Сначала внизу ползло зеленое марево залитого солнцем леса, с редкими ниточками нестерпимо блестевших рек и пятнами заброшенных, зарастающих бурьяном деревень. Вскоре и эти бурые раны на теле тайги перестали попадаться. Вместо них на горизонте, как признак некого пристанища злых сил в этом прекрасном краю, начало расползаться безобразное пятно сизого смога.

– Столицу видно издалека! – веско произнес Женька, словно говорил о чем-то великом. Хотя, в принципе, разве не было величия в этом грандиозном, загаженном обиталище миллионного людского стада?

Леса внизу исчезли так быстро, что подумалось: а были они вообще? Справа показались мутные воды Оби. Грязное тело города вытягивало от нее по сторонам огромные, многокилометровые щупальца урбан-зоны. Они расползлись вдоль множества дорог и состояли из бараков, заводов, казарм и гаражей, между которыми лежали свалки. Свалки шагали впереди человека в его наступлении на природу.

– Все по-прежнему, – горько заявил Серега и задвинул боевую шторку на иллюминаторе. – Как ты живешь, каждый день глядя на эту гадость?

Женька с превосходством усмехнулся:

– Эх, брат, отстал ты от жизни! У меня в окне вместо стекла специальные прозрачные экраны, на которых компьютер может изобразить любой пейзаж. Какой захочешь!

Вертолет стало бросать на частых восходящих потоках. Они развернулись и лихо ухнули вниз. Лобанов открыл дверь, впустив внутрь запах гари, выхлопных газов и протухших яиц. Пол стукнул им по пяткам: они сели. Вертолет стоял на большой бетонной площадке. Слева и справа тянулись ряды массивных гаражей-ангаров. За ними, а также впереди возвышались неказистые угрюмые здания.

– Вылазь! – крикнул Женька, выпрыгнувший первым. – Сегодня можно пробежаться налегке: радиации – минимум.

Кременецкий выбрался на бетон под четкий круглый диск солнца. Вокруг, если взгляду не мешали здания, от зенита к горизонту синее небо быстро серело от смога. Серега посмотрел на выщербленные серые стены корпусов, которых черт знает сколько не касалась рука человека. Тот, что стоял справа, казался необитаемым: верхушка его была снесена в незапамятные времена взрывом. На фоне неба высились тонкие стены, ободранные, с торчащими прутьями арматуры. Однако внизу, на втором, первом и множестве подземных этажей кипела жизнь, он знал это. Здание вело напряженную войну со всем миром сразу, тайную и сложную. А когда-то здесь учили людей. И он учился здесь… тридцать лет назад.

– Ладно, пойдем, пока не расплакался, – Женька потянул его за рукав. – Нужно торопиться.

Они сидели в генеральском кабинете, Женька курил, а Серега листал дела убитых и пропавших друзей. Лобанов уже успел переодеться в серую униформу с большими генеральскими кругляшами на мягких погонах.

– «Безумный, безумный, безумный мир». Помнишь такой фильм? Очень наивное у них было представление о безумности мира. Мы еще больше ослаблены, Серж. В весенних боях казахи сбили четыре наших самолета. Сейчас они переключились па борьбу с урожаем, поэтому у нас передышка и время для накопления сил. Комми, то есть Советы, крепко завязли на Западе, с ними теперь только пограничные конфликты. Китай также воюет сам с собой. Саха – пока лояльна. Американские штаты воюют друг с другом в самых разных комбинациях. Франция грызется с Испанией, та изнемогает в борьбе с португальскими партизанами. Румыны разбили по очереди греков, итальянцев и венгров, захватив треть Балкан. А теперь брось бумажки и слушай: именно венгры, по нашим данным, применили «супероружие» против румынской армии. Тебя доставят на самую мирную территорию в том районе, на Корсику. Увы, никуда ближе я тебя добросить не могу: риск возрастает с каждым лишним километром на север. Тебе придется добираться самому. Помни: то, что ты должен узнать, есть вопрос жизни и смерти для пас и нашей с тобой страны. Если Советы, которым до Венгрии рукой подать, заимеют плазменную пушку, нас они раздавят первыми. Усек? Серега покачал головой:

– Это мне объяснять не надо. Тогда все просто, мне уже не отказаться никак, ведь я не хочу умирать в концлагере… Давай перейдем к делу. Кто я буду такой?

– Мы решили сделать из тебя шведа, который сбежал со своего голодного полуострова и стал бродягой. Паспорт уже готов, засален и потрепан настолько, насколько это возможно для пластиковой бумаги.

– Слушай, если я правильно помню, шведов в Европе не любят по-крупному. Лучше уж быть сибирским капитаном-шпионом, чем парнем, из кожи которого все хотят сделать десяток перчаток для богатых дам.

