В Париже было тепло и солнечно. На бескрайнем голубом небе – ни единого облачка, а сквозь прогретый воздух можно увидеть почти весь город. От покатых крыш Монмартра и до Елисейских полей, от Лувра и до закрытого строительными лесами железного каркаса Эйфелевой башни – будущего символа страны.
Впрочем, стоящему у окна человеку было не до любования пейзажами. Одетый в камзол мужчина держал в правой руке футуристического вида стальной кейс, а все его внимание сосредоточилось на шумной толпе внизу.
Парижане заполонили обе стороны широкой улицы, сгрудившись у выставленного жандармами ограждения, жестикулируя и громко обсуждая предстоящий парад. На фасадах домов были попеременно развешены трепещущие на ветру яркие флаги, что складывались в непростую мозаику геополитических реалий эпохи. Орлы и полосы, звезды и драконы, кресты и полумесяцы. Державы-победительницы праздновали окончание самой кровопролитной войны в истории. Войны, порожденной безумными фанатиками, начитавшимися теократических опусов Эмилио Обрегона о философии духа и превосходстве «духовно сильных народов» над остальными. Войны, победа в которой должна была стать началом новой эпохи мира и процветания для всего человечества.
Мужчина у окна горько усмехнулся. В отличие от собравшихся внизу, он был обременен проклятьем знания и прекрасно представлял себе, что именно ждет человечество в этой новой «прекрасной» эпохе железа и пара. Вернее, будет ждать, если он не произведет сегодня выстрел.
Грянул оркестр, и над площадью прокатились восторженные крики полные ликования. Человек поставил кейс на подоконник и положил пальцы на сенсорные панели замков. Отпечатки совпали с внесенными в базу данных, и с мягким шипением крышка приподнялась.
Все было продумано до мелочей и отрепетировано десятки раз. Человек знал ход парада наизусть и мог повторить все, что от него требовалось с закрытыми глазами. Сначала пройдут пешие колонны, затем легкая техника. Это даст ему время, чтобы смонтировать винтовку.
Мужчина принялся вытаскивать вложенные в поролон детали. Приклад, оптика, блок питания, плазменные заряды. Пальцы привычно скользили по холодному пластику, воспроизводя отточенный алгоритм. Щелчки входящих друг в друга пазов сливались с тяжелой поступью солдат, идущих по мостовой, и казалось, инструмент справедливого возмездия за то, что еще не совершилось, складывается абсолютно бесшумно. На мгновение отвлекшись, человек увидел внизу красные плюмажи и блестящие золотом нагрудники гренадеров Российской империи. Системы реактивного огня на плече каждого бойца украшал свисающий с креплений стяг с двуглавым орлом. Солдаты чеканили шаг так же верно, как до этого прошагали половину Европы. И как им еще не раз придется прошагать, если его выстрел окажется неудачным.
Следом с площади уже выходили Австрийские Fußsoldaten. Идущие впереди каждого отделения знаменосцы несли флаги империи с высоким древком, и над каждым парили Cherubs: увешанные лавровыми венками летающие механизмы, несшие смерть на полях сражений прошедшей войны.
Последняя деталь легла в предназначенное ей место, и человек принялся навинчивать гаситель вспышки. Плазменное оружие стреляло почти бесшумно, но очень ярко, и если он не хотел привлечь внимание всей военной мощи величайших держав эпохи к одному единственному окну, то нужны были меры предосторожности.
Пехоту тем временем сменили неповоротливые железные конструкции, пускающие из труб клубы дыма и щелкающие поршневыми сочленениями. Четырёхпалые огневые точки, похожие на стальных пауков. Бронированные коробки с гусеницами, ощетинившиеся орудиями. Изящные двуногие французские «кавалеры», которые, казалось, по прихоти пилотов смогли бы исполнить для восторженной публики вальс, и их неповоротливые приземистые немецкие собратья, неспособные к танцу, зато превосходно подавившие британскую береговую оборону.
Человек поднял ружье. Пластик приклада привычно уперся в плечо. Раскрытые сошки прочно встали на растрескавшийся от времени подоконник. Мужчина слегка наклонился вперед и прильнул к оптике. На линзе вспыхнули яркие информационные окошки, рапортующие о скорости ветра, плотности пылевой взвеси в воздухе, уровне прогретости атмосферы и прочих факторах, которые могли бы искривить траекторию луча. Человек лишь раздражено «смахнул» их движением зрачка. Он не промахнется. С такого расстояния нельзя промахнуться.
Вместе с победным ревом горна легкие боевые машины скрылись за поворотом, и на мгновение воцарилась тишина. Но вот над покатыми крышами парижских домов показались густые жирные выхлопы, а пол под ногами задрожал. Приближались гиганты. Гусеничные, колесные, парящие на противо-гравитонах титанические машины, во многом и решившие исход войны.
Мужчина в камзоле приготовился, опустив палец на спусковой крючок. Вот сейчас… Вот еще чуть-чуть…
Впереди колоны ехал открытый самодвижущийся экипаж, казавшийся крошечным на фоне следовавших за ним богов войны, выкованных в металле. Но именно в нем сидели те, чьи решения определяли исход противостояния. Два президента, трое императоров, канцлер, шейх и султан. Правители стран-победительниц. В парадной форме и при всех регалиях. Перекрестье прицела скользнуло на голову русского императора, переместилось на затылок турецкого владыки и, наконец нашло свою цель. Этот человек не был ни политиком, ни стратегом, ни дипломатом. Но колоссальные заслуги дали ему почетное право ехать во время парада вместе с сильными мира сего. Доктор Фон Файербах. Человек ответственный за технологическое превосходство союзников. Седой мужчина в огромных нелепых очках, чья неуемная жажда знаний уже через полгода породит эксперимент, провал которого убьет больше половины населения Европы. Города обратятся в пыль, реки испарятся, плодородные равнины станут иссушенными пустошами, а на месте того, что было Германской конфедерацией, останется гигантский кратер.
Но теперь этого не произойдет. Десятки миллионов не погибнут, и мир изменится… К лучшему! Мужчина задержал дыхание и поймал голову Файербаха в прицел. Ползунок зарядки выстрела быстро заскользил вверх. Еще чуть-чуть и…
Яркий свет затопил линзу оптического прицела, а через мгновение в шею человека уперся холодный металл.
– Брось оружие, – скомандовал за спиной сухой, искаженный динамиком голос.
Приставленный к шее пси-эмиттер взвизгнул, разряжаясь, и человек в камзоле безвольно обмяк. Снайперская винтовка выскользнула из пальцев, и её тут же подхватила рука в черной перчатке.
– Так-то лучше, – произнес все тот же голос, и кто-то силой развернул неудавшегося стрелка.
Перед ним стояли трое в черной униформе. Лица скрыты под безликими зеркальными масками шлемов, на плечах – нашивки в виде песочных часов. У каждого на запястье устройство для персонального перемещения во времени. Оперативники «Контроля». Человек обречено застонал, поняв, что не успел. Агент, державший в руке пси-эммитер, сделал шаг назад.
– Ну что скажешь в свое оправдание? – спросил он, не особо, впрочем, волнуясь об ответе.
Человек решил разыграть последнюю карту, понимая, впрочем, что со спецназом «Контроля» она вряд ли сработает. Нахмурившись, он попытался как можно более грозно – что было не так-то просто с мышцами расслабленными пси-эмиттером – объявить:
– Остановитесь! Вы не имеете права меня задерживать! Я спецпредставитель канцлера! У меня дипломатический иммунитет!
Командир группы захвата покачал головой:
– Варежку закрой, нет у тебя никакого дипломатического иммунитета. Хренов муж жены путешественника во времени. Пакуйте его, ребята.
Двое агентов подхватили человека в камзоле под руки, один пробубнил заученное:
– Вы арестованы за попытку вмешательства в существующий ход истории. Вы имеете право хранить молчание, вы будете возвращены в текущий таймлайн и переданы следствию для дальнейшего разбирательства. Вы…
– Нет, послушайте! Файербаха нельзя оставлять в живых! Миллионы погибнут по его вине! Как вы не понимаете…
Командир отряда повесил на пояс пси-эммитер и выглянул в окно, проводив взглядом экипаж с главами государств.
– Не нам это решать, – сухо произнес он, закрывая ставни. – Никто не имеет права вмешиваться в текущий порядок вещей. История уже свершилась, и если мы позволим себе менять ее, начнется хаос. Нужно принять прошлое и смотреть в будущее.
Агент махнул рукой, давая сигнал к возвращению. Бойцы провернули циферблаты на запястьях. Точно такое же устройство, встроенное в наручники арестованного стрелка, сдвинулось синхронно с ними.
Никто в восторженной толпе внизу, занятой яркими мундирами и начищенными до блеска орудиями войны, не заметил вспышки, сверкнувшей в чердачном окне одного из домов.
