…Нет, наверное, на Земле такого человека, который не любил бы подолгу смотреть на черное ночное небо, усеянное мириадами звезд. Звезды издревле влекут к себе человека. Влекут красотой и недоступностью. А еще — тайной: есть ли там, около этих далеких солнц, жизнь? Одиноки ли мы во Вселенной?
И если не одиноки, то каковы они, наши братья по разуму? Похожи ли они на нас? Сможем ли мы когда-нибудь встретиться с ними? И если эта встреча когда-нибудь состоится, поймем ли мы наших космических братьев?
Но сколько ни смотри в ночное небо, сколько ни вглядывайся в причудливые рисунки созвездий, ответов на эти и другие вопросы ты никогда не найдешь.
Звезды умеют хранить свои тайны и не спешат доверять их людям…
Я тоже люблю смотреть на звезды. Часто, как только стемнеет, я выхожу на балкон и ищу в темном небе Капеллу, самую яркую звезду в созвездии Возничего. Смотрю и вспоминаю Луэллу, девочку с этой далекой звезды.
Девочку, которая когда-то, много лет назад, возможно, жила на Земле. В Староволжске… Девочку, с которой я дружил. Девочку, которая навсегда осталась в моей памяти…
А потом я ухожу в комнату, достаю из книжного шкафа альбом с фотографиями.
И смотрю на фото, которое подарила мне эта девочка. Кубинская девочка с красивым и звучным, как добрая мелодия, именем — Марисель Ландровес.
Смуглолицая кубинка с густой копной черных волос, волнами спадающих на узкие плечи. Кубинская девчонка, выдумщица и фантазерка, которая однажды сказала мне, пряча ликующую усмешку в хитринках агатовых зрачков, что она прилетела с другой планеты. Прошли годы, и сама Марисель, наверное, давно уже забыла свои слова, случайно сказанные во время веселой детской игры.
Слова, в правдивость которых почему-то хотелось поверить сразу. Они почему-то запали мне в душу, и когда Марисель уехала на Кубу, появилась эта грустная сказка. А может быть, совсем и не сказка…
И вот я держу в руках фотографию. Марисель и ее подруга Фиделина сняты во весь рост. Они стоят на фоне старинного дворца, построенного двести лет назад по повелению Екатерины Второй. Путешествуя из Петербурга в Москву, великая русская императрица любила останавливаться в древнем Староволжске.
Фотография была сделана в июне 1983 года. Когда мы вместе ходили по залитым горячим летним солнцам улицам города, рассматривая старинные здания. Вернее, здания рассматривали девчата, а я рассказывал им о том.
Что я знаю о тех исторических памятниках, мимо которых мы проходили.
На площади перед дворцом к нам подошел фотограф, молодой веселый парень с добрым взглядом синих глаз. И предложил сфотографироваться. Он еще как-то странно подмигнул мне, словно мы были знакомы…
Фотографироваться я не стал. А вот девчата согласились.
И вот передо мной лежит эта фотография… Она ничуть не изменилась. Даже не пожелтела, как другие. Такая же новая фотокарточка, как и тогда, когда мне было тринадцать с небольшим лет. А Марисель и Фиделине — по двенадцать.
Кажется, это было только вчера…
Но нет! Это было очень давно. Я даже не помню, сколько лет прошло. И оттого вымысел слился с реальностью, и уже трудно отделить быль от выдумки.
И вот я смотрю, как уже смотрел много раз, на старый снимок — привет из далекого детства. И вижу двух девочек. Одна — невысокая, в мальчишеской стрижке, круглолицая, большеглазая. Это Фиделина. Почему-то очень похожая на Наташу Гусеву — Алису Селезневу из фильма «Гостья из будущего». Другая — смуглая, черноволосая, с веселыми искорками в черных бусинках зрачков.
Марисель… На обеих — советские джинсы и футболки. Только на Фиделине футболка белая, а на Марисель — ярко-красная. Правда, фотография черно-белая, и поэтому футболка на Марисель кажется темной. Но я хорошо помню, что Марисель в то лето ходила в красной футболке…
На футболке видны смутные очертания старинной церкви со множеством колонн над порталом и двумя башнями по бокам. Над церковью идет надпись по-испански: «HABANA VIEJA» — то есть «Старая Гавана». Надпись видна нечетко, можно различить лишь несколько букв. Но это не так уж и важно…
Я же помню, что Марисель носила красную футболку, на которой был изображен Кафедральный собор Гаваны, опоясанный надписью на испанском языке. И хорошо помню, что в тот день, когда Марисель фотографировалась, на ней была надета именно эта футболка…
Черные волосы Марисель, не перехваченные ленточкой, разбросал в разные стороны ветер и она придерживает их рукой, чтобы они не закрывали лицо.
