, подумал Келли.

– С тобой все в порядке, папа? – спросил он, и Келли уловил нотку волнения в его голосе.

– Да нет. Все нормально. Я просто уснул в кресле, вот и все, – солгал Келли, очень внимательно следя за дикцией.

Вполне возможно, он очень скоро решит рассказать сыну о том, что случилось этой ночью. И он, вероятно, уже мог бы обсудить с ним и хэнгриджское дело. Если бы ему представился подходящий случай. Но только не на похоронах Мойры. Он не видел Ника с того дня и не имел никакого желания обсуждать подобные вещи по телефону. И опять был неподходящий момент. После сегодняшней встречи со смертью Келли еще меньше хотелось обсуждать это по телефону, да и в любом случае в голове его все еще не было ясности.

– О. Так я тебя разбудил. Прости, – ответил Ник.

– Да ладно. Все нормально. – Теперь настала очередь Келли волноваться, несмотря на невыносимую головную боль. – Ну а ты что? Я просто уверен, что у тебя должна быть очень серьезная причина, чтобы звонить мне в такой час.

– Прости, папа. Мне просто нужны твои мозги…

Да и для этого тоже не лучшее время, подумал Келли. Его мозги чувствовали себя так, словно были окутаны толстым слоем липкой грязи. Он предпочел не перебивать, чтобы сохранить то малое количество энергии, которое у него осталось.

– Я сейчас вожусь с одной очень большой штукой, – продолжал Ник, – я сидел за компьютером всю ночь. В систему Минобороны попал «клоп» и вызвал суматоху, потому и такая срочность. Я проследил его источник до Вашингтона и только что наткнулся на статью в Сети о точно таком же «клопе» – написанную твоим приятелем оттуда, о котором ты часто говоришь. Ты знаешь Терри Уоллиса, он же чувак из вашингтонских «Таймс», не так ли? Похоже, «клоп» чуть было не испортил всю пентагоновскую сеть, а этот Терри, кажется, знает о нем чертову уйму. Я очень хочу свериться с ним, а если мне придется ждать до утра, то там уже будет середина ночи. И я, собственно, хотел узнать, нет ли у тебя его номера телефона?

– Понятно. Значит, ты решил, что лучше разбудить посреди ночи меня, чем Терри Уоллиса?

– Ну, ты же мой отец. Я подумал, что ты скорее меня простишь.

Келли не мог не улыбнуться.

– Ах ты хитрюга, – сказал он. – Не вешай трубку, я посмотрю для тебя его номер.

Когда-то они с Терри Уоллисом, одним из старых друзей с Флит-стрит, который все еще был востребован крупнейшей национальной газетой, довольно регулярно поддерживали отношения. Его вашингтонский номер был записан на обороте настольного блокнота. Все дело заняло у Келли не более секунды.

– Огромное тебе спасибо, пап. Возможно, ты спас не только Минобороны, но и мою жизнь.

– Будь здоров.

Прямо сейчас у Келли не было желания обсуждать спасенные жизни, и он был рад закончить разговор, который по крайней мере помог ему немного прийти в себя. Попытка вести разговор, пусть даже очень поверхностный, вроде бы только пошла ему на пользу.

Он решил, что речь его почти пришла в норму и что звонок Карен Медоуз будет ему теперь под силу. Хотя он и знал, что она не будет счастлива услышать его голос посреди ночи.

Он набрал ее домашний номер. Пальцы все еще дрожали, но по крайней мере делали то, что им сказано. И примерно после десятого звонка она ответила очень сонным и недовольным голосом.

– Да, – проворчала она.

– Карен, это я. Мне жаль, что пришлось звонить тебе так поздно…

– Да, тебе должно быть жаль, мать твою… – Она пробормотала что-то еще, что Келли не мог толком понять, пока не стала выражаться на языке, который Келли отлично понимал. – И сейчас не так поздно, сейчас так рано, Келли. Уже без четверти два утра, твою мать!

Келли проигнорировал это извержение ругательств. Ему просто было не до того.

