Стоило им только заехать внутрь разрушенного, заросшего жухлой травой двора, Хак спрыгнул с коня и принялся носиться вдоль стен замка с криками: «Мы дома!! Мама, папа!! Мы дома!!»

Дальвиг мрачно огляделся. Дорога, ведущая к вышибленным много лет назад воротам, густо заросла травой. Кругом валялись какие-то деревянные обломки, обрывки почерневших тряпок. У стен плотными группами стояли высохшие стебли репейника, а громадные лопухи, обмякшие и желтые, укрывали землю у их подножий. Нигде не было, видно ни единого признака жизни – ни куриного помета, ни перьев. Хлев стоял с раскрытыми настежь дверьми, за которыми гулял ветер и таился мертвый, безмолвный сумрак. Всем, кроме светившегося счастьем от возвращения домой Хака, было ясно, что здесь давно никто не живет… хотя у дверей, ведущих в единственную уцелевшую башню, в грязи виднелись довольно свежие следы. Судя по всему, грубые солдатские сапоги.

Дальвиг потемнел лицом. Плотно сжав губы, он вынул Вальдевул из ножен и скомандовал потешавшимся над Хаком наемникам:

– За мной, остолопы!

Раскрыв дверь, Эт Кобос увидал колеблющееся вверху слабое пятнышко света – кто-то спускался по винтовой лестнице. Дальвиг опустил руку в поясной кошель, чтобы вынуть наружу Жезл. Однако доставать его не пришлось. В темноте, кое-как разгоняемой мечущимся по сторонам пламенем лампы, показался рослый и пузатый мужчина. С сопением и шарканьем он лениво спускался вниз – совершенно безоружный и даже едва одетый. На нем была грязная, залатанная рубаха, из-под подола которой торчали покрытые вздутыми венами волосатые ноги и неимоверно стоптанные кожаные тапки.

– Эй, куда прешься! – грубо и громко заорал толстяк Дальвигу. Даже в полутьме было видно, как с его вывернутых губ летит слюна. Сощурив выпуклые совиные глаза, человек сморщил нос и снова заорал: – По велению Высокого Симы, здесь никому нельзя находиться!

Вытянув лампу вперед, толстяк попытался получше разглядеть незваных гостей. Стоило ему только увидеть вооруженных и очень недружелюбных людей, уверенность и спесь живо слетела с лица и осанки. Толстяк быстро сгорбился, будто кто-то выпустил из него воздух, и затряс жирным подбородком.

– Что вам нужно? Что вы здесь делаете?.. Немедленно уходите прочь, не то вам не поздоровится! – Теперь голос его звучал гораздо тоньше и тише.

Дальвиг поднялся на две ступеньки и, приставив меч к грозившему вырваться из рубашки брюху, негромко приказал:

– Отдай лампу, червяк!

Медленно, дрожа всем телом, толстяк нагнулся, чтобы оценить размеры и устрашающий внешний вид Вальдевула.

– Ты осмеливаешься поднимать руку на людей Симы? – пискнул он, пуская с уголка губ слюну. – Ищешь ссоры с любимцем Императора?

Дальвиг слегка шлепнул по пузу клинком. Толстяк подпрыгнул вверх и немедленно отдал лампу.

Кроме него в башне жили еще двое сторожей, таких же никчемных и трусливых, как их главарь. Всех троих быстро связали и бросили в одну из комнат наверху – ту, у которой сохранилась довольно-таки крепкая дверь.

После того как замок был захвачен, причем на удивление легко и быстро, Дальвиг решил заняться его обустройством. Крестьяне двух близлежащих деревень, которые теперь принадлежали Симе, отнюдь не возрадовались возвращению прежнего господина. Осенние работы еще не кончились, тем более что после затяжных дождей наконец наступило бабье лето и тепло вместе с солнцем ненадолго вернулись в эти края. Вместо этого жестокие солдаты, один вид которых повергал смирных местных жителей в трепет, сгоняли мужчин по грязным дорогам к замку.

Там им пришлось обосноваться надолго. Совсем еще мальчишки и старики очищали от мусора двор и внутренние помещения. Сухую траву стаскивали в кучи и поджигали, заполняя двор клубами тяжелого зеленовато-желтого дыма. С окрестных холмов казалось, что руины замка снова взяты врагом и преданы огню. Команда плотников и кузнецов занялась воротами, которые очистили от многолетнего дерна и перетащили поближе к замковым мастерским. Глядя на потраченные жуками ясеневые балки, на покрытые бахромой ржавчины стальные ромбы посреди створок, Дальвиг смутно вспомнил, как страшно ему стало, когда неповоротливое чудовище с толстым рогом между налитых яростью глаз вышибло и растоптало эти ворота. Разбитые в щепки брусья теперь превратились в труху и их предстояло заменить. Сталь по большей части сохранилась, но требовала изрядной чистки.

Еще один плотник с помощью десятка крестьян чинил или делал заново простенькую мебель, устанавливал двери и окна, менял провалившиеся половицы и восстанавливал лестницы.

Распределив работы, Дальвиг переоделся в богатые одежды из цветного шелка и атласа, с оторочкой из мехов. Лицо он покрыл волшебной краской, которую дала ему Хейла: несколько мазков покрыли лицо морщинами и оспинами, изменили цвет кожи и даже некоторые черты. Пара капель той же самой краски в глаза – и они стали зелеными, как у кошки. Кроме того, Дальвиг без всяких магических ухищрений состриг почти все волосы, росшие у него нетронутыми с незапамятных времен. Это принесло, пожалуй, самые разительные изменения. Глянув в зеркало, Эт Кобос не узнал сам себя и даже пощупал щеку, на которой красовалась маленькая ямочка. Покачав головой, он спустился во двор и отправился в город Крайл.

Там, не жалея денег, Дальвиг принялся нанимать новых солдат, закупать коней, доспехи и провизию, чтобы прокормить свою растущую армию. Лично для себя он приобрел серебряную посуду, подсвечники, мягкие пуховые матрасы и подушки, ковры. Для восстановления каменных стен был нанят мастер с пятью подмастерьями.

Вернувшись из поездки во главе большого каравана на следующий день, Дальвиг не застал Хака. Тот отправился на поиски родителей в деревню, откуда они были родом. Кругом кипела работа, но крестьяне тут же побросали ее и пришли к Дальвигу c жалобой. По их словам, вечером солдаты, напившись вина, принялись затаскивать в башню всех женщин, находившихся в замке. Мужчины, пытавшиеся вступиться, были избиты. Эт Кобос, выслушав эти жалобы, холодно ответил:

– Чем лучше вы будете работать, тем скорее уберетесь отсюда, оставив позади все неприятности.

Сказав это, он повернулся к побелевшим от негодования крестьянам спиной, вскочил на коня и отправился в Шатхайпал за новыми покупками и новыми наемниками.

Так прошли две недели после возвращения домой владельца Беорна. Замок был в значительной степени восстановлен, и злые, изможденные крестьяне отправились по домам. Неизвестно, встревожил ли факт возрождения Беорна кого-то из его прошлых врагов, но до Дальвига пока не доходили никакие слухи. Любуясь по уграм белеющими свежим деревом воротами, вычищенным рвом и ровными гаревыми дорожками, он нет-нет да посматривал на дорогу. Каждый раз он боялся, что посланные в леса засады разоблачены и перерезаны, а враг подкрадывается к стенам. Однако ни Симу, ни остальных не интересовали изменения, произошедшие с Беорном. Эт Кобос, конечно, пригрозил всем крестьянам, чтобы те держали рты на замке, уверяя их, что узнает, если кто-то проговорится, и покарает за это со всей строгостью. Послушались они, нет ли? Спокойные дни продолжали тянуться один за другим. На всякий случай Дальвиг наложил на замок охранное заклятие, которое не выдавало его истинного вида. Со стороны прохожему показалось бы, что он видит только черные неопрятные руины. На сотворение этих чар Дальвиг потратил целую ночь, пожертвовав очередной встречей с Хейлой. Заклинанию его научила она сама, прибыв в замок в первый раз. Целых полчаса в самую глухую полночь Эт Кобос читал длинные и сложные фразы заклинания, большую часть которых он пока не мог толком понять. Хейла не верила, что все получится, и порывалась сотворить волшебство вместо него, но Дальвиг упорно отказывался от помощи, даже запретил ей присутствовать во время колдовства.

