Мы стоим около огромного, в три обхвата, ветвистого тополя, растущего в самом центре «иностранного двора».
Стоим и смотрим на маленький экранчик, появившийся на металлической пластинке, которую нам дала Луэлла. Пластинка очень маленькая, и мы, чтобы увидеть изображение, стоим очень близко. Выбившиеся из-под шапки волосы Фиделины приятно щекочут мою щеку. Но я не обращаю на это внимания…
Мы смотрим в минивизор и видим черное космическое пространство. В непроницаемой пустоте зависла огромная конструкция, похожая на гигантскую серебристую сигару. Космолет, в котором находится Луэлла — догадываюсь я.
А чуть в стороне, среди неохватного взором огромного количества сияющих звезд, виднеется очень слабенькая, едва различимая на общем фоне, серая звездочка. Ее трудно было бы различить на блестящем ковре космического пространства, в окружении более ярких и заметных звезд, если бы от нее не тянулся тонкий, похожий на красную нитку, лучик. Луч кшакшей, догадываюсь я. Тот самый луч, который должен погубить Землю. Который должен уничтожить меня и Фиделину…
Луч медленно движется вперед, к Земле.
А космолет Луэллы направляется в сторону этого луча.
Я смотрю на багровую нить и думаю: успеет или не успеет Луэлла поставить свой корабль на пути этого луча раньше, чем он достигнет Земли? Успеет — Земля будет жить, а сама Луэлла, возможно, погибнет, если не выдержат защитные экраны и силовые поля. Если не успеет, и луч хоть на долю мгновенья опередит ее — то Луэлла останется жива, а Земля, моя планета, вместе со всеми людьми, включая меня и Фиделину, кубинскую девочку, чьи мягкие волосы так приятно щекочут мое лицо, исчезнет, распадется на мельчайшие частицы межзвездного вещества, которые будут кружить вокруг осиротевшего Солнца наподобие астероидов между орбитами Юпитера и Марса, оставшихся после гибели легендарного Фаэтона…
И кто знает, может быть, Фаэтон тоже когда-то стал беззащитной жертвой каких-то межзвездных экспериментаторов? И люди, населявшие эту планету, погибли, так и не успев понять, откуда и почему пришла смерть?
Избави бог Землю от подобной участи…
Корабль Луэллы медленно приближается к кроваво-красному лучу…
А луч неумолимо несется ей навстречу. Или Земля, или Луэлла — именно так сейчас стоит вопрос. Третьего не дано в этой безжалостно-яростной схватке.
Но я не хочу, чтобы Луэлла погибла! Чтобы она умерла… Пусть она повзрослела, пусть стала другой — но ведь она та же самая Марисель! Та кубинская девочка, которая мне немного нравилась. Которую мне нравилось дергать за длинные черные волосы цвета воронова крыла, с которой мне нравилось просто разговаривать… Неужели ничего нельзя изменить?
И Фиделина тоже не хочет, чтобы Луэлла умерла. Ее лицо, мокрое от слез, почти перед моими глазами. И так как наши головы, склоненные над небольшим экраном, почти соприкасаются, то я чувствую на своих щеках соленую влагу слез Фиделины. Я понимаю чувства Фиделины, я все понимаю… Всего три месяца назад она и Марисель были верными подругами, подругами не разлей вода. Одна без другой шагу не могла ступить, их во дворе даже прозвали «Сиамскими близнецами»…
Наверное, поэтому, когда Марисель-Луэлла решила встретить врагов Земли лицом к лицу, Фиделина, не раздумывая, решила быть рядом. Фиделина не могла не понимать, что ожидает Луэллу в черной космической пустоте, но не могла бросить свою верную подругу. Фиделина — кубинка, а кубинцы не предают друзей в минуты опасности. Или, быть может, Фиделина отчего-то решила, что Марисель ничего не грозит. На космолете установлены мощные отражатели и установки силового поля. Они наверняка рассеют все смертоносные лучи, которые, потеряв свою злую силу, станут не опаснее лучей летнего солнца. Или отражатели вообще отправят их назад, в пиратское логово злодеев-кшакшей, которых убьет их же собственное оружие… Потому что не нужно рыть ямы другим!
И Марисель вернется на Землю. Вместе с Фиделиной… И будут они ощущать себя спасителями человечества, эти две маленькие хрупкие девочки…
Как это было бы здорово!
