Элина.

Маленькая девочка с чёрными волнистыми волосами и россыпью золотистых веснушек на смугловатом лице. Лице добром и обаятельном…

И — пристальным взглядом больших антрацитово-чёрных глаз, увенчанных длинными пушистыми ресницами. Глаз, в угольных зрачках которых грустно отражался окружающий мир.

Там, в лагере, ей не исполнилось ещё и одиннадцати…

Элина очень любила бегать, играть в догонялки…

— Догони меня! — звонко кричала она Димке. И легко, упруго, словно к её загорелым ногам были прикреплены эластичные пружины, бежала вприпрыжку, высоко взлетая в лазоревую синь неба, и оранжевая футболка выбивалась из синих, с двумя золотистыми якорьками по бокам, шорт, открывая шаловливому ветру смуглый живот с засохшими корочками царапин и ссадин. И Димка невольно любовался Элиной — такая она в лучах южного солнца была изящная и грациозная…

Димке даже казалось, что перед ним не обычная иностранная девочка, а таинственная маленькая фея из волшебной сказки, которая слетела с пера мудрого и доброго сказочника, когда он коснулся остриём белого листа бумаги… Она, эта фея, ожила, пришла в наш реальный мир, потому что сказочнику очень хотелось вдохнуть в неё жизнь.

Или потому что Димка давно хотел познакомиться с такой девочкой?..

…Солнце скрылось за лёгким облачком, волшебные чары рассеялись, и Димке уже не казалось, что он видит сказочную фею… Перед ним стояла обычная девочка десяти лет, — маленькая, непоседливая, порывистая… Она остановилась в нескольких метрах от Димки, подпрыгивая на месте от живого нетерпения, пытаясь вовлечь его в весёлую игру.

И Димка неторопливо шагнул к Элине.

А она порывисто быстро на одной ноге вокруг себя, — чёрные волосы длинными волнами по русалочьи обвили тонкие плечи.

Вскинула к небу опалённые жарким солнцем тонкие руки — и вдруг, стремительно сорвавшись с места, побежала по сухой каменистой тропинке…

Элина бежала, не оглядываясь. Потому, что знала, что Димка во весь дух бросится за ней…

И ребята мчались друг за другом, не чуя под собой ног.

Мчались по высокой, круто обрывающейся в сверкающие под жаркими лучами южного солнца пенисто-бирюзовые волны, бровке каменистого берега, кое-где поросшего душистой изумрудной травой, которая приятно щекотала босые ноги.

Они бежали — Элина впереди, а Димка за ней…

…Однажды Элина остановилась на отвесной кромке крутого обрыва, и, пронзив Димку неунывающим взглядом, плавно оторвалась от каменистого суглинка, словно хотела, подобно чайке, взлететь в голубую высь неба и, по-спортивному прогнувшись, высоко вскинула позолоченные мягким загаром тонкие руки, словно желая, коснутся кончиками пальцев раскаленного шара далёкого солнца — вдруг полетела с пятиметровой высоты вниз, в угрюмую морскую пучину, не боясь, что коварно клокочущие волны разобьют об острые прибрежные камни…

А Димка, восхищённый не девчоночьей смелостью Элины — ни одна девчонка из его класса не бросилась бы так отважно в угрюмую пену морских волн! остановился на зыбком краю клокочущей бездны, и, затаив дыхание, смотрел, не отрывая восторженных мальчишеских глаз, как легко, играючи рассекает хмурые морские волны маленькая хрупкая девочка в красном купальнике…

И подкрадывалось к груди какое-то странное, непонятное, неосознанное, тёплое чувство…

Элина весело махала Димке рукой, что-то кричала ему на своём родном языке, нежно-певучие звуки которого пронзительно летели в чистое, высокое гулкое небо, нежно обнимающее землю лиловой голубизной.

Димка не знал языка Элины, но понимал, что она зовёт его к себе. Хочет, чтобы он, призрев леденящий душу, жуткий страх высоты, смело шагнул в пенные волны.

