Жил у нас человек, которого мы прозвали Сорокой, — человечек с птичьей шеей, острым кривым носом и дьявольски хитрыми глазами. Лучше было бы назвать его Крысой, потому что на крысу он еще больше походил. Сорока был всегда фламингантом и одно время даже солидаристом; его видели марширующим по городу в черной форме с портупеей через плечо. Но это бывало только тогда, когда в доме было много денег. Если же Сорока сидел на мели, он предпочитал говорить по-французски, кричать «Виват!» социалистам и даже петь «О красное знамя» — стоило только предложить ему кружечку пива или помочь с работой. Впрочем, особенно много работать ему не приходилось, он больше полагался на цепкость своих хитреньких глазок и ловкость рук, воруя вечером то, что высмотрел в течение дня.
Однажды, когда его поймали с поличным, он устроил целое представление: бросился на землю, клял все на свете и кричал, что он самый несчастный человек на всей земле. Тем временем он незаметно расстегнул брючный ремень, вскочил и принялся лупцевать этим ремнем окружающих.
Вот какой человек был этот Сорока. Его папаша, само собой, звался старым Сорокой, хотя и к нему тоже больше подходила кличка Крыса, только старая. Сегодня он ворочал миллионами, ходил навеселе, угощал каждого встречного, приставал к женщинам, мазал дегтем двери общественных помещений, если они не принадлежали фламингантам, а на следующее утро просыпался без гроша в кармане в публичном доме или в тюремной камере. Так что Сорока-младший, если просил у папаши денег на карманные расходы, никогда не знал точно, что получит-тысячу франков или пинок под зад. Ну, а тут пришли немцы. Кое-кто утверждает, будто фламинганты еще до войны были подкуплены немцами. Это неправда. Когда началась война, ее тяготы не миновали и старого Сороку: у него тоже не было табаку, чтобы скрутить самокрутку, и только раз в четыре дня он мог позволить себе выпить кружечку пива. Взяв лопату и вещевой мешок, сделанный из старой рогожи, он отправился на строительство аэродрома неподалеку от Брюсселя. На рогожке, из которой он соорудил себе вещевой мешок, красовалась реклама сигарет. И вот когда старый Сорока отдыхал, опираясь на лопату, ему вдруг пришла в голову мысль самому взять подряд на строительство взлетной площадки (дома у него стояла без дела краденая бетономешалка). Недолго думая он направился к немцу и выложил ему свою идею. Конечно, подобное предприятие всегда связано с риском: ведь взлетную площадку соорудить не так-то просто. Кроме того, другой бы на его месте начал бы прикидывать и то и сё, война, мол. может неожиданно кончиться, и тогда придется самому расхлебывать кашу, которую заварил. Но старый Сорока никогда не задавался подобными вопросами по той простой причине, что он всю свою жизнь прожил по принципу: сегодня все, а завтра ничего.
Война же все тянулась и тянулась, и, когда строительство взлетной площадки подошло к концу, старый Сорока отправился получать свои деньги. По этому случаю он принарядился и, получив чек в Брюсселе, реализовал его в Лувене и снова, в который уже раз, стал миллионером. Конечно, он тут же пустился во все тяжкие и пропьянствовал весь вечер и часть ночи. Он заснул, мертвецки пьяный, в борделе и не слышал воя сирен, не видел осветительных ракет, опускавшихся над городом. На Лувен обрушился град бомб. Оглушительно гремели взрывы, и полыхали пожары. Очнувшись от глубокого сна и ничего не соображая, старый Сорока увидел, как вокруг него рушатся стены и падают горящие крыши, а он, единственный оставшийся в живых, сидит в одной рубашке среди мертвых женщин. Он потерял все свои миллионы, остался в буквальном смысле слова без штанов и, надев на голое тело чье-то выпачканное кровью пальто, вернулся домой, где его даже не сразу узнали.
— Вы к папе? — спросил Сорока-младший. — Его нет дома. Он поехал в Лувен за деньгами.
Старый Сорока оттолкнул сына в сторону, подошел к зеркалу и увидел, что он в одну ночь поседел и стал стариком.
Один знакомый рассказал нам, что немцы в тюрьме специально заливают нижние камеры водой, а потом заставляют заключенных вычерпывать эту воду тем, что у них есть, а если нет ничего, то руками. Когда этот знакомый вышел из тюрьмы, к нам пришла жена Гастона и сказала, что Гастон в тюрьме и что он просил принести ему половую тряпку. ВЫ ЖЕ ЗНАЕТЕ, КАКОЙ ОН ЧИСТОПЛОТНЫЙ, — сказала она.
Жозе, которую арестовали за контрабандную торговлю маслом и которая сидела в одной камере с тремя или четырьмя женщинами, рассказала, что там она, кажется, видела Лизу. Однажды она выглянула за балюстраду и увидела женщину, которая, ну точно, похожа на Лизу, только голова у нее была обвязана бинтами и потому Жозе НЕ МОГЛА С УВЕРЕННОСТЬЮ СКАЗАТЬ, ЧТО ЭТО БЫЛА ТОЧНО ОНА. Немецкие газеты опубликовали сообщение о том, что повешены двое парней, которых смогли поймать только с помощью предательства, но в газетах не писали о том, что их повесили за ноги и они висели так до тех пор, ПОКА НЕ УМЕРЛИ.