Келли не надо было дважды указывать на дверь. Он ушел сразу. Он всегда знал, когда нужно остановиться. Или, точнее сказать, когда отступить. Однако он не думал, что с Коннелли все дела закончены. Его встреча с отцом, с одной стороны, оказалась не очень плодотворной, но с другой – он хотя бы выяснил, что полковник Паркер-Браун, вполне возможно, нарочно сбивал Карен с толку.

Он отправился по району Бель-Вью пешком, пока не встретил на своем пути паб, в котором, как ему показалось, можно немного посидеть, не опасаясь получить куском стекла по лицу. Потом он позвонил в местную службу такси и вызвал машину.

За стаканом своей обычной диетической колы он размышлял, что же делать дальше. Ему представлялось, что было два пути. Он может отступить сейчас. Выкинуть Хэнгридж и юного Алана Коннелли из головы и вернуться в Торки к своему роману. Или же он может попробовать разыскать семью Крейга Фостера и предпринять еще одну попытку выяснить, действительно ли смерть солдат из казарм в торфяниках произошла при загадочных обстоятельствах.

Келли не сомневался в том, что ему следует делать. Он сказал себе, что у него больше нет времени на раскачку. Не в его возрасте и финансовом положении. В такси по пути в центр города он продолжил свои размышления. Он должен скорее удирать домой и с головой окунуться в то, что было его работой. Собственно, если он не сделает этого, страшно даже представить, что ждет его в будущем. Когда Келли решил бросить работу в «Аргусе» и испытать свои силы в качестве писателя – это уже был огромный риск. И пока что этот риск никак себя не оправдал.

Он взглянул на часы. Была уже почти половина одиннадцатого, однако он решил, что не сможет поехать домой этой ночью. Ему нужно выспаться.

Келли подумал, что за сегодняшний день и так много чего случилось. Когда он напишет великий роман и продаст его солидному издательству за кругленькую сумму – примерно полмиллиона, – все будет совсем по-другому. Да, мечтать не вредно. Но мечты Келли с каждым уходящим днем имели все меньше и меньше шансов на то, чтобы стать реальностью.

Келли снял номер в дешевом, но выглядевшем вполне прилично мотеле. Он решил, что большего не заслуживает. И, сидя на диван-кровати, облокотившись на некогда белую пластиковую спинку, он подумал о том, что ему очень хочется зайти в ближайший паб и по-настоящему выпить. Нет, не просто выпить. Келли хотелось нажраться до чертиков. Но он прекрасно знал по своему невеселому жизненному опыту, что если он сегодня напьется, если он сегодня выпьет хотя бы один стакан алкоголя, то завтра он сделает это снова. И послезавтра. И послепослезавтра.

Келли сходил за рыбой с картошкой во все еще открытый магазинчик, который заметил на другой стороне улицы, пришел обратно в номер и сунул нос в масляное содержимое бумажного пакета, которое, как всегда, пахло лучше, чем было на вкус. Он провел остаток вечера, смотря любимые старые фильмы. «Коломбо» на «Канале-плюс» и «Просто великолепно» на «Ю-Кей голд». Он поздравил себя с тем, что ему удалось найти «b&b» на цифровом кабельном телевизоре. С течением времени Келли не только почти подсел на компьютерные игры, но и все больше и больше времени проводил, днем и ночью смотря телевизор. Он подумал, что скоро совсем отупеет от всего этого.

Уже наступила полночь, когда он наконец выключил ящик. И он сделал это только потому, что за «Аб фаб» на канале «Голд» шел «Викарий из Дилби», а это напомнило ему о Мойре. Он опять ей даже не позвонил. Сейчас уже было очень поздно, а ведь он даже не сказал ей, что уезжает. Кроме того, если кто-то из ее девочек пытался позвонить ему на мобильный, то они узнали, что телефон весь день был отключен. Он до сих пор оставался выключенным. Келли больше не нравилось, если в его жизнь постоянно вмешивалось нечто звенящее в кармане, даже если он сам не знал, что представляет собой его жизнь. Он понимал, что играет в русскую рулетку, когда не дает Мойре и девочкам возможности в любой момент найти его. Но сейчас, сказал он себе, нет смысла проверять неотвеченные звонки, потому что он в любом случае не сможет сделать ничего толкового до утра.