Кроме искажения внешнего вида, заклинание давало замку защиту от всевозможных магических и не магических атак. Дальвиг заливал водой огонь, рождал и гасил молнии, дробил в ступке камни и ломал деревянные дощечки. Пот лил с него градом, воспаленный взгляд отказывался воспринимать окружающий мир. Ему казалось, что все тело светится от тех энергий, которые прошли через него из иных измерений и воплотились в невидимый щит, укрывавший замок со всех сторон. Дальвигу представлялось, как за стенами башни с ночного неба срываются клубы чернильной тьмы, бурлят и меняют цвет, рождая вдруг радужное сияние и далекий гром.

Стены, ворота, ров, окна и двери поглощали эту призрачную субстанцию, наливаясь таинственной, неощутимой для простого смертного силой.

Бальядер, который как всегда шлялся по двору допоздна, пьяный и злой оттого, что никто не желает слушать его философствований о смерти и предназначении человека, потом поведал Дальвигу, будто видел беззвучную грозу, бушевавшую над Беорном. Эт Кобос, потративший на заклятие все силы, слушал его в постели, рядом с горящим камином и с кубком густого, подогретого вина в руках. События прошлой ночи казались ему горячечным сном, потому он со вниманием выслушал рассказы старого пьяницы о красной молнии над воротами и багровом тумане, плывшем по двору. Бросив слабой рукой золотую монету, Дальвиг велел Бальядеру помалкивать об увиденном, чем изрядно удивил наемника. Тот-то ожидал, как всегда, неверия и насмешек… Теперь он вдруг стал носителем некоей тайны, известной только ему и могущественному хозяину.

Только к вечеру Дальвига оставила тошнота и он смог встать на дрожащие ноги, чтобы доползти до окна. Снаружи веяло холодом, от которого не спасал даже халат из толстой и нежной шерсти, купленный за десять золотых. Глядя слезящимися глазами на мрачное небо, забитое дождевыми тучами, Эт Кобос впервые задумался, каких же сил, какой цены требует от волшебников настоящая мощная магия? Слов нет, вчера он постарался на славу. Однако не стоит тешить себя напрасными надеждами – перед опытным волшебником это заклинание не выстоит долго. Плод неимоверных усилий, его гордость, его первый серьезный магический опыт падет прахом, если здесь появится Сима. Удрученный такой мыслью, Дальвиг в который раз задал себе вопрос: чего он пытается добиться, отстраивая замок и налаживая в нем жизнь? Долго это продолжаться не будет. Рано или поздно до Симы или до кого-то из его друзей дойдут слухи, и они решат проверить, как обстоят дела. Никакая маскировка не поможет, если за дело возьмется умелый колдун. Все станет на свои места, и Беорну придется плохо. Теперь за его стенами нет равного нападающим противника, каким был отец Дальвига. Сына они раздавят, как гнилой орех, не затратив особых усилий…

Так на что же он надеется, глупый мальчишка? Каким путем вообще можно прийти к мести, столь неподъемной для его слабого плеча? Только одно Дальвиг знал точно. Никогда, ни за что он не сможет забыть обиды и жить, наплевав на. врагов. Пока они топчут землю, ему нет покоя. Или они – или он, совместного существования не будет.

В нем теплилась надежда, что благодаря какому-нибудь счастливому стечению обстоятельств Сима или кто-то еще явится сюда неподготовленным, что Дальвиг сможет захватить врага врасплох и нанести удар до того, как тот станет сопротивляться в полную силу. Призрачная надежда, но тем не менее…

Тяжело вздохнув, Дальвиг побрел к столу и прочитал лежавшую там записку Хейлы, принесенную летающим демоном.

«Милый мой Сорген! Я пыталась вызвать тебя, но ты не отвечал. Что случилось? Должно быть, зря я научила тебя Замковому Щиту! Таким молодым и слабым магам, как ты, опасно браться за сложные заклинания. Они могут подорвать твое здоровье так сильно, что потом уже никогда не стать прежним. Надеюсь все же на лучшее. Набирайся сил; некоторое время я не стану тебя беспокоить, и ты тоже не пытайся звать меня. Больше кушай и пей вино, которое я тебе оставила! Твоя Хейла».

Наплевав на советы подруги, Дальвиг вызвал ее тем же вечером, когда смог одеться и наконец поужинал, не рискуя извергнуть все назад. Хейла явилась в белом платье с длинным подолом и кружевными рукавами, с глубоким декольте. В ложбине между грудей горел громадный кровавый рубин на золотой цепи. Волосы на сей раз были чернее воронова крыла. В локонах, роскошных, пышных, благоухающих незнакомыми ароматами, пряталась серебряная диадема с желтой звездой из топаза. Дальвиг не мог скрыть своего восхищения, потому что сегодня Хейла была как никогда женственна и красива. Куда только делись ее широкие плечи и узкие бедра! Она была прекрасна и, кажется, даже немного смущалась своей красоты.

– Сбежала к тебе прямо с бала, – смущенно призналась Хейла, проводя пальцем по краю стола. – Там собралось много скучных стариканов и напыщенных юнцов.

Через мгновение, потушив свечи, они уже слились в одно целое в крепких объятиях. Платье беспорядочным ворохом отлетело прочь, а драгоценности со стуком покатились по коврам. Словно маленький ураган, любовники метались по комнате и успокоились в кровати очень не скоро.

Дошло до того, что страстная, вечно ненасытная Хейла сама прошептала ему:

– Хватит! Не знаю, что ты там сделал с собой, чтобы вернуть силы, но всему должен быть разумный предел. Нужно беречь себя, любимый мой!

Дальвиг не стал спорить и убеждать ее, что никаких восстанавливающих силы заклинаний он не применял. Послушно повернувшись на бок, он быстро уснул под мягким боком женщины.

Утром ее уже не было – лишь диадема с желтой звездой, забытая Хейлой, тусклая и невзрачная, лежала под столом. Отдохнувший Дальвиг пожалел, что подруги нет рядом. Отчего она уходит всегда так быстро, словно там, в далекой Зэманэххе ее постоянно ждут неотложные дела? Сердце кольнула иголочка обиды. Разве так бывает, когда женщина без ума любит мужчину? Впрочем, не ему судить об этом. Он еще слишком неопытен.

Что ж, раз других забот у него на сегодня нет, следует заняться одним важным и неприятным делом, которое не терпит отлагательств. Неспешно позавтракав, Дальвиг вышел на балкон с изуродованной во время штурма и до сих пор не восстановленной балюстрадой. Серую землю замкового двора покрывал иней, похожий на рассыпанную соль. Идущие по своим делам редкие солдаты и слуги растаптывали бело-серые крупинки с громким хрустом. Казалось, пришла зима и это трещит снег.

Бальядер стоял посреди двора и смотрел на пар, выползающий изо рта навстречу красному глазу солнца, выглядывавшему из-за восточной стены.

– Есть ли облако, мною выдыхаемое, Бог? – громко вопрошал он. Тащившая помои молодая служанка шарахнулась от пьяницы прочь и облила себе подол. Слушая ее истошные ругательства с добродушной улыбкой, Бальядер поднял голову и увидал Дальвига.

– О-о-о!! Доброе утро, досточтимый хозяин! Не правда ли, каждое утро прекрасно, чисто и свежо после ночи, наполненной винными испарениями, злой вонью перегоревшего окорока и бесстыдными стонами похотливых женщин? Хотел бы я очищаться от скверны каждый раз, когда вижу восходящее светило! – Не ожидая ответа, Бальядер опустил голову, покачал ею и побрел прочь. Дальвиг посмотрел на его длинную, уныло согбенную тень и пожал плечами. От воспоминаний о Хейле, ее сладострастии и громких криках любви ему очищаться нисколько не хотелось. Вот разве что после употребления слишком большого количества южного вина утром иногда болит голова, но, чтобы избавиться от похмельной мигрени, не нужно солнце! Где-то в Книге есть одно полезное на этот счет заклинание… Поежившись на ветру, Дальвиг безучастно посмотрел, как солнце, едва оторвавшись от кромки стены, пропадает в непроницаемо сером облаке. Запахнув полы халата, он покинул балкон, чтобы одеться и идти на самый верх башни. Там уже давненько томились пленники, которых сегодня следовало наконец использовать.

