Полицейские в жилетах ярко-желтого анилинового цвета сто раз проверили приглашение Марка на пути от бульвара к подземной стоянке Tele Мах.
На другой стороне, по периметру, разгороженному металлическими барьерами и оцепленному спецназовцами в касках с дубинками в руках, стояла огромная толпа.
Люди много часов терпеливо ждали под проливным дождем, им и на мгновение не приходило в голову, что у них нет ни малейшего шанса увидеть Духовного Учителя.
Tele Мах, не желая рисковать, послал за ним в Версаль лимузин и охрану. Ничто не должно помешать Ваи-Каи попасть на передачу Омера —и уж конечно не толпа его безумных сторонников. Бронированный лимузин с затемненными стеклами привезет гостя на подземную стоянку здания, там его встретят и проводят прямо в студию ток-шоу.
Од Версан по секрету сообщила Марку, что канал получил полную поддержку властей XV округа и мэрии Парижа. Подобные меры предосторожности принимались вовсе не для того, чтобы защитить жизнь Духовного Учителя —канал хотел обезопасить себя и передачу.
Максу Ангрезо понадобилось сделать всего несколько звонков влиятельным приятелям, чтобы добиться того, что злые языки —каналы-конкуренты —называли беспрецедентно наглыми льготами.
После встречи с Од Версан Марк провел небольшое расследование: прежде чем выкупить канал-банкрот, вывести его в число грандов европейского телевидения и успешно влезть в американскую сеть, Макс Ангрезо продавал оружие. Деньги он сделал, торгуя с африканскими странами. Он так или иначе участвовал во всех государственных переворотах, сотрясавших Западную Африку, был одним из творцов убийственной политической нестабильности в регионе, замешанным во множестве политических и финансовых скандалов.
Выйдя из дела, он занялся спортивным бизнесом, создав сеть оздоровительных центров, которые потом выгодно продал инвесторам из Персидского залива.
У Макса Ангрезо осталось много влиятельных друзей-политиков —злые языки конкурентов болтали, будто он раздал невероятное количество взяток правым и левым, чтобы заиметь союзников в том и другом лагере. Ко всеобщему изумлению, Высший совет по надзору передал Tele Мах —убыточный государственный канал —именно Максу Ангрезо, обойдя других —более профессиональных и респектабельных —претендентов. Макс Ангрезо был деспотичным мерзавцем с инстинктами и интуицией хищника: он легко нарушил торжественную клятву сохранить творческий коллектив и уволил всех прежних сотрудников. Фирменным знаком его канала стала гремучая смесь провокации, вульгарности и развлекухи, что быстро принесло свои плоды —рейтинг у канала стал запредельным. Если кто-то из судей начинал вдруг от нечего делать цепляться к этому человеку, он мгновенно оказывался в какой-нибудь отдаленной провинции, а то и на заморской территории —тем хуже для тех, кто все еще верит в принцип разделения властей.
По мнению анонимных информаторов Марка, идея пригласить Ваи-Каи на передачу безусловно была подсказана министром внутренних дел на охоте в Солони.
Именно там впервые зашла речь о растущей угрозе, исходящей от движения новых кочевников, и было принято решение: лучше и легче всего будет дискредитировать Христа из Обрака, пригласив его на ток-шоу Омера.
Макс Ангрезо согласился тем охотнее, что мгновенно оценил всю выгоду, которую сможет извлечь из этой операции лично для себя.
Од Версан призналась Марку, что голосование телезрителей в конце передачи —полная туфта, о результатах договариваются заранее, в интересах той или другой группы влияния. Марк не знал, почему она вдруг так разоткровенничалась, возможно, захотела разделить с кем-нибудь тяжкий груз нечистой совести. Она, конечно, взяла с Марка клятвенное обещание не разглашать полученные от нее сведения в газете, но это была опасная игра. Од Версан была чем-то похожа на тех пожарных-пироманов, чья задача —борьба с огнем, она несколько минут наслаждалась той странной властью, которой наделяет человека знание тайны.
Помощница Омера даже выдала Марку приглашение на ток-шоу Омера. Он даже спросил себя —о, мужское тщеславие! —не завлекает ли она его. Их беседу прервала ворвавшаяся в комнату продюсерша Марита Кёслер.
Марк помнил ее как женщину сухую, властную, всегда играющую по правилам жестокого мира телевидения.
