РАДИКАЛЬНЫЙ ПАВЕЛ О РАБСТВЕ
Как мы видели выше, древние письма начинаются с «отправителя- получателю» - формат больше напоминает стиль "от-к" наших служебных записок, чем наших личных писем, которые адресуются получателю в начале и подписываются отправителем в конце. Павел начинает это письмо:
«1 От Павла, узника Христа Иисуса, и от брата Тимофея — дорогому нашему сотруднику Филимону, 2 а также сестре Апфйи, нашему соратнику Архйппу и церкви, что собирается у тебя дома». (1-2)
Фраза "и Тимофея" указывает на то, что Тимофей является писцом-секретарём, которому Павел продиктовал письмо. Обратите внимание на семейный язык «брат» для Тимофея и «сестра» для Апфии (жена Филемона?) а также эгалитарный язык «сотруднику» для Филимона и ”соратник" для Архйппа. Но, прежде всего, обратите внимание на вступительную фразу: «Павел, узник Иисуса Христа». На это направлен наш первый фокус.
Обычно, как мы увидим более подробно в главе 3, Павел открывает свои письма, идентифицируя себя как «апостол Иисуса Христа» (Гал. 1:1; 1 Кор. 1: 1; 2 Кор. 1: 1; Рим. 1:1). Но здесь он «узник Иисуса Христа». Даже в своем письме к христианам в Филиппах, которое написано из того же заключения, что и в письме к Филимону, Павел изначально не идентифицирует себя как заключённого. Он просто начинает с «Павла и Тимофея, слуг Христа Иисуса» (1: 1). Таким образом, именно «узник» (не «апостол» или «слуга»), важен для Павла. Почему?
С одной стороны, Павел достаточно свободен, чтобы написать это письмо, и в нем он упоминает семь человек, которые поддерживают его в тюрьме: Тимофей, Онисим, Епафрас, Марк, Аристарх, Димас и Лука (23-24). С другой стороны, в первой половине письма(1, 9), он дважды упоминает, что является «заключённым» и дважды ссылается «во время моего заключения» (10, 13). Эта вторая цитата, которая помогает нам понять, реальную ситуацию Павла.
Фраза «во время моего тюремного заключения» буквально «в моих цепях» (греческий en desmois). Это, кстати, то же самое выражение, которое Павел использует в своем письме к христианам в Филиппах, скорее всего, написанное из этого же заключения (1: 7, 13, 14, 17). Но что означает «в цепях» и позволяют ли это свободное общения и поддержку? Чтобы понять точную ситуацию «в цепях» Павла в начале 50-х годов, мы посмотрим на аналогичную «в цепях» для другого заключённого в конце 30-х годов
В 7 году до н. э. Аристобул был казнен своим отцом Иродом Великим, а его маленький сын, Агриппа, воспитывался в императорском доме в Риме с будущими императорами Калигулой и Клавдием в качестве его товарищей по играм. К 41 году Агриппа имел территорию и титул, равный титулу его деда, Ирода Великого, назначенный Римом - «Царь Иудейский». Но он правил только до 44 года, когда, как лаконично записывает Лука, «Ангел Господень поразил его, и он был съеден червями и умер» (Деяния 12: 23)
Между тем, около 36-37 гг. н. э., когда императору Тиберию было уже за семьдесят, Агриппа открыто молился о том, чтобы император поскорее бы умер, а Калигула занял его место. Иосиф Флавий кратко рассказывает историю в «Иудейской войне»(2.179-180) и, более полно, в «Иудейских Древностях» (18.168–237). Когда Тиберию было сообщено об этом замечании, он арестовал Агриппу и заключил его в тюрьму до слушания. Но другие императорские покровители обеспечили "что солдаты, которые должны были охранять его, и Центурион, который будет отвечать за них, а также наденут ему наручники, должны быть гуманными, что ему должно быть позволено купаться каждый день и посещать его свободных друзей, и что он также должен иметь телесные удобства. Его друг Силас и двое его вольноотпущенников, Марсий и Стоех, посетили его, принеся ему его любимые яства и выполняя любую услугу. Они принесли ему одежду, которую они притворялись, чтобы собираются продать, но, когда наступила ночь, они сделали ему кровать, при попустительстве солдат» (18. 203-4)
Здесь мы видим, как узник может быть связан цепями (десмой) с солдатом, но все же быть допущен к общению со своими друзьями. И, наконец, со своевременной смертью Тиберия, Калигула «в обмен на железную цепь дал ему [Агриппе] золотую, равную по весу»(18.237). Во времена династических переходов государственная измена может быть просто плохим временем.