Еще до завтрака он приказал связать всех троих. Дело представлялось отвратительным, так что хотелось покончить с ним как можно скорее. Дальвиг нарочито медленно поднимался по узкой башенной лестнице, при этом явственно чувствуя, что ему уже не по себе. Глядя себе под ноги, он пытался отвлечься и принялся разглядывать ступени. Все они были иссиня-черные, с ровными кромками. Замку Беорн было не больше пяти сотен лет, и они не успели еще истереться. Пережили, оставаясь такими же, как сразу после рождения, одного хозяина, второго и третьего… Скольких еще могут пережить? Если только вскоре сюда не явятся разъяренные волшебники и не сотрут ступени вместе с башней в порошок. Представив холм из серой пыли на месте Беорна, Дальвиг вздрогнул, сжал зубы и покачал головой. Нет, не бывать этому! Никогда. Он, потомок славного рода Беорнов и сын непокорного, пошедшего против всех остальных, Кобоса, сделает что угодно для своей победы. И сейчас он не колеблясь войдет к беззащитным пленникам и сотворит с ними нечто очень плохое. Плевать, что они безоружны и безобидны. Они служили Симе. Как знать, может, девять лет назад эти обрюзгшие хари состояли в войске, взявшем Беорн? Быть может, именно эти грязные лапы хватали мать Дальвига, а эти вислые губы тянулись к ее нежной коже? Тогда ведь никто не задумывался над беззащитностью жертв и не мучился угрызениями совести.

Когда Эт Кобос подошел к запертой на засов двери, он уже тяжело дышал и скрипел зубами от ярости. Разум его помрачился: он слышал смутные крики и, казалось, вспоминал, как грубая пьяная солдатня с хохотом окружает высокую женщину в разорванном платье. И эти гнусные рожи – среди них!

Пожалуй, теперь он распалился даже слишком сильно. Дальвиг едва сдержал себя – ему хотелось ворваться внутрь и разрубить негодяев на тысячи мелких кусочков!! Несколько раз глубоко вздохнув, он постоял перед дверью, чтобы вспомнить, для чего же пришел. Справа в сундуке – зловещая черная сумка, а внутри нее нечто вроде кочана капусты. Взяв ее и держа перед собой, словно полную зловонной грязи, Дальвиг снова приблизился к двери. Она была почерневшей, покрытой разводами мертвенно-бледного грибка. Пахла плесенью. Какой плохой запах! Слишком много воспоминаний. В детстве он везде и всюду преследовал Дальвига – в башне, во дворе, в заброшенном центральном здании.

Однако, открыв дверь и шагнув внутрь, Эт Кобос понял, что бывают запахи гораздо хуже. В тесной и темной комнатушке стоял настоящий смрад, смешанный из запахов нечистот, застарелого человеческого пота и дрянной пищи вроде сгоревшей пшенной каши. Дух был таким тяжелым и сильным, что вышибал слезу. Застыв на пороге, Дальвиг принялся лихорадочно шарить по карманам в поиске платка. Теперь он всегда носил с собой пару сбрызнутых духами – так присоветовала Хейла, когда обучала хорошим манерам. Вот только в данный момент ни одного из этих приятно пахнущих кусочков ткани в карманах не оказалось. Растерянно оглядевшись, Эт Кобос заметил около своих ног пучок соломы. Видно, он выпал, когда пленникам делали постели, поэтому остался чистым. Подняв пучок, Дальвиг поднес его к носу и с облегчением уловил едва заметный горький аромат травы, долго вбиравшей в себя летнее солнце где-то на речном берегу. Тревожащий и приятный запах сена… Здесь, несмотря на тьму и зловоние, он напомнил Дальвигу о первой встрече с Хейлой и стогах на поляне, в которых они провели вечер. Прекрасный вечер! Прикрыв глаза, он глубоко вдохнул воздух, стараясь слышать только запах сухой травы, и прошептал: «Верирел», что значило «благоухай». Воздух в комнате мгновенно нагрелся и до самого дальнего уголка наполнился ароматами скошенного и как следует просохшего на солнце луга. Не хватало только ветра да жужжания пчел…

Ухмыльнувшись, Дальвиг открыл глаза и прищурился. Пленники лежали у дальней стены, связанные по рукам и ногам, похожие на громадные кули с грязной репой. Стараясь не ступать на кучи гнилой грязной соломы, Эт Кобос немного зашел внутрь. Кули зашевелились, и в полумраке блеснули выпученные глаза. Раздалось глухое мычание: один из пленников рьяно задергался, выползая из своего угла ближе к Дальвигу. Кажется, это был тот самый толстяк, что встретил вернувшегося хозяина замка грубым окриком. Наверное, сейчас ему не терпелось вымолить прощения? Не удержавшись, Дальвиг издал зловещий смешок. Указав рукой на кляп, черную тряпку, торчащую изо рта пленника, Эт Кобос повелел ей исчезнуть.

– Патирел!

Слабые, простенькие чары, но связанный толстяк заскулил и застыл, вжимаясь затылком в каменный пол. Рот его уже был свободен, но он не мог вымолвить ни слова от страха. Уничтожив путы на его коленях, Дальвиг брезгливо ткнул трясущегося пленника носком сапога в ляжку.

– Двигайся, свинья! Вставай на колени!

– Г-господин! – наконец вымолвил тот, поспешно переваливаясь на брюхо и пытаясь приподняться. – Господин, вы уже так сильно наказали нас! Простите, позвольте нам стать вашими рабами!

– Это как раз то, что я собираюсь сделать, – весело признался Дальвиг. Толстяк, казалось, приободрился и не услышал зловещей иронии в голосе мага. С удвоенными силами он задергал жирными плечами и оттолкнулся от пола, чтобы кое-как выпрямиться на коленях.

– Мы будем служить вам так верно, как не служит никто другой! – уверил он, смотря в лицо Эт Кобоса преданным взглядом заплывших глазок. На серых щеках виднелись полосы слез, бежавших по ним вниз, к жалкой поросли бороды на самом краю нижней челюсти.

– И это тоже входит в мои намерения, – кивнул Дальвиг.

– Я уже обожаю вас! – воскликнул толстяк. – Любая ваша прихоть доставит мне удовольствие! Быть тряпкой для вытирания ног? Вылизывать каждое утро ваши сапоги? Что угодно, мой повелитель!!

Говоря, толстяк отчаянно тряс двойным подбородком и сальными патлами, висящими до плеч. Предложения пленника даже на слух показались Дальвигу мерзкими. Он вспомнил, что собирался покончить с этим делом как можно быстрее… Проворно вынув Вальдевул, он прошептал ему: «Руби!» и коротко взмахнул прямо перед собой, на уровне талии. Именно там находилась, вернее, должна была находиться покрытая толстыми слоями сала шея пленника. Тот еще успел испугаться и широко раскрыть полные ужаса глаза, но воздух, предназначенный для крика, не успел достигнуть гортани. Срубленная вместе с головой, она отделилась и улетела в сторону. Вверх хлынула тугая струя крови и последнее булькающее хрипение, исторгаемое легкими через вскрытую трахею. Казалось, безголовый труп протяжно тяжко вздохнул и в конце захлебнулся. Когда он медленно завалился на бок, Дальвиг осторожно присел рядом и подставил под ослабевший поток крови глиняную чашу. Вражеская кровь ему еще пригодится потом… Следя за тем, чтобы не испачкать одежду в обильно разлившейся черной жиже, Дальвиг повернул тело. Как бы половчее приставить к нему полученную у Толохи мертвую голову? Прикасаться к свежему трупу было противно, но что с того… Разве приятно было находиться рядом с этим трусливым, грязным и вонючим червем при жизни? Тем не менее Дальвигу казалось, что он пачкает пальцы в какой-то жуткой грязи, которую потом не сможет отмыть. Сильный, вязкий и приторный запах крови упорно лез в ноздри, напрочь перебивая волшебный аромат, наколдованный совсем недавно. У стены раздавались хриплые глухие вопли, которые издавали другие пленники. Все это время они смотрели… можно представить, каково им? В третий раз Дальвиг зловеще ухмыльнулся и подумал, что со стороны это выглядит, должно быть, достаточно безумно. Роющийся в трупе и хохочущий при этом колдун. Хоть сейчас в страшную историю, какими пугают непослушных детей матери в деревнях и городах Энгоарда.