Но осторожный Димка не отважился сломя голову сигать в кипучие волны игривого моря. Нет, он не был трусом. Просто был осторожным. Наслушавшись историй о коварстве морских волн, которые, играя, часто уносили на дно даже опытных пловцов, он с трудно скрываемой неприязнью относился даже к спокойному морю, наглухо скованному безмолвными цепями штиля… А что говорить, когда тёмно-синие волны начинают играть, зеленовато-белой пеной, шумно набрасываясь на отвесную стену берега, подмывая её, пытаясь обрушить, раскрошить, утопить!..

Это Элине не привыкать, она родилась у моря, и знает его коварные повадки, и сумеет, если будет надо, выбраться на берег… А он, Димка, лучше найдёт безопасную тропинку и спустится по ней к песчаному пляжу, когда туда выберется Элина…

Тропинку найти не составило труда. Высокий берег в одном месте полого спускался к самой воде, и Димка, подгоняемый колючим ветром, побежал к пляжу по топтаной тысячью ног каменистой тропинке, извилисто лавирующей между глыбастыми пластами морщинистого суглинка, поросшего чахлыми кустиками золотистого дрока.

А Элина — мокрая, с прилипшими к лицу матовыми прядями блестящих на солнце растрёпанных тяжёлых волос, уже сидела, поджидая Димку, на омытом прозрачными волнами ярко-золотистом песке. Пляж острым клинком врубался в сиреневую морскую даль, плотно слитую с лазоревой линией далёкого горизонта.

А Элина сидела на песке, радостно улыбаясь…

И как только Димка подбежал к ней, она быстро вскочила на ноги, снова что-то крикнула на своём певучем языке и опять побежала от Димки. Она бежала по мокрому песку, высоко поднимая тонкие, как стебли одуванчика того гляди переломятся! — загорелые ноги. Она размашисто, уверенно лупила пятками по лениво выползшей на берег прозрачной волне, и летели во все стороны разноцветные жемчужины, искрясь серебром под туго натянутыми стрелами солнечных лучей, Димка бежал следом за Элиной, и из-под его босых ног тоже летели во все стороны шаловливые стайки хрустальных капелек брызг. И когда едкая морская соль остро обжигала разгорячённое стремительным бегом лицо, Димка подставлял его тугим струям сухого ветра, летевшего с гор, и он слизывал соль горячим шершавым языком. Димке было приятно, хотя и щекотно. И он смеялся… И Элина смеялась вместе с ним…

Им, двум друзьям, которые случайно встретились на этом добром морском берегу, было по детски хорошо и приятно вместе. Они были счастливы, потому что не думали в этот солнечный день у моря о том, что есть места на Планете, где такой же ясный солнечный день омрачён тревожным набатом сирены, возвещающей о начале бомбардировки; где морские волны багровы от крови, и где гибнут сейчас под бомбами и снарядами такие же, как Элина и Димка, мальчики и девочки, которым уже никогда не суждено подружиться…

Но Элина и Димка не думали о грустном. Зачем застраивать душу чужими страданиями, если можно, беззаботно смеясь, играть в догонялки, и верить, что в синем небе всегда будет сиять такое же жаркое солнце, и так же вечно будут плескаться прозрачно-аквамариновые., с проседью белых барашков, морские волны…

.. Набегавшись вволю, крепко сцепив мокрые ладошки, друзья побежали к лагерю. Извилистые тропинки, заросшие незнакомыми Димке душистыми южными травами и цветами, петляли между зеленых холмов. На самом высоком холме, рядом с лагерем, высилась приземистая стена древней крепости. Димка прочитал в книге, взятой в лагерной библиотеке, что когда-то эта крепость нависала над самым морем и представляла собой мощную цитадель, которая оберегала побережье от врагов-завоевателей и морских пиратов. Теперь же, столетия спустя, о неприступных бастионах, выдержавших не одну осаду, напоминала только серая стена, поросшая мхом, да квадратная башня, куда, пропуская мимо ушей запреты воспитателей и вожатых, — ещё сорвётесь, дураки, шеи себе посворачиваете, а нам отвечать! — любили лазить непоседливые мальчишки.

И Димка тоже любил.

Вместе с Роберто…