Глава седьмая,

в которой мастер уклоняется от разбора боевого применения движений тайцзи, говоря, что взрослому человеку заучивать приемы не стоит

Уже через минуту начинает казаться, что интересного разговора у нас не получится. Стараюсь как можно точнее выполнять наказы Шаньмина: левая нога впереди, правая сзади, корпус держать прямо, спину тоже, правой рукой толкать правую руку моего партнера, который находится в точно такой же стойке, кисти описывают круги на уровне грудной клетки, плечи и локти необходимо опустить. Шаньмин любит сравнивать это парное упражнение с разговором, в котором собеседники стараются не переспорить, а лучше понять друг друга.

Но у меня беседа что-то не складывается. И все потому, что собеседник никак не поймет, как и что нужно делать. Вместо расслабленного наматывания рукой кругов перед собой и контроля моих движений он вытворяет непонятно что. О гармоничном круге не идет и речи, наши кисти в лучшем случае описывают нервный вытянутый овал, а в худшем получается не поддающаяся описанию геометрическая фигура, отдаленно напоминающая многоугольник.

Если и сравнивать с чем-то нашу беседу, то с разговором, в котором неофит-дистрибьютор сетевого маркетинга с ходу обрушивает на потенциального клиента лавину аргументов, но затем осознает, что слегка перебрал, и сбавляет пыл. Сначала мой партнер давит на меня на пределе возможностей, напрягая свои мускулы, как будто мы занимаемся одной из разновидностей армрейслинга, а потом откатывается назад, словно разом лишился всех сил. Обращаю его внимание на это прискорбное обстоятельство, он отвечает, что все понял.

Теперь начинающий журналист берет одно из своих первых интервью – напряженные вопросы, тугие, неловкие реплики. Другая ассоциация, от которой никак не удается отделаться, – тренажерный зал. Нет, мы не качаем ни бицепсы, ни трицепсы, ни дельтовидные спины, мы делаем упражнение туйшоу – липкие, они же толкающие руки. А он все равно медленно выводит напряженной рукой неровный, с бахромой, круг. Да мышцы же здесь вообще ни при чем, руки должны быть расслабленными! Чем он хочет со мной поделиться, своим напряжением? Спасибо, мне и своего вполне хватает. Нет, с таким человеком невозможно стоять в паре, мне нужен другой партнер.

Меняемся. На этот раз передо мной девушка, что не может не радовать. Ее явно неиспорченные силовыми тренажерами руки точно быстрее освоят эти плавные движения. У такой движения просто должны быть ласковыми, округлыми, в них должна быть скрытая нежность. Хорошо, локти вниз, описываем круг, еще один, затем еще… Так, дорогая, а где же нажим? Вы, вероятно, не расслышали название упражнения – не танцующие, а толкающие руки. Это не парное упражнение на расслабление, здесь нужно контролировать противника… то есть собеседника. То есть как это – нельзя контролировать расслабленными руками? Шаньмин совершенно точно рассказывал про четыре основных типа усилия, первое из которых, по-китайски «пэн», и нужно сейчас применить. Как не слышали?

«Пэн», Шаньмин произносит окончание этого короткого слова слегка в нос, с каким-то французским акцентом. Представьте себе, что вы превратились в большой надувной мяч. Что произойдет, если его толкнуть? Верно, рука столкнется с сопротивлением, но не потому, что мяч хочет ее толкнуть, а потому, что воздух внутри него давит на резиновые стенки. Так и «пэн» – усилие покоя. Расслабленная, тяжелая, полусогнутая рука ладонью к себе на уровне плеч, локоть вниз. Работают только те мышцы и сухожилия, которые нужны, чтобы она не повисла бессильно вдоль тела. Однако стоит на нее надавить – и рука пружинит, как резиновый мяч.

Хорошо. Касаемся друг друга тыльными сторонами запястий, включаем наш «пэн», надавливаем. Статическое усилие «пэн» превращается в динамическое «цзи» – надавливание вперед. Теперь я стараюсь толкнуть вас рукой в грудь, а вы сопротивляетесь. Не старайтесь перейти в наступление, сначала просто удерживайте меня, а затем поддайтесь давлению. Не нужно уводить руку назад по прямой, постарайтесь скруглить уход. Чем дальше, тем больше движения девушки меня разочаровывают. То, что в упражнении «липкие руки» касаешься человека запястьем или ладонью сначала одной, а потом другой руки, не мешает почувствовать все тело партнера. Контраст между тем, что я вижу, и тем, что я чувствую, поражает. Глаза видят ее очаровательной, стройной, изящной и тонкой, при этом в туйшоу она оказывается застывшей и непластичной. Удивительно, но у нее какое-то отстраненное, неблагожелательное прикосновение. Наш атлет тыкал в меня руками бестолково, но он все же посылал хоть и грубые, но сигналы. А эти с виду воздушные и нежные руки на поверку оказываются какими-то безжизненными, с ними совершенно не о чем разговаривать. О гибкой силе, которую мы здесь собрались отрабатывать, и говорить не приходится.