Достав из сумки волшебную голову с пепельной кожей и уродливыми шрамами, Дальвиг быстро осмотрел ее. Тусклые и мутные, как дрянная слюда, глаза, сухая, шершавая кожа, тонкие и ломкие волосы. Ни одной краски, кроме серого и черного. Снизу, на срезе шеи, из похожего на изображение колеса со спицами рубца, наружу торчало множество крошечных крючков – будто бы на колючке репейника. Дальвиг подождал, пока в чашу выльются последние капли крови, потом отложил в сторону меч и примерился. Приблизив мертвую голову к свежей ране на плечах, он склонился, прищурился и удовлетворенно кивнул.

Быстрым движением водрузив голову мертвеца на покрытый сворачивающейся кровью обрубок, Дальвиг отдернул руки и отшатнулся, почувствовав волну ни с чем не сравнимой вони. Словно тысяча грязных мертвецов неделю лежала на жаре в одной яме, и его угораздило открыть эту яму и сунуть туда нос! Кашляя и закрывая лицо рукавом, Дальвиг отшатнулся к порогу, не удержался на ногах и сел на пол. Внутренности его отчаянно просились наружу, распирая живот и грудь, но одним мучительным усилием воли и мышц он заставил себя сдержать этот позорный порыв. Рядом раздался протяжный сухой треск. Такой можно извлечь из толстого сухого сука, если ломать его медленно и ровно… Мертвая голова тряслась, словно наседка, поудобнее устраивающаяся на гнезде. Труп вдруг сдвинулся с места и неспешно, безжизненно завалился на спину.

Шатающийся Дальвиг поднялся на ноги, оглядываясь при этом вокруг и мало что видя. Его по-прежнему мутило, хотя и не так сильно, как в первый момент. Рядом визжали, будто кролики перед смертью, двое пленников, а рядом с ними лежала в длинной, как высунутый язык великана, луже крови отсеченная голова толстяка – с чуть ли не вывалившимися наружу глазами и раззявленным для несостоявшегося крика ртом. Тяжело дыша и не замечая, что за воздух он вдыхает, Дальвиг шагнул вперед. Как в тумане, он пошарил на поясе и отвязал с него небольшой мешочек. Сушеная слюна летучих мышей. Ее следует обязательно добавить в кровь, чтобы та не свернулась раньше времени! С одной этой мыслью в голове Эт Кобос посыпал из мешочка в глиняную чашу, машинально перевязал горлышко мешка шнуром и снова приладил его на поясе.

Труп, лежавший у его ног, издал тихий, лишенный всякого чувства стон. Дальвиг снова заозирался, нашел валявшийся на полу меч и подобрал его, чтобы разрезать путы на руках трупа. Мертвец медленно и неловко поднялся на ноги и обвел комнату потухшим взглядом. Для того чтобы оглянуться, ему приходилось поворачиваться всем телом. Руки и ноги двигались, будто набитые ватой тряпочные мешки. Рот, который с самого начала был перекошен в безмолвном вечном вопле, сейчас понемногу расслабился и превратился в узкую трещину.

Проблуждав взглядом по комнате, а может, и в каких-то неведомых живым далях, мертвец обратил серое лицо к Дальвигу.

– Да не постигнет тебя моя участь, хозяин! – сказал он свистящим шепотом. – Что я должен сделать для тебя?

– Для начала убей вон тех двоих, – коротко приказал Дальвиг, пришедший наконец в себя. Только тошнота никак не хотела отступать, и от этого Эт Кобос чувствовал себя еще более озлобленным. Ему почти доставил удовольствие новый вой, донесшийся от противоположной стены. Вынув нож, Дальвиг протянул его мертвецу.

– Как их убить? – равнодушно спросил тот. – Тебе нужна кровь для ритуалов? Кожа, кости или плоть?

– Нет. Просто убей, и более ничего.

Приволакивая непослушные ноги, ходячий труп двинулся к новым жертвам. Те орали так яростно, что выплюнули кляпы, и Дальвиг смог различить их призывы к Богу-Облаку, всемогущему заступнику и благодетелю. От дикого, рвущего жилы крика оба пленника быстро сорвали голоса и к тому моменту, когда мертвец добрался наконец до них, могли только сипеть. Труп нагнулся над извивающимися, словно жирные короткие черви, людьми и прикончил каждого одним точным, резким ударом в сердце. Тела содрогнулись в последний раз, застыв скрюченными, а хриплые крики навсегда застряли в горле. Бурые пятна быстро расползались по грязным рубахам, как будто были только что выданными знаками, свидетельствующими о вступлении в войско мертвых.

– Что теперь? – спросил Мертвая Голова, всем телом повернувшись к Дальвигу.

– Ничего. Ждите, – ответил тот. Подхватив чашку с кровью, он закрыл за собой дверь и ушел в свою комнату.

Одежду пришлось снять и сжечь. Казалось, она навсегда пропиталась сладким, тошнотворным запахом мертвеца. Омывшись и обтеревшись тряпицей, смоченной в пряных благовониях, Дальвиг удалился в маленькую комнатку с крепким замком. Там он начертил зеленым, мягким магическим камнем особый узор – волнистые линии, изгибающиеся петлями и перечеркнутые крестами. Там, где линии пересекались друг с другом, Эт Кобос поставил магические свечки. Венцом этого сложного творения стали две короткие черты, сходящиеся под прямым углом. Запалив смолистую лучину, Дальвиг воткнул ее в вершину угла, а затем прочитал на черном языке заклинание со свитка, подаренного Хейлой.

– Откройтесь, ворота в другой мир! Распахнитесь широко велением пронзающих сил! Впустите гостя! Огненная стрела, пробей невидимые стены и ворвись в измерение Андаба!

Дальвиг, закрывший глаза, живо вообразил себе, как он хватает рукой целый ворох светящихся энергетических линий и превращает их в факел, которым рассекает тьму. В ней возникает дыра, края ее расползаются, будто это штанина, прогрызенная огнем. В ореоле оранжевого пламени он видит чужой мир, затянутый плотными желтыми туманами, с тусклым зеленым светилом и черными облаками. Смутные тени слетелись на зов, нетерпеливо хлопая крыльями и готовые броситься вперед, стоит лишь появиться проходу…

– Эзбанс! Тебя вызываю я себе на службу! – громко скомандовал Дальвиг. На лице он ощущал веяния ядовитого ветра чужого измерения, и долго держать переход не было никакой возможности. Что-то бросилось прямо на него и он, не в силах сопротивляться жару и вони, тряхнул головой. Видения пропали, но запах остался. Поспешно открыв глаза, Дальвиг увидел, как между стен заметалась крылатая тень. Хейла предупреждала его, что вызванные существа могут быть опасны, если не знаешь, как с ними обращаться или как от них защититься. Эзбанс должен быть маленьким и трусливым демоном, который вряд ли решится мериться силами с вызвавшим его волшебником. На всякий случай Дальвиг положил руку на навершие меча. Демон, покружив по комнате, спланировал вниз и тяжело рухнул на стол. Во все стороны полетели щепки.

Небольшая тварь с телом в форме дыни молча вытянула длинную шею. Круглая голова была размером с кулак, а огромная пасть делила ее ровно напополам. Полупрозрачные крылья – растянутые на тонких косточках перепонки, как у летучей мыши – до конца не складывались и вяло покачивались над покатой спиной. Вместо кожи тело демона покрывали мелкие, плотно лежащие чешуйки, каждая с крохотным зазубренным шипом. Именно этими шипами эзбанс и изуродовал стол Дальвига. Лапы с множеством крохотных когтей торчали из уродливых складок на брюхе, но они были слишком короткими и слабыми, чтобы удержать тело демона.

Внезапно пасть чудовища открылась так широко, что казалось, вся его башка сейчас вывернется наизнанку. По краям челюстей торчали восемь плоских зубов, желтых, изогнутых внутрь. Из глотки наружу полезли дрожащие скользкие щупальца, на концах которых гнездились маленькие зеленые глазки без зрачков. Эзбанс переливчато, с присвистом зашипел и выгнул длинную шею с грацией лебедя. Дальвиг нахмурился: в шипении демона ему послышались слова. Так оно и было. Волшебное кольцо Ргола и здесь продолжало действовать!

– Ты, высасывающий соки из матери, зачем позвал меня в это сухое и холодное место? – спросил демон, явно недовольный и раздраженный.

– Я хочу, чтобы ты был моими глазами, видящими за горизонтом, моими ушами, слышащими, что творится в дальних краях! – торжественно ответил Дальвиг. Эту фразу он долго готовил, так как Хейла посоветовала быть с демонами как можно более серьезным.

– И что же будет предложено взамен?