Марисель стоит вполоборота к Фиделине и весело смеется. Наверное, это я чем-то насмешил ее…
Я переворачиваю фотографию и читаю на обратной стороне: «Не испровимому любителю фонтастики. 6 июня 1983 года. Куба-СССР — дружба». Марисель и Фиделина». Фотографию подписывала Марисель. Фиделина стояла рядом и диктовала по буквам, чтобы Марисель не ошиблась. Но Марисель все равно написала неверно. С ошибками в двух словах — «неисправимый» и «фантастика». Их надо бы подправить. Но зачем, если они написаны рукой Марисель? Значит, так и должно быть…
Да и чего требовать от двенадцатилетней кубинской девчушки, для которой русский язык не был родным? Чего требовать от инопланетной девчушки, которая…
Впрочем. Я так и не могу сказать с уверенностью, была ли она на самом деле. Марисель действительно в шутку сказала мне, что она инопланетянка, но Луэллу придумал я сам, когда уехала Марисель.
В глухой тоске я бродил по опустевшему «кубинскому двору», сокрушенно заглядывая в знакомые окна на первом этаже, в тайной надежде увидеть за стеклом знакомое лицо. Вот сейчас Марисель, как вчера, выбежит во двор.
Помашет мне рукой… Задорно улыбнется… Скажет: «Ты здесь? А я думала, сидишь дома и читаешь дурацкую фантастику про инопланетных пришельцев…»
Но я не обижусь на нее. Как я могу обижаться на Марисель, она же такая красивая девчонка…
Но Марисель не выходила во двор. А мой взгляд, как в тупик, упирался в окна, заляпанные грязно-белой известкой. Окна в грязных потеках холодной дождевой мороси, пустые и безжизненные… То есть не совсем безжизненные: за окнами сновали какие-то неясные, смутные тени. Тени маляров — слегка подвыпивших рабочих, которые делали в опустевшей квартире капитальный ремонт. Готовили осиротевшие стены к приему новых жильцов.
И не этим ли промозглым июльским днем, глядя в пустоту заляпанных известкой окон, я и придумал Луэллу, девочку с далекой звезды?
Я придумал сказку, в которой еще не было трагического финала, потому что мне очень хотелось снова увидеться с Марисель. Потому что попасть на планету, которую придумал ты сам, гораздо легче нежели поехать в страну, расположенную на одной планете с тобой.
Достаточно лишь поднапрячь воображение, которое пересекает любую вселенную быстрее мысли…
И получилось так, что, вспоминая кубинку Марисель, я вспоминал и инопланетянку Луэллу. Их соединила общая память. Грустная память об уходящих вослед за косыми струями холодного дождя сказкам остававшегося где-то за дальними горизонтами детства.
И еще я знаю одно: все было именно так!
Даже если я что-нибудь придумал. Потому что придуманное очень легко может стать реальным. Стоит только очень сильно захотеть…
…Я смотрю на старое фото, когда мне становится особенно грустно. Когда наваливается глухая тоска. Желтая, как грязная речная вода. Беспощадная, безысходная тоска по счастливым временам навсегда ушедшего детства. Ведь там остался я сам, остались мои друзья-кубинцы. С которыми, скорее всего, я уже никогда не увижусь.
И, чтобы хоть на мгновенье вернуться к ним, я достаю эту фотографию.
Словно она- единственная ниточка, которая связывает меня с ушедшим детством.
Я смотрю, как весело смеется Марисель-Луэлла, как задорно блестят ее озорные черные глаза, как шаловливый ветерок треплет ее длинные черные волосы. Смотрю, как задумчиво и грустно улыбается мне так похожая на обычную русскую девчонку — пройдет мимо, и не заметишь в пестрой уличной толпе — Фиделина.
И чувствую, что они и сейчас рядом со мной, две неразлучные подруги.
«Сиамские близнецы», как в шутку называли их во дворе…
А если Фиделина рядом, если вместе с ней Марисель — то это значит, что я не одинок. Что мои друзья и сейчас рядом со мной. Хотя бы на фотографии…
Все равно наша детская дружба навсегда осталась с нами.
И от этой доброй мысли сразу становится как-то теплее и легче на душе…