Я настолько растерялся, что, выйдя от помощника капитана, не спустился к нам в «подвал», а остался на палубе, чтобы хоть немного собраться с мыслями.

От разговора с полицейскими у меня осталось самое тягостное впечатление. В их отношении сквозила плохо скрываемая неприязнь, так что было ясно: теперь нам оставалось только по мере сил ни во что не вмешиваться. Самым же обидным было то, что мне приходилось отказаться от всякой надежды увидеть, как арестуют дежурного по палубе! В Александрии он должен был сойти с корабля, не понеся никакого наказания за попытку убить моего пса.

Однако, по некотором размышлении, поведение полицейских показалось мне по меньшей мере странным. Они сообщили помощнику капитана и мне совершенно секретную информацию. К тому же у меня сложилось впечатление, что они слишком уж поспешно согласились со мной, когда я поделился своими подозрениями в отношении Ортоли. Ведь указал на него все-таки я! И еще одна деталь: детективы требовали, чтобы теплоход пришел в Александрию точно по расписанию. Но какое это могло иметь значение, если дежурный по палубе сойдет на берег одновременно с ними? Короче, у меня возникло чувство, что в этом деле многое остается неясным и полицейские не проявляют большого рвения, чтобы помочь помощнику капитана найти похищенные драгоценности. Конечно, розыск вора на корабле не входил в их прямые обязанности. Однако кража была очень крупной, что служило вполне достаточным основанием для их вмешательства.

Так и не отыскав ответа на мучившие меня вопросы, я в конце концов спустился к нетерпеливо ожидавшим меня товарищам и рассказал им обо всем, что видел и слышал.

Они, как и я, возмутились при мысли, что человек, едва не убивший Кафи, не будет наказан. Однако поведение инспекторов показалось им вполне логичным. Полицейские отвечали за выполнение порученного им задания — и только. Взявшись же за расследование кражи, они рисковали быть раскрытыми. Поэтому нам оставалось лишь молчать. По крайней мере до того момента, когда теплоход прибудет в Александрию и детективы покинут его борт. Если же помощнику капитана действительно удастся организовать досмотр сходящих на берег пассажиров и членов команды так, чтобы никто из них не смог пронести драгоценности, появится реальный шанс обнаружить шкатулку еще до прихода «Виль-дё-Нис» в Марсель.

— Будет уж вам! — воскликнул Гий. — В конце концов, мы сделали все, что могли. Нам не в чем себя упрекнуть. Главное — что Кафи спасен, а об остальном лучше забыть!

Я так не считал. Чем дольше я раздумывал, тем тверже был уверен, что до нашего прихода в Александрию обязательно случится что-нибудь еще. Зачем полицейским понадобилось перебираться в другую каюту? Ответ мог быть только один: они все еще опасались нас и не хотели, чтобы нам стало известно, чем они будут заниматься следующей ночью.

И вдруг меня озарило. Это было похоже на удар молнии. Я нетерпеливо спросил:

Где Мади? Отвечайте живо!

Она заходила сюда, когда ты еще спал. А потом поднялась на верхнюю палубу вместе с Кафи, чтобы он мог подышать свежим воздухом после ночных волнений.

— Я должен как можно скорее ее увидеть! Пусть кто-нибудь за ней сходит!

Стриженый вышел из каюты. Однако не успел он сделать и десяти шагов, как столкнулся с нашей подружкой, возвращавшейся с прогулки.

— Мади, только один вопрос. Если ты сумеешь на него ответить, все сразу станет понятно. Ты слышала какой-нибудь шум в каюте 96 после того, как мы расстались?

— Нет. Даже если один из полицейских и оставался в каюте, ему было не с кем разговаривать.

И все же ты могла услышать какие-то звуки.

Ничего.

А ты слышала скрип двери, когда полицейский вернулся?

— Да. Она скрипела дважды с интервалом в несколько минут, как будто два человека вернулись в каюту поодиночке.

Ты в этом уверена? Совершенно уверена?

Шторм стал стихать, так что я прекрасно все слышала. Ошибиться было нельзя. Да и Кафи насторожился. Это настолько важно?

Я молчал. Мысли в моей голове лихорадочно сменяли одна другую. Приятели нетерпеливо уставились на меня.

— Ну же, Тиду, говори! О чем ты думаешь?

