… Зачем, зачем, зачем была вся та жизнь, которая промелькнула так быстро и оставила после себя только сожаления, раскаяния в своих поступках? Зачем это пробуждение в тисках боли и неизвестности, с полной памятью, со стоящими перед отсутствующими глазами картинами последних мгновений? Ведь так хорошо было быть… или не быть? Ах, какая жестокая боль!!! Она грызет его конечности и вонзает острия когтей внутрь исстрадавшихся глазниц, стараясь выковырять наружу мозг, но все никак не преуспеет, не окончит страданий. Только полная тьма осталась с ним, напоминая о блаженном бесчувствии, окончившемся мгновение назад. Как больно, когда нечто твердое и скрипучее встряхивает его тело. Словно все пальцы разом сжимают безжалостные тиски. Словно из рук его вынули кости, а на их место воткнули шершавые шомпола, и вертят, вертят ими без остановки. Однажды в детстве он прищемил дверью палец… Ах, тот палец, который грызут теперь крысы на помойке. Как ему было больно, как он плакал, ища утешения у нянечки! Разве мог он представить, что случиться с ним на закате жизни. Да, да, на закате. Долго ему не протянуть, к счастью. О, дикая боль. Пальцы болят сильнее, чем глаза… Их нет, поэтому они болят. Болят, потому что их нет? Как может болеть то, чего нет? Их нет, а они болят? Сводящий с ума парадокс… хотя нет, с ума сводит сама боль, поселившаяся очень близко с мозгом. О!! Мучительные удары. Почему нельзя было умереть сразу? Кому это нужно? Не ему, это точно. Какой смысл в том, что он всматривается несуществующими глазами в сплошную боль, копошащуюся в черепе тварь с колючими боками, содрогается от ее жадных зубов, впивающихся в его несуществующие пальцы!! Кажется, наверху палит солнце. Как странно, его жизнь перевернулась, а мир этого не заметил!! Легкий скрип, постукивание, всхрапывание лошади, удары и покачивания… О нет! Боль убивает всякую мысль, кроме мыслей о самой боли. Размышления… Если б не было так больно, то следовало рассмеяться. О чем размышлять королю, лишившемуся королевства, человеку, лишившемуся сразу глаз и пальцев, и ни то, ни другое, ни третье ему никогда не вернуть? Телега. Что? Ах да. Телега везет его в неизвестность, чтобы выбросить навстречу долгой и мучительной смерти. Как сказал Клусси? Я буду милосердным, вот что он сказал. Опять соврал, и опять все выглядит пристойно. Хитрый подлец. Откуда он взялся? Какая разница. Удар. Скрип и качание прекратились.

Чьи-то руки подхватили его за подмышки и грубо стянули с телеги. Саднящие руки стукнулись о деревянные края и вспышка резкой боли едва не свела его с ума. Ну почему, почему хотя бы не потерять сознание? Он застонал. Тело не хотело двигаться, оно было переполнено неимоверной усталостью, отрешенностью, безразличием… Кто-то пыхтящий, пахнущий лошадиным и человечьим потом, волок его некоторое время, а потом остановился.

– Впереди Река, - пробормотал этот человек хриплым и почти знакомым голосом. - Если постараешься, то доползешь до нее и быстренько умрешь… Это все, что я для тебя могу сделать. ОН велел выбросить тебя на дороге в Ауридан. Если узнает, что я привез тебя к Реке, то сдерет кожу… Прощай, король.

Река, сверхъестественная и пугающая, место, где люди прибрежной Торбии хоронят своих покойников. Едва он успел об этом подумать, поддерживавшие его руки исчезли. Тело рухнуло вниз и по привычке выставило вперед изуродованные конечности. Культи врезались в землю, и в голове словно взорвался огромный, всепоглощающий шар белого огня, пожравшего всю Вселенную…

*****

Он очнулся через какое-то время. Может, через полчаса, а может и через день. Только зачем? Совсем недавно он был королем, человеком, сильным и физически, и духовно, а теперь стал более жалким и слабым, чем последний нищий. Рваные грязные штаны были забрызганы кровью, руки черны от копоти и севшей на них пыли, а страшные струпья на культях уже сочились первым гноем. Под веками, над закопченными, ввалившимися щеками, зияли черные дыры, а все лицо и грудь покрывали пятна засохшей крови и остатки глазных яблок. Десятки причин грозили ему скорой смертью, но, какой бы она ни была, мучений ему не избежать.

