— Новобранцы! Храбрые защитники рейха! — поднявшись на открытую платформу, начал свою речь Карке. — Вам дважды дьявольски повезло.

— В чем? — спросил кто-то из шеренги мерзнущих возле дрезины солдат.

— Ну, прежде всего, вы, сопляки, попали не на фронт, а на курорт. Взгляните на эти небесные сосны и ели. Что это такое? Это, желторотые птенцы, Брянский лес. Целебный бальзам! Не скальте зубы. Это говорит вам человек, уже изрядно понюхавший этого бальзама. Не один я нюхал. Многие нюхали. Но, к сожалению, они не могут подтвердить этого по той лишь причине, что отнюхались и лежат под этими соснами. Почему лежат? Да потому, что нюхали не только бальзам, но и порох. Вам тоже придется нюхать и то и другое. За талию и вес не беспокойтесь. Хозяева здешнего курорта растолстеть не дадут. Они применяют массажи. Бег по болотам от дзота к дзоту.

Карке поправил на голове одеяло, оторвал от ноздри сосульку.

— Вот это первое преимущество вашей службы. Второе. Вы будете служить на знаменитом бронепоезде фюрера "Черная шаль"! Наша "Черная шаль" в сутки раз выходит на линию Брянск — Сухиничи и подбирает на железной дороге убитых солдат рейха. "Черная шаль" за свой рейс привозит по две платформы. Иногда нам приходится прицеплять и третью… Затем наш бронепоезд идет на линию Брянск Орел и привозит оттуда по две платформы убитых партизанами. После этого мы отправляемся на линию Брянск — Рославль и привозим также одну-две платформы. Как видите, работа нетрудная. Пугать партизан и собирать убитых. Вас тоже, если убьют, доставят на "Черной шали" прямо на кладбище. А кладбища здесь, в Брянских лесах, роскошные! Березовые кресты. Березовые заборы… И ряды, ряды… По сто, двести могил в шахматном порядке, по шнурочку. И на каждой могиле каска. Лично фюрер разрешил. Не поскупился.

Карке протопал в набитых сеном корзинах поближе к краю платформы, проводил глазами полетевших на свалку ворон, заговорил снова:

— Если вы отличитесь в бою, то знайте: вас похоронят с особыми почестями без кальсон и мундира.

— А кальсоны и мундир куда же?

— Их отошлют в национальный музей Берлина. Мои кальсоны уже висят там рядом с кальсонами Кайзера и Бисмарка.

— Позвольте, господин фельдфебель, разве вы были убиты?

— Я был тяжело контужен. И потому вещи мои послали в музей, а ордер на сорок семь десятин земли отослали моей любящей супруге. Так что она теперь на всю жизнь обеспечена… Ваши ордера на два гектара леса также отошлют вашим женам. У вас есть жены? Хорошо! Любите их. Они великие труженицы и патриотки. У моей жены полгода был на квартире штурмовик Отто. Сейчас у нее квартирует другой. И, как пишет моя соседка, он моей супругой также очень доволен. Но достаточно о женах. Позвольте, я вам лучше расскажу о себе и своих боевых заслугах перед рейхом и фюрером. Так вот. В боях под Москвой я сильно отличился — лично спас от гибели до батальона пехоты. Как я спасал — это долгая история. Скажу лишь коротко. Я разводил блох и снабжал ими плохо одетых солдат и офицеров своей егерской дивизии. Прокурор армии усмотрел в этом преступление и определил мне за вымогательство и грабеж смертную казнь через повешение. Но судьи разобрались и увидели: все мои клиенты, снабженные блохами, чесались по ночам, не спали и не замерзли. И тогда за находчивость, а точнее, за распространение блох меня наградили Железным крестом. Второй Железный крест я получил также за находчивость, которую проявил во время нашего грандиозного наступления назад из-под Москвы.

Карке устал говорить стоя. Он сел на край платформы и, свесив засунутые в корзины ноги, раскачивая ими, продолжал:

— Так случилось, что мы, преграждая дорогу русским, побросали на дороге всю свою технику. У нас в роте осталась только одна бельгийская ломовая кобыла. Разгорелся спор, что с этой кобылой делать. Съесть ее или использовать как тягловую силу? Одни кричали: "В котел ее, бродягу!" Другие: "В телегу! Пусть везет обмороженных". Я же, оставшийся за командира роты (нашего двенадцатого командира разорвало снарядом), распорядился по-своему. Привязал к хвосту кобылы веревку, сам сел верхом, а солдатам приказал взяться за веревку и бежать следом. Так мы наступали назад до самых Сухиничей. А в Сухиничах меня опять судили за то, что я, сидя на бельгийской кобыле, распевал песенку "Вперед, кобыла, ты не забыла дорогу, милая, домой". Прокурор усмотрел в этой песенке какой-то разлагающий дух и потребовал мне смертной казни, но господа судьи увидели другое. В то время как в других ротах померзла в пути половина солдат, у меня не окочурился ни один. К тому же наступали мы назад быстрее всех подразделений. За это помимо Железного креста мне присвоили звание фельдфебеля, и вот теперь я командую вами, ослами. Вы же, смотрю, приехали на Восточный фронт, как в Бельгию, на прогулку.

Где ваши теплые вещи? Почему вы не запаслись шалями, одеялами, конскими попонами, пуховыми подушками? Бюстгальтерами на уши? Вы что думали? Все это вам фюрер на подносе предоставит: "Одевайтесь, герои рейха. Воюйте. Не гнитесь, как собаки". Наивные дети. Фюреру некогда думать о каких-то там платках и теплых рейтузах на ваши дурные головы. Вы сами обязаны позаботиться о своем обогреве. Посмотрите, как утеплен ваш командир. Шик! Красота! Блестящий пример для подражания. Я непрошибаем ни морозом, ни пулями! А вы? Вы что, рассчитывали тут, в Брянских лесах, раздобыть теплые вещи? Поздно хватились, субчики. Поздно! Мы тут все уже подчистили до вас.

— А что же нам делать? — клацая от холода зубами, спросил один из новичков, укутанный в белую скатерть. Карке почесал переносицу, кашлянул в кулак:

— Ладно. Не горюйте. Два рейса за убитыми, и утеплим вас всех. Надо полагать, у отдавших богу душу будут теплые вещицы. Только чур. Если кому попадется чернобурка, на худой конец лисица — отдать лично мне, а я ее пошлю с рапортом дальше по команде. Но прошу не подумать, что ваш командир жулик, мошенник и прикарманит трофей. Нисколько. У меня уже была чернобурка. Так я ее тут же отдал своему фельдфебелю. Тот объявил мне благодарность и лично понес реквизированный мех по команде дальше, да жаль, не донес. По дороге в тыл чернобурку разорвало снарядом «катюши». От нее остался только хвост, зажатый в оторванной руке фельдфебеля.

Карке посмотрел на свои ручные часы, заторопился:

— Извините, я немного увлекся рассказом. Пора кончать. Нас ждет большая работа. Вчера на железной дороге Брянск — Рославль партизаны взорвали мост через Десну и пустили под откос поезд, в котором ехало много отпускников на рождественские праздники. Так вот, семь вагонов мы уже вывезли на кладбище. Даже те, что оказались подо льдом, очистили, а вот с одним придется повозиться. Черт знает, как он на фермах моста оказался? Взлетел туда вверх колесами и висит. Говорят, в нем какая-то важная шишка едет. Сегодня ее мостовым краном вызволять будут. Так что по местам. Заводи моторы! Вперед за шишкою!