Глава десятая,

которая по возможности кратко повествует о том, как стиль чэнь тайцзи-цюань из провинции Хэнань попал в Пекин и как практиковавший его в Пекине мастер Чжан Шаньмин в итоге оказался в Москве

Тот, кто прочел некоторое количество жизнеописаний патриархов ушу, в какой-то момент обратит внимание, что любой мастер, желающий основать свою школу, непременно должен откуда-то куда-то приехать. Чтение биографий великих ушуистов раз за разом укрепляет в мысли о том, что создать собственную школу, что называется, по месту жительства попросту невозможно. Разумеется, вдумчивый читатель, которому свойственен исследовательский подход, не станет из-за этого отрицать существования школ, основанных патриархами-домоседами – Китай все же большой, – однако ему придется признать, что про подобных патриархов по какой-то причине не было написано ни одной стоящей книги.

В истории стиля тайцзи-цюань найдется не один эпизод, подтверждающий справедливость этого утверждения. Согласно канонической версии, основателем стиля является Чэнь Вантин ( ), живший в XVII веке на севере Китая. Он получил хорошее образование, успешно сдал экзамены и поступил на службу в императорскую гвардию. Однако времена были неспокойные, в 1644 году Пекин был взят армией восставших крестьян, а последний император династии Мин покончил жизнь самоубийством, повесившись на дереве в императорском саду. Междуцарствие продолжалось недолго, и вскоре власть в стране перешла к маньчжурской династии Цин. Служить новому императору Чэнь Вантин не захотел и ушел с государственной службы, в какой-то момент осев в фамильной деревне Чэньцзягоу уезда Вэньсянь северокитайской провинции Хэнань. Название этого населенного пункта говорило само за себя: с китайского Чэньцзягоу переводится как Овраг семьи Чэнь. К тому моменту семейство Чэней жило в этих местах уже триста лет, с XIV века. Начиная с Чэнь Вантина, историки тайцзи прослеживают непрерывную линию передачи традиции до наших дней.

Поворотным пунктом для фамильного стиля Чэней стало появление в деревне мальчика, которого звали Ян Лучань. Родившийся в 1799 году в уезде Юннянь провинции Хэбэй мальчик не принадлежал к роду Чэней, но именно его деятельность впоследствии привела к тому, что тайцзи-цюань стал одним из самых распространенных стилей китайского ушу Дело было в начале XIX века, когда фамильные школы ушу были закрытыми для посторонних, и надежда на то, что Чэни согласятся обучать Яна своему стилю, была слабой. Однако юноша был одержим желанием научиться этому искусству и упорство в конце концов позволило ему достичь желаемого: сначала его взяли в дом 14-го патриарха стиля Чэнь Чансина ( ) обычным слугой, а через три года, когда выяснилось, что парень тайком подсматривает за тренировками и терпеливо отрабатывает увиденное, не только не выгнали, но и позволили продолжить занятия. Чэней поразила настойчивость, упорство и талант молодого Яна, который, не получив ни одного официального урока, сумел самостоятельно освоить азы стиля.

Пройдя шестилетний курс обучения, повзрослевший Ян вернулся в родной уезд Юннянь и некоторое время жил там, практикуя стиль и передавая ученикам то, чему научился в Чэньцзягоу Впоследствии, когда Ян стал одним из лучших мастеров своей провинции, он получил приглашение в столицу, где поначалу преподавал тайцзи в императорских казармах. Вскоре выяснилось, что Ян был не только одаренным ушуистом, но и прекрасным педагогом: количество учеников росло, среди них появились чиновники императорского двора, и в какой-то момент мастеру поступило предложение начать тренировки во дворце принца. В отличие от основной массы занимающихся, цинские вельможи в первую очередь интересовались оздоровительными аспектами тайцзи, а прикладные – боевые – техники пользовались у них значительно меньшим спросом. Наблюдательный Ян Лучань не оставил это обстоятельство без внимания и в какой-то момент начал менять форму, которой его научил патриарх Чэнь Чансин. Комплекс, который Ян преподавал в Пекине, становился все более плавным, мастер убирал из него резкие ударные движения и многочисленные прыжки. Так был создан стиль, который ученики Яна Лучаня впоследствии стали называть ян-тайцзи.