А вот и сама Земля показалась на крошечном экранчике минивизора.
Земля! Я вижу свою планету целиком. Вижу как бы со стороны, словно сам лечу в космическом корабле.
Вижу Землю, разноцветную планету…
Белую — цвета облаков и арктических льдов.
Зеленую — цвета лесов и полей.
Желтую — цвета гор и пустынь.
И — голубую. Цвета рек, морей, океанов. Голубой цвет везде — на севере и на юге, на западе и на востоке. Голубизна и вокруг Земли. Нежным сиянием она как бы окаймляет планету…
«В небесах торжественно и чудно, Спит Земля в сиянье голубом…»пришли мне на память строки Лермонтова.
Интересно, — мелькнула недоуменная мысль, — как он узнал? Ведь тогда еще не летали в космос…
Но эта мысль тут же исчезла, уступив место другим вопросам и проблемам.
Земля сейчас крепко спит. Спит и не знает, какую страшную участь уготовили ей никому неведомые кшакши. Не знает, что Луэлла, девушка с планеты Ауэя, хочет сберечь этот хрупкий голубой сон Земли.
Земля медленно движется по привычной орбите, и жизнь на нашей планете идет своим чередом. Рождаются новые люди. Работают фабрики и заводы. Ученые сидят в лабораториях и делают мудрые научные открытия. Строители создают новые города, возводят электростанции, осушают гнилые болота и орошают безводные пустыни. Геологи бродят по тайге, ищут полезные ископаемые.
Археологи раскапывают развалины древних цивилизаций. Реставраторы бережно воссоздают живописные полотна и шедевры зодчества. Писатели пишут книги, политики ругаются в парламентах.
И люди и дальше будут заниматься прежними делами, и жизнь на Земле и дальше будет идти своим чередом. Правда, спасенное от небытия человечество никогда ничего не узнает о своей инопланетной спасительнице, девушке Луэлле с планеты Ауэя, не сложит о ней гордые песни и не поставит памятники во всех столицах Земли.
А впрочем… зачем? Все равно никто не поверит. Даже если узнает…
…Я по-прежнему смотрю на экран минивизора. И вижу космический корабль Луэллы, который медленно двигается к кроваво-красному лучу.
И чувствую, что смертоносный луч бежит навстречу Земле гораздо быстрее.
Еще немного — и он настигнет мою планету…
Но почему Луэлла медлит?
Неужели она не видит, что…
«Она не успеет,» — холодной молнией пронзает мозг ледяная мысль.
Она не успеет, и исчезнет Земля, моя голубая планета. Исчезнут реки и озера, города и поселки…
Не будет моего города, который я очень люблю.
Не будет нашего «иностранного двора», где царит чистая и бескорыстная дружба детей, приехавших в наш город из разных стран, расположенных на разных континентах.
Не будет гигантского столетнего тополя в центре двора, под сенью которого стоит скамейка, у которой в свободное от уроков время собираются обитатели «кубинского двора» и их русские друзья.
Не будет ничего…
Не будет Фиделины.
Не будет меня…
Никого и ничего не будет в этом маленьком уголке огромной Вселенной.
«Луэлла, ну быстрей же, быстрей! — шепчу я сухими от холодного страха губами. О том, что Луэлла может погибнуть, я стараюсь не думать. — Они же близко, ну побыстрее… Ну, еще немножко…»
Да, луч кшакшей уже совсем рядом с Землей. Мне даже начинает казаться, что зимний вечерний воздух стал чуть теплее — настолько жаркое дыхание у этого красного луча…
А что же будет, когда он коснется планеты?
…Она успела. Серебристая сигара космолета возникла между лучом кшакшей и Землей как раз в тот неуловимый миг, когда, казалось, ничего уже не мешало ему проткнуть насквозь обреченную на заклание во имя науки беззащитную планету.
Ослепительно-яркая вспышка, как от термоядерного взрыва, на несколько секунд озарила маленький экран минивизора. От этой ненормальной белизны стало больно глазам, и я крепко зажмурился. Но продолжал видеть слепящее взгляд белое пространство…
А когда я снова открыл глаза, то уже не увидел на экране ни Земли, ни звезд, ни красного луча, ни корабля Луэллы. Экран был мертв. Передо мной мрачно серебрилась матовая пустота.