* * *
После хроно-скачка Вадима всегда мутило. Мешанина цветов и запахов, кружащихся словно в калейдоскопе, и чувство, что твое тело бесконечно растягивается через время и пространство были опытом не для слабонервных. Особенно после баек в учебке об оперативниках, у которых сломались устройства для перехода во время сдвига. «Тело в восемнадцатом веке, ноги остались в Колизее, а башка впечаталась в борт пассажирского лайнера над Атлантикой…», – красочно рассказывал тогда инструктор по технике безопасности. Впрочем, то, что Вадима, с его опытом, лишь слегка подташнивало, было еще хорошо. Большинство молодых агентов откровенно блевало по углам после первого же тренировочного захода.
Вадим обернулся на Бориса, который с невозмутимо держал поникшего человека в камзоле. Вот уж кто был действительно «человек из стали». Мало того, что на задания он брал рельсотрон чуть ли не с него самого размером, так еще и никогда не ощущал дискомфорта после перехода.
Вадим глубоко вдохнул, стараясь унять мелкую дрожь и успокоить сердце. Когда это, не без труда, наконец, удалось, агент поправил пояс с пси-эммитером и огляделся по сторонам. Скорее по привычке, чем ожидая увидеть что-то новое.
Отряд стоял внутри большого куба, обшитого по стенам листами клепаного железа. Наверху в дальней стене была сделана прорезь, закрытая бронеставнями – за ней располагался пост управления прыжковой камерой. На медленно проворачивающейся под потолком центрифуге плясали коронные разряды, где-то в глубине под полом постепенно затихал громадный механизм.
– Все прошли нормально? – осведомился Вадим, обернувшись на подчиненных.
Борис доложился по уставу. Николай не отвечал. Молодой оперативник стоял, сняв шлем и согнувшись по полам.
– Оу… Придется вызывать уборщиков, – усмехнулся Борис.
Вадим подойдя ближе, хлопнул парня по спине и наклонился рядом.
– Ну, с почином тебя… агент, – объявил он и ободряюще кивнул.
Николай поднял мутный взгляд, на его губе повисла длинная капля слюны.
– Шеф? Я сплоховал, да? – с трудом выдавил он.
Вадим посмотрел на лужу рвоты на полу и пожал плечами.
– Кровищи нет, так что для первого раза неплохо. Не боись, со временем привыкнешь.
Мужчина улыбнулся и, распрямившись, показал бронеставням большой палец. Секунду ничего не происходило, а затем раздался скрежет, и тяжелые двойные створки, очерченные предупреждающей желто-черной змейкой, поползли в стороны. За ними оказался длинный ярко освещенный коридор, посреди которого уже стояли две темные фигуры.
– О, а это за тобой, красавчег, – сообщил Борис, встряхнув человека в камзоле.
Фигуры синхронно шагнули в зал. Одинаковые словно братья-близнецы, одетые в строгие костюмы и темные очки, андроиды-следователи «Контроля» были мрачны, молчаливы и источали почти физическое ощущение обреченности.
– Оперативная группа номер… К-Д-двести двадцать один. Благодарим вас за ваши усилия. Прошу вас передать нам подозреваемого для дальнейших следственных мероприятий.
– Он весь ваш, – объявил Вадим и кивнул Борису.
Агент легонько толкнул человека в камзоле вперед, уже пришедший в себя Николай передал второму андроиду снайперскую винтовку и кейс.
– Аргент-девять, производство Нео-Даймонд-Солюшонс… – опознал оружие следователь, и лицевая мимика робота сымитировала удивление. – Похоже, у нас к вам будет много вопросов, уважаемый…
Его напарник в этот миг защелкнул за спиной арестованного уже обычные полицейские наручники с трекером и электрошоком, вернув дорогую игрушку для хроно-скачков Борису.
После этого, не прощаясь, следователи зашагали прочь из камеры, ведя перед собой поникшего человека в камзоле. Казалось, незадачливый стрелок вот-вот разрыдается.
Оперативники молча проводили их взглядами.
– Только меня напрягает, что «Контроль» использует этих гуттаперчевых гавриков, чтобы вести дела, но по времени швыряет нас с вами, живых человеков? – поинтересовался Борис, закидывая на плечо рельсотрон, и с усталым вздохом разблокировал замки шлема.
– Ну, во-первых, не забывай, сколько такие «гаврики» стоят, – хмыкнул Вадим, снимая перчатки и растирая лицо, – в отличие, кстати, от нас с тобой. Ну а, во-вторых, ты же и сам прекрасно знаешь, что кремниевые мозги идут в разнос при возвращении. Туда можно, а назад все – кранты. Только дым из ушей валит.
– Как будто у нас он не валит, – проворчал Борис и первым шагнул в коридор.
* * *
Небо над городом было низким и черным, вершины далеких небоскребов терялись в хмурых облаках. Густые тучи, подсвеченные лучами прожекторов, изливались бесконечным дождем. В потоках грязной воды утопал огромный город – не менее мрачный, чем небо над ним. Повсюду сверкала бьющая по глазам неоновая реклама, длинные линии автострад и надземных монорельсовых дорог напоминали яркие нити посреди геометрически корректных кварталов. Кое-где темнели извивающиеся каналы и закатанные в бетонные набережные реки – единственное, что портило идеальную симметрию «Территории Москва-Один».
Сквозь тучи пробился одинокий огонек, помигивающий маячками на крыльях – возможно, пассажирский лайнер, увозящий на отдых тех, кто может себе это позволить. Или же военный транспортник, перегоняющий партию свежих андроидов спецназа на Манчжурско-Синьцзянский фронт. Солдаты Китайской империи жали пан-арабистских террористов из свободного государства Синьцзян снизу, а войска Российской директории держали границу, не давая им сбежать. Молот и наковальня в действии.
Вадим проводил самолет взглядом и посмотрел на собственное отражение в покрытом дождевыми каплями стекле.
Развалина. Вот первое слово, которое приходило на ум. Прыжки через время и пространство не были безобидным развлечением даже для подготовленного человека, и в свои сорок с небольшим мужчина выглядел на все семьдесят. Садилось сердце, увеличивался риск инсульта, закупоривались сосуды. Печень, почки и легкие Вадиму уже заменяла дорогостоящая аугметика. Лицо стало бледным, а глаза – красными от недосыпа. Через одну «ходку» его отправят на заслуженный полугодовой отпуск. Куда подальше от глаз пугливых новичков и, что важнее, от дрон-камер вездесущих журналистов. Руководство «Контроля» предпочитало не афишировать неприглядные стороны своей работы и не показывать, что именно происходит с теми, благодаря кому все люди на Земле могут спать спокойно, будучи уверенными, что поутру не проснутся в новом мире с перекроенными картами и невесть откуда взявшимися странами.
Вадим обернулся и взглянул на висящий над дверью раздевалки экран с картой мира. Красными огоньками мигали точки прорыва временной линии. Рядом с каждой висела дополнительная панель с основной информацией: дата, место, причина. Каждой занималась оперативная группа. Дягтерев предотвращал покушение на членов Совета Федерации, объявляющих референдум о создании директории. Хирошими отправили проследить, чтобы рука японского зенитчика не дрогнула и американский B-двадцать девять с атомной бомбой на борту упал в океан. Аннадейлу поручили удостовериться, что взрывчатка, заложенная Штауфенбергом, убьет Гитлера, несмотря на все усилия неонацистов. Попытки «корректировок» истории регулярно возникали здесь и там. Именно предотвращением подобных «инцидентов» и занимался «Контроль». Задачей оперативной бригады было прыгнуть в точку разрыва временной линии на несколько минут раньше и предотвратить перемены, прежде чем запущенная ими волна парадоксов перекроит дальнейшую историю. Это всегда была игра наперегонки со временем, но последние двадцать с небольшим лет «Контроль» справлялся. По крайней мере, Вадим хотел так думать, потому что, как объясняли инструктора в учебке: «Если облажаетесь, то и глазом моргнуть не успеете, как окажетесь в каком-нибудь всепланетарном государстве техно-ацтеков и будете думать, что всю жизнь были каким-нибудь вождем Руку-Дергать, а от старых воспоминаний останутся лишь дурные сны».
Вадим поморщился. Были у него такие сны. У всех были. Психиатр при базе, впрочем, говорил, что беспокоиться не о чем, сны и сны. А затем строчил что-то в инфо-блокнот.
Мужчина посмотрел на огромное темное пятно на месте Северной Америки. Там не было никаких мигающих точек, оттуда не приходили сигналы. Мертвая зона. А ведь когда в конце двадцатого века сразу нескольким научным группам по всему миру удалось «раскусить» одну из главных математических загадок столетья: уравнение запутанности Эрхарда Дювалье, никто и не ожидал, что все закончится вот так. После череды экспериментов, это позволило создать рабочий прототип устройства по перемещению в пространстве на неограниченные расстояния, а еще через одиннадцать лет решение парадокса Кузбашева добавило в доступную плоскость и четвертое измерение – время. В итоге давняя мечта фантастов – настоящая машина времени – стала реальностью. Правда реальностью засекреченной и доступной лишь крайне ограниченному кругу людей в погонах и с заоблачными уровнями допусков.