– Кровь. Теплая и сладкая кровь человека. – Дальвиг носком сапога подвинул к столу стоявшую на полу глиняную чашу. Эзбанс глухо булькнул где-то в недрах чешуйчатого тела и, неуклюже толкаясь лапами, с жутким скрежетом прополз к краю столешницы. Вытянув шею вниз, он некоторое время водил головой в воздухе, словно принюхиваясь. Потом он грузно спрыгнул вниз, при этом громко хлопнув крыльями, убрал прочь глаза и окунул голову в чашку. С чавканьем и клокотанием демон опустошил ее за считанные мгновения. Между чешуйками у него появилось тусклое оранжевое свечение, словно проглоченная кровь зажгла внутри тела огонь. Встряхнувшись, как собака после купания, эзбанс снова вытянул шею и показал глаза.

– Ссе-е! – довольно прошипел он. – Какой сладкий сок у плоти в чужом мире! Такого не встретишь в славных теплых болотах родного Ссузисса. Твой дар наполнил меня силой и блаженством. Я готов служить – до тех пор пока снова не замерзну. Тогда ты должен будешь дать еще прекрасной крови или отпустить.

– Хорошо.

– Куда ты собираешься послать меня?

– Мне нужно знать, что творится вокруг – на севере и юге, западе и востоке. – Дальвиг, обойдя стороной исцарапанный стол, открыл окно. – Пока не улетай далеко, двигайся кругами, начиная с востока. Если вдруг увидишь солдат или волшебников – немедленно сообщай мне.

– Как будет тебе угодно, даритель превосходных лакомств! Я весь твой.

С трудом оттолкнувшись лапами, эзбанс поднял себя в воздух рывком мощных крыльев. В комнате для него было слишком тесно, но он сумел скользнуть в окно. Втянув лапы в карманы на брюхе, демон еще раз взмахнул крыльями и скрылся за стеной.

В тот же момент, когда Дальвиг затворил окно, в дверь робко постучали. Испуганная служанка принесла весть о том, что в замок пожаловал Хак, о котором Эт Кобос уже успел позабыть.

– Он плачет и зовет вас, господин! – Служанка, видно, боялась, что помешала хозяину заниматься какими-то важными и темными делами. Сначала тот и вправду думал разозлиться, но потом вдруг передумал. В конце концов, Хак – не кто-нибудь, а его верный спутник, пусть и не по своей воле он проделал длинный путь из Беорна и обратно.

Спустившись вниз, Дальвиг обнаружил дурня в кухне, где тот хлебал суп с таким потерянным и несчастным видом, что его пожалел бы и самый черствый злодей. Увидев Эт Кобоса, он бросил ложку и вскочил.

– Гаспадин!! – завопил он что было сил, и толстая кухарка у стены с визгом подпрыгнула от испуга. – Гаспадин! Они бросили меня!!

Кинувшись к Дальвигу, Хак ткнулся носом ему в грудь и измазал жиром борт нового камзола из тонкой синей кожи. Кухарка смотрела на это, открыв от ужаса рот, но суровый хозяин только ласково похлопал слугу по плечу.

– Ну-ну, дурачина! Чего ты так орешь? Кто бросил тебя?

Сбиваясь и прерывая речь горестными воплями, Хак рассказал о том, как провел эти две недели. Когда они только вернулись в замок, бедняга всюду разыскивал родителей – в башнях, целой и разрушенной, в центральном крыле, где жили только крысы и голуби, в хлеву и в ближайшем лесу. Нигде не было никаких следов, и на следующий день Хак отправился пешком в деревню, в которой они жили много лет назад, до того как попали в услужение в Беорн. Дойдя туда за два дня, он никого не обнаружил. В их старом доме, который он едва помнил, жили другие люди. Они грубо прогнали несчастного тупицу, чем довели его до слез. Больше в той деревне Хак никого не знал, и уже было собрался возвращаться в замок, когда вспомнил про дядьку, брата матери. С трудом, питаясь последними осенними грибами и ягодами, он дотащился и до той деревни, лежащей далеко на запад от первой. К счастью, на сей раз его приняли, а не выгнали на улицу. Дядька накормил терявшего последние силы племянника, дал ему отоспаться, а потом вдруг сообщил, что родителей он может и не искать.

– Когда ты пропал, – говорил дядька, все время отворачиваясь, чтобы поглядеть то в окно, то в угол комнаты, – они долго ждали твоего возвращения. А после решили податься на юг, на теплое море, чтобы погреть свои старые косточки.

– Как же так? – спросил потрясенный Хак. – Они уехали без меня? Бросили меня одного?

– Ну, они же не знали, что ты так быстро приедешь назад! – пожал плечами дядька. – Думали, что успеют вернуться.

Новость повергла Хака в шок. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что мать и отец, к которым он привык, как к чему-то неотъемлемому, с чем он расстался ненадолго и с большой неохотой, не ждали его в Беорне. Он-то так надеялся встретить их здесь, у ворот! Рыдая, Хак все время повторял одну и ту же фразу: «Как же так?»

– И из-за этого ты так расплакался? – спросил Дальвиг, когда бестолковый рассказ Хака подошел к концу. – Не стоит убиваться. Пускай уехали к своему Южному морю – погреются и приедут обратно! И даже если они решат там задержаться, через некоторое время мы сами наведаемся к ним. К тому же… разве тебе было плохо со мной? Никто не ругал тебя чересчур строго, не бил палкой и ремнем за провинности. Ведь я ни разу не стукнул тебя палкой, правда?

– Правда! – пробормотал Хак, успокаиваясь. – Только мама еще кормила меня оладьями…

– Я скажу Морри. Она состряпает тебе оладьи и даже даст к ним яблочного повидла. Хочешь?

– Да!

Хаку мало нужно было для счастья. Получив обещание навестить родителей, а также подумав об оладьях, дуралей забыл про слезы и горести. Лучезарно улыбаясь, он вытер рукавом нос и вернулся к супу. Кухарка продолжала смотреть на Дальвига с раскрытым ртом до тех самых пор, пока он не окликнул ее строгим голосом и не приказал немедленно состряпать для Хака оладьи.

Сразу после разговора со слугой Дальвиг спустился в подвал, в помещение, в котором множество служанок стряпали обед для солдат и рабочих. Встав под чадящим факелом, между бочками с квашеной капустой и мочеными яблоками, прижимая к носу надушенный платок, Эт Кобос созвал к себе всех женщин до единой и велел им рассказать все, что они знали о родителях Хака.

Некоторые ничего не слыхали, но несколько дотошных старух поведали обо всем в подробностях. Жители близлежащей деревни видели большое войско, которое прошло к Беорну на следующий день после бегства Дальвига. Мальчишки, удившие рыбу на маленькой речке вблизи замка, видели летевшего по небу волшебника, над которым парило белое облако. Через некоторое время в деревню приехала телега, в которой кроме солдата-возницы и тощего юноши, ученика волшебника, лежали два накрытых дерюгой тела.

– Это – пособники Черного колдуна, уничтоженные за свои грехи гневом Бога-Облака, – заявил ученик и велел закопать оба трупа, мужской и женский, рядом с выгребными ямами, там, где хоронили преступников и буйных сумасшедших. Когда телега уехала, со всей деревни собрались старики и поглядели на тела. Это, конечно, были Ханале и ее муж, которых прекрасно знали здесь. Никто, не мог допустить и мысли, что эти двое каким-то образом вдруг стали пособниками Черного колдуна. Посовещавшись, старики решили, что случившееся – чья-то большая ошибка, которую уже не исправить. Поэтому они послали за тем самым братом Ханале, дядькой Хака, чтобы тот забрал тела и похоронил их…

Выслушав старух до конца, Дальвиг лишь криво ухмыльнулся и знаком велел всем вернуться к работе. Он испытывал странные чувства. Торжество – потому что Белый Бог-Облако оказался точно таким, каким его описывал Врелгин. Разговоры о милосердии и терпимости – только разговоры. Без долгих раздумий Белые расправились с женщиной, которая на самом деле была их настоящей единоверкой. Может, ими двигала слепая месть, рожденная собственной неспособностью достать Дальвига? Кто знает, но это ничего не меняет.

