Тайна человека в перчатке

Бонзон Поль-Жак

Приключения полюбившейся юным читателям неразлучной шестерки друзей из Круа-Русс и их верного пса Кафи продолжаются!

Компания решает провести каникулы в Испании. Но на границе случается целый ряд происшествий, изменивших их планы.

Найденный ребятами загадочный предмет непонятного предназначения становится началом сложного расследования, которое приводит к самым неожиданным результатам...

Кто бы мог подумать, что обыкновенный мячик, выбивший стекло заброшенного подвала, может навлечь на своего хозяина такие страшные неприятности! Хорошо, что шестеро друзей из Круа-Русс всегда готовы прийти на помощь тому, кто в ней нуждается.

Выясняется, что в старом подвале происходит какая-то таинственная жизнь, течение которой оказалось нарушено.

В издание включены две повести - "Тайна человека в перчатке" и "Тайна "летучей" бригады".

 

ЗАПЕРТАЯ ДВЕРЬ

Как-то раз, в ноябре, Сапожник не пришел в школу. Мы очень удивились. Сапожник редко пропускал уроки. Он был не из тех, кто любит утром поспать и остается в постели при малейшем насморке. К тому же ухаживать за ним было некому: его мать с утра до вечера работала на заводе,

— Подождем, — сказал мне Корже (мои сосед по парте), — может, он еще придет после большой перемены (Примеч. пер.: во французских школах большая перемена продолжается около двух часов; за это время многие ученики успевают сходить домой пообедать).

Однако когда в два часа все возвратились в школу, а Сапожника по-прежнему не было, наше удивление уже переросло в неясное беспокойство. Сапожник ростом был меньше всех в нашей компании, зато один из самых заводных. Вдруг с ним что-нибудь случилось? Мы решили, что когда вечером отправимся гулять, обязательно зайдем к нему и узнаем, в чем дело.

Сапожник жил на маленькой улочке, кривой, словно ветка дуба. На первом этаже его дома находилась сапожная мастерская. Собственно говоря, именно из-за нее Сапожник и получил свое прозвище. На самом деле фамилия его была Жерлан.

Когда мы добрались до его дома, на улице уже стемнело. В коридоре, тянувшемся вдоль мастерской, было темно, как в погребе. Мы тихо поднялись по истершимся от времени ступеням. Квартира находилась на втором этаже, как раз над сапожной мастерской. Сапожник жил вдвоем с матерью; отца он потерял уже давно.

Корже постучал в дверь, но ему никто не ответил.

— Может быть, он пошел с матерью в магазин, — предположил Бифштекс. — Припоминаю, он что-то намекал насчет нового пальто.

— Соображаешь, что говоришь, — возразил Стриженый. — В понедельник его мать работает, она не стала бы тратить вечер на магазины.

— А, ерунда, — отозвался Гий. — Раз дома никого нет — значит, и беспокоиться не о чем; и он, и его мать здоровы.

Однако я все же постучал еще раз — посильнее. Приложив ухо к двери, я прислушался. Ничего… кроме щебетанья канареек: у Сапожника в клетке жила пара этих птичек. Легонько подергав дверную ручку, я убедился, что дверь заперта на ключ.

— И все-таки вдруг что-то случилось, — сказал Корже. — Пойдем, поговорим с хозяином мастерской, может, он что-нибудь знает.

Тут распахнулась дверь соседней квартиры, и на лестничную площадку выскочила женщина. Увидев пятерых мальчишек, топчущихся возле запертой квартиры, она подозрительно спросила:

— Вы что здесь делаете? Вы же видите, что никого нет дома!.. Кого вам надо?

— Мы школьные товарищи Сапожника.

— Сапожника?

— То есть Луи Жерлана. Сегодня его не было в школе.

Эти слова успокоили женщину, и она с облегчением вздохнула.

— Ах, вы его товарищи! Бедняжка, вы и не увидите его. Утром его отвезли в больницу.

— В больницу? А что с ним?

Женщина недоуменно пожала плечами, давая понять, что ей ничего неизвестно.

— Не могу вам сказать. Ночью я слышала на лестнице чьи-то шаги, мужские шаги… И очень испугалась… Только потом я догадалась, что это были шаги врача. А около шести утра с улицы раздался шум, и я выглянула в окно. Перед подъездом стояла машина скорой помощи. Я только и успела заметить, как в нее погрузили носилки, а мать вашего товарища села рядом с шофером. В полдень я постучалась в дверь мадам Жерлан, но мне никто не ответил. К обеду она не вернулась, поэтому не знаю, что стряслось с вашим приятелем.

Я взглянул на друзей: как и я, они были совершенно растеряны.

— В какую больницу его увезли? — спросил Корже.

Женщина снова пожала плечами.

— Говорю же вам, я больше ничего не знаю.

Самой ближайшей была больница Круа-Русс, расположенная по другую сторону холма. Скорей всего, Сапожника увезли именно в нее.

— Пошли туда, — предложил Бифштекс. — Даже если нас не пустят, все равно что-нибудь да узнаем.

На первом этаже мы зашли в мастерскую, чтобы расспросить о происшедшем хозяина. Узнав, что кого-то из подъезда увезла скорая, он очень удивился. Но сам он жил на пятом этаже, поэтому неудивительно, что он ничего не слышал.

В молчании мы направились к бульвару Круа-Русс.

— Бедный Сапожник, — вздохнул Бифштекс, — он был отличным другом.

Он сказал «был», словно с нашим товарищем случилось непоправимое несчастье.

— Заткнись, — тотчас оборвал его Корже. — Если бы с Сапожником произошел несчастный случай, если бы его сбила машина, его бы увезли в больницу прямо с улицы. Может, он просто почувствовал себя плохо, а мать разволновалась, вызвала врача, и тот отправил его в больницу на обследование.

— Скорее всего, — кивнул Стриженый. — Вчера, когда мы с ним расстались, Сапожник был в отличной форме. Так что наверняка ничего серьезного.

Хотя мы изо всех сил старались себя успокоить, тревога все нарастала. Стриженый прекрасно знал дорогу к больнице Круа-Русс. Там его вылечили от тяжелой болезни, из-за которой он и потерял свои волосы.

Мы свернули на бульвар, огибавший знаменитый холм Круа-Русс; внезапно я схватил за рукав шедшего рядом со мной Гия.

— Стой!

Впереди я увидел мать Сапожника. Она сошла с троллейбуса и теперь шла нам навстречу. Нас охватила паника: а вдруг с Сапожником действительно случилось что-то ужасное? И мы невольно шарахнулись в сторону и спрятались за углом ближайшего дома.

Мать Сапожника, не заметив нас, прошла мимо всего в нескольких метрах. Однако я успел разглядеть, что походка ее была уверенной, а взгляд — спокойным. В руках у нее была сумка с продуктами — судя по всему, довольно тяжелая. Наверное, после больницы купила еды к ужину.

Значит, мы зря прячемся по углам. Внезапно устыдившись нашей трусости, я первым выскочил на тротуар. Мать Сапожника только что свернула с бульвара на улицу, ведущую с холма вниз. Услышав топот наших ног, она обернулась.

— Мадам Жерлан, — с ходу начал Корже, — мы только что заходили к вам… Что случилось с нашим другом?

От неожиданности мать Сапожника опешила, но, узнав нас, облегченно и вздохнула:

— Ох, ну и напугали же вы меня, ребята!

И продолжила:

— Все произошло совершенно неожиданно. Вчера вечером Луи, как обычно, вернулся из школы, а к вечеру стал жаловаться на живот. Вскоре живот у него разболелся так сильно, что мне пришлось уложить его в постель. Ночью его несколько раз вырвало. Я вызвала врача, и тот сказал, что у него острый приступ аппендицита. На рассвете приехала скорая, забрала Луи, и я поехала вместе с ним. Через час ему уже сделали операцию. Сейчас я только что от него. Он лежит неподвижно, но уже улыбается. Хирург обещает, что через две недели он будет скакать, как заяц… Но как же он меня напугал!

Мы поняли, что мать Сапожника обрадовалась, найдя в нас внимательных слушателей, переживающих вместе с ней за ее сына. В какую-то минуту у нее на глаза даже навернулись слезы, и у нас тоже.

Потом я спросил:

— Когда можно будет навестить его?

— Если бы это зависело только от него, вы уже завтра могли бы прийти к нему: он уже спрашивал о вас. Но медсестра несколько раз повторила: никаких посещений до четверга.

…Час был поздний, но после стольких волнений нам не хотелось расходиться.

— Пошли к Мади, — предложил Стриженый, — сообщим ей о болезни Сапожника, и сразу же успокоим, что уже все в порядке.

Мы согласились. Мади всегда переживала за нас. Без нее компания друзей из Круа-Русс была бы неполной. Весной Мади тяжело заболела и вынуждена была провести все лето в Провансе, в деревне Рейанетт, той самой, где я жил до того, как переехал в Лион. В школу она пока еще не ходила, но врачи уже разрешили ей гулять. Когда мы пришли к ней, она как раз села за уроки: подруги-одноклассницы приносили ей задания.

— Ах, бедный Сапожник, — вздохнула она. — Последний раз, когда я его видела, он чувствовал себя прекрасно! Хорошо, что вы пришли ко мне, когда самое страшное уже позади, а то я бы ужасно волновалась.

Больница находилась довольно далеко от дома Мади. И все же девочка попросила нас зайти за ней, когда мы отправимся навещать друга.

Было уже очень поздно, я бегом бежал по улице и, не снижая скорости, взлетел на шестой этаж. Заслышав на лестнице мой топот, верный пес Кафи встрепенулся, а когда я ворвался в квартиру, выскочил навстречу и, как обычно, вскинул лапы мне на плечи.

— Ты сегодня припозднился, — заметила мама, бросив взгляд на часы.

Однако по моему взволнованному лицу она тут же догадалась, что случилось что-то непредвиденное. Когда я рассказал ей про аппендицит Сапожника, она принялась сокрушаться: Сапожник был ей очень симпатичен, к тому же она жалела его, потому что у него не было отца.

Вытащив из портфеля учебники, я попытался выучить уроки, но никак не мог сосредоточиться. Поняв, что я чем-то взволнован, мой славный Кафи подошел, положил морду мне на колени и вопросительно посмотрел на меня. Казалось, он спрашивал: «Ну что, Тиду, что у тебя случилось? У тебя неприятности? Нам опять кто-нибудь угрожает?»

Я ласково погладил его по голове.

— Нет, Кафи, — бодро произнес я, — просто мне немножко грустно, потому что Сапожника положили в больницу; но нам больше никто не угрожает.

Разумеется, я был уверен, что говорю правду. Однако я ошибался… Но кто бы мог подумать, что острый приступ аппендицита у нашего товарища станет для нас началом самого невероятнейшего приключения?

 

ЛУЛУ

В четверг было холодно, но солнечно. Воды обеих рек, Роны и Соны, ярко переливались на осеннем солнце. С трудом верилось, что стояла уже середина ноября.

Вернувшись домой после утренних занятий в школе, я пообедал и начал переодеваться. Кафи радостно прыгал вокруг меня. Он был уверен, что сейчас, как обычно по четвергам, мы пойдем гулять со всей компанией. Он скакал, радостно повизгивая и размахивая хвостом. Как же мне объяснить ему, что сегодня я не возьму его с собой?

— Послушай, Кафи, ты у меня отличный пес, но сегодня мы идем в больницу к Сапожнику… помнишь коротышку Сапожника, который, хоть и дразнил тебя, зато чаще всех угощал сахаром? Так вот, он попал в больницу. А туда собак не пускают.

И я быстро выскочил за дверь, оставив Кафи дома. Мы договорились встретиться как обычно у подножия холма возле лестницы Пиратов, в старой заброшенной ткацкой мастерской, которую прозвали «пещерой».

Все, кроме Бифштекса, были в сборе; Бифштекс влетел в дверь сразу следом за мной. Как и я, все были одеты очень аккуратно, словно собрались на какое-то торжество.

От лестницы Пиратов мы направились в сторону улицы От-Бют, где жила Мади. Наша маленькая подруга уже ждала нас во дворе перед домом. Она искренне радовалась, что может пойти вместе с нами навестить Сапожника, тем более что на улице светило яркое солнце, напоминавшее ей Прованс.

— А давайте купим Сапожнику подарок, — вдруг предложила она. — Что-нибудь такое, что ему понравится!

Ох, как же мы сами об этом не подумали! Ведь мы не меньше Мади любили нашего товарища. Впрочем, лучше поздно, чем никогда. И мы принялись рыться в карманах. Гий, большой любитель чтения, посоветовал подарить ему несколько комиксов. Но Корже засомневался: вряд ли через два дня после операции Сапожнику уже захочется почитать. Я предложил выбрать конфеты или пирожные.

— А ты уверен, что ему можно? — засомневался Бифштекс. — У моей старшей сестры вырезали аппендицит. Так она после операции больше недели сидела на диете.

— Тогда, — предложила Мади, — давайте подарим ему цветы. Я знаю, он их любит.

В самом деле, Сапожник любил цветы. Он часто забывал провести гребешком по своей черной, словно вороньи перья, шевелюре, зато всегда тщательно поливал герань, которую его мать выращивала на подоконнике. Он так старательно это делал, что однажды даже облил случайного прохожего, оказавшегося под окном.

Итак, мы решили подарить нашему другу цветы, но в ноябре цветов мало, и они дорогие. На те деньги, которые нам удалось наскрести, Мади сумела купить всего пять гвоздик. Зато каких гвоздик! И в какую красивую бумагу нам их завернули!

Взволнованные и смущенные, мы вошли в больницу. При виде такого нашествия, дежурный санитар скорчил выразительную гримасу.

— Нет, нет, не все сразу! Это вам больница, а не цирк!

Но Мади так старательно уговаривала его, что он, наконец, смягчился.

— Ладно, сегодня так уж и быть. Но в следующий раз приходите по одному.

И, заглянув к себе в журнал, произнес:

— Луи Жерлан, отделение В, второй этаж, в глубине коридора, палата № 3.

Мы молча шли по длинному белому коридору, по обеим сторонам которого располагались больничные палаты. Наконец на одной из дверей Гий увидел табличку с номером три. Возглавлявший нашу компанию Стриженый отошел в сторону, пропуская вперед Мади.

Мы вошли в просторную палату. Вдоль стен с каждой стороны стояло по шесть совершенно одинаковых кроватей с маленькими белыми ночными столиками у изголовий. Долго искать нам не пришлось: наш друг уже радостно махал нам рукой. Мы страшно обрадовались: хотя мы знали от его матери, что операция прошла успешно, и Сапожник быстро поправится, мы все же побаивались, что застанем его в неважном самочувствии. Но все в порядке. Сапожник улыбался нам бодро и весело, хоть и был бледнее обычного.

— Не делайте похоронные физиономии, — закричал он нам навстречу, — видите, я уже почти поправился! Ох, как я ждал вас. Мама сказала мне, что вы придете. Я так боялся, что вас не пустят всех вместе. А тут вся команда в сборе. Ну и здорово!

Тут он заметил цветы:

— Ой! Цветы!.. Гвоздики… настоящие гвоздики, не бумажные. Откуда вы знаете, что я люблю гвоздики? Держу пари, это Мади! Но ведь в ноябре гвоздики наверняка стоят бешеных денег! Сейчас я позову сиделку и попрошу у нее вазу, чтобы их поставить. Здесь очень добрая сиделка, она часто задерживается поболтать со мной. Я рассказал ей про вас и про Кафи.

Устав от ходьбы, Мади присела на единственный стул, мы же, словно почетный караул, выстроились вокруг кровати. Мади стала расспрашивать Сапожника, очень ли ему было больно, и как заживает его шов.

— Да что ты! Это просто ерунда, а не аппендицит! Во-первых, когда делают операцию, ты ничего не чувствуешь, потому что спишь. А просыпаешься уже в кровати, как будто ничего не случилось, и сиделка ухаживает за тобой, словно за принцем. Сказка, а не болезнь.

Сапожник не бравировал. Дома он не был избалован вниманием. Его мать с утра до вечера работала на заводе, и у нее не оставалось времени заниматься сыном. Так что сейчас Сапожник чувствовал себя почти счастливым.

— Я страшно расстроился, что не смог предупредить вас, — сказал он. — Я знал, что вы будете волноваться, наверняка перепугаетесь… почти так же, как моя мама. Но я не виноват.

Сапожник говорил без остановки, словно хотел вознаградить себя за долгое молчание. Однако стоило ему улыбнуться, он начинал корчиться от боли.

— Не обращайте внимания, — сказал он. — Сиделка мне объяснила, что после аппендицита всегда так: когда смеешься, шов начинает тянуть… Как здорово, что вы пришли! Конечно, вам скоро придется уходить, и я опять буду умирать со скуки. Однако я не жалуюсь; по сравнению с вон тем малышом мне просто повезло.

С этими словами он повернул голову влево. На соседней с ним кровати лежал ребенок лет восьми-девяти. И хотя мы говорили довольно громко, он, похоже, продолжал спать.

— Правильно, он спит, — подтвердил Сапожник, — он всегда спит после обеда, потому что ночью ему снятся кошмары, и он постоянно просыпается.

— Господи! — охнула Мади. — А что с ним? Тоже аппендицит?

Сапожник покачал головой.

— Нет, он упал с лестницы и поранил ногу о ступени. Похоже, что это серьезно. Каждое утро сиделка подолгу меняет ему повязку.

Я нагнулся, чтобы разглядеть лицо мальчика, скрытое густыми белокурыми волосами. Он был очень бледен; под глазами его залегли глубокие свинцовые круги.

— Его часто навещают? — спросила Мади.

— Нет, у его матери нет времени. У него четверо или пятеро братьев и сестер. Его отец работает далеко отсюда, где-то в Альпах, на строительстве плотины, и редко приезжает в Лион.

— Как его зовут?

— Луи, как и меня, но сиделка зовет его Лулу.

— А он тебе нравится? — снова спросила Мади. — Вы с ним подружились?

Сапожник нахмурился.

— Понимаешь… сейчас я все объясню.

И приложив палец к губам, он сделал нам знак наклониться, словно собирался доверить нам страшную тайну.

— Все, что я вам рассказал, я узнал от сиделки. Сам Лулу не больно-то разговорчив. Разумеется, я в первый же день спросил его, что с ним; он ответил, что ударился во время игры, но когда я захотел узнать, как это случилось, бац!.. Я отлично понял, что он испугался моего вопроса. Сначала я подумал, что ему стыдно, что он такой неловкий и, как дурак, поскользнулся на ступеньках. Только потом я сообразил, что здесь что-то не так.

— И в чем же дело? — поинтересовался Бифштекс.

С таинственным видом Сапожник вновь приложил палец к губам.

— Именно это мне и хотелось бы узнать. Но слушайте дальше. Сегодня ночью я не спал и слышал, как он бредил вслух. Это был настоящий кошмар. За ним кто-то гнался, а он отбивался и кричал: «Нет, нет, клянусь, я ничего не скажу, ни за что на свете!»

— А, ерунда! — махнул рукой Стриженый. — Когда я болел, и у меня была высокая температура, я тоже бредил по ночам. Говорят, я нес жуткую чепуху.

— Согласен. Но когда сегодня утром, пытаясь его расшевелить, я рассказал ему, что он кричал сегодня ночью, он побелел как простыня. И, как и ночью, задрожал от страха! Похоже, он просто голову потерял от своих кошмаров. Он то и дело просил меня повторить слово в слово то, что я слышал ночью. Постоянно переспрашивал, не прибавил ли я чего-нибудь. Это мне показалось странным. Положим, мне тоже иногда снятся кошмары, но когда я просыпаюсь, все проходит, и мне уже не страшно.

Улыбнувшись, Корже подмигнул Сапожнику.

— «Малыш», мы правильно сделали, что не принесли тебе полицейских романов; тебе и так всюду мерещатся тайны.

— Ну и пусть, — немного обиженно ответил Сапожник, — во всяком случае, я уверен, что здесь что-то нечисто… и…

Однако договорить он не успел; Лулу глубоко вздохнул и проснулся; лицо его было тревожно. Мади тотчас сменила тему разговора. Мы принялись рассказывать о Кафи. Бифштекс стал объяснять Сапожнику, как мы продолжаем тренировать пса, чтобы сделать из него настоящую полицейскую собаку. Мы даже не заметили, как пришла сиделка.

— Собирайтесь, пора прощаться, — сказала она вежливо, но твердо. — А то вы вконец утомите вашего товарища.

— Как, уже! — запротестовал Сапожник. — Они всего пять минут назад пришли!

— Пять минут, которые тянутся добрых полчаса. На сегодня вполне достаточно, в следующий раз они смогут остаться подольше.

Один за другим мы пожали слабую руку Сапожника. Прежде чем уйти, я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Лулу, и увидел, что Мади тоже внимательно разглядывает мальчика. Едва очутившись в коридоре, мы тотчас же принялись бурно радоваться по поводу скорого выздоровления нашего товарища. Еще бы, мы так боялись найти Сапожника унылым и подавленным!

— Здорово, — сказала Мадии, — ему повезло, чего не скажешь о его маленьком соседе по палате. Мне так жаль этого бедного Лулу.

Помолчав, она продолжила:

— Что бы там ни говорили, но я согласна с Сапожником: эта история с падением с лестницы и кошмарами, мне кажется, заслуживает внимания.

— Как… и ты туда же, Мади?

Корже, Стриженый, Бифштекс и даже молчаливый Гий так громко расхохотались, что проходившая мимо сиделка властным жестом указала нам на выход.

Направляясь к двери, той самой, в которую мы входили, я не смеялся вместе с остальными: я усиленно размышлял. Ко мне повернулась Мади:

— А ты, Тиду, что на это скажешь?

Что сказать? Я был совершенно ошарашен. Возможно, мои товарищи и были правы, но я хорошо знал Мади: она часто догадывалась обо всем раньше нас. Если она поддержала Сапожника, — значит, она тоже что-то почувствовала

 

РАССКАЗ ЛУЛУ

Сапожник быстро поправлялся. Теперь больница уже не казалась ему тем раем, каким представлялась в первые дни. Он скучал и только мечтал, чтобы поскорее вернуться домой и пойти в школу. Он считал дни и с нетерпением ожидал, когда же его, наконец, выпустят отсюда.

Но хотя наш приятель и рвался на волю, он ни на минуту не забывал о своем маленьком соседе по палате и переживал, что скоро им придется расстаться: Лулу не мог надеяться на скорую выписку.

Сапожник очень хотел подружиться с мальчиком. Он всячески развлекал его, давал ему журналы с картинками, рассказывал разные истории, восторженно расписывал Кафи.

Иногда, заслушавшись Сапожника, обладавшего истинным талантом рассказчика, Лулу, забыв о своих страхах, весело смеялся. Но нередко в самый разгар повествования он переставал слушать и тревожно озирался по сторонам. Тогда Сапожник говорил:

— Знаешь, Лулу, я тебя ни о чем не спрашиваю, но если тебя что-то беспокоит, — ты можешь довериться мне… Я никому ничего не скажу.

— Со мной все в порядке, — упрямо повторял Лулу.

И поворачивался к стене, давая понять, что разговор окончен.

Но за день до того, когда Сапожника должны были выписать, секрет раскрылся.

Как только я вернулся из школы, мама ушла по делам, а я остался дома учить уроки и приглядывать за младшим братишкой Жео. Вдруг я услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Кафи навострил уши. В дверь постучали. Вот это да! На пороге стояла Мади.

Она знала, на какой улице я живу, но еще никогда не была у меня дома. Ко мне ведь надо подниматься на шестой этаж! Что же заставило ее одолеть такой путь?

Войдя в кухню, Мади, задыхаясь, буквально рухнула на стул: подъем по лестнице дался ей нелегко. Кафи радостно прыгал вокруг нее.

— Сапожник не ошибся, — проговорила она.

Я тревожно смотрел на девочку. Лицо ее было необычайно серьезно.