Результат оказался нелицеприятный, поскольку государства тут же принялись использовать вновь открывшиеся возможности для проведения диверсий и спецопераций против «стратегических партнеров». Поначалу все было довольно спокойно и хроноспецназу различных держав удавалось предотвращать козни оперативников других стран. Ну или, по крайней мере, Вадим и все человечество так считало, поскольку теоретически память об измененных событиях прошлого стиралась волной парадоксов.
Но затем в один роковой день посреди Соединенных Штатов Америки вспыхнуло оранжевое зарево, прокатившееся в обе стороны от Скалистых гор, выжигая города и обращая в пепел леса и равнины. Уже много позже стало известно, что американские ученые попытались воссоздать «Печь Файербаха» – тот самый печально известный реактор, взрыв которого убил миллионы людей в Европе в начале двадцатого века – вместо того, чтобы стать источником неограниченной и бесплатной энергии для всего человечества.
Причина нового взрыва так и осталась тайной. Вызвала ли его роковая ошибка в расчетах, был ли реактор априори не работоспособен или же имела место диверсия? Ответ на этот вопрос для людей, живущих на плавучих городах-государствах вдоль западного и восточного побережья бывшего США, как и для кочевников, колесящих по выжженным равнинам, в общем-то, был не настолько важен. Однако помимо взрыва ректора, в тот же день произошло еще одно событие, затмившее, по своей значимости даже гибель сверхдержавы. Уничтожение Америки совпало с выкладкой в сеть на сайте Викиликс чертежей машины времени, и теперь каждый, имея достаточно желания и ресурсов, мог в собственном гараже создать персональное устройство для перемещения во времени. Мир оказался на пороге хаоса, когда неконтролируемые прыжки в прошлое и каждодневные изменения истории могли стать обыденностью. Напуганные подобной перспективой страны-члены ООН подписали соглашение о создании «Контроля» – международной организации, целью которой было предотвращение вторжений в ход истории и сохранение текущей временной линии в целости и сохранности. Вместе с тем, ведущие державы обязались прекратить использование собственных подобных устройств и передали их новообразованному «Контролю». Однако загнать джинна в бутылку было невозможно, и хотя человечество избежало угрозы тотальной хроновойны, хроноспецоперации и хронотерроризм оказались новой реальностью, а единственным препятствием на пути у хаоса временных катаклизмов стал «Контроль» и его оперативники.
Из размышлений Вадима вырвал сигнал тревоги и еще одна красная пульсирующая точка, вспыхнувшая на карте мира. На этот раз – в Южной Америке. Секунду спустя вставленный в ухо наушник ожил, и в нем раздался голос полковника Кантемирова – руководителя оперативно-тактического отдела:
– Макаров, ты и твои ребята еще не разоблачились?
– Никак нет. Что там? – откликнулся Вадим, разворачиваясь к шкафчику.
Прыгать еще раз не хотелось, и боль в спине дала об этом знать так, что агент закашлял.
– Кто-то ликвидировал Эмилио Обрегона. Группа Густаса сейчас на другом задании, спасает Кортеса от отравленного дротика, вы единственные вернувшиеся. Дежурные, конечно, уже обкачиваются стимпаками для прыжка и скоро будут готовы, но сами понимаете… Время, – Кантемиров хмыкнул, – в нашей работе самый ценный ресурс. И разбрасываться им, когда есть уже экипированная и обработанная медиками группа, смысла нет. Так что – идете вы. Все имеющиеся данные скинем через секунду. Как понял?
– Принято, штаб. Направляемся к прыжковой камере, – вздохнул Вадим и, взмахнув рукой, дал сигнал Борису с Николаем.
Затем покачал головой, снимая с полки шлем. Свет потолочных ламп отразился в потертом забрале. Макаров точно мог сказать, где и когда получил каждую царапину. Перед отпуском надо будет сдать скафандр ремонтникам, а пока и так сойдет. Агент вновь обернулся на карту мира. Обычно Эмилио Обрегона, которого пытались убить чуть ли ни по семь раз на дню, спасали люди Энрике Густаса – уроженца Пан-Бразилии. Все оперативники из его отряда прекрасно владели Португо-спаньо, и потому операции в латинской Америке доставались им. Но раз уж выходцы из городов-фавелл Рио-Сан-Лима отправились вколоть Кортесу противоядие против отравы с наноботами, чтобы тот смог умереть там, где ему и положено – на подступах к Эльдорадо, а не в Богом забытой лесной глуши, то действовать придется Вадиму и его группе. Невзирая на боль, усталость и то, что еще один хроноскачок после столь короткого перерыва может вызвать коллапс организма и быструю смерть. Ведь это ради блага всего человечества, да?
* * *
Как только разноцветная круговерть пространственно-временного скачка исчезла, по глазам резанул яркий свет. Вадим поморщился и заморгал, через мгновение фильтры в линзах шлема подстроились, и картинка затемнилась. Все еще чувствуя во рту горьковатый привкус металла после перехода, Макаров оглянулся по сторонам. Он вместе с Борисом и Николаем, которого опять рвало, стоял в густых зарослях тростника на склоне холма. Позади них вверх уходила петляющая тропинка, заканчиваясь у старого флагштока на вершине. На стальной мачте развивался выцветший зелено-желтый флаг и крутился флюгер Вильда. Внизу посреди выгоревшей на солнце травы возвышалось длинное одноэтажное строение с жестяной крышей. С восточной стороны его венчала небольшая башенка с колоколом и крестом. Во дворе стояли ржавые качели, песочница и низкая горка. В сухой пыли бегали и весело орали вооруженные палками дети, раздавался смех и голоса на непонятном Вадиму языке.
– Шеф? Это ведь не то о чем я думаю? – осведомился Борис, вставший рядом и приложивший ладонь козырьком ко лбу.
– Увы, то самое, – кивнул Вадим и покачал головой, – Сельская школа Сан-Алестино. В одном ее классе сейчас грызет гранит науки Эмилио Обрегон.
– Или бегает с палкой по двору… – Борис указал на детей.
Макаров ничего не ответил и, отвернувшись, нажал на закрепленный на запястье браслет. В жарком воздухе вспыхнул и задрожал голографический экран.
– Касий? Где конкретно была точка прорыва? – спросил оперативник, открывая карту местности.
Через мгновение в наушнике раздался голос встроенного в костюм ИскИна – тактического оператора:
– На вершине холма, на котором вы стоите, агент. «Контроль» не смог высадить вас ближе из-за краткосрочных темпоральных искажений, вызванных перемещением неизвестных.
На мониторе вспыхнула алая отметка, от которой во все стороны расходились волны такого же цвета. Рядом мигал таймер, отсчитывающий оставшееся время до события, которое исказило таймлайн. Вернее, еще только исказит его.
– Принято, – вздохнул Вадим и махнул подчиненным. – Расклад стандартный. Поднимаемся, пакуем несостоявшихся детоубийц и возвращаемся домой к ужину. Если будут проблемы, кладите их из летального. Нам слишком мало платят, чтобы сюсюкать с теми, из-за кого пришлось летать в прошлое дважды за день…
* * *
Каждый шаг выбивал из-под ног пыль и песок, оставляя на сухой земле отчетливые отпечатки подошв. Вадим шел первым, раздвигая широкие банановые листья свободной рукой и держа в другой наготове шоковый пистолет. Верный пси-эммитер висел на поясе – вряд ли их высадка осталась незамеченной для противников. Борис пыхтел позади, таща на плече рельсотрон, а замыкал отряд Николай с акустической винтовкой. Тропинка извивалась между густыми зарослями, доходящими до головы, и высушенными, растрескавшимися от времени валунами. В густой траве было легко потеряться, и только маячивший впереди флагшток оставался надежным ориентиром.
– В броне на сорокоградусной жаре… переть в гору… чтобы спасти Эмилио Обрегона. Да вы шутите… – ворчал себе под нос Борис. – Э-эх… По-моему, я выбрал не ту работу…
Компенсирующие системы скафандра не спасали от палящего зноя, и Вадим, как и стрелок, обливался потом.
– Да ладно, сколько раз мы спасли Гитлера, чтобы таймлайн не разрушился? – пробормотал Вадим, не отрывая взгляда от красной точки на дисплее. – Ты лично раз десять переставлял обратно первую бомбу Штауфенберга…
– Ну ты сравнил конечно… – Борис тяжело вздохнул и перекинул рельсотрон на другое плечо. – Одно дело спасать мелкого германского диктатора и другое – самого Обрегона! Я теперь буду параноить, что тоже приложил руки ко всем тем убийствам, что совершили начитавшиеся его текстов фанатики и психи. Включая, кстати, и Гитлера, и Вауфильса.