Перед тем как въехать на стоянку, он бросил короткий взгляд на плотную молчаливую толпу, мокнущую под дождем за ограждением. Его дочери находились где-то в гуще этого людского моря, которое все прибывало и прибывало. Тоня, его старшая, сказала накануне по телефону, что они с ребятами пойдут к зданию Tele Мах, чтобы увидеть Ваи-Каи, на сайте в Интернете вывесили возможный путь его проезда из Версаля в Париж. Он попытался отговорить дочь: Там будет слишком много народу, вы ничего не увидите, к тому же на завтра обещан сильный дождь, будет много других возможностей... Он осекся, не договорив. Возможно, другого шанса не будет, в стенах Tele Мах Ваи-Каи ожидало не только унижение и общественное осуждение, но и приговор, который немедленно приведут в исполнение. Когда Марк остановился у будки охранника, чтобы предъявить приглашение, толпа снесла ограждения и хлынула на бульвар. Спецназовцы попытались восстановить порядок, но их мгновенно смяли. Сотни людей оказались на освободившемся пространстве, дубинки обрушивались на головы и спины, слезоточивый газ смешивался с дождем и кровью, капал в лужи.
—Назад, черт бы вас побрал! Мне приказали никого не пускать, пока все не успокоится!
Охранник, крупный мужик лет тридцати, вернул Марку приглашение, отодвинул загородку и наклонился к щитку. Он отвлекся всего на несколько секунд, но Марку показалось, что какие-то тени проскользнули за машинами и скрылись на стоянке. Горстка смельчаков решила воспользоваться ситуацией, чтобы пробраться внутрь. Охранник был слишком занят, чтобы следить за экранами видеонаблюдения. Проезжая, Марк видел в зеркале, как человек в униформе без сил опустился на стул.
* * *
Скоро должны были начаться первые репетиции, и участники передачи стали рассаживаться по местам.
Как это всегда бывало при посещении телевидения, Марк поразился, как сильно различались лицо и изнанка студии. Ему пришлось пробираться по пустой площадке, где по полу змеились провода, валялись какие-то деревяшки, куски фанеры и пластика. Потом он прошел под нагромождением стропил и перекладин и оказался на площадке: "фирменные" кричащие цвета шоу Омера гармонировали с ярким костюмом и огненно-рыжей шевелюрой ведущего. Целая армия рабочих лошадок суетилась вокруг пустых стульев и камер. Марк заметил Од Версан и Мариту Кёслер —они что-то бурно обсуждали в углу за декорацией. Обе курили, несмотря на развешанные повсюду таблички со строгой надписью "Курить строго воспрещается!". Марк с трудом поборол желание достать сигарету: что позволено одним, не всегда можно другим, а он не хотел привлекать к себе лишнее внимание. Он устроился на одной из скамей наверху рядом с женщиной, чьи загар, худоба, платье, прическа и массивные золотые брелоки сразу выдавали жительницу XVI округа или Нейи. Она окинула Марка оценивающим взглядом, решила, что он не из ее курятника, и утратила всякий интерес.
Репетиции начались за полтора часа до начала передачи.
Под репетицией понималось выступление клоуна-распорядителя, который должен был разогреть зал, научить публику аплодировать в строго определенные моменты и только по его команде, смеяться —как можно громче —шуткам Омера. Кроме того, избранные счастливчики, ведь это великая честь —быть приглашенным на самую популярную передачу французского телевидения всех времен и народов, надеюсь, все это понимают? Дааааа. А? Не слышу? А ну-ка, громче!
ДААААА. Так-то лучше... Так вот, дамы и господа, не забудьте облегчиться до начала передачи, особенно вы, дамы, вечно с вами всякие сложности, ха-ха-ха... Что?
Не слышу! Громче! ХА-ХА-ХА-ХА-ХА... Потом будет поздно.
И не ковыряйте в носу, не зевайте и не чешите яйца, поняли, господа? Что? Не слышу! ХА-ХА-ХА! Никогда не забывайте, что камера может в любой момент вас застукать, покажет крупным планом —и что тогда скажет ваша бедная мамочка, или соседи, или коллеги, что о вас подумают? И не вздумайте запустить руку за корсаж соседки, поняли, господа?Ха-ха-ха... Громче! ХАХАХАХАХА.