– Послушай, кое-что случилось, и тебе надо об этом знать. Тебе действительно…

– Что? Сейчас? Посреди ночи? Ты совсем спятил. Да и вообще, я так поняла, что ты не хотел видеться со мной до завтра. Я поняла, что у тебя был ужин с дочками Мойры сегодня вечером.

Келли знал, что больше нет смысла играть в эти игры.

– Я солгал.

– Да. Ты ублюдок. Я вообще-то поняла.

– Ты поняла?

– Я звонила Дженифер.

– Проверить меня?

– На самом деле с опозданием.

– Прости, но, поверь, у меня на самом деле была очень серьезная причина.

– У тебя всегда находятся очень серьезные причины, разве не так?

– Может быть. Но на этот раз все на самом деле очень серьезно.

– А-а. – Короткая пауза на том конце провода. – С тобой все в порядке, Келли?

Келли казалось, что он справлялся со своей речью довольно хорошо. Что же она почувствовала? Однако Келли решил, что тут тоже ничего удивительного. Вполне возможно, что Карен Медоуз знает его лучше, чем единственный сын. Да и в любом случае он, возможно, все еще слегка глотает слова. Хотя Келли не мог быть в этом уверен, так как в голове его звучало легкое эхо, которое немного искажало произносимое.

– Да. Я более или менее в порядке. Но кое-что случилось. Что-то, чего я никак не ожидал. Мне необходимо поговорить с тобой об этом.

– В такое время?

– Да. Честно говоря, Карен, я не могу ждать. Я просто не могу ждать.

– Послушай. Это никак не связано с… – Она остановилась. – Ну… понимаешь… с тем, что случилось в тот вечер?

– Что?

На мгновение он перестал понимать, о чем она, черт возьми, говорит. Затем до него дошло. Она, должно быть, говорит о том поцелуе. Ради всего святого, подумал он.

– Нет. Это последнее, о чем я мог бы подумать.

– О'кей. О'кей. В таком случае тебе лучше приехать.

– Нет. – Келли помотал головой, произнеся это слово, и резкая боль стрелой вонзилась между глаз, прошла по всем нервам до основания позвоночника. Нет, он действительно больше не сможет водить. Во-первых, состояние его зрения все еще далеко от нормального. – Послушай. Я не думаю, что мне следует садиться за руль. Ты сможешь приехать ко мне?

– Ты же не пил, Келли? – спросила она вдруг, и голос ее теперь действительно звучал встревоженно.

– Нет. – Он выдавил из себя подобие сухого смеха. – Но кое-что произошло, что может иметь даже более серьезные последствия. И не только для меня.

Наступила короткая пауза. И когда она заговорила снова, то больше не уклонялась. Он понимал: зная, на какое сумасшествие он способен, Карен также знала и то, что он не будет просить ее приехать к нему посреди ночи, если у него не будет на это серьезной причины.

– Максимум через час буду у тебя, – сказала она.

Она натянула джинсы и старый свитер. Затем полезла в шкаф за своим старым и очень ею любимым свободным джинсовым пальто от Армани с фирменной металлической эмблемой. Для такой поездки нужна удобная одежда, подумала она. И, будучи целиком захвачена коротким разговором с Келли, все же, надев выцветшее голубое пальто, словно сочащееся стилем и качеством, она испытала удовлетворение.

– Таких больше не делают, – пробормотала она сама себе.

Когда Карен ехала через набережную и опустевший центр города, она пыталась представить, что же, черт возьми, могло такое случиться, что заставило Келли позвонить ей в два часа ночи и потребовать аудиенции. Особенно настораживало то, что раньше, что бы с Келли ни случалось – а она, разумеется, была права: с ним опять что-то случилось, – он всегда предпочитал поначалу скрывать это от нее.

И с голосом у него было что-то не так. Она жалела, что упомянула об их маленькой слабости. Но в любом случае у нее было предчувствие, что весь этот инцидент все равно скоро забудется.