Келли разделся и забрался в узкую кровать, где пролежал несколько часов, не сомкнув глаз, размышляя над тем, что опять делает из своей жизни. Снова и снова он спрашивал себя, какой черт в него вселился, что заставил его ехать через всю страну наудачу, пока наконец, как всегда, под грузом собственной несостоятельности и проблем, измученный ноющим чувством вины, он не погрузился в беспокойный сон.

На следующее утро, несмотря ни на что, он проснулся со свежими силами, что было одним из преимуществ, а может, подумал Келли, и единственным преимуществом привычки не пить, когда у тебя все плохо.

Он сел на первый прямой поезд до Ньютон-Эббота и на этот раз сразу же плюхнулся на сиденье в купе вагона второго класса. Он старался не думать о Хэнгридже и безвременной кончине Коннелли. Дорога до Ньютон-Эббота была очень долгой, несмотря на то что в этот раз все шло гладко, без инцидентов и задержек.

Келли хотел было заснуть, но сон не шел к нему. Время от времени ему хотелось пойти в бар и пропустить парочку скотчей. Это решило бы все его проблемы. А перспектива еще одной диетической колы совсем не радовала.

На станции он купил несколько газет и заставил себя прочитать их от начала до конца, хотя они и показались ему в этот день абсолютно неинтересными. Так он продержался до самого Бирмингема.

Затем он включил мобильник, чтобы позвонить. Всего лишь один звонок, пообещал он себе. У него не было адреса Крейга Фостера, и он полагал, что не стоит пытать удачу с Джорджем Солтом. Поэтому он решил сделать один короткий звонок в «Вечерний Аргус» и попросить Салли, секретаря издателя, с которой у него всегда были хорошие дружеские отношения, найти адрес Крейга Фостера в библиотеке газетных вырезок. У него не было ни малейшего представления, откуда Крейг родом. И он не надеялся, что его дом окажется на западе, а не где-нибудь на другом конце страны. Он также не имел представления о том, как долго Крейг проходил службу в Хэнгридже. Но Карен сказала, что смерть молодого солдата упоминалась в прессе и что, в конце концов, в «Аргусе» должны быть сообщения о выводах следственной комиссии.

Как только Келли начал набирать номер, на его мобильник пришло вчерашнее SMS. Это была Дженифер, дочь Мойры. Опять хотела узнать, где он. Келли дал себе обещание, что после звонка в «Аргус» сразу же позвонит Мойре и извинится.

Салли, казалось, была искренне рада услышать его.

– Как дела, старый пидор? – ласково спросила она.

Салли была настоящей девчонкой из Девона, родилась и выросла в Саутхэмсе, и, как у всякого истинного девонца, слово «пидор» в ее словаре было ласкательным.

Келли тоже родился и вырос в Девоне, в Торки, и хорошо был знаком с этим словом, хотя не раз был удивлен реакцией других людей.

– Прекрасно, радость моя, – ответил он нежно. – А теперь, когда слышу твой голос, даже еще лучше.

– Да, да, дорогой мой, – ответила она сладким голосом. – Ну, так что же ты хочешь?

– С чего ты взяла, что я чего-то хочу, красавица моя?

– О, я всегда умела читать твои мысли, старый пидарас, – любезно ответила Салли. – Как ни крути, люди не меняются. И кстати сказать, я с полудня свободна, так что, если ты не напряжешься прямо сейчас, ничего не получишь.

Келли улыбнулся и выложил свою просьбу относительно Крейга Фостера.

– Пожалуйста, поищи его не только по имени, но и проверь вырезки из газет относительно Хэнгриджа и девонширских стрелков. Больше всего меня интересует какой-нибудь адрес или хотя бы город, район. Я точно знаю, что были какие-то статьи, и, вне всякого сомнения, имеется доклад следствия, но бог его знает, было ли все это зарегистрировано, как сейчас ведутся дела в библиотеке.

И они обменялись мурлыканьем о том, какой удобной раньше была библиотека газетных вырезок «Аргуса». И о том, как теперь, с переходом большинства газет на компьютерные базы данных, без сохранения бэкграунда, резко упало качество газетной работы.

Несмотря на все это, Салли обещала помочь ему, как только сможет, и перезвонить, если найдет какую-либо информацию.