– Такая уж работа, – пожал плечами Вадим, – не хотел угрызений совести, шел бы в садоводы.
– О чем вы там? – подал голос Николай. – Что-то важное?
– О том, что когда доживешь на этой службе до наших седин, тебя загрызет совесть за все, что ты сделал, а вернее, не сделал только ради того, чтобы история шла своим чередом, – откликнулся Борис, – готовься к жестким Панамским флешбэкам и постравма…
– Тихо! – прервал их Вадим, подняв руку с раскрытой ладонью, – Я их вижу на сканнере.
– Тоже, – через мгновение подтвердил посерьезневший Борис, – Командуй, шеф.
Макаров еще раз скосил глаза на сенсор. Три засветки впереди никуда не желали исчезать. Облизнув пересохшие губы, Вадим осторожно просунул ствол пистолета между толстыми стеблями сухостоя и осмотрелся. У подножия огороженного флагштока располагалась плоская вытоптанная площадка. В ее центре было установлено самодельное кострище и пара скамеек. С дальней стороны смотровая точка резко обрывалась, и оттуда открывался вид на раскинувшуюся внизу деревню и далекие холмы на востоке. Система скафандра не ошиблась: на обзорном пункте было три человека. Один стоял у самого края, опершись на колено и внимательно изучал долину через громоздкого вида бинокль, а двое товарищей, вооруженных автоматическим оружием футуристического дизайна, нервно оглядывались по сторонам. Но самой странной деталью оказалась их одежда. На убийцах Обрегона были такие же скафандры с зеркальными шлемами, как и на Макарове и его людях. Более того на запястье каждого поблескивал хроноскоп именно той модели, которую использовали для перемещения во времени агенты «Контроля».
– Шеф? – Борис оглянулся на Вадима. – Я глаза мылю или…
– Нет, я вижу то же, что и ты, – подтвердил Макаров, сканирую через мультиспектор противников. – И мне это все ой как не нравится.
– Командир? Это наши? – Николай неуверенно опустил винтовку.
– Хрена с два «наши» – проворчал Борис, – наши бы не стали мочить Обрегона. Или как-то еще насиловать таймлайн.
– И то верно, – Вадим приблизил нашивку на плече одного бойца: глаз в треугольнике, – Значит так, работаем быстро и жестко, хотя бы одного берем живым. Пусть штаб разбирается, кто это вообще такие. Очень надеюсь, что не те, о ком я думаю.
– «Контроль» из другой временной линии, хм-м-м? – Борис щелкнул переключателем на рельсотроне, и стволы, провернувшись, собрались в один большой. – Не люблю этих ребят.
– Их никто не любит, – сообщил Вадим, беря в другую руку пси-эмиттер, – Как, впрочем, и нас.
И, захрустев сухими ветками, Макаров сделал шаг наружу из кустов. Бойцы с автоматами обернулись на звук, вскидывая оружие, но, увидев скафандр для хроноскачков, на мгновение замешкались. Лишь на мгновение, но и этого хватило.
Вадим спустил курок. Над смотровой площадкой раздался пронзительный треск, ствол шокового пистолета полыхнул коронным разрядом, и первый автоматчик рухнул в пыль, сотрясаясь в конвульсиях и нелепо загребая руками и ногами. Его товарищ успел навести на Макарова прицел – алая точка ЛЦУ вспыхнула на груди агента – но надавить на спуск не смог. Ярко-красная пылающая линия, от которой стало больно глазам, пролегла от кустов и дальше в долину, постепенно рассеиваясь в воздухе. Боец в черном скафандре пошатнулся и, выронив оружие, упал на колени, после чего распластался на земле. От аккуратного среза на шее поднимался легкий дымок, сопровождаемый запахом паленой плоти. Выстрел из рельсотрона Бориса начисто срезал врагу голову, испарив ее на атомы пятью тысячами градусов Цельсия лазерного луча.
Третий противник, казалось, вообще не слышал происходящего вокруг, продолжая упорно смотреть вниз через бинокль. Макаров сорвался с места, на ходу отпихнул ногой автомат первого бойца, затихшего в пыли, и приставил пистолет к затылку «наблюдателя».
– Руки за голову, на колени! – гаркнул Вадим.
Противник не шелохнулся. И только сейчас агент понял, что именно держал в руках третий враг.
– Твою же мать, – с чувством произнес Макаров.
Человек в скафандре медленно опустил «бинокль», оказавшийся оптической системой наведения, и обернулся на Вадима. В зеркальном забрале шлема отразился Макаров с шоковым пистолетом в руке, выглядящий крошечным и незначительным. Из динамиков скафандра раздался каркающий смех.
– Назад! Все назад! Отойти от края! – закричал Вадим, понимая, что уже поздно.
С пронзительным свистом с неба пролегла белая линия дымного следа. За ней – еще одна. И еще. Оглушительный грохот сотряс долину, когда ракеты поразили цель. Деревня внизу исчезла в огненном шторме, кирпичные и деревянные дома разлетелись вдребезги, словно были сделаны из фанеры. На краткий миг Вадим успел различить темный силуэт сельской школы, четко очерченный на фоне огненного вала, а затем оптика шлема затенила картинку, и система обрубила звук, чтобы уберечь зрение и слух агента. В абсолютной тишине ударная волна подняла Вадима и, выбив из рук оружие, отшвырнула спиной на ограждение флагштока. Мягкая подкладка частично скомпенсировала удар затылком о металлический столб, спася от сотрясения, но Макаров все равно потерял сознание.
* * *
Алексей Сергеевич Кантемиров устало вздохнул и потер переносицу. День был долгим, безумным и выматывающим. Как, впрочем, и любой другой, самый обычный рабочий день в «Контроле». Сначала японцы в очередной раз пытались выкрасть динозавра из доисторической эпохи для научных опытов. Потом какой-то деятель с винтовкой одной из ведущих оружейных корпораций порывался грохнуть фон Файербаха. Следом чрезмерно патриотичные французские оперативники возжелали не допустить свержения де Голля во время студенческих беспорядков. И вот теперь пришлось бросить обратно во временной водоворот только что вернувшегося с задания Макарова с его ребятами, потому что кто-то изволил выпилить из таймлайна Эмилио Обрегона.
– Ну что за жизнь… – мрачно протянул Кантемиров, окидывая взглядом раскинувшийся перед ним пост тактического контроля.
Вниз от командной кафедры полукругом расходились каскады компьютерных терминалов, обращенные в сторону дальней стены. На ней на громадном мониторе отображалась карта мира с информацией о текущих операциях и точках слома временной линии.
Почти за каждым пультом или голографическим экраном стояли и сидели операторы в форменных рубашках. В их задачу входило мониторить временную линию, выискивать всплески и аномалии и при необходимости посылать в прошлое агентов для устранения угроз существующей истории. Поддерживать прямой двусторонний контакт с отправленными через пространство и время отрядами они – увы – не могли, поэтому всю оперативную информацию бойцы получали на месте от встроенных в броню тактических искинов. Недостаточно сложных, чтобы сгореть при прыжке через темпоральный коридор, но достаточно самостоятельных в оценках, чтобы хотя как-то попытаться заменить живого оператора из штаба.
Алексей Сергеевич отпил из чашки крепкий, но остывший кофе и скривился.
– Какая гадость, – пробормотал он.
Сейчас бы сидеть дома, смотреть телевизор… А не вот это все.
– Ситуация успешно разрешена! – вырвал Кантемирова из размышлений голос оператора. – Оперативная команда Васнецова сумела предотвратить…
А затем из динамиков раздался вой сирен, и контрольный пост затопило тревожное сияние красных ламп. Алексей Сергеевич раздраженно вздохнул и отставил в сторону кофе.
– Что на этот раз? – осведомился он, глядя на экран с пылающей надписью «Тревога второго уровня» и бегущими строчками данных.
Через мгновение посыпались отчеты:
– Мощный темпоральный всплеск! Сигнатура параболическая! Продолжает расти!
Перед Кантемировым вспыхнули дополнительные голографические мониторы, но он лишь раздраженно сдвинул их в сторону: сейчас ему нужна была информация, а не связь с руководством.
– В чем причина аномалии?
– Выясняю… Так, есть данные! Одномоментная смерть Эмилио Обрегона и еще семи десятков жителей его родной деревни! Запущена волна парадоксов. Изменения лавинообразные, защитные протоколы игнорируются…
Кантемиров выругался. Только этого не хватало.
– Какого черта! Мы же послали туда Макарова с командой! С ними есть связь?
– Никак нет! Жизненные показатели также не считываются! – откликнулась оператор, глядящая на монитор с нитевидными линиями пульсами и надписью «Сигнал потерян».
– Проклятье! – Алексей Сергеевич втянул сквозь зубы воздух, – Ладно, поднимайте дежурных! Пусть прыгают и все там…
Еще один звуковой сигнал раздался из динамиков, в этот раз еще более страшный и резкий.
