НАСЛАЖДЕНИЕ МУЖЧИНЫ

На одной из вечеринок во второй половине 30-х годов Сталин задал тему для беседы: каково наивысшее наслаждение для мужчины?

Все высказывались: женщины, работа, польза отечеству и так далее. Сталин ответил весьма оригинально:

— Высшее наслаждение ― раздавить врага, а потом выпить бокал хорошего грузинского вина.

 

НАСЛАЖДАТЬСЯ, ТАК ВСЛАСТЬ!

Крупных партийных деятелей, которые были осуждены как враги народа, Сталин приказал сфотографировать в момент расстрела. Потом он любовался этими снимками.

 

ЕДИНОЖДЫ УБИВШИ...

В 37-м году один из деятелей спросил Сталина:

― Не слишком ли круто мы ведем репрессии?

Сталин ответил неожиданно:

— Теперь вы говорите о репрессиях. А что же вы молчали, когда мы проводили коллективизацию, во время которой было репрессировано и погибло два миллиона человек?

 

ПОКАЗАНИЯ НЕИЗБЕЖНЫ

Между Сталиным и следователем, отчаявшимся получить показания от арестованного, произошел такой разговор:

Сталин. Каков вес Советского Союза? Следователь. Он должен выражаться в астрономических цифрах.

Сталин. Может ли какой-либо человек выдержать этот вес?

Следователь. Нет.

Сталин. Значит, показания будут.

 

КАК КОТ С МЫШЬЮ

Октябрьский парад 1936 года уже опальный Бухарин наблюдал с трибуны для гостей, когда сотрудник НКВД передал приглашение Сталина занять место на Мавзолее. Бухарин присоединился к членам Политбюро, оставив на гостевой трибуне жену.

«Известия» опубликовали официальный материал ТАСС о том, что Бухарин шпион. Газета была подписана Бухариным как главным редактором.

Сталин играл со своими жертвами, как кот с пойманной мышью... Когда Бухарин находился уже в преддверии гибели, Сталин предложил ему поехать в Париж, чтобы купить архив Маркса. Приехать туда разрешили и молодой жене Бухарина. У Сталина был беспроигрышный расчет. Если бы Бухарин остался, это дало бы повод для разгрома его сторонников и всех людей его типа и ранга, неугодных Сталину. С другой стороны, Сталин мог достать и убить человека и за рубежом. Вернись Бухарин, и его, по замыслу Сталина, ждал процесс и расстрел. Бухарин вернулся. Предвидя готовящийся удар, он не явился на пленум ЦК и объявил голодовку. Ему позвонил Сталин:

— Слушай, Николай, ты на кого обиделся? На партию? Против партии объявил голодовку? Как тебе не стыдно? Неужели ты думаешь, что мы дадим тебя в обиду? Приходи завтра и попроси у партии прощения ― все будет в порядке.

Бухарин поверил Сталину, пришел на заседание, попросил прощения, но его исключили из ЦК партии, а потом арестовали и расстреляли.

 

ОТРАБОТКА ФОРМ ОБВИНЕНИЯ

Агранов сказал Сталину: «Боюсь, что мы не сможем обвинить Александра Смирнова в том, что он входил в троцкистско-зиновьевский центр. Ведь Смирнов уже несколько лет сидит в тюрьме.

Сталин ответил: «А вы не бойтесь. Не бойтесь ― только и всего».

 

ПАРТИЯ СКАЗАЛА: «НАДО»

После ареста Косарева Сталин вызвал Михайлова и предложил ему стать первым секретарем ЦК ВЛКСМ. Михайлов высказал сомнение, что он уже вырос из комсомольского возраста. Разговор Сталина и Михайлова происходил с глазу на глаз. Вдруг Сталин громко позвал Берия. Раздвинулась стена, и Берия появился.

— Лаврентий, есть такое мнение ― назначить тебя секретарем ЦК ВЛКСМ.