— Ты что-то узнала про Лулу?

— Да. Во время игры никогда так не ударишься, так упасть можно, только убегая от кого-нибудь.

— Он что-то тебе рассказал?

— Мне давно казалось, что Лулу хочет поговорить со мной. Когда я приходила в больницу к Сапожнику, он уже не спал, как это было вначале. Как-то раз он даже сказал, что ждет меня. Он улыбался мне, брал меня за руку. Чтобы не расстраивать его, Сапожник не говорил, что скоро выписывается из больницы.

Сегодня после обеда я в последний раз отправилась в больницу: мне сказали, что хирург разрешил отпустить Сапожника домой. Когда Лулу узнал об этом, он страшно загрустил. Я даже не подозревала, как он привязался к нам! В глазах его блестели слезы. И конечно, я обещала, что буду приходить к нему, даже когда Сапожник выйдет из больницы. Ох, Тиду, если бы ты только видел, как он обрадовался! Он был счастлив, схватил меня за руку, крепко сжал ее, но неожиданно отвернулся и тихо заплакал. Я поняла, что ему очень плохо, но он боится сказать нам, почему. Тогда я стала уговаривать его поделиться своим горем.

— Помнишь, Лулу, Сапожник говорил, что если у тебя что-то случится, мы постараемся помочь тебе. Ты нас знаешь уже давно. Поэтому не бойся, расскажи нам, чего ты так боишься.

Он не отвечал и продолжал плакать, спрятав голову под одеяло. Мы с Сапожником переглянулись. Что делать? Наконец Лулу выбрался из-под одеяла и снова схватил меня своей горячей рукой. Дрожащим голосом он сказал:

— Мади, ты очень добрая, ты обещала приходить ко мне, когда Сапожника выпишут… и я… я… хотел бы доверить вам один секрет… но обещайте никому ничего не рассказывать, слышите, никогда и никому!

— Обещаю, Лулу, все останется между нами.

Мальчик еще немного помолчал, а потом начал:

— Я никому этого не говорил… даже маме. Я поранился вовсе не во время игры!

Лулу вновь огляделся по сторонам, словно сожалея о том, что разболтался. Затем он притянул нас к себе и, убедившись, что сиделки поблизости нет, рассказал нам вот что.

Все случилось в прошлом месяце, на маленькой улочке, где живет Лулу. Играя с мячом, он нечаянно ударил по нему так сильно, что тот влетел в окно, расположенное почти над самым тротуаром; стекло, разумеется, разбилось. Мяч был совсем недавно подарен Лулу на день рождения, поэтому мальчик решил достать его. Разбитое окно находилось в нежилом подвале, и Лулу храбро полез туда. Протиснувшись в узкое отверстие, он очутился в давно заброшенном просторном складском помещении. Схватив мяч, он поспешил обратно, однако успел заметить, что вокруг в кучах старого хлама есть кое-что полезное: пустые мешки, старые ящики. Поэтому на следующий день он вернулся в подвал, намереваясь набрать там досок, чтобы смастерить себе тележку на колесиках.

В четверг он снова полез в подвал, только уже с молотком, гвоздями и клещами. И тут-то все и случилось. Едва Лулу спустился в подвал, как вдруг услышал за стеной чьи-то голоса. Он не испугался, так как решил, что это рабочие пришли осматривать помещение. Ему стало любопытно взглянуть на них. После долгих поисков он обнаружил в стенке щель, однако она находилась слишком высоко. Тогда он взял ящик, перевернул вверх дном, придвинул к стене и встал на него. Но в тот момент, когда он собирался заглянуть в щель, ящик не выдержал и с громким треском сломался. Лулу упал на пол.

— Неужели он так сильно поранился, падая с ящика.

— Нет, он даже не оцарапался, но, когда он поднимался, на пороге возникли два темных силуэта. Двое мужчин схватили его за руки, больно отхлестали по щекам, а потом принялись допрашивать: зачем он сюда явился, был ли он здесь раньше и чего ему вообще здесь надо. Выслушав его ответы, они сурово пригрозили, что если он хоть словом обмолвится, что видел их здесь, они найдут его, и тогда ему не поздоровится. При этом они немилосердно трясли его и несколько раз повторили свою угрозу.

Бедный Лулу! Рассказывая об этом, он так дрожал, что кровать его просто ходуном ходила! Повернувшись к двери, он, похоже, ждал, что сейчас там появятся эти двое неизвестных и накажут его за то, что он все рассказал. Когда незнакомцы, наконец, отпустили Лулу, он, обезумев от страха, вылез из подвала и пустился бежать. Вот тогда-то он и поранил себе ногу. Сбегая по выщербленной лестнице улицы Алуэтт, он оступился и упал, ударившись об острый угол ступеньки; на этой лестнице его и нашли без сознания.

Мади помолчала.

— Вот что мы узнали от Лулу, — со вздохом произнесла она. — И мне захотелось поскорей рассказать обо всем тебе. Бедный Лулу! Теперь мне понятны его ночные кошмары. Уходя от него, я была совершенно потрясена. Как можно помочь ему, что сделать, чтобы он перестал бояться? Как ты думаешь, когда у него заживет нога, пройдут его страхи? Знаешь, я обязательно буду навещать его, но больница далеко от моего дома, и я не могу ходить туда каждый день… Да и сумею ли я убедить его, что опасность миновала?

Я пообещал Мади, что по четвергам и воскресеньям мы тоже будем навещать мальчика. Но неплохо бы самим выяснить, что же все-таки на самом деле произошло в подвале. Поведение двух неизвестных показалось мне очень странным. Откуда такая злость? Они действительно схватили Лулу и угрожали ему, или же он просто сильно испугался и от страха выдумал эту историю, а потом сам в нее и поверил?

— Правильно, — согласилась со мной Мади, — надо самим во всем разобраться.

Она встала и собралась идти домой. Мне очень хотелось проводить ее, но я не мог оставить маленького брата одного. Уже дважды его заставали за опасным занятием: вскарабкавшись на стул, он пытался открыть окно и высунуться на улицу.

Всю ночь меня преследовали кошмары. На следующее утро я встал раньше, чем обычно, потому что хотел до начала уроков поговорить с товарищами. Но из-за дождя все прибежали в последнюю минуту. Бифштекс даже едва не опоздал, и ему пришлось со всех ног мчаться на свое место.

Наконец наступила долгожданная перемена; я созвал всех и увел в самый дальний угол школьного двора, где и рассказал, зачем вчера ко мне приходила Мади. На этот раз никто больше не смеялся: похоже, дело действительно принимало серьезный оборот. Только Бифштекс рискнул пошутить, заявив, что Мади всегда обладала «даром ясновидения»; однако никто не поддержал его шутку.

Все, даже Корже, согласились со мной: ничего нельзя принимать на веру. Рассказ Лулу нуждается в проверке. Нам следует самим осмотреть пресловутый подвал. Но мы не знаем, где он находится! Только Сапожник может помочь нам отыскать его. А так как он уже вернулся из больницы, то мы решили сразу после занятий отправиться к нему.

Когда мы пришли к Сапожнику, тот удобно сидел в кресле возле окна и, насвистывая, наблюдал за канарейками. Он был еще слаб и бледен, однако очень доволен, что, наконец, вернулся домой. Мы быстро пересказали ему все, что узнали от Мади, и он полностью подтвердил ее рассказ.

— Я был уверен, что здесь кроется какая-то тайна! — торжествующе завершил он.

И тотчас добавил:

— Если бы мне разрешили выходить на улицу, я бы давно отправился на поиски подвала!

После ухода Мади он еще раз обстоятельно расспросил Лулу, где же на него напали таинственные незнакомцы. Но то ли Лулу боялся, что мы найдем подвал, то ли действительно забыл, где он. Описания мальчика были весьма расплывчаты. Единственное, что Сапожник понял точно, — злополучный подвал находится в одном из домов короткого тупика, выходящего на улицу Алуэтт; пожалуй, это не в нашем квартале. К счастью, Гий всегда носил в портфеле старый план Лиона. Он разложил его на столе, и мы начали искать, один за одним, мы исследовали все кварталы, кроме нашего. Внезапно палец Корже остановился где-то между Соной и Роной. К нашему великому удивлению, улица Алуэтт оказалась возле церкви Бон-Пастер, то есть в самом центре Круа-Русс. Видимо, это была очень небольшая малолюдная улочка, поэтому мы ее и не знали.

К сожалению, мы никак не могли отправиться туда сразу после уроков: на дворе быстро темнело, а идти с фонариком — значит заранее привлекать к себе излишнее внимание. Так что мы решили дождаться следующего четверга. К тому времени Мади собиралась снова побывать у Лулу; может быть, ей удастся узнать еще что-нибудь интересное.

— К тому же, — заявил Сапожник, — в следующий четверг я, скорей всего, тоже пойду с вами. Доктор сказал, что уже скоро разрешит мне выходить на улицу.

Во всяком случае, ни слова Лулу! Он ничего не должен знать о нашем плане. Зачем лишний раз тревожить его?

План города все еще лежал на столе, когда неожиданно вернулась мать Сапожника. Волнуясь, что сын целый день сидит дома один, она постаралась закончить работу на час раньше. Увидев нас, она обрадовалась: решила, что мы пришли рассказать Луи школьные новости и объяснить домашние задания. Пока мадам Жерлан хлопотала на кухне, Гий поспешил убрать карту обратно в портфель. Мы же дали слово Лулу: никто, кроме нас, не должен знать его секрет.

Выйдя вечером из подъезда Сапожника, мы, прежде чем расстаться, крепко пожали друг другу руки. Все молчали, но каждый чувствовал, что скоро произойдет нечто необычное.

 

ТАИНСТВЕННАЯ ПЕРЧАТКА

— Главное, — напомнили мне друзья, — не забудь взять с собой Кафи!

Как будто бы Кафи не был полноправным членом нашей компании! Впрочем, если я забуду о нем, он сам о себе напомнит. Разумеется, когда я каждое утро, зажав портфель под мышкой, отправляюсь в школу, он знает, что ему нельзя идти со мной, но, увидев, как я направляюсь к двери с пустыми руками или с корзинкой для продуктов… Ах! что за радость!.. он вертится волчком, прыгает, лает и наконец ложится перед дверью, всем своим видом давая понять, что если я не возьму его с собой, то он просто не выпустит меня из дома.

Итак, я взял с собой своего замечательного пса, строго наказав ему не лаять на лестнице, чтобы не вызвать неудовольствия консьержки.

Как обычно мы договорились встретиться у подножия холма возле лестницы Пиратов. Мои товарищи уже стояли у входа в нашу «пещеру», все, кроме Сапожника! Бедняга Сапожник! Мы с трудом отговорили его от участия в этой экспедиции; для него она могла закончиться весьма плачевно, ведь он еще не совсем окреп после операции.

— Ладно, уговорили, — обреченно проговорил он. — Пока вы там ходите, я посплю, чтобы время пролетело быстрее… Только чур сразу ко мне, расскажете, что вы там нашли.

Перед экспедицией мы еще раз поговорили с Лулу. И чем больше мы обдумывали его рассказ, тем странней он нам казался. Мы чувствовали, что нас ожидает совершенно необыкновенное приключение; однако пока речь шла всего лишь о том, чтобы найти улицу Алуэтт и подвал, куда случайно забрался Лулу. На всякий случай Бифштекс захватил с собой веревку, словно мы собирались спускаться в настоящую пещеру. Стриженый притащил фонарик со свежей батарейкой. Корже тоже отыскал старый фонарь. По нашим многозначительным взглядам Кафи сразу понял, что речь идет не о простой прогулке по набережной Роны. Перестав носиться, он уселся и принялся тревожно озираться по сторонам.

Благодаря плану Гия, мы быстро отыскали улицу Алуэтт, о существовании которой до сих пор даже не подозревали.

— Идем тихо! — напомнил Корже. — Не стоит привлекать к себе внимание.

Обогнув холм, мы вскоре заметили табличку: улица Алуэтт. Честно говоря, сначала мне показалось, что здесь находятся исключительно бандитские притоны. Но, разумеется, я ошибся. Это была обычная улочка, круто взбегавшая на вершину холма. Половину ее составляла лестница с широкими каменными ступеньками, а половину — залитая асфальтом дорога; многие улицы Лиона, расположенные на склоне холма, устроены именно так. Мы медленно взбирались по ступенькам, изо всех сил стараясь делать вид, что просто гуляем. Днем все на работе, поэтому вокруг никого не было.

— А вот и наш тупик, — шепнул мне на ухо Корже, указывая на проход под широкой аркой.

В самом деле, ошибиться было невозможно: другого тупика поблизости не было. Под низкими сводами арки постоянно царили сумерки.

— Все верно, здесь и упал несчастный Лулу, — заметил Бифштекс.

Пройдя под аркой, мы вышли на свет. С обеих сторон высились старые дома с узкими окнами. Нижние окна были расположены почти вровень с улицей. Внезапно Стриженый указал пальцем на небольшое оконце с разбитым стеклом.

— Уверен, это здесь!

Сгрудившись возле окна, мы долго смотрели на него; потом вперед пропустили меня и Кафи.

— Слушай, Кафи, слушай! — приказал я.

Кафи замер, насторожив уши. Несколько минут он сосредоточенно прислушивался, затем повернулся и вопросительно посмотрел на меня. Это означало, что все в порядке, и теперь он спрашивал, что ему делать дальше. У Кафи очень тонкий слух, ему можно доверять.

— Отлично, — заявил Корже, — лезем в подвал. Только кто-то должен остаться сторожить нас.

Как обычно, вызвался Гий. Ему очень нравится стоять на карауле. Он быстро достал из кармана книжку и губную гармонику.

— Вот видите, — засмеялся он, — я обо всем подумал. Пока вы будете обследовать подвал, я посижу на ступеньках и почитаю. Если замечу что-нибудь подозрительное, сыграю вам песенку.

Еще раз оглядевшись, Корже ловко, словно кошка, соскользнул вниз. Мы с Кафи последовали за ним. Последними влезли Бифштекс и Стриженый.

Мы очутились в просторном подвальном помещении, настоящем погребе со сводчатым потолком. На полу в беспорядке валялись старые ящики, доски, огромные круглые чурбаны, предназначавшиеся, по словам Корже, для намотки шелка. Как и в нашей «пещере», здесь наверняка когда-то размещался склад. Стараясь не шуметь, мы осторожно пробирались между досок. Вдруг Стриженый обнаружил молоток. При свете фонаря мы принялись рассматривать находку.

— На нем нет ни следа ржавчины, — сказал Стриженый, — значит, он валяется здесь недолго. Конечно же, это молоток Лулу.

— Значит, — заключил Бифштекс, — подвал действительно тот самый.

Мы продолжали поиски. Стриженый, отец которого был каменщиком, сам тоже разбирался в кладках, поэтому он двигался вдоль стены, время от времени постукивая по ней кулаком.

— А вот и перегородка, — сообщил он. — Послушайте, как изменился звук.

Луч фонаря заскользил по перегородке: мы искали щель, через которую Лулу хотел заглянуть в соседнюю комнату.

— Вот она, — заявил Бифштекс… — И прямо под ней валяются обломки ящика — того самого, на котором стоял Лулу.

Стриженый, как самый высокий из нас, встал на цыпочки и прильнул к щели.

— Ничего не вижу, тьма кромешная. Там, наверно, вообще нет окон.

Немного поразмыслив, он добавил:

— Однако в тот день, когда сюда забрался Лулу, свет там был.

— Откуда ты знаешь? — спросил Корже.

— Щель очень узкая. Если бы за стенкой не было света, Лулу ни за что бы ее не нашел, у него не было фонарика.

— Точно, поддержал его Бифштекс, в соседней комнате горел свет… да и не удивительно, ведь там же кто-то был.

Итак, все наши наблюдения подтверждали правдивость рассказа Лулу. Однако Корже все еще сомневался. Яростно потирая затылок, он размышлял.

— И все же тут явно не сходятся концы с концами, — бормотал он. — По словам Лулу, незнакомцы появились сразу после того, как он свалился с ящика. Но как они сюда проникли? Если предположить, что они вышли на улицу, а потом влезли в окно, то для этого им понадобилось бы довольно много времени.

Замечание Корже было небезосновательно. В самом деле, у этого подвала, похоже, нет дверей.

— Невозможно, — отрезал Стриженый, — домов без дверей не бывает: даже в подвале наверняка есть какая-нибудь дверь.

Та же самая мысль одновременно пришла в голову и нам с Бифштексом. Ринувшись к груде ящиков, сложенных в глубине, возле самой перегородки, мы без труда разгребли эту кучу. И не зря! За ящиками скрывалась дверь. Значит, именно отсюда и появились незнакомцы, набросившиеся на Лулу.

— Посмотрите на царапины на полу, — показал Бифштекс. — Они совсем свежие, а, значит, ящики двигали недавно.

Затаив дыхание, мы стояли, потушив фонари и прислушиваясь. Осторожно приоткрыв дверь, я заглянул в темноту… и отправил на разведку Кафи.

— Ищи, Кафи, ищи!

Собака пару раз обежала темное помещение и молча вернулась ко мне, ни разу не заворчав: обычно, когда Кафи обнаруживал что-то непонятное, он принимался отрывисто глухо лаять.

Мы снова включили фонарики. Соседнее помещение было гораздо чище предыдущего. Не было ни разбросанных досок, ни старых мешков, ни чурбанов. Нигде ни следа паутины. Вдоль стен выстроились старые этажерки, на полках которых не было и следа пыли. В глубине стояли козлы, поверх которых лежала толстая доска; сооружение напоминало столярный верстак. Так как здесь не было окон, мы решили, что прежде эти два помещения составляли единое целое; свет проникал сюда сквозь окна первой комнаты.

С правой стороны находилась лестница из трех ступеней, ведущая к двери с железными засовами. Мы попытались открыть ее, но безуспешно: она была заперта на ключ. Нагнувшись, я заглянул под дверь, но ничего не увидел. Скорей всего, она выходила в коридор, ведущий к входным дверям дома.

— Интересно, — полюбопытствовал Стриженый, — как долго пустует этот подвал?

И сам себе ответил:

— Видимо, с того самого дня, когда неизвестные напали на Лулу. Вероятно, он был последним, кто приходил сюда.

— Откуда ты это взял? — спросил Корже.

— Не знаю. Но мне кажется, что неизвестные, которые были здесь, когда сюда явился Лулу, испугались неожиданного вторжения и смотали удочки. Нашли другое место, чтобы обделывать свои делишки.

— Какие делишки?

Все молчали. Мы могли только гадать, а разгадка наверняка была самая неожиданная.

Пока мы обменивались гипотезами, Кафи обежал подвал, вернулся и ткнулся мне в ногу. В зубах у него была зажата какая-то тряпка.

— Смотрите, что нашла собака! Перчатка!

Друзья сгрудились вокруг Кафи. Действительно, это была старая лайковая перчатка, вся грязная… скорей всего, мужская. Я попросил Кафи показать, где он нашел ее.

— Где ты ее взял, Кафи, покажи!

Он повел меня к двери и уткнулся мордой в угол под лестницей. Значит, перчатку потерял один из тех незнакомцев, что схватили Лулу.

— Конечно, если бы мы хоть кого-нибудь подозревали, этой находке цены бы не было… Но мы же ничего не знаем.

— Спрячь-ка ее к себе в карман, — заметил Стриженый, — может, еще пригодится.

Мы тщательно обыскали подвал, но не нашли ничего интересного, разве только несколько гвоздей и винтиков, застрявших между половицами.

— Тут больше нечего делать, — заявил Корже. — Однако теперь, когда мы побывали на месте происшествия, надо, чтобы Мади еще раз поговорила с Лулу. Думаю, он еще не все рассказал. Пока ясно только одно: он действительно влез в подвал через окно.

Вернувшись в первую комнату, мы старательно сложили ящики так, как они лежали прежде. Выглянув в разбитое окно, мы увидели Гия; он сидел на ступеньках и читал. Заметив нас, он махнул рукой, показывая, что путь свободен, и мы можем вылезать.

Друг за другом мы выбрались из подвала.

— Ну, что-то нашли? — спросил Гий.

— Нет! — ответил Бифштекс. — А ты? Ты что-нибудь заметил?

— Когда вы спустились в подвал, под аркой появился мальчишка лет четырнадцати. Успокойтесь, он вас не видел. Потом он исчез, а через некоторое время показался снова, на этот раз с пакетом под мышкой. Он прошел мимо меня и остановился возле чьей-то двери, и вначале я решил, что это рассыльный. Но, проследив за ним, я заметил, что он только сделал вид, что позвонил. Потоптавшись на пороге, пацан повернул обратно. Поравнявшись со мной, он замедлил шаг, словно собирался остановиться. Похоже, хотел заговорить со мной. Но на всякий случай я уткнулся в книжку, и он прошел мимо.

— А может, он шпионил за нами? — заволновался Бифштекс.

— Не думаю. Просто он видел, как мы поднимались по улице Алуэтт, и ему стало любопытно, зачем мы сюда пришли. Представляю, как он удивился, увидев вместо нас пятерых одного меня.

Разочарованные результатами экспедиции, мы, как и было обещано, поплелись к Сапожнику.

У него мы застали Мади. (Они жили на соседних улицах.) Девочке тоже не терпелось узнать, удалось ли нам что-нибудь найти.

— Давайте говорите! — торопила нас она.

Мы подробно рассказали о нашем походе.

— Как видите, — заключил Корже, — Лулу сказал правду. Мы нашли подвал, щель, через которую он пытался подглядеть, что происходит в соседней комнате, обломки ящика, на который он вскарабкался. А вот что касается угроз, тут совсем другая история. Эту тайну разгадать будет нелегко.

— Ты прав, — вздохнула Мади. — Но теперь мы хотя бы знаем, что страхи Лулу имеют под собой реальную почву. Раз он действительно спускался в подвал, то вполне можно предположить, что ему там кто-то угрожал.

И быстро добавила:

— А если угрожали, то наверняка с какой-то целью. Вряд ли неизвестные хотели попугать Лулу. Завтра я пойду к нему в больницу. Успокойтесь, я ничего не скажу ему о вашей экспедиции, только попробую выяснить у него еще какие-нибудь подробности. Кстати, мне кажется, хорошо бы узнать, где он живет.

— Правильно, — поддержал ее Бифштекс. — Это первое, что у него надо спросить.

Но Гий был настроен скептически.

— Нам это ничего не даст. Если те, кто угрожал Лулу, занимаются в подвале темными делишками, мы вряд ли сумеем им помешать. Все, что мы можем сделать, — это предупредить полицию.

Мади яростно запротестовала:

— Нет, только не полицию, по крайней мере, не сейчас. Мы обещали Лулу никому ничего не рассказывать. А полиция тут же захочет его допросить. Его засыплют вопросами, и он совсем впадет в панику.

Сапожник полностью поддержал ее.

Лукаво улыбаясь, он сказал:

— Знаем мы этих полицейских. Они считают, что детей и слушать нечего. Каждый раз, когда нам приходилось иметь с ними дело, они всегда подшучивали над нами.

Сапожник и Мади были правы. Лулу и так в ужасном состоянии, а полицейские могут совсем его доконать.

Пока мы спорили, обступив кресло Сапожника, Кафи засунул морду ко мне в карман, порылся там и вытащил найденную в подвале перчатку. Зажав в зубах добычу, он, гордо вскинув голову, принялся важно разгуливать по комнате.

— Ой, перчатка! — воскликнула Мади и подскочила к Кафи.

— Отдай, Кафи, отдай.

Она взяла перчатку и принялась изучать ее.

— Да брось ты ее, — произнес Корже. — Просто старая грязная перчатка; Кафи нашел ее в подвале возле лестницы. Ничего интересного.

Но Мади не слушала его.

— Это мужская перчатка… перчатка на правую руку…

Внезапно выражение ее лица изменилось.

— Посмотрите! Вы ничего не заметили? У нее же всего четыре пальца!