— Все, — прошептала Фиделина. — Все, Андрей…
Она бессильно опустилась на снег, закрыла лицо ладонями и дала полную волю слезам.
Фиделина безудержно плакала, словно было уже ясно, что Марисель не вернется. Что она погибла… А я стоял над Фиделиной и не знал, что сказать ей, как утешить эту кубинскую девочку, такую слабую и беззащитную…
— Фиделина, — тихо позвал я. Но она не услышала. Наверное, нужно было позвать громче…
Тогда я поднял со снега выпавший из рук Фиделины минивизор и тупо уставился в матовую пустоту.
Я ждал, когда экран оживет, и я увижу на нем смуглое лицо Марисель, усталое после напряженного боя. Все-таки защитные экраны должны были спасти ее от безжалостного луча… И стоит мне подумать о Марисель, как она появится на экране, кокетливо пригладит развивающиеся на ветру густые черные волосы и хитро посмотрит мне в глаза обжигающим взглядом. И в ее зрачках я увижу прежнее детское озорство и девчоночье лукавство…
Но сколько я не смотрел на экран, сколько ни нажимал на рельефную выпуклость сбоку — все было тщетно. Минивизор не оживал. И не было Луэллы…
И горько плакала, сидя на холодном снегу, закрыв лицо ладонями, Фиделина.
Но я еще чего-то ждал. Ждал, когда Луэлла появится на экране. Ждал, когда она улыбнется и скажет: «Ну, вот и все… Кшакшей больше нет, их убил их собственный луч. А я жива и здорова…»
И весело рассмеется. Весело и заразительно, как умеют смеяться только красивые кубинские девчонки…
И Фиделина сразу перестанет плакать. Она мигом вытрет слезы и тоже засмеется. И ее грустные глаза нежно озарит теплая светозарная улыбка…
А потом, когда наступит утро, Марисель появится здесь, в «иностранном дворе».
Она тихо-тихо подкрадется ко мне сзади.
И ни я, ни Фиделина ничего не услышим.
И Марисель закроет мне глаза своими маленькими ладошками. И спросит, слегка изменив голос: «Кто?». — «Не знаю, — отвечу я. Хотя сразу узнаю Марисель, потому что только она любила так разыгрывать меня. Ей очень нравилось, когда я угадывал ее имя… но не сразу, а спустя несколько попыток, иначе будет неинтересно играть… И потому я сделаю вид, что не узнал сразу Марисель, и долго-долго буду называть разные кубинские имена.
У кубинцев очень красивые имена, я люблю их произносить вслух, растягивая гласные… А еще мне очень приятно, что Марисель закрыла мне глаза своими ладонями. Руки у нее теплые, нежные, они приятно щекочут мне лицо, и я готов долго не отгадывать ее имя, лишь бы стоять и стоять вот так…
И я буду долго-долго называть разные кубинские имена. Какие помню…
А Фиделина будет стоять рядом и лукаво подмигивать Марисель, громко кричать, прыгая вокруг меня: «Не угадал! Не угадал!» — когда я в очередной раз скажу неправильное имя. Фиделине тоже нравится эта игра… и пусть она длится долго-долго. Почти бесконечно… Я не хочу прерывать эту игру, потому что боюсь, что когда я оглянусь, за моей спиной окажется не Марисель. Не Луэлла…
И когда придет время назвать единственное оставшееся имя, и я скажу:
«Марисель…» — то замру в тревожном ожидании, боясь услышать убийственно короткое слово — «Нет!».
И когда раздастся веселое: «Угадал!» — я пойму, что стал самым счастливым человеком на свете…
Марисель медленно снимет ладони с моего лица. И я увижу ее, навсегда вернувшуюся на Землю инопланетянку. И пойму, что она стала прежней.
Прежней кубинской девочкой двенадцати лет… Время как-то изменило течение свое, и теперь Марисель еще долго не станет взрослой девушкой…
А потом мы втроем отправимся в центр города, и я снова буду рассказывать своим кубинским друзьям об истории Староволжска, об архитектурных памятниках, — в том числе и о тех, которые не сохранились до наших дней, потому что их не сумели или не захотели сберечь люди…
И мы снова окажемся у церкви Белая Троица. И я опять расскажу Марисель удивительную историю этого древнего храма, самого старого в Староволжске, и она снова будет допытываться: «А почему литовцы не разрушили эту церковь?». Марисель, конечно же, не хочет, чтобы церковь была разрушена.