Келли уселся поудобнее на своем сиденье. Солнце светило как раз с его стороны поезда. Но оно пекло не сильно, так как взошло еще невысоко. И Келли вдруг почувствовал себя в тепле и удобстве. Он решил, что позвонит Мойре попозже, когда они будут ближе к дому. Не прошло и нескольких минут, как солнце, тряска и чувство удовлетворения оттого, что он начал хоть что-то делать, убаюкали его. И Келли заснул. Полчаса спустя он был внезапно разбужен звонком мобильника.

– Я кое-что нашла, – услышал он голос Салли в трубке телефона. – На последней полосе, когда Крейг Фостер умер, доклад следствия, как ты и говорил, и сообщение о смерти. Тебе повезло, они по-прежнему все это вырезают. И парень, кажется, был из местных.

– Это просто замечательно, – перебил ее Келли возбужденно.

Сообщения о смерти обычно содержат всю информацию о человеке, включая хотя бы приблизительный адрес. Ему всегда нравилось добиваться чего-нибудь подобного, что бы ни следовало за этим. А за этим непременно что-нибудь следовало.

– Ты не прочитаешь мне?

– Фостер, Крейг Энтони, стрелок. Горячо любимый сын Питера и Марсии Фостер. Грейндж-роуд, Баббакомб, Торки. Погиб в результате несчастного случая во время военных учений. Тяжелая потеря.

– Спасибо тебе огромное, – сказал Келли. – Не могу поверить, что тебе удалось найти заметку о смерти. Это просто круто.

– Да, компьютерная система и вправду очень эффективна: если информация туда закачана, можно без проблем ее найти, – сказала она. – Проблема в одном: я могу сказать тебе лишь то, что кто-то до этого уже сказал компьютеру. Думаю, ты понимаешь, о чем я.

– Да, но никто не умеет работать с системой лучше тебя, Сэл, – ответил Келли.

– Буду считать, что это комплимент, хорошо?

– Пожалуйста. Это и был комплимент. Ну, почти.

– На твоем месте я бы остановилась, пока тебя не занесло слишком далеко.

– Хорошо. Еще раз спасибо, Сэл.

– Ладно. Ты хочешь, чтобы я отправила тебе по факсу доклад следствия и другую статью?

– Да, пожалуйста. – Он дал ей номер своего факса. – Я твой должник, Сэл, – сказал он.

– Должник? Ты мой должник? Я пошлю тебе счет-фактуру.

– Да, если хочешь. Ты, как никто другой, знаешь, как плохо у меня с бумажной работой.

Она дружески хихикала, пока они по-настоящему тепло прощались. Салли и их постоянное дружеское подшучивание было одним из тех аспектов работы в газете, о котором Келли вспоминал с сожалением. Но он напомнил себе, что были и другие моменты, которые он рад оставить в прошлом.

Келли набрал справочную службу. Разумеется, он помнил, что они не дают адреса. Однако он знал нехитрый трюк – спросить П. Фостера и назвать номер дома наугад. Келли спросил П. Фостера, номер семь, Грейндж-роуд.

Ответ последовал моментально. Как Келли и надеялся.

– Есть только П. Фостер в доме шестнадцать, сэр.

Еще одна победа. Келли откинулся на сиденье, выключил телефон и в считаные минуты снова уснул.

Он приехал обратно в Ньютон-Эббот примерно в двадцать минут шестого. С опозданием всего лишь на несколько минут. Это чудо, подумал он. Немного удачи, и он сможет быть в Баббакомбе около шести, несмотря на час пик. И он решил сделать это. На самом деле он просто не мог устоять.

Келли сразу же решил, что и этот визит он нанесет без предупреждения. Прием он получит холодный, но, как старый журналист с Флит-стрит, Келли знал, что преимуществ у этого метода больше, чем недостатков.

Движение было не очень плотным, и в основном все двигались из Торки навстречу Келли, когда он ехал по А380 через Кингскерсвел. Он свернул налево у больницы, по направлению Баббакомба, который находился в северной стороне чуть ближе к центру Торки, чем его район Святой Марии.

Грейндж-роуд была приятной улицей с маленькими довоенными домиками в самом центре деревни Баббакомб, напротив набережной. Это место было полной противоположностью Бель-Вью. У каждого дома был аккуратный ухоженный садик, все было недавно покрашено.

