На основании предыдущей главы могло сложиться впечатление, что нешаблонное мышление необходимо главным образом при изобретении или конструировании различных механических устройств и приспособлений. Однако, насколько бы интересными эти устройства ни были, они не играют существенной роли в повседневной жизни; отсюда и строгая ограниченность желания создавать такого рода устройства. Как мы уже указывали, устройства как таковые не суть важны; просто на примере наиболее удобно показать процесс нешаблонного мышления в действии.

Если в качестве иллюстрации способов возникновения новых идей использовать область науки, то также может сложиться впечатление, что нешаблонное мышление применяется исключительно в научно-исследовательской деятельности. А поскольку большая часть людей не занимается ни изобретательством, ни научной работой, то нешаблонное мышление может показаться роскошью, без которой вполне можно обойтись. Однако это не так, ибо способ мышления, показанный на примере возникновения как научных идей, так и обычных изобретений, в равной мере может быть распространен на другие области. Процесс в основном один и тот же. Мать, которая ставит ребенка в детский манеж, чтобы он не срывал игрушки с рождественской елки, использует один вид мышления; отец, который считает, что было бы более разумно поставить в манеж елку, а не ребенка, применяет другой вид мышления. Каждый человек может вспомнить не один пример из собственной практики, когда использование нешаблонного мышления оказывалось весьма полезным.

В тот самый день, когда мне в голову пришла идея использовать для решения проблемы воздушные шары, не прибегая к помощи электронной вычислительной машины, я получил урок, показывающий узость шаблонного мышления. Однажды я предоставил приятелю свою квартиру на время уикенда; вернувшись домой, я обнаружил, что настольная лампа не работает. Убедившись, что штепсель в порядке, я сменил лампочку и осмотрел пробки. Не добившись успеха от приложения всех этих прямых усилий, я неожиданно понял, что приятель, не знавший моих привычек, просто-напросто выключил общий свет, вместо того чтобы воспользоваться выключателем на самой настольной лампе, как обычно делаю я. Сосредоточив внимание главным образом на настольной лампе и продолжая мыслить и действовать по шаблону, я создал проблему, которая фактически оказалась простейшей ситуацией. Если бы я переместил свое внимание с лампы на другие факторы, такие, например, как приход моего приятеля, проблема бы не возникла.

Человек всегда склонен следовать по пути наивысшей вероятности. Он даже готов отказаться от тех выгод, которые сулит ему нешаблонное мышление на том основании, что его не интересует получение новых идей; но готов ли он принять ограниченность шаблонного мышления? Новые идеи являются позитивным аспектом нешаблонного мышления, однако, человек, никогда не применяющий нешаблонное мышление, помимо потери позитивного аспекта этого вида мышления, просто ставит себя в невыгодное положение. Людей такого склада ничего не стоит обвести вокруг пальца, ибо ход их мыслей всегда можно предугадать.

В борьбе джиу-джитсу преимущество всегда на стороне того, кто умеет предвидеть направление атаки противника, что позволяет ему обернуть силу и вес противника против него самого. Точно так же, имея возможность предсказать ход мыслей человека, мыслящего по шаблону, вы имеете перед ним значительное преимущество. На этом преимуществе построена работа фокусника. Все сценические трюки, за исключением тех, которые зависят от работы механизмов или ловкости рук, основаны на одном принципе — направить внимание публики по наиболее вероятностному пути мышления. Великий Гудини обычно обращался к публике с предложением надеть ему наручники.

Когда наручники были надежно защелкнуты, Гудини опускал руки в мешок и через несколько минут вынимал их свободными от наручников. Единственный способ освободиться от наручников — это сделать специальный штифт на кольцах. Штифт извлекался с помощью магнита, в результате чего кольца распадались и наручники падали. Пока внимание публики было сосредоточено на том, чтобы как можно лучше защелкнуть наручники, Гудини в метко просто разобщал кольца, а потом снова замыкал их.

Тот же самый принцип использовал Гудини в аттракционе с распиливанием женщины. Женщина помещалась в деревянный ящик, который приподнимался над ареной так, чтобы никто не мог ни войти, ни выйти из него. Гудини открывал один конец ящика и показывал публике голову женщины, затем второй — и показывал ноги. После этого ящик распиливался пополам, однако, женщина оставалась целой и невредимой. Шаблонно мыслящие люди были удивлены, поскольку они ясно видели, что из ящика никто не выходил и на всем протяжении номера в нем находилась одна и та же женщина. На самом же деле основная часть фокуса выполнялась до того, как ящик отрывался от арены. Ящик устанавливался точно над люком в полу арены, и, как только публика, осмотрев ящик, убеждалась, что он пустой, одна женщина залезала в пего сверху на виду у публики, а другая — снизу, через люк, тайно от публики. Голова и ноги, которые Гудини показывал зрителям после того, как ящик подвешивался над полом, принадлежали уже двум женщинам, между которыми проходила пила во время исполнения номера.