— Слушаюсь, товарищ Сталин. Когда нужно принимать дела?

Сталин повернулся к Михайлову?

— Учись, сопляк, как надо отвечать!

 

ГИБЕЛЬ

Сразу же после самоубийства Орджоникидзе, среди ночи, его жена позвонила Сталину:

— С Серго то же, что с Надей.

— Хорошо, мы сейчас будем.

Помощник Орджоникидзе быстро ушел, чтобы не оказаться свидетелем событий.

Вскоре Сталин вместе с Молотовым, Кагановичем и другими соратниками прибыл на квартиру Орджоникидзе. Приехали сюда и врачи. Они констатировали смерть и вопросительно смотрели на Сталина. Помолчав, он сказал:

— Очевидно, сердечный приступ.

Жена Орджоникидзе запротестовала:

— Серго боролся за правду, и о нем нужно сказать народу правду.

— Молчи, дура.

Орджоникидзе погиб за два дня до февральско-мартовского пленума, на котором должно было слушаться дело Бухарина. Пленум перенесли на четыре дня.

 

ПОСЛЕДНИЕ ЧАСЫ НА СВОБОДЕ

Наталья Рыкова ― дочь известного партийного деятеля, погибшего в конце 30-х годов, просидела 17 лет и в свои 43 года выглядела много старше. Она рассказывала, что ее отец в последние годы жизни приводил домой мрачный. После одного из заседаний, на котором уже отстраненный от большой власти Рыков (он был теперь «Наркомпочтелем») подвергся усиленной проработке, к нему приехал Серго Орджоникидзе и жизнерадостно прокричал:

— Не расстраивайся! Мы тебя в обиду не дадим! Я поговорю с Климом, с Анастасом, мы все за тебя заступимся, и все будет в порядке.

На следующем заседании Политбюро Сталин резко выступил против Рыкова, обвиняя его в том, что он неразоружившийся правый. Орджоникидзе горячо заступился за Рыкова и обратился за поддержкой к Ворошилову, Микояну и другим членам Политбюро, но они, потупя взор, молчали.

Увидев разногласия в оценке Рыкова, Сталин объявил этот вопрос неподготовленным и несозревшим. Обсуждение было перенесено. Орджоникидзе вновь успокаивал Рыкова: «Мы не дадим тебя в обиду!» Но Орджоникидзе скоропостижно скончался. Рыков сказал: «Серго нет. Я погиб».

Вскоре на заседании Политбюро Сталин опять поставил вопрос о правотроцкистском уклоне Рыкова, и за него уже никто не заступался.

Рыков вернулся домой почти невменяемым. Он молча ходил по комнате, хватался за голову, произносил что-то невнятное.

Жена Рыкова позвонила Сталину. Подошел Поскребышев. Она сказала, что ее муж в отчаянии, он хочет честно работать, и она просит товарища Сталина принять его, чтобы он мог объясниться и рассеять недоразумение. Поскребышев попросил подождать и отошел узнать мнение Сталина. Через несколько минут вернулся к телефону и сказал:

— Товарищ Сталин примет товарища Рыкова. Машина послана.

Через полчаса пришла машина. Рыков уехал к Сталину. Семья больше никогда его не видела. Вскоре и жену, и дочь Рыкова арестовали.

 

НЕРАВНЫЙ ОБМЕН

Радек говорил: «Я Сталину цитату, а он мне ― ссылку».

 

ПОСЛЕДНИЙ АНЕКДОТ

Предание утверждает, что автором анекдотов о Сталине был Радек. На пороге небытия, в безысходно трагической ситуации он создал свой последний анекдот; на скамье подсудимых Радек признался, что он и другие подсудимые лживыми показаниями, запирательствами и обманами мучили самоотверженных следователей НКВД, этих исполнителей воли партии, защитников народа от его врагов, чутких и гуманных друзей арестованных.