Надо было бы пожалеть глупую, наивную Ханале, но Дальвиг до сих пор не мог забыть ее перекошенного лица и проклятий, посылаемых ему вослед. Вместо жалости он ощущал какое-то удовлетворение. Она получила по заслугам… Впрочем, крохотная крупинка сочувствия все же спряталась в самом краю разума. Бедный Хак, ему будет трудно узнать, что матери и отца нет в живых. Он слишком любил их, и его бесхитростная любовь, любовь дурня и недотепы, посильнее чувств изысканных аристократов и умников. Не стоит открывать парню глаза. Не стоит рассказывать правды, пока это возможно. Пусть он будет счастлив хотя бы какое-то время.

Дальвиг поднялся из подвала в большой зал, который теперь имел вполне обжитой вид. Мусор был выметен, нанесенная курами земля и навоз вычищены, стены заново обмазаны штукатуркой. Правда, никто не мог вернуть туда фрески, безжалостно искалеченные захватчиками и добитые временем… Новый стол был гораздо проще и грубее, чем прежний, сделанный из диковинного южного дерева. Высокое Кресло, на котором сидел Кобос, теперь принадлежало не то Симе, не то Вегтеру, так что Дальвигу приходилось довольствоваться простым стулом с длинной спинкой. Вместо вензеля Беорнов на нем было выжжено имя «Дальвиг Эт Кобос».

В задумчивости шагая по залу, от подвальной двери к креслу, Дальвиг наткнулся на одного из наемников, который сидел за столом и чистил ножом ногти.

– Доброе утро, Полководец! – приветствовал его тот, как только увидел. Это был Эндамон, один из тех, кого Дальвиг нанял в Шатхайпале. В отличие от других, грубых и простых, если не сказать большего, этот наемник казался хитрым и достаточно умным. Главным его внешним отличием от остальных были длинные волнистые каштановые волосы, которые Эндамон ежедневно мыл в настое какой-то горькой лечебной травы. Такая чистоплотность в среде наемников была большой редкостью. Вообще Эндамон тщательно следил за внешним видом. За это, а также за вежливость и ум Дальвиг выделил его среди других, сделав кем-то вроде ординарца и заместителя в одном лице. Однако сейчас Эт Кобос не был в настроении разговаривать даже с ним.

– Не такое уж оно и доброе, как это может показаться, – проворчал Дальвиг, мрачно поглядев на улыбающееся лицо Эндамона.

– Вы сегодня не в духе, да? – участливо спросил тот и тут же поднял руки, выставленные ладонями вперед. – Ладно, ладно, не стану вам докучать.

– Болтать попусту мне не хочется, это верно.

– Трудные дела там, наверху? – Подняв бровь, Эндамон кивком головы указал на башню. – Вопли были слышны даже внизу.

– Лучше заткнись и проваливай, если тебе нечего сказать.

– Сей момент! Я просто зашел сказать, что недавно над замком видели ужасную летающую тварь. Мейлвен уверяет, что она нагадила на его плащ ядовитым дерьмом, и требует выдать ему новый.

– И что? Хочешь, чтобы я поверил в эти россказни?

– Нет, насчет плаща и дерьма я не настаиваю, тем более что дыра больше похожа на такие, какие прожигают пьяницы, уснувшие слишком близко к костру… Но вот насчет того, что над замком летала какая-то тварь, – стоит задуматься. Его видели несколько человек.

– Похвальное рвение, Эндамон, но в данном случае беспокоиться не о чем. Это был мой разведчик. Пожалуй, тебе стоит отдать на его счет приказ часовым – пусть не вздумают стрелять в него!

– Хорошо! – Эндамон вскочил на ноги с широкой улыбкой на лице. – Хоть какое-то дело! Мы засиделись тут, сударь, право слово. Едим и пьем, получаем жалованье, но ничего не делаем! Скучно…

– Поверь, скоро вам придется как следует поработать! – пообещал Дальвиг, присовокупив зловещую усмешку, которую Эндамон уже не видел. Подперев подбородок кулаком, Эт Кобос долго смотрел наемнику вслед. «О чем они догадываются, о чем нет? – спрашивал он себя. – И как эти догадки смогут отразиться на их лояльности?» Пока деньги текут щедрой рекой, никто не станет слишком задумываться. Но когда под стены придут солдаты Симы, вряд ли наемники согласятся сражаться. Каждый из них твердо усвоил, что жизнь всегда дороже денег. Пока им удобно верить рассказанной Дальвигом истории – будто он сбежал от гнева Симы, внезапно разбогател в чужих краях и вернулся, чтобы отстроить замок и жить себе потихоньку. Служанки болтали по вечерам, что их хозяин слишком мрачен и неразговорчив, но никто напрямую не говорил о его принадлежности к Черным. Похоже, даже темные крестьяне окрестных деревень не желали верить обвинениям Высоких и считать неказистого молодого последыша Кобоса Черным колдуном. В противном случае никакой страх не заставил бы кухарок и поломоек оставаться в замке Беорн…

В полдень Дальвиг отказался от обеда, заперся в своей комнате и улегся на кровать. Некоторое время он просто лежал, закинув руки за голову и уставившись в одну точку, где-то в темном, покрытом пыльной паутиной углу. За окном потемнело – вероятно, собирался очередной холодный осенний дождь. Бабье лето не бывает длинным… Однако стука капель о стены и подоконник Дальвиг так и не услыхал. Темнота дня постепенно сгустилась до вечернего сумрака. Видимо, солнце смогло пробить пелену туч своими слабыми лучами и бросить прямо в окно замка пару тусклых красных лучей света. На потолке задрожали багровые пятна, и в тот же момент Дальвиг внезапно ощутил приступ жара. Это случилось так внезапно и совершенно неожиданно, что он вздрогнул и приподнялся, в замешательстве глянув на пустой холодный камин. Там ничего! Он перевел взгляд на окно… на то место, где раньше было окно. Теперь на его месте мерцало нечто переливающееся, горячее алое сияние, словно закутанное в темное облако, зловещее и непонятное. Вместе с жаром, овевавшим тело, Дальвиг почуял и предательский холод страха, сковавшего ему грудь и пронзившего внутренности. Неужели он все-таки прозевал нападение? Захвачен врасплох, без меча, Книги, Жезла… вообще почти голый? Когда Эт Кобос оторвался от созерцания темно-алого пятна и метнулся к двери – конечно же, он не нашел ее на месте. В ужасе закрутившись на месте, он не смог больше увидеть ни камина, на который только что смотрел, ни кровати, от которой отошел на пару шагов. Вокруг через равные промежутки темноты одно за другим появлялись мерцающие пятна. Они медленно, но неотвратимо брали жертву в кольцо.

Мысли Дальвига лихорадочно прыгали одна через другую в тщетной попытке отыскать выход. Он попытался было вспомнить какое-нибудь мало-мальски подходящее заклинание, но ничего не вышло. Сжимая кулаки, Эт Кобос переводил взгляд с одного пятна на другое и ждал, откуда последует первый удар. Пятна молчаливо парили во тьме, посылая вперед волны жара и не предпринимая попыток нападать. Так продолжалось недолго; откуда-то слева едва заметно потянуло прохладой – и Дальвиг немедленно ринулся туда, бездумно, слепо повинуясь инстинкту. К его удивлению, в том направлении не было зловещих пламенеющих пятен. Как же этого можно было не заметить сразу? Неровной походкой Эт Кобос пробирался сквозь темноту. Он был как слепой, шарил перед собой рукой и постоянно сбивался с бега на крадущийся шаг. Он боялся промедлить и оступиться. Он был в полном смятении.

Постепенно сумрак перед ним стал рассеиваться. Темнота медленно растворялась в скудном свете непонятного оттенка – не то фиолетового, как самая страшная и тяжелая грозовая туча, не то густо-багрового, как засохшая кровь. Из небытия появились странные серые глыбы, лежащие на полу. Оказавшись поблизости от одной из них, Дальвиг смог краем глаза разглядеть ее. Это был лед, ноздреватый, дымящийся, серый. Громадные глыбы, вырезанные из неведомых ледников, очевидно, великанами, лежали на равном расстоянии друг от друга, ограничивая площадку размером с двор замка Беорн или даже меньше. Внутри охраняемого льдом пространства свет был немного ярче, чем снаружи. К тому же по мере приближения Дальвига к центру площадки там постепенно разгорались три магических огня зеленого цвета – холодные, мертвые комки призрачного свечения.

Каждый из них увенчивал высокую спинку массивного кресла. Центральное возвышалось над двумя крайними, но совсем ненамного. Огни пока не давали разглядеть, пусты сиденья или нет. Густая тень скрывала кресла от взгляда Даль-вига, и поэтому ему стало особенно страшно. Что ему предстоит увидеть?