Просто ей, всю жизнь прожившей на мирной и счастливой планете, трудно понять, почему русские люди предпочли героическую смерть позорному плену… У нее ведь была задача — узнать как можно больше фактов из жизни землян и поведать свои знания ученым Ауэи. Родная планета Луэллы когда-то потеряла свою историческую память, и теперь они вынуждены побираться по соседним мирам, чтобы суметь понять свое прошлое, которого сейчас у них нет. И, наверное, никогда и не было… А если и было, то наверняка не такое, как их настоящее. Намного лучше настоящего. Прошлое всегда лучше настоящего, и в своем прошлом земляки Луэллы наверняка жили полноценной жизнью, с заботами и тревогами, мечтали о счастье, и не прятались от проблем в огромный всепланетный футляр, который называется энергетическим полем.
И зла во Вселенной было, наверное, намного меньше…
Надо будет спросить у Марисель, когда мы снова будем стоять у Белой Троицы.
А потом поинтересоваться невзначай, что она думает об этом. Спросить, что такое добро и зло, и чем ее понимание этих философских категорий отличается от общепринятого на Ауэе.
Надеюсь, Луэлла сможет ответить на столь непростые вопросы…
А потом настанет вечер, и мы вернемся во двор. И встретим там болгарку Снежану, поляка Дарика, кубинцев Винстона, Лисету, Алехандро, Дамарис и ее маленького братишку Рауля.
Весь двор соберется вместе.
Так бывает всегда, когда сделаны уроки и нет других занятий…
Вместе с нами будет Танька Громова, которая написала новую главу своего бесконечного фантастического романа и, снедаемая авторским тщеславием, готовится вынести свое творение на суд друзей. Она специально ждала, когда приду я и Фиделина. Без нас она ничего не начнет читать…
И когда мы придем во двор, я с удивлением замечу своего заклятого врага — Ленку Воронюк. Она смирила свою невыносимую гордыню и помирилась со Снежаной, и теперь будет приходить во двор. Как и раньше… Правда, Ленка все равно останется старостой моего класса, но я не буду на нее в обиде ведь она думает не о себе, а обо всей школе. Помогает учителям…
Все, конечно же, удивятся, когда увидят Марисель.
А я скажу, что она снова приехала. И теперь уже никуда не уедет. Потому что не было никакой инопланетянки Луэллы, которая три месяца назад улетела на Ауэю.
А раз так, то никто не убегал с уборки кабинета к Старому мосту, чтобы проститься с ней. Потому что никто не улетал ни на какую планету.
И никто сейчас не спасал Землю от кшакшей. Зачем ее спасать? Что может угрожать нашей прекрасной планете, кроме самих людей, которые думают только о том, чтобы поскорее превратить ее в безжизненную пустыню? Просто я так люблю фантастику, что когда Марисель уехала, придумал про нее фантастическую историю. И нафантазировался до того, что она погибла, спасая землю.
А Марисель и не знает о моих фантазиях, потому что уже три месяца живет на Кубе. Только почему-то не пишет ни мне, ни Фиделине.
Да, конечно же, Марисель сейчас на Кубе. Она же обычная кубинка, дочь военного, которого правительство его страны направило в нашу военную академию. И когда срок его обучения в Советском Союзе истек, он вернулся к себе домой. И Марисель уехала вместе с ним… Все кубинцы, живущие в «иностранном дворе» когда-нибудь уезжают. И такова жизнь, грустная и наполненная разлуками. И с этим ничего нельзя поделать…
Значит, Марисель уехала. А все остальное — сон. Я читал книгу Кира Булычева, и не заметил, как заснул. И мне приснился страшный, кошмарный сон. Сон, в котором придуманная мною инопланетянка Луэлла, очень похожая на повзрослевшую Марисель, погибает, спасая Землю от придуманных мною кшакшей… Ведь это всегда так бывает, когда придумываешь что-то нереальное, фантастическое. Твои фантазии кажутся тебе самому чем-то реальным, взаправдашним, и ты веришь в них, и хочешь, чтобы поверили и другие…
«Но — стоп! — остановил я себя. — Что такое? Почему ты так бездарно утешаешь себя?»