– Не успеем… – выдохнул оператор.
Алексей Сергеевич и сам это видел. На экране поверх всех остальных окон повис таймер. Над ним пульсировала красная надпись: «До удара волны парадоксов осталось…». И там не было ни минут, ни даже секунд. Только обнулившийся счетчик миллисекунд. Затем экран треснул и разлетелся вдребезги. Осколки повисли в воздухе.
Кантемиров почувствовал во всем теле странную, неестественную легкость. Как будто он вот-вот оторвется от пола. Звуки исчезли. Пропал рев сирен, гул вентиляторов, крики операторов. Алексей Сергеевич с трудом скосил глаза вбок и увидел, что его рука, которую он поднимал, чтобы заслониться от взрыва, стала полупрозрачной. А еще через мгновение она начала растворяться, как если бы ее стирали невидимым ластиком. Боли не было, сознание медленно проваливалось в бездонный колодец. Кантемиров успел различить, как оброненная им чашка с кофе рассыпалась в пыль, закружившуюся в воздухе. Сидевшие и стоявшие внизу операторы тускнели, словно старые фотографии, становясь черно-белыми и тая на глазах. Алексей Сергеевич попытался пошевелить губами, что-то сказать, и не смог. Он уже почти не помнил своего имени. Реальность сузилась до далекой крошечной точки, за которую тщетно старалось уцепиться гаснущее сознание, для того чтобы… чтобы… что…
* * *
Вадим с трудом разлепил веки, но остался в темноте. Несколько раз моргнул, силясь подняться, и не смог. Тело словно набили ватой.
– Проверка систем жизнеобеспечения, – прошептал Макаров и закашлялся.
Скафандр ответил вялым треском, но на мгновение внутренности шлема осветились вспышкой включившегося и тут же погасшего монитора состояния. В неровном свете Вадим успел различить широкую трещину, расколовшую надвое расположенный перед глазами экран.
– Понятно… – выдохнул агент и облизал пересохшие губы. – Аварийное восстановление настроек. Сброс до точки пять-два-семь.
В этот раз свет горел дольше. По разбитому монитору, искривляясь во множестве осколков, побежала полоса загрузки. Через мгновение прошла разверстка, и темноту сменило мрачное, затянутое тучами небо. Интерфейс плыл и искажался, но по крайней мере автодок был активен. Вдоль позвоночного столба заработали крошечные иглы, пробуждающие нервную систему. Когда Вадим потерял сознание, компьютер скафандра ввел его тело в своеобразную искусственную кому, чтобы избежать смерти от болевого шока на случай серьезных травм. Кантемиров пошевелил пальцами на руках и ногах, проверяя, не сломан ли позвоночник. Обошлось.
Захрипев, Вадим с трудом перевернулся на бок, картинка слегка смазалась, а затем ему предстал край обрыва, из-за которого поднимался густой черный дым.
– Ах ты ж черт… – в памяти агента всплыло все, что с ними произошло.
Вместе с этим окончательно вернулся контроль над телом, а также пришла запоздалая боль от ушибов и ссадин.
Выругавшись, Вадим подтянул под себя ноги и, наконец, сумел подняться. Голова закружилась, к горлу подкатила тошнота. Затем Макаров почувствовал укол в вену, и по телу растеклось приятное тепло, притупившее боль и несколько прочистившее мозги.
– Фиксирую черепно-мозговую травму средней тяжести, – пробубнил в ухе Касий, – Стимулятор введен. Рекомендую срочно обратиться за квалифицированной медицинской помощью.
– Угу, как только, так сразу, – отмахнулся Вадим, оглядываясь по сторонам.
Тела врагов, как и их оружие, исчезли без следа. Кто-то или что-то забрало их, оставив лишь неглубокие оплавленные отметины в пыли. Макаров вспомнил, где он уже однажды видел такие. Когда-то давно он спросил инструктора в учебке, почему в скафандры не встроена аварийная эвакуационная система. Наставник предложил ему задержаться после занятий и отвел в архив, показав открытые документы по проекту «СпасЭвак». Все прототипы забраковали, а саму идею неконтролируемого извлечения агента из прошлого сочли физически нереализуемой на данном этапе развития технологий. Но, похоже, что, у альтернативного «Контроля» было на этот счет другое мнение.
За спиной Вадима раздался треск раздвигаемых кустов. Скорее рефлекторно, чем отдавая себе отчет в том, что он делает, Макаров развернулся, на ходу вскидывая шоковый пистолет.
– Тихо ты, свои! – пробасила громадная фигура, опуская рельсотрон.
Алый ореол вокруг ствола оружия мигнул и погас.
– Наши хлопцы канули в Лету? – осведомился Борис, перекидывая оружие за спину и освобождая руки.
– Похоже на то, – кивнул Вадим, – где новенький?
– Где-то в кустах, – пожал плечами Борис, тоже оборачиваясь на заросли сухостоя.
Вдвоем агенты приблизились к тому месту, где в минуту взрыва стоял их напарник. Николай лежал без движения, распластавшись в траве.
– Эй, молодой, ты живой там? – выдохнул Борис, наклоняясь над телом.
– Вставай давай, рота подъем, – Макаров постучал мыском ботинка по ноге Николая.
В ответ новичок захрипел и обернулся.
– Уже пора в школу?
Борис рассмеялся и покачал головой.
– Во дает, а?
– А ты смешной, это для нашей работы плохо, – криво усмехнулся Вадим, протягивая руку.
Николай принял помощь, и Макаров вздернул его на ноги.
Втроем мужчины подошли к краю смотровой площадки, посмотрели вниз. Деревня превратилась в обугленные руины. Ударная волна разметала большинство хлипких деревянных построек, а огонь довершил начатое, оставив лишь растрескавшиеся от жара кирпичи фундаментов. Школа выгорела дотла. Вместо длинного здания остался почерневший скелет с пустыми провалами окон. Из грозового неба накрапывал дождь, остужая и гася все еще тлеющие угли.
– Н-да, – протянул Борис, – за такое нас точно по головке не погладят.
– Если еще осталось, кому гладить, – мрачно произнес Макаров.
– Ты о чем, шеф?
– Такое количество смертей, включая смерть одного из важнейших людей двадцатого века должно было запустить волну парадоксов катастрофического масштаба. Кто знает, как от этого изменился наш привычный мир, и чего в нем теперь нет.
– Но мы-то все еще здесь, так? – неуверенно спросил Николай.
– Возможно, это ненадолго, – Вадим дотронулся до наушника, – Касий, статус?
ИскИн откликнулся лишь через несколько мгновений, обрабатывая информацию.
– Потерян контакт с Управлением. Невозможно восстановить хронологическую последовательность. Тревога. Обнаружен разрыв пространственно-временного континуума. Точка слома: смерть Эмилио Обрегона. Распространение парадоксов волнообразное. Скорость искажения временной линии растет по экспоненте. Внимание, ваш скафандр накопит критическую массу и перестанет давать устойчивость к парадоксам через сорок девять минут и тридцать секунд. Рекомендация, вернуться на базу «Контроля» для смены или зарядки аккумуляторов.
Вадим переглянулся с Борисом.
– Не нравится мне, что он связь восстановить не может, – подтвердил опасения Макарова стрелок, – Никогда такого не было.
– Давай надеяться, что в этом виноваты искажения в эфире, а не что-то еще… Все-таки, наша связь работает только в одну сторону, ответить они нам все равно не смогли бы…
Борис скептично хмыкнул, кивнув на оплавленные следы в грунте:
– Ну, нашим визави эти самые искажения не помешали сделать ноги и даже забрать своего мертвеца.
– Значит, не помешают и нам. Прыгаем?
Ответа ждать не потребовалось. Над смотровой площадкой блеснула ослепительная вспышка, и три фигуры в темных скафандрах растворились в воздухе.
* * *
Дождь лил как из ведра, и вершины громадных бетонных зданий исчезали в низких облаках. Угловатые, с обилием прямых линий, на фоне ночного неба они казались черными монолитами с желтыми прожилками окон. Почти с каждого здесь и там свисали огромные красные полотнища, трепещущие на ветру. Некоторые флаги достигали десятков метров в длину. На каждом стоял одинаковый золотой символ коловорота.
Вадим выключил приближение, и картинка на линзах шлема вновь отдалилась, превратившись в бесконечную панораму города из стали и бетона. Макаров обернулся к стоящим позади Борису с Николаем.
– Твою мать… – медленно выдохнул стрелок, продолжая осматриваться.
Отряд материализовался посредине громадного пустыря, с одной стороны отгороженного широким каналом с темной мутной водой и с трех – стенами исполинских высоток. Тут и там между чахлыми кустами валялся строительный мусор, и мокла под дождем техника. Вдалеке виднелся недостроенный скелет здания с перекрытиями и лестницами. Куски арматуры торчали из недоделанных фрагментов, словно растопыренные пальцы. Земля под ногами из-за дождя превратилась в настоящее грязевое болото. По проложенным над каналом рельсам прогрохотал длинный товарный состав.