Такова последняя горькая шутка Радека. Это был анекдот для истории.

 

ФРАНЦУЗСКАЯ БОРЬБА

В 36 году командующего одним из округов Тимошенко без всяких объяснений срочно вызвали в Москву. Прибыть было приказано одному без оружия и адъютанта. Похоже было на вызов для ареста. Тимошенко вылетел в Москву. Через три часа его встретил начальник штаба и повез в особняк Буденного.

Там Тимошенко застал странную картину.

За пышным столом сидели Сталин и высшие командиры Красной Армии, а перед ними на ковре вспотевший и уставший, в одной рубахе стоял Тухачевский. На протяжении нескольких часов он по прихоти Сталина боролся и положил на лопатки всех командующих и маршалов. Эти победы привели Сталина в негодование. Тут-то и призвали Тимошенко. Сталин сказал ему, что сын трудящегося должен победить помещичьего сына. Ситуация осложнилась тем, что Тухачевский был начальником Тимошенко.

С большим трудом Тимошенко удалось победить уставшего Тухачевского. Сталин радовался, а Тимошенко огорчился тому, что Тухачевский ударился головой и лежит оглушенный. Сталин рассмеялся и успокоил: «Ничего, голова ему теперь не скоро понадобится». Тухачевского под мышки уволокли из комнаты. Вскоре его расстреляли, а маршалом, наркомом обороны назначили Тимошенко.

 

ТЯЖКО ЖИТЬ

Маршал Егоров в 1938 году сказал Сталину:

— Почти все высшие командиры Красной Армии расстреляны. В случае войны некому выполнить мобилизационный план. Сейчас дивизиями часто командуют старшие лейтенанты. Так больше нельзя ни жить, ни работать.

— Значит, ты своей жизнью тяготишься? ― спросил Сталин.

И сам ответил на этот вопрос, лишив в 1939 году маршала Егорова жизни.

 

«ДВУРУШНИК»

Якир за миг до залпа крикнул: «Да здравствует товарищ Сталин!» Когда после казни об этом сообщили Сталину, он ухмыльнулся:

— Какой фальшивый был человек.

 

ИЗ АКАДЕМИКОВ В УГОЛОВНИКИ И ОБРАТНО

В 1935 году Сталин дал следователю Молчанову указание, чтобы физик академик Абрам Федорович Иоффе фигурировал в показаниях по процессу об оппозиции. А когда ему доложили, что арестованный Федотов дал показания на Иоффе, Сталин сказал Молчанову: «Вычеркните Иоффе. Он еще может нам понадобиться».

Сталинская власть была замечательна тем, что за пять минут могла из кого угодно сделать кого угодно.

 

ДУШЕГУБ-ЖИЗНЕЛЮБ

В конце 20-х ― в начале 30-х годов художник Кацман писал портреты Сталина и Ворошилова, был обласкан их вниманием и стал их доверенным человеком. Его приглашали на загородную дачу, где устраивались оргии. Там было нечто вроде римских терм, где нагие вакханки приносили яства и возлежали рядом с вельможами. Впрочем, были и отличия от Рима, выдающие северную топографию действа и паханский вкус ее главного организатора: над помещением «термы» висел большой моржовый фаллос. Видимо, людоед был большим жизнелюбом. Кацман глухо рассказал об этом Федорову-Давыдову. Тот, в свою очередь, еще более глухо упомянул об этом кому-то. Последний сообщил куда надо. Федорова-Давыдова на время выслали в Ярославль, а Кацмана отлучили от доверия.

Мягкость наказания объясняется ранней датой события и тем, о чем поведал Кацман: «Ворошилов обругал меня: мы тебе доверяли, мы тебя приблизили, а ты оказался болтун и дерьмо. Ты пренебрег доверием! Скажи спасибо, я тебя спас от гнева Сталина. Но смотри, если будешь болтать...»