Быть "в цепях", прикованным к солдату в казарме в ожидании суда, это опасная ситуация, в которой казнь была возможна в любой момент. Но даже в этой смертельной ситуации, для Павла, как и для Агриппы, заключённый мог получить любую помощь и поддержку, которую он мог себе позволить, не находясь в тюрьме. Считайте взятку частью зарплаты солдата.
Наконец, где был заключён Павел, когда он писал Филимону и христианам в Филиппах? Оба эти письма пришли из проконсульской тюрьмы в Эфесе, столице Римской провинции в Малой Азии. Когда, например, Павел упоминает "всю имперскую гвардию" в послании к христианам в Филиппах (1: 13), по гречески просто “во всей Претории”, то есть во всей губернаторской тюрьме. Позже, в 1 Коринфянам, он пишет, что «сражался с дикими животными в Эфесе»(15:32). Это следует воспринимать метафорически, так как никто не пережил такого «сражения», чтобы писать о нём!
Эта же метафора была использована, более полувека спустя, Игнатием Богоносцем в своем послании к Римлянам—и, возможно, в имитации письма Павла. «От Сирии до Рима я сражаюсь с дикими зверями, по суше и морю, днем и ночью десять "леопардов" [то есть рота солдат], и они становятся лучше от доброго лечения»(5: 1). Когда он отправился на мученическую смерть в Рим, Игнатий, как и Павел, был свободен получать поддержку и помощь от других христиан, мог написать семь писем к церквям по пути следования, но всегда был прикован к тому или иному солдату, известному как “леопард".
Итак, после объяснительного отклонения, мы возвращаемся к письму Павла Филимону. После имён отправителя и получателя протокол древнего письма требовал приветствия: «Благодать вам и мир от Бога, Отца нашего и Господа Иисуса Христа!» (3)
В этом приветствии "вам" - множественное число. Но эта фраза "благодать и мир" появляется в приветствии каждого из семи подлинных писем Павла. Поэтому мы пока оставим его, но вернёмся к более подробному рассмотрению этого в главе 4.
После приветствия Павел, как обычно, пишет благодарения:
«4 Я всегда благодарю Бога моего, вспоминая о тебе в своих молитвах,5 потому что слышу о твоей вере и любви к Господу Иисусу и всему святому народу Божьему. 6 Я молюсь, чтобы твоя вера, общая для всех нас, привела к постижению всех тех благ, что есть у нас благодаря единению с Христом. 7 Твоя любовь меня очень обрадовала и поддержала, потому что благодаря тебе, брат, успокоилось сердце народа Божьего».
Благодарственные стихи Павла обычно переплетают получателей с Богом и Христом. Прочитайте, например, то, что он говорит в 1 Фес 1:2-3 и 1 Кор 1:4-9. Когда Павел пишет, например, христианам в Филиппах, из Ефесской тюрьмы, он говорит: «Каждый раз, когда я вспоминаю вас - а вспоминаю я вас всегда, во всех своих молитвах за вас всех, - я с радостью благодарю моего Бога 5 за то, что вы участвовали в проповеди Радостной Вести с самого первого дня и поныне» (1:3-5).
На первый взгляд, таким образом, этот элемент благодарения в Филимоне вовсе не необычен. "Вы" в приветствии множественное число, но в благодарении «Тебя» является единственным, сосредоточенное на самом Филимоне. Хотя письмо касается личного вопроса, оно не является частным. В нем также участвуют дважды упомянутые святые (5, 7).