У подножий кресел стояли низкие столики, плотно заставленные кубками из золота и серебра, изящными хрустальными бутылями и вазами для фруктов, которые поддерживались настолько тонкими ножками, что, казалось, они просто парят в полумраке. По бокам от кресел медленно, будто всплывая со дна реки с вязкой черной водой, появились обнаженные девушки, усердно работающие опахалами. Их круто изогнутые бедра и тяжелые груди блестели от выступившего пота.

Наконец, когда Дальвиг, потрясенный происходящим и двигающийся, будто сомнамбула, дошел до крайнего столика, тени на креслах выцвели. Три старика впились в подошедшего юношу одинаково жадными и пронзительными взглядами.

Тот, что сидел слева, надменно задирал вверх острую седую бородку. Нос его был расплющен каким-то давним, безжалостным ударом, а кончик теперь смотрел вверх, как обличающий перст. Темные выпуклые глаза горели ярким огнем, будто за зрачками прятались свечи. Несмотря на старость, обнаженный торс этого человека до сих пор был крепок, разве что немного заплыл жирком. На грудь свисала толстая серебристая цепь, а на ней покоился массивный кулон – горящая синеватым пламенем– молния в черном опаловом обруче.

Человек в кресле справа от центрального чуть склонил голову к груди и поглядывал на Дальвига сквозь спутанные космы. Через пряди седых волос жег взгляд, полный безумства, подозрения и злобы. Шевеля тонкими черными губами, старик, казалось, перечислял преступления, в которых был виновен Эт Кобос. У левой щеки висела длинная, многозвенная серьга с полумесяцем на конце. Несмотря на то что вокруг царила жара, этот старик был закутан в пышную хламиду. Наружу из нее торчали только голова и руки. Тонкие кисти, больше похожие на крысиные или птичьи лапы, впились в подлокотники – того и гляди оторвут!

Тот, кто сидел в центре, отставил в сторону расслабленную руку с легким, едва видимым кубком в пальцах. У него были широкие плечи, суровое, но красивое и правильное лицо. Тронутые сединой брови величаво сходились у переносицы, а черные глаза смотрели твердо, широкие скулы и резко очерченный крупный подбородок выдавали сильную волю и привычку повелевать. Губы под пышными, но короткими усами кривила легкая, вполне доброжелательная усмешка, а на груди, на золотой цепи, висел амулет, от вида которого Дальвиг вздрогнул. Это снова была молния, заключенная в черный опаловый круг, только на сей раз она сияла жутким черным светом…

Только в этот момент Дальвиг окончательно понял, куда попал! Нет, это не ловушка, не нападение, не сон и не бред. Черные Старцы, таинственные руководители Теракет Таце, о которых никто не хотел говорить напрямую, призвали к себе нового адепта. Все, что Эт Кобос смог прочесть о них, – путаная сказка о том, как в далекие времена эти богоравные существа основали Лигу, создали знаменитую Пещеру подарков и сделали первую запись в Книге Черных. Еще раньше, до своего членства в Теракет Таце, Дальвиг слышал отрывки старых легенд, бытовавших в Энгоарде. Согласно им три зловещих Черных Старца были на заре мира первыми существами, созданными Богом-Облаком. Они должны были стать верными помощниками и пастырями человечеству, но вскоре взбунтовались против создателя и стали смущать умы людей, подбивая их пойти против воли Бога. Они сами решили стать богами и свергнуть настоящего Творца с небесного трона, но просчитались и переоценили свои силы. Много одурманенных ядом Старцев людей погибло в войне, но могучий и непобедимый Бог-Облако поверг полчища злокозненной троицы. Чтобы не погибнуть, Старцы удрали в другой мир, настолько ужасный и далекий, что в нем не обитали даже демоны. Только там они смогли скрыться от гнева Бога, и посреди вечного огня, в Горящей Бездне, проклятые и по-прежнему таящие злобу, они строили планы отмщения. Их яд теперь струился через пустоту и расстояния, которые не измерить человеческому разуму. Отравляя слабых духом и разумом, Старцы вели отчаянную борьбу с Богом и никак не хотели сдаваться…

Восстав против Белых, Дальвиг решил для себя, что все рассказы о Боге-Облаке и Старцах – не что иное, как глупая выдумка для тупых крестьян. Нет никаких изгнанников и Горящей Бездны… Но теперь, в этом небывало жарком месте, под пристальными взглядами трех странных стариков, он заколебался. Так, значит, в какой-то мере те сказки, рассказанные Ханале, правда? Может быть, там недалеко идо признания существования Бога-Облака?

– Подойди ближе, Сорген! – Повелевающий, громкий, сильный голос старца с центрального кресла вывел Дальвига из потока воспоминаний и лихорадочных размышлений. Словно молния пронзила его с макушки до пяток и заставила содрогнуться. Тело само собой выполнило приказ и понесло Эт Кобоса вперед, мимо столиков. Как только он не снес эти хрупкие сооружения! Рядом с креслами было намного прохладнее, и потоки воздуха от гигантских опахал приятно обтекали разгоряченное лицо.

– Ты узнал нас? – строго спросил старец. Дальвиг попытался протолкнуть из горла какие-то слова, но не сумел и поэтому просто кивнул. Старец благосклонно кивнул ему, выбросив прочь свой кубок, который просто растаял в воздухе. – Пожалуй, нам нужно познакомиться поближе. Меня зовут Рэмарде. Тот, что сидит слева, – яростный Бьлоргезд, а слева хитрый Фонрайль.

Дальвиг снова хотел сказать что-то в ответ, но не смог побороть дрожащих губ и ставшего каменным языка. Рэмарде сощурился, отчего стал похож на доброго дедушку, и покачал головой.

– Не стоит так бояться своих друзей, Сорген. Ничего страшного не случилось, уверяю тебя! Просто твое имя на страницах Книги засияло красным цветом. Прислушайся, и ты услышишь стук последних песчинок в часах твоего ожидания!

Выпрямившись в кресле, Рэмарде отбросил седую прядь с правого уха и приложил к нему ладонь. Мгновение подождав, он удовлетворенно кивнул и снова обратился к Дальвигу.

– Теперь ты становишься полноправным членом Теракет Таце. Это великая честь и большая ответственность, мой юный друг. Я хотел бы спросить: готов ли ты к тому и другому? – Его строгий, заставляющий цепенеть взгляд стал испытующим.

Дальвиг наконец смог побороть свой страх и смущение. Кое-как облизав сухие, потрескавшиеся губы, он тихо спросил:

– Я думаю, что готов… Но для чего же вы вызвали меня сюда? Чтобы задать этот вопрос?

– Разве этой причины недостаточно? – удивился Старец, и в голосе его промелькнула холодность. – Мы приветствуем каждого нового члена Лиги.

– А еще мы любим поучать их, – внезапно вставил Фонрайль. Голос у него был резкий, визгливый и тонкий. Завозившись под своей хламидой, он быстро скосил глаза на Рэмарде, будто ожидая от него подлого удара. – Ты ценен для нас, Сорген. Ценен, как и любой другой последователь Черного учения о Великой Необходимости. Поэтому мы хотели бы преподнести тебе подарок.

– Да, да, – важно кивнул Рэмарде. – Но сначала скажи мне, отчего ты пришел в Теракет Таце? Только ли из-за того, что Белые убили твоего отца?

– И вы… вы считаете, что этой причины недостаточно? – спросил Дальвиг срывающимся голосом. Он почувствовал себя мальчишкой, уличенным во лжи, испугался, что сейчас грозные Старцы просто выгонят его взашей… или убьют.

– Это здорово, парень! – прорычал Бьлоргезд, и звук его голоса, похожего на рвущееся железо, заставил Дальвига вздрогнуть. – Месть, убийства, резня, разрушения… Можно только мечтать об этом. Ты ведь мечтаешь, так?

– Ну… да, я непременно должен отомстить Симе, – нерешительно согласился Дальвиг. Бьлоргезд хрипло рассмеялся, хлопая при этом себя по коленям.

– Месть – хороший повод, – задумчиво сказал Рэмарде. – Но достаточно ли этого для того, чтобы стать настоящим Черным?