Мади аккуратно разложила перчатку на столе, мы склонились над ней. Действительно, у перчатки было четыре пальца; пятый, указательный, был срезан почти до основания, и дыра старательно зашита. Значит, на руке хозяина этой перчатки не хватало указательного пальца. Вот это открытие!

— Ух ты! — воскликнул Стриженый, подбрасывая в воздух свой берет. — Ну и молодец Мади! А мы-то смотрели и ничего не заметили. Уверен, эта перчатка с четырьмя пальцами нам еще очень пригодится!

 

МАГАЗИН «ГАЗЕТЫ — СИГАРЕТЫ»

У перчатки было всего четыре пальца! Мы тут же решили, что напали на след преступника. Но потом сообразили, что в таком большом городе, как Лион, наверняка немало людей с ампутированным указательным пальцем… а если даже такой человек всего один, то как отыскать его среди множества других людей?

Время шло, а Лулу все еще лежал в больнице. Его рана заживала медленно, настроение же и вовсе не улучшалось. Он выглядел подавленным, постоянно тревожно озирался, его беспрестанно мучили ночные кошмары.

Мы навещали его, однако старались приходить по одному: завидев нашу команду в полном составе, дежурный санитар неодобрительно ворчал. Лулу всегда был рад нас видеть. Он рассказывал нам о своей семье, о братьях и сестрах. Мы узнали, что он живет рядом с улицей Алуэтт, в старом доме, который скоро пойдет на снос, так же как и мой. Сапожник научил его играть в домино, и мы сыграли немало партий. Иногда, когда нам казалось, что он забыл о своих страхах, мы снова пытались расспросить его, что же случилось в тот день, когда он попал в больницу. Но едва ему напоминали об этом, как он хмурился и начинал прощаться. При этом он по нескольку раз повторял нам:

— Пожалуйста, только никому не говорите; если «они» об этом узнают, «они» мне отомстят.

За это время Мади смогла навестить его только один раз. Ей еще было трудно подниматься по крутым городским улицам, она быстро уставала. Однако Мади мальчик доверял больше всех. Именно ей он сообщил, что в комнате неизвестных горел яркий электрический свет. А еще он вспомнил, что у одного из них был очень противный голос, совершенно гадкий.

И вот во вторник Мади опять отправилась в больницу. Вернулась она оттуда совершенно потрясенная.

— Я вышла из палаты, — сбивчиво начала она, — как вдруг меня окликнула сиделка Лулу. «Я заметила, что с тобой он разговаривает охотней всего. Может быть, ты знаешь, почему по ночам его мучают кошмары?» Вот ужас, я так растерялась от такого вопроса! Я покраснела, и чуть было не рассказала. К счастью, вовремя опомнилась. Не вдаваясь в подробности, я ответила, что после падения Лулу все время снится, как за ним кто-то следит, кто-то гонится, и убедить его, что это только сон, совершенно невозможно. Тогда сиделка сказала, что врачи серьезно опасаются не столько за ногу Лулу, сколько за состояние его психики. «Он отказывается есть, а когда его уговаривают, заявляет, что не хочет выздоравливать и возвращаться домой», — завершила она.

Это известие потрясло нас. Мы привязались к Лулу, изо всех сил хотели ему помочь, но не знали как. Только в одном мы были уверены: если нам удастся раскрыть загадку подвала и двоих незнакомцев, то мальчик успокоится и быстро поправится.

Так, может, нам все же обратиться в полицию или для начала сообщить обо всем его матери или врачам в больнице? Но Мади энергично запротестовала.

— Нет! Пока мы ничего толком не знаем, не следует выдавать его тайну. Все, что мы можем сделать, это приходить к нему почаще и стараться отвлекать его от мрачных мыслей.

Наконец мы решили, что пора вновь наведаться на улицу Алуэтт. Разумеется, мы ни на что особенное не надеялись, просто всем хотелось хоть что-нибудь сделать для Лулу.

Поход был назначен на следующий четверг, однако если в прошлый раз мы вышли сразу после обеда, то теперь, зная дорогу, мы решили дождаться темноты, чтобы остаться незамеченными. К сожалению, Сапожник и на этот раз не смог пойти с нами. После трех недель, проведенных в помещении — сначала в больнице, а потом дома, — он в воскресенье первый раз вышел погулять и сразу подхватил сильный насморк. Теперь он кашлял, и мать уложила его в постель.

— О, как мне не везет! — стенал он, картинно дергая себя за вихры. — Не хватало еще, чтобы вы подумали, что я трус! Когда пойдете обратно, сразу сворачивайте ко мне, жду вас с нетерпением.

Ни он сам, ни уж тем более мы даже не подозревали, какую службу сослужит нам насморк Сапожника.

В этот день было холодно, пожалуй, даже слишком холодно. Иней, покрывавший все вокруг, растаял, и воздух был пропитан холодной влагой, отчего одежда моментально отсыревала; это была настоящая лионская зима, совершенно непохожая на зиму в Провансе.

Около пяти часов, когда густые сумерки окутали улицы, мы покинули нашу «пещеру» возле лестницы Пиратов. На всякий случай я сунул в карман четырехпалую перчатку, найденную Кафи.

Когда мы добрались до улицы Алуэтт, уже зажглись уличные фонари. Мы не собирались задерживаться в подвале, мы просто хотели посмотреть, не побывал ли там кто-нибудь со времени нашего последнего посещения. Гий снова вызвался покараулить. Из-за холода он не стал, как в прошлый раз, сидеть на ступеньках, а принялся расхаживать взад и вперед возле окна.

Мы влезли в подвал. Там ничего не изменилось. Гора ящиков высилась на прежнем месте. Дверь во второй комнате была по-прежнему заперта на ключ. По углам ее пауки успели сплести паутину — свидетельство того, что после нашего прихода ее никто не открывал.

Когда мы выбрались на улицу, Гий, высоко подняв воротник пальто, вприпрыжку прогуливался перед подвалом. В этот раз он не видел никаких мальчишек, только какая-то старушка любезно спросила его, не ищет ли он кого-нибудь и не требуется ли ему помощь.

Пора возвращаться, тем более что по дороге надо еще зайти к Сапожнику. Тут Бифштекс указал нам магазинчик, расположенный на углу улицы Алуэтт и соседней с ней, названия которой мы не знали. Там продавали газеты, журналы, сигареты, почтовые марки и прочую полезную мелочь.

— Сапожнику нечего читать, может, купим ему какой-нибудь журнал?

В крошечном магазинчике под вывеской «Газеты — сигареты» было все, чего только можно пожелать в подобного рода торговом заведении. В витрине за стеклом блестели обложки иллюстрированных журналов.

На улице было очень холодно, и мы вошли все вместе. Сидевший за прилавком хозяин смерил нас недоверчивым взглядом. Вторжение сразу пятерых мальчишек ему явно не понравилось.

— Закрывайте дверь! — прикрикнул он. — Что вы хотите?

Корже указал пальцем на комиксы и журналы для детей.

— Смотрите побыстрей и не трогайте другие журналы.

Выбирать было трудно, так как журналов с картинками для детей было очень много.

— Вот это понравилось бы Сапожнику, — сказал Гий, указывая на обложку журнала про животных, — он любит зверей, но, это, наверное, дорого.

Все начали лихорадочно рыться в карманах. Доставая из кармана пальто монетку, я нечаянно зацепил найденную Кафи перчатку, и она упала прямо под нос псу, протиснувшемуся внутрь вместе с нами. Решив, что я предлагаю ему поиграть, Кафи схватил перчатку и, высоко подняв голову, закружил по магазинчику. Я попытался остановить его, но Кафи не слушался. Разъяренный хозяин выскочил из-за прилавка, явно намереваясь выгнать нас вон, но внезапно выражение его лица изменилось.

— О! — воскликнул он, — что это? Перчатка?

Корже, не потерявший присутствия духа, ответил вместо меня:

— Старая тряпка, кто-то выбросил ее, а собака откопала в какой-то мусорной куче.

— Какая умная собачка! — воскликнул хозяин. — Ваша?

Затем, нагнувшись, он протянул руку к Кафи:

— Покажи-ка мне твою находку, умная собачка, покажи!

Кафи недоверчиво прижал уши к голове и глухо заворчал.

— Ну, давай же, хорошая собачка, — настаивал хозяин, — я не заберу твою игрушку, мне просто хочется посмотреть… На прошлой неделе я как раз потерял перчатку…

— Но эта, разумеется, не ваша, — неожиданно выскочил Бифштекс, — эта вообще никому не подходит, у нее не хватает…

Ну вот, осталось только добавить: «…у нее не хватает пальца», однако наш друг вовремя спохватился.

— Она очень грязная, — неуверенно завершил он.

— Пустяки! Грязная — можно постирать, — заметил хозяин, стараясь подойти поближе к Кафи, рычавшему все более угрожающе.

Мне пришлось вмешаться.

— Не подходите к собаке, она может вас укусить.

Хозяин отдернул руку. Впрочем, боясь, что у него отберут его игрушку, Кафи метнулся ко мне, проскользнул у меня между ног и забился под журнальную стойку. Тогда хозяин вернулся к себе за прилавок, Гий протянул ему собранные нами деньги. Хозяин сосчитал их и вернул ему сдачу.

— Вы ошиблись, — произнес Гий, — дали мне лишнее.

— Ах да, — всплеснул руками хозяин, — и где только была моя голова? К счастью, я имею дело с честными мальчиками.

Громко расхохотавшись, он раскурил трубку (потратив на это три спички), затем спросил нас, как мы учимся и где живем.

Его интерес к старой перчатке показался нам подозрительным. Мы поспешили покинуть магазинчик.

Когда мы уже порядочно отошли от магазинчика, я обернулся и увидел, что дверь в нем открыта и хозяин, не обращая внимания на холод, стоит на пороге и пристально смотрит нам вслед.

За первым же поворотом мы остановились обсудить случившееся.

— Что вы думаете об этом типе? — спросил Стриженый.

— Пустяки! — махнул рукой Корже. — Когда мы все к нему ввалились, он, конечно, не обрадовался, но мы оказались настоящими покупателями, поэтому он снова стал любезным; все торговцы такие.

— Мне наплевать на его любезность, я не могу понять, почему он так заинтересовался перчаткой, — возразил Стриженый. — Он даже вышел из-за прилавка, чтобы взглянуть на игрушку Кафи. Разве это не странно? И с чего бы он так возбудился, узнав, что это всего-навсего старая перчатка?

— Ясно одно, — завершил Корже, — перчатка эта не его. У него на руках все пальцы… вдобавок такие толстые и огромные, что они ни за что не влезут в эту перчатку.

— Да, конечно, — согласился Стриженый. — Кстати, он успел рассмотреть, что у перчатки не хватает одного пальца. Кафи держал ее за кончик, и пальцы торчали во все стороны. Мне кажется, этот тип знает, кому она принадлежит. Неужели вы считаете, что он вылез из-за прилавка только ради того, чтобы полюбоваться на старую перчатку, пусть даже свою собственную?

— Ты прав, — поддержал его Бифштекс, — он слишком суетился. Мне даже показалось, что он готов стерпеть укус Кафи, лишь бы только заполучить перчатку.

Затем он повернулся ко мне:

— А ты, Тиду, что скажешь?

— Не знаю, узнал ли этот тип перчатку, но он ошибся, отдавая сдачу, мне это показалось крайне странным. Видимо, он и в самом деле был взволнован, тем более что когда ему указали на его ошибку, он рассмеялся несколько громче, чем бывает в таких случаях… Кстати, заметили, сколько он нам задал вопросов? Просто уйму! И зачем ему знать, где мы живем? А помните, когда мы вышли из магазина, я обернулся и увидел, что он стоит на пороге и смотрит нам вслед, словно хочет запомнить, в какую сторону мы идем…

Стоя посреди улицы, мы оживленно обменивались наблюдениями; внезапно Гий толкнул меня локтем, призывая к молчанию. Кивком головы он указал нам мальчишку, который, насвистывая, шел по противоположной стороне тротуара. Когда мальчишка прошел мимо, Гий прошептал:

— Тот самый парень, который крутился на улице Алуэтт, когда я караулил. Похоже, он нас узнал.

— Может быть, он просто живет здесь поблизости, — заметил Корже. — Ничего удивительного, что мы снова его встретили.

Однако Гий энергично возразил:

— Готов руку дать на отсечение, он появился тут неслучайно; наверняка он хочет вызнать, что мы тут делаем. Пока мы спорили, я краем глаза наблюдал за ним. Заметив нас, он мгновенно остановился, постоял немного и только потом потел дальше. Интересно, почему он не повернул обратно? Значит, решил следить за нами.

— Это легко проверить, — сказал Бифштекс. — Давайте спрячемся где-нибудь и посмотрим, что он будет делать.

Неподалеку от нас проходил один из тех знаменитых лионских проходов между домами, которые называют трабулями. Старые кварталы города буквально пронизаны такими ходами. В эти своеобразные узкие коридоры едва проникает свет.

Я схватил Кафи за поводок, и мы ринулись в трабуль, начинавшийся в нескольких шагах от нас.

Ждать пришлось недолго. Внезапно в проеме показалась тень.

— Это он! — прошептал Гий.

В трабуле было темно, и мальчишка не мог нас разглядеть. Немного постояв, он огляделся по сторонам, потом неуверенно шагнул в нашу сторону, но, оказавшись в кромешной тьме, отступил назад. Тогда мы крадучись двинулись вперед и так дошли до угла улицы.

Там мы вновь увидели подозрительного подростка; тот шел, озираясь по сторонам, словно чего-то ждал или кого-то искал.

— Вот видите, — не унимался Гий, — он следил за нами. А сейчас соображает, куда мы подевались.

Мы и сами были не прочь последить за назойливым мальчишкой, однако время было позднее и в такой час мы не хотели сталкиваться с ним нос к носу. Итак, переполненные впечатлениями, мы дружно помчались к Сапожнику — рассказать о происшествии в магазинчике и о неожиданной встрече с подозрительным мальчишкой с улицы Алуэтт.

 

ПИСЬМО

Мы выбежали из школы. На бульваре гуляла какая-то девочка; приглядевшись, я узнал хрупкую фигурку Мади. Поджидая нас, она ходила взад и вперед по тротуару. Мы знали, что сегодня после обеда она собиралась в больницу к Лулу, однако никто не думал, что потом она зайдет к нам в школу.

Неужели опять какие-то новости?

Печальный вид девочки говорил о том, что дела идут неважно.

— Мы хотели помочь Лулу, — начала она, — но мне кажется, что мы только вредим ему.

Что она хочет этим сказать?

— У него плохо с ногой? — заволновался Корже.

— Нет, с ногой все в порядке… А вот со всем остальным гораздо хуже. Он получил письмо… от неизвестных из подвала; они угрожают ему и напоминают, что он обещал молчать.

— Как? Они знают его имя и адрес?

— Видимо, да, раз письмо доставили прямо в больницу. Вы только подумайте! Лулу больше всего боится этих негодяев, ему даже вспомнить о них страшно. Так что представляете, в каком настроении я его застала. Письмо пришло сегодня утром. Его принесла сиделка, разносившая больным почту. К счастью, Лулу не стал распечатывать его при ней. Он решил, что письмо от нас, но когда вскрыл его, то сразу понял, кто авторы. Нам просто повезло, что я пришла к нему именно сегодня. Я ничем не могла его успокоить, и мне вдруг пришла в голову одна мысль. Я стала убеждать Лулу, что письмо и в самом деле написали мы — захотели подшутить над ним, чтобы потом вместе посмеяться над его страхами… Я пообещала ему еще много таких посланий, сказала, что мы договорились писать ему, чтобы он не скучал.

— Ты здорово придумала, Мади. Если надо, будем писать ему каждый день. Только что он тебе ответил?

— Он очень обрадовался. Я просидела у него больше часа, и когда я уходила, он был почти спокоен, во всяком случае, перестал плакать от страха… но подозреваю, когда он остался один, ему снова стало страшно, а, значит, ему по-прежнему будут сниться кошмары.

— Ты видела это письмо? — спросил Стриженый. — Что в нем было?

— Он показал мне его тайком от сиделки… Более того, я уговорила его отдать мне это письмо, чтобы вы убедились, что оно действительно дошло. Оно у меня в кармане, но идемте отсюда, здесь слишком много народу.

И она решительным шагом двинулась вперед, вдоль забора строительной площадки. Когда, наконец, мы отошли подальше от школы, она вытащила из кармана пальто конверт.

— Читайте!

Это был обычный желтый конверт, на котором крупными печатными буквами синим карандашом был выведен адрес: ЛУЛУ БУРГЕ

БОЛЬНИЦА КРУА-РУСС

ЛИОН

Внутри лежал простой листок белой бумаги. Той же рукой, что и адрес, и тем же карандашом большими печатными буквами было выведено:

ПРИДЕРЖИ ЯЗЫК… БЕРЕГИСЬ!

И, разумеется, без подписи. Листок переходил из рук в руки. Близился вечер, мы подносили лист совсем близко к глазам, словно пытались вычитать там еще что-нибудь.

— А конверт был проштемпелеван? — спросил Бифштекс.

— Да, в почтовом отделении Бротто. Печать очень ясная. Письмо было отправлено вчера вечером в 18 часов 30 минут.

Квартал Бротто находится на другом берегу Роны, довольно далеко от Круа-Русс.

— Увы, — вздохнул Бифштекс, — это письмо нам мало что дает. Тот, кто отправлял его, вряд ли живет в Бротто. Просто он ловко запутывает следы, вот и все.

Воцарилась долгая тишина. История становилась гораздо более серьезной, чем мы думали.

— Я с вами прощаюсь, — произнесла Мади, — мне пора домой. Оставьте письмо у себя.

Мы предложили проводить ее.

— Нет, — быстро ответила она, — я сама дойду до дома… Держите меня в курсе дела.

И скоро ее фигурка растворилась во тьме.

— Пошли к Сапожнику, — предложил Корже, — и там спокойно все обсудим.

Сапожник сидел на кухне и играл в карты с воображаемым партнером. Увидев письмо с угрозами, он просто обалдел. Затем его охватил праведный гнев, направленный против негодяев, смеющих угрожать больному малышу. Каждый раз, когда Сапожник бушевал, он начинал рвать на себе волосы. Вот и теперь он дергал себя за вихры, приговаривая:

— Ах, мерзавцы, ах, негодяи!

Начатый на бульваре спор продолжился. Наконец все согласились с тем, что письмо неслучайно было отправлено через день после нашего похода на улицу Алуэтт.

— Лулу уже месяц в больнице, — начал Бифштекс. — Почему неизвестные из подвала ждали так долго, чтобы возобновить свои угрозы? Мне кажется, они послали это письмо потому, что испугались. Кого? Скорей всего нас, раз больше никто не знает тайны Лулу.

— Значит, — подхватил Стриженый, — наше появление на улице Алуэтт не осталось незамеченным. Кто нас выследил? Ответ прост: хозяин магазинчика. Он увидел перчатку с четырьмя пальцами и забил тревогу.

— А может, и не он, — промолвил Гий. — Вы забываете о мальчишке, который там вертелся. Оба раза, когда мы ходили на улицу Алуэтт, он явно следил за нами.

Конечно, автором письма мог быть и хозяин магазинчика, и подозрительный мальчишка. Но что они хотели этим сказать? Неизвестные бесследно исчезли из подвала. Чего им теперь бояться? И откуда они знают имя Лулу? Кто им сказал, что он в больнице?

Мы с Сапожником придумали самое простое объяснение. Неизвестные знают Лулу, потому что живут с ним в одном квартале. А значит, следует продолжить поиски именно вокруг улицы Алуэтт.

Мы так увлеклись своими догадками, что совершенно забыли о времени. Неожиданно раздался оглушительный звон. Это был будильник Сапожника; наш друг поставил его на шесть утра, но тот почему-то сработал в шесть вечера.

Уже шесть! Давно пора прощаться и расходиться по домам, а мы так ничего и не решили! Пожимая друг другу руки, мы условились встретиться завтра перед началом уроков на бульваре Круа-Русс.

Этой ночью я спал плохо. Лулу с его письмом никак не выходил у меня из головы. Интересно, действительно ли малыш поверил выдумке Мади?

Слыша, как я ворочаюсь с боку на бок, Кафи, спавший на старом коврике рядом с моей кроватью, несколько раз вскакивал, подбегал ко мне и клал голову мне на одеяло, ожидая, когда я засну.

Проснулся я рано утром. Взяв чистый лист бумаги, я, как просила Мади, написал коротенькое письмо Лулу и положил его в конверт. К сожалению, у меня не было почтовой марки, а по дороге в школу нет ни одного магазина или киоска, где бы их продавали. К тому же у меня совсем не осталось денег. Поэтому пришлось попросить марку у мамы.

— Зачем тебе марка? — удивилась мама. — Кому это ты собираешься писать с утра пораньше?

Я рассказал, что мы решили писать Лулу в больницу, чтобы ему не было так одиноко. В подтверждение своих слов я показал ей конверт с адресом.

— Интересно! — воскликнула она. — Неплохая мысль! Написать адрес печатными буквами… совсем как в гангстерских фильмах. Там всегда так пишут, когда автор письма хочет, чтобы его не узнали!

Я покраснел, но не выдал секрета Лулу.

На бульваре мы все появились одновременно. И какой сюрприз нас ждал! Наконец-то явился Сапожник. Хотя насморк его еще не прошел, он решил пойти в школу.

Я показал свое письмо к Лулу. Остальные тоже написали мальчугану. Итак, Лулу получит сразу шесть писем.

— Погодите, — сказал Бифштекс, — зачем так много? Сложим шесть листков в один конверт, так мы сэкономим марки для следующих писем.

В эту ночь все, как и я, плохо спали.

— Жаль, что мы больше не можем появляться на улице Алуэтт, — вздохнул Корже. — Нас наверняка узнают, и Лулу получит новое письмо с угрозами.

— Простите! — вмешался Сапожник. — Вы забыли, что я никогда там не был. Так что мне ничто не помешает продолжить наше маленькое расследование. Вообще-то нам повезло, что я подхватил и аппендицит, и насморк. Впрочем, ради ключа к решению этой загадки я готов заболеть чем угодно, даже корью или скарлатиной.

Так мы дошли до дверей школы.

 

БОЛЬШОЙ РИКЕ

Мы писали Лулу почти каждый день, всегда выводя адрес печатными буквами.

Когда у нас было время, мы для разнообразия отправляли письмо из другого квартала. Так что, похоже, нам действительно удалось убедить Лулу, что и первое письмо тоже написали мы.

Тем временем расследование продолжалось, точнее, его продолжал Сапожник. Я нашел для него превосходный предлог, чтобы появляться в лавке «Газеты — сигареты». Теперь каждый день после школы он шел на улицу Алуэтт, заходил в магазинчик и покупал газету, всегда одну и ту же, словно выполнял поручение родителей.

Когда Сапожник первый раз пришел туда, хозяин сидел за прилавком и о чем-то оживленно разговаривал с покупателем. Воспользовавшись этим, наш друг внимательно осмотрел помещение, но ничего подозрительного не заметил. На следующий день он еще с порога увидел подростка, который под руководством хозяина раскладывал свежие газеты. Сердце Сапожника учащенно забилось. Он не сомневался ни секунды: судя по описанию Гия, это был тот самый парень, который дважды шпионил за нами. Подросток был высок, почти одного роста со Стриженым, только гораздо худее; у него были впалые щеки и светлые волосы, густыми прядями падавшие ему на глаза. Обращаясь к нему, хозяин называл его Рике.

Это открытие нас не особенно удивило. Напротив, все стало на свои места: значит, владелец лавочки и этот Рике члены одной шайки. С одной стороны, это упрощало дело. Но теперь уж точно никто из нас, кроме Сапожника, не мог появиться в магазинчике незамеченным.