Соседка Марка изо всех сил хлопала, когда публику просили аплодировать, радостно хохотала, если давали команду смеяться, свистела и улюлюкала за милую душу, получив приказ выразить неодобрение. Забыв о манерах великосветской дамы, она становилась девчонкой, радующейся представлению в театре Гиньоль. Она была не одинока: публика, за исключением зрителей двух первых рядов —это были все сплошь улыбающиеся девицы в телегеничных декольте, —состояла сплошь из богатых бездельниц, и все они прекрасно себя чувствовали на судилище Омера. О-о-о, они обожали этого эксцентричного дьяволенка, он такой мииилый! Эти люди пришли, чтобы поприсутствовать на распятии Христа, как когда-то буржуазки толпились у подножия эшафотов, наслаждаясь зрелищем казней. В море шелестящего шелка, блеска драгоценностей и аромата дорогих духов попадались и мужчины в строгих костюмах, но их было немного.
Марк в который уже раз спросил себя, все ли в порядке с его дочерьми, не затоптала ли их разбушевавшаяся толпа. "Бывшая № 1" не знала, что они отправились на встречу учеников Ваи-Каи. Она бы поразилась, узнав, что вся ее маленькая семья —не только дочери, но и бывший муж (спорадически исполняющий роль любовника!) —отправилась на встречу с "этим мошенником из Обрака, новым Жеводанским чудовищем". "Бывшая № 1" лелеяла свою душевную несчастливость в маленьком домике в парижском предместье и скорее всего сидела сейчас перед телевизором, как три четверти населения страны. Возможно, то же самое думает и Шарлотта (кстати, она сдержала слово и после той ночи ни разу не появилась в его жизни!)?
—Вы из этих?
Хрипловатый голос соседки вырвал Марка из глубокой задумчивости. Она смотрела на него с настойчивым любопытством, как исследователь-этнолог, встретивший на неизведанной земле достойного внимания дикаря. Он вдохнул полной грудью запах ее дорогущих духов.
Натянутая кожа лица, обрамленного белыми локонами, резко контрастировала с морщинистой шеей. Пластическая хирургия.
—Простите?
—Из учеников этого не-разбери-поймешь, Христа из Обрака?
Она обвела рукой сцену. На них оборачивались другие приглашенные, в их взглядах Марк читал подозрительность.
—Учеником я себя назвать не могу, —ответил он, —но такая вот, с позволения сказать, охота мне не по душе.
—А кто говорит об охоте? —удивился седой господин, сидевший среди дам. —Мы просто должны поставить на место этого шарлатана и его приверженцев.
—Если поставить на место всех шарлатанов, на земле и людей-то не останется...
Появление первых гостей не дало спору разгореться.
Площадка изображала зал суда: справа —семь кресел для полемистов, в центре —"скамья подсудимых", узкий стул, на котором человек очень быстро начинал чувствовать себя неуютно, и, наконец, слева —подиум, где восседали Омер и его ассистентка.
Марк поежился, узнав гладкий череп и очки BJH. Он знал по газетам список приглашенных, но появление бывшего патрона во плоти на этом нелепом судилище напомнило, что ему в скором времени предстоит суд настоящий, схватка за собственные интересы.
Неделей раньше Марку позвонил адвокат, чтобы заявить об отказе от дела.
—Понимаете, старина, вы скрыли некоторые детали, которые могли бы помочь мне лучше понять характер ваших разногласий с "EDV"...
Наглое вранье. Профсоюз приказал адвокату выйти из дела, и причиной тому —заключенное с BJH перемирие.
Чтобы вернуть утраченную власть, профсоюзникам как воздух была необходима поддержка "живого символа свободной журналистики", поэтому следовало чем-нибудь пожертвовать. Профсоюз решил "отдать" опального журналиста, на время взятого под крылышко.
Марк решил защищаться самостоятельно —закон предоставлял ему такое право —и с головой погрузился в изучение прецедентов. Он не узнал ничего нового, но освежил в памяти законы, на которые собирался ссылаться, и надеялся выступить при разбирательстве на равных с адвокатом "EDV".