– Конечно, нет! – с жаром воскликнул Дальвиг. Его будто прорвало: слова полились ручьем, руки сами собой принялись размахивать, а взгляд – метаться с лица на лицо. – Я никогда не верил Белым и их лицемерному учению, никогда! Даже будучи мальчишкой… и отец, пока был жив, не старался сделать из меня поклонника тучек в небесах. Да! Постоянные проповеди Ханале были мне противны… а у вас я сразу почувствовал честность. Правильную сторону, на которую я должен встать!

– Хорошо. – Рэмарде и на самом деле казался довольным. – Но понимаешь ли ты, что Необходимость потребует от тебя большего, чем одна только месть? Она потребует идти дальше по дороге борьбы. Ряды наших врагов не ограничиваются Симой и его приспешниками, они намного, намного многочисленнее. Они сильны и могучи. Ты готов встать лицом к этой угрозе?

– Да, конечно!

– Какой смелый мальчишка! Так держать! – поощрительно взревел Бьлоргезд. – Мир никогда не отравит его мозги!

– Так ли это? – снова спросил Рэмарде. – Здесь не будет передышек и перемирий. С недавних пор, не без твоего участия, вражда Черных и Белых вспыхнула с новыми силами. Теперь война окончится только после полной победы одной из сторон. Белые должны быть уничтожены – все, до последнего человека. Ты готов идти так далеко, Сорген?

– Да! – закричал Дальвиг. Мышцы его непрерывно дрожали, и сейчас, случись идти в битву, он ринулся бы вперед не разбирая пути, лишь бы рубить, валить с ног, рвать зубами! Пальцы судорожно сжимались, желая сомкнуться на рукояти меча – но увы, тот остался где-то далеко, в ином мире.

– Тогда иди и борись! – торжественно сказал Рэмарде. – Будь умен и осторожен: всегда помни, что ты сражаешься не только за себя, но и за Теракет Таце!

– И никому не доверяй, кроме себя самого и нас! – прошелестел шепот Фонрайля, мягкий и вкрадчивый, как шорох подбирающейся к мыши змеи.

– И никогда не сомневайся, вынимая меч! – прогремел Бьлоргезд. – Режь и бей без жалости: жалость – достояние слабых, глупых и мертвых!

– Наше благословение и наша поддержка будут теми подарками, которые ты получишь сегодня, – закончил Рэмарде. Внезапно кресла Старцев, лед, девушки с опахалами и столики стали расползаться в разные стороны, торопясь раствориться в багровой темноте. – Ступай! Мы встретимся еще не раз.

Мимо разгоряченного тела Дальвига промчался прохладный ветер. Озноб пробрался под одеждами по спине и впился ледяными зубами в кожу сразу в нескольких местах. Эт Кобос поежился и обхватил себя руками, пытаясь удержать стремительно испаряющееся тепло. Он с удивлением увидал, что стоит рядом с дверью, а из окна тянет осенний холод. Тучи на небе ушли, и в фиолетовых небесах зажигались первые звезды, такие же холодные, как и ветер. Ничего вокруг не напоминало о том, что Дальвиг отсутствовал. Только пот, ставший жутко холодным, терзающим тело. Только слова, все еще отдающиеся эхом в ушах.

Спускаясь вниз, Дальвиг кутался в меховую куртку и трепал золотую кисть, свисающую с ее борта. Значит, сегодня время его «магического детства» истекло. Отныне не только он может потребовать себе помощь, подув в Дудочку, но и сам может быть призван неизвестно кем, неизвестно куда… Чего стоит какому-нибудь болвану за тридевять земель пожелать помощи в каком-нибудь пустяковом деле? Дальвигу придется бросить здесь все дела и отправляться туда? В первый раз его посетили сомнения в правильности устройства Лиги, но он их тут же отбросил. Без Дудочки и приходящих на выручку Черных братьев и сестер он сам уже был бы покойником. Хейла спасла его, так что придется платить за это сполна. Нечего возмущаться!

– Эй, эй! – вскричал Дальвиг, врываясь в кухню, где большинство наемников грелись у огромного очага с кружками вина и пива в руках. – Сегодня будет праздник! Режьте баранов, которых вчера привезли из Крайла, месите тесто для лапши да покажите мне вина, я выберу из них лучшие.

Пораженные солдаты и слуги на миг застыли, глядя на необычно возбужденного хозяина и на лихорадочный, нехороший блеск его глаз. Потом наемники мощью дюжины с лишним глоток потрясли потолки в крике «Ура!», а кухарки кинулись исполнять приказы. В кухне закипела бурная деятельность, в хлеву обреченно закричали несчастные бараны, солдаты завели веселую и непристойную песню. Дальвиг лично отправился в подвал и выбрал из множества бочонков тот, что был побольше и не так отдавал кислятиной. Прежде чем снова заткнуть бочонок, Дальвиг бросил в него щепоть порошка, светлого и зернистого, как песок.

При свете множества свечей в зале, в котором шесть каминов не могли разогнать осеннего холода, собрались все наемники. Пир шел горой, и даже тем, кто нес службу на стенах, развеселившиеся сверх меры товарищи относили кубки вина и куски быстро остывающей баранины. Дальвиг, обычно такой строгий, глядел на это сквозь пальцы, и только на предложение затащить сюда всех женщин, какие имелись в замке, – ответил отрицательно и твердо. Уже к ночи большая часть пьяниц угомонилась и дрыхла прямо на столах, а то и под ними. Дальвиг, с которого давно сошла удивившая всех радостная возбужденность, был мрачен и тих. Исподлобья осматривая наемников, он думал о будущем.

– Сударь! – Срывающийся вопль вывел его из задумчивости. Рядом, покачиваясь, стоял Эндамон с кружкой в руке. Ухоженные прежде волосы были разлохмачены и свисали на лицо слипшимися прядями, подбородок был покрыт жиром. – Какие заботы… ик… гнетут вашу светлую голову?

– Пускай они останутся при мне, – ответил Дальвиг, отворачиваясь в сторону. Однако хмельной наемник не понял этого жеста. Опершись на стол руками, он склонился к плечу Эт Кобоса и стал жарко доказывать: – Я – справедливый солдат и честный слуга. Когда мне платят – я делаю… ик! Но, о чем я хотел спросить? Ах да! Я заметил, что пленникам наверху больше не носят ни воды, ни еды… разве так можно? Можно, конечно, их пытать или просто лупить, однако кормить при этом не следует забывать!

– Что за глупые идеи пришли в твою тупую башку! – раздраженно воскликнул Дальвиг и бросил пустой кубок на столешницу. – Они наказаны. Подумаешь, посидят без жратвы пару-тройку деньков! Ты же сам видал, сколько на этих боровах было жира? Они и за неделю без еды не отощают.

– Нет! – плаксиво возразил Эндамон. – Ведь толстякам жрать хочется всегда даже больше, чем нам, тощим! Это для них самая страшная кара. Давайте, я унесу им по куску баранины, а потом как следует отлупцую?

Дальвиг тяжело вздохнул и залез в карман, где лежал кулечек с маковым порошком. Быстро швырнув щепоть в лицо Эндамона, Эт Кобос коротко приказал: «Анарерт!» Наемник, открыв рот, чтобы сказать еще какую-то глупость, вдруг закатил глаза, всхрапнул и рухнул на пол, разлив остатки вина из кружки себе на штаны. Через мгновение мощный храп возвестил о том, что на одного спящего в зале стало больше.

Кажется, Эндамон был последним, оставшимся на ногах. Кто-то дрых здесь, в зале, кто-то смог найти в себе силы и уплестись наверх, в комнаты. Пара человек еще шевелилась за столом, но, судя по их бессмысленным взглядам и движениям, они от спящих отличались очень мало.

Дальвиг легко поднялся на ноги и шагнул. Его слегка занесло в сторону: оказывается, он выпил тоже достаточно! Зрение немного туманилось, а мысли разбегались. Ни одну из них Эт Кобос не смог ухватить и проследить до конца. Пока он добрался до лестницы, ему последовательно подумалось о том, что обеденный стол уже стал черен и его пора скоблить, потом о кубке, который он опрометчиво швырнул и мог помять, а после о пленниках, превратившихся в ходячих мертвецов. Рано или поздно придется показать их остальным… как? Впрочем, тут же Дальвиг забыл о них и попытался вспомнить, сколько денег осталось в его сумках. Прилетал ли уже эзбанс с докладом? Зачем он выпил столько много вина?

Вконец запутавшись в целом ворохе разнообразных дум, толкавшихся в мозгу, как торопящиеся к насыпанному в кормушку зерну куры, Дальвиг упал на свою кровать и сразу уснул.