На следующий день Сапожник, как обычно зайдя в «Газеты — сигареты» за свежей прессой, решил подольше задержаться там, в надежде что-нибудь разведать. Отойдя в сторону, он принялся листать журналы. Прошло довольно много времени, прежде чем в лавочку заглянул еще один покупатель. Мужчина купил пачку сигарет и тут же вышел.

— Знаешь, все-таки очень странно, — рассказывал потом мне Сапожник, — что хозяину такой крохотной лавчонки требуется помощник. В большом магазине, где все время толпятся покупатели, ну, вроде как на площади Терро, — это я понимаю! Но здесь, в самом глухом углу Круа-Русс! Допустим, хозяин уже не молод, нет прежнего проворства, болят ноги… да мало ли еще чего… И все равно: зачем брать помощника в такой крошечный магазин?

— А почему бы тебе не спросить об этом у Рике? — предложил Бифштекс. — Он уже не раз тебя видел, ты вполне можешь заговорить с ним.

— Думаешь, я сам не догадался? — с обидой в голосе ответил Сапожник. — Просто я жду, когда хозяин выйдет: мне бы остаться с ним вдвоем. Хотя не уверен, что мне удастся что-нибудь вытянуть из этого парня: у него довольно угрюмый вид. Когда хозяин к нему обращается, он отвечает только «да» или «нет», и больше ничего. Впрочем, если он влип в историю, он наверняка всегда начеку.

— А ты все-таки попробуй, — настаивал Корже, — а там посмотрим по обстоятельствам.

Случай представился уже на следующий день. Когда Сапожник пришел за газетой, Рике был в магазинчике один; он сидел за кассой на месте хозяина. «Малыш» обычно легко сходился с людьми; вот и теперь он с самым дружелюбным видом подошел к Рике.

— Везет тебе, — протянул он, — работа непыльная, сиди себе и бесплатно почитывай журнальчики…

Вместо ответа подросток равнодушно пожал плечами.

Не смутившись, Сапожник продолжал:

— Когда я окончу школу, я тоже найду какую-нибудь работу, вроде твоей — чтобы меня там не гоняли целыми днями.

Парень снова пожал плечами, но все же изволил открыть рот.

— Это как сказать… приходится и побегать.

— А куда тебе бежать?

— Каждое утро надо разнести газеты абонентам… А еще замещать за кассой хозяина, когда тот отлучается из магазина.

— А твой хозяин часто отлучается?

Мальчик подозрительно взглянул на Сапожника, на его скулах заиграли желваки.

— А тебе какое дело? Хозяин не любит, когда я болтаю с покупателями. Сам он очень серьезный человек. Держи, вот твоя газета!

Сапожнику оставалось только удалиться. Когда он пришел к нам, он был так зол на самого себя, что даже стал заикаться.

— Я вел себя, как последний идиот! Захотел узнать все сразу! Для начала надо было просто познакомиться с ним, поговорить о какой-нибудь ерунде. Я сам все испортил.

Дружески хлопнув его по плечу, Стриженый успокаивающим тоном заявил:

— Не бери в голову! В следующий раз, когда опять увидишь его одного в магазинчике, не приставай к нему. Тогда на третий раз Рике сам с тобой заговорит. Не забывай, ты покупатель, а любой коммерсант обязан угождать своим клиентам.

Но на следующий день события приняли совершенно неожиданный оборот. Было воскресенье. Мы не видели Лулу уже целую неделю, и решили навестить его всей компанией, рассчитывая, что Мади сумеет уговорить сурового санитара пропустить нас. Мади, разумеется, отправилась с нами. Всю неделю она неважно себя чувствовала, не выходила из дома и за это время успела очень соскучиться по своему маленькому приятелю.

Чтобы Мади не делать лишний крюк, мы договорились встретиться на смотровой площадке, именуемой Крышей Ткачей; она расположена на холме, откуда открывается великолепный вид на город. Погода стояла прекрасная, а для начала зимы ее можно было назвать даже теплой. Сидя на парапете, мы так заболтались, что чуть не пропустили часы посещений. К счастью, когда мы добрались до больницы, посетителей еще пускали. Войдя в вестибюль, мы сразу заметили, что нашего недруга-санитара нет на месте, а его напарник не только не сделал нам замечание, но даже не счел нужным обратить на нас внимание.

Когда мы шли по длинному коридору, нас окликнула сиделка, ухаживавшая за Лулу.

— Очень хорошо, что вы не забываете своего маленького друга. Я знаю, вы пишете ему письма, чтобы развлечь его, но он гораздо больше радуется, когда видит вас, чем когда получает ваши письма.

— А как он себя сейчас чувствует? — спросила Мади.

— Нога его почти зажила, рана больше не нагнаивается, но бедняжка так плохо ест! Его мать ничего не понимает: она утверждает, что до этого злосчастного падения у него был превосходный аппетит. Доктор не знает, что и думать… Надеюсь, что ваш приход пойдет ему на пользу. Мне кажется, у него уже кто-то сидит, но это ничего, вам он всегда рад.

Сиделка проследовала дальше. Мы подошли к палате № 3. Гий галантно распахнул дверь, пропуская вперед Мади. Внезапно он переменился в лице и замер, сделав нам знак остановиться. Возле кровати Лулу стоял незнакомый мальчик, наш ровесник, может, даже немного постарше.

— Рике, это Рике, — прошептал Гий.

И закрыл дверь. Что делать? Повернуть обратно?

— Идите, — сказал Сапожник. — Вас он не узнает. А мы с Гием спустимся вниз и подождем вас на улице.

Со времени нашего последнего посещения в палате сменилось много больных. Но Лулу лежал на своем прежнем месте. Увлеченный разговором с Рике, малыш не заметил наших маневров. Подросток стоял у его изголовья, лицом к нам. Сначала я удивился, как это он не узнает нас, но потом сообразил, что он же видел нас издалека, на плохо освещенной улице, и действительно мог запомнить только Сапожника и Гия.

Рике был высок и угловат, Сапожник очень точно описал его. На нем была тесная курточка, рукава которой ему были явно коротки. В лице его не было ничего отталкивающего. Глаза смотрели грустно и задумчиво. Лулу радостно представил его нам.

— Мой сосед, — гордо сказал он. — Он уже не ходит в школу, и у него меньше свободного времени, чем у вас. Поэтому он только третий раз приходит ко мне… Правда, Рике?

Рике утвердительно кивнул; слабая улыбка, мелькнувшая на его губах, быстро исчезла.

— Правда, — сказал он, — и, надеюсь, последний. Тебя должны скоро выписать.

Лулу не ответил. Мы уже заметили, что ему не нравилось, когда с ним заговаривали о возвращении домой. В больнице он явно чувствовал себя в большей безопасности. Воцарилась гнетущая тишина. Внезапно Рике обратился к Лулу:

— Я, пожалуй, пойду… к тебе пришли… не скучай.

Он протянул маленькому больному свою длинную руку, кивнул нам и медленным размашистым шагом удалился, ни разу не обернувшись.

Мы наперебой принялись расспрашивать Лулу о мальчике, которого мы столь бесцеремонно спугнули. Однако Мади остановила нас и стала спрашивать Лулу о письмах: получал ли он на этой неделе наши послания? Интересно ли ему их читать? И он их больше не пугается, верно?

Увы, от сиделки мы уже знали, что страхи Лулу не уменьшились, чем дальше, тем они становились сильней. Мальчик начал путать два события: встречу с неизвестными и падение с лестницы. Иногда ему казалось, что он не упал, а загадочные незнакомцы его толкнули. Мрачные фантазии его заходили очень далеко.

Мы не стали его переубеждать, а просто перевели разговор на другую тему: нам очень хотелось расспросить его о Рике. Почему он пришел навестить малыша?

— Давно ты его знаешь? — спросил Бифштекс.

— Очень, — ответил Лулу, — я всегда его знал, мы живем в одном доме.

— Вы с ним друзья? Вы вместе играете?

— Нет! Он гораздо старше меня и уже закончил школу. Когда он в первый раз пришел ко мне, я очень удивился.

— А когда это было?

— Почти сразу после того, как меня сюда положили.

— А второй раз? Он задумался.

— Не помню… недели две назад, в пятницу или в субботу… да, в пятницу, точно, потому что по пятницам нам дают рыбу, а я не люблю ее и не стал есть. Тогда еще Рике рассмеялся и спросил, неужели я такой маленький, что не справляюсь с рыбьими костями.

— А ему ты тоже рассказал о неизвестных в подвале?

На лице Лулу отразился ужас. О нет, никогда!

И он подозрительно взглянул на нас.

— А почему вы об этом спрашиваете? Вы же раньше не видели Рике!

— Ну и что! Нам просто интересно, он же твой друг, и мы тоже.

Мади почувствовала, что пора прекращать этот неприятный для больного разговор, и тут же начала рассказывать что-то веселое. Впрочем, часы посещений уже подходили к концу, и мы стали прощаться. Внизу нас с нетерпением ждали Сапожник и Гий.

Итак, мы попрощались с Лулу и пообещали вскоре вновь прийти к нему. Гий и Сапожник, прятавшиеся за углом, пока Рике не вышел из больницы, теперь расхаживали перед самым входом. Вместе мы двинулись в обратный путь.

— А вы обратили внимание, — сказал Бифштекс, — что сначала Рике пришел навестить Лулу, как только тот попал в больницу, а потом — после того, как мы во второй раз побывали в подвале; тогда же мы впервые зашли в магазинчик «Газеты — сигареты»…

— И еще не забудьте, — перебил его Корже, — второй раз Рике пришел к Лулу в пятницу! А ведь по пятницам он обычно сидит на работе и торгует газетами-сигаретами!

— Вполне возможно, — поддержала его Мади, — что совпадения эти не случайны. Однако Рике пришел еще и сегодня, а ни вчера, ни позавчера ничего не случилось.

Единого объяснения появлениям Рике в больнице мы так и не нашли.

Устроившись на Крыше Ткачей, мы строили самые невероятные предположения и в конце концов решили, что Рике приходил не просто навестить приятеля, а еще с какой-то неведомой нам целью. Но что ему нужно? И кто посылал его?

Таким образом, дело еще больше запутывалось.

 

ПОГОНЯ В ТУМАНЕ

Обсудив со всех сторон неожиданную встречу в больнице, мы пришли к выводу, что Рике ведет двойную игру… но какую? Во всяком случае, правильно, что Сапожник и Гий не пошли вместе с нами к Лулу.

С этого дня, заходя в магазинчик «Газеты — сигареты», Сапожник еще внимательнее приглядывался к каждому покупателю, ловил каждое сказанное в лавочке слово. Хозяин был с ним любезен, как, впрочем, и со всеми прочими посетителями.

Рике же, напротив, разговаривал с ним сквозь зубы.

И все же Сапожнику удалось сделать ценное наблюдение. Дважды, стоя у подставки с журналами и перелистывая их, он видел, как из боковой двери магазинчика выходил Рике, ведя за собой велосипед; это означало, что он отправлялся куда-то далеко.

— Знаешь, — сказал мне Сапожник, — обычно рассыльные складывают газеты в пачку и привязывают ее перед рулем, к багажнику. У велосипеда Рике спереди тоже есть багажник, но он им не пользуется. Свои две клеенчатые сумки он крепит сзади, сумки всегда переполнены. Уверен, он развозит не газеты… К тому же газеты развозят утром, ранним утром, и рассыльные выезжают из дома с рассветом.

— И что ты хочешь этим сказать? — спросил Стриженый.

— А то, что нам надо выяснить, куда ездит Рике.

Мысль неплоха, но как ее осуществить? Для слежки за Рике у нас имелся всего один день — четверг, потому что, как выяснил Сапожник, по воскресеньям у Рике был выходной.

Но тут нам неожиданно повезло. Придя на следующий день в школу, мы узнали, что наш учитель заболел. Он подхватил грипп. Раньше чем через неделю он вряд ли сумеет приступить к работе. А так как классы переполнены, директор разрешил нам эту неделю провести дома. Поэтому после обеда, несмотря на холод, мы собрались на Крыше Ткачей, где к нам присоединилась Мади.

— Все правильно, — сказала она, узнав о нашем замысле, — только все надо делать быстро. Каждый потерянный нами день — это еще одна кошмарная ночь для Лулу.

Чтобы не упустить Рике, а главное, чтобы он нас не заметил, мы решили разделиться. Двое отправлялись в засаду на улицу Кордельеров, одному предстояло наблюдать за улицей Алуэтт: на углу этих двух улиц и находился магазин «Газеты — сигареты». Теперь Рике от нас не ускользнет.

К несчастью, сегодня время для слежки уже ушло. Вдобавок мы давно не пользовались нашими старыми велосипедами, так что надо было хорошенько проверить их. Поэтому с Крыши Ткачей мы всей командой отправились в нашу «пещеру», где хранились разные нужные нам вещи. К вечеру велосипеды сияли так, что на них хоть завтра можно было стартовать в велогонке Тур де Франс.

Назавтра мы отправились выслеживать Рике. Моим напарником стал Корже. Кафи брать с собой я не стал. Конечно, Рике не мог узнать его, он же никогда не видел пса, но не исключено, что хозяин рассказал ему о случае с перчаткой. И потом, если нам вдруг понадобится преследовать Рике по центральным улицам, я буду волноваться, как бы Кафи не раздавила машина, когда он помчится за велосипедом.

Мы затаились в трабуле, том самом, где уже прятались. Вряд ли кто-нибудь нас здесь обнаружит. Под сумрачными сводами гулял ледяной ветер, и мы стучали зубами от холода. Все утро Рике не показывался. В полдень мы все встретились в условленном месте. Никто не заметил ничего подозрительного. После обеда мы вновь отправились на свои посты, но все напрасно. Рике так и не появился.

— Рано еще отчаиваться, — заявил Корже, — завтра продолжим слежку.

Проснувшись утром, я увидел, что на город опустился густой туман. Было восемь часов, однако на улице царила почти ночная мгла. Мы уже добрались до улицы Кордильеров, а туман все еще не думал рассеиваться, его серая пелена окутывала верхушку холма, и в трабуле было темно, как в туннеле.

— Ну и погодка! — ворчал Корже. — Мы тут окончательно закоченеем!

Однако долго ждать нам не пришлось. Не прошло и четверти часа, как я встрепенулся. На улице Кордильеров мелькнула тень: человек на велосипеде… Это был Рике!

Пока мы добежали до стены, где стояли наши велосипеды, вскочили в седло и вылетели на улицу, Рике уже исчез, скрылся в густом тумане. Изо всех сил крутя педали, мы домчались до конца улицы, откуда дороги разбегались в форме буквы Т: одна узенькая тропинка вела обратно в Круа-Русс, другая сбегала вниз, к центру города.

— Он наверняка поехал в город, — крикнул мне Корже.

Мы повернули направо. Презрев туман, мы на полной скорости спустились с холма. Корже едва не сбил с ног старушку, переходившую через улицу с батоном под мышкой. Мне пришлось резко затормозить, чтобы не переехать огромного рыжего кота, прыснувшего у меня из-под колеса так, словно у него были пружины вместо лап.

И вот, когда мы добрались до конца улицы, перед нами мелькнул красный огонек сигнальной фары над задним колесом велосипеда. Рике! Я узнал его длинную тощую фигуру. Он ехал осторожно, с зажженным сигнальным огнем. Впрочем, в такую погоду все водители обязаны включать дальний свет. Только бы регулировщики не заметили, что у нас с Корже нет ни одной фары!

Чтобы не потерять Рике из виду, нам пришлось ехать за ним почти вплотную. Он направлялся к площади Терро, самой красивой и всегда многолюдной площади Лиона. В сегодняшнем тумане мы с трудом различили украшавший ее монументальный фонтан, вокруг которого обычно разгуливают голуби.

— Будь осторожен! — бросил мне Корже. — Придется лавировать между машинами, и хотелось бы, чтобы нас не сбили.

Густой туман, еще гуще, чем в Круа-Русс, парализовал уличное движение в центре города. То там, то тут возникали расплывчатые силуэты прохожих и быстро растворялись в тумане. Велосипед Рике скользил сквозь плотный затор легко, как иголка. Дважды мы теряли его. На третий раз мы уже было решили, что упустили его окончательно, как вдруг Рике вынырнул у нас под самым носом и остановился на красный свет светофора. Подросток был так близко от нас, что я на всякий случай опустил капюшон, а Корже надвинул свою шапку-шлем на самый нос.

— Смотри! — прошептал Корже, указывая пальцем на набитые сумки Рике. — Сапожник был прав, он что-то развозит, но уж точно не газеты.

Во всяком случае, груз был явно очень ценным. Стоя на красном свете, Рике то и дело проверял, надежно ли застегнуты ремни сумок.

Наконец загорелся зеленый. Ряды машин медленно начали продвигаться вперед. Ну-ка, ну-ка, интересно! Свернет ли Рике направо, в самый центр города? Или поедет прямо? Последнее предположение оказалось верным: он направился прямо к Роне и доехал до моста.

— Внимание! — снова зашептал Корже. — Возле моста есть развилка, там расходятся в стороны три улицы.

Мы подъехали поближе. Возле самого моста опять загорелся красный свет. И снова, пока все стояли, Рике ощупывал сумки. Интересно, почему он так беспокоится за их содержимое?

Но вот взревели двигатели, и машины поползли дальше. Рике не свернул ни вправо, ни влево, на набережную, а продолжил свой путь прямо. Вскоре он въехал на широкую оживленную улицу и покатил по ней. Туман постепенно рассеялся, и теперь нам приходилось следовать за ним на значительном расстоянии. Нагнувшись к Корже, ехавшем рядом со мной колесо к колесу, я спросил:

— Как ты думаешь, куда он направляется? Центр остался далеко позади, еще немного, и мы выскочим за пределы города!

Внезапно Рике резко свернул направо, в узенькую улочку. Однако ехал по ней недолго. Последовав за ним, мы увидели, как он слез с велосипеда, достал из сумок два толстых пакета, уверенным шагом пересек улицу и, как человек, прекрасно знающий адрес, вошел в ворота дома.

Затормозив, мы с Корже соскочили с велосипедов. Я повернулся к товарищу:

— Видал, он все выгрузил из обеих сумок; похоже, больше никуда не поедет. Здесь нет одностороннего движения, значит, выйдя из дома, он поедет в обратном направлении. Поэтому нам надо спрятаться.

Корже согласился со мной. Рике мог появиться в любую минуту. Таща с собой велосипеды, мы прошли мимо дома, куда скрылся Рике. Это был старый четырехэтажный дом, фасад которого явно никогда не ремонтировался. На нем висел номер 23. Окна первого этажа, где обычно размещались магазины или мастерские, были заколочены. Дверь, куда вошел Рике, была приоткрыта, и за ней был виден довольно темный коридор. Возле кромки тротуара стоял велосипед Рике. Понятно, почему он не стал тратить время на застегивание сумок: заглянув в них, я убедился, что они пусты.

Миновав здание, мы увидели приткнувшийся возле тротуара грузовичок с фургоном и, не сговариваясь, решили спрятаться за ним, используя его вместо ширмы. Время шло; от тумана остались одни воспоминания. Я откинул назад капюшон.

— Странно! — размышлял вслух Корже. — Не может быть, чтобы клиенты такой захудалой лавчонки, как «Газеты — сигареты» жили так далеко от нее; мы отъехали от Круа-Русс уже километра на три. Что может…

Внезапно он умолк на полуслове: на улице появился Рике. Мы с удивлением заметили, что под мышкой у него был один из двух таинственных пакетов. Подойдя к велосипеду, он положил пакет в сумку и тщательно застегнул ремни.

И тут начались неожиданности. Вместо того чтобы повернуть обратно, Рике сел на велосипед и поехал дальше.

— Ой, — вздрогнул Корже, — сейчас он проедет мимо.

Какая неудача! В это же самое время фургон, служивший нам укрытием, тронулся с места и быстро выехал на середину улицы. Бросив велосипеды, мы попытались скрыться. Поздно! Наш топот привлек внимание Рике. Выражение его лица резко изменилось. Он узнал нас! И, не задумываясь, развернулся и помчался обратно, изо всех сил крутя педали. Мы ринулись к нашим велосипедам, они стояли у кромки тротуара в нескольких метрах от нашего бывшего укрытия. К несчастью, в спешке я зацепился педалью за цепь Корже, и пока мы распутывались, Рике уже скрылся. В довершение всех неудач, когда мы домчались до конца улицы, перед нами загорелся красный свет, а стоявший впереди регулировщик остудил наше желание нарушить правила дорожного движения. Нам оставалось только ждать, терзаясь от бессильной ярости.

— Теперь нечего и пытаться, — махнул рукой Корже, — мы его не догоним.

Мы слезли с велосипедов; ноги у нас гудели. Мы в отчаянии озирались по сторонам. Винить было некого, кроме самих себя. Что скажут друзья, узнав, что мы упустили Рике?

Теперь нам остается только гадать, что возит Рике в своих сумках. Почему он взял с собой оба пакета, а потом один вынес обратно? Наверное, чтобы в его отсутствие кто-нибудь не украл оставшийся. Значит, в этом квартале у него есть еще один адресат, кому он должен доставить пакет. Потому он собирался ехать дальше. Уж точно, в этих пакетах, хоть и небольших, но, судя по всему, достаточно тяжелых, лежали не газеты.

Постепенно мы осознали, что сейчас нас меньше всего интересует содержимое свертков. Рике узнал нас! И понял, что мы следим за ним. Вернувшись в магазинчик, он сообщит об этом хозяину. Значит, завтра Лулу получит новое письмо с угрозами. А что мы можем сделать, когда нас разоблачили?

С тяжелым сердцем мы сели на велосипеды и медленно покатили к своим товарищам, которые там, на холме, все еще продолжали теперь уже бесполезное наблюдение.

 

НОВАЯ ВСТРЕЧА

Действительно, друзья были страшно разочарованы, но никто не упрекнул нас. Нам не повезло, и ничего тут не поделаешь.

Однако в результате нашей неудачной погони нам все же удалось кое-что выяснить: во-первых, адресаты Рике живут далеко от Круа-Русс; во-вторых, подросток очень беспокоится за свой груз. Бегство же его после того, как он нас заметил, только укрепило наши подозрения относительно характера занятий его и хозяина лавочки «Газеты — сигареты».

К сожалению, теперь, когда Рике знает, что за ним следят, он, конечно, будет настороже. «Висеть на хвосте» у него станет делом весьма нелегким. Только Сапожник, которого Рике пока еще не заподозрил в дружбе с нашей командой, может попытаться проследить за ним.

Неожиданно на следующий день Сапожник совершенно случайно подслушал очень важный разговор. День только начинался. Сапожник пришел в магазин за газетой. Хозяин был один. Выбравшись из-за прилавка, он кряхтя расставлял в витрине газеты и журналы. Сапожник уже собрался попросить свою газету, как в лавочку вошел еще один покупатель: пожилой господин с бородкой и бутоньеркой.

— Смотрите-ка, господин Монье, — удивился он, увидев, как хозяин сам приводит в порядок свою витрину, — а где же ваш маленький помощник?

— Сегодня я работаю один.

И немного поколебавшись, хозяин добавил:

— Он ушел.

— Вы отослали его с поручениями?

— Нет, он совсем ушел; мы с ним расстались.

— Он плохо справлялся со своей работой?

— Кхм, как бы сказать… Похоже, что нынешним мальчишкам не по зубам ремесло разносчика газет. Они стали нежные, как кисейные барышни. Это он решил уйти от меня.

— И он бросил работу без всяких объяснений, не предупредив, не дав вам времени подыскать ему замену?

— Кхм… то есть… понимаете, когда вчера он заявил мне, что увольняется, я не стал его удерживать. Если люди работают через силу, от них не жди ничего хорошего. Я расплатился с ним и сказал, чтобы он больше здесь не показывался.

— И правильно сделали, — согласился пожилой господин, — сразу видно, что вы человек дела.

С этими словами покупатель взял газету, положил деньги на стойку и вышел.