«Конечно, — ответил я самому себе, — я утешаю себя. Хочу утешить, успокоить, заставить себя поверить, что Луэлла — сон, фантазия, сказка.
Потому что я не хочу верить, что ее больше нет. Я успокаиваю себя, потому что не хочу верить, что Луэллы больше нет…»
«Но ведь Фиделина не тешит себя сказками с плохим финалом, она искренне переживает…»
«Она же девчонка. Я же не могу плакать, как она…»
«Ты просто не хочешь…» — был ответ.
Мой внутренний голос был прав. Я обманывал себя. Я знал, что Луэлла была.
Что было еще очень многое. Был побег с уборки кабинета, за который мне потом сильно влетело… Но это столь мелкая и незначительная неприятность, что на нее не стоит вовсе обращать внимания. Потому что рядом больше нет Луэллы.
Но она была. И у меня есть доказательство. Блестящая матовая пластинка размером с ладонь. Минивизор. Чудо инопланетной техники… Мне дала его несколько минут назад сама Луэлла. Когда улетала… Чтобы я мог видеть, как она… Да. Несколько минут назад я действительно видел на экране Луэллу. Вернее, гигантскую сигару космолета, на котором Луэлла смело летела навстречу смертоносному лучу кшакшей, закрывая собой Землю, хрупкую голубую планету…
Минуту назад я все это видел. Теперь не вижу. Ничего… Экран минивизора мертв, он не передает никакой информации о Луэлле. Потому что ее…
Нет!
Экран мертв.
Так зачем мне эта серебристая безделушка?
Я размахнулся и изо всех сил запустил матовую пластинку куда-то вдаль. Она полетела, вращаясь, как бумеранг, но не вернулась, а упала в сугроб рядом с хоккейной коробкой.
— Зачем? — тихо спросила Фиделина. Глаза ее были красными от слез.
— Не знаю, — ответил я. — Просто…
И замолчал, не зная, что сказать Фиделине. Как объяснить ей свой странный поступок. Я на самом деле не понимал, зачем я выкинул этот прибор, чудо инопланетной техники. Можно было забрать его домой, разобрать, посмотреть, как он работает.
Или оставить, как память о Луэлле…
Но у меня не было никакого желания лезть в сугроб за минивизором. Пусть лежит там, куда упал. Может быть, кто-нибудь и подберет, если понадобится…
Фиделина медленно, словно нехотя, поднялась со снега и села на скамейку, которая, полузасыпанная снегом, стояла под деревом. Я присел рядом, смахнув снег.
— Вот видишь, как, — сказал я, чтобы не молчать.
— А знаешь, — сказала вдруг Фиделина, — я не верю. Я буду ждать, когда Мари вернется.
Даже сейчас, когда Луэллы не было, Фиделина предпочитала называть свою подругу кубинским именем. Может быть, она и права…
— Я тоже буду ждать, — ответил я, — но…
— Мы будем ждать вместе, правда? — со странным воодушевлением говорит Фиделина. И легко кладет мне на плечо свою невесомую ладонь. — Ведь мы с тобой друзья, правда?
— Друзья, — облегченно выдыхаю я.
И в этот миг откуда-то со стороны притихшего дома, уже почти уснувшего в ожидании нового дня, доносится тревожный окрик:
— Фиделина! Donde estas? Ven a casa, ya es tarde! Это был голос отца Фиделины. Было поздно, и он волновался, куда исчезла его дочь.
— Меня зовут, — вздохнула Фиделина. — Надо идти… Дома, наверное, волнуются. Я, наверное, не усну сегодня. Никогда не думала, что может случиться такое… — она тихо всхлипнула. И медленно, словно нехотя, поднялась со скамейки.
— Ya voy, ahora! — крикнула в темноту Фиделина, чтобы отец не беспокоился.
— До завтра, — сказал я.
— До завтра, — ответила Фиделина.
— Ты вся заплаканная, — заметил я, — что ты скажешь, если дома спросят?
— То и скажу, — вздохнула Фиделина. — Про Марисель… Папа у меня хороший, может быть, поверит…
— А если не поверит?