 

МУДРОЕ РЕШЕНИЕ

У Сталина спросили:

— Что делать с писателем N? Его обвиняют в троцкизме. Однако имеются доказательства его невиновности.

Сталин ответил:

— Есть человек ― есть проблема. Нет человека ― нет проблемы.

 

ОРГАНИЗАЦИЯ ПОДДЕРЖКИ

Сталин пригласил поэта Николая Асеева в Кремль. Когда тот пришел, завел разговор о поэзии и даже прочитал отрывок какого-то стихотворения на французском языке. Премии еще не были объявлены, тем не менее Сталин сказал:

— Поздравляю вас, товарищ Асеев с премией, которую они называют Сталинской, за поэму «Маяковский начинается».

Великодушно приняв благодарность, Сталин продолжил:

— Мы живем в бедной крестьянской стране. У нас прошла коллективизация. Один молодой поэт, стихи которого вам, наверное, не понравятся, написал поэму «Страна Муравия». Я очень прошу вас поддержать эту поэму и написать на нее рецензию.

Асеев согласился. Как только он пришел домой, ему позвонил Мехлис:

― Я слышал, что вы хотите написать рецензию на поэму Твардовского. «Правда» готова предоставить вам свои страницы. Мы ждем рецензию.

 

СТАРИЧОК, ИСПУГАВШИЙ СТАЛИНА

Был прием по случаю окончания декады таджикского искусства. Присутствовали Сталин, члены таджикского правительства, деятели искусства и литературы. Сталин встал и предложил тост:

— За великий таджикский народ, за его замечательное искусство, искусство Омара Хайяма и Рудаки, Фирдоуси и...

Тут сидевший в конце стола маленький тщедушный старичок закричал:

— Бираф! Старый литературоведение капут!

На минуту все в ужасе замерли. Но Сталин сделал вид, что ничего не произошло и начал тост снова:

— За замечательное таджикское искусство Хайяма и Рудаки, Фирдоуси и Джами...

Старичок снова закричал с другого конца стола;

— Бираф! Старый литературоведение капут!

Снова все замерли. Старичок же вскочил и решительно направился к Сталину. Тот в страхе попятился, а потом полез под стол. Тут же два молодых человека в штатском скрутили старичка. Сталин вылез из-под стола, сделав вид, что искал там трубку, и вновь спокойно расположился в своем кресле. Он обратился к секретарю ЦК Таджикистана Гусейнову, сидевшему около него, за разъяснением, что означают эти неорганизованные выкрики и кто такой этот агрессивный старичок, Гусейнов объяснил:

— Старик этот известный писатель и литературовед Садриддин Айни. Он кричал: «Браво! Старому литературоведению пришел конец!» Айни много лет утверждал, что Фирдоуси таджикский поэт и спорил об этом со сторонниками старых литературоведческих школ. Теперь он приветствует высказывание Сталина о принадлежности Фирдоуси к таджикской литературе.

Сталин вышел из-за стола и при напряженном молчании присутствующих приблизился к все еще скрученному аксакалу. По знаку его бровей старичка отпустили. Сталин у него спросил: «Вы кто?» Аксакал подобострастно склонился перед Сталиным, как перед падишахом, и сказал, что он недостойный Садриддин Айни. Сталин, уже получивший необходимую справку, спросил: «Айни ― это псевдоним, а как ваша настоящая фамилия?» Айни сказал: «Садриддин Саид-Мурадзода»... Тогда Сталин протянул ему руку у сказал: «Будем знакомы, Джугашвили».

 

ХЛЕБ, КОЛХОЗ И ПАСТЕРНАК

В середине 30-х годов Сталин спросил у Фадеева, что делает поэт Пастернак.

— Пишет стихи, ― простодушно ответил Фадеев.

— Это хорошо, ― сказал Сталин, помолчал и добавил: ― Почему бы поэту Пастернаку не написать поэму о колхозе? Нужно воспеть нашего труженика, добывающего хлеб.