Однако слепой калека еще помнил, что был смелым королем Малгори. Он улыбнулся, вспомнив о своих пороках - заносчивости, чрезмерной гордости, жестокости. Сейчас их больше нет, словно они отрезаны вместе с пальцами или вытекли вместе с глазами, но осталось другое, более важное - сила духа. Несмотря на то, что тело уже практически умерло, он должен встать и найти Реку, чтобы умереть быстро, легко и славно. Он не может лежать и подыхать, как избитая дворняжка. Подстегнутый такими мыслями, он рванулся, встав сначала на колени, а потом на ноги. Голова немедленно закружилась, ибо ему чудилось, что он летит в бездонную пропасть. Он замахал руками, словно пытаясь удержаться за воздух… Тщетно. Почти в тот же момент, как он поднялся, тело рухнуло снова, согнувшееся, отказывающееся повиноваться. При падении изувеченный король забыл о своих ранах и пытался приземлиться на руки, отчего был поглощен яростной вспышкой боли. Люди, упавшие в огромный костер, должны чувствовать себя похоже. Малгори долго корчился на земле, растрачивая силы, в которых так нуждался. Потом он смог укротить боль и заставить себя встать во второй раз, наперекор слабости и безнадежности. Он поднялся и смог утвердиться в зыбком положении человека, потерявшего едва ли не все привычные средства ориентирования в мире. По большому счету, у него остались только уши, но какой от них толк сейчас? Тем более, что стук крови, бурлящей в жилах, заглушает остальные звуки, да и боль не дает ни на чем сосредоточиться. Куда он должен идти? Вокруг, как казалось ему, простиралась пустыня. Неизведанная и непознаваемая для его увечного тела и отрезанного от мира разума. Единственное, что явно присутствовало в этой пустоши - это раздирающая члены боль. Малгори качнулся, понимая, что при таких размышления он упадет даже не от слабости, а от безысходности. Нужно держаться на ногах и пытаться хотя бы подумать. О чем? Например, о ветре. Да!!! Он может слышать и ощущать ветер, злой ветер, дующий ему в грудь и пытающийся свалить тело наземь. А еще есть птицы, они кричат слева и справа, значит, там лес, или широкий солнечный луг, и туда ему не следует идти. Вперед? Да! Человек, привезший его в телеге, должен был тащить тело к Реке и бросить его головой к ее берегу. Значит, он идет вперед.

Конечно, решить, куда направиться, было самым простым. Гораздо сложнее выполнить задуманное. Король долго готовил себя к первому шагу, первому со времени лютой экзекуции, первому в новом для него жестоком мире, первому в новой жизни, которая, как он надеялся, будет короткой. Итак, он сделал шаг и едва не упал, застыв в неустойчивой позе. Немного продвинув ноги, он все-таки устоял и с удивлением обнаружил, что боль притупилась. Скорее всего, на самом деле он просто перестал концентрироваться на ней, перестал строить все свои ощущения вокруг нее. С еще большим удивлением Малгори обнаружил, что может чувствовать, как травинка щекочет ему ступню, или то, что пальцы левой ноги оказались на краю небольшой ямки. Ветер пролезал в раны на месте глаз и приятно холодил их. Оказывается, не такой уж он и злой. Он может хоть немного заморозить проклятую боль. Боль, боль, боль. Кровь бешено колотилась в культях, о которых он боялся даже думать, и каждый ее удар отдавался болью. Но он может ее терпеть. Он сможет даже наслаждаться ей: это очень просто. Если думать о том, что скоро эта боль исчезнет, уйдет навсегда и растворится в небытии, то можно наслаждаться ожиданием этого момента. Как прекрасно ему будет без нее! Но пока нужно идти, или мечте о быстром и лишенном мучений конце не осуществиться. И он идет: шаг, еще шаг. Ветер дует в лицо, гладит его грудь, треплет волосы. Да, почти приятно… Разве знал он об этом всем тогда, в своей Башне посреди города? Нет. Где та глупая мелкая радость, беспричинный гнев, тупое чванство и привычка мучить тех, кого любишь и уважаешь? Их нет. Нет больше стыда и горя, потому что король уже умер. Тот, что идет, делая редкие шаги навстречу желанной смерти - другое существо, нисколько не похожее на Малгори. Да, пожалуй, он даже не будет называть себя тем именем. Теперь он Слепец. Те несколько мучительных шагов, отделяющих его от благословенного забытья, он будет делать как новорожденный. Никого не будет в памяти, никого из тех, кто умер, предал, возненавидел и проклял. Здесь только он и его подруга-боль, им хорошо и спокойно вдвоем. Река?! Где ты, нам тебя очень не хватает…