— Не знаю, — снова вздохнула Фиделина. — Ну ладно, пока. Увидимся завтра…
И она ушла…
Я остался один в темном и пустом дворе. На небе ярко мерцали звезды, искрясь мириадами разноцветных огней. Какие она маленькие, звезды, если смотреть с Земли! Как песчинки…
А вблизи они, должно быть, огромные, во много раз больше солнца. И вокруг них вращаются по своим орбитам планеты — такие же, как Земля… И там, на планетах, живут люди, которые ничего не знают о Земле.
И где-то там, среди звезд, в мрачных глубинах Вселенной, затаились, зализывая раны, злодеи-кшакши…
Нет! Не нужно думать о них. Ведь они погубили Луэллу…
Я оглянулся и бросил взор на юг — туда, где ослепительно сияло созвездие Возничего. И самая главная звезда созвездия — Капелла — светила ярче всех, затмевая своим веселым светом остальные звезды. Капелла… Или — Каэлла, как называла Луэлла. Там, у этой звезды — Ауэя. Счастливая планета, обогнавшая Землю на несколько тысячелетий. Ауэя обогнала Землю, но не стала от этого человечнее и добрее, несмотря на сверхсветовые звездолеты и прочие энергетические поля, которые еще предстоит придумать нам, землянам…
И на этой счастливой планете жила Луэлла. Мечтала о чем-то своем, сокровенном мне недоступном. Радовалась, что приносит пользу своему человечеству, работая на Земле в качестве исследователя людей. И вот теперь Луэллы нет. Совсем нет… Она исчезла, распавшись на атомы под безжалостным лучом кшакшей. От Луэллы не осталось ничего, кроме сгустка невидимых взору атомов, разлетевшихся по Вселенной.
А звезды надо мной сияют также ярко и весело, словно ничего не случилось…
Эх, звезды… Как же вы далеки от Земли! Как вы холодны и равнодушны!
Равнодушны ко всему, что творится во Вселенной! Равнодушны к судьбам людей… Вы безразлично взираете с высоты на творящееся в мире зло. Вам наплевать, что слабый становится добычей сильного, а из-за тупого бессердечия умирают хорошие и добрые люди. Вы, звезды, сейчас безмятежно взираете на Землю с космических высот, как взирали миллионы лет назад, и будете смотреть еще много столетий, — но вам нет никакого дела до того, что больше нет Луэллы. Инопланетной девушки, которая могла бы жить еще очень долго, и мы еще очень долго оставались бы друзьями, не замечая так неожиданно возникшую разницу в возрасте… Вам, звезды, наплевать с вашей заоблачной высоты на то, что я сейчас чувствую, что творится у меня на душе, какие безжалостные кошки скребут по груди, безысходной тоской сдавливая сердце… И Фиделина ушла, оставила меня одного… Ее позвали домой, и она ушла, сказав только: «Увидимся завтра…» Ей тоже невесело сейчас, но разве вы поймете это, проклятые газовые шары? Нет, вам никогда не понять человека, вы чужды людям, их мыслям чувствам, стремлениям — хотя зажигаете свои приветливые огоньки каждую ночь. Но от вас нет ни тепла, ни холода. Одно равнодушие… Так зачем вы взираете сейчас на меня своими насмешливыми глазами? Уйдите, скройтесь с глаз за облака, исчезните совсем, станьте невидимыми! Вы не имеете права так весело сверкать над Землей! Я не хочу вас видеть…
Но звездам действительно было все равно, и они по-прежнему безмятежно разглядывали с высоты уснувшую Землю, равнодушно подмигивая людям разноцветными глазками…
И я не выдержал. Мне стало страшно… И я что есть силы побежал домой. Мне хотелось только одного — укрыться за прочными панельными стенами своего дома, чтобы не видеть равнодушных глаз, немых и безучастных свидетелей недавней катастрофы. Я боялся звезд, мне казалось, что на меня насмешливо смотрят безжалостные, пустые и холодные глаза кшакшей. И каждый взгляд — это смертоносный луч, поражающий прямо в сердце. Или бортовые огни их черных звездолетов. Сейчас они приземлятся на пустынных и сонных ночных улицах, бесшумно откинув тяжелые черные люки, и из мрачного чрева вражеских космических машин выбегут вооруженные до зубов инопланетные захватчики, жестокие и безжалостные. И огни пожаров озарят сонный город…
Но ничего не происходило. Не было вражеских звездолетов, которые придумал я сам. Поздний вечер был безмятежно тих, и мир оставался прежним.
Только в этом мире не было Луэллы…