Однако на этом история не закончилась. Прослышав о том, что фамильный стиль стал популярен в Пекине, обитатели Оврага семьи Чэнь решили, что и им пора попробовать свои силы на педагогическом поприще. Покорять столицу отправилась племянница Чэнь Факэ, одного из самых перспективных молодых мастеров Чэньцзягоу. Довольно быстро выяснилось, что на эту роль девушка не тянет. Поначалу все шло гладко: она приехала, открыла школу и даже набрала какое-то количество учеников, но ее мастерство – гунфу, по свидетельствам современников, оказалось довольно слабым. В дальнейшем это могло привести к крупным неприятностям. В 1930-х преподающий ушу мастер должен был быть готов к тому, что по мере роста его известности к нему начнут приходить представители той или иной конкурирующей школы, которые убедительно попросят его продемонстрировать свое мастерство на их боках. Проигрыш или отказ от демонстрации мастерства в большинстве случаев приводил к серьезным имиджевым потерям и даже закрытию школы. Посовещавшись, Чэни решили отправить на замену племяннице ее дядю, того самого Чэнь Факэ.

На тот момент в Пекине уже работало довольно много хороших мастеров тайцзи, в том числе тех, кого подготовил Ян Лучань. Однако большинство из них совершенно не рассматривало вновь прибывшего в столицу Чэнь Факэ как конкурента – более того, другие мастера помогли ему устроиться в городе, так как причисляли и его, и себя к большой семье тайцзи. Интересно, что семья Чэней отправила молодого человека в Пекин недоучившимся: его учитель перед отъездом завил, что чтобы достичь в своей практике уровня большого мастера – да-ши, – парню нужны еще три года упорных тренировок. Надо сказать, что пекинские ушуисты, которые довольно скоро на своих боках испытали силу гунфу новой восходящей звезды из провинции Хэнань, гораздо раньше признали в Чэне Факэ большого мастера, чем односельчане, которые потом рассказывали, что Факэ достиг уровня да-ши только после того, как несколько лет проработал в столице.

Шаньмин совсем не верит в каноническую версию изобретения тайцзи в деревушке Чэньцзягоу Стоя рядом с ним и наблюдая, как его руки раскручивают спирали, в какой-то момент осознаешь, что движение, которое ты считал первым, на самом деле является продолжением того, которое вначале показалось тебе последним. То же и с историей создания тайцзи-цюаня – по мере погружения в вопрос обнаруживаешь, что стройный и, на первый взгляд, непротиворечивый канон вдруг превращается в одну из глав гораздо более древней и запутанной истории.

– Чэни любят рассказывать, что сами придумать тайцзи, но я больше верить другая история, что первый мастер тайцзи был даос из Уданя, который жить во время империи Сун. – Шаньмин с ходу прибавляет к канонической истории тайцзи четыре столетия: династия Сун правила в Китае в IX–XIII веках. – Чжан Саньфэн, первый, кто в семьдесят… э-э… нет, в семнадцатый век учить в Чэньцзягоу, был чиновник, он много путешествовать, был в разных местах Китая. Вряд ли он сам придумал тайцзи, он мог взять даосское гунфу из разные стили.

Шаньмин приводит достаточно убедительные аргументы в пользу своей версии. Тайцзи (великий предел) – это слово из даосского словаря, как, кстати, и багуа (восемь триграмм). Основатель второго из трех самых известных сегодня внутренних стилей – багуа-чжан – был послушником в даосском монастыре. У третьего стиля – синъи-цюань – более запутанная история, но и в его основе даосские принципы. Шаньмин говорит, что он много раз слышал от самых разных мастеров, что три знаменитых внутренних стиля – тайцзи-цюань, синъи-цюань и багуа-чжан – это одна семья, потому что базовые законы одинаковые и внутренняя работа энергии очень похожа.