– И куда же это нас занесло? – повторил вопрос Борис.
Вадиму и самому очень хотелось бы это знать. Координаты были верными, а значит, волна парадоксов добралась сюда раньше них и, похоже, теперь, в этом новообразованном таймлайне, никакого «Контроля» не существовало. Или, по крайней мере, его штаб-квартиры – на привычном для агентов месте.
– Кассий? – Вадим дотронулся до шлема, запрашивая совет интегрированного ИскИна.
– Да, агент? – голос звучал тускло и безэмоционально – батарея скафандра ощутимо садилась, и программная начинка перевела себя в энергосберегающий режим.
– Что это за место? – Макаров вновь повернулся вокруг своей оси, глядя по сторонам.
– Уже работаю. Если в этой реальности изобрели Интернет, я попробую к нему подключиться и найти нужные данные… Так, есть информация. Мы находимся на территории государственного образования под названием Славянская конфедерация. Оно занимает площади в нашей временной линии принадлежащие Российской директории и Восточно-европейскому конгломерату. Население составляет…
– Не важно! – Вадим махнул рукой, – Уверен здесь не будут рады трем не пойми откуда взявшимся путешественникам между мирами, так что найди мне точку слома, и мы сваливаем отсюда!
– Принято, агент. Начинаю сверять исходный таймлайн с локальным для поиска несоответствий и расхождений. Ждите…
ИскИн замолк, а Макаров мрачно уставился на сверкающие огнями исполинские башни на другой стороне канала. В цветовой гамме преобладали красный и золотой, а местная архитектура исповедовала гигантоманию. По небу плыли пузатые дирижабли, рыщущие по земле прожекторами, а при приближении картинки можно было различить канатные дороги, протянувшиеся между стенами огромных зданий.
Вадим еще раз моргнул, отключая зум, и в этот миг заметил три черные точки, едва различимые на фоне мрачных туч, но с каждой секундой становящиеся все больше. Что-то приближалось к пустырю, на котором стояли агенты. Через мгновение ветер донес низкий протяжный гул двигателей.
– Шеф? – выдохнул Борис, скидывая с плеча рельсотрон и приводя оружие в боевую готовность.
– Да, вижу, – подтвердил Макаров, вытаскивая шоковый пистолет, – У нас гости, и что-то подсказывает мне, это не приветственная делегация… Новичок?
Вадим бросил быстрый взгляд назад, на Николая.
– Держись за нами и старайся не высовываться.
Молодой агент кивнул и взвел акустическую винтовку. Макаров с удовлетворением отметил, что Николай сменил на ней режим стрельбы. Молодец, уловил изменение ситуации и поля боя. Из парнишки выйдет толк, это однозначно. Теперь бы только еще дожить до этого самого момента, и попутно успешно вернуться домой.
– Может, просто прыгнем отсюда куда-то еще? – неуверенно предложил Николай.
Вадим покачал головой. Его тоже посещала эта мысль.
– Заряда аккумуляторов хватит только на два прыжка. Один чтобы исправить таймлайн и второй…
– Отправиться домой, – догадался новичок и мрачно кивнул, перехватывая оружие поудобнее.
У скользивших над каналом черных теней вспыхнули фары, и агентов осветили мощные прожектора, Макаров заслонился ладонью. Секунду спустя оптика шлема подстроилась, затемнив картинку, и Вадим сумел рассмотреть три черных автомобиля, отдаленно похожих на старые «волги». Днище им заменяли пульсирующие светом воздушные подушки, на которых они и парили метрах в пятнадцати над землей. Над мокрой от дождя стройплощадкой разнесся усиленный динамиками голос:
– Внимание! Вы несанкционированно использовали устройства для перемещения во времени! Вы арестованы до выяснения обстоятельств! Сложите оружие, отключите все электронное оборудование и поднимите руки над головой. У вас десять секунд. В противном случае мы откроем огонь на поражение.
– Кассий, что там? – процедил Вадим.
ИскИн откликнулся не сразу.
– Волна парадоксов сильно исказила таймлайн, анализ затруднен. Пожалуйста, ждите.
– У вас пять секунд! – у первой машины рядом с фарами раскрылись дополнительные люки, откуда выдвинулись угрожающего вида стволы.
Две другие разошлись в стороны и начали заходить на посадку, взбивая подушками антиграва строительный мусор и воду из луж. Макаров покачал головой, щелкая переключателем на стволе пистолета.
– Если они заберут у нас хроноскопы, домой мы не вернемся, – объявил Вадим, отводя в сторону руку с оружием – Придется драться. Борь, бей по головной машине, когда я скажу. После этого отходим к недострою на том конце поля.
Не дожидаясь ответа, агент резко вскинул пистолет и спустил курок. Яркий световой импульс конусом пролег между стволом оружия и машиной, одинаково легко слепя людей и забивая сенсоры потоком мусорного кода. По крайней мере, так он работал в своем родном таймлайне, и оставалось надеяться, что в этой реальности компьютерные системы функционировали по тем же самым схемам. Если он ошибся, их конец будет быстрым и печальным: не важно, что за оружие установлено на этом авто, оно несомненно скорострельнее рельсотрона.
– Давай! – крикнул Вадим, бросаясь в сторону.
Над головой Макарова пронеся пылающий луч, ударивший в днище головной машины. От попадания та вздрогнула, и часть пластин антигравитационного двигателя погасла. Из-под летающего транспорта повалил густой дым и, завалившись на бок, автомобиль рухнул вниз, с грохотом впечатавшись в землю. Брызнули стекла, капот от удара раскрылся и выгнулся посередине, а агенты уже бежали прочь. Оставалось лишь надеяться, что их преследователи из других машин замешкаются, не зная, что им делать – выгружаться дальше или взлетать и догонять беглецов по воздуху.
– Кассий, сколько можно?! – закричал Вадим.
– Терпение агент, я работаю, – ответил ИскИн.
– Работает он… Нас тут, между прочим, убить пытаются! – огрызнулся Макаров и обернулся.
Машины приземлились поодаль, и из них высыпали люди в длинных плащах и нелепых шляпах, словно прямиком из тридцатых годов прошлого века. Лицо каждого скрывали плоские белые маски, а в руках неизвестные силовики держали странные угловатые ружья с выступающими из корпуса сияющими энергетическими катушками. Несколько мужчин вскинули оружие, и вслед удирающим агентам помчались трещащие разрядами шаровые молнии.
– Мать честная… – выдохнул Вадим и на бегу несколько рах выстрелил из пистолета.
Вылетевшие из ствола оружия Макарова шоковые импульсы показались крошечными на фоне гудящих электричеством сфер.
По счастью, ни одна не достигла цели, но это было лишь вопросом времени, а со стороны реки приближались новые черные силуэты. Куда большего размера.
– Есть точка слома! – возвестил в ухе Кассий.
От неожиданности Вадим поскользнулся и чуть было не упал, но его подхватил и удержал на месте Николай. Борис в эту минуту, развернулся и, уходя спиной вперед, сделал несколько прицельных выстрелов из рельсотрона. Пылающие алые лучи пролегли от оружия до высадившихся силовиков, и Макаров различил далекие возгласы изумления. От боли никто не кричал – с чем с чем, а с лучевым оружием Борис умел обращаться, и когда его выстрел достигал цели, кричать обычно становилось некому. Вадим благодарно кивнул новичку, а затем вновь сосредоточился на бубнящем в ухе ИскИне.
– …таким образом без Обрегона и его идей о превосходстве духа Гаврило Принцип, вероятно, не стал националистом-спиритистом и потому не участвовал в организованном Великобританией покушении на эрцгерцога Франца Фердинанда. У великих держав не случилось повода к Мировой войне, а через полгода взорвалась «Печь Файербаха», и всей Европе того времени стало уже не до выяснения отношений. В результате этого у немецкого народа не было причин для реваншистских настроений, и партия Адольфа Гитлера не пришла на выборах к власти, после чего он забросил политику и вернулся к живописи…
– Кассий, ближе к делу! – раздраженно проскрежетал Вадим, когда очередная шаровая молния промчалась мимо, разбившись о нагромождение бетонных балок.
Агента обдало жаром, системы скафандра взревели предупреждениями, а нарукавный дисплей треснул и погас, не выдержав перепада температур. На балках осталось круглое оплавленное пятно. Макаров стиснул зубы и вновь сделал несколько выстрелов, отметив, что батарея пистолета стремительно тает – все-таки экипировка агентов «Контроля» была рассчитана на проведение точечных операций, а не на открытые вооруженные противостояния. А еще Вадим успел различить, что новые черные точки оказались громоздкими железными грузовиками, приземляющимися на краю пустыря.