Было уже темно, и Келли щурился от света псевдовикторианского фонаря, прикрепленного к стене около входной двери дома номер шестнадцать. Он стоял на ступеньках, и свет падал прямо ему в глаза. Келли оглянулся. На улице было совершенно тихо. И снова – чувство, что он незваный гость. Но Келли и в этот раз поборол его, с ловкостью, которую ему придавали годы работы профессиональным незваным гостем. Гостем, который вмешивается в жизнь других людей.

Звонка не было. Однако посреди крашенной в белый цвет двери блестело медное кольцо, с помощью которого можно было постучаться. Но дверь открылась, не успел Келли поднять правую руку, чтобы схватиться за кольцо.

Перед ним стояла женщина. Очень худая и несколько болезненного вида, с неестественно темными волосами, одетая в черное с ног до головы.

– Мистер Стайлз? – сразу же спросила она.

– А… нет, – сказал Келли растерянно. И начал представляться. – Я…

– Но вы из «Стайлз-энд-Мерчент»? – резко перебила его женщина.

– Да нет, – повторил Келли.

– А… – Женщина выглядела озадаченно. – Похоронное бюро, – сказала она, будто бы подсказывая ему. – Вы не из похоронного бюро? Я прождала весь день.

Теперь настала очередь Келли удивляться. Крейг Фостер умер больше шести месяцев назад, и об этом свидетельствовали не только слова полковника Паркера-Брауна, но и заметка о смерти, напечатанная в «Аргусе». Келли не нашел что сказать и только помотал головой.

– А-а, – опять сказала женщина. – А я ждала людей из похоронного бюро.

Голос ее затих.

– Простите, – сказал Келли, пытаясь взять под контроль не только свои мысли, но и голос. – Я не знал, что вас недавно постигла утрата. Если бы мне было известно, я бы не пришел.

Женщина, с любопытством уставившись на него, спросила:

– Тогда кто же вы? И что вам надо?

– Это касается вашего сына Крейга. Простите. Я зайду в другой раз.

Она посмотрела на него еще немного, сначала с некоторой неуверенностью, а затем как будто приняла решение.

– Нет, – сказала она. – Не уходите. Не уходите, если это касается Крейга. Филипп бы не хотел этого. Я знаю, он бы этого не хотел.

– Я… Я не хочу потревожить вас, – проговорил он, запинаясь.

Конечно же, он хотел потревожить ее. Он не хотел испортить одну-единственную возможность найти подход к этой женщине.

– Мы очень хотели, чтобы вы пришли, – сказала она, широко открыв перед ним дверь.

Келли сразу же вошел. Он понимал, что миссис Фостер, должно быть, его с кем-то путает. Но просто не мог устоять перед приглашением.

Она привела его в маленькую опрятную кухню и жестом пригласила сесть за блестящий новый сосновый стол. Черно-белый спаниель лежал, свернувшись калачиком на коврике у входной двери. Увидев Келли, он открыл один глаз, а затем снова закрыл. Домашняя собачка, подумал Келли. Миссис Фостер предложила ему чашечку чая, и он согласился.

Чайник уже стоял на столе. Чай был темно-коричневого цвета, и по температуре кружки, которую она подала ему, Келли понял, что чай едва тепленький. Келли потянулся за сахарницей и на всякий случай положил себе не три, как обычно, а четыре ложки. Но холодный чай все равно был горьким на вкус, и Келли пришлось делать над собой усилие, чтобы пить.

– Итак, что же вы пришли сообщить нам? – спросила она. И в голосе этой женщины слышалось обвинение.

– Вообще-то я надеялся, что у вас будет что мне сказать, – ответил он.

Теперь она выглядела весьма раздраженной.

– Последние шесть месяцев своей жизни мой муж только и занимался тем, что писал письма. Единственное, что он хотел, – узнать, что же точно случилось с нашим Крейгом. Не так уж много, не правда ли? Но пока что никто из армии не сказал нам ни слова, не считая того, что мы услышали в несколько первых недель. Но даже тогда нам рассказали очень мало. Мой Филипп не хотел доставлять кому-то неприятности. Он был не таким человеком. Он всего лишь хотел получить информацию. Вот и все. Чтобы с ним нормально поговорили. – Ее голос стал мягче. – Он просто обожал нашего Крейга. Правда. Просто обожал его.