Говорю ей, что, поддаваясь моему давлению и убирая руку к себе и слегка в сторону, нужно помогать корпусом. Именно так выполняется движение назад и вбок – «люй», третье из четырех усилий тайцзи-цюаня. Подождите, подождите, зачем вы давите вниз, ведь нужно вперед? Как это – мой бок снизу и по-другому не можете до него дотянуться? Нет, до него не нужно дотягиваться. В нашем случае «вбок» означает, что руку нужно уводить назад и в сторону, словно описываешь овал. Отдохнуть? Во время этого движения быстро устает рука? Постойте, но мы же только начали…

Никак не спрошу, каким видом единоборств занимался мой следующий собеседник-партнер до того, как пришел к Шаньмину. Заранее знаю, что он прекрасно снимает движения, с ходу повторяя и запоминая все, что показывает мастер. Форму, которую большинство осваивает в среднем за год, он выучил за несколько месяцев. Должно быть, так же легко пойдет и туйшоу в паре с ним. Честно сказать, с гибкой силой и у меня не все гладко, поэтому надеюсь чему-то у него научиться.

Однако уже через минуту начинает казаться, что и в этом случае интересного разговора у нас не получится. Причина проста: мой новый собеседник – зануда. Ходит вокруг да около и старается ничего не говорить напрямую, изо всех сил прикидывается мягким и податливым, нарезает круги и, как пишут в учебных пособиях по тайцзи, усердно прячет свою иголку в стоге сена. Вот только напрасно он пытается таким способом усыпить мою бдительность. Поддакиваю, ловя каждое его движение, но держусь настороже. Моя задача проста: поддерживать светскую беседу, но не увлекаться ею, понять моего собеседника, не давая втянуть себя в серьезный разговор. Так, сейчас он выйдет на очередной круг и постарается меня толкнуть, мне же вместо встречной реплики нужно будет просто уклониться, ответить уходом от ответа, чтобы он вспылил и вышел из равновесия…

Но не тут-то было. Раз за разом не я вывожу его из равновесия, а он меня. Как ему это удается – убейте, не понимаю. Сразу ощущается отличие от моих предыдущих собеседников, собранного из прямых углов атлета и безжизненной девушки с отстраненными руками. Единоборец маленький, верткий, упругий и живо отзывается на смену вектора движения. Когда надо, он мягкий, толкаю его, и он покорно сдает позиции, но в беспорядочное бегство не срывается, применяет усилие «пан», откатывается назад плавно, с достоинством. Приняв мой толчок и отведя мою ладонь вбок с помощью усилия «люй», он переходит в наступление, и здесь уже мне важно вовремя, не задерживаясь, уйти. Круг, еще один, еще – и я отшатываюсь в сторону, не в силах удержаться на ногах в исходной стойке. Сколько раз мне нужно будет еще повторить, чтобы понять, как он это делает? Десяти уже не хватило.

Не выдерживаю, спрашиваю и получаю четкий, продуманный ответ. Оказывается, мой собеседник уже разложил по полочкам мою ошибку и готов все объяснить. Подловил он меня на том, что овал, который я описываю рукой, неровный. Понаблюдав за траекторией движения моей руки, нашел слабое место и раз за разом пользуется своими наблюдениями. Когда он толкает меня в грудь, я слишком рано начинаю отводить толчок в сторону, не жду момента, когда его усилие достигнет своей крайней точки, и в результате слишком сильно срезаю угол овала. Это действие требует от меня лишних усилий и выводит из равновесия, остается подтолкнуть в нужном направлении – и я готов упасть. Да, хорошо он, конечно, разобрался в моих ошибках. Вот только воспользоваться этим разбором полетов мне никак не удается – исправить неровный овал не получается хоть тресни. Еще некоторое время продолжаем крутить туйшоу, но энтузиазм мой потихоньку начинает спадать, и я начинаю поглядывать по сторонам.

Шаньмин ловит мой взгляд и кивает, приглашая в пару. Хотя за время занятий с ним мои руки намотали не знаю уж сколько кругов, кто же откажется от такого предложения? Его туйшоу до сих пор остается для меня загадкой. Его единственное сходство с моим предыдущим партнером заключается в том, что с ним тоже вести диалог на равных до сих пор не получается: мне еще ни разу не удавалось столкнуть Шаньмина, в ста случаях из ста он выводит меня из равновесия.