Марк узнал Мишель Аблер, психиатриню, у которой лет десять назад брал интервью в рамках расследования деятельности новых школ психоанализа. Она мало изменилась, разве что в коротко стриженных волосах появилось несколько седых прядей. Мишель была все так же похожа на паучиху в своем'черном костюме, с бесконечно длинными конечностями и гипнотическим взглядом темных глаз. Низкий голос психиатра так подействовал на Марка, что он во время разговора только и делал, что боролся с растущим желанием. Она об этом, конечно, знала и довольно улыбалась, но Марк тогда переживал странный период жизни, воображая, что может обладать каждой встреченной им женщиной (к счастью, со временем эта навязчивая идея прошла). Остальных экспертов Марк тоже знал —лично или понаслышке: Пьер Эстерель, биолог, убежденный сторонник генной инженерии; монсеньор Дюкаруж, официальный представитель французского епископата; Жак Манделье, депутат-социалист, председатель Наблюдательного совета по контролю за деятельностью сект; Жан-Эрик Шолен, генеральный директор "Альфаком". Единственной незнакомкой была дама, приглашенная говорить от имени семей, пострадавших от ваикаизма. Она не слишком уютно чувствовала себя в новом платье, явно купленном специально для передачи. В женщине была застенчивая и неловкая гордость крестьянки, на глазах превращающейся в королеву голубого экрана.
Шепотусилился, когда на площадке появились Омер с помощницей, Ваи-Каи и молодой человек в очках (Марк видел его на меловом холме в окрестностях Манда).
Трудно было вообразить людей менее совместимых, чем разряженная парочка телеведущих и Духовный Учитель, чем-то неуловимо напоминавший Ганди. Омер отправился поприветствовать экспертов, а его помощница подвела Ваи-Каи к стулу в центре сцены, где техник устанавливал микрофоны. Молодого человека в очках усадили в первый ряд между красотками в декольте. Клоун-распорядитель занял свое место и поднял над головой первую табличку, призывающую публику аплодировать.
Шлепшлепшлепшлеп... Что-что, не слышу? Шлеп-шлепшлепшлеп... Уже лучше! Еще! ШЛЕП ШЛЕП ШЛЕП...
Ладно, ладно, хватит, оставим немного на потом... ХАХА ХАХАХА.
Когда Омер и его соведущая вернулись наконец на эстраду, голос ведущего прозвучал как Глас Гневающегося Божества, и обстановка в студии мгновенно наэлектризовалась.
Наверху, над залом, стояли сотрудники канала, наблюдая за происходящим на "ристалище".
Духовный Учитель сел по-турецки на предложенный ему стул, нисколько не озаботившись эстетическим соображениями.
Он выглядел маленьким и хрупким в свете прожекторов, подогревавших душную атмосферу студии.
Гладкие черные волосы обрамляли бесстрастное лицо.
Марк вспомнил трагические глаза Пьеретты, стоящей перед камином на ферме в Обраке. Неужели она провидела этот страшный день, когда ее названого брата отдадут на растерзание журналистской братии, как бросают окровавленный кусок мяса своре голодных псов?
Распорядитель поднял вверх табличку, призывающую к молчанию. Напряжение усиливалось, воздух в студии сгущался, соседка Марка небрежным жестом одернула юбку, глухо звякнув браслетами. Эксперты не спускали с Учителя глаз: так смотрят боксеры на ринге за секунду до гонга, проводя психическую атаку.
—Заставка! —прогремел голос режиссера.
Разухабистая музыкальная заставка ток-шоу ударила по ушам публики, Омер в последний раз передернул плечами, разминая шею, и вот уже его лицо и огненная шевелюра появились крупным планом на вспомогательных экранах, встроенных в декорации.
—Добрый вечер, дамы и господа, добро пожаловать на передачу!
Бурное начало —фирменный элемент ток-шоу Омера.
Аплодисменты, призывает табличка. Шлепшлеп-шлепшлепшлеп. Громче, умоляет распорядитель, отчаянно жестикулируя и строя рожи. ШЛЕП ШЛЕП ШЛЕП.
Он поднимает палец, благодаря зрителей, и жестом призывает восстановить тишину.
—Как обычно, со мной сегодня в студии очаровательная Марианна. Ваши аплодисменты, дамы и господа!
На экране крупным планом появляется улыбающееся лицо молодой женщины —черт, до чего же она телегенична!
А сиськи какие! Табличка, аплодисменты, команда дирижера, тишина...
Пока Омер представлял гостей в студии, Марк спрашивал себя, откуда появится убийца. Из разговоров с информаторами следовало, что Ваи-Каи не уйдет живым из здания Tele Мах, но никому не удалось выяснить, какого именно убийцу наймут. У Марка теплилась слабая надежда, что он сумеет помешать казни, но из-за отсутствия точных данных рисковал сам получить шальную пулю в голову или разлететься в клочья при взрыве.
А он, несмотря на все сложности, на издержки возраста и грозный призрак разорения, умирать не хотел.
Марк не чувствовал в себе призвания мученика.