– Это привело к тому, что мир избежал ужасов Второй мировой войны, сохранив миллионы жизней, однако вместе с тем националистические идеологии не подверглись общественному порицанию и остракизму. Таким образом, нынешний мир разделен на множество государств, обособляющих себя по расовому принципу, а не по…
– Касий, чтоб тебя, дай мне точку, а не историческую справку! – выругался Вадим.
– Принято, точкой слома является выстрел Гаврило Принципа. Отсюда начинает распространение максимальное число парадоксов!
– Понял! – кивнул Макаров.
А затем он услышал вскрик совсем рядом с собой. Скосив глаза, Макаров к своему ужасу увидел, как Николай запнулся, выбросил вперед руки и повалился лицом вперед. От широкой раны на спине поднимался дым, а пробитый скафандр вокруг нее тлел.
– Твою же мать! – выдохнул Вадим, – Борис, прикрой меня!
Агент подскочил к распростершемуся на земле Николаю и, подцепив буксировочное кольцо, потащил новичка в сторону ближайшего укрытия. Борис же продолжал выпускать горящие алым энергетические лучи в сторону силовиков. Противники смыкали полукруг. Из прибывших грузовиков к ним присоединились солдаты в черной броне, а с подплывшей к берегу баржи с мигалками сходили двуногие огневые платформы, сверкающие злыми красными глазами-визорами.
Опустившись за перехваченными тросами синими бочками, Макаров как мог сбил с Николая пламя и быстро осмотрел рану. Выглядело все плохо. Чем бы ни стреляли местные правохранители, новичку напрочь сожгли кожу на спине и повредили часть внутренних органов. Жив был Николай еще только потому, что скафандр успел обрубить нервные окончания и ввел новичка в искусственную кому.
– Вот же черт! – выругался Вадим.
– Что с ним? – спросил запрыгнувший в укрытие Борис.
Над его головой пронеслись еще две шаровые молнии, разбившиеся о стоящий поодаль экскаватор. В машине остались две глубокие обгорелые вмятины.
– Ранило, – зло откликнулся Вадим, уже крутящий панель управления хроноскопом, – хватаем его и прыгаем в двадцать восьмое июня четырнадцатого года.
– А что именно мы должны там сделать? – удивленно моргнул Борис, подхвативший на руки Николая.
– Проследить, чтобы Гаврило Принцип убил эрцгерцога Франца Фердинанда в Сараево и начал Первую мировую войну…
* * *
В Сараево стояло приятное летнее утро. Солнце еще только поднималось из-за горизонта, но небосвод уже был высок и чист, обещая долгий жаркий день. Далекие лесистые холмы окутывала пелена быстро тускнеющего тумана, а город просыпался и готовился к новому дню. На узких улочках открывались лавочки, дворники сметали с мостовой мусор, и никто даже не представлял, что тихий городок в сердце Балкан скоро станет точкой излома мировой истории.
Вадим распахнул ставни и осторожно выглянул наружу. Судя по всему их приземление осталось незамеченным. Хоть что-то хорошее. Агент обернулся на стоящего посреди чердака Бориса с Николаем на руках.
– Ну и чего ты статую изображаешь? – резко осведомился Макаров, – Положи его и обработай рану.
Борис огляделся, нашел старую кушетку, удачно придвинутую к стене в дальнем углу, и опустил на нее новичка.
Николай заворочался и застонал в беспамятстве, на губах выступила слюна, смешанная с кровью.
– Как он? – Вадим подошел стрелку.
– Плохо, шеф, – Борис провел рукой над телом напарника, сканируя данные.
В воздухе раскрылся голографический экран с показателями жизнедеятельности. Большинство опасно сползло к красной зоне.
– Рану прижгло выстрелом. Видимо лазер или плазма. Так что от кровопотери он не умрет. Но внутренние органы ему потрепало. Скафандр ввел его в псевдо-кому, но если не доставим его в штаб, парень труп.
– Понятно, – мрачно протянул Макаров.
Затем открыл подсумок на своем поясе и вынул пневмо-шприц и обойму из ампул.
– Вот все что у меня есть, – агент сунул их в руки Борису, – продержи его на стимуляторах, пока Принцип не выстрелит. Главное не коли красный следом за синим, а желтый…
– Да я и сам знаю, не маленький! Мед курсы прошел с лучшей оценкой чем ты, – огрызнулся Борис, опускаясь на колени рядом с кушеткой и водружая на нее индивидуальный медпакет. – Все вали к окну, следи за улицей и не путайся под ногами!
Вадим вздохнул и, кивнув, отошел на другой конец чердака. Подвинув ногой рассохшийся от времени табурет, Макаров тяжело опустился на него и вновь посмотрел наружу.
За все годы службы его ни разу не заносило в это теплое сараевское утро, но он все равно прекрасно знал эту улицу по обучающим голо-фильмам с уроков истории. Через пятнадцать минут вот оттуда, из-за поворота покажется самодвижущийся экипаж эрцгерцога. Еще через четыре минуты в него из ручного игломета выстрелит начитавшийся работ Эмилио Обрегона националист-спиритист Гаврило Принцип. Игла прошьет Францу Фердинанду шею, и повязанная взаимными союзническими обязательствами Европа рухнет в пучину кровавого котла Первой мировой войны. Миллионы погибнут, а чудовищные достижения оружейной науки, впервые протестированные на полях сражений, станут обыденностью для военных конфликтов всего двадцатого века. Лучевое оружие, химическое и бактериологическое, снаряды с наномеханикой, мономолекулярнные мины и, конечно же, Унибомба – мать всех бомб – которая сотрет с лица земли Стамбул. И теперь задачей Макарова было проследить, чтобы роковой выстрел все-таки произошел. На самом деле, ничего необычного для его работы. Приходилось делать вещи и похуже…
Из тяжелых размышлений Вадима вырвал шум снаружи. Подняв голову, агент увидел, что к закусочной на противоположенной стороне улицы подъехало три самодвижущихся экипажа, выкрашенных в синий цвет. В них сидели люди в форме, лица которых скрывали красные забрала высоких шлемов. Из каждой машины на землю спрыгнули вооруженные скорострельными винтовками бойцы и вбежали внутрь здания. Изнутри послышалась возня, через брызнувшее осколками окно вылетел стул, но уже через пару мгновений двое мужчин вывели наружу человека в наручниках. Стоящие на тротуаре зеваки с любопытством наблюдали за городовыми, арестовавшими Гаврило Принципа.
Неудавшегося стрелка пихнули на заднее сиденье экипажа, и полицейские ретировались столь же быстро, как и появились. Вадим стоял, открыв рот.
– Шеф? Чего там? – Борис поднял голову от застонавшего в беспамятстве Николая, но быстро вернулся к раненому, продолжая считывать показания с медицинского дисплея и гладя новичка по голове. – Давай, терпи казак, атаманом будешь. Шеф?
– Принципа арестовали, – все так же глядя на оцепивших закусочную патрульных, выдохнул Макаров.
– Как арестовали? – изумленно вскинулся Борис, – А стрелять кто будет?!
Вадим не успел ответить, потому что его прервали раздавшиеся снаружи радостные крики. Повернувшись, Макаров увидел, что зеваки, собравшиеся на набережной, приветственно махали руками и трясли флагами. По мостовой ехал самодвижущийся экипаж, в котором сидели эрцгерцог с супругой. После брошенной на пути к ратуше гранаты, дорогу перед экипажем прощупывали цокающие по брусчатке дроны-нюхачи, а на подножках стояли вооруженные скорострельными винтовками телохранители.
– Шеф? Малому совсем плохо, а у меня последняя ампула! – крикнул Борис, заправляя пневмо-шприц, – Если не отдадим его настоящим врачам сейчас, парнишка не выкарабкается! Коля не спи! Не спи, кому говорю!
Вадим закрыл глаза и тяжело вздохнул.
– Давай ружье, – тихо процедил он.
– А? – Борис кинул взгляд через плечо на Макарова.
– Дай. Мне. Ружье!
Стрелок поднялся с пола, подобрал рельсотрон и неуверенно протянул Вадиму.
– Справишься? – с сомнением в голосе спросил он. – Наводишься через призму вот здесь, следишь за индикатором…
– Я знаю, как это делается, – отрезал Макаров, забирая оружие, и стиснул зубы, вспомнив, насколько же оно было тяжелым.
Он развернулся к окну и облокотился о подоконник.
– А с такого расстояния даже я не промахнусь.
– Ладно, шеф, – Борис сделал шаг назад. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь…
– Как только я выстрелю, хватай Николая и прыгай в наше время. И молись, чтобы все сработало, и там был наш штаб, а не очередная Славянская конфедерация или что-нибудь еще похуже.