Во время разговора Сапожник делал вид, что с интересом читает журнал; на самом же деле он внимательно наблюдал за хозяином лавочки. И убедился, что, несмотря на бодрый тон, которым хозяин рассказывал об увольнении Рике, уход мальчика, равно как и расспросы пожилого господина, были ему крайне неприятны.

Узнав, что Рике ушел из магазина, мы страшно удивились. Каких только вопросов мы себе не задавали! Сделал ли это Рике добровольно? Или хозяин сам, без предупреждения уволил его? А может, они поссорились?.. Одно только было ясно: это случилось через несколько часов после нашей отчаянной погони за Рике по улицам Лиона. И это было по меньшей мере странно. Неужели снова совпадение? Простая случайность?

— Нет, — категорически отрезал Бифштекс. — Это не случайность.

Тем не менее внезапное увольнение Рике осложнило наше расследование. Разумеется, Сапожник по-прежнему может заходить в «Газеты — сигареты» за своей газетой, но вряд ли теперь ему удастся разузнать что-нибудь интересное.

Надо было как можно скорее сообщить обо всем Мади. Ей в голову часто приходили свежие мысли.

— Все это действительно очень странно, — заявила она, — но меня прежде всего волнует здоровье Лулу. Не удивлюсь, если после всего этого он вновь получит письмо с угрозами.

— Возможно, — согласился Стриженый, — но дело в том, что мы никак не можем этому помешать.

— Помешать… — вздохнула Мади. — Конечно, мы не можем помешать письму попасть в руки адресата, зато мы можем подготовить Лулу к получению этого письма, убедить его, что это мы написали. Беру это на себя: сегодня после обеда иду к нему в больницу. А вы продолжайте следить за Рике. Несмотря на разговор, подслушанный Сапожником, он вполне может продолжать работать на владельца «Газет — сигарет».

Мы со Стриженым вернулись к нашим товарищам. Чтобы не беспокоить родителей Мади, мы ходили к ней вдвоем; остальные ожидали нас в условленном месте. Все согласились с мнением Мади. Общую встречу назначили на завтра: после обеда договорились собраться в «пещере».

Я пришел одним из первых, и снова без Кафи. Думаю, пес уже давно терзался загадкой, почему я вдруг перестал брать его с собой на прогулки и вообще занимался им гораздо меньше, чем обычно. Последним — с опозданием — примчался Гий. По просьбе больной соседки он бегал в аптеку, но с полудня до двух там перерыв, и ему пришлось ждать, когда она откроется. Захватив велосипеды, мы вышли из «пещеры». Тут нам опять не повезло: Сапожник заметил, что у его переднего колеса спущена шина. Пока мы ее накачивали, прошло больше четверти часа.

Наконец мы выехали на бульвар Круа-Русс. Мы уже знали, что Рике живет в том же доме, что и Лулу, и не раз ходили по их улице. Она пролегала совсем рядом с улицей Алуэтт и тянулась почти параллельно последней. Сбегая по отвесному склону холма, она выходила прямо на бульвар Круа-Русс. Эта улочка была так узка и безлюдна, что нельзя было и надеяться пройти по ней незамеченными.

Мы решили разделиться на две группы и занять посты в противоположных концах улицы, попытавшись спрятаться среди домов.

Мы уже собрались расходиться, как вдруг Бифштекс остановил нас:

— Смотрите!.. Вон там!

Впереди показался Рике. Своей обычной расхлябанной походкой он направлялся к бульвару. Мы были достаточно далеко, поэтому вряд ли он нас заметил. Тем более что он шел, опустив голову. Он был так глубоко погружен в свои мысли, что, когда переходил на другую сторону бульвара, чуть не попал под машину.

— Черт побери, — внезапно воскликнул Корже, — он идет в сторону больницы!

В самом деле, перейдя бульвар, он пошел дальше по тротуару, а затем свернул в ту улочку, которая, как мы хорошо знали, вела прямо к больнице.

— Он идет к Лулу, мы должны помешать ему! — взволнованно заявил Стриженый.

Недолго думая он вскочил на велосипед и нажал на педали, мы ринулись за ним. Рике уже подходил к больнице, когда мы нагнали его. Он обернулся и узнал нас. На этот раз бежать ему было некуда. Стриженый выехал вперед и спросил его:

— Куда ты идешь?

Изумленный Рике по очереди оглядел всех нас. Особенно пристально он разглядывал Сапожника: он узнал в нем постоянного клиента лавочки «Газеты — сигареты» и понял, что тот тоже из нашей команды. Он нахмурился.

— Ты, наверное, идешь в больницу? — снова спросил Стриженый.

Рике весь напрягся.

— А вам какое дело?

Как мы могли ему ответить, не выдав при этом секрет Лулу? Внезапно Корже осенило.

— Нам надо поговорить с тобой, сухо произнес он. — Думаю, что ты узнал Тиду и меня. Помнишь, дом номер 23 на улице Пеллегрен, что на другом берегу Роны? Почему ты, заметив нас, бросился удирать? Чего ты боишься?

Бледное, напряженное лицо Рике медленно заливалось краской. Он пожал плечами.

— А я испугался?

— Не знаю… может, ты просто не хотел, чтобы узнали, куда ты ездишь, или что лежит у тебя в пакетах, которые ты так старательно укладываешь в сумки.

— Я не обязан никому отчитываться.

Лицо его вновь стало бледным, ноздри раздувались. Повернувшись к нам спиной, он дал понять, что разговор окончен. Внезапно он развернулся, и перед нами предстала красная, разъяренная физиономия. Схватив Бифштекса за руку, он сильно сдавил ее. И просчитался. Бифштекс — не самый высокий в нашей компании, зато у него самая лучшая реакция. Мгновенно вырвав руку, он сжал кулаки и бросился на противника. Но его остановил Корже.

— Нет, Бифштекс, расквашенный нос ничего не решит. Мы здесь не для того, чтобы устраивать драку.

Злое выражение мгновенно исчезло с лица Рике. Он тоже не хотел драться. Скорей всего, он просто решил показать, что не боится нас.

Мы стояли друг напротив друга. Что дальше? В эту минуту из больницы вышла Мади. Завидев нас, она ускорила шаг. Уже издали она взволнованно закричала:

— Я только что говорила с Лулу! Он снова…

Тут она заметила Рике и в растерянности остановилась. Видно было, что она судорожно пытается сообразить, как рассказать нам свою новость, не выдав при этом тайны Лулу. Но мы уже все поняли. Малыш получил новое анонимное письмо с угрозами. Мы тревожно переглянулись.

— А что случилось с Лулу? — живо спросил Рике. — Ему стало хуже?

Мы уставились на Рике. И тут произошло нечто странное, не поддающееся объяснению. С точки зрения логики мы должны были бы расценить беспокойство Рике, как подтверждение его двойной игры, и с негодованием наброситься на него. Но нет! Взволнованный тон мальчика произвел на нас совершенно противоположное впечатление. Мы вдруг почувствовали, что он искренне волнуется за Лулу.

Главное, Мади тоже это ощутила. Она обратилась к Рике:

— Мы с радостью рассказали бы тебе все, только мы не знаем, действительно ли ты друг Лулу.

Рике удивленно посмотрел на нее.

— А зачем вам это знать? Я приходил к Лулу, и все тут.

Но Мади не отступала:

— Скажи, ты приходил потому, что дружишь с ним? Или у тебя были другие причины?

— Другие причины?.. Не понимаю.

Мади колебалась. Еще слово, и она выдаст секрет Лулу. Повернувшись, она вопросительно посмотрела на нас.

— Пожалуй, стоит ему все сказать, — проговорил Корже.

И вот тонким от волнения голосом Мади начала:

— Если ты действительно любишь Лулу, ты, наверное, знаешь, что он в опасности?.. И вовсе не из-за своей ноги. Ему кто-то угрожает. Вокруг магазинчика «Газеты — сигареты» происходит что-то непонятное, нехорошее. Если ты друг Лулу, помоги нам.

Стоило Мади произнести «Газеты — сигареты», Рике вздрогнул.

— Чем я могу вам помочь? Я ничего не знаю. Объясните мне.

— Долго рассказывать… Тем более не посреди улицы. Мы знаем одно укромное местечко возле лестницы Пиратов. Хочешь, пошли с нами.

Рике молча взглянул на Мади. Убедившись, что она идет вместе со всеми, он, похоже, успокоился, и отправился за нами.

 

РАССКАЗ РИКЕ

В нашей «пещере» возле лестницы Пиратов было много всякого старья: доски, ящики, велосипеды, ролики, даже старый детский автомобиль. Мы сняли с него колеса и приладили их к тележке, на которой потом катались со склонов холма Круа-Русс.

Когда-то в этом помещении находилась ткацкая мастерская. Свет проникал сюда через единственное оконце, составленное из квадратных кусочков стекла. Разбитые стеклянные квадратики мы аккуратно заменили квадратиками картонными, поэтому теперь там всегда царил полумрак. На всякий случай мы всегда носили в карманах огарки свечей. Заглянув внутрь, Рике остановился на пороге, не решаясь войти.

— Не бойся, — ободрил его Бифштекс, — это наша «пещера». Мы часто сюда приходим.

Мади вошла вместе с нами. Выбрав себе ящик, она постелила на него сложенное в несколько раз старое одеяло и села. Остальные разместились где попало: кто на досках, а кто и прямо на полу.

— Зачем вы меня сюда позвали? — беспокойно спросил Рике. — Что вам от меня нужно?

Никто, кроме Мади, не смог бы лучше успокоить Рике.

— Мы просто хотим рассказать тебе, что на самом деле случилось с Лулу в тот день, когда он упал и расшиб ногу, — объяснила она. — Главное, помни, что мы хотим помочь малышу. Поэтому постарайся ответить на наши вопросы.

— Ладно, постараюсь.

Мади взволнованно поведала Рике загадочную историю, над разгадкой которой мы бились вот уже столько времени. Она не забыла ни о нашей находке в подвале, ни о письмах с угрозами, которые продолжал получать Лулу.

— Сейчас только мы можем ему помочь, — заключила она.

Рике сидел на доске, подперев руками голову и упершись локтями в коленки; уставившись в пол, он внимательно слушал девочку. Когда Мади кончила говорить, он поднял голову и окинул нас медленным, сосредоточенным взглядом.

— Ну вот, — завершил Корже. — Мади тебе все рассказала. — Можешь нам помочь раскрыть эту тайну?

Рике покачал головой.

— Я ничего не знаю. В магазине не происходит ничего особенного. Так что вы, скорей всего, ошибаетесь.

— Может, ты и прав, — заметил Сапожник. — Но все же нам хотелось бы кое-что выяснить. Так что подумай, прежде чем отказываться… Знаю, ты не из разговорчивых, но не забывай: мы стараемся для Лулу, а не для себя.

Рике улыбнулся какой-то вымученной улыбкой. Сапожник продолжал:

— Когда и почему ты поступил на работу в этот магазинчик?

— Это случилось в августе. Однажды утром я отправился за журналом для мамы. В магазинчике я встретил старого приятеля. Мы с ним немного поболтали. Я сказал ему, что покончил со школой и собираюсь идти работать. В это время к нам подошел хозяин и сказал, что ему нужен помощник. Он предложил мне неплохую оплату. Самое подходящее занятие для вчерашнего школьника. Я поговорил с отцом, тот сначала не согласился, уверял меня, что такая работа мне быстро надоест. Но я настоял на своем, в основном из-за младшего брата Анри. Прошлой весной Анри долго и тяжело болел, и его пришлось отправить пожить в деревню. Начав работать, я смог бы хоть немного помочь родителям платить за содержание брата. В общем, мне удалось уговорить отца. Вот так я начал работать в лавочке «Газеты — сигареты».

— И что ты там делал?

— По утрам развозил газеты абонентам. Заменял хозяина за прилавком, когда тот уходил. Хозяин доверял мне. В прошлом месяце он стал давать мне кое-какие поручения в городе.

— Что за поручения?

Рике опустил голову.

— Не спрашивайте, все равно не отвечу.

— Это секрет?

— Я обещал ничего не говорить.

— Даже нам? Ты нам не доверяешь?

Почему Рике не отвечает на наш вопрос? Неужели у него в руках ключ к разгадке тайны? Воцарилась томительная тишина. Ее нарушил голос Рике:

— Хорошо, я скажу, только дайте слово, что никто никому ничего не расскажет.

И быстро-быстро продолжил:

— Хозяин все время жалуется, что доходы от магазинчика не слишком-то велики. Чтобы подработать, он торгует старинными книгами. Он продает коллекционерам редкие издания и сам что-то покупает у них. А так как ему стало трудно ходить, он поручал мне ездить к его клиентам.

— А ты действительно развозил книги?

— Он мне их показывал. Однажды даже упаковал их у меня на глазах. Чтобы книги не повредились при перевозке, он трижды оборачивал их бумагой, тщательно обвязывал их веревкой и делал двойной узел. Он говорил, что некоторые книги стоят целое состояние.

— Вполне возможно, — согласился Корже. — Но почему ты боялся рассказать нам об этом? Почему хозяин просил никому об этом не говорить? Ведь продавать книги — весьма почтенное занятие!

— Он объяснил, что у него нет официального разрешения на букинистическую торговлю, а если он возьмет его, то ему придется платить большой налог, который поглотит большую часть прибыли от этой торговли…

Тогда Гий спросил:

— Я видел тебя на улице Алуэтт, когда мы в первый раз пришли туда обследовать подвал. Это хозяин послал тебя туда?

— Нет, я сам вас заметил. Я знаю почти всех в нашем квартале. У вас был такой вид, словно вы чего-то ищете; из любопытства я решил разузнать, куда вы направляетесь.

— Да, но потом ты вернулся со свертком под мышкой, остановился возле какой-то двери и сделал вид, что звонишь.

— Правильно. Вернувшись в магазин, я в разговоре с хозяином случайно упомянул, что видел в тупике компанию мальчишек. Хозяин заволновался и объяснил, что он владеет одним из старых домов в этом тупике. Недавно соседские ребята разбили там в подвале окно. Поэтому он попросил меня вернуться и посмотреть, что вы делаете. Я захватил с собой пакет со старыми журналами, чтобы сделать вид, будто иду по делу… поэтому и притворился, что звоню в дверь.

У меня было о чем спросить Рике. Но больше всего меня интересовала перчатка. Не заметил ли Рике среди посетителей магазина человека без указательного пальца на правой руке?

— Нет, — ответил Рике, — я знаю старичка, у которого нет руки, но так, чтобы не было пальца, — таких не знаю.

Тогда продолжил Стриженый:

— Когда мы снова пришли на улицу Алуэтт, ты тоже был там. Нам показалось, что ты нас выслеживал. Поэтому мы спрятались в трабуле, ты прошел мимо нас, заглядывая в каждую подворотню, как будто искал, в какую же подворотню нас унесло.

— Да, верно, помню. Вы только что вышли из магазина, а я как раз вернулся, выполнив очередное поручение хозяина. И он мне сказал: «Компания тех самых мальчишек, что несколько дней назад ошивалась вокруг, опять явилась сюда; они только что вышли из магазина. Пойди пройдись до конца улицы и посмотри, не замышляют ли они какую-нибудь пакость».

Итак, на все наши вопросы Рике находил такой простой, такой естественный ответ, что нам нечего было добавить.

— А Лулу, — взволнованно напомнила Мадии. — Почему ты пришел в больницу навестить его? Он сказал нам, что до его несчастья вы с ним практически не общались… Это и не удивительно, ведь он на пять или шесть лет моложе тебя.

— Верно. Мы живем в одном доме, но он слишком маленький, и нам неинтересно вместе играть. Но когда я узнал, что с ним случилось, мне стало жаль его. Понимаете, он ровесник моего брата, того, который сейчас живет в деревне; они были друзьями.

— Когда ты во второй раз пришел навестить его, была пятница, то есть рабочий день. Скажи, не хозяин ли послал тебя к нему?

— Нет. Мой хозяин, как и все соседи, знал, что Лулу разбился, но он никогда не говорил со мной о нем. В тот день я совершенно случайно оказался рядом с больницей, где как раз были часы посещений; люди входили и выходили, и я подумал… может быть, Лулу будет рад меня видеть. Впрочем, я пробыл у него недолго. Лулу, наверное, вам об этом сказал… Он хороший мальчуган, поэтому я и зашел к нему еще раз, в воскресенье, когда вы меня у него и застали.

И это объяснение было вполне правдоподобным.

Тогда вмешался Корже.

— Все же мне не все понятно. Почему вчера утром на улице Пеллегрен ты, встретив нас, кинулся удирать, словно мы застали тебя на месте преступления?

— Все очень просто. Хозяин всегда просит меня, как можно осторожней обращаться с пакетами, потому что содержимое их стоит огромных денег. Когда фургон тронулся, вы бросились прятаться. Если бы вы просто прошли мимо, я бы не испугался. А тут я подумал, что вы следили за мной, чтобы потом выкинуть какую-нибудь шутку… быть может, даже украсть мои пакеты.

И это объяснение было вполне логичным. Наши метания после отъезда фургона вполне могли показаться Рике подозрительными и напугать его. Но оставалось еще одно темное место. Почему Рике оставил работу в магазинчике именно вечером того дня, когда мы с ним столкнулись на улице Пеллегрен? Этот вопрос и задал ему Сапожник.

— Сегодня утром я узнал, что ты бросил лавочку. Ты сам решил уволиться? Или хозяин выставил тебя за дверь?

Ответ Рике был прост.

— Я уже говорил вам: ремесло продавца газет не нравится моему отцу. Он знает, что я люблю мастерить. В течение нескольких недель он, ничего мне не сказав, подыскивал мне работу ученика электрика. И нашел. Меня берут помощником мастера по ремонту электротехники в мастерской на бульваре Круа-Русс. Скажу честно, эта работа нравится мне гораздо больше.

— Хозяин здорово тебя шпынял?

— Наоборот, прекрасно ко мне относился, но я решил послушаться отца. Мне надоело развозить книги и газеты.

— А почему ты заранее не сообщил хозяину о своем уходе?

— В мастерской помощник нужен немедленно. У этого мастера внезапно ушел ученик.

— А хозяин магазинчика сразу отпустил тебя? Ведь он наверняка рассчитывал на твою работу.

— Конечно, он пытался меня удержать, но, увидев, что решение мое твердо, не стал меня ругать. Даже поблагодарил за работу и заплатил немного больше, чем причиталось на самом деле.

— А он просил тебя о чем-нибудь напоследок?

— Никому не рассказывать о его торговле книгами… из-за налоговой полиции, от которой у него могут быть неприятности.

И снова все надолго замолчали. У нас больше не было вопросов. Без сомнений, Рике говорил правду, и именно потому, что он говорил правду, мы окончательно растерялись. Итак, хозяин магазинчика был простым продавцом сигарет и газет. Конечно, он потихоньку занимался спекуляцией, но это было не такое страшное преступление, из-за которого стоило до смерти запугивать мальчика! Нет, мы явно были на ложном пути. Ниточка нашего следа тянулась-тянулась, и хоп!.. оборвалась после рассказа Рике. И никто не знал, что делать дальше.

Пришлось сказать «спасибо» Рике и отпустить его на все четыре стороны.

Как только он ушел, нас прорвало: все заговорили разом, перебивая и не слушая друг друга.

— Какие же мы дураки! — внезапно воскликнул Корже. — Ну и пусть Рике ничего не знает и ничего не видит, мы-то почему должны ему верить? Я не разбираюсь в налогах, но эта история о специальном разрешении мне кажется просто ловкой выдумкой. Похоже, хозяин магазинчика умеет неплохо втирать очки, раз он сумел внушить доверие этому простофиле Рике.

— Ты прав, — согласился Сапожник. — Спекулянты, конечно, люди недоверчивые и осторожные, но не настолько же, чтобы впасть в панику из-за кучки мальчишек и уж тем более из-за одного малыша.

— Во всяком случае, — медленно начал Гий, — не больно-то умно с нашей стороны было заявиться всей компанией на улицу Алуэтт. Даже Рике, которому бояться было нечего, заметив нас, заинтересовался, что мы там забыли.

— Правильно, — поддержала его Мади, — это наша самая большая ошибка, но забудем об этом, что сделано — то сделано.

Поспорив еще немного, мы поняли, что зря отпустили Рике: у нас снова было столько вопросов! Например, мы забыли выяснить, куда он возил книги, и как выглядели люди, которые их получали.

— Ясно, что такие детали могут оказаться очень важными, — произнесла Мади. — Но даже не это главное. Когда мы спросили Рике, что было в его пакетах, я заметила, как он покраснел. Нет, потом он, конечно, стал рассказывать, однако я уверена, что этот вопрос смутил его.

— Значит, он соврал! — быстро заключил Корже.

— Может, и не соврал… просто не все сказал.

— Тогда, — вмешался Стриженый, — давайте ковать железо пока горячо. Пошли искать Рике.

Прощаясь, Рике сказал, что идет к новому хозяину договариваться об условиях работы. Может быть, он все еще в мастерской. И мы побежали на бульвар Круа-Русс. Мади с нами не пошла: она устала и хотела поскорей попасть домой. Мы быстро отыскали мастерскую по ремонту электротехники: стены ее были выкрашены веселенькой зеленой краской. У дверей мы столкнулись с Рике. Увидев нас, он очень удивился.

— Это опять вы? Вот уж не думал, что мы встретимся так скоро.

— Послушай, — начал Корже, — как выглядели клиенты твоего хозяина, ну те, которым ты развозил книги?

— Не знаю! Люди как люди, как все, на богачей не похожи. И живут в старых домах.

— А тебе не кажется, что это странно?

— Сначала казалось. Но потом хозяин объяснил мне, что настоящие коллекционеры всегда такие. Они тратят все деньги на покупку редкостей, а до остального им дела нет.

— Можешь дать нам их адреса?

Лицо Рике посуровело.

— Я же говорил, что обещал хозяину ни во что его не впутывать; к тому же я им вполне доволен.

— Но ты нам тоже обещал помочь Лулу.

Он задумался, потом решительно произнес:

— Я не помню всех адресов, куда мне приходилось ездить. Во всяком случае, это почти никогда не был центр города, все больше окраинные кварталы, даже предместья.

— А имена ты помнишь?

— Имена? Пакеты никогда не были подписаны. Хозяин просто называл мне адрес. Я несколько раз был в доме номер пять по улице Маспор, что в квартале Гранж-Руж, пару раз в доме номер 15 по улице Муш-рот в квартале Монплезир, один раз в тупике Барклет, что в предместье Вэз. Но в последнее время хозяин чаще всего посылал меня в квартал Сен-Жюст, что за Фурвьером.

— Ага!.. И каков из себя тамошний клиент?

— Женщина, вернее, старушка, в очках и совсем седая. Она живет в доме без номера на улице Акаций. Если вы непременно хотите посмотреть на ее хибару, вы легко ее узнаете по светло-желтым ставням и флюгеру в форме слона. Но неужели вы притащились сюда за мной только из-за этих дурацких адресов?

Вместо ответа Корже вытащил блокнот и принялся старательно все записывать. Рике же, которому мы уже изрядно надоели со своими расспросами, недовольно пробурчал:

— Надеюсь, это все?

Нет. У нас остался еще один вопрос — самый деликатный. Рике, в сущности, неплохой парень, и мы не хотели его обижать. Но я знал, что пока мы все в точности не выясним, мы не сможем помочь Лулу.

— Послушай, мы уже спрашивали тебя, что ты развозил в своих пакетах. Так вот, почему, когда ты отвечал нам, ты вдруг покраснел?

Мы ожидали, что Рике возмутится, начнет на нас кричать. Ничего подобного. Он лишь вымученно улыбнулся.