Келли начал быстро соображать. Отношение миссис Фостер к этому делу кардинально отличалось от отношения Нила Коннелли. Но с другой стороны, в данном случае прошло уже шесть месяцев, и она по крайней мере отошла от первоначального шока после смерти сына. Келли решил, что добьется большего от этой встречи, если с самого начала будет честным.

– Миссис Фостер, я не из армии, – сказал он.

– Не из армии?

Ее удивление теперь переросло в испуг. Келли почувствовал себя немного виноватым, даже просто потому, что находится в ее доме. Но он и не думал останавливаться.

Он посмотрел на женщину напротив него. Она выглядела усталой и измученной. Словно жизнь преподнесла ей немало неприятных сюрпризов. Взгляд ее был потухшим. Он глубоко вздохнул и начал свой рассказ:

– Миссис Фостер, я пришел поговорить с вами о том, как умер ваш сын. Послушайте, быть может, я беспокою вас понапрасну в такое тяжелое для вас время, тогда я заранее приношу свои извинения. Но произошла еще одна якобы случайная смерть в Хэнгридже.

Он уже собирался рассказать ей все: и о том, как встретил Алана Коннелли в баре, и о том, что сказал ему молодой парень за несколько минут до смерти. Но миссис Фостер перебила его.

– Еще одна смерть, – сказала она, и ее глаза вдруг засверкали. – Выходит, что уже три смерти. Три смерти не более чем за семь месяцев.

Келли был абсолютно растерян.

– Как это, три смерти? – спросил он.

– А вы разве не знали?

Миссис Фостер взяла свою кружку чая и начала пить аккуратными маленькими глоточками, будто он был намного горячее, чем чай Келли.

Он помотал головой:

– А…

Миссис Фостер сделала еще один глоток. Казалось, она никуда не спешила. Но ведь, несмотря на вспышку интереса, которую она проявила, когда Келли начал было рассказывать об Алане Коннелли, она все-таки была женщиной, не способной уже куда-либо спешить. Келли понял, что лучше не давить на нее. Он ждал.

Прошло несколько секунд, и она снова заговорила.

– Джосси была первой, – сказала она. – Или, по крайней мере, первой, о которой нам известно. Джослин Слейд. Но ее всегда называли просто Джосси. Крейг всегда так ее называл. Она была его девушкой. Ну, они знали друг друга не так уж долго, и у меня нет ни малейшего представления о том, насколько серьезно у них все было.

– И она служила в Хэнгридже? – Келли был озадачен. Сам того не зная, он точь-в-точь повторил фразу Карен. – Я даже и не знал, что в пехотном полку проходят службу женщины.

– Нет. Джосси была из корпуса генерал-адъютанта. Она проходила пехотное обучение в Хэнгридже. Ее должны были послать в Северную Ирландию с ее полком. Так они и познакомились с нашим Крейгом.

– Вот оно что. – Келли прервал поток мыслей миссис Крейг и винил себя за это. – Пожалуйста, продолжайте, – попросил он. – Вы можете мне рассказать все о смерти Джосси?

Миссис Фостер кивнула:

– Крейга это очень взволновало. Ей тоже было девятнадцать. Всего лишь на несколько месяцев младше нашего мальчика. Она умерла от огнестрельных ранений, всего несколькими неделями раньше, чем наш Крейг. Это было неправдой, знаете, наш Крейг всегда говорил, что это неправда. Поэтому мой Филипп взялся за это дело, понимаете? Он все звонил и писал письма вплоть до своей смерти. Он пытался узнать, что же все-таки случилось. Что случилось на самом деле, как он говорил. Но вы же знаете армию. Они захлопнули перед нами дверь. И нам так ничего и не сказали. Вот отчего еще больнее, я думаю. Наш мальчик умер, и никто даже не соизволил по-человечески с нами поговорить об этом. Понимаете, он так и не смог этого пережить, мой Филипп. У него было больное сердце, но он справлялся, делал то, что говорили доктора. Он научился жить с этим. Но когда Крейга не стало…

Голос ее замолк. У Келли в голове была тысяча вопросов, и ни один из них не касался Филиппа Фостера. Но он знал, что еще не пришел нужный момент. Если Марсия Фостер ходит вокруг да около, значит, ей это необходимо.

У Келли был за плечами богатый опыт. Он не одно десятилетие брал интервью у людей, потерявших близких и находящихся в стрессовом состоянии. Он знал, что лучше не вмешиваться и не перебивать.