Борис что-то пробормотал в ответ и развернулся к кровати. Вадим еще раз окинул взглядом набережную внизу. Ликующих людей. Развевающиеся флаги. Фердинанда держащего за руку жену. Глубоко вдохнул и щелчком пальца поднял линзу оптики, позволяя прицельной матрице сфокусироваться на голове эрцгерцога. Встроенные в рельсотрон микроскопически датчики завибрировали, сдвигая оружие на десятые доли миллиметра в руках стрелка, чтобы компенсировать неспешное движение экипажа. Макаров попытался найти утешение в том, что его выстрел сразу убьет обоих, и эрцгерцогу не придется смотреть, как у него на руках умирает София.
– Надеюсь, этого хватит, чтобы исправить чертов таймлайн, – выдохнул Вадим и, не давая себе ни секунды на то, чтобы передумать, вдавил спуск.
* * *
Громадная центрифуга под потолком обшитой металлом комнаты замедляла вращение. Скачущие на ней коронные разряды становились все слабее, а огни святого Эльма гасли один за другим. Вадим поморщился и сделал шаг в сторону, закружилась голова. Перешли тяжело. Можно даже сказать «грубо». Сказывалось общее истощение батарей аккумуляторов и количество «прицепившихся» парадоксов. Макаров снял шлем и судорожно потряс головой, затем обернулся на стоящего рядом Бориса, все так же похожего на непоколебимую гранитную глыбу. В руках стрелок все еще держал обмякшего Николая – новичок совсем не подавал признаков жизни, а дисплей биометрических показателей на запястье агента горел красным.
Это зрелище мгновенно вернуло Вадиму чувство реальности, и Макаров обернулся к забранным бронированными ставнями окошкам пункта управления. Камера в углу привычно мигнула огоньком, и командир отряда, подняв руки, быстро показал ей серию коротких жестов. В ответ ожидаемо ничего не произошло. Вадим отступил и глубоко вдохнул сухой фильтрованный воздух прыжковой камеры. Теперь оставалось лишь надеяться, что они выпрыгнули в их реальности, и его запрос на языке жестов имел здесь хоть какой-то смысл.
Прошла минута. Затем другая, и когда Вадим уже потерял терпение и приготовился отобрать у Бориса рельсотрон, чтобы выпустить очередь по двери, тяжелые створки, наконец, поползли в стороны. Снаружи забрезжил свет, и через мгновение внутрь ворвались вооружённые люди в униформе внутренней охраны, катившие каталку с кучей приборов. Следом за ними влетела бригада медиков в белых халатах.
– Давайте его сюда, живо! – скомандовал врач, призывно маша рукой.
Его коллега с надвинутыми на глаза визорами дополненной реальности поднял планку сканера. Борис вместе с охранниками осторожно опустил Николая на каталку.
– Пульс нитевидный, тяжелые повреждения внутренних органов в области раны. Ожоги четвертой степени. Интоксикация стимуляторами после попыток стабилизации в полевых условиях… – медик поднял взгляд от сканера, – Рекомендую срочное хирургическое вмешательство, если мы хотим спасти его жизнь.
– Принято, – глава бригады кивнул, двое ассистентов уже подключали к Николаю трубки и датчики, идущие из недр аппаратов жизнеобеспечения. – Покатили его!
И вновь вся процессия сорвалась с места, зазвенев колесами каталки по полу. Уже на бегу врач поднял закрепленный на запястье коммуникатор:
– На связи четвертая бригада, оперативник в критическом состоянии, приготовить седьмую операционную…
Борис хотел последовать за ними, но медик со сканером покачал головой и осторожно удержал стрелка на месте.
– Не надо, дальше мы сами. Вы уже сделали для него все, что могли. Если бы вы не обкачали его стимпаками, парнишка бы не добрался сюда живым.
Медик развернулся и последовал за коллегами. Вадим и Борис переглянулись. Никто не удерживал их, охранники принялись по стандартной процедуре опечатывать камеру. Все было так, как и должно быть. Вот только Макаров напрочь не узнавал ни эмблем на кепи бойцов, ни оружия, которым они были экипированы.
Стараясь вести себя естественно, агенты прошли через коридор и вошли в раздевалку. К большому облегчению, Вадим нашел шкафчик с надписью «Макаров В.» на привычном месте. Мужчина ввел код, открыл дверцу и, задержав дыхание, заглянул внутрь. Все как всегда. Комплект формы, гражданская одежда, сменная обувь. Вот только на верхней полке рядом с ключами лежало обручальное кольцо. И стояли фотографии. Его. Катерины. И их сына Леши. Так и не дожившего до своего шестого дня рождения. Не дожившего там. Но не здесь. Вадим смотрел на свое собственное сияющее от гордости лицо на фотографии, где он держал руку на плече мальчишки с синей лентой и надписью: «Выпускник». Макаров почувствовал, как пол уходит из-под ног и, поперхнувшись, отскочил от шкафчика.
– Э-э… Шеф?
Бледный как полотно Вадим обернулся на голос Бориса. Стрелок стоял с круглыми от изумления глазами, уставившись в окно.
На негнущихся ногах Макаров подошел к другу и замер рядом с ним. Снаружи за стеклом лежал незнакомый город.
Далеко на востоке над жестяными крышами сотен домов поднимались сверкающие небоскребы делового центра. Здесь и там из череды панельных и кирпичных многоэтажек выступали громадные высотки похожие друг на друга как близнецы. Вдали из труб над корпусами ТЭЦ поднимался белесый дым. По небу бежали редкие облачка, а закатное солнце отражалось в мириадах окон и глади реки, закатанной в бетон набережных.
– Что? Что за… Где всё? – моргая, выдохнул Борис, – Шеф, это не наш дом! Где укрепления, где эстакады? Где эти жуткие корпоративные космоскребы в конце-то концов?!
Вадим не успел ничего ответить, потому что дверь раздевалки распахнулась, и в нее ворвался раскрасневшийся Кантемиров. На нем была все та же привычная офицерская форма с расстегнутым воротничком и распущенным галстуком. Вот только эмблемы на нашивках, как и у бойцов внутренней охраны, были совсем другим.
– Что у вас там произошло? – с порога выпалил он, – Как вообще могли подстрелить агента в защитном скафандре? Из чего такого по вам палили? И главное – кто?
– А, ну… Э-э… – Макаров попытался сообразить, что ему отвечать.
Кантемиров угрюмо перевел взгляд с Вадима на Бориса и обратно.
– Черт знает что… Вот-вот приедет американская делегация, а у нас оперативного агента на каталке в Склиф увозят. Ну что за день сегодня такой, а? Хорошо еще, что все большое начальство отбыло на торжественный прием в Кремль, чесать языки с их большим начальством. Президент, может, даже скажет пару слов о важности взаимного сотрудничества нас и штатовцев…
– Президент? – моргнул Вадим.
Директорией всю жизнь, сколько себя помнил Макаров, управлял Консулат директоров во главе с председателем.
– Ну да, президент, – удивленно кивнул Кантемиров, как если бы говорил о само собой разумеющихся вещах. – Наш, президент Российской Федерации, Александр Викторов. Тот же что и вчера. И позавчера.
Алексей Сергеевич раздраженно поморщился.
– Тебя что, те, кто вас убить пытался, по голове приложили? На вид не скажешь, так что все, давайте, некогда мне тут с вами двумя лясы точить. Приводите себя в порядок, и жду у себя в кабинете через десять минут для отчета! Свободны!
И Кантемиров, прихрамывая, направился прочь из раздевалки. На несколько мгновений воцарилась тяжелая тишина.
– Президент, Российская Федерация, уцелевшая Америка… – Вадим дотронулся до стекла, глядя на незнакомый город за окном, – Что же за мир мы создали теперь? И можем ли мы все еще исправ…
Борис, в этот миг смотревший на наручные часы, покачал головой.
– Смирись шеф, уже все. Волна парадоксов нагонит нас, через три… – он поднял вверх указательный палец, – Две… Одну… Сейчас!
Вадим моргнул. Голова странно кружилась, но через мгновение непонятное ощущение спало. Макаров удивленно взглянул на друга.
– А ты чего с поднятым пальцем стоишь-то? – осведомился Вадим.
Борис поднял взгляд от циферблата и столь же изумленно уставился на Макарова.
– Я… Я не знаю, – наконец, выдохнул он, – Чего-то я… Чего-то у меня башка болит… А не, все, прошла. Наверное, переутомился я сегодня. Пойдем, может, после смены пропустим по одной, как обычно?
Вадим кивнул и обернулся на раскинувшийся за окном пейзаж Москвы. Над городом алел закат, отражаясь в мириадах стекол. По небу бежали редкие облачка, предвещая мягкий теплый вечер. Макаров улыбнулся. За годы работы в «Контроле» вид из этого окна стал для него родным. Но сегодня он был особенно хорош. Почти как в тот день, когда его приняли в организацию много лет назад. Продолжая улыбаться, Вадим устало вздохнул. Еще один день был позади, еще одна операция прошла успешно, ещё один раз они сохранили привычную историю в целости и сохранности.