Я еще не был полностью уверен в своих выводах, а потому ответил не фазу:

— Дежурный по палубе ни в чем не виноват! В помещении для перевозки животных на меня набросился вовсе не он! Не он выбросил за борт моего пса и не он был сегодня ночью в кабинке инструктора по плаванию!

— Кто же тогда?

— Это мог быть только один из полицейских! Друзья остолбенело уставились на меня, как будто

я вдруг заболел и начал бредить.

— Что?! — вскрикнул Стриженый. — Ты хочешь сказать, что инспектор полиции хотел убить Кафи?!

— Точных доказательств у меня нет, но судя по тому, что только что рассказала нам Мали…

В каюте повисла тяжелая тишина. Я выждал несколько секунд и продолжал:

— Этой ночью я был уверен, что слежу за одним полицейским. Но его приятель вышел из каюты еще раньше, только мы этого не услышали. Именно он и вел радиопередачу из кабинки!

— Ведь ты говорил, что видел, как оттуда выскочил кто-то из команды!

Это несложно объяснить. Тот инспектор, что повыше ростом, надел форму моряка.

Зачем?

— Случайный пассажир, которому вздумается выйти ночью на палубу, не удивится, если встретит человека в морской форме.

— И ты думаешь, что драгоценности похитили тоже эти детективы?

Но ведь им для чего-то понадобилось выдавать себя за полицейских! Как по-вашему, зачем им это было нужно?

Но они при нас заявили помощнику капитана, что в Александрии позволят обыскать себя, как прочих пассажиров.

Значит, у них есть способ как-то переправить драгоценности.

— Послушай, Тиду! А чего ты вдруг решил заподозрить моих соседей? — спросила Мади, еще не совсем оправившаяся от удивления.

Я сопоставил целую кучу деталей, каждая из которых по отдельности казалась малозначительной. Например, они испытали явное облегчение, когда узнали, что я во всем подозреваю дежурного по палубе. Если бы им действительно было поручено следить за ним, им следовало скорее огорчиться. К тому же они слишком разговорчивы. Настоящие полицейские никогда бы не рассказали посторонним людям о своем задании.

Скорее бежим к первому помощнику и предупредим его!

— Нет! — отрезал Сапожник. — Это было бы непростительной ошибкой. На судне о нас и без того слишком много говорят. Ни капитан, ни помощник нам не поверят. Чтобы никогда больше не видеть наших физиономий, они, по-моему, уже готовы посадить нас в шлюпку, дать в руки весла и предложить добираться до Марселя самостоятельно. Не знаю, настоящие это полицейские или нет, но можете быть уверены: бумаги у них в полном порядке и все печати на месте.

— Это уж точно, — кивнул Гий. — Может, обыскать их каюту?

Помощник уверен, что эти двое выполняют особое задание, и никогда не решится на досмотр их вещей! Он не может обыскать даже каюты обычных пассажиров! К тому же драгоценности наверняка спрятаны где-нибудь в другом месте.

Может, у них там радиопередатчик?

— Вполне возможно. В этом случае они легко выкрутятся, сказав, что он им необходим для постоянной связи со штаб-квартирой в Париже. Но я уверен: небольшой, маломощный передатчик у них все-таки есть. Вспомните-ка: они задали старшему радисту кучу вопросов об особенностях коротковолновой радиосвязи. Хотели лишний раз убедиться, что их передачи не будут перехвачены судовой радиостанцией.

— Очень может быть, — подтвердил Стриженый. — Я тоже обратил внимание на то, что они проявляли к этому слишком уж большое любопытство. С другой стороны, это вполне естественно, ведь им важно сохранить свое задание в тайне.

Все помолчали, после чего взял слово Сапожник:

— Завтра утром мы прибываем в Александрию. И к этому моменту мы должны распутать дело.

Этого хотелось нам всем, и мне в особенности. Кафи мог нам здорово помочь. Мади пока не вернула книгу своим соседям. Томик все еще хранил запахи читавших его детективов, благодаря чему овчарка без труда провела бы нас повсюду, где они побывали.

При этом, чтобы ничего не оставлять на волю случая, нам следовало также выявить все места, где побывал дежурный по палубе. Вполне ведь могло случиться так, что я допустил огромную ошибку, приняв за преступников настоящих полицейских.

— Нам поможет Соланж, — уверенно произнесла Мади. — Она добудет нам какую-нибудь вещь Ортоли.

