Однажды, всё в той же мастерской, где он работал уже немало недель, Попо спросил у Марселя:
— А ты ходил когда-нибудь на маяк, брат?
Марсель покачал головой:
— Нет. Никогда я там не был. Это ведь далеко от города, и мама не позволяет туда ходить.
— Меня тоже одного не пускают, — утешил его Попо. — Но папа Жан обещал мне и Фифине пойти туда с нами на этой неделе… И ты тогда пойдёшь, да?
Но Марсель снова покачал головой:
— Я бы очень хотел. Но в будни нельзя: мы ведь работаем. А в это воскресенье у меня конфирмация.
Глаза у Попо широко раскрылись.
— Ты идёшь на конфирмацию? — прошептал он. — У, какой ты большой! А мне ещё ждать и ждать… Тогда я не пойду ни на какой маяк, а останусь и погляжу на тебя… как ты будешь шагать по улице вместе с процессией.
Бедняга Попо знал, что сам он не сможет присоединиться к этой процессии — ведь у него до сих пор не было ботинок. Сколько папа Жан ни трудился, а всё ещё не мог позволить такой роскоши… А кто же пустит в эту процессию босоногого мальчика или девочку? Ясно, никто. Но всё же Попо не хотел упускать такой случай — хоть со стороны, а он обязательно поглядит и на процессию и на Марселя.
Все эти мысли отняли немало времени у Попо, а потом вот что пришло ему в голову.
— Послушай, — сказал он Марселю, — что, если мы будем так работать, так работать, чтобы дядя Жак отпустил нас среди недели?
— Не знаю, — сказал Марсель.
Но Попо не хотел останавливаться на полпути.
— Давай прямо сейчас попросим, — сказал он. — И дадим обещание очень хорошо работать. Вместе попросим, а?
— Давай, — не очень уверенно согласился Марсель.
И ребята пошли в другой конец мастерской, где дядя Жак стоял, согнувшись над низкой скамейкой и придерживая коленом кусок дерева. Плечи его равномерно подымались и опускались: он пилил и поэтому, конечно, не слышал того, что говорили Попо с Марселем, и даже не догадывался, о чём они собирались его просить.
Мальчики хотели подождать, пока дядя Жак кончит пилить, но он увидел их возле своего локтя и сам остановился.
— В чём дело? — спросил он.
Марсель, хоть и был постарше, не решался заговорить первым о таком деле.
— Скажи ты, Попо, — произнёс он.
И Попо сказал быстро и не глядя на дядю Жака:
— Папа Жан обещал взять нас с Фифиной на маяк в следующее воскресенье, а я позвал Марселя… Он тоже никогда не был. Но у него конфирмация. И я подумал: что, если мы будем очень хорошо работать, а на маяк пойдём среди недели? Конечно, если вы согласитесь… И папа Жан тоже… Мы будем…
Но тут дядя Жак прервал его:
— Среди недели, говоришь? На маяк?
Он положил пилу на скамейку, засунул руки в карманы штанов, подошёл к двери и выглянул на улицу.
— На маяк? — повторил он. — А ты уверен, что твой отец пойдёт среди недели? Разве он захочет терять целый день?
На это Попо ничего не мог ответить… Он стоял, ковыряя большим пальцем ноги земляной пол, и молчал. Марсель тоже молчал, и на лице его было написано: ну что, я ведь говорил тебе…
Дядя Жак перевёл взгляд на мальчиков и улыбнулся.
— Не огорчайтесь, — сказал он. — Мне тоже хочется пойти на маяк. Я думаю, что смогу оставить мастерскую на дедушку Дюрана, и тогда мы пойдём все вместе, и наши женщины тоже. Они приготовят что-нибудь поесть, и мы проведём там целый день… Например, послезавтра… Так и передай своему отцу, Попо. Я думаю, он тоже согласится…
Когда Попо к вечеру пришёл домой, он первым делом поделился с Фифиной этими чудесными планами.
— Ой, Фифина, — почти пропел он, — что я тебе скажу! Боюсь, ты не выдержишь и начнёшь плясать… Или нет — ты будешь смеяться и плакать от радости… Только одно ещё неизвестно…
— О чём ты говоришь, братик? — спросила Фифина. — Я не совсем понимаю тебя.
— А вот о чём. Дядя Жак согласился один день не работать, если наш папа согласится. И дядя Жак послезавтра поведёт свою семью на маяк, если наш папа сделает то же. Поняла? И у нас будет настоящая прогулка не в воскресенье, а послезавтра… Конечно, если папа Жан захочет.
— Давай скажем маме Анне, — сразу предложила Фифина.
— Давай.
— Ой, мама Анна, — почти запели они хором, — что мы тебе скажем, что мы тебе скажем!..
— Ну, говорите, говорите же, — ответила мама Анна.
И ребята рассказали ей про дядю Жака, и что он хочет пойти послезавтра на маяк, потому что в воскресенье Марсель ведь не сможет, и что если папа Жан согласился бы и не выходил в этот день в море, то и они могли бы…
— А вон и сам папа Жан там, на берегу, — сказала мама Анна, опуская руки.
Она закрывала ими свои уши, чтобы не оглохнуть от крика, который подняли её дети.
— Спросим его, — добавила мама Анна.
И правда, папа Жан уже подымался по склону. Вот он входит во двор и вот стоит уже на пороге хижины, а в руках у него большое серебристо-зелёное ожерелье. Только на самом деле это не ожерелье, а бечёвка с нанизанной на неё рыбой — сегодняшним уловом. Папа Жан выглядел усталым, но он улыбался. А плечи его, в капельках пота, выпиравшие из майки, были похожи на куски тёмного металла, смоченного дождём.
— Ой, папа Жан, — пропели на этот раз все трое, — что мы тебе скажем, что мы скажем, что скажем!..
— Ну, ну, без загадок. Говорите скорей.
И они все трое рассказали ему про дядю Жака, и что он хочет послезавтра отправиться на маяк на целый день, и что если папа Жан согласился бы и не выходил в этот день в море, то они могли бы пойти все вместе…
Когда стихла буря, поднятая их громкими и возбуждёнными голосами, папа Жан сказал:
— Конечно, я тоже хочу пойти. Только ведь мы собирались в воскресенье? Так? Зачем же терять целый трудовой день? Мы слишком бедны.
И тогда они все трое объяснили папе Жану, что в воскресенье его племянник Марсель никак не может, у него конфирмация, и он пойдёт по улице в новых ботинках, а они, конечно, будут смотреть на эту процессию хотя бы издали…
Папа Жан наклонил голову. Он думал. Для него не было пустяком пропустить целый рабочий день. Попо во все глаза смотрел на отца, он видел его склонённую голову, широкие плечи в капельках пота и через дверь за его спиной спускавшееся в море солнце.
— Скажи «да», папа Жан, — почти стонал Попо. — Скажи «да».
— Пожалуйста, скажи «да», — умоляла Фифина.
— Скажи, скажи «да», — прошептала мама Анна.
Папа Жан поднял голову и улыбнулся.
— Да, — сказал он. И ещё раз повторил: — Да, мы пойдём все вместе.