– После смерти нашего Крейга Филипп перестал следить за собой, смотреть, что он ест, делать регулярные упражнения, как ему советовали доктора. Он начал работать с утра до вечера, Бог свидетель, чтобы забыться, я думаю, и он даже снова начал курить. В конце концов его сердце просто не выдержало. Вот так. Шесть месяцев назад я похоронила сына, а сейчас я хороню мужа.

Келли выждал несколько секунд, прежде чем заговорить:

– Миссис Фостер, как именно умерла Джослин Слейд? Ее смерть тоже посчитали несчастным случаем, произошедшим во время учений?

– Она была на посту. Стояла за территорией лагеря у главных ворот. Сказали, что она покончила с собой, застрелилась. Но, понимаете, Крейг никогда в это не верил. В том-то все и дело. Он всегда говорил, что Джосси не могла убить себя. Только не моя Джосси, говорил он. Даже после того, что они с ней сделали. Только не самоубийство. Только не Джосси. Но, честно говоря, мы относились с недоверием к его словам, потому что он был так расстроен, ведь она же была его девушкой. Если бы он согласился с тем, что это самоубийство, тогда он начал бы винить себя, правда? И понимаете, мы никогда с ней не встречались. Но когда нашего Крейга тоже не стало, спустя всего шесть недель, это было, ну… наводило на определенные мысли. Что-то не…

– А что, по мнению Крейга, на самом деле случилось с Джосси? Он думал, что ее кто-то убил? И если так, то почему?

– Он все время говорил, что Джосси не покончила с собой. Он говорил, ее убили из-за того, что с ней произошло. И мы спрашивали, что он имеет в виду, говоря «из-за того, что с ней произошло»? Но он только говорил, что в армии есть мужчины, для которых слово «нет» – не ответ, и они неприкосновенны. И больше ни слова. Но теперь, когда его не стало, мы подумали, что, вполне может быть, он просто боялся говорить. Но иногда, ну… Он любил немного рассказывать небылицы, делать из всего драму, и мы особо на это не обращали внимания, честно признаться. Оглядываясь назад, мы с Филиппом не раз задумывались о том, что он не сказал нам чего-то очень важного. Он все продолжал говорить о Джосси и о том, что он знает то, что ему знать не положено. Но он никогда не говорил, что именно.

Марсия Фостер резко замолчала.

– Послушайте, кто вы? Если вы не из армии, то кто вы?

Келли постарался ответить на ее вопрос. Это было нелегко. Бывший журналист, собирающийся стать писателем, снова сующий свой нос в чужие дела. В этом вся его жизнь, только теперь он даже не зарабатывает этим на хлеб. На самом деле было очень сложно хотя бы наполовину объяснить миссис Фостер, почему он интересуется всеми этими смертями. Возможно, оттого, что он и сам не знал точного ответа на этот вопрос.

Однако миссис Фостер, казалось, это удивляло намного меньше, чем самого Келли.

– А, так вы журналист, – ответила она. – Ну, это многое объясняет.

– Да, – сказал Келли, который отнюдь не был уверен, что это что-то объясняет, но был чрезвычайно рад, что она так думает.

И тогда он рассказал ей, откуда возник этот его интерес. Все о встрече с Аланом Коннелли в пабе и о том, что сказал ему молодой человек.

– Как бы я хотела, чтобы мой Филипп сейчас оказался здесь, – сказала она. – У него не было сил сражаться так, как он мог в былые дни. И никто его не слушал. Я думаю, это его и убило. Знаете, нам ведь даже пришлось бороться за то, чтобы нам вернули вещи Крейга, и мы так и не получили все его вещи. Точно знаю.

– А как насчет семьи Джослин Слейд? – спросил Келли. – Что они думают?

– Мы только знаем, что у нее есть мама. Крейг говорил, что она больна уже несколько лет. Мы написали ей, когда Джосси умерла. У моего Фила хорошо получались такие вещи. Но так и не получили никакого ответа. А когда умер Крейг, Фила ничто, кроме этого, не интересовало. Хотя Фил всегда думал, что есть какая-то связь между смертью Джосси и Крейга, но он был так слаб, так тяжело болен, что просто не был способен проследить за этой нитью. А я… я полностью была погружена в заботу о Филе. А вы думаете, что их смерти были как-то связаны, мистер Келли? Вы думаете, Крейга и его Джосси убили?