Шел первый час, пора было идти в столовую. Во время обеда мы составили план действий. Было решено, что Мади пройдется вместе с Кафи по коридорам и палубам первого класса, а мы сменим ее, чтобы проверить все остальное судно. В первую очередь овчарке предстояло выяснить для нас, входил ли кто-нибудь из полицейских в кабинку инструктора по плаванию. Затем Мади должна была отвести собаку к каюте пожилой египтянки и попытаться определить, не побывали ли наши подозреваемые и там.

Покончив с обедом, я поднялся за псом на верхнюю палубу, а Мади отправилась на поиски Соланж. Не прошло и нескольких минут, как она принесла нам футляр из-под очков Ортоли.

Теперь нам оставалось только прочесать все судно, не пропуская ни одного уголка. Как и было задумано, сначала Мади повела пса на палубу первого класса. Вернулась она примерно через час. Вид у нее был обескураженный. В будке инструктора по плаванию, вокруг нее и в нескольких коридорах Кафи действительно отыскал следы полицейских, однако перед каютой пожилой дамы ему не удалось обнаружить ничего интересного. Что же из этого следовало? Неужели полицейские поддерживали радиосвязь с берегом, но при этом не имели никакого отношения к краже драгоценностей?

Наша растерянность еще больше усилилась, когда мы отправились к носовой трубе, приспособленной для перевозки животных. Судя по поведению Кафи, здесь побывал кто-то из соседей Мади, а может быть, и оба. Более того, на верхней палубе, куда практически никто не заходил, оставил свои следы и палубный матрос. Что ему там понадобилось? И какой из этого можно было сделать вывод? Что детективы нас не обманули, они и вправду следили за Ортоли?

— Что-то я вконец запутался, — признался Стриженый, сняв берет и почесывая лишенную растительности голову. — Может, нам лучше…

— Нет! — прервал приятеля Сапожник. — Раз уж нам повезло и Кафи оказался с нами, обойдем вместе с ним весь теплоход!

Упрямец оказался прав. Обследовав верхнюю часть корабля, мы спустились вниз и прошли уже немало коридоров, когда пес неожиданно остановился у одной из дверей и принялся с интересом ее обнюхивать. Дверь была узкой и явно вела в какое-то служебное помещение, поэтому я протянул Кафи футляр для очков. Умная собака отвернулась, всем своим видом показывая, что дежурный по палубе не имеет никакого отношения к заинтересовавшему ее запаху. Когда же я достал из кармана книжку, овчарка фазу завиляла хвостом.

— Похоже, здесь побывал кто-то из полицейских, — сказал Бифштекс.

Впрочем, мы это поняли и без него.

Дверь была заперта снаружи на задвижку. Она вела в небольшой чуланчик, расположенный прямо под лестницей, из-за чего потолок в глубине каморки был скошен.

— Пусто! — заявил Бифштекс, которому пришлось нагнуться, чтобы войти внутрь. — Может, они сюда и заходили, но ничего тут не оставили.

Я хотел убедиться в этом сам и попросил у Сапожника электрический фонарик. Едва тонкий луч осветил чулан, все заметили лежащий в углу какой-то странный предмет. Я схватил его и выволок в коридор.

— Похоже на автомобильную камеру, — сказал Гий.

— Ничего подобного! — не согласился с приятелем Стриженый. — Это же надувная лодка!

Чтобы проверить свою догадку, он развернул чехол из красной резины. Это и в самом деле была маленькая, почти игрушечная надувная лодка, способная выдержать разве что трехлетнего ребенка.

Мы озадаченно переглянулись. Действительно ли лодка принадлежала полицейским, как показывал всем своим поведением довольно сопевший Кафи? И как они собирались ею воспользоваться?

— Думаю, мои соседи побывали здесь, но к лодке никакого отношения не имеют, — заявила Мади. — Это же надувная игрушка. Во время предыдущего круиза с ней плескался в бассейне какой-нибудь ребенок. Ее забыли на теплоходе, а кто-то из матросов нашел и сунул в этот чулан.

Объяснение выглядело вполне правдоподобным. Но зачем тогда полицейским понадобилось брать в руки эту игрушку? Кафи продолжал настойчиво обнюхивать резину, у меня же не было оснований не доверять собственному псу. Дело и вправду запутывалось.

Всякий на нашем месте давно бы уже отступился, но мы не падали духом. В запасе у нас еще оставалось несколько часов.