Неожиданно, земля пропала у него из-под ног и бывший король снова упал, на сей раз потеряв сознание. Тело катилось по шуршащему, сухому песку в сопровождении множества маленьких осыпей, катилось туда, где в огромном русле меж двух берегов лежала мутная, плотная желеобразная масса. Ее гладкая, серая поверхность убегала по сторонам до самого горизонта. Противоположный берег казался отсюда узкой желтой полосой с зеленой полоской поверху.

Это была Река, которая никуда не текла, которую многие считали злым божеством этого мира. Огромная, длиннейшая, широчайшая и глубочайшая канава, заполненная слизнем колоссальных размеров. Говорили, что Река разумна, но никто не мог подтвердить или опровергнуть это утверждение, ибо никто не возвращался с ее берегов. Река пила воду из вливавшихся в нее притоков, она протягивала свои щупальца под землей, высасывая ее соки, она пожирала любое живое существо, по неосторожности появившееся на берегу. Она разделяла противоположные берега, Страну Людей и Страну Волшебников, на два абсолютно изолированных друг от друга мира. По крайней мере, так было до тех пор, пока в Торбии не появился Клусси.

Песок на узком пляже между неподвижным краем Реки и обрывом устилало множество костей самых разных размеров. Чьих - кто ж их разберет. Сама Река пахла гнилью и затхлостью. Тело Слепца замерло в трех шагах от ее мутной кромки. Как только песок перестал осыпаться, и над пляжем установилась относительная тишина, разбавляемая только свистом ветра, слизь заволновалась и вытянула из себя тонкие щупальца. Они коснулись кожи, отчего человек вздрогнул и зашевелился.

– Река! - зашептал он еле слышно, ибо не имел сил говорить громче. - Скорее, возьми меня в свои глубины! Я так долго ждал твоего покоя…

Говоря, Слепец кротко улыбался, потому что вдруг почувствовал покой, царивший на этом берегу. Ветер снова приятно холодил его раны, а рядом было нечто Огромное и Могущественное, способное подарить ему последнее отдохновение. Стремление к покою, умиротворенность, тихая радость. Пренебрежение к боли, терзающей тело. Все иные чувства остались далеко и самому Слепцу казались теперь крайне незначительными. Счастье… Он ждал его и надеялся найти здесь, в объятьях Реки. Он уже любил ее, как чуть раньше полюбил ветер, показавшийся сперва злым и чужим. Также, как он любил свою боль…

Щупальца нерешительно заколебались, а потом стремительно исчезли. Кромка выпустила широкую, очень тонкую ложноножку, которая медленно заползла под тело счастливо улыбающегося человека. Оно двинулось назад ровно, без толчков, боясь потревожить добычу. Затхлый запах вдруг пропал, сменившись запахом цветущего ромашкового луга. Странно, но ветер при этом не сменился!! Он продолжал дуть с середины Реки…