– Я не знаю, миссис Фостер. У меня пока что нет достаточной информации. Единственное, что я знаю, – это то, что три молодых человека умерли неожиданно и при неясных обстоятельствах в течение короткого промежутка времени. А третий предсказал свою собственную смерть. «Они убили остальных, убьют и меня», – сказал он. Все это, миссис Фостер, по меньшей мере очень подозрительно.

Келли был очень взволнован, когда садился в машину. Три смерти в Хэнгридже. Что же происходит там на самом деле?

Все действительно походило на то, что Келли был прав с самого начала. Что его не подвел инстинкт, говоривший ему, что в смерти Алана Коннелли есть что-то подозрительное. Размышляя о том, каким же будет его следующий шаг, он полез в карман за своим мобильным и попытался его включить. Но тот не работал. Келли поднес телефон к панели внутреннего освещения и посмотрел на дисплей. Черт. Батарейка села. Он забыл взять с собой зарядное устройство, когда поехал в Шотландию, и, скорее всего, телефон окончательно сел, когда Келли звонил из поезда. С тех пор он больше его не включал. И теперь ему даже не узнать, звонили ли Мойра или девочки.

Он посмотрел на часы. Было около половины десятого. Все еще не слишком поздно, чтобы заглянуть к ним. Они будут рады его видеть.

По прибрежной дороге, вдоль которой выстроились ряды красивых, украшенных цветами маленьких отелей, Келли за пятнадцать минут доехал от Баббакомба до улицы Церкви Святой Марии, где был дом Мойры. Он остановился у выкрашенного в бледно-голубой цвет дома и, что уже стало привычным, несколько секунд посидел в машине, настраиваясь на предстоящий визит. Все это было ужасно. Но он ничего не мог с собой поделать.

Спустя несколько минут он выбрался из машины и пошел через тротуар к главным воротам дома Мойры. И только тогда он внимательно взглянул на дом. Свет не горел. Вообще не было никакого света. А они всегда оставляли свет, когда темнело, потому что Мойра больше не могла покинуть дом и кто-то из девочек сидел с ней. И он знал, что даже когда она пыталась поспать, они все равно оставляли приглушенный свет.

У Келли сердце ушло в пятки. Он позвонил в звонок, постучал в двери, он кричал в почтовый ящик. Никакого ответа. В доме действительно никого не было.

Он повернулся спиной к дому и прислонился к входной двери. Вечер был холодный, но Келли чувствовал, что вспотел. Ладони были мокрые, а лоб горел. Келли закрыл глаза. Его трясло.

– О господи, – бормотал он. – Не может быть. Этого не может быть. Еще не сейчас. Она не могла.

Машинально он полез в карман за телефоном, но вспомнил, что тот не работает. В конце дороги была телефонная будка. Келли побежал туда. Он не решался садиться за руль, даже на такое короткое расстояние.

Ему пришлось вынимать записную книжку, чтобы найти мобильный телефон Дженифер. Он сунул монеты в автомат и набрал номер.

– Мы пытались тебе дозвониться с самого утра, Джон, – сразу же ответила Дженифер. – Маме стало плохо ночью, и рано утром мы вызвали доктора. Мы хотели сразу же позвонить и тебе, но она нам не дала. Ты же знаешь, какая она. Она сказала, что доктор ей что-нибудь вколет и ей сразу станет лучше. И что она не хочет тревожить твой ночной сон. Потому что ты встаешь рано и работаешь. По крайней мере, доктор сделал все, чтобы ей стало лучше, но, я думаю, он уже мало чем может помочь. И он позвонил попозже, сказать, что нашел ей место в хосписе в Ньютон-Эбботе. Мы все с ней.

– Я еду, – сказал Келли.

Он быстро направился к машине, стараясь успокоиться. Мойра не умерла, но она умирает. Таков был смысл этих слов, как их ни толкуй. И в последнее время этого можно было ожидать. Его действительно затрясло, когда он приехал к Мойре домой и увидел, что свет выключен и дом закрыт. И как всегда, его пожирало чувство вины. Он ощущал это почти физически, будто какое-то злобное существо поглощает его внутренности. Он никак не давал о себе знать в течение двух дней. И Мойра запретила будить его ночью, поскольку он работает над книгой. Что на самом деле было плохой шуткой.