— Хорошо, товарищ Сталин. Я поговорю с Пастернаком, и он воспоет труженика.

— Создайте условия. Пошлите Пастернака в творческую командировку в колхоз. Пусть там поэт изучит жизнь.

— Хорошо, товарищ Сталин. Пастернаку будет очень полезно изучить жизнь, особенно в колхозе.

Фадеев тут же сообщил Пастернаку пожелание товарища Сталина. Пастернак был смущен, но вежливо согласился с предложением. Однако в командировку не поехал и писать ничего не стал.

Вскоре Сталин, памятливый на задания, вновь спросил, что делает поэт Пастернак. Фадеев снова ответил: пишет стихи. Сталин поинтересовался стихами о колхозе.

— Пока не написал, ― искренне признался Фадеев.

— Это жаль, ― сокрушался Сталин, ― такая хорошая и важная тема.

— Да, ― согласился Фадеев. ― Я ему напомню.

— Напомните и дайте ему командировку в колхоз, чтобы изучил жизнь.

— Хорошо, товарищ Сталин, пусть изучает жизнь. Пастернак получил командировку в колхоз, но никуда не поехал.

Когда в третий раз Сталин спросил у Фадеева, что делает поэт Пастернак и услышал ответ, что тот так и не написал поэмы о колхозе, он очень рассердился:

— Мы просим Пастернака показать, как наши труженики добывают хлеб, а он не хочет. Ну что же, давайте немножко урежем хлеб у поэта Пастернака, раз его не интересует, как этот хлеб добывают.

И Пастернака перестали печатать. Он стал жить переводами.

 

РЕВНОСТЬ, ПОДОЗРИТЕЛЬНОСТЬ И ТЩЕСЛАВИЕ

Панферов рассказывал, что однажды по приглашению Сталина он прибыл в его приемную. Сидит, ждет. Вылетает из кабинета Сталина взволнованный Шолохов.

— Ну что там, Михаил Александрович!

— А!.. ― раздосадовано махнул рукой Шолохов и пошел из приемной.

Вызывают Панферова, он входит в кабинет. Сталин сидит один. Панферова сажает напротив, долго возится с трубкой, потом целую минуту или даже две пристально смотрит на Панферова и наконец спрашивает:

— Товарищ Панферов, как вы относитесь к товарищу Сталину? Любите ли вы товарища Сталина? ― и пристально смотрит в глаза.

Панферов объясняет:

— Я люблю партию, народ, а их лучшим воплощением является товарищ Сталин, поэтому я люблю товарища Сталина.

Сталин встает, ходит, курит. Неожиданно останавливается рядом с Панферовым и спрашивает в упор:

— Как вы относитесь к Яковлеву? Что вы думаете о нем?

— Раз Яковлев арестован, значит, виноват перед партией и народом, но ко мне Яковлев относился хорошо, никогда не обижал и даже похвалил мои «Бруски».

— Похвалил... Мы ему сказали наше мнение ― и он похвалил. Похвалил... Наше это было мнение, а не его.

Опять ходит, курит. Неожиданно останавливается и спрашивает, как на допросе:

— А каковы ваши отношения с Варейкисом? (Иосиф Михайлович Варейкис ― секретарь одного из обкомом― был расстрелян, а о нем много писалось в первых частях «Брусков».) Почему вы в своем творчестве так много внимания уделяете Варейкису? Вы его любите?

Панферов начал сбивчиво оправдываться. Сталин, не дослушав, перебивает:

— Варейкис тебя вербовал?

Панферов теряется от такого странного и опасного вопроса. Он понимает, что любой ординарный ответ грозит смертью. Говорит, истово перекрестившись:

— Ей богу, нет, не вербовал.

Ответ произвел на семинарскую душу Сталина впечатление, и он сказал:

— Правильно, Варейкис знал, кого вербовать.