То, что делает это благодарение очень необычным, - это то, что находитя сразу после него. А именно, далее следует, что благодарность за то, что латинская риторика называет пленением бенефенции («захватить вашу доброжелательность»), и мы могли бы называть это просто «грубо льстить». Это похоже на сильную похвалу щедрости человека, которая предшествует просьбе о займе. На мгновение представьте себя на месте Филимона. Вас сначала называют «дорогим другом и сотрудником» Павла, затем похвалили за «вашу любовь ко всем святым и вашу веру в Господа Иисуса» и, наконец, назвали «мой брат». Затем, когда вы купаетесь среди тех почестей, вы попадаете в это:
«8 И поэтому, хотя я, апостол Христа, смело мог бы указать тебе на твой долг, 9 я предпочитаю обратиться к тебе с просьбой, потому что люблю тебя. Это я, Павел, Божий посол и узник Христа Иисуса»(8–9)
Во-первых, заметьте, независимо от указания Павла или призыва, это долг Филимона. Что бы это ни было, Филимон должен сделать это без какого-либо приказа или призыва от Павла или кого-либо еще. Бедный Филимон вынужден-резко и лаконично-столкнуться с этими тремя словами в этих последовательных отношениях:
указание = долг = просьба
Это не просто вопрос обращения или указание Павла , но, без вариантов, долг Филимона- ай-ай-ай!
Во-вторых, мы теперь видим, по его повторению (9), почему “узник” был первым знаком идентификации Павла как отправителя письма (1). Как Филимон может не исполнять свой долг, когда Павел так ясно исполняет свой? Обратите внимание, что каждый раз Павел не просто “узник”, но “узник Иисуса Христа ". Эта фраза имеет великолепную и преднамеренную двусмысленность - означает ли этот греческий родительный падеж заключённого из-за Иисуса? Является ли Павел узником Иисуса из-за Рима или узником Рима из-за Иисуса? "Подумай об этом, дорогой Филимон”, - действительно говорит Павел. "И так, дорогой Филимон, ты можешь отвергнуть меня, который не только узник Иисуса Христа (1, 9), но и старик (9)?” Но мы до сих пор не знаем, что это такое - какой “долг” Филимон должен исполнить? От чего он не может отказаться?
Павел продолжает своё письмо:
«10 прошу тебя за моего сына, который стал мне сыном здесь, в тюрьме, - за Онйсима. и Когда-то он был для тебя бесполезен, а теперь он и тебе, и мне стал очень полезен».(10-11)
Цитата с 8-9 на 10-11 очень ясна на греческом языке: это не "я предпочёл бы обратиться к тебе”, а «я обращаюсь к тебе». Павел обращается к Филимону (исполнить свой долг!) относительно кого-то по имени Онисим. Мы сейчас, почти на полпути в тексте письма, слышим его имя в первый и единственный раз.
Отношения между Онисимом и Павла описывается как “сын” и “отец”, метафора для обращённого и апостола. Onesimus, что в переводе с греческого означает "полезный", является обычным рабским именем. Павел использует это имя, чтобы деликатно о чем-то каламбурить - Онисим сделал что-то, что он стал временно “бесполезным” для его хозяина, Филимона.
Ясно, что Онисим сбежал к Павлу без разрешения Филемона, как именно мы представляем эту ситуацию? С одной стороны, он явно сбежавший раб. С другой стороны, он сбежал в самое опасное место, которое только можно себе представить - в римскую тюрьму. Разве он не подвергал опасности свою жизнь и жизнь Павла?
Если мы предположим, что Онисим не просто неосмотрительно здесь, есть еще один способ понять его действий. Когда грозило суровое наказание или даже смерть, римское право позволяло рабу бежать не только в определённые храмы за убежищем, но и к другу (лат.ad amicum) хозяина просить заступничества и милосердия.
Поясним это на примере. Хотя Сенека Младший стал жертвой в конце правления Нерона, он начал его как философ у молодого императора. Он написал трактат о милосердии и гневе в том же десятилетии, что Павел написал это письмо Филимону (которое можно было бы назвать, как бы, по долгу службы). В первом исследовании Сенека упоминает “что рабы имеют право искать убежище у статуи бога" (1.18.2). В последнем, он дает нам историю о рабском (коротком) уходе ad amicum.
