Прошло три месяца, но «преступление у моста Сен-Венсан», как его окрестили газеты, наделало в Лионе столько шуму, что его все еще не переставали обсуждать. Городские газеты отвели репортажам об этом деле целые страницы. Всем нам пришлось позировать перед фотографами вместе с Брике и Кафи, которые стали настоящими знаменитостями.

Журналисты пытались превзойти друг друга» в том, как бы похлеще окрестить бандитов. Тем более что на следующий день после их ареста полиция выяснила, что под фамилией Марнье скрывался главарь банды гангстеров, которая орудовала не только в Лионе, но и далеко за его пределами.

Суд над преступниками пока еще не состоялся; они ждали его, сидя за решеткой. Впрочем, нас мало интересовало, какой им вынесут приговор.

Самое главное — что наш старый друг наконец успокоился, избавившись от преследовавших его страхов. Мы над ними когда-то подсмеивались, но они оказались более чем обоснованными!

Да, все кончилось прекрасно. Газеты, рассказывая о мсье Воклене, слепом настройщике, пробудили в жителях города интерес и симпатию к нашему старому другу. Он получал кипы писем, которые мы с Мади читали ему вслух. Многие предлагали свою помощь, однако гордый мсье Воклен отказывался от этих предложений.

Не отказался он только от одного: снять за скромную плату квартиру в квартале Терро.

Конечно, ему было тяжело покидать дом, в котором он столько лет прожил с любимой сестрой, но необходимость ежедневно проходить через этот кошмарный двор становилась для него все более невыносимой.

Однако он согласился на переезд лишь при одном условии: вместе с ним должна была переехать и добрая мадам Лазерг. Она не могла оставаться совсем одна в доме, населенном такими ужасными людьми. И тут буквально чудом представилась счастливая возможность: сострадательная домовладелица предложила ей крохотную квартирку в двух шагах от квартиры мсье Воклена. Квартирка была на первом этаже, что идеально подходило мадам Лазерг, которая уже с трудом добиралась до четвертого этажа.

И вот морозным «солнечным январским днем прекрасный рояль Ференца Листа покинул улицу Сен-Бартелеми и занял почетное место в комнате в квартале Терро, на противоположном берегу Соны. Рояль занимал почти всю комнату. Ну и что? Ведь для нашего друга музыка составляла смысл жизни!

…Итак, прошло три месяца. Понемногу жизнь мсье Воклена вернулась в привычное русло. Нашелся любимый Брике, все тревоги рассеялись. Слепой больше не боится ходить по Лиону… Но это еще не все. Сегодня вечером, стараниями Мади, должно произойти великое событие.

Уже несколько дней на городских стенах висят большие афиши, извещающие публику, что сегодня вечером в Оперном театре состоится сольный концерт мсье Воклена, слепого музыканта.

Эта чудесная идея пришла в голову Мади, и мы с восторгом ее поддержали. Девочка уже давно записывала музыку, сочиненную слепым композитором, час за часом перенося на бумагу ноты и значки, которые он ей диктовал. Это была нелегкая работа, но ведь Мади упорства не занимать.

Разумеется, мсье Воклен ни на что не надеялся, он лишь поражался ее энтузиазму.

— Мади, — удивлялся он, — зачем ты тратишь столько сил на музыку, о которой никто никогда не узнает?

Когда великий труд был закончен, Мади пришла к нам. И вот, в один прекрасный день, мы все вместе постучались в дверь… директора Оперного театра, ни больше ни меньше!

Как и следовало ожидать, секретарша встретила нас с прохладцей. Но мы были так настойчивы, что, не видя другой возможности от нас избавиться, она доложила о нас директору. Он ответил, что уделит нам пару минут, не больше, потому что, по его славам, торопится на важную встречу.

Ах да, — сказал он, — слепой с моста Сен-Венсан, припоминаю… Несомненно, он славный человек, но знаете, ребята, не каждый настройщик роялей может стать композитором… Я ничего не слышал из его произведений.

Посмотрите, — ответила Мади и протянула ноты.