Панферов понял, что Сталин «ревновал» и тщеславно хотел, чтобы в произведениях Панферова было написано о нем, а не о Варейкисе. В последних частях «Брусков» Панферов уделил Сталину необходимое внимание.

 

ВЗАИМОПОНИМАНИЕ

Банкет в Кремле. Сталин прохаживается вдоль праздничного стола, попыхивая трубкой. Длинный величальный тост в честь Сталина произносит Алексей Толстой. Он говорит долго, употребляя превосходные степени и высокие эпитеты. Сталин ходит, слушает, потом останавливается около Толстого, хлопает его по плечу:

— Хватит стараться, граф.

 

КОВЕР И ВДОХНОВЕНИЕ

В 30-х годах Алексей Толстой посетил ВСХВ (Всесоюзную сельскохозяйственную выставку ― ныне ВДНХ). В павильоне Узбекистана он долго стоял перед роскошным ковром. Его десять лет вручную ткали несколько десятков мастериц. Это было чудо коврового искусства. Писатель пошел к директору павильона и попросил продать ему этот ковер. Директор ответил, что при всем величайшем уважении к знаменитому литератору это невозможно, ведь ковер ― народное достояние и музейная редкость.

Вернувшись домой, Толстой так затосковал по ковру, что решился позвонить Сталину и рассказал о своей работе над романом «Хлеб», над образом товарища Сталина. Затем Толстой пожаловался, что работа идет не всегда хорошо, так как он лишен уюта, который может создать приглянувшийся ему ковер. Однако, к сожалению, его нельзя купить.

- Ничего, ― ответил Сталин, ― мы постараемся помочь вашему творческому процессу, раз вы поднимаете такие актуальные и трудные темы, Ваш «Хлеб» нужен нам, как хлеб насущный. Вам не следует беспокоиться. Работайте.

К вечеру на квартиру к Толстому на двух грузовиках привезли сказочно богатый ковер. Эта сталинская забота вдохновила писателя, и вскоре он опубликовал роман «Хлеб», в котором Сталин восхваляется как спаситель России и революции от белогвардейцев, голода и других напастей.

 

ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНОСТЬ

Во время поездки в Лондон в 1935 году Шолохов был в гостях у баронессы Будберг, урожденной Закревской, пользовавшейся вниманием многих знаменитых людей. У баронессы Шолохов забыл свою любимую трубку. Спохватившись утром, он запросил хозяйку, но ответа не последовало. Только по возвращении на родину Шолохов получил уведомление, что баронесса хочет навестить писателя в Вешенской и вернуть ему трубку. Вскоре Сталин пригласил Шолохова на Политбюро (пусть, мол, знаменитый литератор посмотрит, как решаются у нас народнохозяйственные вопросы).

На заседании Шолохов не столько слушал, что говорят руководители, сколько со страхом гадал, зачем его пригласили. Когда все разошлись, писатель, оказавшийся рядом со Сталиным и Молотовым, услышал вопрос:

— Кто такая баронесса Будберг, которая просит разрешения посетить СССР? Следует ли давать ей разрешение?

Молотов ответил:

— Думаю, что не следует, так как Будберг франко-англо-немецкая шпионка.

На этом эпизод с трубкой и баронессой закончился. Стало ясно, зачем Сталин приглашал Шолохова на Политбюро: вождь любил держать людей в страхе и зависимости и намекнул писателю, что его связи со «шпионкой» известны.

 

ЖИВОСТЬ ВОСПРИЯТИЯ

Сталин много раз с удовольствием смотрел фильм «Волга-Волга». Когда развитие действия доходило до определенной точки, он восторженно предсказывал:

— Сейчас она будет падать за борт!

Такое непосредственное эмоциональное восприятие было характерно для Сталина. Когда показывали «Юность Максима», он кричал:

— Наташа, куда же ты идешь! Туда нельзя! Ну разве так конспирируются!