Не менее запутанной, чем история возникновения тайцзи, выглядит история самого Шаньмина – по крайней мере, та ее часть, где рассказывается, как он пришел к занятиям стилем чэнь. Первое знакомство с этой школой традиционного тайцзи состоялось в самом что ни на есть традиционном месте – одном из пекинских парков, где Шаньмина заинтересовала группа учеников. Присоединившись к ним, он оценил стиль, который они практиковали, и вскоре записался на семинар их учителя, офицера китайской армии, работавшего на одном из авиастроительных предприятий.

Дело было еще до отъезда в Россию с учителем Суй Юньцзяном в 1990 году. Не оставляя занятий мэйхуа-цюань, Шаньмин полгода посещал тренировки по тайцзи, но успел выучить несколько движений – изучение базового комплекса стиля продвигалось медленно. В процессе выяснилось, что отличие движений внутреннего стиля от стиля внешнего, которым Шаньмин занимался до сих пор, было столь значительным, что освоение новой формы занимало массу времени. В какой-то момент он даже подумал, что в полной мере освоить тайцзи можно, только полностью прекратив тренировки по мэйхуа.

Однако времени, да и желания реализовывать эту мысль на практике у Шаньмина тогда не было. В тот момент он как раз оформлял разрешение на выезд из Китая, получал загранпаспорт и въездную визу в СССР, чтобы вместе со своим братом по ушу Дай Чао отправиться в загадочный город Алушта в качестве ассистентов самого Суй Юньцзяна, учителя по мэйхуа-цюань, которого советский китаист Владимир Малявин пригласил провести семинар в Крыму. Тогда поездка в Советский Союз манила гораздо сильнее рутинных тренировок в качестве начинающего в одном из пекинских парков, и Шаньмин не мог знать, что продолжить занятия у этого мастера ему не суждено.

Трехмесячный семинар в Крыму затянулся, превратившись в самое настоящее турне Суй Юньцзяна и его учеников по перестроечному СССР, доживавшему свои последние годы. Настоящий мастер ушу из Китая в сопровождении двух учеников пользовался огромным спросом у неизбалованных подобными визитами советских ушуистов. Из Алушты энтузиасты повезли учителя в Луганск, где эстафету приняли грузинские товарищи, уговорившие мастера провести семинар еще и в Тбилиси. Интересно, что Суй Юньцзян, мастер стиля мэйхуа-цюань, во время этой поездки показывал на семинарах в основном базовые упражнения и комплексы стиля шаолинь-цюань. Когда удивленные ассистенты поинтересовались, почему бы им не показать русским мэйхуа, то мастер Суй, в свое время обучавшийся у патриархов ушу старого Китая, ответил, что иностранцы не должны знать этот китайский стиль.

Обратно в Пекин Шаньмин вернулся только через полгода. Оказавшись дома, он со всей отчетливостью осознал, как сильно изменился за время этой поездки. Возвращаться на прежнюю работу регулировщика движения поездов на пекинской станции Шуанцяо не было ни малейшего желания. Начальство с коллегами звали его обратно, рисуя заманчивые карьерные перспективы, однако эта работа была ему категорически неинтересна. Побывав в СССР, Шаньмин понял, что теперь вся его жизнь будет тесно связана с ушу, что он хочет вернуться в Россию, чтобы преподавать там и что теперь для этого ему было бы полезно выучить побольше форм разных стилей – не только мэйхуа и багуа-чжан, но и шаолинь-цюань и, конечно, тайцзи.

Мастера, у которого молодой человек начал изучать тайцзи, к тому времени уже не было в живых. Учителя всегда отличало завидное здоровье, но как офицер он должен был ежегодно проходить медкомиссию, в плановом порядке ложась на обследование. Его смерть была внезапной для всех, она наступила на третий день после того, как мастер выписался из больницы. Потом уже выяснилось, что накануне в палате проводили химическую обработку помещений и один из сопалатников скоропостижно скончался прямо в больнице еще в те дни, когда учитель находился на обследовании.