— А я надеялся, что вы не заметите. Понимаете, я уверен, что в пакетах были книги, как-то хозяин запаковывал у меня на глазах. Но дело не в этом. Мне самому было страшно любопытно, что это за редкие книги такие и почему люди их собирают. Я тайком развязал один пакет. В нем и правда были пять старинных книг. Названия были мне незнакомы, кроме одного — «Рассуждение о методе». Автор этой книги — Декарт, мы проходили его в школе. Полистав книжку, я обнаружил, что она занудна, как осенний дождь, я в ней ничего не понял. И для меня это загадка — как кто-то может собирать такие скучные книги, даже без картинок.

— Почему ты нам об этом сразу не сказал?

Рике обезоруживающе улыбнулся.

— Потому, что я без спроса распечатал чужой пакет, и испугался, что вы сочтете меня жуликом. Я же плохо поступил.

С этими словами Рике развернулся и быстро зашагал прочь; мы же остались стоять в растерянности, не зная, как отнестись к его словам.

 

ДОМ С ЖЕЛТЫМИ СТАВНЯМИ

Последнее время я спал плохо, а уж в эту ночь и подавно. Мой верный Кафи несколько раз клал мне голову на одеяло, желая успокоить меня: он чувствовал, что меня что-то беспокоит. Я же в который раз припоминал каждое слово Рике. Несмотря на его вполне логичные объяснения, я, как все мои друзья, был уверен, что хозяин магазинчика просто запудрил ему мозги. Рике был славный малый, но отнюдь не семи пядей во лбу, поэтому он поверил всему, что наговорил ему хозяин, тем более что тот хорошо заплатил.

А еще я думал о том, что через два дня выйдет наш учитель. Мы любили его и не желали ему долгой и тяжелой болезни, но для завершения расследования нам совершенно необходима была еще одна свободная неделя. Как знать, может быть, нам удастся раскрыть тайну страхов Лулу…

Расставшись на бульваре с Рике, мы отправились на Крышу Ткачей — все обдумать и обсудить. После долгих споров было решено с завтрашнего дня начать наблюдение за домами, куда ездил Рике. Разумеется, мы не собирались повторять нашу прошлую ошибку: теперь у нас даже в мыслях не было отправиться туда всем вместе. К тому же адресов оказалось около десятка, и даже если мы будем ходить по одному, мы все равно не сумеем взять под наблюдение все дома. Для начала каждый выбрал себе по адресу. Корже решил вернуться на улицу Пеллегрен, Гий отправился в квартал Гранж-Руж, Стриженый — в предместье Вэз, Бифштекс предпочел обшарить окрестности вокруг вокзала Перраш, а Сапожнику, как обычно, предстоял поход в лавочку «Газеты — сигареты».

Я же решил подняться в квартал Сен-Жюст и поближе познакомиться с обитателями дома с желтыми ставнями и флюгером в форме слона; в последние дни Рике особенно часто ездил именно в этот дом.

Утром я встал рано, почти так, как в школу. Но тут вылазка моя чуть не сорвалась.

Я уже позавтракал и вылезал из-за стола, как мама вдруг решила сходить в магазин и попросила меня посидеть с маленьким братом. На мое счастье, прежде чем идти, она выглянула на улицу и, обнаружив, что там очень сильный холод и ветер, отложила свой поход на потом.

Вчера мы договорились, что поедем на велосипедах. Однако когда я собрался выходить, Кафи, который теперь все больше сидел дома, посмотрел на меня таким молящим взором, что я не выдержал и взял его с собой.

На улице действительно было очень холодно, сухой воздух казался совершенно прозрачным. Такая погода — редкость для Лиона. Ночью был сильный мороз, на фонтанах висели ледяные сосульки. Перейдя по мосту на другой берег Соны, я направился по набережной. Я шел быстро, Кафи трусил за мной, явно не понимая, куда я так тороплюсь. От частого горячего дыхания вокруг морды клубился пар, отчего выражение её казалось особенно недовольным.

Как и раскинувшийся на горе квартал Фурвьер, знаменитый своей часовней, квартал Сен-Жюст тоже вырос на вершине холма. Туда, как и в Фурвьер, можно было попасть с помощью «канатки» (так в Лионе называют фуникулер). Однако я презрел «канатку» и бодро зашагал по дороге, ведущей наверх.

Я редко забредал в эти малолюдные, удаленные от центра кварталы. Здесь было мало и машин, и прохожих. Я с трудом отыскал улицу Акаций. Она была извилистой и больше походила на деревенскую улицу, чем на городскую; сквозь узкую полоску тротуара во многих местах пробивалась пожухшая трава.

Дом со светло-желтыми ставнями я заметил уже издалека. Невзирая на холод, больно пощипывающий меня за уши и кончик носа, я остановился, чтобы получше рассмотреть строение. Обычный двухэтажный дом в плохом состоянии, каких много в предместьях Лиона. Во всяком случае, обитатели его явно не отличались хорошим вкусом, что совершенно не соответствовало моим представлениям о любителях старинных книг. Кричащий цвет двери и ставен контрастировал с выцветшей окраской фасада. Слева стоял сарай с куском вздыбившегося толя вместо двери. Справа к дому прилепилось маленькое строеньице, напоминавшее мастерскую кустаря. Два его окна были закрыты железными ставнями, местами тронутыми ржавчиной. Рядом с входом висела табличка под мрамор, треснувшая и с отколотыми краями; на ней было написано: «Вилла Бельвю», однако имя владельца отсутствовало.

Я медленно прошел мимо дома. Хорошо, что я взял с собой Кафи: с ним было спокойнее. Я выглядел обычным собаковладельцем, вышедшим на прогулку со своим четвероногим питомцем.

Я побрел по улице. Тут мимо меня на велосипеде проехал рассыльный в белом фартуке, наверное, из мясной лавки. Я обернулся и посмотрел ему вслед. Он остановился перед домом с желтыми ставнями. Достав из корзины пакет с мясом, он позвонил в дверь. Ему открыли, он скрылся в доме и через минуту вышел оттуда уже с пустыми руками. Сев на велосипед, он поехал обратно. К этому времени я уже дошел до конца улицы и развернулся, поэтому он снова ехал мне навстречу. Неожиданно он остановился и принялся шарить по карманам, видимо, отыскивая список адресов, куда он должен везти мясо. Воспользовавшись его остановкой, я подошел и спросил, не знает ли он людей, которым только что вручил свой пакет.

— Очень мало, — ответил рассыльный, — могу только сказать, что фамилия их Верне: так написано на свертках с мясом, что я им привожу. Они недавно здесь живут.

— Как недавно?

— Несколько недель, что-то около месяца. Дом долго пустовал; владелец хотел сдать его, но запрашивал слишком много, а сам видишь, какая это развалина. Мой хозяин хотел снять его для своих родственников, но его не устроила цена.

Тогда я спросил мальчишку, чем занимаются новые жильцы; в ответ он лишь пожал плечами.

— Точно не знаю. Я слышал, как кого-то там называли «гравером»… Впрочем, открывает всегда женщина, и должен тебе сказать, она отнюдь не отличается щедростью: еще ни разу я не получил от нее ни сантима на чай. Странные люди! Работают даже по ночам; пару раз я поздно возвращался из кино и видел, как сквозь ставни в пристройке пробивался свет.

Тут рассыльный, наконец, нашел свой список, вскочил на велосипед и, распрощавшись со мной, как со старым приятелем, покатил дальше.

Хотя я мало что узнал, но полученная информация меня заинтриговала. Я медленно пошел в сторону таинственного дома, намереваясь там задержаться. Кафи весело прыгал вокруг меня, и я подумал, что если мы с ним немного поиграем возле желтой двери, нас никто ни в чем не заподозрит.

Мы были уже в нескольких шагах от виллы, как вдруг я услышал, что сзади едет машины. Я посвистел Кафи, подзывая его к себе. Поравнявшись со мной, машина замедлила ход и затормозила. Решив, что водитель, вероятно, плохо знает квартал и хочет узнать у меня дорогу, я подошел к дверце. Шофер, мужчина лет сорока, темноволосый, с маленькими черными усиками, как-то странно взглянул на меня и вдруг заорал:

— Тебе чего здесь надо?

От неожиданности я отпрянул и принялся смущенно оправдываться:

— Я… мне показалось… вы затормозили, чтобы спросить у меня дорогу.

Мужчина нахмурился.

— Мне нечего спрашивать у маленьких негодяев вроде тебя. Ты что, не понял, что мне пришлось остановиться, чтобы не переехать твою мерзкую псину? Иди и радуйся, что я ее не раздавил!

С этими словами он резко нажал на газ, колеса пару раз прокрутились вхолостую, и машина покатилась вперед, оставив за собой черный след.

Я растерялся. Мужчина явно врал. Когда автомобиль поравнялся со мной, Кафи даже не был на дороге.

Я смотрел вслед машине, пока она не скрылась за поворотом.

Затем я посмотрел на виллу. И мне показалось, что занавески в окне первого этажа дернулись, словно кто-то выглядывал на улицу, а потом, заметив, что его застали за этим занятием, резко отскочил вглубь комнаты. При мысли о том, что кто-то наблюдал за мной из этого странного дома, я так испугался, что, подозвав Кафи, стремительно побежал прочь.

Однако как только вилла скрылась из виду, я остановился: мне хотелось все обдумать и взвесить. Нет, водитель точно остановился не из-за Кафи. Улица, хоть и не слишком широкая, была совершенно свободна. Даже если бы пес не успел прыгнуть в сторону, машина вполне могла объехать его, так как впереди дорога была свободна.

Тут меня опять потянуло к загадочной вилле, и только страх, что за мной снова станет кто-нибудь подглядывать, удержал меня. К тому же было уже одиннадцать, а мы назначили общую встречу без четверти двенадцать — как обычно, договорились собраться возле лестницы Пиратов.

Я пошел дальше, и тут до меня снова донесся глухой шум мотора. Какая-то машина поднималась мне навстречу. Я лихорадочно озирался, куда бы спрятаться. К счастью, на другой стороне улицы я заметил узенький проулок, обсаженный деревьями. Перебежав дорогу, мы с Кафи спрятались за стволом огромного тополя.

Спустя несколько секунд показалась машина… та самая, которая только что проехала здесь! Как только она миновала проулок, я выскочил из своего укрытия и стал смотреть, куда она поедет. Машина двигалась медленно, словно шофер внимательно изучал дорогу. Наконец она остановилась перед виллой. Сердце мое заколотилось. Из машины вылез мужчина, тот самый, что ни за что ни про что наорал на меня. Оглядевшись по сторонам, он обошел автомобиль, пару раз пнул ногой шины, снова огляделся и, наконец, быстрым шагом устремился к вилле и вошел в дверь.

Я затаил дыхание. Разумеется, странный шофер выйдет не сразу. И вот, пока я ждал, мне пришло в голову объяснение случившегося. Когда я первый раз увидел автомобиль на улице Акаций, он ехал на виллу. Завидев желтые ставни, водитель замедлил ход; неожиданно он заметил меня и изменил свое решение. Быстро придумал первый попавшийся предлог: собака бросилась под колеса, ему пришлось затормозить. А может, он и в самом деле хотел задавить Кафи?

Когда же у него ничего не вышло, он умчался на полной скорости, но через четверть часа вернулся, уверенный, что здорово напугал настойчивого мальчишку и того уже явно след простыл. Интересно, он опять ехал медленно, внимательно оглядывая улицу. Откуда такая подозрительность? Я ничем не отличался от множества других мальчишек, меня он никогда не видел, я тоже не знал его. Интересно, он так недоверчиво относится ко всем, кто проходит по улице Акаций?

Мне очень хотелось дождаться, чтобы кто-нибудь вышел из дома с желтыми ставнями. Впрочем, водитель наверняка поедет в ту сторону, откуда он приехал в первый раз. Конечно, я могу подобраться поближе и запомнить номер автомашины, но в общем-то это и не нужно: небесно-голубой автомобиль с белой крышей — большая редкость.

И вот мы с Кафи помчались вниз, к набережной Соны, а потом вверх, к нам в Круа-Русс. Друзья уже собрались. Никто из них не заметил ничего особенного. А вот мое приключение, которое я, задыхаясь от быстрого бега, тут же им и выложил, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Сначала все молчали, а потом заговорили разом. Стриженый схватил свой берет и стал подбрасывать его в воздух.

— Вот здорово! — вопил он. — Просто класс! — Тиду, я уверен, ты напал на след!

На меня обрушился шквал вопросов. Друзья хотели знать все до малейших подробностей. Все единодушно признали поведение водителя подозрительным; как и я, никто не смог ответить на вопрос: почему водитель, заметив меня, изменил свои планы и не стал останавливаться возле виллы.

— У меня только одно объяснение, — отрезал Бифштекс. — Если бы ты был один, шофер не обратил бы на тебя внимания… но ты был с Кафи. Таких огромных овчарок, как Кафи, в Лионе не так-то много.

— Ну и что?

— Если шофер хоть раз слышал о Кафи, он тут же вспомнил о нем. Неужели непонятно? А если он знаком с хозяином магазинчика, и тот рассказал ему о перчатке, которую мы нашли? И конечно, завидев Тиду вместе с Кафи, незнакомец насторожился: он вполне мог заподозрить, что ты следишь за ним.

— Ты прав, — согласился Гий. — Конечно, это Кафи испугал его, а вовсе не Тиду.

— А это значит, — воскликнул Сапожник, — что мы, наконец, встретились с человеком без указательного пальца на правой руке!

Все повернулись ко мне. Увы! У меня не было времени разглядывать руки человека за рулем; вернее, я был ошарашен и совершенно забыл об этом. Однако, восстановив в памяти встречу с водителем, я вспомнил, что его руки лежали на руле и вроде все пальцы были на месте.

— Итак, — подвел итог Бифштекс, — значит, это не он. Или же он ловко скрывает отсутствие одного пальца.

Как бы то ни было, мы окончательно убедились, что за желтыми ставнями виллы скрывается какая-то тайна, и решили организовать за домом постоянное наблюдение. Пора вырабатывать новый план. Но сейчас надо расходиться по домам, чтобы родители не начали волноваться.

— Держу пари, — сказал на прощанье Стриженый, — что еще до вечера мы узнаем чего-нибудь интересное!

И он не ошибся.

 

НЕБЕСНО-ГОЛУБОЙ АВТОМОБИЛЬ

Я пришел домой в половине первого. Родители уже сидели за столом. Видя, как я, запыхавшись, ворвался в столовую, отец нахмурился. Он никогда не ограничивал моей свободы, но терпеть не мог, когда я опаздывал к столу. К счастью, сегодня он с утра был в хорошем настроении. Он даже не стал требовать от меня объяснений и дружелюбно почесал за ухом Кафи, подскочившего к его стулу.

Во время обеда сегодняшнее происшествие на улице Акаций не выходило у меня из головы. И чем больше я о нем думал, тем больше утверждался в мысли, что водитель испугался именно Кафи. Да, точно, он узнал его или же вспомнил, как ему о нем рассказывали. Я припомнил и слова мальчишки-рассыльного из мясной лавки: «Эти люди живут здесь не более месяца». Месяц! Около месяца назад знакомые Лулу покинули злосчастный подвал. Неужели они сменили свое подземное убежище на ветхое строение с желтыми ставнями на окраине города? И что происходит в пристройке, окна которой постоянно закрыты ставнями? Судя по словам рассыльного, там работают по ночам. Но что они там делают? Мальчишка-рассыльный говорил о «гравировщиках»; ремесло гравировщика предполагает умение хорошо чертить, рисовать и наносить рисунки на различные поверхности. Но ведь в этом нет ничего плохого, зачем же они прячутся?

Как и Стриженый, я был убежден, что мы вот-вот разгадаем эту загадку. Погруженный в свои мысли, я совершенно не замечал, что глотаю, пока мама не спросила, почему я ем один соус, вдобавок пытаясь подцепить его вилкой.

— Господи! — вздохнула она. — Что с тобой, мой бедненький Тиду? Отчего ты сегодня такой рассеянный?

Я покраснел и постарался поскорей разделаться с едой. Однако после обеда мне пришлось пережить несколько тревожных минут. Погода, такая холодная с утра, сейчас явно разгулялась, и мама стала собираться в магазин. Неужели мне придется сидеть с братишкой? К счастью, мама вспомнила о каких-то неотложных домашних делах и решила, что сегодня вообще никуда не пойдет.

Пока она опять не передумала, я свистнул Кафи и пулей вылетел из дому. Трое друзей уже ждали меня в «пещере». Сразу следом за мной прибыл Бифштекс. И только Сапожник опаздывал. Наконец появился и он — запыхавшийся, раскрасневшийся от бега, но сияющий. Вот уже несколько дней, как его мать обедала в столовой у себя на заводе, и он не ходил домой на обед. Проглотив на ходу сэндвич, он помчался на бульвар Круа-Русс в надежде встретить там Рике. Дождавшись, когда подросток выйдет из своей мастерской, Сапожник перехватил его почти у самой двери и засыпал беднягу вопросами. Впрочем, старания Сапожника оказались напрасны: Рике не смог прибавить ничего существенного к тому, что он уже рассказал нам.

— И все же одна деталь показалась мне заслуживающей нашего внимания, — тараторил Сапожник. — Так, Рике утверждает, что никогда не был внутри виллы. Старушка, которая открывала ему дверь, не пускала его дальше порога. Ему даже показалось, что она живет одна, потому что в доме всегда было тихо, и он ни разу не видел, чтобы кто-нибудь входил туда или выходил оттуда. Посылая его на улицу Акаций, хозяин всегда говорил, что это очень уважаемая клиентка, и она интересуется исключительно редкими и очень старыми книгами; ей он посылает особенно ценные издания. Когда Рике отправлялся на эту виллу, хозяин всегда дожидался его возвращения и спрашивал, вручил ли он пакет прямо в руки заказчице.

Выяснив все, что только можно было вытянуть из Рике, Сапожник простился с будущим электриком и помчался на улицу От-Бютт к Мади. К счастью, она была дома. Надев мамин передник, девочка хлопотала у плиты. Родители ее с утра уехали навестить больную тетку, жившую где-то за городом, но должны были скоро вернуться, потому что отцу ее, работавшему на рейсовом автобусе, после обеда предстояло выйти на линию.

Сапожник коротко поведал подруге последние новости. Поведение шофера голубого автомобиля также показалось ей подозрительным; она полностью согласилась с нашим решением — прекратить бегать по всему городу и сосредоточить внимание на вилле с желтыми ставнями. Мади обещала упросить родителей отпустить ее вместе с нами. Чтобы избежать трудного подъема в гору, она собиралась воспользоваться «канаткой».

Состоялся новый «военный совет». Склонившись над планом Лиона, рассыпавшимся на куски от долгого пребывания в кармане Сапожника, мы изучали окрестности улицы Акаций: подъемов и тропинок вокруг было в изобилии. На карте мы без труда отыскали укромный уголок, вполне подходящий для общего сбора.

— Самое главное, — заявил Корже, — чтобы ни Тиду, ни Кафи и духу не было перед виллой. И нам тоже не мешает помнить об осторожности. Будем по очереди прогуливаться перед домом, чтобы одно и то же лицо там подолгу не маячило.

— А как же велосипеды? — спросил Бифштекс.

— Там кругом кривые улочки, они петляют словно зайцы, на них велосипеды нам только помешают. Впрочем, пусть Бифштекс и Стриженый едут вперед.

Мы вышли из «пещеры». Стриженый и Бифштекс сели на велосипеды и быстро обогнали нас. В их задачу входило отыскать какой-нибудь укромный уголок неподалеку от виллы, где мы смогли бы устроить что-то вроде штаба. Затем они должны были отправиться на площадь Сент-Ирене, что у подножия старой крепости, и там ждать нас.

Мы перешли через Сону. Кафи бежал рядом, всем своим видом показывая, как он рад вновь оказаться в компании старых друзей. Небо, такое светлое с утра, постепенно затягивалось тучами; наверное, скоро пойдет дождь, а значит, стемнеет значительно быстрее. Сегодня это нам как раз на руку!

Оглядываясь по сторонам, как и положено заговорщикам, мы миновали набережную и по крутой извилистой тропинке взобрались на гору. Бифштекс и Стриженый ждали нас в условленном месте. Они действительно нашли идеальное пристанище — полуразрушенный монастырский дворик, выходивший на узкую улочку. Собравшись вместе, мы разбились на патрули.

— Главное, — напоминал Корже, — наблюдайте за проезжающими автомобилями. Запоминайте номера тех, что остановятся перед виллой. А ты, Тиду, иди к фуникулеру. Сейчас должна приехать Мади.

В целях конспирации я не стал брать с собой Кафи, а поручил его Гию. Обогнув огородами улицу Акаций, я направился к остановке «канатки». Вскоре показалась и Мади, закутанная в шарф по самые уши. Чтобы правдоподобнее сыграть роль хозяйки, спешащей по своим делам, она захватила корзинку, набитую старой бумагой.

— Смотри, теперь я могу сделать вид, что иду за покупками.

Она рассмеялась, но быстро умолкла: ей передалось мое волнение. Я быстро вывел ее на место сбора. Скоро вернулся Сапожник, патрулировавший первым. Он сообщил, что соседний с виллой дом необитаем. Сегодня утром я этого не заметил, но Сапожник утверждал, что именно так оно и есть, дом пуст… вернее, там сейчас рабочие, они ремонтируют дом изнутри.

— Эх, если б не они, — вздохнул Сапожник, — это было бы идеальное место для наблюдения. Вокруг разбит небольшой сад, отгороженный от двора виллы невысокой стеной, которую легко перелезть.

Следом вернулся Гий.

Он никого не видел возле виллы, ни одна машина не останавливалась перед ней. Он тоже заметил рабочих в соседнем доме.

Следующими в обход отправились Корже и Стриженый. Они вернулись разочарованные: ничего подозрительного по-прежнему не происходило. Время шло, холодало. Засунув руки в карманы узкого пальтишка, я пытался согреться. Время от времени Кафи вопросительно смотрел на меня. «Чего мы ждем? — казалось, говорил он. — Почему мы не идем гулять?» Начинало темнеть. Неужели вся вторая половина дня пройдет впустую? Но вот показался Сапожник. Пройдя в третий раз по улице Акаций, он заметил, что с наступлением темноты ремонтники в пустом доме завершили работу и ушли.

— Пошли туда! Оттуда нам будем прекрасно видно все, что творится на вилле, и там не так холодно.

Застенчивый Гий и щепетильный Стриженый колебались. Конечно, дом необитаем, но это частное владение. Не примут ли нас за грабителей?

— Сейчас не об этом надо думать, — заявила Мади. — Для нас самое главное — спасти Лулу.

Ее убежденность поборола все сомнения. Но пока не совсем стемнело, надо выслать вперед разведку. Бифштекс и Сапожник небольшого роста и гибкие, как кошки, они и станут нашими разведчиками: заберутся в сад и будут ждать там Стриженого и Гия. Последними полезем мы с Корже и Кафи. Мади останется на улице и будет дефилировать там со своей корзинкой. Девчонка привлечет к себе меньше внимания, чем мальчишка. В случае тревоги она крикнет совой.

А мы тихонько свистнем ей в ответ.

Пять часов! Небо затянулось тучами, на улице совсем стемнело. Через четверть часа Бифштекс и Сапожник отправились на разведку. Обратно они не вернулись: значит, им удалось благополучно перелезть через забор в сад. Потом за ними двинулись Стриженый и Гий. Сидя на корточках возле самой стены, мы — Корже, я и Мади — с тревогой прислушивались. Кафи, взволнованный нашим молчанием, вопросительно заглядывал мне в глаза.

— Идем, — наконец сказал Корже. — Ты, Тиду, пойдешь последним. Возьми Кафи на поводок.

По узкой тропе мы спустились на улицу Акаций. Неожиданно я вздрогнул: до нас донесся шум приближающегося автомобиля. Мы остановились. Через несколько минут в паре метров от нас проехала машина. Сердце у меня так и запрыгало.