Директор взглянул на них и недовольно нахмурился. Разумеется, ноты были записаны неопытной рукой, их с трудом можно было разобрать… Мади покраснела и принялась извиняться за свое невежество. Тогда директор, тронутый ее виноватым видом, провел нас в репетиционный зал, где стоял рояль. Поставив ноты на пюпитр, он начал играть, и постепенно выражение его лица стало меняться…

Он сыграл первую пьесу, иногда запинаясь на местах, где ноты были написаны совсем неразборчиво, затем поставил на пюпитр другую, потом третью… Взяв последний аккорд, директор театра развернулся на стуле и схватил Мади за руки.

— Это необыкновенно! Скажите слепому, что я срочно жду его к себе!

Итак, сегодня должен состояться концерт. Почти все билеты уже раскуплены. Разумеется, люди придут в основном из любопытства, чтобы посмотреть на человека, о котором писали все газеты, но мы уверены, что они не будут разочарованы. Мы не ахти какие знатоки музыки, однако чувствуем, что мсье Воклен — настоящий композитор.

Кто знает, может быть, его еще назовут великим музыкантом! В любом случае этот вечер навсегда останется в нашей памяти.

— Скорее! Папа, мама, мы опаздываем!

Все наши родители получили приглашение на концерт. Мои папа и мама, как и родители Стриженого и Гиля, поначалу отказывались, ссылаясь на простуду, но в конце концов решили разделить нашу радость. Даже мама Сапожника будет там, хотя она допоздна работает на своем заводе.

Мои отец и мама очень взволнованы. Они впервые идут в Оперный театр, в лучший концертный зал Лиона. Мама по этому поводу сшила себе новое платье, а папа воспользовался возможностью и купил костюм, о котором давно мечтал.

Ради такого исключительного дня мама даже решилась оставить моего братишку Жео одного. Соседка пообещала почаще заглядывать к нему. К тому же он не будет совсем один — ведь Кафи станет за ним приглядывать. Бедный Кафи! Он никак не мог понять, куда это мы отправляемся без него такие разряженные. Как ему объяснишь, что собак в театр не пускают?

В восемь часов мы были у мсье Воклена. Он был восхитителен во фраке, взятом напрокат специально по случаю концерта. Великолепные, пышные седые волосы придавали ему величественный вид, вид настоящего артиста.

— Ах, если бы он мог посмотреть на себя в зеркало! — прошептала Мади.

Мадам Лазерг поправила ему манишку и белый галстук.

— Боже мой, выступать перед полным залом! — со вздохом проговорил мсье Воклен. — Я никогдаеще так не волновался. Боюсь, когда я сяду за рояль, меня удар хватит… Ах, мои маленькие друзья, но как же я могу вас ослушаться?

Мы пошли пешком: театр находился совсем близко. Можно было подумать, что фонари на площади зажжены специально в его и нашу честь. В городе как будто случился маленький праздник. При входе в зал меня охватило чувство торжества и одновременно замешательства. Сколько народу! Все места, от партера до последних рядов амфитеатра, были заняты!

Огромный рояль, похожий на тот, что стоял в комнате слепого, занимал половину сцены; тысячи взглядов были устремлены к нему, ожидая, когда Мади — эту ответственную роль можно было доверить только ей — подведет мсье Воклена к инструменту…

Ради такого исключительного события ее мама побоялась сама шить ей платье и заказала его в ателье.

Как долго тянутся эти минуты! И вот по залу прошел шепот восхищения. Появился мсье Воклен, сопровождаемый Мади. Было видно, что она тоже волнуется, когда в ярком свете прожекторов с улыбкой ведет его к роялю. Зал взорвался овациями… Все это так тронуло меня, что я не мог сдержать слез.

Я был убежден, что стану свидетелем небывалого успеха, триумфальной победы нашего дорогого старого друга над темнотой, в которую он был погружен всю жизнь, и над тем страшным новогодним утром, которое чуть было не унесло его жизнь — в тот момент, когда все люди на земле желали друг другу счастья…