Трагическая смерть мастера потрясла Шаньмина и на долгое время отбила у него желание возвращаться к изучению тайцзи. Однако спустя несколько месяцев один из учеников умершего познакомил молодого человека с другим мастером, принадлежавшим к той же ветке тайцзи стиля чэнь, что и покойный. Новый тренер, которого звали Тянь Сючэнь ( ), практиковал ту же форму, что и покойный, что позволило Шаньмину без проблем присоединиться к группе.

Подход учителя Тяня заметно отличался от того, к которому привык Шаньмин. Тяня в гораздо большей степени можно было назвать тренером, чем тех, у кого молодой человек занимался до сих пор. С одной стороны, Тянь учил старой форме тайцзи стиля чэнь, которую полвека назад преподавал в Пекине великий Чэнь Факэ. С другой – делал он это как-то по-спортивному, на «раз, два, три». Под руководством Тяня Шаньмин освоил все 83 движения, составляющие базовую форму стиля чэнь, но у него оставалась масса вопросов. В тайцзи это называется «взять рисунок формы» – стойки верные, геометрия движений понятна, последовательность исполнения правильная, но внутреннего наполнения ученик пока не чувствует. Постепенно Шаньмин переключился на тренировки у брата учителя Тяня, который гораздо подробнее объяснял внутреннюю механику формы и подробно останавливался на особенностях использования различных типов внутреннего усилия. Но даже детальные объяснения брата учителя Тяня не давали ответы на все вопросы, которые накопились у Шаньмина. Поскольку других специалистов по тайцзи в поле зрения не было, парень продолжал тренироваться, отложив оставшиеся без ответа вопросы на потом.

Ему очень хотелось еще раз съездить в Россию, благо возможности были – советские ушуисты превратились в российских и стали с немыслимой прежде легкостью регулярно вызывать мастера мэйхуа Суй Юньцзяна провести семинар-другой. Однако в Китае сложности с оформлением документов никуда не делись, и уволившийся к тому времени со станции Шуанцяо Шаньмин не смог вовремя получить визу, что помешало ему еще раз воспользоваться приглашением учителя.

Суй Юньцзян уехал в Москву, и надо было решать, как жить дальше – других возможностей отправиться в Россию и начать жить преподаванием ушу не предвиделось. Вздохнув, Шаньмин решил поделить свое свободное время между тремя важными делами: институтом, который все же надо было закончить; собственным бизнесом, о котором в тот момент мечтали все прогрессивно мыслящие жители Пекина; и, разумеется, тренировками, без которых он не мог представить свою жизнь. Восстановиться в институте не составило большого труда, а родственники помогли ему открыть маленькую химчистку.

Тренировки у Суй Юньцзяна, разумеется, продолжались, причем Шаньмин активно практиковал сразу два стиля – к мэйхуа добавился еще и багуа-чжан, кулак восьми триграмм, в котором учитель также считался мастером. В 1993 году Шаньмин вплотную приблизился к своей мечте – снова отправиться в Россию преподавателем ушу. Ехали в том же составе, что и в первый раз: мастер мэйхуа Суй Юньцзян и два ассистента – Шаньмин и его брат по ушу Дай Чао. В этот раз их пригласили в подмосковный Зеленоград, где предложили тренировать группу российских ушуистов. Мастер Суй не баловал русских адептов ушу разнообразием учебной программы: как и в 1990-м, он и его ученики давали базовые упражнения, комплексы шаолинь-цюань и багуа-чжан, мэйхуа-цюань мастер, верный традиции, держал при себе, продолжая считать его стилем, который можно преподавать только китайцам.

Через год Дай Чао решил остаться в России, а Шаньмин вернулся в Пекин. Он понял, что не сможет и дальше работать ассистентом у Суй Юньцзяна. Хотелось показывать ученикам что-то новое, то, что он узнал за время своих занятий у учителей Вана и Тяня, активнее вводить в тренировки комплексы цигуна, но в группе мастера Суя делать это было невозможно. Только мастер Суй мог решать, что и как давать ученикам, ассистенты права голоса не имели.