На улице Церкви Святой Марии ей пришлось встать чуть в стороне от дома Келли, главным образом потому, что большой «вольво» был уже припаркован снаружи и так, что блокировал собой часть дороги. Келли открыл входную дверь даже раньше, чем она успела позвонить. Карен могла только предположить, что он, должно быть, смотрел из окна и ждал, когда она приедет. У нее были заготовлены всякие подшучивания, но они все вмиг исчезли, когда она его увидела.

Слева на лбу красовалась огромная и, судя по всему, болезненная шишка. Она была отвратительного желто-красного цвета, и повсюду вокруг нее были маленькие синяки. Оба его глаза были отекшими и бесцветными. И казалось, ему было трудно сфокусировать взгляд. Карен была просто в шоке.

– Боже мой, – сказала она. – Твою мать. Что же произошло с тобой?

– Долгая история, – ответил он. – Заходи. Я сделал свежий кофе. Думаю, он нам обоим понадобится.

Он повел ее в гостиную, жестом пригласил сесть на стул около камина и стал разливать кофе из дымящегося кофейника. Она ждала с несвойственным ей терпением. Все равно ей нужно было несколько минут, чтобы прийти в себя.

– Ну? – спросила она, когда Келли наконец уселся по ту сторону камина от нее.

– Как ты видишь, у меня тут небольшие приключения.

– Да, это уж я точно вижу. Ты не думаешь, что мне следует отвести тебя в больницу?

– Нет. Я в порядке. Правда.

– Что за хрень произошла?

– Я думаю, кто-то попытался убить меня, – начал Келли. – И не имею понятия, почему он не закончил свое дело.

– Дерьмо, – сказала она.

Келли кивнул в знак согласия.

– Точно дерьмо, – сказал он. – Я напуган, Карен, смело признаюсь в этом.

И он начал рассказывать ей все, специально оставив лучшую часть на потом. Даже находясь в таком ужасном состоянии, Келли сохранял журналистское чувство драматургии, если надо было рассказать отличную историю. В первую очередь он спросил Карен, не видела ли она статьи в «Вечернем Аргусе» о смерти еще одного молодого стрелка из Хэнгриджа, который был убит в Лондоне недалеко от дома семьи ключевого свидетеля Джеймса Гейтса, тоже убитого.

– Нет, я вчера не читала «Аргус», – призналась она. – Я была слишком занята.

Она задумалась на секунду.

– Да. Это достаточно шокирующая информация, но у меня есть предчувствие, что это только половина всего. Я права, Келли? – спросила она. – И ты еще не рассказал мне, как так вышло, что ты выглядишь, словно выдержал десять раундов с Майком Тайсоном.

Келли попытался улыбнуться. Это вызывало боль. Он рассказал ей об анонимном звонке и о встрече на пляже Баббакомба, которая, как стало ясно, была ловушкой. Очень подробно он рассказал ей о том, как на него напал человек, который, как считал Келли, был профессиональным киллером, и о том, как его отпустили непонятно почему.

– Как Джона Ли, – сказал он. – И то, что я выжил, настолько же нереально, я тебе точно говорю.

Карен была в шоке. Келли мог не пояснять ей это сравнение. Все-таки она была местной девчонкой и, как и все в Торбее, с детства знала легенду о Джоне Ли, человеке, которого не смогли повесить.

Она положила подбородок в ладони и наклонилась вперед.

– Ладно, Келли, – начала она. – Я не думаю, что нам нужно обсуждать, почему ты остался в живых, я хочу только быть уверена, что и впредь останешься. Так что давай кое о чем договоримся. Ты должен немедленно отойти от расследования хэнгриджского дела. Я сейчас же звоню в полицейский участок и начинаю расследование этого нападения. Для этого мне не нужно ничьего разрешения. На первый взгляд это, по крайней мере, нападение на невинного гражданина в общественном месте. А если это каким-то образом приведет к делам полка, то тем лучше. Я отправляю группу для осмотра места происшествия на пляж Баббакомба прямо сейчас, просто на тот случай, что там можно что-то откопать, и я боюсь, нравится тебе это или нет…

– Карен, пожалуйста. Я еще не сказал тебе самого главного, – перебил Келли.