В этом отношении любопытен и другой сценический фокус Гудини. Четыре индуса в высоких тюрбанах выносили на арену женщину, лежащую на ровной стеклянной доске. Индусы поддерживали доску с четырех углов. Затем Гудини набрасывал на женщину большое покрывало; и через несколько мгновений, когда покрывало вдергивалось, женщины на доске уже не было.

Секрет этого фокуса заключался в следующем: один из четырех индусов-носильщиков был просто полым манекеном, в который женщина пряталась, пока находилась под покрывалом. Находясь внутри манекена, она покидала арену.

Фокусы Гудини, если их объяснить, чрезвычайно просты, но в свое время они производили на зрителей огромное впечатление, особенно когда сопровождались магическими заклинаниями, которые направляли публику по тому наиболее высоковероятностному пути мышления, по которому она сама страстно желала идти. Чтобы понять истинное положение дел, нужно пойти по менее вероятностному пути, который резко сворачивает с торной дороги высокой вероятности.

Если такой поворот не сделать вовремя, то шаблонное мышление не позволит нам вернуться назад к исходному пункту.

Фокусник создает совершенно искусственную ситуацию, однако она весьма четко показывает, как легко обмануть зрителя, который пользуется только высоковероятностным, или шаблонным, мышлением. Мошенники, торговцы и политиканы оказались бы не у дел, если бы мы применяли нешаблонное мышление столь же естественно, как и шаблонное. Их успех определяется тем, насколько умело они направляют других по высоковероятностному пути мышления в соответствии со своими намерениями. Подчеркивая, по своему желанию, определенные моменты в ситуации, они создают высоковероятностный путь там, где его ранее не было и в помине. (В данном контексте не имеет смысла определять высоковероятностный путь мышления, как путь, которого придерживается большинство людей, ибо такое определение было бы тавтологией.

Высоковероятностный путь мышления определяется на функциональном, нейрологическом уровне как путь максимального облегчения процесса мышления, которое достигается за счет узнавания и видоизменения актуальной мотивации.) И хотя жизненный опыт нельзя изменить с легкостью, тем не менее путем умелого управления мотивациями стремление к высокой степени вероятности можно значительно ослабить.

Лица, имеющие естественную склонность к применению нешаблонного мышления, это в основном журналисты либо рекламные агенты, работа которых предполагает умение видеть явления с разных точен зрения. Что же касается представителей таких профессий, которые используют жесткое шаблонное мышление, то к ним относятся преимущественно юристы, врачи и в некоторой степени бизнесмены, то есть все те, кто предпочитает иметь дело с явлениями устойчивыми, четко определенными, ибо только в этом случае имеется возможность с пользой приложить свой жизненный опыт и технические знания.

А к какой категории относится художник? В своих поисках нового взгляда на вещи, посвятив себя всецело разрушению отживших условностей восприятия, разве не художник выступает как главный носитель нешаблонного мышления? В мире искусства нешаблонное мышление имеет более самоутверждающее название — творческое мышление. Художник не отгораживается от новых идей, веяний и случайностей. Он стремится развить в себе крайнюю чувствительность и эксцентричность, избежать укоренившихся взглядов на вещи, нередко намеренно доходя до безрассудства. Культ психоделического поведения представляет собой сознательную попытку усилить остроту восприятия для того, чтобы найти более значимый и интересный взгляд на вещи.

Не это ли составляет квинтэссенцию нешаблонного мышления?

Однако творческое мышление слишком легко останавливается на полпути — на стадии хаоса. По сути, у малоталантливого человека нет иного выхода. В искусстве сам по себе уход от старых идей возводится в ранг добродетели. Оригинальность — вот к чему стремится искусство. Здесь всегда живо желание выйти из границ укоренившегося порядка в безграничную возможность хаоса, и нередко один только этот шаг рассматривается уже как достижение, в то время как он — лишь первая стадия на пути к достижению. Подлинная цель нешаблонного мышления состоит не в блуждании по бесформенному хаосу, а в нахождении в этом хаосе плодотворной новой идеи.

Новая идея, скорее всего, должна обладать классической простотой формы; в любом случае она должна быть упорядоченной, что весьма далеко отстоит от бесформенности давшего ей жизнь хаоса.

Идеал, которого стремится достичь нешаблонное мышление, — это простота при крайней утонченности, простота самой идеи, весьма эффективной в действии и элементарно простой по форме. Эта простота богатства, по не скудости, изобилия, но не голода.