Это была она!.. Та самая машина, что проезжала здесь сегодня утром!.. Только теперь в ней сидели двое. При свете фонаря я ясно различил их фигуры, Мади и Корже тоже увидели их. Мы бросились следом за автомобилем. К сожалению, в этом месте улица Акаций делала крутой поворот, и мы потеряли его из виду. Впрочем, через несколько минут мы услышали, как шум мотора начал ослабевать, а потом и вовсе стих. Машина остановилась.

Мы тревожно переглянулись. Что делать? Бежать предупредить товарищей? Нет, они наверняка сами слышали, как подъехала машина.

— Оставайтесь здесь, — сказала Мади, — я пойду посмотрю.

Мы глядели ей вслед; она шла, небрежно помахивая корзинкой, и вскоре исчезла во мраке улицы, освещаемой редкими тусклыми фонарями. Через несколько минут ее фигурка вновь появилась на тротуаре.

— Все верно, автомобиль действительно остановился перед виллой, — быстро произнесла она. — И он все еще там… хотя, наверное, скоро уедет: у него горят все фары. Проходя вдоль забора пустого дома, я окликнула наших друзей, но никто не отозвался. Интересно, слышали ли они меня? А может, они побоялись себя выдать?

Мы стояли и ждали; время шло.

— Давайте, я снова схожу посмотрю, — предложила Мади.

Но тут зарокотал мотор; этот звук подсказал нам, что голубой автомобиль разворачивается. Значит, он сейчас поедет обратно. Мы отскочили на обочину и прижались к какому-то забору. Машина прошла мимо. В ней по-прежнему сидели два человека. Подождав, когда они отъедут достаточно далеко, мы двинулись вперед, плотно прижимаясь к ограде. Мади обогнала нас. Дойдя до стены, окружавшей сад пустующего дома, она остановилась и крикнула совой. В ответ раздался слабый свист. Тогда она сделала нам знак, что путь свободен.

Сейчас Мади останется одна на темной улице! Мне стало страшно за нее. А если с ней что-нибудь случится?

— Оставь себе Кафи! — предложил я ей.

— Нет, — решительно отвергла она мое предложение, — вам он больше пригодится. А мне совсем не страшно.

Отважная Мади! Я верил, что она говорит правду: ведь главное для нее было помочь Лулу!

На улице — никого! Быстро, лезем! Стена не выше среднего роста мужчины. Первым перелез Корже. Потом я помог перепрыгнуть Кафи и, наконец, перелез сам. И вот мы втроем стоим на мокрой рыхлой земле. К нам метнулась какая-то тень.

— Не бойтесь, это я, Сапожник; я уже давно жду вас. Идите за мной.

И он повел нас к дому, предупредив, чтобы мы ступали как можно тише.

— Дверь заперта на ключ, — шепотом объяснил он, — но рабочие оставили открытыми окна, наверное, для того, чтобы краска скорее высохла.

Мы бесшумно влезли в окно и очутились в помещении, больше всего напоминавшем кухню; в нос нам ударил запах свежей краски.

— А где все остальные? — заволновался Корже.

— Пошли за мной! Осторожно, тут ступеньки.

Мы поднялись на второй этаж. Наши друзья сидели возле окна, откуда хорошо просматривался крохотный дворик виллы. В темноте я различил пристройку с плотно закрытыми ставнями на окнах.

— Мы слышали первый сигнал Мади, но побоялись ответить, — объяснил Стриженый. — Как раз в это время перед виллой остановился автомобиль. Из него вылезли двое мужчин; они прошли через дворик, вошли в пристройку и вскоре вышли оттуда. Уверен, это сообщники хозяина магазинчика «Газеты — сигареты»! Мы на верном пути.

Я не мог различить выражения лица Стриженого, но по голосу было ясно, что он страшно возбужден. Откуда же у него такая уверенность?

— Он прав, — поддержал друга Сапожник. — Когда автомобиль остановился, мы со Стриженым были в саду. И пусть мы не видели этих людей, зато мы их слышали. Они пробыли в мастерской не больше четверти часа, видимо, очень торопились. Один из них запер дверь, но по дороге уронил ключ на землю. Фонаря у них не было, и ключ они не нашли.

«Черт с ним, — сказал тот, кто его уронил, — сейчас у нас нет времени искать. Поищем, когда вернемся».

«Ты не прав, — возразил другой. — Осторожность никогда не помешает. Я же говорил тебе, что сегодня с самого утра меня одолевают какие-то дурацкие страхи».

«Что ты там городишь? Ты что, все еще вспоминаешь того мальчишку? Черт побери, но ведь в Лионе не одна-единственная овчарка… тем более что Круа-Русс далеко отсюда…»

Понятно, что этот короткий разговор показался нашим друзьям просто бесконечным. Итак, мы не ошиблись. Водитель действительно испугался меня — из-за Кафи, потому что раньше слышал о нем.

— Нам надо во что бы то ни стало проникнуть в пристройку, — заявил Стриженый. — Ключ валяется в траве, до него рукой подать, а другого такого случая у нас не будет.

Мы принялись осматривать дворик и пристройку. Окна самой виллы выходили на улицу, парадная дверь — тоже, незнакомцы прошли во дворик через черный ход. Конечно, где-то в доме должна находиться старушка, но ночью-то она, скорее всего, спит.

Интересно, на крыше мастерской нет ни одной трубы — значит, эта развалюха не отапливается?

Корже задумался. Наконец он произнес:

— Да, все складывается очень удачно, но давайте поторопимся.

 

РУКА С ЧЕТЫРЬМЯ ПАЛЬЦАМИ

Гуськом, стараясь ступать как можно тише, мы выбрались в сад и подошли к забору в том самом месте, где Стриженый и Сапожник подслушали странный разговор.

— Если нам придется удирать, — заявил Корже, — нас не должно быть много. Поэтому пойдут не все.

Сопровождать его выпало нам с Бифштексом. Гий, как обычно, остался сторожить — на этот раз вместе со Стриженым, который как назло поранил руку осколком бутылки. С ними также оставался Сапожник. Ох уж этот бедняга Сапожник! Когда он спрыгнул со стены, у него так сильно разболелся шов, что он долго не мог сойти с места — стоял и держался за живот, пока боль не отпустила. Поэтому, несмотря на все его протесты, мы решили оставить его в карауле.

Итак, Бифштекс первым вскарабкался на стену. Распластавшись на ней, чтобы силуэт его не был заметен на фоне неба, он заглянул во дворик.

— Никого!.. Давайте за мной!

Я прижался к стене, предоставив Кафи возможность воспользоваться моими плечами как трамплином. Но когда пес уже собрался прыгнуть, Корже схватил его за ошейник.

— Нет, Кафи… не сейчас. Если ты нам понадобишься, мы позовем тебя.

Корже был прав. Кафи мог только помешать нам. Я приказал ему ни в коем случае не лаять. Впрочем, по нашему шепоту он уже понял, что ему надо молчать.

Я перебрался через стену, за мной Корже; и вот мы все трое оказались в крохотном темном дворике. В тусклом свете уличных фонарей смутно вырисовывались стены виллы и пристройки. Дворик был выложен плохо подогнанной каменной плиткой; щели между камнями заросли густой травой.

Наверняка в один из таких проемов и закатился ключ незнакомцев. Ощупью мы начали поиски; Корже захватил с собой электрический фонарик, но мы побоялись им воспользоваться. Ключ наверняка валяется где-то возле двери, неизвестный выронил его сразу после того, как запер дверь.

Но пальцы наши напрасно скользили по шершавым камням, обшаривали каждую трещину между ними. Драгоценное время уходило. Вдруг Бифштекс толкнул меня локтем.

— Нашел!

В самом деле, ключ лежал совсем рядом с входом. Один из незнакомцев наступил на него, и он вмялся в мокрую землю.

Когда Бифштекс вставил ключ в замок, у меня перехватило дыхание. Интересно, что мы сейчас увидим? Дверь медленно, с легким скрежетом отворилась. В нос нам ударил странный запах — смесь табака с чем-то непонятным.

Боясь споткнуться о мебель и наделать шума, мы стояли на пороге, ожидая, пока глаза наши привыкнут к темноте. Корже закрыл дверь, но не стал запирать ее: если придется срочно отступать, это помешает бегству. Затем он достал фонарик и зажег его, предварительно прикрыв лампочку носовым платком, чтобы свет не был таким ярким.

Перед нашими глазами предстала квадратная комната, в центре которой помещался большой стол. Мы подошли поближе.

— Осторожно! — предупредил Бифштекс. — Ничего не трогайте!

На столе лежали чертежные доски с прикнопленными к ним чертежами: здесь были планы домов с указаниями номеров и названий улиц. На одном листе я разглядел план шестиэтажного дома в разрезе, на другом — план участка с ведущими к нему дорогами и подъездами. Тут Бифштекс толкнул меня локтем и указал на странный аппарат, напоминавший металлическую руку; аппарат стоял на другом конце стола.

— Что это? — прошептал он.

Я никогда не видел подобного инструмента; за меня ответил Корже:

— Это пантограф.

— А что им делают?

— С его помощью увеличивают и уменьшают чертежи. Однажды я сам с ним работал, просто так, ради забавы…

От стола луч нашего фонарика заскользил по стенам. Вдоль одной из них тянулись деревянные шкафы с табличками. На табличках было написано: «Досье Дюбуа»… «Жилой дом Клер-Ложи»… «Земельные участки в Вэз»… Все шкафы, кроме одного, были заперты на ключ. В незапертом стояли баночки с клеем, пузырьки с чернилами, коробка с карандашами, перьями и бритвами. Внизу лежали рулоны чертежной бумаги и кальки.

Изумленные, мы разочарованно переглянулись. Совершенно ясно, здесь работают настоящие чертежники. Рассыльный мясника говорил о гравировщике. Но тогда почему неизвестные всего боятся? Черт возьми, ремесло чертежника весьма почетно! Нет, что-то тут не так, наверняка здесь занимаются чем-нибудь недозволенным!

Мы в растерянности стояли посреди мастерской, когда Бифштекс, выхватив фонарь из рук Корже, снова направил луч на таблички на шкафах.

— Смотрите!.. Эти буквы… печатные буквы, совсем такие, как в письмах Лулу; нет, точно те же самые!

Мы вгляделись в таблички. Бифштекс был совершенно прав. Мы много раз изучали письма с угрозами — сходство почерка было несомненным. Слегка наклоненная вправо Л, У со сдвинутыми вверху рожками, кривоватая Б…

Неужели мы нашли логово тех типов, что угрожали Лулу? Мы даже вздрогнули от неожиданности, но быстро взяли себя в руки: теперь мы просто обязаны разгадать причину странного поведения незнакомцев.

Возле другой стены была протянута занавеска. Отдернув ее, мы увидели свалку старого хлама: там валялись куски картона, какие-то бумажки и прочий рабочий мусор.

Разочарованные, мы опустили занавеску. Внезапно со двора донесся отчетливый скрежет. Неужели друзья решили присоединиться к нам? Но вряд ли они стали бы так шуметь. Значит, вернулись наши незнакомцы? Но почему тогда нас не предупредили об их появлении? Почему мы не слышали свиста? К тому же мы были уверены: за то время, что мы находились в этой подозрительной мастерской, на улице не останавливался ни один автомобиль.

В страхе мы кинулись за занавеску и, затаив дыхание, стали ждать, что будет дальше. Дверь заскрипела и медленно отворилась. Кто-то осторожно вошел в комнату, Неизвестный повернул выключатель, и загорелся свет. Через плотную ткань занавески нам удалось разглядеть, что это женщина. Неужели та самая, которая коллекционирует книги? Женщина передвигалась совершенно бесшумно; видимо, она была в тапочках.

Она подошла к столу; я отчетливо видел ее: как раз на уровне моих глаз в занавеске оказалась дырочка. Рике рассказывал о старушке с седыми волосами; незнакомке же было не больше сорока, и волосы ее даже не начинали седеть. В руках она держала корзинку для провизии. Не глядя по сторонам, она поставила корзинку на стол и извлекла из нее четыре большие книги, старинные, судя по их виду. Неужели она собирается читать их в этой холодной комнате? Нет, она с удовлетворением оглядела их, потом небрежно перелистала; похоже, содержание ее совершенно не интересовало. Еще раз повертев книги в руках, они принялась ощупывать переплеты. Может быть, ее интересуют только обложки? Вполне вероятно. Я слышал, что для книголюбов переплет имеет большое значение.

Осмотрев книги со всех сторон, она оставила их на столе, забрала корзинку и направилась к двери. Сердце мое учащенно забилось. Сейчас мы, наконец, рассмотрим эти редкие книги и, может быть, наконец, поймем, что в них такого таинственного!

Но когда она открывала дверь, с улицы снова донеслись громкие звуки: кто-то топал по мощенному плитами дворику. Неужели это вернулись оба незнакомца? Тогда мы пропали. За плотной занавеской мы могли не услышать ни звука подъезжающей машины, ни свиста наших товарищей, ни сигнала Мади. Я весь похолодел. Стоящий рядом Корже крепко вцепился мне в руку. Слишком поздно для бегства! Да и куда бежать? Прежде чем мы сумеем открыть окно, выходящее на улицу, нас успеют схватить.

Забившись в самый дальний угол, мы понимали, что единственный наш шанс — это сидеть тихо, в надежде, что никому не придет в голову заглянуть за занавеску. И тут, несмотря на страх — а мне было очень страшно, — во мне пробудилась надежда. Что бы ни случилось, мы все равно разгадаем эту загадку, и она перестанет нас мучить!

Заслышав шаги, женщина остановилась и стала ждать. В мастерскую вошли двое мужчин. Один из них обеспокоенно спросил:

— Мы только что видели свет за ставнями; признаюсь, приятного в этом было мало. Как ты сюда вошла?

Явно удивленная таким вопросом, женщина ответила:

— Через дверь… просто через дверь.

— Как через дверь? — воскликнул второй. — Мы только что вышли отсюда, и я запер дверь на ключ. Опуская ключ в карман, я уронил его на землю. Значит, вы нашли его?

— Ничего я не находила, — возразила женщина. — Я, как обычно, поискала ключ в условленном месте за трубой, но там его не было. Тогда я решила, что вы оставили мастерскую открытой. Действительно, дверь была не заперта. Честное слово, сегодня вы совершенно не в себе, сами не помните, что делаете!

Мужчины ничего не ответили, а женщина рассмеялась. Во время этого короткого разговора оба незнакомца подошли к столу, и я смог разглядеть их. Один был высокий и худой, второй — коренастый и приземистый. Ни один из них не был похож на владельца лавочки «Газеты — сигареты». Но я и не удивился. В этот час магазин еще открыт, а раз Рике там больше не работает, то подменить хозяина некому, а он вряд ли закроет лавочку раньше обычного. Может быть, высокий — это муж женщины, коллекционирующей книги? Они обращаются друг к другу на «ты», да и по возрасту подходят — им явно немногим больше сорока. Второй мужчина выглядел значительно моложе.

— Я принесла книги, которые успела привести в порядок. Надеюсь, вы довольны: вот, смотрите!

Незнакомцы склонились над книгами, внимательно их оглядывали, ощупывали переплеты. Похоже, они тоже интересовались исключительно переплетами.

— Великолепно! — заявил низкорослый. — Но нам нужно еще.

— Да, — подтвердил его приятель, — еще много таких. Работа движется, у нас мало времени… И давай иди отсюда, теперь мы без тебя справимся.

Женщина удалилась; мужчины закурили и принялись осматривать комнату. Из-за этой истории с ключом они наверняка что-то заподозрили!

Наконец, докурив, они стали готовиться к работе. От любопытства я так близко подкрался к занавеске, что от моего дыхания ткань заколебалась. Как ни странно, вместо того, чтобы продолжить чертить, незнакомцы освободили стол, небрежно скинув с него на пол чертежи вместе с досками.

Затем один из них подошел к самому большому шкафу, отпер его, извлек оттуда тяжелый громоздкий аппарат непонятного назначения и водрузил его на середину стола. Тем временем его приятель открыл какой-то ящик и вытащил оттуда металлические пластины и чистые листы бумаги; последние по формату были значительно меньше чертежных листов. Затем он достал несколько маленьких баночек и расставил их на столе.

Я вновь почувствовал резкий запах, который поразил нас, едва мы проникли в мастерскую. Только сейчас я понял, что это: так пахнет типографская краска! Как-то раз учитель водил нас в типографию крупной лионской газеты, и там стоял точно такой же запах.

Умирая от любопытства, мы изо всех сил щурились сквозь плотную ткань. Один из незнакомцев встал на стул, чтобы опустить пониже лампу, висящую над столом. Правой рукой он схватил фарфоровый абажур…

Сердце мое так и подпрыгнуло! Вопль ужаса застрял у меня в горле — на руке незнакомца было всего четыре пальца! Корже и Бифштекс тоже это заметили; они стояли рядом со мной, и я почувствовал, что мы одновременно вздрогнули. Итак, теперь точно известно: это те самые люди, которые запугивают бедного Лулу.

Мы так разволновались, что с трудом удерживали друг друга на месте: нам страшно хотелось бежать сообщить обо всем друзьям. И тут нас постигла катастрофа. От долгого стояния у Бифштекса свело ногу, и он, чтобы не упасть, ухватился за Корже. От неожиданности Корже покачнулся и задел головой занавеску. Один из незнакомцев увидел, как занавеска зашевелилась. Выругавшись, он метнулся к ней.

 

СЕКРЕТ СТАРЫХ КНИГ

Мужчина так резко рванул занавеску, что она осталась у него в руках. Все произошло стремительно, мы даже охнуть не успели. На нас обрушился град ударов. От неожиданности Бифштекс чуть не упал. Корже бросился ему на помощь, но был остановлен мощным ударом кулака. Я вырвался из рук нападающего, упал на Бифштекса, ударился головой о стену и потерял сознание.

…Когда я пришел в себя, то понял, что ничего не вижу и еле могу дышать. Глаза мои были плотно завязаны, рот заткнут какой-то тряпкой вместо кляпа. Я сидел на табурете, спина моя плотно прижималась к стене, руки были связаны, ноги туго прикручены к ножкам табурета, и я не мог пошевелить ни рукой ни ногой.

Что же произошло?

Память быстро возвращалась ко мне. Первая моя мысль была о товарищах. Что с ними стало? Сумели ли они убежать?.. предупредить остальных?.. вызвать полицию?

Нет, приглушенные стоны, раздававшиеся рядом со мной, свидетельствовали о том, что Бифштекс и Корже находятся в том же положении, что и я. Что касается незнакомцев, то, судя по звукам, они лихорадочно метались по комнате. Они хлопали дверцами шкафов, перетаскивали какие-то тяжелые предметы, пыхтели, ругались, вполголоса обменивались обрывками фраз. Я догадался: они торопились убрать все, что могло их выдать. Через повязку, закрывавшую не только глаза, но и уши, я расслышал такие слова:

— А где клише?

— В чемодане! Главное, не забыть их!

— А машина?

— В ящике. Давай скорей!

— А мальчишки?

— Поедут с нами. Места всем хватит.

Они переезжают и собираются забрать нас с собой. Что они собираются с нами сделать? Высадить за городом, а самим смыться? А вдруг еще что-нибудь похуже? И где же наши друзья? Неужели они ничего не слушали? Или не сумели ничего придумать? А вдруг они испугались? Но с ними же остался Кафи! Ах, они, наверное, отправились за полицией… но пока он будут там объясняться, пока убедят полицейских, что они ничего не выдумывают, коварные незнакомцы будут уже далеко, и мы вместе с ними!

Все эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове. Ох, если бы мне удалось позвать Кафи! Я попытался крикнуть, но ничего не вышло. Надо избавиться от кляпа! Стараясь ослабить узел, я стал тереться головой об стену. Узел держался крепко. Неожиданно затылок мой наткнулся на что-то твердое и острое. Гвоздь… Я стал вертеть головой в разные стороны; наконец мне удалось подцепить гвоздем тряпку, затыкавшую мне рот. Сжав челюсти, я резко дернулся. Напрасный труд, узел не поддавался… но в тот момент, когда боль вынудила меня вернуться в прежнее положение, тряпка не выдержала: рот мой был освобожден! Но я по-прежнему ничего не видел, и не мог знать, заметили ли незнакомцы мой маневр или нет. Решив об этом не думать, я набрал в грудь побольше воздуху и издал пронзительный клич: призыв о помощи, хорошо известный Кафи.

Тотчас же я получил такую сильную оплеуху, что свалился вместе с табуреткой. Рот мне заново заткнули тряпкой и так сильно затянули узел, что я чуть не задохнулся. Если Кафи меня не услышал, я пропал… а со мной и мои друзья.

Тут чей-то противный хриплый голос заорал:

— Эй, смотри! Это еще кто?

На улице послышался дробный топот. Злоумышленники бросились запирать дверь, но вспомнили, что потеряли ключ. Послышалась отборная ругань.

Донесся скрип передвигаемой мебели; что-то тяжелое (скорей всего, шкаф) тащили к двери. Потом с треском распахнулась оконная рама. Неужели негодяям удастся бежать?

Нет. Они опоздали. Внезапно раздался страшный грохот: это рухнул придвинутый к двери шкаф. Затем я услышал голоса наших товарищей и злой, яростный лай Кафи.

— Овчарка! — завопил один из мужчин.

Злоумышленники рванулись в окно, но наши товарищи и Кафи были уже в комнате.

— Быстрей, Кафи! Взять их!

Послышался шум борьбы. Наши друзья оказались втроем против двух взрослых мужчин, значительно сильнее их… Но с ними Кафи! Мой храбрый пес отважно ринулся в бой! Он прыгал то на одного, то на другого злодея, грозно рычал, хватал за одежду. Пусть только попробуют тронуть кого-нибудь из его друзей, сразу узнают, с кем имеют дело! Он тут же вцепится им в глотку!

— Смелей, Кафи, смелей! — подбадривал пса Сапожник.

Гвалт стоял страшный — борьба продолжалась. Кажется, нашим ребятам удалось повалить одного из незнакомцев, тот упал, покатился по полу и, судя по звуку, врезался в стол. Тогда второй, видимо, понял, что у них нет ни малейшего шанса ускользнуть.

Наконец друзья смогли заняться и нами: освободили нас от веревок и тряпок, не позволявших нам ни видеть, ни кричать.

— Мы слышали шум, но никак не могли понять, что случилось, — затараторил Стриженый, — мы все ждали, когда вы подадите сигнал, а его все не было и не было! Ох, если бы мы только знали!

Когда повязка была снята, тусклый свет лампочки показался мне таким ярким, что я зажмурился.

Глаза мои постепенно привыкали к свету. Когда же я, наконец, пришел в себя, взору моему предстала совершенно невероятная картина: оба злоумышленника, в разодранной одежде, с жалким видом жались к стене, а перед ними сидел Кафи и зорко следил за малейшими их движениями.

— Дружище Кафи! Храбрый мой Кафи! Ты спас нас!

Пес на миг обернулся ко мне, но тут же, как и подобает вышколенной полицейской собаке, вернулся к своим обязанностям охранника. Неожиданно раздался громкий голос Корже: он тоже пришел в себя, и теперь опасался, как бы собирательнице книг не удалось ускользнуть.

— Быстро бегите в дом, — скомандовал он Сапожнику и Гию. — Только бы она уже не улизнула!

Он вовремя вспомнил о ней. Через несколько минут друзья привели подругу бандитов. Они чуть не опоздали. Услышав в мастерской шум драки, она схватила пальто и стала собираться: ее поймали возле самой двери. Она злобно взглянула на обоих мужчин; особенно ядовитым взором она удостоила четырехпалого.

— Ну и в хорошенькое же положеньице вы нас поставили! — воскликнула она. — Дать себя схватить какой-то жалкой кучке ребятишек! Вот уж не ожидала!

Мы отвели ее к сообщникам, под охрану Кафи, которому она явно пришлась не по душе.