Анекдот касается того, что «наш обожествлённый Август обедал с Ведием Поллио» в дворцовом особняке на берегу Неаполитанский залив
«Один из слуг разбил хрустальный кубок. Ведиус приказал схватить его и казниить необычным способом - его должны были бросить в бассейн с гигантскими миногами, . . . . Мальчик вырывался на свободу и бежал. Мальчик бросился к ногам Цезаря, прося только о какой-то другой форме смерти, что бы просто не быть съеденным. Потрясённый беспрецедентной жестокостью, Цезарь выпустил его на свободу, приказав разбить перед ним все кубки!» (3.40.2–4)
Сенека отмечает, что раб бежал “на верх“, к тому, кто был другом его хозяина, но который также мог действовать "с позиции превосходства". Это может быть притча, а не история, но когда Поллио уехал из этого особняка к Августу, император снес его и превратил в сад.
Наша разумная реконструкция намерения и ситуации Онисима заключается в том, что у него были очень серьезные проблемы с его владельцем, Филимоном, и он бежал - на законных основаниях по римскому праву - ища заступничества Павла, которого он признал несколько “высшим” другом своего хозяина. Но сейчас ситуация изменилась, потому, что языческий раб стал обращенным в христианство. Так в чем же состоит долг Филимона в этой изменившейся ситуации? Принять его обратно прощённым, христианским рабом? Или отдать его Павлу как раба апостола? Это нечто гораздо более радикальное!
Павел продолжает: «12 Я отсылаю его тебе, его, который стал частью меня самого! 13Мне, правда, очень хотелось оставить его при себе, чтобы он помогал мне вместо тебя здесь, в тюрьме, куда я брошен за Радостную Весть. 14Но я ничего не хотел делать без твоего согласия. Пусть твое доброе дело будет по доброй воле, а не по принуждению».(12-14)
Поэтому Павел, разумеется, не просит Филимона оставить Онисимуса, порабощенного или освобожденного с ним в Эфесе. Он отсылает его назад как свое «собственное сердце». Во-первых, обратите внимание на укус во фразе «на вашем месте». Павел мог бы также сказать: «Онисим был здесь, чтобы помочь мне, и где вы, дорогой Филимон?»- с сарказмом. "Может быть, он был здесь как ваш представитель?" Во-вторых, как вы могли ожидать теперь самое подходящее время для другого упоминания о «моем тюремном заключении за Евангелие» - «в моих цепях Евангелия». Это та же преднамеренная двусмысленность, что уже дважды видели: Рим положил Павла в цепи из-за Евангелия или имеет ли Евангелие Павла в цепях из-за Рима? Наконец, обратите внимание также, что фраза о «добром деле» Филимона «добровольная, а не что-то вынуждена».
Это позволяет углубиться в теологию Павла, которая настаивает на "вере-с-делами" против "дел-без-веры". Не путайте это, кстати, с псевдо-проблемой Реформации (да, псевдо-проблемой!) веры против дел, столь полезной для ее полемических трактатов против евреев, и протестантов против католиков. Филимон должен освободить Онисима свободно, как дела , которые по своей сути, идут от веры, а не как дела, исходящей из принудительного послушания Павлу. Это причина того, что Павел на горках, вверх-вниз, похвалы и вины, "хороший полицейский–плохой полицейский" и прочей риторики в этом письме.
Павел продолжает «15 Может быть, он потому на время и был с тобой разлучен, чтобы ты потом принял его навеки 16 и уже не как раба, а много больше, чем раба, — как дорогого брата, особенно дорогого мне. Но несравненно больше он дорог тебе — и как человек, и как брат в Господе!» (15-16)
Там мы, наконец, это— "долг” и "доброе дело", чтобы освободить Onesimus свободно. Филимон не должен освобождать его по необходимости, чтобы он мог навсегда остаться с Павлом; скорее, Онисим должен вернуться домой к добровольному освобождению (manumission) от Филимона. Может быть, говорит Павел Филимону, именно поэтому все это и произошло— Онисим был "отделен" (пассивный залог здесь указывает на свободу воли Бога?) от Филимона в рабство, чтобы он мог вернуться к нему за свободой.