Следующие десять лет Шаньмин провел в Пекине. Сначала они вместе с братом открыли ресторан, потом создали дистрибьюторскую компанию, которая продавала, устанавливала и обслуживала системы пожаротушения для зданий. 1990-е были тем десятилетием, которое понадобилось Китаю, чтобы перевести свой поезд с социалистических на капиталистические рельсы. Новостройки, эти железобетонные индикаторы бурного экономического роста, стремительно меняли облик социалистического Пекина, и компания братьев Чжан процветала.

Сложнее обстояло дело с тренировками. Шаньмин явно перерос достаточно жесткий внешний стиль мэйхуа-цюань, а учителя, который объяснил бы нюансы тайцзи-цюань, не было. Помог, как всегда, случай, который произошел, разумеется, в парке. В 1995-м внимание Шаньмина, прогуливавшегося по аллее парка Храма неба, привлек пожилой человек, который сосредоточенно выполнял форму стиля чэнь-тайцзи, на первый взгляд похожую на тот комплекс, что преподавал мастер Тянь. Это был 70-летний Ван Яоцзун ( ).

На первом же занятии мастер Ван сказал Шаньмину, что ему придется забыть тот комплекс тайцзи, который он делал до сих пор. По его словам, этот вариант формы Чэнь Факэ давал на старости лет последнему поколению своих учеников, а Вана великий мастер учил еще той форме, что делал, когда был помоложе. Поменять заученное было крайне сложно, так как Шаньмин с подачи учителя Тяня привык к широким, амплитудным движениям, а техника учителя Вана казалось менее зрелищной, более блеклой и какой-то мелкой. Однако первое впечатление, как всегда, было обманчивым. Мастер Ван идеально чувствовал и мог показать различные типы усилия, а выполнять с ним парные упражнения, казалось, было и вовсе невозможно – несмотря на свой солидный опыт в ушу, Шаньмину, которому еще и тридцати не исполнилось, раз за разом не удавалось вывести из равновесия этого 70-летнего пекинского пенсионера. Занимаясь у нового учителя, Шаньмин все свое внимание уделял не рисунку движений старика, а тому, как Ван выполнял каждое движение.

Все внезапно изменилось в 2004 году, когда из России неожиданно пришла печальная новость – Дай Чао, брат Шаньмина по ушу, который к тому времени уже больше десяти лет жил в Москве, трагически погиб, разбившись вместе с женой в автокатастрофе. Шаньмина в третий раз звали в Россию преподавать ушу. Оставшиеся после Дай Чао ученики приглашали его приехать, чтобы взять в свои руки дело покойного и продолжить их обучение.

Решение не было простым, на раздумья и обсуждение с семьей, без согласия которой в Китае не принято уезжать за границу, ушло несколько месяцев. Сначала родные были категорически против и очень не хотели, чтобы Шаньмин уезжал. «Один в чужой стране, где уже десять лет происходит черт знает что, без семьи, без друзей и даже без знакомых – подумай, тебе уже 37 лет, это совсем не тот возраст, когда можно попробовать начать жизнь с чистого листа», – приводили они очевидные и потому обладавшие особенной силой аргументы.

Шаньмин возражал в лучших традициях тайцзи – давал родственникам перекипеть, соглашался со всем сказанным, а потом плавно возвращался к своей любимой теме. Ведь именно ушу – та работа, которой он хотел бы заниматься в своей жизни. В Китае реализовать себя на этом поприще в ближайшие годы вряд ли удастся – хороших мастеров много, причем значительная их часть сегодня занимается ушу для себя, не делая преподавание основным источником своего дохода. «Только в России мне удастся, наконец, объединить две абсолютно несовместимые в Китае вещи, – убеждал Шаньмин родных. – Только там я смогу заниматься ушу одновременно и для себя, и для других».

В конце концов мягкая сила тайцзи взяла вверх – семья дала разрешение на отъезд, и после десятилетнего перерыва Шаньмин в третий раз отправился в Россию за своей мечтой.