— А теперь, — предложил Корже, — пора вызывать полицию. Давай, Стриженый, хватай велосипед и мчись на набережную. Там есть комиссариат. Требуй, чтобы сюда срочно прислали полицейскую машину, в которой перевозят заключенных. Ту, что они сами называют «корзинкой для салата».

Услышав слова «корзинка для салата», злоумышленники встрепенулись и попытались вновь броситься на нас с кулаками. Однако Кафи быстро призвал их к порядку, и они присмирели.

Но едва Стриженый вышел, как во дворе раздался шум мотора, и наш друг вновь ворвался в комнату.

— Они уже здесь!

В мастерскую вбежали трое полицейских в форме и один агент в штатском, наверное, следователь — инспектор или комиссар. Но кто же их вызвал?

Тут на пороге появилась Мади.

— Это я вызвала полицию, — объяснила она. — Когда голубая машина вернулась, я спряталась напротив дома и стала наблюдать. Вскоре до меня донеслись звуки борьбы; я поняла, что случилось что-то непредвиденное и вы в опасности. Тогда я позвонила в дверь соседнего дома; к счастью, у них оказался телефон. И я вызвала полицию.

Инспектор, которому девочка толком еще ничего не объяснила, с удивлением разглядывал стоявшую у стены троицу. Затем он повернулся и суровым взором окинул нас с головы до пят. Вид у нас, надо признаться, был весьма плачевный, и мы мало чем отличались от наших пленников. У Корже на лбу вздулась огромная шишка, у Бифштекса была разодрана куртка, у меня из разбитой губы сочилась кровь.

— Поразительно! Что здесь произошло?

— Господин инспектор, — быстро ответил один из негодяев, — мы стали жертвой дерзкого налета… Эти гнусные малолетки напали на нас, и… сами видите, что сделала с нами их собака.

Мы возмутились от такой наглой лжи. А второй злоумышленник подхватил:

— Да, господин инспектор, мы здесь работали… как вы сами можете убедиться… Мы чертежники, вот наши чертежные принадлежности. Мы выполняем заказы лионских архитекторов…

Он указал на доски с чертежами, которые они, несмотря на спешку, не забыли положить обратно на стол.

— Неправда! — закричали мы. — Неправда!.. Эти чертежи валяются здесь просто так… скрывают что-то другое… Искать надо вон в том ящике и в чемоданах, с которыми они собирались бежать!

Инспектор посмотрел сначала на нас, потом на подозрительную троицу. Кто же прав? Очень странная история. Он приказал полицейским открыть ящик и чемоданы.

— Вы не имеет права, — хором воскликнули бандиты — мы здесь у себя дома! Лучше спросите этих мальчишек, как они сюда попали!

Но инспектор не слушал их.

— Обыскать! — скомандовал он.

В разгромленной мастерской воцарилась мертвая тишина. Я был так поглощен действиями полицейских, что даже забыл про разбитую губу; стоявшая рядом со мной Мади достала носовой платок и осторожно вытерла стекавшую у меня по подбородку кровь.

Наконец я увидел вблизи тот странный и тяжелый аппарат, который не сумел толком разглядеть из-за плотной занавески. Аппарат состоял из двух литых пластин; на верхней пластине крепился винт с массивной ручкой.

— Пресс! — воскликнул инспектор. — Типографский пресс.

— Сейчас мы вам все объясним, инспектор, — начал человек без пальца. — В нашем ремесле иногда приходится размножать чертежи и рисунки. Вот, к примеру…

Он не успел договорить, ибо как раз в эту минуту один из полицейских извлек из чемодана металлическую пластинку непонятного предназначения. Инспектор взял ее и пристально вгляделся.

— А это что? Чертеж дома, как я понимаю? Забавные же дома вы тут чертите…

Мы подошли поближе. На пластину острым металлическим стержнем были нанесены маленькие квадратики, в центре которых помещалось рельефное изображение, напоминавшее, по моим понятиям, человеческую голову, то ли мужчины, то ли женщины.

— Что это? — быстро спросил Сапожник.

— Как? — удивленно воскликнул инспектор, протягивая ему пластину. — Ты не узнаешь изображения Республики? Не узнаешь голову Марианны? (Примеч. пер.: женщина по имени Марианна является символом Французской республики; она изображена на одной из популярных серий почтовых марок).

Я даже побледнел от удивления. Итак, эти типы занимались изготовлением фальшивых почтовых марок… марок, которыми потом торговал хозяин магазинчика «Газеты — сигареты». Наконец-то все стало на свои места. Так, значит, в книгах, которые столь заботливо развозил Рике, преступники прятали свои фальшивки.

Я бросился к столу, где все еще лежали принесенные женщиной книги. Вместе с Корже и Бифштексом, которые, как и я, обо всем догадались, мы принялись перелистывать фолианты: ничего! Внезапно я вспомнил, с какой тщательностью женщина и оба злоумышленника рассматривали переплеты. В самом деле, для небольших книг эти переплеты казались излишне массивными… и пахли свежим клеем. Я попросил у Стриженого его перочинный ножик,

— Что вы ищете? — спросил инспектор.

— Сейчас увидите!

Лихорадочным движением я вскрыл обложку одной книги. Между двумя листами картона было пустое пространство, туда могло поместиться немало почтовых марок. Но тайник был пуст… как и в оставшихся трех книгах; но мы догадались, почему. Как сказала женщина, эти книги только что были «приведены в порядок», и она принесла их в мастерскую, чтобы злоумышленники заполнили их фальшивыми марками.

— Господин инспектор, мы точно знаем, в этом доме есть еще книги… гораздо более любопытные, чем эти.

Заинтересовавшись нашим открытием, инспектор отправил полицейских обыскивать дом. Они быстро вернулись, неся целые охапки книг, с виду довольно старых, зато с новыми переплетами. Увы! Эти тайники также были пусты… Но тут Бифштекс заметил пакет, тщательно перевязанный веревочкой и готовый к отправке.

— Я уверен, в нем мы непременно что-нибудь найдем.

В самом деле, переплетенные крышки пяти упакованных и готовых к отправке томов были набиты сложенными вдвое листами почтовых марок. В каждый переплет помещалось не менее десяти листов. Мы прикинули их стоимость, и сумма показалась нам целым состоянием. А как подумаешь, что не один десяток таких пакетов с книгами уже разошелся по Лиону…

Скрестив на груди руки, инспектор в изумлении застыл перед разложенными на столе листами марок.

— Подумать только, — воскликнул он, — еще полчаса назад, услышав в телефоне писклявый девчачий голос, я решил, что меня разыгрывают, и чуть было не повесил трубку! Поздравляю, друзья мои! Операция проведена просто великолепно!

Но Мади, явно не собиравшаяся почивать на лаврах, тут же затараторила:

— А знаете, господин инспектор, у них есть сообщник — это хозяин магазинчика «Газеты — сигареты» в квартале Круа-Русс.

— Хозяин магазинчика?

— Да, господин инспектор, очень подозрительный субъект, он обманывал беднягу Рике, заставлял его развозить фальшивые марки.

— Рике? Кто этот Рике?

— О, господин инспектор, только не надо его арестовывать. Он никак не замешан в этом деле, наоборот, он может вам помочь. Он, конечно, развозил книги, но не знал, что в них находится. Сейчас он поступил учеником электрика в мастерскую электроприборов на бульваре Круа-Русс.

— Отлично, — воскликнул инспектор, — благодарю за ценные сведения!

Затем он обернулся к полицейским:

— Отправляйтесь в Круа-Русс и доставьте мне хозяина этой мошеннической конторы! А по дороге заверните в мастерскую и захватите с собой юного Рике… только будьте с ним повежливей! И сразу скажите, что полиция не имеет к нему никаких претензий.

Полицейские вышли; на улице зафыркал двигатель машины. Тогда инспектор повернулся к нам:

— А теперь скажите мне, каким образом вам удалось до всего докопаться?

— Все очень просто, — улыбнулась Мади, — в этот раз нам даже не пришлось играть в сыщиков… мы просто хотели помочь нашему маленькому другу Лулу, который по вине этих мошенников попал в больницу: они ужасно напугали его.

И перебивая друг друга, мы подробно рассказали всю нашу историю. Злоумышленники пребывали под неусыпным надзором Кафи, поэтому инспектор спокойно слушал нас. Но как только я дошел до четырехпалой перчатки, найденной Кафи в подвале на улице Алуэтт, он нахмурился.

— Как ты сказал? Перчатка с четырьмя пальцами?

Я вытащил перчатку из кармана.

— Вот она, я ее сохранил.

Затем, обернувшись к преступникам, добавил:

— Она принадлежит вон тому, кто повыше ростом.

— Ого! — вдруг воскликнул инспектор, — но… это же знаменитый гангстер Ищи-Ветра, как он сам себя называет! Вот уже несколько месяцев полиция Лиона безуспешно разыскивает его. И как это я раньше не догадался!

Преступник тотчас спрятал руки за спиной, но инспектор попросил его показать их и убедился, что на правой действительно не хватало одного пальца.

— Не стоит жалеть этого негодяя, — сказал инспектор. — Знаете, когда он потерял палец? Во время кражи со взломом. Застигнутый на месте преступления, он начал отстреливаться, полицейский выстрелил в ответ, и пуля оторвала преступнику палец.

Я вздрогнул: мы и не подозревали, какой опасности подвергались, вступив в единоборство с настоящими безжалостными бандитами. В эту минуту перед домом вновь затормозил автомобиль: из Круа-Русс вернулись полицейские.

Они без труда нашли указанный магазинчик, арестовали его хозяина и привезли сюда. Ох, ну и кислая же физиономия была у владельца «Газет — сигарет»!.. а вот и Рике, его тоже доставили к нам. Бедняга Рике! Когда в мастерской появились блюстители порядка, он от страха побелел как мел и до сих пор дрожал не переставая. Мади тотчас бросилась успокаивать его.

Ну вот вся преступная комиссия в сборе, осталось только найти получателей книг, этих пресловутых «коллекционеров редких изданий»; впрочем, вряд ли это будет сложно — ведь адреса их известны.

— А теперь, — заявил инспектор, повернувшись к четырем злоумышленникам, — ждем ваших объяснений. Вы слышали, что рассказали эти ребята? Сейчас ваша очередь давать показания.

Мы с любопытством ожидали, что скажут эти типы: некоторые детали все еще были нам неясны. Но мужчины, переглянувшись, отказались отвечать.

К счастью, женщина, которая все это время не переставала возмущаться вполголоса, оказалась более разговорчивой. Похоже, она даже находила какое-то удовольствие, топя своих сообщников.

Мы узнали, что главой предприятия был человек без пальца. Это ему пришла в голову мысль устроить типографию в подвале дома, принадлежавшего владельцу магазинчика… это он хотел вконец запугать Лулу, для чего писал ему анонимные письма с угрозами. Четырехпалый считал подвал на улице Алуэтт самым безопасным местом для подпольной типографии и рассчитывал вскоре туда вернуться. И он хотел быть уверен, что Лулу не проболтается.

Так как хозяин «Газет — сигарет» отказался давать показания, мы решили узнать у его сообщницы, почему он так неосторожно доверил доставку книг с тайниками Рике.

— Да потому, что соображает плохо, — ответила она, бросив убийственный взор в сторону владельца магазинчика. — И зачем только мы его послушались! Заявил, что посредник будет встречаться с клиентами, и, стало быть, те не будут знать нас в лицо. И если полиция чего-нибудь разнюхает, нас никто не опознает. Как же, дождались! А еще утверждал, что прекрасно разбирается в людях, уверял, что его мальчишка ни о чем не подозревает… Словом, убедил нас, что так безопасней. Божился, что рассыльный ничего не знает, говорил, что если его заметет полиция, то мы все вместе смоемся… Даже когда из-за проклятого малыша нам пришлось перебраться из подвала в эту развалюху, он по-прежнему посылал к нам своего рассыльного. Но уже тогда мне было как-то неспокойно, и я предусмотрительно надевала очки и парик, чтобы, в случае чего, мальчишка меня не узнал.

И добавила, вновь повернувшись к владельцу магазинчика:

— Так что вот, можете гордиться своей выдумкой! Вот чем все это закончилось!

Теперь я понял, почему Рике говорил нам о старушке с седыми волосами.

Страх Рике прошел, и он с отвращением смотрел на своего бывшего хозяина. Негодяй! Вот что значили его сладкие улыбочки, его щедрые чаевые…

— Если бы я только сообразил… — прошептал Рике, яростно сжимая кулаки.

Мади принялась утешать его.

— Не волнуйся, Рике… зато благодаря тебе полиция сумеет взять всю банду… ведь правда, господин инспектор?

Инспектор утвердительно кивнул. Он записал в блокнот все имена (возможно, вымышленные), а также адреса подозрительных клиентов «Газет — сигарет». Рике так разозлился на своего бывшего хозяина, что вспомнил даже те адреса, которые, как ему казалось, он давно забыл.

— Черт возьми, какая удача! — повторял инспектор. — И все благодаря вам, ребята!

— Нет, — возразил Стриженый, — благодаря Кафи, собаке Тиду. Это пес нашел в подвале забытую перчатку. Если бы он не стал играть с перчаткой в магазине «Газеты — сигареты», хозяин бы не заподозрил нас, и мы бы никогда не взялись за расследование этого дела. Да и сейчас, если бы Кафи не пришел нам на помощь, бандиты наверняка бы ускользнули от нас.

— Вы правы, — согласился инспектор. — Иди сюда, хорошая собака. Ты просто молодец!

И, потрепав Кафи по загривку, прибавил:

— Знаешь, умная собачка, сегодня вечером у полиции Лиона будет чем заняться… да и надзирателям в тюрьме работы хватит…

Потом он обратился к полицейским:

— Доставьте этих красавчиков куда следует… А вы, ребята, идемте со мной в комиссариат, вы нам еще понадобитесь.

— В комиссариат, — испуганно повторил Рике, — зачем в комиссариат?

— Чтобы завершить расследование, оно ведь еще не закончено.

Тогда вперед выступила Мади.

— А можно, — начала она, — мы сначала вернемся в Круа-Русс? Мы хотим повидать Лулу и сообщить ему радостную новость. Это из-за него мы ввязались в это дело… Если бы вы знали, какой он был несчастный!

Взглянув на Мади, инспектор улыбнулся.

— Хорошо, — ответил он, кладя руку ей на плечо, — разрешаю. Вы поедете в нашем фургоне… «Корзинка для салата» достаточно велика, а преступников мы посадим в самый дальний угол. Мы доставим вас в Круа-Русс… за это обещайте мне завтра утром непременно явиться в комиссариат!

— Договорились, господин инспектор! Мы обязательно придем и Кафи захватим!

 

ЛУЛУ БУДЕТ ЗДОРОВ!

«Корзинка для салата» медленно спускалась к набережной Соны. Было семь часов вечера, самое людное время на улицах города. Полицейская сирена гудела вовсю, и машины притормаживали, уступая дорогу черному фургону, который, переехав через мост, мчался к Круа-Русс. Через несколько минут мы остановились перед больницей.

— Не забудьте! — напутствовал нас инспектор. — Завтра утром я жду вас в комиссариате.

Но мы уже не думали о нем, все наши мысли устремились к Лулу. Мы помнили, что он получил второе грозное письмо от человека в перчатке, но с тех пор мы больше не виделись с мальчиком, и поэтому очень волновались.

— А пустят ли нас к нему в неурочное время? — повторяла Мади.

Дежурного, всегда с неудовольствием взиравшего на появление нашей компании, на месте не было. У входа сидела женщина в белом халате.

— Мы хотели бы повидать Лулу… Лулу Бурге, — робко попросила Мади.

Хотя дежурный и сменился, правила посещения по-прежнему были строги.

— О чем вы говорите! — возмутилась женщина. — Вам что, неизвестен распорядок? Время для посещений давно прошло!

— Но нам обязательно надо поговорить с ним. Это очень срочно.

— Ничем не могу помочь. Приходите завтра… Или напишите ему записку, и дежурная сиделка передаст ее.

— Это невозможно, — быстро сказал Стриженый, — нам непременно надо повидать его. Пожалуйста, разрешите хотя бы одному из нас пройти к нему.

Но женщина в белом халате была непреклонна. Мы лихорадочно соображали, где можно получить разрешение проникнуть в больницу, как вдруг в конце коридора показалась сиделка Лулу. Мы бросились к ней.

— Вы нас знаете, пожалуйста, помогите нам. Нам обязательно надо увидеться с Лулу, а нас не пускают.

Сиделка удивленно посмотрела на нас.

— Лулу? — переспросила она. — Вы пришли к Лулу? Но, ребятки, Лулу больше нет здесь.

Мы испуганно переглянулись.

— А где же он?

— Бедняжка Лулу! Врачи ничем не смогли ему помочь. Его продолжали мучить кошмары, он совсем перестал есть. И сегодня скорая отвезла его домой.

Лулу выписали из больницы! Врачи не надеются его спасти! А мы-то летели, чтобы порадовать его! Неужели мы опоздали?

И, оставив недоумевающую сиделку, которой явно хотелось узнать, что же стряслось, мы выскочили на улицу и со всех ног помчались на улицу Ша-Борнь, где жил Лулу.

— Следуйте за мной, — крикнул на бегу Рике, — я знаю самый короткий путь.

Миновав бульвар Круа-Русс, мы свернули в узкую ведущую вверх улочку Ша-Борнь. Лулу (как и Рике) жил в большом старом доме с узкими, совершенно одинаковыми окнами. Задыхаясь от быстрого бега, мы взлетели на четвертый этаж. Дверь открыла мать Лулу; в руке она держала ложку. Видимо, наш звонок застал ее на кухне.

— А, это ты! — воскликнула она, увидев Рике.

Потом, заметив нас, топтавшихся в полумраке лестничной площадки, она изумленно всплеснула руками:

— Господи! Да сколько вас… Что случилось?

На свет выступила Мади. Мать Лулу несколько раз видела ее в больнице у постели своего маленького сына.

— В больнице нам сказали, что Лулу выписали, — начала девочка, — и мы пришли навестить его; нам надо сообщить ему нечто очень важное.

Несчастная женщина в растерянности взглянула на нее.

— Вы разве не знаете, что он очень болен? Именно поэтому его и отправили домой… Он отказывается от еды. Он никого не хочет видеть. И приказал мне никого к нему не пускать.

— И все же, мадам, разрешите нам войти… только на минуточку… мы принесли ему хорошую новость. От удивления женщина широко раскрыла глаза.

— Хорошую новость? Бедняжка! Разве для него еще могут быть хорошие новости?

Но мы так уговаривали ее, что она, наконец, сдалась и провела нас на кухню, где двое белокурых, как и Лулу, малышей, лет четырех-пяти, сидели за столом и ели.

Кухня была такая маленькая, что мы с трудом поместились в ней. Возле окна, прямо на полу, лежал маленький матрас.

— Вот видите, — объяснила мать Лулу, — мой мальчик хочет быть один. До своей болезни он спал с братом, а теперь мне пришлось устроить Пьеро здесь.

Кафи вошел вместе с нами. Я приказал ему сесть в уголок возле плиты. Мать Лулу открыла дверь смежной с кухней комнаты.

— Тебя хотят видеть твои товарищи, — сообщила она Лулу, — те самые, что приходили к тебе в больницу… Я не хотела их впускать, но они так настаивали…

Друг за другом на цыпочках мы проникли в узкую, как и кухня, комнату с поблекшими обоями; единственная лампочка пряталась под абажуром, поверх которого был накинут кусок темной ткани, отчего в помещении царил полумрак. Лулу неподвижно лежал в постели. Услышав шаги, он повернулся, в глазах его застыл испуг.

— Откуда вы узнали, что я дома? — едва слышно прошептал мальчик. — Кто вам сказал?

Мади подошла к кровати и осторожно присела на стул, служивший больному ночным столиком.

— Мы пришли в больницу навестить тебя, — начала она, взяв малыша за руку. — Сиделка сказала, что тебя отвезли домой. Прости, мы явились без приглашения, но у нас для тебя очень хорошие новости.

Мальчик нахмурился. Как и его мать, он недоверчиво переспросил:

— Хорошие новости?

— Да, Лулу, просто отличные. Конец твоим кошмарам, тебе больше никто не будет у угрожать. Полиция только что арестовала всех твоих мучителей. Теперь они в тюрьме… слышишь, Лулу, в тюрьме!

Лулу уставился на Мади; казалось, он никак не может понять смысла ее слов. Потом печально покачал головой; лицо его искривилось в горькой усмешке:

— Зачем вы мне все это говорите? Ведь это неправда! Я знаю, стоит мне встать, как они найдут меня… но я больше никогда не встану… никогда.

И, отвернувшись, он зарыдал в подушку.

— Господи, — воскликнула мать, — что он такое говорит? Неужели опять бредит? Чего он так боится? Чего вы ему там наговорили?

— Успокойтесь, — обратилась Мади к несчастной женщине, — он не бредит. Простите, он не сказал вам, что случилось в тот день, когда он поранил ногу… Но вы вряд ли смогли бы ему помочь. Позвольте нам теперь рассказать ему конец этой истории.

Мади говорила так ласково и убедительно, что бедная женщина не стала ей возражать. Тогда Мади вновь повернулась к маленькому больному.

— Ты знаешь, Лулу, как мы все тебя любим, поэтому, пожалуйста, поверь нам. С того самого дня, когда ты рассказал нам о своих страхах, мы думали только об одном: как помочь тебе. Мы отыскали незнакомцев, которые поймали тебя в подвале, и сегодня вечером мы помогли полиции арестовать их. Их только что забрали в тюрьму. Вот видишь, тебе больше нечего бояться.

Лулу слушал, но, судя по его взгляду, по-прежнему не верил нам. Зарывшись головой в подушку, он произнес:

— Этого не может быть, нет!

Мади всегда отличалась терпением. Звонким от волнения голосом она принялась рассказывать, как благодаря помощи Кафи и Рике мы напали на след таинственных недругов мальчика. Она говорила долго, очень долго, не пропуская ни единой мелочи. Девочка понимала, что убедить Лулу может только очень подробный и совершенно правдивый рассказ… Она не скрыла ничего, даже нашу выдумку с письмами.

— Вот видишь, Лулу, с тех пор как мы тебя знаем, мы только и делаем, что пытаемся тебе помочь… и сегодня, наконец, мы можем сказать, что эта неприятная история удачно завершилась. И просим тебя забыть ее. Завтра все, что я тебе рассказала, появится в газетах, и ты убедишься, что мы тебя не обманываем.

Лулу пристально смотрел на Мади, словно пытаясь прочесть в ее взгляде что-то недоговоренное.

— Ох, — вздохнул он, — значит, это и в самом деле правда?

Мальчик повернулся к нам, словно ища подтверждения своим словам. Никогда мы еще не испытывали подобного волнения. Стоявший рядом со мной Бифштекс усиленно сморкался. Стриженый вытирал глаза собственным беретом. В комнате надолго воцарилась тишина. Наконец, оглядев всех нас, Лулу принялся озираться, словно отыскивая кого-то.

— Кафи, — прошептал он, — я хочу взглянуть на Кафи.

Я подозвал собаку. До сих пор пес, исполняя мое приказание, смирно сидел на кухне. Увидев лежащего на кровати Лулу, Кафи поднял морду и посмотрел на меня, словно хотел спросить: «Можно мне подойти к нему?»

— Можно, Кафи, можно!

Тогда мой славный пес, положив передние лапы на одеяло, потянулся мордой к мальчику. Изумленный Лулу сначала отпрянул, но Кафи, этот грозный враг бандитов, смотрел на него так умильно, что малыш сразу перестал бояться. Протянув руку, он ласково погладил густую шерсть пса. И тут случилось чудо. Кафи, о котором Лулу столько слушал, но которого мы, разумеется, не могли проводить в больницу, убедил Лулу, что мы говорим правду. Мальчик гладил собаку, и в глазах его постепенно загорался радостный огонек, а на лице расцветала счастливая улыбка.

Внезапно он повернулся к матери:

— Мама, знаешь, мне хочется есть…