Фраза "и как брат в Господе" является ключевым элементом для понимания смысла Павла. Филимон не может удержать Онисима как христианского раба, утверждая, что внутри, духовно, в наших душах мы все равны перед Богом и Христом. Равенство освобождения должно быть как физическим, так и социальным, а также духовным и богословским.
Павел продолжает, повторяя свою точку зрения:
«17 Так вот, если мы с тобой делаем общее дело, прими его, как принял бы меня. 18А если он в чем-то перед тобой провинился или что-то тебе должен, считай это за мной. 19 Вот я пишу тебе собственной рукой: «Я, Павел, обязуюсь возместить тебе убытки». Я уже не говорю о том, что и ты мне должен. Должен самого себя!»
Еще раз укус сарказма очевиден - как будто у Павла может быть “счет”, подлежащий выплате Филимону, который должен Павлу самому “себе ” как христианин. И, что еще хуже, Павел пишет этот текст сам большими буквами, как если бы он подписывался под долгом, как бы говоря: “может быть, дорогой Филимон, тебе нужна подпись, чтобы сделать все это законным?" К этому моменту бедный Филимон, должно быть, и не знал куда ему деваться! И помните, что все это не просто в личном, но публичном письме.
Павел продолжает:
«20 Да, брат, теперь и я хотел бы получить от тебя пользу ради Господа. Успокой мое сердце как брат во Христе! 21 Я пишу тебе, потому что уверен: ты меня послушаешься. Знаю, ты сделаешь даже больше, чем я прошу. 22 А тем временем приготовь для меня, пожалуйста, гостевую комнату. Я надеюсь, что Бог по вашим молитвам вернет меня вам».
Посмотрите внимательно на ритм этих трех стихов. Первый - нежный (20). Он обращается к Филимону еще раз как к “брату” и упоминает “успокоить мое сердце”, как будто Павел заканчивает, ссылаясь на те же самые слова в начале письма (7). Как вы помните, за предыдущим стихом последовал призыв Павла а не приказывал Филимону (8-9).
Но в настоящих трех стихах, следующий стих, 21, скорее аннулирует те предыдущие стихи, 8-9. Фраза” уверенный в своем послушании “(21) отменяет ”И поэтому, хотя я, апостол Христа, смело мог бы указать тебе на твой долг, 9 я предпочитаю обратиться к тебе с просьбой, потому что люблю тебя. Это я, Павел, Божий посол и узник Христа Иисуса" (8-9). Так это все-таки команда, но от кого? Павел или Христос или Бог или все остальные? Третий стих вновь обращается к языку друзей и равных, но он также имеет небольшое преимущество, как бы говоря: "не думай, дорогой Филимон, что проконсульская тюрьма означает, что ты никогда меня больше не увидишь".
И заключение
"23 Тебе передает привет Эпафрас, мой товарищ по тюрьме, как и я, узник Христа Иисуса, 24а также Марк, Аристарх, Демас и Лука, мои сотрудники. "Благодать Господа Иисуса Христа да будет с духом вашим! "(23-25)
Заключение письма, как и его открытие, повторяет, что все дело Филимона и Онисима является личным, но не частным; это напоминает Филимону, что это публичное дело, и все смотрят, что он будет делать. Хотя мы можем сосредоточиться на Марке и Луке из-за Евангелий, названных в их честь, но не написанных ими, именно Епафры заслуживают нашего самого пристального внимания.
Так же, как наши имена часто сокращаются от, скажем, Маргарет до Мэгги или Джеймс до Джима, так было и в древниевремена. Павел сократил Присциллу Луки (деяния 18: 2, 18, 26)до Приски (Рим. 16:3; 1 Кор. 16:19; 2 Тим. 4: 19) и даже в своих собственных письмах Епафродит (Фил. 2:25; 4:18) в Епафрас (Филимон. 23).