Так же он переживал ковбойские фильмы. Когда пуля просвистела над головой героя, вождь воскликнул: ― Черт возьми, еще немножко, и попало бы! Чуть-чуть не хватило!

 

СЛАБОНЕРВНЫХ НЕ ПРИГЛАШАТЬ

На правительственный просмотр фильма «Юность Максима» по традиции пригласили режиссеров Григория Михайловича Козинцева и Леонида Захаровича Трауберга. Однако Трауберг не смог прийти из-за болезни. Картина Сталину понравилась, но прежде, чем похвалить ее, он высказал некоторые замечания. После второго замечания присутствующий кинорежиссер упал в обморок и его унесли. У художников слабые нервы,― решил Сталин и изменил традицию: режиссеров перестали приглашать на просмотры. Показ фильмов вменили в обязанность председателю Комитета по делам кинематографии Большакову. Он выслушивал замечания и соображения Сталина, а потом пересказывал их авторам фильмов.

 

ИСКУССТВО ПРИКРЫВАТЬ ТИРАНИЮ

Во времена страшные и кровавые на трибуну мавзолея были приглашены смотреть первомайский парад победители недавнего международного конкурса музыкантов Флиер, Зак и Оборин. Они стояли рядом со Сталиным, Это почти стандартный прием: все диктаторы покровительством искусству и наукам попытались прикрыть кровь и насилие.

 

РОДСТВО ДУШ

Сталин смотрел постановку «Отелло». Главную роль исполнял Остужев. После спектакля руководство театре попыталось узнать мнение вождя об этой работе. Сталин долго молчал, потом сказал: «А этот, как его там, Яго ― неплохой организатор».

 

ВЫБОР ПРОЕКТНЫХ ВАРИАНТОВ

Сталин дал задание: построить в центре Москвы гостиницу, носящую имя столицы. Архитекторы подготовили проект. Предполагалось, что Сталин выберет один из двух вариантов здания. Эти варианты были начерчены на ватмане и разделены осевой линией. Когда Сталину принесли на подпись этот лист, не разбираясь в проектных чертежах, он поставил свою подпись прямо на осевой линии, так что нельзя было понять, какой вариант он выбрал и утвердил. Никто не отважился переспросить вождя. Так и построили асимметричное здание, если посмотреть со стороны Манежной площади.

 

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА ИЛЬИНСКОГО СО СТАЛИНЫМ

Игорь Ильинский рассказывал:

— Меня впервые пригласили в Кремль на праздничный концерт после выхода фильма «Волга-Волга», где я исполнял роль Бывалова. На концерте присутствовал Сталин. Я очень волновался. Когда выходил на сцену, несколько людей в штатском ощупали меня глазами, двое из них остались стоять за кулисами и неотступно следили за мной. Я читал рассказ Чехова, но не чувствовал никакого контакта с залом и с ужасом сознавал, что проваливаюсь. Обстановка была непривычна: люди в зале сидели за маленькими столиками по четыре человека. Вдали стоял длинный стол, за которым сидели члены Политбюро, в центре ― Сталин. Все ели, пили, переговаривались, и мне казалось, что меня никто не слушает. От этого я зажимался еще больше. Я читал почти механически, на актерских навыках и от волнения непрерывно вертел пуговицу на пиджаке. Вскоре пуговица отскочила и запрыгала по сцене, и я проследил ее прыжки, пока не потерял из виду. Продолжая выступление, я все время искал глазами мою пуговицу. Когда я закончил и ушел со сцены, ко мне подскочил один из молодых людей в штатском и строго спросил:

— Что вы там высматривали?

— Пуговицу, ― и я показал на мой пиджак. Совершенно потерянный, с ощущением актерского провала, я сел за столик рядом с певицей Шпиллер. Вскоре ко мне подошел Молотов и поблагодарил за выступление. Я немного успокоился. Тут к нашему столику приблизился вождь. Мы встали. Сталин похвалил певицу за исполнительскую деятельность, но сделал замечание:

— У вас плохо получается верхнее «до», вам нужно поработать над верхним «до».