– Послушай, Келли, нам надо действовать как можно быстрее, чтобы спасти оставшиеся улики. Нравится тебе это или нет, тебе придется сейчас поехать со мной в полицейский участок. Ты можешь не ехать в травмпункт, но наш полицейский доктор должен осмотреть тебя, может, нам удастся найти какие-нибудь улики.

– Вот черт, – сказал Келли. – Я принял душ.

– Не могу в это поверить.

– Я просто ничего не соображал.

– О'кей. Мы можем найти что-нибудь на твоей одежде. Или ее ты тоже уничтожил?

Келли смог слегка улыбнуться, видимо не испытав сильной боли, и покачал головой.

– Хорошо, – продолжала она. – Ты сказал, что тебе удалось укусить его, и если ты сделал это хотя бы на троечку, то на твоих зубах могли остаться куски его кожи. Ты ведь не почистил зубы?

Келли снова помотал головой.

– Слава богу. Нам также нужны официальные показания. Но с этим можно подождать до утра, если ты не чувствуешь себя готовым. Я, скорее всего, попрошу допросить тебя Криса Томпкинса, потому что я первым делом пойду в Эксетер. Как только оправлюсь от этого полуночного свидания. Что бы ни следовало из этого нападения…

– Послушай, Карен. – Келли снова перебил ее. – Я все пытаюсь сказать тебе… Есть еще кое-что, что тебе нужно знать, прежде чем ты…

Но Карен снова не дала ему закончить. Она начала действовать, планируя расследование и его следующий шаг. Это было ее главное умение. И уже оттого, что у нее была работоспособная стратегия на ближайшее время, она чувствовала себя намного лучше.

– Да. Да. Но только дай мне для начала объяснить тебе, Келли. Что бы ни последовало за этим нападением, это в сочетании с убийством приятеля Джеймса Гейтса в Лондоне сдвинет вещи с мертвой точки. На самом деле, если и это не заставит кретина Гарри Томлинсона открыть следствие по каждой из хэнгриджских смертей, то я не знаю, мать их…

– Карен! – Келли повысил голос до крика, и Карен заметила, что это причинило ему боль. Он скривился. Она в волнении посмотрела на него. Сверх всего, что-то в его голосе теперь настойчиво требовало внимания.

– Да? – спросила она почти кротко.

– Карен, пожалуйста, пожалуйста, послушай меня. Помнишь, я рассказывал тебе о двух мужчинах, которые пришли в «Дикую собаку» в поисках Алана Коннелли в ту ночь, когда все это и началось?

– Да, конечно, я помню. – Карен была слегка раздражена. Он, что, думает, что она стала полной идиоткой?

– Так вот. Один из них, тот, который разговаривал. Кажется, я знаю, кто это был. На самом деле я уверен, что знаю, кто это был.

– Правда? – Карен была озадачена. К чему эти приготовления?

Вслух же она сказала:

– Ну, тогда выкладывай.

– Я встретил его вчера, – продолжал Келли. – Я узнал его. Сразу же.

– Что? – Карен была еще больше озадачена той атмосферой тайны, которую создавал Келли. – Но не тот же это мужчина, что напал на тебя на пляже? Мне показалось, ты сказал, что не мог его разглядеть.

– Не мог. Нет, это не он. Ну, по крайней мере, насколько я знаю.

Он снова замолчал. Когда-нибудь я его придушу, подумала Карен. Даже в этом жалком состоянии Келли все равно играл с аудиторией, пытаясь достичь наибольшего драматического эффекта. Она поняла, что самый быстрый способ избавиться от этого бедствия – играть по его правилам.

– Ну, – вяло подбадривала она.

– Это был Джеррард Паркер-Браун. Я в этом на сто процентов уверен. На самом деле уверен. Полковник Джеррард Паркер-Браун.