Однако этим сходство туйшоу Шаньмина и маленького единоборца исчерпывается. Тот был зануда, усыплявший мою бдительность многократным повторением одного и того же движения. С Шаньмином же всегда точно знаю, что через три-четыре круга он меня толкнет. Знаю и ничего не могу с этим поделать. Круг, который описывали руки нашего атлета, был прерывистым, пунктирным, линия, нарисованная милой девушкой, была слишком тонкой, почти не заметной на бумаге. Шаньмин же, как настоящий художник, выводит мягко, но уверенно, с нажимом, но не ломая грифель карандаша. Его движения точны, лишних линий здесь нет – с первого раза он выдает законченный профиль, не нуждающийся в корректировке. Интересно, с чем сравнил бы мои движения Шаньмин?

Ну хорошо, быть может, с прошлой тренировки мне удалось повысить мое мастерство настолько, чтобы хоть разок, но столкнуть учителя? В туйшоу как в споре – почувствовал собеседника, вот он слушает тебя, задает встречный вопрос, чтобы подвести к своей аргументации, ловит на противоречиях, возражает, останавливается на секунду, задумавшись, – и в этот момент ты выдаешь ему пару-тройку своих самых веских аргументов и, не давая опомниться, опрокидываешь. Беда в том, что мне никак не удается словить этот самый момент секундной задумчивости – создается такое впечатление, что таких моментов у Шаньмина просто нет. Взаимодействия со мной он не прерывает ни на мгновение, круг за кругом я жду момента, этой крохотной выщербинки, позволяющей мне вклиниться и разрезать его непрерывную линию, но ее просто нет. Пытаюсь раскачать его, прилагая больше усилий на входе в круг и сохраняя минимально возможный уровень напряжения в момент, когда рука Шаньмина приближается к моей грудной клетке. Бесполезно, разумеется, – очередная попытка раскачать заканчивается рывком в сторону с его стороны, я оказываюсь на полусогнутых ногах с рукой, заведенной за спину в захвате, напоминающем милицейский.

Прием производит впечатление, и мы просим Шаньмина повторить еще раз, помедленнее. Он повторяет раз, затем еще и еще с выражением усиливающейся скуки на лице. В этот момент он явственно напоминает мне меня, когда я по заказу своего семилетнего сына раз за разом переворачиваю его вниз головой, чтобы он смог «походить» ногами по потолку.

– Почему ты редко показываешь нам приемы и связки, как вот эта? – спрашиваем мы, уловив его настроение.

– Отработать приемы – это очень неинтересно, это хорошо для детей и солдат, – отвечает Шаньмин, явно довольный тем, что бессмысленное, с его точки зрения, верчение руками все же прекратилось. – Боевое есть, а искусства – нет, ты стать как машина.

– Но ведь по-другому приемы никак не отработать, только через многократное повторение в связке с туйшоу…

– А почему вы хотеть знать приемы? Туйшоу нужно, чтобы почувствовать другого. А если ты хочешь убивать – это очень просто, есть совсем простые движения. Мне рассказывать историю, как ребенок два года ходить в школу один километр вдоль забора и пальцем водить по этот забор. Потом он играть с другим детьми в школе, толкнуть этим пальцем другого ребенка в голову – и тот умер. Милиция долго искать, кто научить мальчика ушу, но поняла, что учителя нет.

– Шаньмин, большинство из нас, конечно, занимается тайцзи в сугубо оздоровительных целях и становиться великими бойцами не планирует. При этом боевой аспект нам тоже интересен, знаешь, иногда хочется позаламывать кому-то руки.

– Если хочешь ломать руки, лучше заниматься другой, более жесткий стиль единоборства, – ехидно улыбается Шаньмин. – Но если ты просто сломать другим руки, то ты не почувствовать другой, ты просто сломать ему руки. Цель туйшоу – почувствовать единство с другим, не толкать его, а чувствовать его движение. Сначала надо делать форма таолу, чтобы учиться понимать себя, свое движение, а потом туйшоу, чтобы понять движение другой человек. Это очень интересно, когда по-настоящему можешь так чувствовать.

– Но ведь в Китае многие занимающиеся тайцзи учат захваты, заломы и бросковую технику. – Самый веский аргумент мы приберегли напоследок.

– В Китае много люди сегодня часто играть в туйшоу и думать, что такое туйшоу – это не игра, а настоящие боевые искусства. Такие люди не видеть разницы между спорт-ушу и настоящим тайцзи, – отвечает Шаньмин. – Хорошо, сейчас мы лучше делать форма: я вижу, что туй-шоу для вас пока рано, вы еще не очень хорошо почувствовать свое тело.