Шпиллер поблагодарила и обещала поработать. Потом Сталин повернулся к сопровождавшим его людям и сурово спросил, показывая на меня;

— А это кто такой?

— Известный артист Ильинский, товарищ Сталин.

— Кому известный? ― недоумевал Сталин. ― Мне неизвестный.

Я попытался объяснить, что я артист театра и кино Игорь Ильинский.

Но Сталин не слушал и гневно спросил:

— Как он сюда попал? Кто он?

Мне стало страшно. Наконец, человек, видимо, отвечавший за то, что я попал сюда, в отчаянии пояснил:

— Это актер Ильинский. Он только что удачно сыграл в кинофильме «Волга-Волга».

И тут Сталин расплылся в улыбке, пожал мне руку и воскликнул:

— Товарищ Бывалов! Здравствуйте! Мы, бюрократы, всегда поймем друг друга...

 

МАЛЕНЬКИЕ ХИТРОСТИ

В 30-х годах Сталин пригласил к себе четырех крупнейших кинематографистов и спросил, что им нужно для успешной работы: «Просите. Не стесняйтесь. Постараемся помочь».

Ромм пожаловался, что ютится в маленькой комнате, жена болеет, нужна квартира.

— Хорошо. Будет вам квартира, ― сказал Сталин.

Пудовкин объяснил, что он может работать только за городом ― нужна дача.

— Хорошо. Будет вам дача, ― пообещал Сталин. Пырьев сказал, что дача у него есть, но добираться туда трудно. Он устает, не может работать Нужна машина.

— Хорошо. Будет вам машина, ― ответил Сталин Александров замялся: у него столь большая просьба, что он даже не решается ее произнести.

― Говорите, не стесняйтесь, ― подбодрил Сталин.

― Я хотел бы, товарищ Сталин, получить вашу книгу «Вопросы ленинизма» с автографом. Это будет меня вдохновлять.

― Хорошо. Будет вам книга с автографом, ― ответил Сталин.

Квартиру, машину и дачу Александров получив в качестве приложения к книге с автографом.

 

СТАЛИН И БАРБЮС

Анри Барбюс полностью принял сталинизм и сказал: проблемы репрессий сводятся к тому, чтобы найти минимум, необходимый с точки зрения общего движения вперед. В 1935 году Барбюс опубликовал публицистическое произведение «Сталин», восхваляющее заглавного героя этой книги. В этом же году Барбюс последний раз посетил Советский Союз. Здесь он и умер 30 августа. Существует легенда, что Сталин убрал Барбюса: боялся, чтобы он не отрекся от своей книги.

 

СТАЛИН И АНДРЕ ЖИД

Французский писатель Андре Жид интересовался жизнью СССР и приехал в Москву благожелательно настроенным. Однако приметливым писательским взглядом он проник сквозь пелену лжи и понял: сталинская власть про-тивочеловечна, антидемократична и жестока. Однако Жид был достаточно умен, чтобы, находясь в Союзе, не признаваться в своих открытиях, восхвалял Сталина, а по-возвращении в Париж остро и откровенно высказался о нем и его власти. В советской прессе «двуличный» Андре Жид был предан анафеме. Его сочинения объявили реакционными и до конца 80-х годов не переводили, не печатали и не упоминали сколько-нибудь положительно или хотя бы нейтрально.

 

ЭПИЛОГ БОЛЬШОГО ТЕРРОРА

В 38 году Сталин сказал: «Чего бояться. Надо работать».

Таков эпилог большого террора. Однако большой террор, раз начатый во имя власти Сталина, не мог кончиться совсем иначе как с концом сталинщины. Из большого он становился не очень большим, средним, полусредним, но никогда не делался маленьким и порой вновь разгорался до большого.