Пока Павел находился в Ефесской тюрьме, филиппийские новообращённые послали ему материальную помощь с Епафродитом, который также должен был остаться и помочь ему. Но, пишет Павел "А еще я посчитал необходимым отослать нашего брата Епафродйта. Он мой сотрудник и соратник, вы прислали его мне в помощь — служить моим нуждам. . . .Он ради дела Христова был на грани смерти, рисковал жизнью, чтобы оказать мне помощь, которую вы сами не смогли оказать. ” (2: 25, 30). Какова история личности по имени Епафродита в послании к Филиппийцам 2: 25-30; 4: 18 и Епафрас в послании к Филимону 23?
В фразе, описывающей Епафраса, “заключенный” ,по греческий - это не то же самое, что Павел для себя “узником” (desmios) или “в цепях” (Ан desmois) в этих четырех стихах Филимону (1, 9, 10, 13). Это, однако, то же самое слово Павел использует как для Андроника и Юнии в Римлянах 16:7. Почему это другое слово и что оно означает? В поисках ответа мы берем один последний стих в более широкую контекстуальную матрицу Римского заключения.
Автор второго века Лукиан из Самосаты написал сатиру на жизнь и смерть христианина по имени Перегрин, который позже обратился, в киники по имени Протей. В своем тексте «Кончина Перегрина» Лукиан описывает поддержку, которую Перегрин получил во время своего христианского периода в сирийской тюрьме. Он упоминает, что христианские " чиновники даже спали внутри с ним после подкупа охранников " (12). В таком случае Лукиан считает Перегрина лицемером, а чиновников - дураками. Однако его суждение сильно отличается, когда это происходит не с христианским верующим, а с языческим философом.
В «Токсарид, или Дружба», Лукиан рассказывает историю, но на этот раз с одобрением, о другом заключённом, которому помогали во время заключения. Рассказ о двух друзьях, Димитрии, философе, и Антифиле, докторе, из Египта. Однажды, когда Димитрий был в отъезде, Антифилуса несправедливо арестовали якобы за кощунственное ограбление храма, совершенное его рабом Сайрусом. Без поддержки и помощи от кого угодно, заключение Антифилуса было просто ужасным:
«Здоровье его начало подкашиваться, и неудивительно: постель его была без матраса, и всю ночь он не мог даже ноги вытянуть, которые были закреплены в колодах; днём- одевали ошейник, но по ночам ему приходилось подчиняться тому, чтобы быть связанным по рукам и ногам. Зловоние, а также близость темницы, в которой очень много узников, приводили к нехватку воздуха. Все это в совокупности делало ситуацию невыносимой для того, кто был совершенно непривычен, чтобы выдержать такие трудности». (29)
Это, вполне, дает нам представление о том, какой была бы тюрьма для Павла, если бы он не был достаточно известен, и поддержанным присутствием, по крайней мере, семи друзей.
Когда Димитрий вернулся, он пошел прямо в тюрьму, нашел Антифилуса, и сначала ему разрешили служить ему. Он пошел работать носильщиком в гавань и отдавал половину зарплаты, чтобы подкупать охранника, и половину, чтобы помочь другу. Но когда тюремщик запретил подобные свидания, Дмитрию пришлось принять опасное решение:
"Димитрий не мог придумать другого способа, получить доступ к своему другу, кроме как пойти к префекту и заявить о соучастии в ограблении храма. В результате этого заявления он был немедленно отправлен в тюрьму и с большим трудом одержал верх над тюремщиком после многочисленных просьб поместить его рядом с Антифилом. Теперь его преданность другу предстала в самом ярком свете. Несмотря на то, что он сам был болен, он не думал о своих страданиях: его единственная забота заключалась в том, чтобы облегчить страдания своего друга и обеспечить ему как можно больше покоя; и общение в нищете, безусловно, облегчило его нагрузку". (32)
Это, несомненно, гипербола, притча, а не фактическая истории, но мы должны представить что-то подобное - м.б. менее экстремальные—с Эпафрасом и Павлом. Эпафрас решил жить в тюрьме вместе с Павлом, как если бы он был его личным рабом—не как сокамерник преступника но как сокамерник тюрьмы, свободно принимая все опасности для здоровья и даже жизни, связанные с этим решением. Когда вы читаете письмо к Филимону, думайте не только об Онисиме; но и об Эпафрасе (Епафродите).