В искусстве же, для которого не существует объективной конечной цели, слишком легко достичь стадии хаоса и на этом остановиться. Изобретатель, работающий над созданием обреченных на бездействие механизмов, естественно, не вызывает особого доверия, поскольку он не достиг реальных результатов. Но как определить ту грань, которая разделяет поиски художника в сфере свободной формы и достижение им действительного синтеза художественной формы и реального содержания? Объективного критерия в данном случае не существует. Что же касается субъективных оценок, то они не всегда верны, ибо даются либо теми, кто неспособен отказаться от старых представлений, либо теми, для кого уже сам по себе отход от старого является достижением.

В данной ситуации неизбежно должна процветать причудливость ради причудливости. Гротеск и эксцентричность являются наиболее элементарными и доступными формами новизны. Однако подлинно новая идея никогда не будет причудливой потому, что она независима и совершенна сама по себе. Причудливые идеи по представляют собой ничего нового, они просто являются искажением старых. Мы уже говорили о намеренном искажении старой идеи как о способе получения новой, но это только метод, а не коночная цель, не само достижение. Использованная в первых автомобилях измененная конструкция извозчичьей коляски в качестве кузова и до сегодняшнего дня не получила радикально новой конструкции. Искажения такого рода вполне оправданы, ибо есть надежда, что они со временем приведут к новой идее. Другое дело, когда сами искажения претендуют на роль новых идей.

Если бросить камешек в один из цилиндров прекрасно работающего автомобильного двигателя, то стук двигателя при этом будет чрезвычайно оригинальным. Кто-то, возможно, удивится столь странным звукам разрушения, а кто-то использует этот звук в качестве стимулятора новой идеи, касающейся, например, изменения конституции двигателя (к примеру, двигатель без цилиндров), либо использования самого звука и т. д. И не вина художника, что в мире искусства склад ума первого типа ошибочно нередко принимается за второй. Подлинно творческое мышление, видимо, есть особая форма нешаблонного мышления, и ее следует отличать от поддельного творческого мышления.

В известном смысле наука является высшей формой искусства, поскольку здесь совершенство новой идеи не является делом вкуса или моды. И хотя науке явно на достает эмоциональной насыщенности и всеобщей притягательной силы, тем не менее ей внутренне присуща строгость.

Различие между требованиями искусства и науки особенно наглядно представлено в творчестве Леонардо да Винчи. Искусство Леонардо прекрасно — это несомненно. Однако и его научные идеи подчас определялись единственным критерием — красотой. Так в набросках предложенного им летательного аппарата Леонардо больше внимания уделил оформлению приспособлений, помогающих воздухоплавателям сойти с аппарата на землю, чем самой летательной способности аппарата. Великого художника больше занимала завершенность того, что было доступно восприятию, нежели реализация того, что может понять только посвященный.

Ученые могли бы много узнать у художников о нешаблонном мышлении. Однако любой художник чувствовал бы себя крайне неловко, если бы ему пришлось довести свое нешаблонное мышление до логического конца. Если кто-то считает, что образ жизни художника, в его карикатурном виде, и есть наиболее полное выражение нешаблонного мышления, то он совершенно неверно представляет себе природу этого процесса. Нешаблонное мышление стремится избежать господства строгих и общепринятых взглядов на вещи, однако цель его — не беспорядок, а новая, более простая упорядоченность. Беспорядок — лишь средство, но не цель. Нешаблонное мышление не имело бы смысла, если бы оно приводило лишь к замене старого порядка новым. Нешаблонное мышление занимается поиском новых, более простых и более действенных идей, однако более всего его интересует сам процесс, позволяющий одной идее сменить другую с тем, чтобы та, в свою очередь, вновь сменилась лучшей идеей и т. д.

Даже если вы в настоящее время вполне удовлетворены каким-то конкретным взглядом на вещь, имеет смысл время от времени заняться поисками другого взгляда на ту же вещь. Много общего с нешаблонным мышлением имеет юмор. Юмор возникает там и тогда, где и когда наиболее вероятностный взгляд на вещь вдруг осеняется другим, новым (и неожиданным) взглядом на эту же вещь. Однако и отличие от эвристического момента, при котором новый взгляд на вещи сразу же становится наиболее вероятным, здесь не происходит внезапной переоценки ценностей, так как наиболее вероятный взгляд на вещи не утрачивается. Мысль в данном случае колеблется между очевидным взглядом на вещь и неожиданным, но забавным взглядом. Подобное колебание — характерная черта юмористического нешаблонного мышления. Эффект этого колебания во многом зависит также от характера мотиваций, отсюда успех сексуального юмора.

Юморист, ведя беседу или находясь на сцене, по мере того как увеличивается его контакт с аудиторией, становится все более остроумным. Аудитория, в свою очередь, все с большей легкостью выявляет альтернативные взгляды на вещи и с готовностью принимает их.

Всякий, кто обладает достаточно развитым чувством юмора, гораздо лучше поймет природу нешаблонного мышления, нежели тот, кого природа не одарила этим чувством.