– Кто не рискует, Серега, умирает в пошлой старости без греющих сердце воспоминаний. В Венгрии и Австрии плевать на твою национальность, там другие фишки. Зато на твое шведство будут смотреть гораздо менее косо, чем на какое-нибудь бразильское или австралийское подданство. Кроме того, у тебя будет еще одна бумажка – старое доброе Женевское удостоверение о «европейском» гражданстве. К сожалению, его чаще всего придется прятать как можно глубже, чтобы не пристукнули на месте, но я надеюсь на твой богатый опыт.

– В конце концов, сейчас, особенно в Европе, шансы быть пристукнутым хорошие у всех, кто умеет ходить.

– Оставь свой черный юмор при себе, мне нужны жизнерадостность и оптимизм, а мысли о смерти пожелаем нашим врагам. Ага, вижу, к нам идет Лида, – Лобанов понизил голос, словно боялся, что тот услышит свою кличку, которую жутко ненавидел, прямо сквозь стены. – Извини, по с тобой будет работать он, потому что мне позарез нужно заниматься другими делами.

Дверь открылась, впустив невысокого человечка в темных массивных очках. Кремепецкий, который уже встал с кресла, издал короткий тихий вопль радости и бросился обнимать вошедшего:

– Шурик, когда же ты растолстеешь, наконец! Все у тебя как раньше – и очки, и уши торчащие!

Маленький Лида растянул, в улыбке тонкие губы, обнажив сверкающие ряды металлических зубов – свои ему выбили давным-давно, и он выбрал для протезов грубые железки, чтобы врагов пробирала дрожь при виде его ухмылки. Женька, по-барски развалившись в кресле, сказал одобряющим тоном:

– У него классная внешность, брат. Такого поношенного старого мальчишку никто не воспринимает серьезно, и он отлично этим пользуется. Александр стал у нас прекрасным контрразведчиком.

– Серега тоже мало изменился, только поседел слегка, – сказал Лида тихим скрипучим голосом.

– Это точно! Сидеть в деревне полезно для здоровья со всех сторон. Я остался в городе, и посмотрите на меня! – Женька попытался вытянуть свою коротенькую шею, чтобы все увидели размеры его огромной лысины… Улыбаясь, они несколько мгновений разглядывали друг друга. Потом Лобанов стер улыбку с лица и выпрямился в кресле:

– Ну, все, воспоминания прекращаются и начинается напряженная работа, братки. Веди его, Шура, и чтобы через неделю он в упакованном и готовом к употреблению виде прибыл на аэродром сил ПВО.

– Женя, можно мне пройтись по городу? – спросил Серега напоследок. Лобанов покачал головой:

– Нет. Не стоит лишний раз светиться, и к тому же для здоровья плохо. Пока, я буду забегать с проверками.

Кременецкий и Лида вышли в коридор и направились к лифтам Корпуса Спецподготовки. По пути им изредка встречались молодые люди и девушки в одинаково унылой униформе и с одинаково худыми и серыми лицами.

– Я гляжу, жизнь у вас далека от того, чтобы бить ключом. Как они, интересно, работают?

– Так и работают. Наши времена канули в лету вместе с нашей энергичностью и многим другим. Эти все будто спят на ходу. Живые трупы, люди, умершие при рождении. Знаешь, что самое страшное? Негде взять других. Поэтому тебя выдернули из берлоги назад в наш кавардак… Я хотел ехать сам, но босс быстро объяснил мне глупость этой затеи. Здоровье у меня ни к черту, Сережа. Вполне возможно, что когда ты вернешься, меня уже похоронят.

Серега попытался как можно веселее возразить другу:

– Брось ты, еще погуляем с тобой, отпразднуем успех!

– Что такое? Раньше не замечал за тобой столь глупой, неоправданной оптимистичности.

– Жизнь в деревне, наверное. Лида рассмеялся.

– Хотя шутить ты не разучился. Шутки шутками, а у тебя шансов сойти в могилу не меньше моего.

Вздохнув, он медленно вынул из кармана сигареты с фильтром и протянул пачку Кременецкому.

– Нет, спасибо, брат. Я отказался от этого сухого уличного воздуха, запечатанного в бумагу лет пять назад.

– Молодец. Кстати, в Европе табака уже почти не садят и там все ведут «здоровый образ жизни». Эх, раз мы шевелим языками, поговорим и о деле. Как у тебя обстоят дела с венгерским, немецким, итальянским, французским и, конечно, шведским языками?

– Боюсь, никак. Может быть, немецкий я помню неплохо, итальянский и французский – плохо, а остальные два никогда и не знал.

– Жаль, что ты так сильно расслабился на пенсии…

– Ну, кто ж знал!

– Да ладно, – Лида вяло махнул рукой. – Есть у нас новые методики и техника, и эти варварские языки выучишь за четыре ночи. Еще тебе предстоит медицинское обследование, физические тесты, спецтехпроверка. Выдадим тебе лучшее снаряжение, какое у нас есть, и отправим.

– Легко и просто! – пробормотал Серега. Перед ними с шипением раскрылись дверцы лифта.